Все понимали, что на этот раз начальник просто так не уймется, тем более, отец Герман куда-то запропастился, а в отсутствие олларианца Арамона всегда расцветал пышным цветом.
      Наоравшись вволю и несколько осипнув, Арамона в последний раз пригрозил виновнику Занхой* и иссяк. Стало тихо и мертво, всеобщему оцепенению не поддались лишь огонь в камине, часы с маятником и Арамоновы штаны, продолжавшие неторопливое кружение над головой ничего не подозревающего хозяина. Капитан шумно дышал, свирепо вращал налитыми кровью глазами и только что не рыл ногами каменный пол. Наконец он решился и ткнул пальцем в сторону несчастного Луитджи:
      ______________
      * Занха - площадь в Олларпи, где казнили преступников-дворян.
      - Вы! Отвечайте, что вам известно о краже? Маленький унар захлопал длинными ресницами, закатил глаза кверху и пискнул:
      - Там!
      - Прекратить! - Хриплый капитанский бас перешел в какое-то кукареканье, а испепеленный взглядом начальства Луитджи сжался и стал еще меньше: - Это ересь! Вы посягнули не только на меня и короля, но и на Создателя, и вы поплатитесь за это! Унар Арно, что ВЫ знаете о преступнике?
      - О преступнике, господин Арамона, я не знаю ничего, - Арно говорил спокойно, хотя губы у него побелели, - но унар Луитджи прав. Пропавшие вещи находятся наверху. Пусть господин капитан посмотрит на крюк от лампы...
      Господин капитан посмотрел, и в этот миг унары поняли, на что способно их начальство. Все предыдущие вопли не шли ни в какое сравнение с тем, что исторглось из капитанской пасти при виде утраченного имущества. Забыв, что выше головы не прыгнешь, Арамона совершил невероятный для подобной туши бросок, но цель оказалась недостижимой, а сам Арнольд, приземляясь, проделал столь потрясающий пируэт, что толстый Карл не выдержал и расхохотался. Бедняга в ужасе зажал себе рот ладошкой - не помогло. Страх и напряжение выплеснулись в диком хохоте, который оказался заразным. Второй жертвой пал Иоганн, затем - Паоло, не прошло и минуты, как смеялись, вернее, ржали все "жеребята". Окончательно потерявший голову Арамона выхватил шпагу и замахал ей, но как-то по-бабьи. Именно так его супруга, заставшая мужа в объятиях кухарки, размахивала схваченной на месте преступления скалкой, но Арнольд в тот миг не думал о своем сходстве с кривоногой Луизой.
      Кто-то из унарен засвистел, кто-то хрюкнул, кто-то заорал. Строй смешался в визжащий и орущий ком, но потерявшему остатки разума Арамоне было не до "жеребят". Не отрывая остекленевшего взгляда от издевательски кружащихся панталон, господин капитан под улюлюканье унаров и собственные хриплые вопли отплясывал какой-то безумный танец, остервенело размахивая шпагой и совершая уж вовсе оранные движения, вроде полупоклонов, притопываний и резких поворотов.
      - У-лю-лю, - взвыл кто-то из упаров, - ату его!
      - Вперед, они не уйдут!
      - Брать живым!
      - На штурм!
      - За Талиг и кровь Олларов!
      - Руби!
      - Бей!
      - Коли!
      Охватившее трапезную безумие прервали служители, притащившие лестницу. Арамона. шумно дыша, вбросил шпагу в ножны и плюхнулся в кресло. Унары торопливо заняли место в строю. Капитан сосредоточенно разглядивал свои сапоги, его лицо медленно меняло цвет с красного на белый. Между начальником и "жеребятами" суетились служители с лестницей. Увы, танкредианцы любили высокие потолки. Снять злополучные панталоны могли лишь два очень высоких человека, один из которых встал бы на верхнюю ступеньку, а второй забрался на плечи первому. Пришлось громоздить друг на друга два стола, побольше и поменьше. На верхний поставили здоровенный, окованный железом сундук, а на него водрузили лестницу.
      Видимо, высшие силы приняли сторону Арамоны, потому что сооружение выдержало. Злополучный предмет капитанского гардероба был снят и с поклоном передан законному владельцу, каковой с рычанием, показавшимся жалким эхом предыдущих воплей, отшвырнул от себя набитые какой-то дрянью панталоны. Те, скользнув по гладкому полу, отлетели к камину, где и остались, производя жуткое впечатление - в багровых отсветах казалось, что у огня в луже крови лежит нижняя часть человеческого тела.
      Слуги разобрали пирамиду и тихо, по-мышиному, исчезли. Арамона сидел, унары стояли. Безумие сменилось леденящей неподвижностью, стрелки часов и те, казалось, примерзли к циферблату. В трапезной повисла такая тишина, что стук маятника бил по ушам, как конский топот в ночи.
      Дверь отворилась, когда молчание и неподвижность стали невыносимыми. Один из слуг, опустив глаза, просеменил к господину капитану и что-то прошептал. Господин капитан вздрогнул и склонил ухо ко рту слуги, в круглых глазах мелькнуло подобие мысли. Более того, эта мысль была весьма приятной, так как угрожающий оскал сменился улыбочкой, сулившей куда большие неприятности, чем самая зверская из имевшихся в арсенале Арамоны рож.
      Пока капитан молчал, но изучившие свое начальство "жеребята" не сомневались - он упивается будущей победой.
      На душе у Дика стало тоскливо, пусть Паоло трижды кэналлиец, но у него хватило пороха объявить войну мерзавцу. Они все раз за разом глотали Арамоновы оскорбления, а Паоло, как мог, воевал за себя и за других. И попался... Ричард поклялся проводить Паоло, и гори все закатным пламенем! На прощание он назовет кэналлийцу свое имя и титул и пригласит в Окделл, матушка и Эйвон поймут.
      Ричарду мучительно захотелось оказаться в Надоре, подальше от Лаик и того, что сейчас произойдет. Вот бы вернуться в старый замок и забыть обо всех этих арамонах и германах. Неужели нашлись доказательства? Похоже на то, "мышь" не просто так прибегал, а Паоло всегда был разгильдяем. Теперь жди самого худшего.
      Начальник, словно прочитав мысли Дика, кончил думать, медленно и с удовольствием подкрутил усы, упер руки в боки и, наслаждаясь своей властью, пошел вдоль строя воспитанников. Поравнявшись с Диком и Паоло, он остановился, многозначительно втягивая воздух.
      - У меня есть основания полагать, - изрек Арамона, - что все преступления так называемого графа Медузы - дело рук унара Ричарда, и ему придется ответить как за свою дерзость, так и за свою ложь и попытку спрятаться за спины товарищей.
      Дику показалось, что он ослышался. Он ненавидел Арамону, это так, но к Сузе-Музе не имел ни малейшего отношения. Да он и не смог бы все это натворить.
      - Унар Ричард, - протрубил Арамона, - выйдите вперед и взгляните в лицо своим товарищам, которые из-за вас подвергались наказанию.
      Ричард подчинился, вернее, подчинилось его тело, сделавшее положенные два шага и повернувшееся кругом. Оказывается, можно быть еще более одиноким, чем он был раньше. Двадцать человек стояли плечом к плечу, а он был отрезанным ломтем. По тому, как Жюльен и Анатоль опустили глаза, Дик понял его и впрямь обвинили в чужих проделках. Толстый капитан нашел-таки способ угодить Дораку и избавиться от сына Эгмонта.
      - Унар Ричард, признаете ли вы себя виновным?
      - Нет.
      - Тогда как вы объясните, что в вашей комнате найдена печать так называемого графа Медузы, уголь для рисования, рыбий клей и... - Арамона отчего-то раздумал перечислять улики и заключил, - прочие доказательства? Все свободны и могут идти. Унар Ричард остается.
      Вот и все... Пожалел кэналлийца, а тот понял, что зарвался, и подвел под удар другого.
      - Все свободны, - повторил Арамона.
      - Это не есть правильно, - раскатившийся по трапезной рык Иоганна заставил Дика вздрогнуть, - хроссе потекс вешаль я.
      - Мы, - поправил братца Норберт, сбиваясь на чудовищный акцент, - это есть наш глюпый шутка в традиция дикая Торка...
      - В Торке так не шутят, - вышел вперед Альберто. - Это сделал я.
      - Не ты, а я, - перебил Паоло. - А потом испугался и спрятал все в комнате Дика.
      Сердце Дикона подскочило к горлу - трое из четверых заведомо лгали, спасая его. Трое, если не четверо! Дик повернулся к Арамоне.
      - Господин капитан совершенно прав, это сделал я!
      - Врешь, - перебил Паоло, - ты со своей дурацкой Честью и слова-то "штаны" не скажешь, не то что...
      - Это сделал я, - выкрикнул Дик
      - Не говорить глюпость - это сделаль мы.
      - Нет, я...
      - Я и никто другой!
      - Прошу простить, - подал голос Арно. - но это сделал я.
      - Хватит! - заорал Арамона. - Вы, шестеро! В Старую галерею! До утра! Остальные - спааааать!
      Глава 6
      Поместье Лаик
      "Le Huite des Epees"*
      ______________
      * "Восьмерка Мечей" - младший аркан Таро. Одна из наиболее кризисных карт и раскладе, символизирует конфликты, преодоление. П.К. указывает на предательство, депрессии, несчастный случаи, неспособность действовать. Может означать роковые факторы.
      1
      Шестеро претендентов на титул Сузы-Музы по очереди протиснулись в узкую дверцу, и та с противным скрежетом захлопнулась. На первый взгляд ничего страшного в Старой галерее не было - просто длинный сводчатый коридор с камином посредине и нишами, в которых раньше стояли статуи эсператистских святых. Небольшие окна под самым потолком летом и то вряд ли давали достаточно света, а в зимние сумерки галерея и вовсе тонула во мраке, вдобавок холодно и сыро здесь было ужасно. Дикон и представить не мог, что чувствуют южане, если даже у него сразу же застучали зубы.
      Паоло думал недолго. Передернув плечами и заведя руки за спину, кэналлиец принялся выстукивать сапогами бешеную дробь по каменному полу.
      - Эй, вы, - выкрикнул он, - в круг, живо, а то замерзнете.
      Спустя мгновение Арамоновы узники отплясывали, кто во что горазд. Танец помог - сначала стало тепло, а затем и жарко.
      - Теперь нам надо сидеть вместе спина до спины, - пропыхтел Иоганн, так мы долго храним наше тепло.
      - "Истинно изрек", - улыбнулся Арно.
      - Давайте сядем, как предложил мой брат, это разумно, и обсудим наше небольшое дело. Мы тут все друг другу доверяем. Я считаю, Ричард не имеет отношения к дерзкой шутке.
      - Еще бы, - согласился Альберто, - просто Свин его ненавидит. Но, будь я трижды проклят, если штаны украл кто-то из нас. Шутник оказался трусоватым, надо отдать ему справедливость.
      - Ричард, - прогудел Иоганн, - ты сам думал, кто мог это устраивать?
      Ричард думал, только толку-то... Норберт и Иоганн ни при чем. Для Арно выходка со штанами слишком груба. Кэналлийцы вместе или кто-то один могли быть Сузой-Музой, но они не подкинули бы ему улики, а если б подкинули, не сознались. Похоже, Сузы-Музы среди них нет.
      - На всякий случай, - поднял руку Арно, - если кто из нас сделал это, сейчас самое время признаться еще раз.
      - Никто, - шумно вздохнул Иоганн, - но Карл и Луитджи это тоже не могли натворить. Карл - толстый, Луитджи - мелкий.
      - Бласко тоже ни при чем - выпалил Дикон, - и Анатоль...
      - Тут нужен умный, чтоб думать, ловкий, чтоб делать, и подлый, чтоб принести это Ричарду, - встрял Иоганн. - Норберт мог сочинить, мы могли делать вдвоем, но мы не делали.
      - Мы говорим о тех, кто не делал, - заметил Альберто, - а надо о тех, кто делал. Я ставлю на Эстебана или Валентина.
      - Валентин нет! - выкрикнул Дикон. - Он же...
      - Человек Чести и наследник Приддов, - хмыкнул Паоло, - тоже мне, секрет Леворукого! Если он такой замечательный, почему его тут нет?
      - Потому что... Он не вправе... Мы обещали. - Дикон осекся на полуслове.
      - Вы обещали не прикрывать друг другу спину? - поднял бровь Альберто. Тогда чего удивляться, что Людей Чести четвертый век колотят. Проклятие, темнотища-то какая!
      - А ты думал, Свин пришлет нам свечей и ужин со своего стола, - зло бросил Паоло, - погоди, сейчас совсем стемнеет.
      - Альберто, - раздельно повторил Ричард, - что ты имел в виду, говоря о Людях Чести?
      - То, что, будь они такие замечательные, Оллар не дошел бы до столицы. Да и после победы тихо было - ни бунтов тебе, ни казней. Так ли уж народ любил Раканов?
      - Не больше, чем сейчас Олларов. - вздохнул Паоло.
      - Это нельзя сравнивать!
      - Почему, Ричард? - грустно переспросил Арно. - Сравнивать можно все, а времена и впрямь похожи, только вот Франциска нового нет. К сожалению.
      - Сильвестр - умный человек, - заметил Альберто, - не важно, на ком корона, важно, > кого голова.
      - Дорак - негодяй и убийца. Талигойе нужен король Ракан!
      - Хороши короли, - протянул Паоло. - В родную страну на чужих копьях въехать норовят.
      - Паоло!
      - Ричард Окделл!
      - К вашим услугам.
      - Рихард, Паул! Не становитесь с ума сходимыми. Сейчас не есть время для дуэль.
      - Валентин поступил мудро, но недостойно, - примирительно сказал Арно, - но я ставлю на Эстебана. Эта проделка совершенно в его духе, а от наглости до смелости, как от каплуна до ворона.
      - А зачем это Эстебану? - пожал плечами Паоло. - Арамона его не трогает.
      Возразить кэналлийцу никто не успел.
      - Риииичччччааааард! - Голос, раздавшийся сверху и сбоку, был каким-то странным, вроде знакомым, вроде и нет. И еще он походил на шепот, если бы шепот стал громким, как крик. - Рииииччччааааард... Оооок-деллллл... Ты, чтооо, уууумерррр чччччто линии...
      - Нет, - разумеется, первым пришел в себя Паоло, - он не умер, а ты где?
      - В каааамиииине, - прошипел голос, и тут же поправился: - Тоооо есссссть не сссссовсем, а наааавер-хууууу... Какккк выыыы тамммм?
      - Кто ты есть? - Норберт тоже очнулся, но от волнения заговорил, как Иоганн. - Мы не знаем.
      - Сузззззза-Муууузззза, - донеслось сверху, - только я ничего Дику не подбрасывал... Сейчас я явлю Свину доказательство того, что я на свободе, а потом объявлю о своей безвременной кончине.
      - Ты кто? - крикнул Паоло. - Скажи, интересно же!
      - В день святого Фабиана! - хихикнул Суза-Муза. - Холодно там у вас?
      - Тебя б сюда!
      - Я туг вам ужин собрал. С Арамонова стола. Выпейте за упокой моей души, и капитанской заодно! Дикон, лови, спускаю. Осторожно только. Там бутылка, тяжелая, собака... Учти, это все тебе за причиненные неприятности. А уж ты там дели, как хочешь.
      В камине что-то зашуршало, и Дикон шагнул в каменную пасть. Внутри было чисто и холодно, еще холодней, чем в галерее. Капитан Арамона не считал нужным отапливать пустующее крыло, и его предшественники, судя по всему, тоже. Когда-то в аббатстве жило несколько сот монахов, все население Лаик. считая слуг, даже в самые "урожайные" на унаров годы едва ли насчитывало сотню, зачем же топить, если казенные денежки можно потратить более приятным способом? Шорох раздался совсем близко, и из трубы выплыл объемистый мешок
      - Осторожней, - повторил Суза-Муза, - порядок? Мешок был тяжелым и неудобным, но Дик не сплоховал.
      - Порядок, спасибо!
      - Все, безвинные узники, пошел я. Полночь на носу, а у меня дел невпроворот. Счастливо оставаться...
      Ричард попрощался, но Суза-Муза не откликнулся, видимо, ушел. Дик поудобней перехватил мешок и вылез из камина.
      - Вот, - сказал он, - наш ужин.
      - Который недавно был Арамоновым, - засмеялся Альберто, - но кто же это был? Беру свои слова про Придда и Эстебана назад, на них не похоже.
      - Удачная мысль, - кивнул Арно, - нам повезло. Остальные, надо полагать, легли натощак.
      - Ошень удачный, - радостно подтвердил Иоганн, - я есть совсем голодный.
      - Тебе б только пожрать! - Паоло дружески хлопнул Катершванца по плечу. - Хотя это дело хорошее. Ну и в лужу Арамона сел! Шестеро благородных потомков ввергнуты в узилище по ложному обвинению, а преступник разгуливает на свободе! Жаль, если граф помрет.
      - Жаль, - согласился Арно, - но и впрямь пора заканчивать. Теперь, если Суза не уймется, его Свин за руку схватит. Это или Эдвард, или Юлиус, больше некому.
      - Давайте будем ужинать и думать, - предложил Норберт. - Дикон, ты хозяин. Открывай.
      Суза-Муза был мужчиной обстоятельным и ночную пирушку устроил в лучшем виде. Во-первых, он догадался положить в мешок свечи и огниво, во-вторых, не поскупился на еду, да не на разваренный горох, когда-то лежавший рядом с мясом, а на роскошную ветчину, сыр, свежий хлеб, пироги с яблоками и мясом. Но главным трофеем, безусловно, была огромная, тщательнейшим образом запечатанная бутыль.
      Дику очень хотелось, чтобы Сузой-Музой оказался Валентин Придд, но Валентин говорит иначе, чем Суза-Муза. Выходит, наследник Приддрв струсил?! Но Придды не трусят и никогда не трусили. Валентин выполнил приказ Штанцлера, вот и все. Не вмешиваться, что бы ни случилось. Не вмешиваться и ждать своего часа! Его товарищам по заключению легко судить - они не знают, что такое королевские солдаты в родовом замке, даже Арно... Савиньяки к восстанию не примкнули.
      - Та-та, - покачал головой Иоганн, обозревая разложенное на полу великолепие, - я совсем радый, что нас сюда запирали. И еще более радый буду завтра увидеть тот потекс с усами, который наш капитан называет своим лицом. Рихард, ты имеешь открывать это вино, а мы имеем нарезать хлеб, окорок и сыр.
      - Это не так, - вмешался Норберт, - вино надо открывать после, чтоб не выдохлось.
      - Только если оно молодое, - вмешался Паоло, - красное вино хорошей выдержки открывают заранее, оно от этого только выигрывает. Надо выждать полчаса, а еще лучше перелить в особый кувшин.
      - Сразу видно кэналлийца, - улыбнулся Арно, - но кувшина у нас нет ни особого, ни простого, да и полчаса мы вряд ли продержимся. Дик, вперед!
      Ричард улыбнулся и потянулся к бутылке, но подготовка к пиршеству была прервана колокольным звоном, глухим и дребезжащим, словно колокол был треснувшим или очень-очень старым. Дику показалось, что он ослышался, но нет! Шестеро унаров, как один, повернули голову на звук. Дикон заметил, как Паоло себя ущипнул, я Иоганн сложил указательные и безымянные пальцы, отвращая зло; а затем свечка то ли погасла сама, то ли се кто-то задул.
      Звон не стихал. Старую галерею заполнило ровное, металлическое гудение, а потом в дальнем конце показался зеленоватый огонек, нет, не огонек огоньки!
      2
      Первым, глядя прямо перед собой, шествовал седой чернобровый аббат в просторном сером одеянии и с орденской совой* на груди. За настоятелем попарно двигались монахи со свечами, горевшими недобрым зеленоватым светом так светятся в лесу гнилушки, так сверкают в темноте кошачьи глаза.
      ______________
      * Сова и горящая свеча - символ ордена Знания.
      Призраки, если это были призраки, приближались, и унары, не сговариваясь, отступили назад, прижавшись к ледяной кладке и жалея о том, что не могут в ней раствориться. К счастью, пленники Арамоны устроились поужинать у выступающего из стены камина, который служил хоть каким-то прикрытием, так что приближающиеся танкредианцы не могли видеть унаров. а унары - танкредианцев.
      Колокол звонил непрерывно, глуша прочие звуки, если они были, и в такт ему колотилось сердце Дика - так страшно ему еще не бывало. Юноша, разумеется, слышал о призраках Лаик, под погребальный звон проходящих ледяными коридорами в бывший храм, ныне превращенный в фехтовальный зал, чтоб отслужить мессу по умершим и тем, кому еще предстоит умереть. Говорят, под взглядом мертвого аббата сквозь слои штукатурки проступали старые росписи, а бескровные губы называли тех, кто был здоров, весел и уверен в завтрашнем дне, не зная, что этот день для него уже не наступит...
      Процессия медленно выплывала из-за каменного выступа. Дикон, если б захотел, мог коснуться одеяния настоятеля. Мрак в галерее сгустился еще больше, превратившись в подобие фона* эсператистских икон**, да медленно идущие монахи с призрачными свечами казались ожившей фреской, но вместо благоговения вызывали холодный, пронзительный ужас. Ричард в каком-то оцепенении следил за танкредианиами, а те шли и шли друг за другом, одинаковым жестом сжимая одинаковые свечи, глядя прямо перед собой, не останавливаясь и не сбиваясь с шага.
      ______________
      * Согласно канонам, фон эсператистских икон черный. Франциск Оллар повелел иконописцам изображать святых на фоне реальных пейзажей, и послушавшиеся его мастера были прокляты Эсперадором и отлучены от церкви.
      ** Изображение процессии со свечами, где первыми идут святые, затем пастыри духовные, а следом за ними - светские владыки, - излюбленная тема эсператистских религиозных росписей.
      Настоятель с совой давно должен был упереться в конец галереи, но земные преграды для призраков не существуют. Под дребезжащий, несмолкающий звон серая река медленно текла вперед, и как же много было этих монахов, намного больше, чем изгнанных или убитых Франциском. Дик подумал, что перед ним проходят тени всех уничтоженных Олларом эсператистов или всех танкредианцев, обитавших в аббатстве с первого и до последнего дня его существования. Они были разными - старыми, молодыми, красивыми, уродливыми, толстыми, тощими, и они были одинаковыми со своими балахонами небеленого полотна, веревочными сандалиями и мертвыми свечами. Юноше казалось, что с тех пор, как мимо него проплыл ледяной профиль аббата, минул век или несколько веков, и что он и его друзья так и останутся здесь, а мимо, не замечая живых, будут идти мертвые, и так будет вечно.
      Из-за угла камина появился очередной монах - худой и пожилой, он почему-то был один. За танкредианцем показались двое юношей с такими же зелеными свечами, но в черно-белых унарских одеждах, неотличимые, как близнецы, и еще двое, и еще, а за ними шли два брата - младший, лет шестнадцати, в фабианском облачении, старший - в рыцарских латах, но железные сапоги ступали по каменному полу бесшумно.
      Дик со странной жадностью вглядывался в проплывающие лица. Двое, всегда двое... То братья, то отцы с сыновьями, то деды с внуками. Младшие в фабианском платье, старшие одеты по-разному - кто для боя, кто для бала, кто-то казался поднятым с постели, кто-то вышедшим из тюрьмы. Нищенские лохмотья мешались с королевскими одеяниями и сталью доспехов, и только свечи не менялись, обливая идущих ярким мертвенным светом. Ричард не представлял, кем были эти люди и почему их тени обречены идти за серыми монахами. Про Лаик рассказывали всякое, но о призрачных рыцарях и унарах юноша не слышал, а те продолжали свое беззвучное шествие.
      Наверное, любому ужасу отпущен свой предел. Дикон сам не понимал, как перешел грань, за которой страх сменяется любопытством. Проводив взглядом человека в коричневом, чем-то напомнившим Эйвона, юноша со странным интересом повернулся навстречу следующему призраку и увидел... отца, рядом с которым с такой же свечой в руке шел он, Ричард Окделл, в ненавистных унарских тряпках.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.