– Я? – Тьфу ты, черт, да что мы все тут заладили одно и то же! Саша нахмурился. – Хорошо.
– И... что вы можете сказать?
– О чем?
Юрий Адольфович внезапно опомнился, смутился и даже встал со скамейки.
– Простите, Саша, мне надо идти.
– Подождите, Юрий Адольфович. – Саша преградил Бляхману дорогу. Ему вдруг показалось очень важным – узнать, почему пианист спрашивает о Поплавском таким странным тоном. – Расскажите мне все.
– Что – все?
– Что с вами сделал Поплавский?
– Со мной? Откуда вы знаете, что он со мной что-то делал?
– Юлия Марковна рассказывала, что после травмы именно Поплавский вернул вам...
– Вернул! – вдруг горько воскликнул Бляхман. – Вернул! – Казалось, он сейчас заплачет. – Что вернул?! – Юрий Адольфович в отчаянии рванул рукава рубашки так, что отлетели пуговицы и стали видны розовые шрамы на руках. – Зачем мне это?
– Слушай, что это с ним? – подошла Света.
– По-моему, истерика. – Саша внимательно смотрел на Бляхмана.
– Ты его знаешь?
– Да. Это мой будущий тесть, – спокойно ответил Саша. Света подняла брови, но промолчала.
– Пускай все будет по-прежнему! – Юрий Адольфович почти кричал. По щекам его текли слезы. – Пусть они не смогут играть, но мне вернут мою душу!
– О, Господи... – выдохнула Света. – Саша, сделай же что-нибудь.
– Я лучше положу руки под трамвай, пусть их отрежет, но пусть мне вернут мою душу! – Вокруг начали собираться люди.
– Вот что, Юрий Адольфович, – решительно начал Саша, беря его под руку, – пойдемте с нами.
– Ку-да?... – Бляхман встал, но тут же снова бессильно повалился на скамейку. – Я никуда не хочу идти. Мне нужно поговорить с Игорем Валерьевичем.
– Зачем? – Саша сел рядом и попытался привести в порядок одежду пианиста.
– Он меня обманул! Он ничего мне не говорил про последствия... А теперь... А теперь он говорит, что я сам виноват... И что... что... – Голос его снова сорвался на рыдания. – Что проданный товар... возврату не подлежит...
– У тебя есть деньги? – тихо спросил Саша Свету. Она кивнула. – Быстренько пойди поймай машину, подгони сюда. Его домой нужно...
Юрий Адольфович покорно разрешил посадить себя в машину, всю дорогу тихо плакал и рассматривал свои руки.
Лены, к счастью, дома не оказалось. Юлия Марковна, всплеснув руками, запричитала совсем по-бабьи, обняла мужа и увела его в комнату.
– Юлия Марковна, – вдогонку ей крикнул Саша, – вы врача пока не вызывайте, просто дайте ему какого-нибудь успокоительного!
– Ну? – зловеще спросил Саша, выходя из дома Бляхманов и закуривая. – Что ты на это скажешь?
– Ничего. – Света пожала плечами. – По-моему, твой будущий тесть просто псих.
– Не думаю, что все так просто. – Саша огляделся по сторонам и наконец-то задал долгожданный вопрос: – Куда дальше? – имея в виду их двоих.
– К тебе, на Беринга, – невесело пошутила Света. – Жарить пельмени.
– А в холодильнике осталось еще полбутылки “Медвежьей крови”, – так же грустно добавил Саша.
Так они постояли еще немного, не зная, что еще сказать. Реальный мир разводил, растаскивал их в разные стороны. Следующий вопрос звучал уже более конкретно.
– И куда ты сейчас? – спросил Саша.
– Не знаю. Может, к маме... – Света передернула плечами, уже поняв, что к маме-то как раз и не поедет ни в коем случае. – Или к друзьям. Найду кого-нибудь из старых, верных, не к буржуйкам же этим соваться...
– Не понял, зачем тогда искать? – Саша искренне удивился.
– То есть?
– Говорю: зачем тебе кого-то искать, если я уже здесь?
– Самойлов, ты что – дурак? Куда мы с тобой здесь денемся? В общагу твою? К тому же... – Света красноречиво подняла глаза на дом. – У тебя есть будущий тесть...
– А я тебя, между прочим, не замуж зову, – нашелся Саша, постаравшись произнести эту фразу как можно более небрежно. – Я тебе предлагаю крышу над головой.
– Угу-угу – Света покивала и с хорошо заученной интонацией проговорила: – Гвардейцы-десантники, вы окружены, шансов нет, мы предлагаем вам сухую одежду, горячий чай и...
– ...наше радушие, – с готовностью закончил Саша. – Ну, поехали?
– К тому же, знаешь, у нас еще куча дел, – говорил Саша, стоя напротив Светы в метро.
– У нас? Куча?
– А ты как думала? Ты что, забыла, что нам отец Евгений говорил?
– Да ну, Саш, это все сказки. И все это осталось там. – Света махнула рукой.
– Сказки? – Саша возмущенно посмотрел на нее. – А как же с Лешкой? Мы же его вернули?
– А, может, это просто совпадение?
– Ты издеваешься надо мной? Кто всю эту кашу заварил? Ты? А теперь – “совпадение”? Ты что – струсила?
– Самойлов, ты что-то путаешь. Струсила – это мужской аргумент. Ты что, считаешь, я сейчас начну себя бить кулаками в грудь и кричать на весь вагон: кто струсил? Я струсила? Да я теперь в огонь и в воду!
– Кулаками в грудь не надо, – серьезно заметил Саша. – А вот подумать хорошенько нам с тобой не мешало бы.
– Да о чем? О чем? Кто-то из нас решил для пущей загадочности ввести в действие священника. Ну и что? Насколько я помню, они все только и делают, что ходят и предсказывают конец света!
– Да нет же, Светило! Ты подожди и послушай.
Я думаю, здесь все не так просто. Ты вспомни, с чего все начиналось.
– Что? С чего начиналось?
– Вся история с этим Поплавским. Еще в тот, прошлый раз. Ты ведь не станешь спорить, что перемещение во времени было?
– Было.
– Ты это помнишь. Я это помню. Поплавский говорит, что не помнит.
– Я думаю, Виталий тоже помнит, – медленно сказала Света.
– Наверняка. Он же был главным действующим лицом во всех этих событиях. Но я не об этом. Мне вот что непонятно: почему нас вначале так хорошо обдурили, а теперь не трогают?
– Не поняла. Кто не трогает?
– Не знаю, Светило. Я помню очень хорошо, как нам с Валеркой и Шестаковым этот доктор объяснял что-то про... как их?... нейрограммы. Что Банщик этот ваш...
– Какой Банщик?
– Ну, Юра... Юра... Ты его еще деревянным называешь...
– Кашин, что ли?
– Ну, наверное, Кашин. Так вот он – что-то вроде маяка. Ты – матрица.
– Я – матрица?!
– Ну, это Поплавский так говорил! Я тут ни при чем. Кому-то ты была очень нужна. Поэтому мы с Валеркой тогда в твой мир и поперлись. И даже вроде у нас что-то хорошее получилось... А потом... – Саша потер лоб рукой. – Потом ты за своим Антоновым погналась, я – за тобой. И в результате – он жив, а мы все заново прожили девяносто шестой год.
Света задумчиво покивала, пропустив мимо ушей замечание насчет того, что она “погналась” за Виталием.
– Я все это к чему говорю? К тому, что вот сейчас мы с тобой все помним, путешествуем спокойно. А нам – ничего. Никто нас не трогает.
– Ну и хорошо. Может, мы уже и на фиг никому не нужны, – попробовала возразить Света.
– Не думаю.
– А что ты думаешь?
– Не знаю, – признался Саша. – Пошли, нам выходить. – И уже на эскалаторе решительно закончил: – Но я обязательно должен узнать!
Глава третья
СВЕТА
Не знаю, как это называется у вас, но я лично такое состояние называю отчаянием. Нет, я, безусловно, бодрюсь изо всех сил, курю горлодерный “Кэмел”, смеюсь и поддерживаю дурацкие разговоры Самойлова о каких-то чертовых инопланетянах, которые примчались сюда сломя голову с другого конца галактики только для того, чтобы слямзить наши грешные души. Еду в этом гнусном метро, где все смотрят друг на друга злющими глазами, читают бредовые газеты и не менее бредовые книги и пахнут во все стороны потом, дешевыми одеколонами, перегаром и гнилыми зубами. Ну, ну, не горячитесь так, девушка. Давно ли сами из грязи личико высунули? Так уж все вам противны? Спокойней надо быть, добрее к своим согражданам. Которые, между прочим, хоть с перегаром, хоть с гнилыми зубами, а на работу едут. Хлебушек для вас растят, молочко в бутылки наливают, пивко за ваше здоровье у ларьков пьют.
Так. Что у нас есть? Ничего. Тысяч сто – сто пятьдесят в кошельке, полкило косметики в сумке, на себе: куртка кожаная, джемпер ангорский, приличные джинсы, ботинки, трусы, лифчик, плюс колечко мамино и цепочка. Для начала новой жизни – не густо. Куда мы едем? В общежитие рыбфлота. На один квадратный метр – два человека, двое-трое малолетних детей и штук сто тараканов. Я правильно понимаю ситуацию? Странно только, что вот сейчас я пока еще скучаю не по своей любимой голубой ванне и уютной двадцатиметровой кухоньке. И уж, конечно, не по придурку Уинтону. Нет, не хочется туда, на Каменноостровский – бродить по квартире, помахивая растопыренными пальцами, чтобы просох лак, или краситься для очередной навороченной тусовки. Нет, не хочу. Я бы, честно говоря, сходила еще на какое-нибудь задание вместе с черноглазой Лэймой и смешливыми братьями Грымм. И покурила бы на подоконнике в самойловской “хрущебе”, и посуду бы помыла, надев цветастый бабушкин передник... Ностальгия по простым хорошим людям.
– Чего задумалась? – Саша смотрел на Светочку веселыми глазами. Чего он радуется? Цивилизованные люди давно уже развенчали миф о рае в шалаше. – Не дрейфь, Светило, прорвемся!
Ага. Прорвемся. Только бы не надорваться, прорываючись.
Мда-а... Комнатка, конечно, та еще. Жилище моряка загранплавания чем-то напоминает дембельский альбом. Масса аляповатых и совершенно ненужных вещей. Какие-то ковбойские шляпы, допотопные подмигивающие открытки, модели машин, смазанные фотографии полуголых мужиков, треснутые керамические кружки... А вот к телевизору никаких замечаний. Хорошая техника. Этим, кстати, также отличаются моряки. Господи, хоть бы он рубашку свою “монтанов-скую” переодел, что ли? А говорить неудобно – обидится.
– А это что? – Светочка взяла в руки плетеную шкатулку. – Невеста вяжет на досуге? – Прозвучало довольно развязно.
– Нет, – ответил Саша с уже слышанной когда-то интонацией. – Это бабушкина.
Да, да, я вспомнила. Так же, как и фартук. Что-то меня начинает подташнивать от этих сентиментальностей.
– Ну, что ж, Самойлов. Рассказывай, как жил, как живешь. – Светочка преувеличенно бодро повернулась к Саше.
– Нормально живу. Сама видишь.
– Вижу. Слушай, а я слышала лет сто назад, что ты женился?
– Было такое. – Господи, ну почему он разговаривает, как добрый старшина из довоенных фильмов? – Да сплыло.
– Развелся?
– Ага.
– Что так? – Милая, а тебе-то что за дело? Как – что? Надо же с человеком о жизни поговорить.
– Не сошлись характерами.
– Угу, угу, – пробормотала Светочка, рассматривая фотографии на стенах, – шли, шли, да не сошлись...
– Да ладно, при чем тут мой развод. Нам с тобой о другом надо подумать...
– Надо – подумаем! – бодро ответила Светочка. Еще минута, и я начну хохотать. А потом у меня случится истерика. Спокойно, Ипполит, спокойно...
В дверь резко постучали.
– Да! – крикнул Саша. Как в деревне, честное слово!
Дверь открылась. На пороге стояла неопрятного вида женщина в спортивном костюме “Адидас” (одного взгляда было достаточно, чтобы понять: этот “Адидас” настоящему – что называется, нашему тыну – троюродный плетень). Из всей ее сложной фигуры первым делом бросалась в глаза огромная грудь, никогда, судя по всему, не знавшая лифчиков, но вскормившая десятка полтора богатырей и поэтому удобно расположившаяся на животе. Все остальное выглядело не менее удручающе. Светочке захотелось нацепить пенсне и максимально скрипучим голосом спросить: “Ми-илочка, где же у вас шея?”
– Сашок, – густым сдобным голосом произнесла гостья, – у меня утюг сломался. Не поможешь?
– А твой где? – спросил Саша. Светочка не сразу поняла смысл вопроса, но потом сообразила, что имеется в виду муж.
– Так уже вторую неделю, как вокруг Европы тащится. Поможешь, а, Сань? – При всем этом, уважаемые леди и джентльмены, вошедшая дама не то что не спросила, можно к нам войти или нет, она даже не поздоровалась со мной!
Светочка покопалась в мозгах на предмет какой-нибудь подходящей по случаю гадости, потом грациозно протянула Саше ногу и капризно попросила:
– Александр, расшнуруйте мне пожалуйста, ботинки...
Саша покорно принял протянутую ногу и стал развязывать шнурок, продолжая беседовать с Адидасихой на своем жутком общажном диалекте:
– У тебя он чей? – Кто – чей? Муж? А, утюг!
– “Филя”. – Так, дайте-ка сообразить... Киркоров? Нет, этот еще утюги не производит. Наверное, так на местном сленге называется “Филипс”?
– Родной?
– Хрен знает, Славка из Гонконга приволок. Четвертый раз ломается, гад.
– Значит, паленый, – уверенно констатировал Саша.
Перевожу для публики. Спрашивается: чьей сборки утюг? Отвечается: затрудняюсь ответить, но приобретен был Владиславом в Гонконге. Из чего Александр делает вывод, что утюг сделан подпольной фирмой, использующей фирменный знак “Филипс” в преступных целях.
– У тебя есть тапочки? – Света положила ноги на кровать и пошевелила пальцами. Продолжаем наш спектакль. Если и после тапочек она отсюда не уйдетэ я сниму что-нибудь еще.
– Есть, сейчас надену. – Сашка, кажется, врубается. Потому что слишком долго ползает под кроватью.
А найденные лыжи размера сорок четвертого, не меньше, надевает мне на ноги, как хрустальные туфельки.
Резвитесь, девушка, резвитесь. Я на вас посмотрю сегодня ночью, когда дивизия остервенелых клопов вопьется в ваше молодое холеное тело с криками: “Деликатесы! Деликатесы!” А главное, пожалуйста, постарайтесь не хныкать в подушку.
Сашка Самойлов мужик, конечно, порядочный, но может вас неправильно понять. Не вышло бы некрасиво.
– Ладно, Зоя, я зайду попозже, посмотрю, что там с твоим утюгом.
Довольная Адидасиха удалилась, а Саша с любопытством повернулся к Светочке:
– За что ты ее так?
– Как – так?
– Ты ж ее не просто облила презрением, ты просто из брандспойтов по ней врезала! Зоя, между прочим, очень хороший человек...
– Знаешь, Самойлов, даже самый хороший человек не имеет права так выглядеть!
– Как? – неискренне удивился Саша. И вот поди разбери, кто здесь прав. Злая тетя Света, которая тратила сейчас даже приблизительно не скажу, сколько в день – на поддержание формы. Или хорошая девушка Зоя, возраст которой даже приблизительно не определяется – он капитально затерялся в складках жира и нечистой, рано увядшей кожи. Вот смотрите, сейчас Саша, точно, начнет мне тыкать в лицо ее детьми, образцовым ведением хозяйства и любимым мужем. Который – зуб даю! – в каждый свой рейс сваливает, радуясь очередной пяти-(шести-?) месячной свободе. Но при всем этом они – семья. И она искренне любит его и ждет, рассказывая детям, какой у них хороший и любящий папочка и какие он привезет всем хорошие подарки. Интересно, у них в комнате висит карта мира, на которой эта самая Зоя втыкает флажки по мере продвижения мужа домой? Да-а, ну и злости в тебе, Светиле Светочка промолчала, закурив очередную сигарету.
– Ну, так что – давай поговорим? – Да что ж тебе так неймется спасать мир, дружище?
– Давай. Только предварительно, пожалуйста, сообщи мне местонахождение местных коммунальных удобств. – Моего яда вполне хватило бы на десяток королевских кобр.
– Направо по коридору, до конца. – Сашино лицо выразило искреннее сочувствие. Потом смущение. – Туалетная бумага на холодильнике.
– Что? На каком холодильнике? – Господи, у них же здесь у каждого – свой рулон! Светочка, обмирая, представила себе, как на глазах у Саши отматывает необходимое количество туалетной бумаги, а затем идет через весь коридор, стыдливо сжимая ее в кулаке.
Все. Я, кажется, сейчас умру. А вот и не умрешь. Подумаешь, какая цаца! Сотни людей спокойно пользуются туалетом и не падают от этого в обморок. Вот именно – сотни! И я не желаю быть сто первой на унитазе!
Ну, ладно. Хватит. Поиграли в хождение в народ, и хватит. Собирай манатки и двигай домой. Получи свои на-нашки, красиво, расхлюпайся у Виталия на плече и – можешь хоть час сидеть в обнимку со своим голубым унитазом... А в гостиной розы стоят... А в холодильнике – лососина свежая... Платье новое, все в блесточках от Нины Риччи, еще ни разу не надеванное, в шкафу висит...
– Ты... хочешь уйти? – вдруг серьезно спросил Саша.
Глава четвертая
САША
Она сейчас уйдет. Она сейчас встанет и уйдет. У Светы было такое лицо, как будто у нее на глазах машина задавила котенка. Легко догадаться, что творилось сейчас внутри у этой шикарной женщины, которой сообщили, что туалет – в конце коридора, а бумага – на холодильнике. И она ведь еще не знает, где у нас душ. И, главное, КАКОЙ у нас душ!
– Вот что, Светило, – решительно сказал Саша. – Ты уж потерпи, денек здесь перекантуйся, а завтра я что-нибудь придумаю.
– Что придумаешь? – спросила Света безжизненным голосом.
– Где тебе жить. Квартиру, черт побери, сниму. – Саша старался говорить, как можно более убедительно. А мысленно уже прикидывал, что телевизор придется продать. Честно говоря, предложи сейчас кто-нибудь Саше украсть Джоконду, но только чтоб Света осталась здесь еще хоть на пять минут, он только и спросил бы: когда первый рейс на Париж? – Нельзя нам расставаться, понимаешь?
Света посмотрела на него так, как будто он сообщил, что Джоконда уже стоит у него за шкафом.
– Почему? – В ее голосе НЕ было ни презрения, ни злости. А только удивление. И искренний интерес. Саша понял, что настал решающий момент. Нужно собрать в кулак всю свою волю и сообразительность и... я не знаю, что еще! Но аргументы должны быть самыми вескими. Не меньше тонны каждый.
– Ну, во-первых... – Не смей разнюниться и выдавить вялое “я тебя люблю”! – Во-первых, я этого не хочу!
– Во-вторых, ты этого тоже не хочешь и, в-третьих, ты этого не хочешь? – Света улыбнулась. Хороший признак. Пятнадцать – ноль!
– Во-вторых, ты просто не имеешь права уйти.
– Как это – не имею?
– А вот так! Ты первая, сама пришла сюда и попросила тебе помочь... – Мягче, мягче, не дави на девушку. – А теперь я прошу тебя помочь мне! Жалко, что мы сейчас не в ТОМ мире, я бы тебе просто приказал!
– И ты думаешь, я бы подчинилась?
– А как же? Правила игры.
Света встала со стула, прошлась по комнате, подошла к окну, наконец, ответила:
– Хорошо. Потерплю твою общагу. Но не больше одного дня. Согласен? – Господи, она еще спрашивает!
Саша кивнул, не в силах выразить свою радость словами. Света скорчила непонятную, но смешную гримасу, глубоко вздохнула, словно собираясь с силами... Решительно взяла с холодильника рулон туалетной бумаги и сунула под мышку.
– Так и пойду, – заявила она. – Пусть все знают, куда.
Когда она вернулась, от прежней позы не осталось и следа. Лицо Светы было бледным, губы тряслись. Она сразу села к столу и закурила. Саша вопросительно смотрел на нее, не решаясь задать нескромный вопрос, что так расстроило Свету в туалете.
– Я все понимаю, – наконец, хрипло сказала она, – и грязь, и запах... Но почему в этих куцых кабинках нет крючков? Почему я не могу даже в антисанитарных условиях побыть наедине с собой?
– Хочешь, я сварю тебе кофе? – предложил Саша первое, что пришло ему в голову.
– Кофе? – Света нахмурилась, соображая. – Нет, кофе не хочу. А выпить у тебя ничего нет?
– Нет. Но можно сбегать в ларек.
– Нет. Ни в какой ларек мы не побежим. Давай свой кофе.
Принцесса на горошине, подумал Саша, идя на кухню. Как я ее люблю... Странно, но никаких угрызений совести по поводу мгновенно забытой Лены он не испытывал. И даже не пытался оправдываться. Все происходящее казалось настолько естественным... Как хрустальная туфелька, которая была впору одной лишь Золушке, и никому другому. Эх, хорошо в сказке: принц любит Золушку, Золушка любит принца, они преодолевают все преграды и женятся. И живут долго и счастливо. Сказка умалчивает, насколько долго и как счастливо. И кто у них в семье мыл посуду, а кто пылесосил ковер. И сколько у них было детей, и чем они болели, и как они учились. Потому что это уже не сказка.
– Ну, давай поговорим. Попытка номер два. – Света сидела на кровати, облокотившись спиной о стенку, и маленькими глотками пила кофе из большой полосатой кружки.
– Мне не дает покоя то, что сказал отец Евгений, – с готовностью начал Саша.
– Ой, Самойлов, ты просто ерунду какую-то говоришь! При чем здесь какой-то там отец? Я тебе уже говорила и еще раз повторю: это все наше воображение Твое или мое. Скорее всего твое, потому что я ни о чем таком не думала.
– Но я-то – тоже не думал!
– Ну, значит, из подсознания всплыло! В стенку за Светиной спиной постучали.
– Что это? Опять утюг ремонтировать? – спросила Света с издевкой.
– Нет, просто мы, кажется, громко разговариваем. А у них – ребенок маленький, – объяснил Саша.
– Мне кажется, общественные дети не должны реагировать на такой шум, – небрежно заметила Света.
– Какие дети?
– Ну, которые живут в общественных местах. В общежитиях...
– ...на вокзалах, на почтах, – закончил Саша. – Слушай, Светило, тебе давно пора в комиссию по правам человека. Добиваться, чтоб крючки в туалетах поставили.
– Слушай, – в тон ему ответила Света, – давай ты все-таки не будешь звать меня Светилом, а?
– В свою очередь, попрошу запомнить, что меня зовут Саша. А по фамилиям мы друг друга в школе называли.
– Хорошо, Саша.
– Хорошо, Света.
Подписав первый пункт договора о взаимном сотрудничестве, стороны обменялись дружественными сигаретами.
– Так вот, что я хочу сказать, – продолжал Саша гораздо тише, чем раньше. – Вполне возможно, что отец Евгений появился в том мире из нашего подсознания. Ладно, пусть. Но я думаю, что не это главное. Главное, что он там появился не случайно. Ты заметила, насколько ТАМ все логично?
– Пожалуй... – кивнула Света.
– Каждая деталь чему-то служит. Все завязано. – Саша вдруг замолчал, словно его осенила какая-то важная мысль.
– Что с тобой?
– Я вспомнил. Вот! Ты не права! В этих мирах не обязательно все только наши выдумки! Откуда же тогда взялся Алексей Иванович?
– Какой Алексей Иванович?
– Ну, карлик этот, в твоем мире, приходил к нам с Валеркой, все уговаривал чего-то, даже угрожал...
– Са-ша! – раздельно произнесла Света. – Ты нормально говоришь или бредишь?
– Да, нормально, нормально! – крикнул Саша, но тут же зажал себе рот ладонью и покосился на стену, ожидая очередных претензий. И продолжал почти шепотом: – Этот карлик, он был как быот НИХ.
– От кого? – Света неправильно истолковала Сашин шепот и, испуганно оглянувшись, тоже заговорила тихо.
– Ну, от этих, которым наши души зачем-то понадобились... – Саша произнес эту фразу смущенно. Действительно, получалась какая-то ерунда: я, понимаете ли, путешествую в выдуманный мною же мир. Там появляется странный человечек, который ведет не менее странные разговоры о какой-то сделке, о тысячах душ... Не мертвых – живых. Легче всего предположить, что этот человечек – также плод твоей собственной фантазии. Ладно. Допустим. Но как тогда объяснить все эти перемещения во времени? А воскрешение Антонова? И две смерти моей бабушки? К тому же, как показывает наш последний опыт с возвращением сына Антонова, между мирами гораздо более тесная связь, чем кажется... Ты не помнишь точно, что сказал отец Евгений?
– Не помню... Что-то про Антихриста, кажется...
– Да, да, да... Это в первый раз. А вот уже потом, ночью, когда мы с Лешкой ехали?
– Саш, я не помню. Кто-то родился...
– Нет, нет, стой! – Саша крепко зажмурился. – Не родился, а зачат! Зачат... ммм... зачат в мире смутном... Рожден в горах... снежных... Живет... живет...
– ...в жилище убогом! – вспомнила Света.
– Верно! – Саша радостно запрыгал по комнате.
– Чего ты радуешься? Ты что, понимаешь, что это все значит?
– Не знаю, так узнаю! Будем вместе разбираться! В стену опять постучали.
– И как?
– С помощью логики. – Саша сел на кровать рядом со Светой. – Если мы с тобой все правильно вспомнили, получается, что у нас довольно много информации об этом Антихристе.
– Ты всерьез считаешь этот бред информацией?
– Светило... то есть, извини, Света, давай-ка постарайся абстрагироваться от действительности и думай вместе со мной. А то у меня и так мозги набекрень, а тут еще и тебя поминутно надо убеждать! – Саша прокричал это все громким шепотом. Получилось смешно, но убедительно.
– Хорошо. Я постараюсь абстрагироваться.
– Вот, вот, постарайся. Тем более девушке, которая еще недавно ходила с удостоверением профессиональной ведьмы в кармане, это будет сделать совсем просто. – Саша хитро посмотрел на Свету, а затем с отсутствующим видом – на потолок.
– Начнем с начала, – сказала Света, сделав вид, что не заметила Сашиной подначки. – Что там? Зачат в мире смутном? Что это может означать?
– Что угодно, – вынужден был признать Саша. – Сейчас, по-моему, вся земля – смутный мир.
– Нет, нет, Сашка, ты не прав! – Света дернула его за рукав. – То, что у нас происходит, называется не смутный мир, а смутное время! Разница! Ты же сам говорил, что в ТОМ мире все очень логично! Значит, и слова употребляются точно!
– Верно. Подожди, подожди... Ты хочешь сказать, что отец Евгений имел в виду... не Землю?
– Ты еще договорись до того, что твой отец Евгений – инопланетянин! – рассердилась Света.
– Тогда что он имел в виду?
– Господи, какой же ты тупой! – Она произнесла это совсем не обидно. – Сам только и бубнишь, что “наш мир”, “твой мир”, “мой мир”... – Света попыталась изобразить бубнящего Сашу, выпятив нижнюю челюсть и тряся головой.
– Неужели я действительно такой обаяшка? – поразился Саша.
– Такой, такой. Не отвлекайся. Ты понял, на что я намекаю?
– Ты намекаешь на то, – голосом отличника-первоклашки сказал Саша, – что этот Антихрист зачат там, куда человек путешествовал под аппаратом Поплавского?
– Не человек, а женщина, – поправила его Света.
– Ну, это естественно. Круг поисков сужается.
– Кстати, нет. – Света замотала головой. – Это мы с тобой зря так решили.
– Почему?
– Потому что сделать ТАМ ребенка мог и мужчина. Женщине, двойник которой есть в реальности. А родился он уже ЗДЕСЬ.
– Логично. – Саша с уважением посмотрел на Свету.
– То есть, если мы хотим найти этого Антихриста, нам нужно просто-напросто проверить всех, побывавших под аппаратом на предмет рождения ребенка!
– Просто-напросто, – убитым голосом согласился Саша. – Ты себе представляешь эту работенку?
– А что? Я не думаю, что у них наберется очень много детей.
– А то, что, следуя твоей логике, ребенок может родиться у кого угодно! И как угодно далеко!
– То есть?
– Ну, то есть: я, например, отправляюсь в путешествие. И встречаюсь там с любимой девушкой своего детства. Сплю с ней. – Саша почувствовал, что несмотря на лихость, с которой говорил, щеки его начали гореть. – Потом возвращаюсь и спокойно иду домой. А она через девять месяцев рожает ребенка. Хотя пять лет уже живет в Америке и не замужем.
– Почему в Америке? – удивилась Света.
– Для примера.
– А почему все-таки Америка для примера? – настаивала она.
Саша хотел сказать, что Америка подвернулась совершенно случайно, как пример удаленности, так сказать, объекта, но вместо этого сердито буркнул:
– Ну, что мне тебя, что ли, в пример приводить? Теперь уже покраснели оба.
– Я это к тому сказал, – быстро пояснил Саша, заполняя неловкую паузу, – что для того, чтобы проверить ВСЕХ, нам нужно КАЖДОМУ задать неприличный вопрос: не занимались ли вы во время своего путешествия любовью? И если да, то с кем? Имя? Фамилия? Адрес? Как ты себе это представляешь?
– Это абсолютно нереально, – согласилась Света. – А второй пункт нам никак не может помочь?
– Какой второй?
– Ну, этот... Что он рожден в горах. – Света вдруг порывисто соскочила с кровати. – У тебя есть бумага и ручка?
– Есть. Сейчас дам. А что ты хочешь?
– Я хочу записать все три пункта. Чтобы удобней было ориентироваться. – Света взяла у Саши блокнот и, став коленками на стул, стала писать: – Так. Зачат в мире смутном. С этим ясно. Рожден в горах...
– Снежных, – подсказал Саша.
– Вот. Это уже интересней. Это, мне кажется, серьезная подсказка.
– Что ж нам, по-твоему, теперь нужно перебить всех младенцев, родившихся в горах? – съязвил Саша.
– Новый Ирод, – тихо произнесла Света.
– Что?
– Ирод, говорю. Ирод наоборот. Тот, настоящий, убивал младенцев, потому что искал новорожденного Христа. А мы с тобой ищем наоборот.
– Я и говорю – что их, всех убивать?
– А, кстати, Саш, на самом деле: когда дойдет до дела, что ты будешь делать с ребенком, если найдешь его? А? – Саша растерянно молчал. – Представь: вот он лежит перед тобой. Маленький, розовый, в пеленках, пузыри пускает. И тебе говорят: это Антихрист в облике человеческом. Что будешь делать?
Саша задумался. “Кажется, я зря все это затеваю. Потому что ответа на вот такой, прямо поставленный вопрос, не знаю”.
– А, может, это и не ребенок вовсе? – предположил Саша, чувствуя, что говорит заведомую глупость.
– А, ну-ну, надейся больше. Я вот абсолютно уверена, что это окажется самый распрекрасный младенец с умилительными пальчиками и глазками, и попкой, и улыбкой.
– Окажется... Ты все-таки считаешь, его надо искать?
– Капитан Самойлов! Не узнаю вас! – укоризненно рявкнула Света и тут же сделала страшные глаза, потому что в стенку тут же последовало несколько глухих ударов. – Слушай, чего они у вас такие нервные?
– Они не нервные. Просто стенки тонкие, – объяснил Саша. – Ты все написала?
– Нет. Сейчас третье допишу. Живет... в жилище убогом. Это слишком размазано. Сейчас почти все живут в таких. В таком случае, антихристом запросто может оказаться соседский ребенок.
Саша испуганно посмотрел на стену, но тут же рассмеялся: