Виргиния холодно улыбнулась и приказала: «Выбрось эту тварь в окно!»

– Нет, – с усилием выдохнула девушка, – я не сделаю этого.

– Почему? – Голос циалианки был холоден, как зимняя луна.

– Потому что я люблю ее! – выдохнула Эста. – А она любит меня.

– Любишь? Сейчас я покажу тебе, чего стоит эта любовь. – Предстоятельница пренебрежительно махнула рукой в сторону кошки. – Ты любишь ее, кормишь, ласкаешь, говоришь с ней как с человеком. А она сейчас вцепится тебе в лицо. Смотри!

Губы Ее Иносенсии шевельнулись, свет свечей стал молочно-белым. Эстеле стало еще страшнее, хотя, казалось, такое было невозможно. Ее глаза, не отрываясь, смотрели на маленькую серую кошечку, а та… та и не думала нападать. Она легко высвободилась из вдруг онемевших рук девушки, спрыгнула на пол и, усевшись на полу, занялась интимным туалетом, не обращая никакого внимания на Предстоятельницу. С трудом заставив глаза повиноваться, Эста перевела взгляд на свою мучительницу и увидела на холеном лице досаду. Виргиния вновь что-то пробормотала, мертвенно-белое пламя вытянулось вверх чуть ли не на длину самой свечи, стены комнаты словно бы скрылись в тумане, но кошка не повела и ухом.

– Мерзкая тварь, – прошипела циалианка. И тут девушка не выдержала. Весь ужас, все унижение последних дней вырвалось в истерическом хохоте. Взгляд, брошенный на нее Виргинией, поверг бы в ужас закаленного воина, но Эстела была в таком состоянии, когда уже ничего не боятся. К счастью, Ее Иносенсия владела собой лучше и помнила, какую роль должны сыграть ре Фло в ее игре. Ярость Предстоятельницы излилась на животное.

Последовала белая вспышка, Эстела инстинктивно зажмурилась, а когда открыла глаза, на месте серой кошечки стояла светловолосая женщина в черном, а на обычно бесстрастном лике Виргинии застыл смертный ужас. Женщины о чем-то говорили, но дочка старого Этьена не понимала ни слова. В каком-то жутком экстазе она смотрела на искаженные черты циалианки, на ее ставшие умоляющими глаза. Она, без сомнения, знала, кто перед ней, ненавидела ее, но была совершенно беспомощна, беспомощней, чем сама Эстела мгновенье назад. Сколько продолжалась чудовищная беседа, юная графиня так и не поняла. Светловолосая что-то сказала, и страшное слепое пламя свечей с двух сторон рванулось к Ее Иносенсии, окружив ее голову мерцающей опаловой короной. Девушка видела, как выражение ужаса на лице Предстоятельницы сменилось бессмысленной улыбкой идиотки, глаза больше ничего не выражали, из полуоткрытого рта потекла слюна. Циалианка хихикнула, почесалась, опустилась на четвереньки и отползла к стене.

– Ты собираешься оставаться тут или пойдешь со мной? – негромкий хрипловатый голос оторвал Эстелу от созерцания того, во что превратилась глава сильнейшего в Арции ордена. Девушка подняла голову и столкнулась взглядом с молодой сероглазой женщиной.

– Кто… вы?

– Неважно. Нам нужно уходить, пока остальные думают, что эта красотка занята тобой.

– Что с ней?

– Ничего… Она даже счастлива по-своему. По крайней мере, в таком виде она больше никому ничего не сделает. И не расскажет. Так ты идешь?

– Иду…

Эстель Оскора

Первый раз я стала кошкой во время скитаний по иным мирам. Тогда я еще допускала, что, принимая облик той или иной твари, ты в какой-то мере перенимаешь и ее суть. Кошки не знают ни любви, ни стыда, ни тоски по несбывшемуся, и я надеялась, что мне станет легче. Куда там! Трансформация тем и характерна, что затрагивает все, кроме сознания. Я могла видеть, слышать, ощущать запахи, как кошка, но я оставалась самой собой, существом, которое должно ВСПОМНИТЬ И ВЕРНУТЬСЯ.

К счастью, никакой опыт не бывает излишним, я очень быстро поняла преимущество кошачьего облика перед каким угодно другим. Во-первых, кошки обладают легкой магической аурой, в которой проще простого укрыть не самые сильные заклятья, от которых тоже остается след или след следа, а опытный маг или любой дурак, но с Кристаллом, их обязательно учует. Во-вторых, кошка пролезет везде, где пролезет ее голова, их пруд пруди в любом городе любой реальности, на нее никто не будет пялиться и показывать пальцем. В-третьих, эти хвостатые твари подмяли под себя почти всех женщин и половину мужчин. При желании кошка может обосноваться чуть ли не в любом доме, а уж во дворцах, где полным– полно прислуги и крыс, их и вовсе десятки. Лучшего обличья для того, чтобы, не привлекая к себе внимания, разузнать нужное, не придумаешь.

Лично я неоднократно убеждалась, что надеть на время кошачью шкуру проще и безопаснее, чем творить сложные заклятья вроде того же двойного зеркала или невидимости. Принять облик кошки просто, а оставаться в нем можно сколь угодно долго, это заклятье не требуется поддерживать, и снимается оно молниеносно. Догадайся кто, что за ним охотится оборотень, толку-то! Попробуй перелови и проверь ВСЕХ кошек в округе, от этого сам Творец и тот рехнется. Конечно, если ты физически СТАНОВИШЬСЯ кошкой, а не заставляешь других себя видеть таковой, возникают определенные неудобства, например, запахи, которые делаются отвратительно сильными и от которых потом очень трудно избавиться. Но это не самое страшное.

Я неоднократно пускала в ход эту уловку, и она меня еще ни разу не подводила. Вот и на этот раз я не только узнала то, что хотела, но и вывела из строя достаточно сильного врага. Виргинию с ее отвратительной магией нельзя было оставлять за спиной. Жаль, ее разум выгорел раньше, чем я узнала, как женщина, в которой не было и капли Старой Крови, достигла таких высот. Признаю, тогда это вызвало у меня лишь досаду, но не более. Мыслями я была уже в другом месте, к тому же мне на голову свалилась девчонка, с которой нужно было что-то делать.

Что до циалианок, то главное я все же поняла. В их магии отчетливо проступал след Ройгу, но без него самого. Циалианская волшба была тоньше и на первый взгляд слабее и питалась из какого-то иного источника. Это не могло не беспокоить. В Тарре вообще творилось что-то не вполне понятное и на редкость пакостное. Я хорошо помнила ту Арцию, которую покинула. Тогда тоже все было куда как непросто, но, по крайней мере, можно было разобраться, кто на чьей стороне. Сейчас все запуталось окончательно, и мне предстояло решить, нырнуть ли в хитросплетения местной политики или попробовать пробиться к Эрасти и перевалить все на его плечи, а самой искать Рене. Я знала, что это безумие, что даже звезды и те изменились за тот чудовищный срок, пока меня носило по иным мирам, но логика диктовала одно, а сердце – другое. Я верила, что Рене жив и что он здесь…

– Куда мы идем? – Голосок моей спутницы вернул меня к действительности. Она была мужественной девочкой, эта Эстела ре Фло. Я помнила это имя. Ре Фло были сторонниками Луи, а за прошедшее время их влияние только возросло. Не знаю, каковы отец и братья Эсты, но она сама мне нравилась. Когда мы, прикрытые тенью магии Виргинии, шли через обитель, брали лошадей, врали приворотницам, неспешным шагом выезжали со двора, она молча исполняла все, что я ей приказывала. К вечеру наш магический покров рассеялся, но, пока я не пущу в ход собственную Силу, нас не найти даже с помощью Кристалла. Для окружающих мы всего лишь две женщины – совсем молоденькая и чуть постарше, в которых при всем желании не учуять ничего запретного.

Я очень хорошо вывела из себя Виргинию, и Силы, обрушенной ею на бедную маленькую кошечку, хватило с избытком и для допроса, и для побега. Совесть меня не мучила, ибо подобные бабы счастливы чужими мучениями и унижениями, уничтожить такую означает спасти многих от участи худшей, чем обычная смерть. Хотя лучше было бы, если б она продержалась подольше.

Тем не менее я теперь знала про циалианок достаточно. Подумать только: это мы с Рене сделали их тем, чем они стали, отдав им Рубины. Эту дрянь следовало утопить где-то в Сером море. Но что сделано, то сделано. Отбери я сейчас проклятые камни – ничего не изменится. Могущественный, опирающийся на собственную магию орден, подмявший под себя изрядное количество владык светских и духовных, существовал. Властолюбие же, жестокость и, чего греха таить, Сила его высших адептов делали их непростыми противниками даже для меня, тем паче я не должна была до поры до времени пускать в ход все, что имела. Прежде следовало разобраться, каким боком циалианская магия связана с ройгианской, где обретается пресловутый Белый Олень и что слышно о том, из Серого моря. Что это за пакость, наверняка мог рассказать Эрасти, а я знала, где его искать. Только сначала отвезу домой мою случайную спутницу, все еще терпеливо ждущую ответа.

– Куда мы идем? – я старалась говорить спокойно и равнодушно. – Я провожу тебя к отцу, а дальше – твое дело.

2850 год от В.И.

10-й день месяца Волка.

Арция. Мунт

Значит, завтра… Шарль Тагэре налил себе вина и выпил. Осужденному полагался ужин с королевского стола, этой традиции в Арции еще придерживались. Есть герцогу не хотелось, но упрямство, которое родилось раньше его, заставляло дразнить тюремщиков до последнего. Шарло заставил себя сесть и слопать половину роскошных кушаний, а затем с блаженным видом развалился на кровати. Те, кто подглядывают (а что подглядывают, он не сомневался), должны видеть: ему море по колено. Это был единственный способ не уронить себя.

Внешне герцог сохранял полное спокойствие, но внутри его все было напряжено до предела. Если завтра ему не помогут, все будет кончено. В дюз он не хотел, лучше умереть. Он не слишком хорошо представлял, что именно творят с людьми Скорбящие, но он видел тех, кто побывал у них в руках. Дюз означал медленную и унизительную смерть или жизнь, но жизнь не более достойную и осмысленную, чем у назначенного на убой кабана. Шарлю было всего девять, когда на коронации нынешнего нескладного королишки он увидел тогдашнего герцога ре Эстре, проведшего три года в Аганском дюзе. Буквально накануне того, как Эстре схватили по обвинению в измене, он приезжал к отцу Шарля, чтобы убедить его подняться против Лумэнов. Это был высокий стройный силач с веселыми глазами, в которого влюбилась вся Эльта от мала до велика. После Аганы Шарль узнал ре Эстре лишь по сигне на необъятном брюхе. Прежний герцог исчез. Появилось тупое животное, с трудом таскавшее огромное расплывшееся тело. Его сопровождали два вооруженных синяка, но это, видимо, была лишь дань обычаю, так как единственным желанием некогда умного и гордого человека было набить и без того огромный живот.

Потом Шарль Тагэре понял, что владетеля Эстре привезли, дабы устрашить других нобилей, недовольных Лумэнами. И тогда же Шарль решил, что лучше смерть, чем такая жизнь. Теперь ему предстояло исполнить свое решение. Если на эшафоте он сможет опровергнуть возведенную на него напраслину, обвинители будут вынуждены провозгласить Высший Суд, в котором неправая сторона сгорает в огне святого Антония. Шарль не сомневался, что игра ведется нечестно, и сгореть придется ему, но это лучше, много лучше того, что сотворили с красавцем ре Эстре.

На первый взгляд умереть очень просто. Нужно только ответить обвинителю «нет», а еще лучше оскорбить и его, и Лумэнов. Но сможет ли он? Шарля Тагэре никогда не считали слабаком, но, возможно, именно поэтому его будут «держать» до конца. Правда, там, рядом с осужденным, может быть лишь один синяк… Он должен с ним справиться! И потом, должен же хоть кто-то помочь ему! Неужели Рауль или Анри не догадаются хотя бы пристрелить его из арбалета! Мальвани, тогда еще виконт Малве, тоже видел герцога ре Эстре, он должен понять…

Шарль Тагэре потянулся сильно и красиво, как молодой тигр, и, соскочив с койки, налил себе еще вина. Большие серые глаза в обрамлении черных ресниц смотрели спокойно и даже чуточку лениво, а руки, когда он поднял кувшин, и не думали дрожать.

– А он красив. – Бланкиссима Агриппина со знанием дела рассматривала через потайное оконце высокого светловолосого человека, вновь раскинувшегося на постели. – Даже жаль. Народ любит красивых королей, а бедняжка Пьер… Он даже в храме вызывает смех.

– Безусловно, сестрица, – барон Трюэль пожал плечищами, – но красота Тагэре вряд ли ему поможет.

– Кто знает… – Циалианка загадочно улыбнулась. – Он положительно мне нравится. Не спит, это точно. Никто, кроме дурачка-короля, не смог бы спать, оказавшись в таком положении, но как притворяется! Можно подумать, валяется в гостинице в ожидании встречи с местной красоткой. А Жан все же не рискнул его прилюдно казнить! Понятно, зачем Лумэнам еще один мученик? Другое дело дюз… Правду говорят, что славу смерть не убивает, славу убивает только позор. Если судебники взнуздают нашего красавца, можно считать, что дело сделано. Вряд ли в Арции найдутся люди с волей посильнее, чем у этого Тагэре.

– Похоже, он тебе здорово понравился, – хохотнул барон, – может, запереть тебя с ним на ночку-другую?

– Глупости, Обен, – Агриппина шутливо стукнула брата по лбу, – мне мужчины ни к чему, даже такие красивые. Я себя от всех слабостей заговорила, иначе у меня ничего не выйдет… Но вот другим наш герцог очень даже может приглянуться, и от этого может быть и вред, и польза. В любом случае он должен жить и оставаться в здравом уме и твердой памяти.

– Ты права, но дело зашло слишком далеко. Тагэре опасен.

– Для кого? Для Лумэнов? Не спорю. Но НАМ он ничем не угрожает. Тагэре на троне предпочтительнее дурачка.

– Сестрица! Пьер, конечно, не в себе, но не без вашей помощи. Покойный король позволил сестрам влиять на ребенка, пока он еще был в чреве матери. Вы обещали, что позаботитесь о нем.

– У всех бывают ошибки. Впрочем, Регина, виновная в случившемся, наказана. Диана от Лумэнов не откажется, но Диана не есть Циала, и ошибиться может, и согрешить… И что будет, если бедняга Пьер умрет бездетным? А так и будет, если Фарбье не понравится девице, которую назовут супругой нашего бедного монарха. Нет, положительно неплохо посадить на престол Шарло Тагэре. Или, на худой конец, кого-то из его сыновей.

– Шарль не женат и, если его отправить в дюз, таковым и останется.

– Пожалуй. А все-таки жаль.

– И мне жаль, – внезапно признался Обен, – но пора идти. Если синяки узнают, что я разгуливаю по их замку да еще девушек вожу, они такое устроят… По крайности беднягу Клода, который нас сюда провел, точно в таракана превратят.

– Это невозможно, брат. По крайней мере, нынешние маги никого ни в таракана, ни в осла превратить не в состоянии, но ты прав. Нас не должны заметить.

Эстель Оскора

Вот когда я пожалела, что не осталась в кошачьем облике, кошки каким-то образом ухитряются выглядеть равнодушными, всезнающими и отрешенными от всего земного, человеку же сохранить лицо куда труднее. Если бы я предполагала, что встреча с Мунтом станет для меня такой пыткой, я бы обошла столицу Арции десятой дорогой. Увы, способность мановением руки обрушить гору вовсе не означает, что ты можешь спокойно взглянуть в глаза своему прошлому, а это прошлое смотрело на меня отовсюду – из серых вод Льюферы, из окон императорского, а ныне королевского дворца, с башен Замка Святого Духа. Не знаю, что бы я учудила, не болтайся у меня на шее Эстела ре Фло, каковую нужно было сдать с рук на руки родичам, заставив забыть то, что произошло в Фей-Вэйе. Я еще не решила, что сделаю – заклятье забвения одно из самых тонких, если ты, разумеется, не хочешь причинить человеку вред и обречь его на вечные муки, когда кажется, что вот-вот вспомнишь что-то важное, а оно всякий раз ускользает… От этого один шаг до безумия, я не раз видела, как люди, которых заставляли забыть какую-то совершенную ерунду (чье-то лицо или имя, случайную встречу или происшествие), через несколько лет сходили с ума.

Подвергать такому Эсту я не хотела! Да и пускать в ход мою магию было слишком рискованно, в центре королевства синяки прямо-таки кишмя кишели. Видно, нынешние хозяева Мунта сидели на троне как на гвоздях, иначе зачем им было заводить такое количество прознатчиков и судебных магов? Эстела говорила, что чем дальше на север, тем этой публики меньше, так что наложение заклятия в любом случае откладывается на несколько дней. А пока не мешает посмотреть на город, который я не видела шесть с лишним сотен лет.

Мунт оставался большим, шумным и красивым, я узнавала некоторые здания и памятники, но нового тоже хватало. Сигны на фасадах особняков нобилей по большей части были мне незнакомы, хотя я с какой-то внутренней дрожью узнала и крылатого змея Батаров, и лежащего тигра Мальвани. Я с трудом заставила себя оторвать взгляд от трехэтажного особняка, в котором обретались родичи Сезара. Ум твердил, что здесь никого и ничего не осталось и что своих друзей я могу найти разве что на кладбище, а сердце шептало – а вдруг! Ты постучишься, и к тебе выйдет маршал Арции, человек, которому можно рассказать все, спросить совета, при ком не зазорно плакать, будь ты хоть тысячу раз Эстель Оскора. Я все еще смотрела на особняк, когда рядом провыла труба. Люди с любопытством оглядывались, поворачивали на звук. Я последовала их примеру. Трубили с коронного помоста, расположенного посредине площади, а рядом стоял человек в алой куртке с золотыми нарциссами. Без сомнения, герольд. Ну что ж, послушаем.

Трубач протрубил еще дважды, после чего зачитали указ, в котором говорилось, что завтра на площади Ратуши состоится публичное покаяние Шарля Тагэре, бывшего лейтенанта всей Ифраны, каковой Тагэре злоумышлял против Его Величества Пьера Шестого, был уличен, во всем сознался и, лишенный титула и владений, будет препровожден в Аганский дюз. Синяки всегда честно отрабатывали свой хлеб, но ко мне и Рене завтрашняя церемония никакого отношения не имела. К этому времени нас с Эстелой уже не должно быть в Мунте. Ее место в отцовском замке, мое – в Последних горах, где я или найду Эрасти, или пойму, что это безнадежно.

Народ, отвлекшийся на глашатая, постепенно вернулся к своим делам, и я не была исключением. Пора было подобрать гостиницу, где можно спокойно переночевать. Я обернулась к Тэле, чтобы спросить, где, по ее мнению, лучше всего остановиться двум не очень знатным и богатым путешественницам, и поняла, что сейчас мне мало не покажется. Девушка стояла соляным столбом и была бледна, как сорок ройгианцев. Я еще не знала, что случилось, но чутье услужливо подсказало, что на мою голову свалилось очередное приключение. Так и вышло. Этот самый Шарль Тагэре, приговоренный к публичному покаянию и так далее, для Эстелы был светом в окошке.

Более того, когда дурочка пришла в себя, она потребовала, именно потребовала, чтобы я вытащила его прямо с эшафота, несмотря на орды стражников, синяков и просто любопытствующих. В противном случае моя очаровательная спутница собиралась или сделать это сама, или разделить его судьбу. Я смотрела на расходившуюся девушку с какой-то смесью грусти и веселья. Каким простым и понятным был для нее мир, она знала, что есть добро, а что – зло, и что кому надлежит делать. Это было бы смешно, если бы я сама не прорвалась сюда через тридевять пределов, чтобы отыскать одного-единственного человека, бывшего для меня важнее гибели миров и воссияния негасимых светов. Мне помочь не мог никто, а вот вернуть Эстеле ее возлюбленного я была в силах, нужно было лишь исхитриться и проделать все так, чтобы синяки не учуяли Эстель Оскору…

2850 год от В.И.

10-й день месяца Волка.

Арция. Мунт

Рауль в который раз обходил пока еще пустую площадь. Коронный помост уже был обит алым сукном, плаха и топор лежали где положено, а несколько дюжих стражников бдили, чтобы какой-нибудь предприимчивый воришка не утащил атрибуты правосудия. Молодой ре Фло был в Мунте пятый день, он тайком наведался к барону Обену и Его Высокопреосвященству, а его спутники обошли своих сомнительных знакомцев. Увы! Все сходились на том, что вытащить Шарля Тагэре невозможно. Обвинители никогда не возьмут своих слов назад, кардинал все еще без сознания, а случая, чтобы человек, оказавшийся в цепях на коронном помосте, отрицал свою вину, еще не было. Обен полагал (и Жак это подтверждал), что синяки держат свои жертвы с помощью магии, перед которой любая воля бессильна. У Рауля мелькнула безумная мысль попробовать освободить Шарля по дороге на эшафот, но почтенное сообщество городских грабителей и нищих решительно отказалось участвовать в столь безнадежной затее даже за золото.

Оставалось три выхода, вернее, два, так как первый – предоставить Тагэре его участи – Рауль отмел сразу. Можно было забраться с арбалетом на какую-нибудь крышу и оборвать мучения друга. Он бы так и поступил, не будь призрачной возможности отбить или похитить его по дороге в дюз.

– Сигнор слишком часто возвращается на это место. – Голос был женским, слегка хрипловатым. Рауль решил, что с ним заговорила уличная девка, и уже приготовился дать ей пару аргов^[39], чтоб она отстала, но следующие слова буквально пригвоздили его к месту. – Если сигнор хочет помочь Шарлю Тагэре, ему лучше пойти со мной.

Это могло оказаться ловушкой, но Рауль беспрекословно последовал за высокой женщиной в темно-синем плаще без сигны. Вскоре они сидели за заменяющей отдельный стол здоровенной бочкой в таверне «Развеселый Жак». Ре Фло заказал легкий ужин и кувшин белого вина. Женщина спокойно откинула капюшон, позволив виконту рассмотреть ее лицо. Молодая, светловолосая. Милое лицо с высоким лбом и пухлыми губами, только вот с глазами что-то не то. Глаза большие, серые, но вот взгляд… Ну не смотрят так молодые женщины, даже прошедшие через ад войны и плена. Раулю на мгновенье стало зябко, но он взял себя в руки.

– Откуда сигнора меня знает?

– Вы похожи на свою сестру.

Так, похоже, он все-таки попался, это наверняка циалианка, потому и взгляд у нее такой.

– На сестру? – Жалкая попытка выкрутиться. – Я не понимаю…

– Я не принадлежу к ордену, – губы женщины тронула нехорошая улыбка, – напротив, у меня к капустницам свой счет. Так уж вышло, что ваша сестра оказалась свидетельницей моей, скажем так, беседы с Папессой^[40]. После этого оставлять Эстелу в обители было бы бесчестно, на нее могли взвалить мою вину.

– Вину?

– Ее Иносенсия лишилась рассудка, перед этим пустив в ход магию. – Сероглазая пожала плечами. – Я ей вернула то, что предназначалось Эстеле и мне. Правда, гадюка не предполагала, что я это я.

– Где Эста? – Рауль уже ничего не понимал и, пожалуй, не хотел понимать.

– Через дорогу, вон в той гостинице с малиновой вывеской. Ей отчего-то пришло в голову, что я должна вытащить еще и Тагэре.

– И…

– Я думаю, как это сделать. Лучше всего, если вы мне расскажете об этом обряде все, что знаете и предполагаете. Мне кажется, синяков можно ударить их собственным оружием, но для этого я должна знать все.

2850 год от В.И.

10-й день месяца Волка.

Арция. Мунт

В комнате бланкиссимы Козимы было душно и жарко. Тощая и изжелта-бледная, словно снедаемая изнутри каким-то недугом, Козима даже летом куталась в шаль и зажигала камин, осенью же и зимой ее покои и вовсе превращались в подобие преисподней. Не хватало только сковородок да жарящихся на них грешников, впрочем, под тяжелым взглядом наставницы воспитанницы чувствовали себя не многим уютнее, чем души в преисподней.

Соланж Ноар преклонила колени перед комнатным алтарем, облобызала перстень циалианки и замерла, опустив глаза. Козима кашлянула, поплотнее закуталась в белую шаль и обратила свой пугающий взгляд на девочку.

– Мы слушаем тебя, Соланж. Сегодня ты должна рассказать нам о Войне Оленя.

Сола судорожно сглотнула и молитвенно сложила руки.

– Война Оленя началась в 2228 году. В те времена светоч Церкви Единой и Единственной освещал Арцийский материк до Последних гор, но в Таяне и Эланде уже прорастала ересь. – Сола запнулась, испуганно вздрогнула и торопливо продолжала: – Однако Творец не желал гибели Благодатных земель. Своим орудием он избрал непорочную деву той же крови, что и равноапостольная святая Циала. Это была дочь тарскийского герцога Мишеля…

– Надо говорить «благочестивого тарскийского герцога».

– …благочестивого тарскийского герцога, – послушно повторила Соланж.

– Как было ее имя?

– Ее имя было Мария-Эрика.

– Так, дальше.

– Благочестивый герцог Мишель выдал свою дочь за престарелого таянского короля Марка, который не мог сделать ее своей женой. И тогда свершилось чудо. Юная Мария понесла по воле Божией и разродилась младенцем мужского пола, который должен был стать спасением Благодатных земель. Но у короля Марка была дочь Илана…

– Упоминая ее, – перебила наставница, – следует всякий раз осенять себя Знаком и добавлять: «Да будет ее имя проклято во веки веков».

– Да будет ее имя проклято во веки веков.

– Арде^[41], – веско произнесла Козима.

– Принцесса, желая после смерти отца единолично владеть Таяной, вознамерилась погубить мачеху и брата и обратилась за помощью к богомерзким тварям, именуемым гоблинами и обитавшим в Последних горах. Твари эти испокон века поклонялись Антиподу и почитали Проклятого и были весьма искушены в черном колдовстве. Среди них находили приют и маги людского племени, предавшиеся Запретному. С одним из них, именуемым Романом Черным, и сошлась Илана, да будет проклято ее имя во веки веков.

– Арде!

– С его помощью дочь короля Марка убила брата, призванного стать спасением Благодатных земель, но Мария-Эрика была спасена святой Циалой. Босая и одинокая, она прошла зимой через леса, горы и болота, и дикие звери не трогали ее, а лютые морозы не причиняли ей вреда. Ведомая святой Циалой, она вышла к святому городу Кантиске, где и нашла приют. Илана, да будет проклято ее имя во веки веков, сказала своему отцу и благочестивому герцогу Мишелю, что не ведает, где их супруга и дочь. И те поверили.

Мишель отправился на поиски дочери. По дороге ему явилась святая равноапостольная Циала и поведала, что Мария в Кантиске и что грядет поход Тьмы против Света, а он, Мишель Тарский, избран, дабы встать на пути вражеских ратей. Благочестивый герцог Мишель Тарский отправился в Мунт, предстал пред мудрым императором Базилеком и сказал то, что открыла ему святая равноапостольная Циала. И выслушал его император и повелел собирать воинство. Но племянник императора Луи не захотел принять сторону Света и предался Тьме, потребовав у богомерзких за помощь арцийскую корону. И те ему обещали. И соединилось войско Луи Арцийского с нечестивым воинством, приведенным с Последних гор магом Романом. И оскверняли они храмы и иглеции, и приносили жертвы человеческие Антиподу, и желали они освободить Проклятого и править его именем. Многое множество народа погубили они, и среди всех прочих благочестивого кардинала Таянского Тиберия, который перед смертью постиг, что Илана, да будет проклято ее имя во веки веков, и есть та, кого именуют Темной Звездой, погибелью Тарры.

И все, что было в Благодатных землях темного и порочного, принимало сторону Луи Арцийского и чернокнижника Романа, а все, что было доброго и светлого, вставало под знамена благочестивого герцога Мишеля. И пришел срок. И сошлись два воинства под стенами святого города Кантиски…

Соланж перевела дух и робко взглянула на наставницу.

– Продолжай, дитя мое.

– Герц… Благочестивый герцог Мишель сражался как лев, но был убит. Непорочная дева Мария-Эрика видела со стен святого города гибель отца. В отчаянье она воззвала к святой Циале, и ее мольба была услышана. Святая послала на поле боя Белого Оленя, который поразил чернокнижника Романа и остановил полчища мерзких тварей, именуемых гоблинами, которые в ужасе бежали. Но Илана, да будет ее имя проклято во веки веков, избежала кары, воззвав к Антиподу, и тот укрыл ее до поры до времени. Если Тарра вновь погрязнет во грехе и Свет ослабеет, именуемая Темной Звездой вернется, дабы сеять смуту в душах и готовить возвращение Проклятого. Это об Илане, да будет ее имя проклято во веки веков и да защитит нас святая Циала.

– Арде! Чем же закончилась битва?

– После бегства чудовищ открылись ворота Кантиски, и оттуда выехало Святое воинство, обрушившееся, как меч карающий, на головы таянских еретиков, ведомых предавшимся Тьме арцийским принцем Луи. Меч ударял о меч, – монотонно шептала Сола, – ломались копья и сокрушались щиты. Но у Луи было много богопротивного зелья, именуемого порохом, и исход битвы не был ясен. Но тут подошли войска эландского герцога Рене, который, увидев великую сечу, заколебался.

Эландский герцог Рене был смел и честолюбив, но душа его была далека от Света, хотя в те поры еще не погрязла во Тьме. Душой эландский властелин тянулся к власти, а телом к разврату, но, подобно двум крыльям, удерживающим птицу над бездной, удерживали Рене Эландского от грехопадения благочестивая жена его Ольвия и кардинал Максимилиан…

– Обычно, – вмешалась Козима, – первым называют духовную особу, но в данном случае надлежит говорить так, как ты и сказала. Ибо благочестивая Ольвия впоследствии стала Предстоятельницей ордена равноапостольной Циалы. Итак, что же сделал Аррой Эландский?

– Он, – выдохнула трясущаяся Соланж, – он… Он колебался, и, видя это, кардинал Максимилиан посулил ему корону Арции, если он сразит впавшего во Тьму принца Луи. Так извлечен был мед из львиного чрева, и властолюбие герцога Рене подвигнуло его к подвигу… К подвигу подвигнуло… И он свершил во имя короны, что не желал свершить во славу Творца нашего. Рене Эландский бросил свои полки на полки безбожного Луи, и вновь закипела битва, и вновь Свет не мог одолеть Тьму, а Тьма Свет.

И тогда во всех храмах и иглециях святого города Кантиски воззвали к Творцу, и Творец услышал и послал свое воинство на помощь воинству церковному. И узрели люди сверкающую рать на дивных конях, и за плечами всадников вздымались белые, как снег, крылья. И при виде их в ужасе бежали полки безбожного принца Луи, а сам он погиб в битве, и даже тело его не удалось найти. Так была одержана великая победа у Святого холма, на котором позднее был воздвигнут храм.

– А что было дальше? – Немигающие глаза продолжали буравить девочку.

– Дальше корона Благодатных земель была вручена эландскому герцогу, как и обещал ему Максимилиан. Но герцог захотел большего. Он увидел Марию-Эрику и, пленившись ее красотой, воззж… вожж… возжелал ее.