– Светочка стала под душ.

Ах, как я уважаю всю парфюмерную и косметическую промышленность! Такой себе недавно шампунь миленький купила... А вот сейчас из душа выйду, тело легонечко полотенцем промокну (не вытру, а именно промокну, понимать надо!), потом крем для лица, для ног, для тела, для шеи (а что вы хотели? за шеей надо очень и очень следить!), для рук, для век – домой приеду, музон потише поставлю и не меньше часа буду лежать и ни о чем не думать, а только тело свое лелеять. Блаженство...

Сильно хлопнула дверь в раздевалку. Сквозняк, как всегда. Мыльная вода еще стекала по лицу, но что-то заставило Светочку открыть глаза.

Прямо перед ней стоял мужчина.

Потом она не раз удивится, сколько успела передумать за прошедшие после этого секунды.

Первой мыслью, пока еще не разглядела его, было: в душ зачем-то вломился Гарик, чтобы меня охранять и здесь (может, ему Виталий позвонил и вставил по первое число за потерю бдительности). И вот теперь я устрою самый настоящий скандал и одному, и второму, хотя зачем Гарику-то – он человек подневольный...

Вторая, но и самая шальная мысль была: это он, тот самый парень из бассейна, который мне так понравился. Мои бесстыжие мысли каким-то образом дошли до него, и он явился сюда, чтобы воплотить их в жизнь. Сразу стало жарко, и весело, и немножко стыдно, как во сне, когда снится, что идешь по улице голая...

Третья мысль (...нападение...) не успела сформироваться до конца, но, как показали дальнейшие события, она-то и оказалась верной.

Парень (да нет, конечно же, не он, тот и симпатичней был, и ростом пониже, и, главное, – не с таким диким лицом) в два шага оказался около Светочки, выдернул ее из-под душа, а затем сноровисто, как опытная мать, заставляющая ребенка высморкаться, прижал к лицу тряпку. Светочка дернулась, стараясь вырваться, инстинктивно глубоко вдохнула чего-то холодного и душного одновременно. В голове сразу стало гулко и пусто, почему-то показалось, что вошедший воздух не пошел в легкие, а так и проскочил наружу через затылок.

Последняя, четвертая мысль в уже угасающем сознании была: Господи, он меня изнасилует прямо здесь, на этом мерзком плиточном полу... какая гадость... я этого не переживу... Виталий его найдет и разрежет на кусочки... живьем... на мелкие... кусочки... И тут же начало сниться, сниться, сниться...

Вовремя и грамотно составленная суматоха – лучшее прикрытие для преступников. Если бы Виталий Николаевич Антонов вдруг задался целью выяснить, как это средь бела дня из бассейна, битком набитого народом, из-под носа (носов?) у двух опытнейших охранников похищают женщину, он бы услышал массу интересного из уст многочисленных свидетелей. Ему бы рассказали, как закричала Тамара Георгиевна, и как бежала Любовь Сергеевна, и как удивился Антон Ефимович, и как испугался Леша, и т. д., и т. п. про всех, кто что-то видел или слышал, или догадался по всеобщей суете, что что-то случилось. Если бы Виталий Николаевич Антонов все-таки стал докапываться до всего этого, то – большой любитель изящных честертоновских детективов, – может быть, и оценил бы очевидную и простую красоту похищения. Да вот не станет Инталий Николаевич заниматься подобной ерундой. И не расскажет ему говорливая гардеробщица о странной “скорой”, приехавшей РАНЬШЕ, чем стало плохо какой-то женщине в душе. Не оправдается никогда несчастный Гарик. Не сумеет доказать, что сработало – сработало! – его звериное, настоящее, натасканное на любую опасность чутье! И рванулся он таки в женскую раздевалку, чтобы... Нет, не расскажет. Просто не сможет. А через четыре часа после всего случившегося его тело бесследно исчезнет из морга больницы им. Ленина, что на Большом проспекте Васильевского острова. А поди потом проверь, у кого из санитаров и насколько потяжелел карман?

Кстати, и милиция этим шумным инцидентом заниматься не будет. А зачем? Женщина пропала? Где заявление о пропаже? Парня какого-то убили? Где Труп? Свидетели? Да на фига они нам? Кому надо – тот пусть этим и занимается.

А тот, кому надо, уже держал в руке телефонную трубку и слушал, не перебивая...

– ...ничего страшного. Сейчас поговоришь с ней. Эй, давай девку сюда! – Светочку сильно встряхнули, так что она обо что-то ударилась головой, и подвели к телефону. Ничего не соображая, она автоматически сказала “алло” в подставленную трубку. Вышло очень тихо, в трубке молчали, пришлось откашляться и повторить “алло” погромче.

– Света, – произнес ей в ухо чей-то ужасно знакомый звенящий голос, – ты в порядке? – Что за дрянное кино? Будят среди ночи, задают идиотские вопросы в стиле американских боевиков... – Света, ты слышишь меня?

– Слышу, – ответила она, только чтобы отвязаться, – я спать хочу.

– Света!

Какого черта Виталий так рано ее разбудил? Ведь это же его голос, так? И почему он так странно и строго ее называет?

Весь мир внезапно ухнул вниз, но тут же вернулся. Ощущение, как после прыжка с вышки: удар воды по ушам, мгновенная потеря координации и – вот уже ты снова на поверхности. Упаси вас Бог от такого выныривания. Светочка очнулась и обнаружила себя стоящей в совершенно чужой огромной, почти пустой комнате с телефонной трубкой в руках. Левое плечо сильно (слишком сильно, даже больно!) сжимали чьи-то чужие грубые руки. В ухо рвался жуткий звенящий голос Виталия.

– Света! Ты можешь говорить? Тебе делали уколы? Света!

– Я слышу тебя, – сказала Светочка вдруг охрипшим голосом.

– Как ты? – Быстрые горячие слезы подступили к ее глазам от невыносимой и непривычной нежности, послышавшейся в его голосе.

– Я...

– Ну, хватит сопли распускать! – рявкнули над ухом, и телефонной трубки уже не было в Светочкиных руках.

Мерзкая рожа, стоящая рядом, расплылась в похабнейшей улыбке, дослушивая предназначавшиеся Светочке слова.

– Ну, все, кореш, выговорился? – хрюкнул в трубку. – Молодец. Ты нас убедил. И девчонка твоя молодец. Нам будет легко договориться. Точняк? – Послушал еще немного, не переставая улыбаться, но заговорил уже гораздо злее: – Ну, ты меня напугал. У меня уже полные штаны от страха... Чего? А вот это не ко мне, дорогой. Мое дело – твою девчонку держать, а говорить ты с другими будешь...

“Спасибо, – подумала Светочка, – спасибо. Девчонка – это я. Неожиданный комплимент. Господи, о чем это я?”

Она сидела с ногами в кресле, не двигаясь, но стараясь как можно больше рассмотреть и запомнить вокруг.

Это пригодится, это все потом пригодится, когда меня будут спрашивать, я все расскажу, что увидела. Первыми она запомнила человека, который ее охранял, и его собаку. Смотреть на них можно было украдкой и очень коротко. Светочка уже убедилась: если задержишь взгляд хоть на нем, хоть на собаке дольше, чем на полминуты, – настораживаются оба. Один раз “кавказец” даже поднял голову и издал что-то вроде предупредительного рыка. Кавказец – это собака. Парень скорее напоминает прибалта. Лицо круглое, кожа очень белая, мелкие веснушки. Волосы светлые, короткие. Очень короткие. Глаза свинячьи. Тупые и злобные. Шея короткая и толстая, плавно переходящая в толстый мерзкий живот. На нем: спортивные штаны темно-синие, с тремя косыми цветными вставками по бокам, белой, зеленой икрасной.

Светочка покосилась на бандита.

Нет, соврала: красной, белой и зеленой. Итальянский флаг, запомнила? Парень в этот момент встает со стула, и мне приходится делать вид, что очень интересуюсь их батареей. Так. Батарея. Грязная и облезлая. Лет сто назад, наверное, была покрашена в бежевый цвет. Под батареей лежит девять рублей. Монета в 5 рублей (“решка”) и четыре – по рублю (три “решки” и один “орел”). Мне не интересно, откуда они здесь взялись. Я просто запоминаю. Во времени не ориентируюсь, потому что мои часы непонятно где, хотя я полностью одета. Кто меня одевал? Как долго я была без сознания? Что сейчас – утро или вечер? Голова тяжеленная, но сна ни в одном глазу. Холодно и... не то чтобы страшно, а просто немножко подташнивает. Если расцепить руки, они тут же начинают противно дрожать. Ноги не держат вообще, но ходить здесь не разрешают. Хорошо, что я не хочу в туалет. Не представляю, как бы я смогла у этих гадов что-нибудь попросить.

Через неопределяемое время охранники меняются. Ни сказав друг другу ни слова. Просто один входит, садится, другой встает и уходит. Собака остается. Собака старая, морда седая, когда рычит, видны желтые клыки. Правое ухо рваное. Обои старые, желтоватые, с вытершейся позолотой. Потолки высокие, скорее всего квартира старого фонда. В голове начинает потихоньку разъясняться, но от этого становится еще хуже. Начинают лезть всякие глупые и страшные мысли и варианты причин похищений. Виталий уже все знает. Это хорошо. Он меня спасет. Скоро. Очень скоро. Это как в кино. Им скорее всего нужны деньги. Сейчас Виталий соберет нужную сумму, отдаст этим гадам и заберет меня домой. Мы больше никогда-никогда не будем ссориться. Он разведется со своей стервой, и мы поженимся. Мы купим дом в Нормандии и будем жить долго и счастливо. Я наплюю на свою фигуру и рожу ему трех прелестных детей. Или четырех. Трех девочек и мальчика. Мы купим большой семейный фургон и яблоневый сад. И наймем старого слугу, который будет нам варить сидр. Кажется, я начинаю хныкать. Собака шевельнула ухом и повернулась ко мне. Собака, я хочу пить. Скажи своему хозяину, что я хочу пить. Господи, только истерики мне сейчас не хватало. Запоминай. Если начнется стрельба, падай на пол и не рыпайся. Это тоже из какого-то фильма. И даже из многих. На память почему-то приходят самые грустные, с трагическим концом. Неужели эти придурки думают, что Виталий, отдав им деньги, оставит их в покое?

Господи, но если они это понимают, самый логичный выход прикончить меня? Выходит, я зря запоминала эти чертовы девять рублей под батареей? Затошнило еще сильнее. Теперь я понимаю, что меня тошнит от страха. Почему так долго? Господи, почему так долго? Странный шуршащий звук. Что это? Это второй охранник открыл пакет с молоком. Ну и плечищи... Собака не двинулась с места. Гарден молоко очень любил. И сыр. Даже рокфор. Я всегда ему из Франции привозила. Сесиль, Сесиль, как ты там, в своем Париже? Ты знаешь, что тут со мной приключилось?

Стараясь отвлечься, Светочка начала придумывать, что бы сделала Сесиль, если бы узнала, что ее подругу похитили. Ничего интересного на ум не шло, какие-то глупости, опять слишком похожие на отрывки из французских детективов. Занемели руки. Стараясь не производить лишних движений, Светочка стала растирать кисти.

Где мои часы? Где моя сумка? Еще раз: кто меня одевал? Огромные брезгливые мурашки поползли по всему телу при мысли, что, может быть, вот эти самые мордовороты, которые ее охраняют, как раз и дотрагивались до ее тела... Мамочки мои, я ведь в душе совершенно голая была... Горячей волной накатил запоздалый стыд. И сразу же злость-злость-злость. Стало полегче – не так страшно. Почему Виталий так долго собирает эти деньги? Много? Интересно, сколько? Не вздумай потом спрашивать. Потом? Господи, скорей бы это “потом”!

В коридоре послышалось какое-то движение. Охранник насторожился, чуть повернулся в сторону открывшейся в двери щелки. Вышел. Собака равнодушно проводила его взглядом.

– Мой Гарден никогда бы не опустился до такой подлости! – зачем-то сообщила Светочка псу.

Дальше все происходило быстро и непонятно. Вошли двое: плечистый охранник и еще один, в кашемировом пальто. Более мерзкой рожи я, наверное, никогда не видела. Ну как будто на заказ делали. Для конкурса “Мистер дерьмо-97”. На широченной харе вольготно разместились все пороки человечества. Жирные небритые щеки плавно и без напряга перетекали в плечи. Где заканчивался подбородок с кокетливой ямочкой и начинался живот, определить было уже невозможно.

Оба направились к Светочке. Плечистый споро связал ей руки, накинул на голову плотный мешок. Стараясь абстрагироваться от его прикосновений, Светочка не рыпалась, понимая, что ситуация вошла в завершающую стадию.

Ну, представь себе, что ты у зубного. Вспомни то блаженное ощущение, когда врач, вдоволь насверлившись и накопавшись в твоем многострадальном зубе, наконец, отводит в сторону бормашину и начинает готовить пломбу. Вспомнила? Вот. Спокойней, спокойней. Иди, куда ведут. На всякий случай запоминай повороты. Так. Вышли из комнаты. Налево. Длинный коридор. Под ногами – старый паркет. Слышишь, как скрипит? Справа послышалось журчание, наверное, ванна или туалет. Остановились. В воздухе – сильный запах табака и... нервозность. Где-то рядом хлопнула дверь. Новый запах – одеколон... сейчас, сейчас... “Drakkar Noir”, верно?

– А че с девкой?

– На... Возвращай. Мне его горло нужно, а не... От одних этих голосов коленки дрожать начинают.

– Так че, прям и возвращать?

– Сказано тебе?.. – Длинная фраза, от которой у Светочки под мешком запылали щеки. То есть щеки-то запылали от употребленных выражений. А вот смысл произнесенного... Если правильно расставить по местам подлежащее и сказуемое во всей этой матерной мешанине, получается, что главное действующее лицо в нашем балагане с похищением – Юрка Кашин?! Интересно, это случайная проговорка тупого исполнителя или тонко рассчитанный ход? У Светочки вдруг начали заплетаться ноги. Ее довольно грубо дернули, повели...

Лифт, долго спускаемся, этаж пятый, не меньше, сразу же – в машину. Элементарная логика подсказывает, что выходили во двор. Кто же выведет на улицу человека с мешком на голове? Хотя эти... эти все могут.

В машине Светочка перестала ориентироваться сразу. Поняла только, что ехали быстро и много раз поворачивали. И это может означать что угодно. И что уехали далеко. И что следы путали. А потом – скрежет тормозов – хлоп! И я уже стою посреди улицы, без мешка на голове, и чей-то добрый голос рядом произносит:

– Девушка, вы сумку уронили.

Светочка оглянулась по сторонам. Идиллия, черт побери. Как будто ничего и не было. Никто не видел, как похищенную девушку выставили из машины, номеров никто не заметил, но самое главное – нас никто и не встречает. Где трубы и фанфары? Где счастливые слезы освобождения? Где мужественный комиссар полиции, тонко и точно проведший операцию? И, наконец, где счастливый герой, обнимающий любимую женщину? Кажется, я сейчас расплачусь. Безнадежные ощущения ребенка, который, проснувшись среди ночи и прислушавшись, все больше и больше убеждается в том, что взрослые ушли, оставив его одного. Что делать в такой ситуации? Правильно, разреветься во весь голос, чтобы они все прибежали, и испугались, и стали наперебой успокаивать, и кто-нибудь потом обязательно остался сидеть рядом с кроватью. Кажется, я уже плачу.

Светочка огляделась, вытирая слезы. Обычный двор. Сразу и не скажешь, где находишься. Что мне сейчас нужно? Телефон? Или сразу – домой? Не могу же я здесь стоять вечность? Надеюсь, сумку мою не обчистили? Хорошо, что я имею привычку брать с собой в бассейн деньги... Которые, кстати, и не пригодились, потому что, выйдя на улицу, обнаружилось, что это – родная Петроградская, а дом находится буквально в двух кварталах отсюда.

– Светлана Вениаминовна! Майн готт! – Бедная Калерия, открыв дверь, чуть не рухнула на пороге.

– Это я, Калерия Карловна, – сказала Светочка мертвым голосом и вошла в прихожую. Надо бы спросить, где Виталий. Но работа по произнесению еще каких-либо звуков показалось настолько тяжкой, что Светочка молча прошла в спальню и, не раздеваясь, легла на кровать, все еще прижимая к себе сумку.

Несколько раз кто-то тихо приоткрывал дверь, но тут же исчезал. Наверное, Калерия переживает. Я не буду вставать. Я буду здесь лежать. Я не встану. Я никогда не встану. Меня парализовало. У меня атрофировались чувства. Где-то подрагивает слабый ма-аленький вопросик: где Виталий? А еще где-то копошится поганый маленький червячок-мазохист, который щекочет еле живой клочок сознания своими смешными вопросиками типа:

это что– наказание

это наказание мне здесь и сейчас за то что я там у себя в своем сказочном мире позволила мальчику-монголу целовать себя

это несправедливо это ведь понарошку это нечестно это нечестно нечестно нечестно

это не детская игра здесь нельзя побежать к маме и пожаловаться и знать что будешь права даже если ударила первая и у него пошла кровь из носа и он уже идет сюда со своей сердитой матерью чтобы ругаться

откуда это нарастающее с каждым годом с каждым днем чувство вины вины перед всеми перед отцом Виталием мамой всеми нерожденными детьми которым не разрешили появиться на свет благородно сообщив что не накопили еще любви для них не накопили самим не хватает

– Светлана Вениаминовна, вы уже два часа лежит на кровати. Сделать вам чай? – Как всегда, у Калерии при волнении отшибает русский язык. Бедная вы моя, бедная, какой тут, к дьяволу, чай? Вот если водки... Стакан. Хотя нет, от стакана, наверное, сразу вырвет.

Еще через вечность:

– Светлана Вениаминовна, извините меня, но там вас к телефон...

Меня? С того света, что ли? Заждались?

– Да.

– Послушайте, я не знаю, как вас там зовут...

– Здороваться надо для начала, – пристрожила Светочка, удивляясь, что еще может обращать внимание на такую ерунду.

– Для начала помолчите! И послушайте, что я вам скажу! – Какой мерзкий, истеричный и, главное, – совершенно незнакомый голос. – Мне глубоко наплевать и на вас, и на эту скотину! Но если мне немедленно не вернут сына, я приму меры, от которых не поздоровится и вам, и этому... – Далее непечатно, непечатно и непечатно.

Эй, эй, дамочка! Вы, кажется, немного ошиблись каналом! У нас здесь совсем другой детектив! Здесь МЕНЯ похитили, МЕНЯ! Какой, к чертям, сын? Убирайтесь вон из моей жизни! Мелькнула еще бредовейшая мысль о чьем-то шизнутом розыгрыше, но тут же, к счастью, исчезла. Я не могу припомнить ни одного из своих знакомых, способных так дико шутить. За исключением, пожалуй, самого Виталия. Это что теперь, новая шоковая терапия?

– Набирайте, пожалуйста, правильно номер, – вежливо ответила Светочка и собралась уже положить трубку. Но поскольку все движения стали ужасно медленными, она успела ясно услышать, как та нервная дама на другом конце провода раздраженно сказала кому-то в сторону:

– ... А говорили, что она совсем не дура...

И вот эта фраза, обрывок интонации, и это самое “в сторону” моментально схлопнулись в единое целое, картинка-загадка стала картинкой-отгадкой... лишний раз доказывая, какой тонкий и сильный актер погибает в нашем Виталии. Это надо же: раза два, ну, максимум, три за всю нашу совместную жизнь мы вскользь касались его отношений с женой (да нет же, почему же бывшей? реально существующей и ныне здравствующей). Но даже и тех скупых мазков великой кисти мастера хватило, чтобы получился полный и точный портрет.

Светочке показалось, что чужие руки снова начинают ее раздевать.

– Вы все слышали? – Ах, да, я поняла, откуда этот тон. Она же, кажется, лет сто назад заканчивала педагогический институт. Учительница начальных классов. Как же, как же... Нет, и все-таки у меня опять чего-то не складывается. Она же со своим отпрыском должна быть, насколько я знаю...

– Вы звоните из Швейцарии? – зачем-то спросила Светочка. И успела услышать еще одну фразу “в сторону” перед тем, как мадам Антонова в раздражении бросила трубку:

– ... господи, какая же она тупая...

Ага. Тупая – это я. Я – тупая. Начинай, дорогуша, потихоньку привыкать к этой мысли.

Телефон зазвонил буквально через три минуты. Светочка вздрогнула и сняла трубку, почти уверенная, что мадам Антонова вылила еще не все помои на ее бедную голову.

Нет. Это была не мадам. Это был сам господин Антонов.

– Ты дома? – спросил мертвым голосом.

– Да. – В моем голосе жизни было не намного больше.

– Ты в порядке?

– Только что звонила твоя жена.

– Она сказала, что-то про сына.

– ... – Это не означает, что Виталий грязно матерится. Я просто пытаюсь обозначить километровые паузы (они представляются мне так: не в часах, а именно в километрах) между моими репликами.

– Она сказала, что если его не вернут, она примет меры, от которых нам не поздоровится.

– Я не поняла, откуда она звонила...

– Из Европы. – Первое произнесенное слово. Спасибо.

– Я поняла, что не из Америки...

– Я говорю: из гостиницы “Европа”.

– Так они приехали? – Боже мой, что мы обсуждаем? Какое мне дело до его стервозной супруги и чахлого отпрыска?

– У Лешки завтра день рождения. – Огромное спасибо. Ввести меня в курс своих домашних дел – это акт огромного человеческого доверия.

– Будете праздновать?

– Света. – От его голоса у Светочки вниз по спине поползли большие дохлые мурашки. Она чуть было не рассмеялась истеричным смехом от такого пришедшего на ум сравнения. Но собрала всю свою волю и, натурально, прикусила язык. – Моего сына похитили.

Теперь паузу держу я.

– Я прошу тебя: сиди дома, никуда не выходи и ничего не делай.

Если бы я была режиссером этого нашего крутого боевика, я сейчас дала бы на экране сдвоенный кадр: лицо Виталия и мое.

А на этом фоне – нарочно плохую, , шероховатую запись короткого диалога двух бандитов:

“ – А че с девкой?

– На... Возвращай. Мне его горло нужно, а не...” Чувствуя, как поднимается от желудка шершавый ком тошноты, Светочка, кашлянув, выдавила из себя краткое содержание последнего слышанного ею диалога похитителей.

– ...что?.. – Виталий уронил это “что” голосом человека, внезапно поймавшего на себе взгляд разгневанной кобры.

– Да Кашин! Кашин твой все это сделал! Сволочь твоя деревянная! – Светочка кричала в трубку и не могла остановиться, даже когда услышала короткие гудки. После чего села на пол и, наконец-то, разревелась.

Итак, подведем итоги, милочка.

Светочку выставили из машины в проходном дворе на Петроградской вовсе не потому, что Виталий что-то там заплатил. И я даже думаю, не в деньгах там дело. Наверняка какие-то специальные бизнесменские разборки. И Светочка оказалась неподходящим объектом. Так скажем: недостаточно крупной ставкой. Ее вернули и поставили покрупнее. Ну действительно: просто любовница (ну и что, что пять лет уж? Не в сроках дело, девушка, не тюрьма, чай). Вот сын – это другое дело. А теперь садитесь и объясняйте мне подробно и доходчиво: почему наши счастливые (счастливые, счастливые, не ухмыляйтесь так ехидно!) пять лет – это НИЧТО, а заморенный пацан семи (шести? восьми? не знаю!) лет, которого Виталий, ни минуты не задумываясь, оставил в возрасте полутора лет (это знаю точно, их сиятельство как-то обмолвились в застольной беседе), – это ВСЕ? Объясняйте, объясняйте, не стесняйтесь в выражениях!

И главный ужас в том, что выбор этот за Виталия сделали посторонние, низкие и дрянные люди. И сделали, судя по всему, безошибочно. Ах, как всем нам стыдно.

Светочка поежилась от омерзения. Ей вдруг показалось, что какой-то грязный шантажист открыл перед ней блокнот Виталия, в котором быстрым неровным почерком записаны все потраченные им на Светочку деньги. Вплоть до шоколадок и трусов.

Когда человеку совсем-совсем плохо, он обычно делает что-нибудь совсем простое. Например, берет сигарету.

Эти проклятые женские сумки, полные чертова барахла, среди которого ничего не найти! Светочка несколько минут нервно копалась в сумке, потом сделала самое простое: вывалила все содержимое на кровать. Вот же она, почти полная пачка “Мальборо Лайт”. А вот и зажигалка. Виталий подарил в позапрошлое воскресенье. Светочка смотрела на золотистый цилиндрик, как на дохлую лягушку. Возникло идиотское желание швырнуть зажигалку на пол и топтать ее ногами. Именно как подарок Виталия.

А вот рядом с сигаретами на кровати оказалась еще одна странная вещица. Ну-ка, кто здесь подогадливей? Что было написано на маленьком прямоугольнике плотной бумаги? Ай да знатоки! Ай да молодцы! Есть такая буква!

Самойлов Александр

частный детектив

тел. 928-11-40

конфиденциальность гарантируется

Приз! Приз! Приз! А кто сошел с ума – я не виновата!

Светочка медленно огляделась по сторонам. Где я нахожусь, скажите, пожалуйста? Я что – еще не вернулась из своего романтического путешествия? Тогда я, видимо, чего-то недопонимаю. Фирма “Невские зори”? Вы что-то перепутали. Мы заказывали драку на свадьбе, а не оркестр на похоронах. Если ВСЕ ЭТО – лишь продолжение приключений в МОЕМ мире, то, скажите на милость, каким вы видите конец этой боевой истории? Самым счастливым? Ну-ка, ну-ка, варианты? Сейчас я, пожалуй, напрягусь и помогу вам.

Так, так, так...

Ну, простейший – это через несколько минут сюда врывается Виталий, обвешанный воздушными шарами и хлопушками. За ним появляются носильщики с подарками и средних размеров цветочным магазином. Громко крича: “Сюрприз! Сюрприз!”, Виталий падает на колени, немедленно на мне женится, и мы спешно сваливаем во Францию – разводить яблони, гнать кальвадос и рожать троих детей.

Чуть посложнее, но тоже – со вкусом. Виталий приезжает сюда (ну пусть не через несколько минут, пусть через полчаса...) и привозит мне завернутые в тряпочку уши той скотины в кашемировом пальто. А еще лучше – пусть отрежет их у меня на глазах! А вы, девушка, кровожадная... Не забыть! Виталий брезгливо пнет ногой корчащееся тело, подойдет ко мне, крепко обнимет и тихо скажет в самое ухо: “Болвася, Болвася, как же ты мог такое про меня подумать...” Да вы еще и сентиментальны, девушка...

Третий вариант... Эй, эй, девушка, куда же вы? Вы же еще не дослушали!..

Пойду-ка я приму душ. Что-то я стала противна сама себе.

С трудом перебарывая чувство отвращения, Светочка отправилась в ванную. В коридоре метнулась испуганная тень Калерии Карловны:

– Светлана Вениаминовна, вам что-то нужно?

– Нет, нет, спасибо, вы можете идти домой. – Заметив неуверенность на лице немки, Светочка повторила как можно более бодро: – Идите, идите, Калерия Карловна, у меня все нормально.

В ванной, стараясь как можно меньше прикасаться к ЧУЖИМ вещам, Светочка осторожно залезла под душ. Как это там делают наши любимые америкашки? Наливают ванну воды, ложатся, а потом опускают в воду включенный фен? Бульон с профитролями. Суп любительский. Щи суточные. Бр-р-р, какая пошлость.

Три минуты почти кипятка, а затем три минуты – ледяной воды (повторить два-три раза, если выдержит сердце) взбодрили тело и резко освежили мозги. Ватсон, если есть сомнения, где ты находишься – ЗДЕСЬ или ТАМ, проверяется это э-ле-мен-тар-но! Просто позвони по указанному в визитке телефону. И если ты ТАМ, то тебе ответит приемная частного детективного агентства. А если – ЗДЕСЬ, то... А что – “то”? А то, что у нас, в Питере, и телефонов-то на 928 нет!

Светочка вышла из душа, спокойно оделась, безотчетно выбирая вещи попроще, купленные давно, и ни в коем случае – не ЕГО подарки. (Как будто отдаленность во времени от настоящего момента сделала эти вещи чище и честнее). Села на кровати, подвинула к себе телефон, набрала номер, убедилась, что данный номер в телефонной сети действительно отсутствует и... Что? Заплакала? Начала бить посуду и крушить мебель? Выпила пятьдесят таблеток тазепама? Нет. Нет. И нет.

Светочка сильно зажмурилась, но не от страха или отчаяния. Просто ей показалось, что именно так можно удержать одну очень важную мысль. Посидела так несколько минут. Затем набрала другой номер. И очень вежливо, но строго сказала в трубку:

– Добрый день. Кирилл? Светлана беспокоит. Мне нужно срочно найти одного человека.

– Пожалуйста, – квакнули в трубке. – Россия? Зарубеж?

– Россия.

– Что известно? Фамилия есть? – Пусть вас не удивляет такая постановка вопросов. Для нашего “специалиста по особым поручениям” фамилия вовсе не является главной информацией.

– Самойлов Александр. 1963 года рождения. В 1980 году закончил 366-ю школу Московского района.

– Блеск, Светлана Вениаминовна. Через пять минут перезвоню. Вы дома?

– Я дома. Но почему так долго? – удивилась Светочка. Она была совершенно уверена, что адрес Самойлова уже высветился у Кирилла на компьютере.

– Видите ли, Светлана Вениаминовна, ваш Самойлов – моряк рыбфлота. Я просто хочу выяснить, на берегу ли он. Если окажется, что он в рейсе, вам уточнять местонахождение корабля?

– Нет, спасибо.

Когда через полчаса Светочка, одетая, с небольшой сумкой через плечо, проходила через холл, она-таки сделала одну вещь. За которую ей потом будет немного стыдно. Но которая принесла ей огромное моральное удовлетворение.

Наперерез ей из кухни вышел, помахивая хвостом, сэр Уинтон Барколдайн Кубер-Педи. Говорите, древнее священное животное? Говорите, злопамятен? Что ж, приятель, тебе не повезло.

С наслаждением размахнувшись, Светочка дала сэру Уинтону отличного пинка под его пушистую высокопородную задницу.

Господи, какая мерзость! Как здесь только люди живут?

Светочка испуганно шла по коридору общежития, поминутно оглядываясь. Только что из-за угла на нее выскочила какая-то красная распаренная тетка с тазиком, полным мокрого белья. Дико глянула, шарахнулась в сторону и даже что-то буркнула сквозь зубы. Нехорошее что-то, рабоче-крестьянское, по поводу того, что, мол, шляются тут всякие...

– Открыто, открыто! – крикнули из-за двери на Светин стук. – Быстро управились. – Сашка Самойлов сидел на стуле спиной к двери. Он обернулся и уставился на Светочку веселым удивленным взглядом. Она успела удивиться, как мало изменился ее одноклассник, но в этот момент...

Светочке на секунду показалось, что вся комната резво легла набок и она сама теперь стоит на стене. Ощущение было пренеприятным, голова закружилась... Светочка зажмурилась, но от этого стало еще хуже. Перед глазами замелькал какой-то странный дерганый фильм, составленный из ярких коротких кадров, большинство из которых ничего ей не говорило: просторный холл незнакомого дома, бриллиантовая сережка, северные окраины Питера, но до жути запущенные и безлюдные, почему-то танк, облака странной формы, и люди, люди – в нелепых одеждах, какой-то безногий калека, полчища гигантских муравьев...