Правда, делали они это в весьма туманных выражениях, что свидетельствовало об отсутствии знаний в данной области. Так, например, автор брюссельского «Трактата о шифрах», который продемонстрировал свои незаурядные криптоаналитические способности, вскрыв в 1676 г. французский королевский код для испанского короля, оказался бессилен, когда столкнулся с многоалфавитностью. Он смог лишь предложить метод опробования одной буквы открытого текста за другой до тех пор, пока в определяемом им ключе не появится имеющее смысл слово. Разумеется, он не сумел проиллюстрировать свой метод на практике: количество перебираемых комбинаций настолько велико, что он и сейчас продолжал бы заниматься опробованием букв. Слабая сторона предложенного им метода находится в заметном контрасте с техническим мастерством, продемонстрированным в остальной части его «Трактата о шифрах».
Время и место написания «Трактата о шифрах», неудача его автора с многоалфавитностью и работа на испанского короля позволяют сделать предположение, что это был криптоаналитик по имени Мартин, который фигурировал в другом инциденте, показавшем, насколько редким и случайным было вскрытие многоалфавитного шифра. Французский кардинал Рец поведал в своих «Мемуарах», как 8 августа 1654 г. он сбежал из замка в городе Нанте после двух лет заключения по политическим мотивам. Он, между прочим, писал о шифрах:
Здесь Рецу явно хотелось показать, как мало можно доверять шифрам. Но тот факт, что счастливая догадка близкого друга Реца была единственным случаем вскрытия, скорее повышает ценность этого шифра, чем свидетельствует о его ненадежности.
Самое интересное вскрытие многоалфавитного шифра в годы господства номенклаторов принадлежит знаменитому человеку, имя которого стало нарицательным совсем в другой области: он был настолько одержим женщинами, что заставил служить своей страсти даже криптоанализ.
В 1757 г. он беседовал о магии и алхимии с одной знакомой дамой, некой мадам д'Юрфе. Она показала ему зашифрованную рукопись, в которой говорилось о превращении простых металлов в золото, и сказала, что ей не нужно держать эту рукопись под запором, поскольку ключ находится только у нее. Д'Юрфе дала ему рукопись со словами, что не верит в криптоанализ. Позже он написал в своих мемуарах:
Однако «чувство горечи и стыда» не помешало ему изумить даму фокусом с ключевым словом «НАВУХОДОНОСОР», а через некоторое время распрощаться с ней, «унося с собой ее душу, ее сердце, ее ум и все хорошие чувства, которые она оставила». Кто же был этот криптоаналитик? Джакомо Казакова16.
Может показаться, что множество случаев дешифрования должно было развеять миф о невскрываемости многоалфавитных шифров задолго до того, как в 1863 г. отставной майор прусской пехоты впервые опубликовал универсальный метод их вскрытия. Но это были изолированные случаи, отделенные друг от друга десятками, а иногда и сотнями лет. Многоалфавитность оставалась редким явлением, и сама ее непопулярность служила ей защитой. Если бы многоалфавитностью пользовались чаще, то, возможно, криптоаналитики давно бы проложили путь к общему решению. Но мир твердо остановил свой выбор на номенклаторе, поэтому мифу была суждена долгая жизнь.
Что касается человека, который в середине XIX века произвел переворот в криптоанализе, то о нем известно только то, что содержится в его послужном списке. В течение почти всей своей служебной карьеры Фридрих Казиский был офицером 33-го пехотного полка. Он родился 29 ноября 1805 г. в местечке Шлохау в Западной Пруссии, которое теперь называется Члухув и находится на территории Польши. В возрасте 17 лет Казиский поступил в полк. Через три года он был произведен в офицеры и получил чин лейтенанта, в котором прослужил 14 лет. Старшим лейтенантом он пробыл недолго, а затем получил звание капитана и должность командира роты, на которой находился 9 лет. Казиский вышел в отставку в 1852 г. в звании майора. В 1863 г. в Берлине вышла в свет его небольшая книга «Искусство тайнописи и дешифрования», ознаменовавшая начало новой эпохи в криптоанализе. Однако в то время она почти не вызвала откликов, и Казиский утратил интерес к криптоанализу. Он сделался рьяным любителем-антропологом, принимал активное участие в раскопках древних могил и писал о своей работе в научные журналы. Казиский умер 22 мая 1881 г., даже не догадываясь о том, что произвел настоящую революцию в криптоанализе.
Эра «Черных кабинетов»
Реальмон был осажден. Армия французского короля под командованием принца Конде окружила его на рассвете 19 апреля 1628 г. Однако гугеноты, укрывшиеся за зубчатыми стенами этого небольшого города на юге Франции, оказывали упорное сопротивление. Они с презрением отвергали все требования о капитуляции, заявляя, что скорее умрут, чем сдадутся.
Вскоре королевские солдаты захватили городского жителя, который пытался доставить зашифрованное сообщение войскам гугенотов за пределами Реальмона. Никто в окружении принца не сумел его прочесть. Только через неделю выяснилось, что перехваченное сообщение гугенотов может дешифровать юный отпрыск влиятельной семьи в городе Альби в десяти милях от Реальмона. Этот молодой человек, по слухам, интересовался шифрами.
Криптограмма была отвезена в Альби. Молодой человек прочитал ее сразу же. Выяснилось, что защитники Реальмона отчаянно нуждались в боеприпасах и что, не получив их, они будут вынуждены в скором времени капитулировать. Это была важная новость, потому что город по-прежнему отважно сопротивлялся, не показывая никаких признаков грядущей капитуляции. Осада города была продолжена, и 30 апреля 1628 г. Реальмон сдался. Так было положено начало карьеры человека, которому суждено было стать первым профессиональным криптоаналитиком во Франции. Это был Антуан Россиньоль.
Когда весть о роли Россиньоля в покорении Реальмона дошла до хитрого и предприимчивого кардинала Франции Ришелье, он немедленно присоединил Россиньоля к своей свите. Как раз вовремя. Армия католиков под командованием Ришелье, окружившая главный бастион гугенотов – крепость Ла-Рошель, перехватила несколько зашифрованных писем. Их легко прочитал молодой дешифровальщик из Альби. Его высокопреосвященству было доложено, что голодающие горожане с нетерпением ожидают помощи, которую англичане обещали прислать морем. Когда английский флот с продовольствием прибыл, он был настолько напуган превосходившими его по силе французскими кораблями, охранявшими подходы к Ла-Рошели, что даже не предпринял попытки пробиться к осажденным силой. Через месяц город капитулировал. Так был заложен фундамент великой традиции во французском криптоанализе.
Очень скоро Россиньоль перешел на королевскую службу. К 1630 г. его работа принесла ему капитал, достаточный для того, чтобы выстроить себе элегантный особняк с очаровательным садом. Здесь для встреч с молодым криптоаналитиком неоднократно останавливался сам король Людовик XIII, когда возвращался в Париж из загородной резиденции.
Россиньоль необычайно плодотворно служил на поприще криптоанализа как при дворе этого монарха, так и в свите Людовика XIV. Например, взятие крепости Эден королевской армией было ускорено благодаря тому, что Россиньоль прочитал зашифрованную просьбу ее защитников о помощи, а после этого тем же шифром составил ответ, в котором жители города извещались о тщетности их надежд. Он тогда не рассказывал о том, сколько других городов вынудил сложить оружие и сколько предательств раскрыл среди высшей знати. Из-за этой скрытности некоторые придворные утверждали, что на самом деле Россиньоль не вскрыл ни одного шифра и что кардинал распространяет слухи о его способностях с целью отбить охоту у потенциальных заговорщиков. На смертном одре Людовик XIII охарактеризовал Россиньоля как человека, от которого зависит благополучие его подданных. Неудивительно, что через два года, 18 февраля 1645 г., преемник Ришелье кардинал Мазарини назначил Россиньоля государственным советником. Как и Ришелье, Мазарини пересылал ему перехваченные шифрсообщения. Например, в 1656 г. он направил зашифрованное письмо кардинала Реца с указанием Россиньолю прочесть его. При Людовике XIV Россиньоль часто работал в комнате, непосредственно прилегающей к кабинету короля в Версальском дворце. Отсюда шел поток дешифрованных сообщений, которые помогали королю определять политику Франции.
Одним из лучших друзей Россиньоля был поэт Буаробер, инициатор идеи создания Французской академии. Когда Буаробер попал в немилость при дворе, он пожаловался на свалившееся на него несчастье в стихотворении, адресованном своему влиятельному другу-криптоаналитику. Россиньоль показал это стихотворение Мазарини, который во время следующей аудиенции во всеуслышание похвалил Буаробера. Позже из чувства благодарности Буаробер написал 66-строчное стихотворение, в котором воспел Россиньоля. Это первая стихотворная ода, посвященная криптоаналитику. Некоторые ее строки звучат так:
31 Под небом нет ничего,
Что может скрыться от твоих глаз;
Эти глаза Линса17, которые, я думаю,
Проникают в наши самые сокровенные мысли.
35 Как изумительно твое искусство и ярко.
И как важна сила твоего мастерства!
Ибо с его помощью приобретаются провинции,
Раскрываются секреты всех королей,
И с малыми усилиями оно
40 Вынуждает сдаваться города и форты
…
57 Действительно, твое мастерство
выше моего понимания,
И я никогда не постигну
Твой секрет; но я сейчас могу сказать,
60 Что оно служит тебе очень хорошо,
Что ты заслуживаешь этого. Не опасайся,
Твое мастерство будет благоприятствовать тебе годами
И судьба будет тебе улыбаться,
Пока войны омрачают землю.
Работа Россиньоля сделала его видной фигурой при дворе Людовика XIV. Россиньоль стал первым человеком, прославившимся исключительно благодаря своим криптоаналитическим способностям. Шарль Перро, который больше известен как автор сказок, включил краткую18 биографию Россиньоля в свою книгу «Знаменитые люди, появившиеся во Франции в нынешнем веке», наряду с жизнеописанием Ришелье. Возникла даже легенда о том, что успехи Россиньоля во вскрытии шифров были настолько непостижимы для современников, что приспособление, с помощью которого открывают замок, когда ключ утерян, до сих пор называют во Франции «россиньолем». Хотя сам факт такого употребления слова «россиньоль» имеет место, приписываемое ему происхождение ложно. В данном конкретном значении «россиньоль» появился в уголовном жаргоне почти за два века до рождения знаменитого криптоаналитика. Поскольку это слово также означает «соловей», не исключено, что взломщики приспособили его вместо слова «отмычка», поскольку щелканье и дребезжание воровского инструмента звучали для их ушей подобно пению птицы.
Власть, богатство и королевская благосклонность, которые окружали Россиньоля при дворе, совершенно вскружили голову этому выходцу из провинции. Ведь это что-то значит – расхаживать по галереям королевского дворца с надменными принцами Франции, носить дорогие кружевные костюмы с огромными манжетами и чулки из самого белого шелка, играть в бильярд с самим королем и видеть это запечатленным на гравюре, а потом возвращаться домой во всем блеске своей славы. «Монсиньор, – сказал он однажды Ришелье о своих соседях с плохо скрываемой радостью, – они не смеют приближаться ко мне. Они считают меня фаворитом, меня, который живет с ними так же, как и раньше. Они изумляются моей любезности».
Тем не менее достижения Россиньоля действительно неоспоримы. С предельной ясностью он показал правителям Франции важность дешифрованных депеш для формирования их политики. Его работа демонстрировала это настолько эффективно, что королевский военный министр Лувуа энергично поощрял каждого, кто мог предоставить полученную таким образом информацию. Сохранилось письмо Лувуа, в котором он выражает благодарность за добытый шифр неприятеля, заверяя, что человеку, который может помочь прочесть несколько шифрованных писем, «его величество пожалует все, что он попросит».
Будучи в курсе успехов собственных дешифровальщиков, французские правители прекрасно осознавали необходимость повышения надежности своих шифрсистем. Их осмотрительность была нелишней. В 1774 г. Людовику XV был доставлен пакет из Вены. Когда французский король вскрыл его, он обнаружил там копии открытых текстов своей шифрованной корреспонденции. Людовику сообщили, что пакет прибыл от аббата Жоржеля, секретаря французского посла в Австрии. В Вене Жоржель встретился в полночь с человеком в маске, который в обмен на тысячу дукатов передал ему этот пакет и за дополнительное щедрое вознаграждение пообещал два раза в неделю передавать аббату все находки так называемого «черного кабинета» в Вене, в котором тайно вскрывалась и дешифровалась корреспонденция других стран.
В XVIII веке «черные кабинеты» стали распространенным явлением в Европе, а венский пользовался репутацией самого лучшего среди них. Он функционировал очень эффективно. Мешки с почтой, которая должна была доставляться утром посольствам в Вене, в 7 часов утра ежедневно привозили в помещение «черного кабинета». Там письма вскрывали, растапливая печати над свечой, отмечали порядок расположения страниц в конверте и передавали их помощнику директора. Он читал их и давал указания о снятии копий с самых важных документов. Длинные письма для экономии времени копировались под диктовку с использованием до четырех стенографистов одновременно. Если письмо было на незнакомом помощнику директора языке, он передавал его служащему кабинета, знавшему этот язык. Имелись переводчики со всех европейских языков, а когда появлялась потребность в новом языке, один из служащих срочно выучивал его. После копирования письма укладывались обратно в конверты, которые опечатывались поддельными печатями и возвращались на почту не позже 9.30 утра.
Через полчаса в «черный кабинет» прибывала новая почта. Она обрабатывалась таким же образом, хотя и с меньшей поспешностью, поскольку была транзитной. Как правило, эта корреспонденция возвращалась на почтовую станцию к 2 часам дня, хотя иногда ее задерживали и до 7 часов вечера. В 11 часов утра прибывала почта, перехваченная полицией. А в 4 часа дня курьеры привозили письма, которые отправляли зарубежные посольства. Эти письма снова вливались в поток отправляемой из Вены почтовой корреспонденции к 6.30 вечера. Скопированный материал попадал на стол к директору «черного кабинета», который отбирал особо интересную информацию и направлял ее заинтересованным лицам – ко двору, полицейским чиновникам, дипломатам и военачальникам. Таким образом венский «черный кабинет» со штатом всего в десять человек обрабатывал в среднем сотню писем за день.
Поражает то обстоятельство, что проворные пальцы сотрудников венского «черного кабинета» почти никогда не вкладывали письма в чужие конверты. Лишь однажды перехваченное письмо для герцога Моденского было ошибочно опечатано очень похожей печатью правителя Пармы. Когда герцог заметил подлог, он отправил его в Парму с ироничной пометкой: «Не совсем мне, но и не вам». Оба государства заявили протест, но Вена отреагировала на него проявлением полнейшего недоумения. Тем не менее многие представители зарубежных стран при австрийском дворе знали о существовании в Вене «черного кабинета». Его наличие косвенно признали даже сами австрийцы. Когда английский посол с юмором пожаловался, что он получает копии вместо оригинальной корреспонденции, австрийский канцлер холодно заметил: «Как неловки эти люди!»
Перехваченная зашифрованная корреспонденция подвергалась криптоанализу. В нем венцы достигли замечательных успехов, которыми были обязаны своей прогрессивной системе работы с персоналом. За исключением чрезвычайных случаев, австрийские криптоаналитики одну неделю работали, а другую – отдыхали, чтобы избежать переутомления от интенсивной умственной нагрузки. Хотя их заработная плата была невысокой, за вскрытие шифров выдавались значительные премии. Несколько меньшая премия полагалась за дешифрование по украденным ключам. Например, в 1833 г. криптоаналитики получили 3/5 суммы, предназначенной для премий, за чтение шифровок французского посланника. В течение одной ночи ключ к его шифру был тайно изъят, скопирован и снова водворен в шкаф в спальной комнате секретаря французской дипломатической миссии в Вене.
Существенным стимулом в работе было и королевское признание выдающихся заслуг австрийских криптоаналитиков. Карл VI вручал им премии лично, а эрцгерцогиня Мария-Терезия часто беседовала с сотрудниками «черного кабинета» о надежности используемых шифров и о достижениях других стран в криптоанализе.
Подготовка криптоаналитиков также была нацелена на получение от них максимальной отдачи. Для работы в «черном кабинете» набирали молодых людей в возрасте примерно двадцати лет с высокими моральными качествами. Они должны были бегло говорить по-французски и по-итальянски, знать математику. Сначала их держали в полном неведении относительно подлинного характера предстоящей деятельности и обучали созданию надежных шифров, а затем подвергали испытанию – смогут ли они вскрыть разработанные ими же шифры. Неспособным подыскивали другую государственную службу, а остальных посвящали в секреты криптоаналитического мастерства и посылали в другие страны для лингвистической практики. После вскрытия первого шифра их жалованье удваивалось. Кроме того, для молодого человека открывалась перспектива стать квалифицированным специалистом, который за достигнутые успехи получает аудиенцию у монарха со всеми вытекающими отсюда привилегиями.
Хорошую возможность взглянуть на достижения венского «черного кабинета» дают письма барона Игнаца Коха, который руководил им с 1749-го по 1763 г. Например, 4 сентября 1751 г. он послал австрийскому послу во Франции некую дешифрованную корреспонденцию, позволявшую, по его словам, «гораздо лучше понять основные политические принципы, которыми руководствуется правительственный кабинет во Франции». А еще через две недели он написал:
«Это восемнадцатый шифр, который мы вскрыли в течение года… К сожалению, нас считают чересчур способными в этом искусстве, и мысль о том, что мы можем вторгнуться в их корреспонденцию, побуждает иностранные дворы непрерывно менять ключи, иначе говоря, посылать каждый раз более трудные в смысле дешифрования сообщения».
К достижениям венского «черного кабинета» относится чтение шифрованной переписки Наполеона, Талейрана, множества других зарубежных политических деятелей и дипломатов.
В XVIII веке в Англии также функционировал свои «черный кабинет». В отличие от венского, он не имел собственного помещения. Поэтому его небольшой штат экспертов работал большей частью дома, получая материалы через посыльных. У английского «черного кабинета» отсутствовала четкая организационная структура, старший дешифровальщик был в нем просто первым среди равных. Финансирование «черного кабинета» осуществлялось за счет денег, отпускавшихся министерству почт Англии из дополнительных доходов парламента. Во всей стране только около тридцати человек знали о том, что «черный кабинет» читает иностранную дипломатическую переписку. С ней знакомились только король и несколько его главных министров. Однако несмотря на соблюдаемую секретность, большинство деловых людей в Англии предусмотрительно шифровало свою корреспонденцию или доверяло ее частным посыльным. И немудрено – ведь английский закон о почте от 1711 г. давал правительственным служащим право вскрывать любые почтовые отправления на основании ордеров, которые они же себе и выдавали.
Английский «черный кабинет» прочитывал в среднем две или три шифрованные депеши за неделю. Его криптоаналитики успешно вскрывали шифры Австрии, Греции, России, Турции, Франции, а также Неаполя, Саксонии, Сардинии и других итальянских государств. Позднее к этим странам присоединились и Соединенные Штаты Америки. К примеру, архив французской корреспонденции, перехваченной в XVIII-XIX веках, состоит из пяти томов, насчитывающих в общей сложности более 2000 страниц. К ним дополнительно прилагаются еще три тома ключей к французским шифрам. Испанское досье состоит из трех томов на 872 страницах. В нем собраны сообщения, перехваченные англичанами с 1719-го по 1839 г. Не все испанские шифровки были прочитаны непосредственно после того, как были перехвачены. Многие ждали своей очереди до тех пор, когда их накапливалось достаточно много для успешного дешифрования или когда появлялась необходимость в их чтении.
В 1723 г. два криптоаналитика английского «черного кабинета» выступили в качестве свидетелей в палате лордов, где судили епископа Фрэнсиса Эттербери по обвинению в заговоре. Поскольку главные изобличающие Эттербери улики были найдены в дешифровках Эдварда Уиллеса и Энтони Корбире, лорды «сочли уместным вызвать в суд этих дешифровальщиков, дабы убедиться в достоверности их дешифрования». Уиллес и Корбире показали под присягой, что переписка Эттербери была дешифрована ими независимо друг от друга, поскольку один из них находился в провинции, а другой – в столице, и тем не менее результаты дешифрования совпали.
Эттербери попытался поставить под сомнение достоверность открытых текстов, представленных Уиллесом и Корбире. Подсудимый поднял такой шум, что ему и его адвокату было приказано удалиться, а лорды проголосовали за предложение о том, «что, по мнению палаты, любые вопросы дешифровальщику, которые могут привести к раскрытию способов или тайн дешифрования, противоречат общественной безопасности». Голосование было положительным, и дешифрованные тексты были приняты в качестве доказательства виновности Эттербери. Он был отрешен от должности и изгнан из королевства.
Эра «черных кабинетов» в Европе была недолгой. Бурные политические события середины XIX века привели к ограничению абсолютной власти европейских монархов и их полицейских ведомств. Провозглашенные принципы свободы и равенства были несовместимы с цензурой переписки. В июне 1844 г. волна протестов со стороны общественности по поводу перлюстрации писем вынудила английское правительство прекратить перехват дипломатической переписки. В Австрии двери венского «черного кабинета» закрылись в 1848 г. А во Франции «черный кабинет», который уже со времен Великой французской революции дышал на ладан, в этот год также прекратил свое существование.
За океаном не было ни «черных кабинетов», ни платных криптоаналитиков. Тем не менее и там криптоанализ сыграл положительную роль – помог американским колониям занять достойное место среди других стран мира.
Эта история началась в августе 1775 г. Булочника Годфри Венвуда навестила в Ньюпорте его бывшая любовница. Она попросила Венвуда помочь передать одно письмо английским офицерам. У патриота-повстанца Венвуда зародилось сомнение. Он уговорил любовницу отдать письмо для доставки по назначению и уехать, прежде чем его невеста узнает о ее посещении. Но Венвуд не отослал письмо, а вскрыл его и обнаружил три страницы, заполненные странными символами и цифрами. Это укрепило его подозрения.
В конце сентября Венвуд прибыл в штаб генерала Джорджа Вашингтона, чтобы показать ему письмо. Главнокомандующий повстанческими войсками не сумел прочитать криптограмму и распорядился допросить бывшую любовницу Венвуда. Она призналась, что письмо ей передал ее очередной любовник – доктор Бенджамин Черч. Вашингтон был поражен. Черч являлся генеральным инспектором госпиталей. Процветающий бостонский врач, он только накануне просил об отставке с поста директора госпиталей. Вашингтон отклонил эту просьбу из-за своего «нежелания расстаться с хорошим инспектором». Мог ли такой известный человек состоять в тайной и, возможно, предательской переписке?
Когда Черча допросили, он с готовностью признался, что письмо принадлежит ему и адресовано брату Флемингу, который находится в Бостоне. Если письмо расшифровать, то обнаружится, что в нем нет ничего криминального. И хотя Черч неоднократно торжественно заверял в своей преданности делу освобождения из-под английского колониального гнета, он не изъявил готовности дословно изложить содержание письма.
Вашингтон занялся поисками людей, которые смогли бы прочесть письмо Черча. Когда стало известно, что Вашингтону нужны криптоаналитики, несколько человек с готовностью предложили свои услуги. 3 октября Вашингтон получил от них открытый текст письма. В нем Черч доносил английскому главнокомандующему о снабжении американцев боеприпасами, их продовольственных запасах и численности войск. Письмо заканчивалось словами:
«Соблюдайте всяческую предосторожность, не то я погиб».
Черча заключили в тюрьму, а затем в 1780 г. выслали в Вест-Индию. Небольшая шхуна, на которой он плыл, пропала без вести. Так первый американец, лишившийся свободы в результате умелого использования криптоанализа, потерял вдобавок и жизнь.
В то время как в ходе американской революции появлялись все новые и новые шифровальные системы, криптоанализ переживал период застоя. Главная причина крылась в том, что за редким исключением, как, например, в случае с Черчем, криптограммы не удавалось перехватить. И лишь когда война с англичанами близилась к своему завершению, было захвачено достаточное количество сообщений для криптоанализа. Большинство из них было дешифровано Джеймсом Ловеллом, которого можно по праву назвать отцом американского криптоанализа.
Ловелл родился 31 октября 1737 г. в Бостоне. В 1756 г. он окончил Гарвардский университет и в течение 18 лет преподавал в средней школе. В 1777 г. Ловелл был избран депутатом конгресса и вскоре стал известен благодаря своему рвению и трудолюбию.
Криптоаналитические успехи Ловелла пришлись очень кстати. Осенью 1781 г. заместитель английского главнокомандующего в Америке Чарльз Корнуоллис перебросил свои войска на север – из Каролины в Вирджинию. Будучи убежден, что для того, чтобы удержать южные земли, сначала нужно овладеть севером, он выступил по направлению к побережью в надежде получить подкрепления по морю от своего шефа, генерала Генри Клинтона, находившегося в Нью-Йорке. Корнуоллис планировал подчинить себе Вирджинию, затем покорить Каролину и известить его величество, короля Георга III, о том, что с восстанием в Америке покончено.
Именно в это время американский командующий на юге Натаниэль Грин направил конгрессу несколько перехваченных английских криптограмм, которые в его штабе никто не мог прочитать, присовокупив их к своему общему донесению. Эта шифрованная английская корреспонденция оказалась перепиской между Корнуоллисом и некоторыми из его подчиненных.
Донесение Грина было зачитано в конгрессе 17 сентября. Четырьмя днями позже Ловелл расшифровал приложения к донесению. К сожалению, из-за быстрого развития событий добытая Ловеллом информация не принесла много пользы. Но найденные Ловеллом ключи вполне могли пригодиться когда-нибудь в будущем. В своем письме Вашингтону Ловелл написал:
«Не исключено, что противник намерен и далее зашифровывать свою переписку… Если это так, то Ваше превосходительство, возможно пожелает извлечь для себя пользу, дав Вашему секретарю указание снять копию ключей и замечаний, которые я через Вас направляю…»
Более проницательным Ловелл быть не мог. Вскрытый им шифр действительно служил также и для связи между Корнуоллисом и Клинтоном. К тому времени Корнуоллис отошел к Йорктауну, чтобы дождаться подкреплений от Клинтона. Но Вашингтон с 16-тысячным войском окружил город, а французский адмирал граф де Грасс с 24 кораблями блокировал помощь англичанам с моря. 6 октября Вашингтон писал Ловеллу:
«Мой секретарь снял копии с шифров и с помощью одного из алфавитов сумел расшифровать параграф недавно перехваченного письма лорда Корнуоллиса сэру Клинтону».
Эта информация помогла Вашингтону оценить реальное положение дел в английском лагере.
Тем временем для связи с Корнуоллисом Клинтон снарядил два небольших судна, которые он отправил из Нью-Йорка 26 сентября и 3 октября. Оба они были захвачены повстанцами. При этом одно из них прибило к берегу, где англичанин, который вез пачку шифрованных депеш, спрятал их под большим камнем, прежде чем его захватили в плен. Потом, как выразился один американец, «в результате непродолжительной беседы и пообещав прощение», повстанцы уговорили англичанина отыскать спрятанные депеши. Поиски заняли около двух дней.
Ловелл получил эти депеши 14 октября и тотчас же принялся за дело. Успех не заставил себя долго ждать, так как к своей радости Ловелл обнаружил, что они зашифрованы тем же шифром, что и остальная переписка Корнуоллиса. В одной из прочитанных Ловеллом депеш, в частности, говорилось: