А

(Джакомо Ла Ферлита — Пиппо)

      — Зачем вы меня сюда привели, синьор Ла Ферлита?
      — Затем что сюда, в старый архив префектуры, ни одна живая душа не заглядывает. И никто нас здесь не увидит. Поймите, синьор Дженуарди, я не желаю иметь с вами дела. Разве мой брат Саса недостаточно внятно вам это объяснил?
      — Недостаточно внятно? Я бы не сказал. Ваш братец умеет объяснять.
      — Тогда какого рожна вы ко мне лезете? Еще и в префектуру заявились! Честное имя мое подмочить хотите?
      — Могу я поинтересоваться, чем я не потрафил префектуре и вам лично? Какая муха вас всех укусила? Я что, мимо горшка поссал?
      — Вам лучше знать, что вы натворили! А выражения выбирайте: не люблю, когда при мне сквернословят.
      — Что я натворил?! Да ничего особенного! Задал вопрос префекту — три письма написал, так ему это не понравилось.
      — Не думаю, чтоб дело было только в этом. Мне показалось, что командор Парринелло весьма обеспокоен.
      — А пошел бы он в жопу, ваш командор, вместе с его превосходительством префектом!
      — Послушайте, я же вам сказал, что сквернословие...
      — Ладно, извините. Объясняю, что меня сюда привело. Я не ради себя пришел, синьор Джакомино. Я пришел ради вашего брата Сасы.
      — Оставьте моего брата в покое.
      — И рад бы оставить, да не могу. Друзей в беде не бросают.
      — Послушайте...
      — Нет, это вы послушайте. Я должен предупредить вашего брата и моего друга, что кое-кто его ищет, чтоб шкуру с него спустить.
      — Спустить шкуру? За что?
      — Не прикидывайтесь. Будто не ведаете, что ваш братец Саса кучу людей понагрел! Вам известно, что он должен деньги половине Сицилии?
      — Конечно, известно. Но он регулярно выплачивает долги. Так что пусть люди, про которых вы говорите, запасутся терпением: рано или поздно они получат свои денежки.
      — Не смешите меня, а то я лопну со смеху. Разве вы не знаете, что, постоянно залезая в долги и не думая при этом, сумеет ли когда-нибудь их вернуть, Саса задолжал две тысячи лир Нино Лонгитано, брату командора дона Лолло?
      — Ни хера себе!
      — Ну вот, теперь и вы выражаетесь. Я не ослышался?
      — Умный у вас дружок, ничего не скажешь! Нашел кому задолжать две тысячи — брату дона Лолло Лонгитано! Эх, Саса, Саса! Неужто не понимал, что играешь с огнем?
      — Его не переделаешь — уж так он устроен. А ведь ни для кого не секрет, что с командором Лонгитано шутки плохи и он своего брата Нино в обиду не даст. У меня есть старый палермский адрес Сасы, на улице Данте, новый он мне еще не успел прислать. Боюсь, что когда пришлет, будет уже слишком поздно.
      — Пресвятая Дева! Слишком поздно для чего?
      — Сами понимаете, для чего. Командор Лонгитано не одну шкуру с вашего брата спустит, а целых три! Так что жизнь Сасы в ваших руках, дорогой синьор Ла Ферлита, на сей счет не может быть двух мнений. Вы со мной согласны?
      — Хорошо, сегодня же ему напишу.
      — Что сделаете?
      — Письмо напишу.
      — Где ваши мозги? Сядете за стол и напишете письмо? Но, во-первых, неизвестно, сколько оно будет идти из Вигаты в Палермо. Может, неделю целую. И значит, опоздает. Во-вторых, когда худшее случится и объявятся карабинеры, при осмотре места преступления они обнаружат ваше предостерегающее письмецо. Думаете, после этого вас не вышибут из префектуры? А вот если вместо того, чтобы бумагу марать, вы скажете мне, где живет Саса, я сяду в поезд и поеду к нему. Обратите внимание, синьор Ла Ферлита: помогая вашему брату, я рискую собственной жизнью. Уверяю вас.
      — Ладно. Розарио живет в том же Палермо. На проспекте Тюкери, номер пятнадцать, в доме Бордоне.
      — Давно бы так! Где тут у вас выход из этого хунявого лабиринта?

Б

(Квестор — командор Парринелло)

      — Спасибо, дорогой командор Парринелло, что поспешили откликнуться на мое приглашение.
      — Это мой долг, господин квестор.
      — Перехожу сразу к делу. Не скрою от вас, меня весьма удивило письмо его превосходительства префекта Марашанно. Вот оно, ознакомьтесь сами.
      — Я с ним знаком. Господин префект дает мне читать все, что пишет. Даже собственные стихи.
      — Как? Он сочиняет стихи?
      — Вот именно. Он их покойной жене посвящает.
      — Первой?
      — Прошу прощения, что значит «первой»?
      — Первой жене, разве не понятно? Той, что умерла. Вторая-то с одним типом сбежала.
      — Извините, господин квестор, я что-то не понимаю. Насколько мне известно, его превосходительство был женат один раз. А теперь он вдовец.
      — Но ведь он мне сам написал! Вы читали это треклятое письмо или нет?
      — Дозвольте взглянуть. Нет, этого письма он мне не показывал. Выходит, он написал одно письмо, а отправил другое.
      — Погодите, давайте разберемся. По-вашему, история со второй женой и ее бегством — чистой воды выдумка?
      — Думаю, да. Во всяком случае, мне он всегда говорил, что как овдовел, так и живет с той поры вдовцом.
      — Ладно, не будем сейчас копаться в его семейных проблемах. Я прикажу выяснить, что там на самом деле. В этой выдумке с изменницей женой есть что-то подозрительное.
      — Вот именно.
      — А как он держит себя в присутствии?
      — Что вам сказать? Два-три дня ведет себя нормально, а потом вдруг раз — и будто подменили. Совсем другой человек.
      — Другой человек?
      — Ну да. Ни с того ни с сего начинает буквально выкидывать номера. Иной раз разговаривает со мной без слов.
      — То есть пользуется жестами, мимикой?
      — Нет, господин квестор. Он пользуется каббалой. А понимать его мне помогает бесценная книга кавалера Де Кристаллиниса, отпечатанная в Неаполе лет двадцать назад.
      — Господи! А посетители? Те, кому непременно нужно поговорить с префектом. Неужели они ничего не замечают?
      — Некоторые, увы, замечают, хотя я изо всех сил стараюсь оградить его превосходительство от приема посетителей. Когда вижу, что мне это не удастся, отменяю в этот день все встречи. Но иной раз с отменой ничего не выходит. Например, я не смог помешать его разговору с генералом Данте Ливио Буше и с кавалером Пипией, председателем нашего суда.
      — В таком случае эти люди должны были обратить внимание... Разве нет?
      — Вот именно, что нет. Видите ли, если взять председателя суда, то тут можно не беспокоиться. Дело в том, что с его превосходительством Марашанно кавалер Пипия встречался в четыре часа пополудни.
      — Ну и что из этого?
      — Разве вы не знаете председателя Пипию?
      — Знаю, видел два раза.
      — Прошу прощения, в котором часу?
      — Дайте подумать. В обоих случаях утром. Но какая разница?
      — Огромная. Председатель Пипия за обедом бутыль вина выхлестывает. Теперь понятно?
      — Не очень.
      — Пьет он, вот и весь сказ. Как говорится, закладывает за воротник.
      — Спасибо, что суд заседает по утрам.
      — Не всегда. В прошлом году один процесс проходил после обеда, так кавалер Пипия намеревался приговорить человека, укравшего три картофелины (подчеркиваю: три), к тремстам годам тюрьмы. По сто лет за картофелину.
      — И чем кончилась эта история?
      — Смехом. Все сделали вид, будто приняли его предложение за шутку, — и прокурор, и адвокаты.
      — Остается генерал Буше.
      — Вы с ним знакомы?
      — Меня ему представили в прошлом году во время военного смотра. Мы обменялись парой слов, не более того.
      — Прошу прощения, но этого не может быть. Наверно, вы говорили, а генерал что-то бормотал. Генерал не говорит, а бормочет, по-здешнему — бормолит. И знаете, почему?
      — Понятия не имею.
      — Да потому что он глухой. Ни черта не слышит. Впрочем, тем лучше для него. Генерал спросил префекта о положении в районе. Его превосходительство ответил: «43», что значит напряженное, неспокойное. Генералу, должно, послышалось «богатыри» или что-то в этом роде, и он, глухая тетеря, с довольным видом подкрутил усы.
      — Что же делать, командор?
      — Лично я, увы, могу только развести руками.
      — А я и этой возможности лишен по той простой причине, что они у меня опустились. Сделаем так: дадим себе несколько дней на размышление, а потом решим. И все это время будем поддерживать связь.
      — К вашим услугам, господин квестор.

В

(Дон Нэнэ — Калуццэ)

      — Мое почтение, дон Нэнэ, да благословит вас Господь!
      — Приветствуем, Калуццэ!
      — Извиняйте за беспокойство. Может, я помешал? Может, ваше степенство заняты?
      — В данную минуту я свободен. Что-то случилось?
      — Ну да.
      — И чем же на сей раз отличился мой зять Пиппо?
      — Не, в этот раз дон Пиппо Дженуарди ничем таким не отличились. Но потому как вы велели доглядывать, что на складе вашего зятя делается, я пришел сказать, что дон Пиппо получили письмо из Монтелузы, из префектуры.
      — Тебе удалось его прочитать?
      — А то нет! Дон Пиппо уехали в Фелу, так я и полюбопытничал, про что там написано. Без малого неделю разбирал.
      — И о чем письмо?
      — Там сказано, что дону Филиппе, заместо того чтоб в префектуру, на почту-телеграф надобно было писать. Короче, ошибку ваш зять сделали.
      — А на кой хрен моему зятю почта-телеграф?
      — Хочут, чтоб линию телефонную им провели.
      — Ты уверен? Может, ты неправильно прочитал?
      — Вот вам крест!
      — Но для чего этому греховоднику телефон? С кем он собирается разговаривать?
      — В письме про то ничего не было.
      — Тут дело нечистое. Не спускай с него глаз, Калуццэ. В оба смотри. И мне обо всем докладывай, о каждой мелочи.
      — Не извольте сумневаться, ваше степенство.
      — Вот, возьми, Калуццэ.
      — Зачем это вы?
      — Бери, бери, Калуццэ. И помни, что я сказал: в оба смотри.

Г

(Пиппо — Танинэ)

      — Танинэ, нам нужно поговорить.
      — Сперва поужинай, Пиппо. Смотри, что я приготовила. Пальчики оближешь. Твоя любимая печеная треска с маринованной цветной капусткой.
      — Извини, Танинэ, совсем есть не хочется. Кусок в горло не полезет.
      — Что с тобой? Ты заболел? Простудился? У тебя давление? Не пугай меня, Пиппо!
      — Кабы простудился, кабы давление, было бы еще полбеды. Душа у меня болит. Пойду лягу.
      — Все-таки покушал бы. Хоть немного, самую малость.
      — Сказал, нет! Сколько можно повторять?
      — Ну, хорошо. Хочешь поговорить, давай поговорим.
      — Танинэ, мне помощь нужна.
      — Я тебя слушаю.
      — Ты должна поговорить с отцом.
      — Что я должна ему сказать?
      — Что нам деньги нужны.
      — Нет, Пиппо, уволь, я про деньги с отцом говорить не стану. Одному Богу известно, чего мне стоило выпросить у него на самобежный экипаж, который тебе взбрело в голову купить. Знаешь, что мне тогда папа сказал? «Это последний раз, так и передай своему нечестивцу, своему бездельнику мужу».
      — Нечестивцу? Бездельнику? А кто с утра до ночи потроха себе надрывает на этом говеном складе? Да, да, говеном! Видела бы ты склад братьев Тантерра в Феле. Вот это я понимаю! Трое конторщиков и пять продавцов! Лес из Канады приходит, из Швеции. А я должен довольствоваться парой местных досок и аховым работничком вроде Калуццэ Недовертыша! Я задыхаюсь! Расширяться надо! Мне размах нужен! Для этого ты должна поговорить с отцом!
      — Дудки! Не стану я с ним говорить! Знаешь, что он мне ответит? «Если Пиппо деньги нужны, пусть продаст свой самокат. Авось кто-нибудь да купит, — не может быть, чтоб не нашлось второго такого идиота, как он».
      — Да вы в своем уме — ты и твой папаша? Мой самокат солидность дает, престиж. Знаешь, что было в Феле, когда я туда на нем приехал? Столпотворение! Фурор! Народу набежало видимо-невидимо! Братья Тантерра, и те на улицу выскочили, рты поразевали! Если я свой самокат продам, скажут, что я без пяти минут банкрот, что я пузыри пускаю.
      — А почему бы тебе кредит в банке не взять?
      — Уже взял, теперь отдавать надо. Все, Танина, поговорили! Пойду лягу — может, заснуть удастся. А ты как, собираешься ложиться?
      — Со стола уберу, помоюсь, помолюсь и приду. Дожидайся меня, не спи.
      — Ой мамочки ой мамочки ой хорошо ой мамочки ой как сладко еще еще еще ой мамочки вот так вот так вот так ой умираю умираю ой сейчас умру только не останавливайся умоляю не останавливайся ой мамочки что ты делаешь Пиппо почему остановился?
      — Устал.
      — Что ты делаешь? Ты выходишь? Выходишь? Нет нет ради бога давай еще вот так глубже глубже ой мамочки вот так вот так весь весь еще еще ой мамочки...
      — Поговоришь, сука, с отцом?
      — Да да да поговорю поговорю называй называй меня сукой!

Д

(Пиппо — командор Лонгитано)

      — Могу я с вами поговорить?
      — Командор Лонгитано! Вот так удача! Я как раз вас искал.
      — А я вас. Выходит, нам обоим повезло. В равной степени.
      — Вы шутите, командор! Мне ли с вами равняться? Вы всегда будете выше меня. А Пиппо Дженуарди как был перед вами букашкой, так букашкой и останется.
      — Сначала я говорю или вы?
      — Сначала вы, командор. Мне первым говорить уважение не позволяет.
      — Тогда слушайте. Адрес, который вы мне любезно сообщили в тот вечер в собрании, оказался верным. Я отправил в Палермо двух своих друзей, но они опоздали, должник моего брата больше не живет на площади Данте. В своем письме из Фелы вы меня предупредили, что он может переехать, вот он и переехал. Никто из соседей не смог сказать моим друзьям, в какую щель забилась эта помойная крыса. Ничего не поделаешь. В любом случае хочу вас поблагодарить... Кстати, вы получили ответ из префектуры?
      — Да, командор.
      — А что это вы улыбаетесь? Может, изволите объяснить? Терпеть не могу, когда ни с того ни с сего мне в лицо смеются.
      — Прошу прощения, командор. Извините.
      — Хочу вам сказать, что если мои друзья не нашли дорогого синьора Ла Ферлиту, это вовсе не означает, что он может спать спокойно. Я никому не позволю водить себя за нос, ясно? И своего любимого брата Нино тоже. Его нос все равно что мой. Ясно?
      — Яснее ясного.
      — Дело не в жалких двух тысячах лир моего брата, которые прикарманил Саса Ла Ферлита, а в принципе. Вы меня понимаете?
      — Еще бы! С полуслова.
      — Вот и хорошо. Следственно, если вам случайно станет известно, куда этот сукин сын переехал, вы мне немедленно сообщите.
      — Само собой разумеется. Так что зря меня обижаете, командор. А почему я только что улыбался? Да потому, что вы не спросили, зачем я вас искал.
      — Зачем же? Объясните.
      — Объясняю. Синьор Розарио Ла Ферлита. Дом Бордоне. Проспект Тюкери. Номер пятнадцать. Палермо.
      — Вы уверены?
      — Богом клянусь!
      — В таком случае запомните: вы меня не видели, я вас не видел. А если так, вы ни при чем.
      — Прошу прощения, командор, у меня к вам вопрос. Вы часом не знаете кого-нибудь из начальства в Палермском Почтово-телеграфном округе? Видите ли, дней десять назад я отправил прошение...

УПРАВЛЕНИЕ ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ ВИГАТЫ

       Господину Квестору
       Монтелузы.
      Вигата, 24 октября 1891 г.
      Предмет: Прозвища
      Вы поручили сообщить Вам сведения о Дженуарди Филиппо из Вигаты, что я незамедлительно и сделал, вызвав в результате недовольство с Вашей стороны и упрек в бессмысленности моего доклада, а именно того места в нем, где приводились прозвища упомянутых мною лиц.
      Признавая свою вину и обещая впредь точно придерживаться Ваших указаний, считаю тем не менее своим долгом объяснить смысл данных, приведенных в моем докладе.
      Многих сицилианцев, должным образом записанных в метрические книги под фамилией и именем, полученным при крещении, с самого рождения называют другими именами.
      Допустим, живет на свете некто Филиппо Нуара. Думаете, кто-нибудь так его называет? Для всех, начиная с родителей и родственников, он будет Никола Нуара. Это ненастоящее имя, в свою очередь, превратится в уменьшительное Кола Нуара. Сие означает, что отныне вместо одного человека получится два: первый из них, Филиппо Нуара, будет существовать исключительно в документах, второй, Кола Нуара, — в жизни. Общим у того и другого будет только фамилия.
      Однако Колу Нуару очень скоро наградят тем, что Вы называете прозвищем, а мы — кличкой, не вкладывая в это слово обидного содержания. К примеру, если наш Кола Нуара немного хромает, его обязательно переименуют, и перед нами уже появится «Кола Хромец», «Кола Тик-так» или «Кола Бортовая Качка» и так далее, — все зависит от изобретательности сочинителей прозвищ
      Теперь представьте себе посыльного из Монтелузского суда — человека, который должен вручить Коле Нуаре повестку и при этом ведать не ведает, что Кола Нуара и «Кола Хромец» — одно и то же лицо.
      Мне известны десятки случаев неявки людей в суд не по их вине: вызываемых трудно, а то и вовсе невозможно было отыскать.
      Школьный учитель Паскуалино Дзорбо, например, только на пороге смерти (а он скончался на девяносто четвертом году жизни), к своему великому удивлению, узнал, что в метрической книге он значится под именем Аннибале.
      Мой коллега Антонио Кутрера, которого мы все ценим за глубокий ум и которого дружеское отношение честь для меня, однажды в беседе со мной попробовал объяснить обычай, столь распространенный на нашем острове. По его мнению, использование имени, отличного от полученного при крещении, с добавлением прозвища (клички), известного (известной) исключительно в пределах одного населенного пункта, преследует две прямо противоположные цели. Первая — маскировка в случае опасности: при двойном (или тройном) имени легче принять одного человека за другого, легче допустить ошибку, которая окажется на руку разыскиваемому, кем бы он ни был. Вторая цель — добиться того, чтобы в случае необходимости твоя личность была точно установлена и, таким образом, тебя не приняли за другого человека.
      Прошу извинить за столь пространные разъяснения.
      Всегда к Вашим услугам.
      Начальник Управления ОБ Вигаты
       (Антонио Спинозо).

ВИГАТСКАЯ ЧАСТЬ КОРОЛЕВСКИХ КАРАБИНЕРОВ

       Его Превосходительству
       Префекту
       Монтелузы.
      Вигата, 2 ноября 1891 г.
      Предмет: Дженуарди Филиппо
      В ответ на полученный запрос, Вигатская Часть Королевских Карабинеров считает своим долгом сообщить нижеследующее об интересующем Вас лице:
      Дженуарди Филиппо, сын Дженуарди Джакомо Паоло и Позакане Эдельмиры, родившийся 1860 года сентября месяца 3 дня в Вигате (провинция Монтелуза) и проживающий там же по улице Кавура, № 20, лесоторговец, суду не предавался. Законом не преследовался.
      Несмотря на это, Дженуарди уже давно находится под нашим пристальным наблюдением.
      После многолетнего распутства и дебошей Дженуарди в последнее время остепенился и пользуется хорошей репутацией, ведя размеренный образ жизни и не давая поводов для упреков или пересудов.
      Тем не менее у нас есть подозрение, что такая перемена является лишь внешней, с целью маскировки тайных интриг.
      Безмерное честолюбие делает Дженуарди человеком, готовым на все ради достижения своих целей. Он из породы хвастунов, о чем, в частности, свидетельствует тот факт, что он выписал из Франции очень дорогой самобежный экипаж под названием «Фаэтон». Экипаж построен на заводе «Панар-Левассор» и имеет мощность 2 Л.С. (лошадиные силы), ременный привод и ацетиленовые фонари. Мотор работает на керосине и позволяет развивать скорость до 30 километров в час.
      Как нам известно, подобных машин в Италии всего три.
      На этом Дженуарди не успокоился и выписал, опять же из Франции, говорящее и поющее устройство под названием «фонограф Эдисона».
      Ясно, что при таких тратах требуются огромные деньги, каковых торговля лесом приносить не может, и Дженуарди вынужден часто пользоваться великодушием тестя, Эмануэле Скилиро, богатого и уважаемого коммерсанта.
      Помимо этого, у нас есть и другие, более веские, основания продолжать наблюдение за данным лицом. Нам доподлинно известно, что в своем доме, находящемся по адресу: улица Кавура, № 20, он по меньшей мере два раза (2 января и 14 марта с.г.) имел встречи с подстрекателями и политическими заговорщиками, сицилианцем Розарио Гарибальди-Боско и рабочими из Милана Карло Дель Авалле и Альфредо Казати.
      Подвергнуть их всех аресту без соответствующих указаний мы не могли.
      С почтением
      Командир Части Королевских Карабинеров
       (Лейтенант Джезуальдо Ланца-Туро).

МИНИСТЕРСТВО ПОЧТ И ТЕЛЕГРАФОВ

Палермский Округ. Ул. Руджеро Сеттимо, 32.

Палермо.

       Милостивому государю
       Филиппо Дженуарди.
       Ул. Кавура, 20.
       Вигата.
      Палермо, 2 ноября 1891 г.
      Милостивый государь,
      обратиться к Вам мне посоветовал мой близкий друг адвокат Орацио Русотто, в свою очередь связанный узами братской дружбы с командором Калоджеро Лонгитано из Вигаты.
      Спешу уведомить Вас о нижеследующем.
      Процедура получения правительственного разрешения на проводку телефонной линии для личного пользования, т.е. не для деловых переговоров, занимает, как правило, длительное время и является достаточно трудоемкой, будучи связана со сбором целого ряда сведений и с предварительной топографической съемкой.
      Только после получения необходимых результатов, при условии их соответствия всем требованиям, можно будет приступить к опросу заинтересованных лиц.
      Со своей стороны, не выходя за пределы скромной власти Начальника Округа, я постараюсь ускорить дело.
      Тем временем Вам надлежит получить следующие документы на гербовой бумаге (предупреждаю, что отсутствие хотя бы одного из них может повредить окончательному решению вопроса в Вашу пользу):
      1) Свидетельство о рождении,
      2) Документ о семейном положении,
      3) Документ об отсутствии судимости,
      4) Справку из местной Податной Инспекции (или из Финансового Управления Монтелузы) об отсутствии задолженности по уплате податей,
      5) Справку о хорошем нравственном и гражданском поведении, выданную местным Управлением Общественной Безопасности,
      6) Справку об итальянском гражданстве,
      7) Нотариальную копию выписки из Листка воинского учета о Вашем отношении к воинской повинности,
      8) Кадастровую справку, подтверждающую, что квартира (или контора), где вы намерены установить телефонный аппарат, является Вашей собственностью, либо, в случае если вы являетесь нанимателем, нотариально заверенное заявление владельца о том, что квартира, склад или контора сданы Вам на срок не менее 5 (пяти) лет,
      9) Заверенное нотариусом письменное согласие владельца (владелицы) квартиры (склада или конторы), где должен быть установлен переговорный аппарат.
      Нами предоставляются телефонные установки марки «Адер-Белл». Для аппаратов в личном пользовании не предусмотрена коммутация: это значит, что принимающий (и в свою очередь передающий) аппарат может работать исключительно в результате вызова передающим (и в свою очередь принимающим) аппаратом. Вызов по другим телефонным линиям невозможен.
      Установка, для размещения которой необходима свободная часть стены не менее 1 м 50 см в ширину и 2 м 30 см в высоту, работает от двух батарей. Одна служит для создания цепи, обеспечивающей действие звонка, от другой зависит электрическое питание переговорного устройства.
      После рассмотрения нами предоставленных документов Вам необходимо будет подать прошение на имя Его Превосходительства Министра, что потребует выполнения дополнительных требований, о которых я информирую Вас по мере надобности.
      Как только от Вас поступят перечисленные выше документы, в Вигату прибудет наш геодезист для предварительных расчетов. Дорога, питание и жилье геодезиста полностью оплачиваются Вами, в подтверждение чего Вам будет выдана соответствующая расписка.
      Позволю себе прибавить к этому от себя лично, что геодезист, я уверен, останется доволен выездом в Вигату, где омары, как мне говорили, — пальчики оближешь.
      Прошу передать горячий привет командору Лонгитано.
      Искренне Ваш
      Начальник Палермского
      Почтово-Телеграфного Округа
       (Иньяцио Кальтабьяно).

* * *

       (Личное, доверительное)
       Гранд-офицеру
       Арриго Монтерки,
       Королевскому Квестору.
       Монтелуза.
      Монтелуза, 5 ноября 1891 г.
      Глубокоуважаемый Коллега и Друг,
      сделав полнейшую искренность своим жизненным принципом, не могу скрыть от Вас замешательства и огорчения, возникших у меня при чтении направленного Вам Начальником Управления ОБ Вигаты письма, копию с которого Вы любезно предоставили в мое распоряжение.
      Если быть откровенным, я считаю, что против меня существует заговор небезызвестного Дженуарди Филиппо и Начальника Управления ОБ Антонио Спинозо (чтоб ему ни дна ни покрышки!).
      Мне крайне неприятно об этом говорить, но в заговор вовлекут и Вас, коль скоро Вы дадите веру подсунутому Вам докладу и не употребите власти для опровержения его лживости.
      66 - 6 - 43!
      Истинно так.
      Прилагаю копию с доклада, полученного мной из той же Вигаты от Командира Части Королевских Карабинеров лейтенанта Джезуальдо Ланца-Туро, честнейшего офицера, выходца из благородного семейства, подарившего Родине немало мучеников и героев.
      Доклад подтверждает мои подозрения, что Дженуарди является опасным членом секты безбожников, для которых пустой звук такие понятия, как
      Родина,
      Семья,
      Честь,
      Совесть,
      Истина,
      и которые исповедуют атеизм и материализм.
      Посему необходимо следить за каждым его шагом.
      56 - 50 - 43!
       Витторио Марашанно,
       Префект Монтелузы.

* * *

      Монтелуза, 5 ноября 1891 г.
      Дорогой командор Парринелло,
      посылаю эту записку с надежным человеком.
      Сегодня утром я получил совершенно безумное письмо от известного Вам лица, содержащее смутные угрозы в мой адрес.
      Покорнейше прошу свериться с имеющейся у Вас книгой, о которой Вы мне говорили, и объяснить, что означают следующие две группы чисел:
      66/6/43 и
      56/50/43.
      Ответьте прямо на этом листе, так будет лучше. Лишние бумаги — лишний риск. Как Вы смотрите на то, чтобы встретиться послезавтра?
      Спасибо. Примите заверения.
       Арриго Монтерки.

* * *

      Милостивый государь господин Квестор,
      спешу открыть Вам значение чисел.
      Первая группа:
      66 = заговор,
      6 = тайный,
      43 = социалистический.
      Вторая группа:
      56 = война,
      50 = враг,
      43 = социалистический.
      Послезавтра я к Вашим услугам.
      Примите заверения.
       Коррадо Парринелло.

* * *

       Милостивому государю
       Господину Иньяцио Кальтабьяно,
       Начальнику Почтово-телеграфного Округа.
       Ул. Руджеро Сеттимо, 32.