Она узнала бы его всегда.
      В голове зашумело. Кровь застучала в висках. Ей показалось, что пол уходит из-под ног, хотя она по-прежнему сидела на стуле.
      – Мама говорила, что нам здесь нужно побольше жильцов. – Бобби с беспокойством посмотрел на Полли, стоявшую рядом с Фабиолой. Сестры не успели выйти на улицу и теперь, вернувшись, в изумлении таращились на Себастьяна. – Правда ведь, мам? – настойчиво требовал ответа Бобби.
      Полли откашлялась, сняла фартук, который повязывала на длинный халат в яркую полоску.
      – Да, я это говорила.
      Сестры переглянулись – обменялись восторженными взглядами, – и брови обеих поползли вверх. Потом близняшки вопросительно уставились на Блисс.
      Фабиола и Полли поняли, что за мужчина появился в доме. Вне всякого сомнения. Блисс нисколько в этом не сомневалась. И теперь они с любопытством следили за ее реакцией.
      Бобби, по-прежнему державший Себастьяна за руку, задрал голову, пытаясь заглянуть ему в глаза.
      Себастьян же смотрел на Блисс. Смотрел так же, как когда-то, в самый первый раз, когда они только познакомились. Смотрел дерзко и вызывающе, только сейчас этот вызов основывался на уверенности в себе.
      Блисс опять вздрогнула. Она чувствовала его даже на расстоянии, чувствовала исходящую от него силу; казалось, на нее обрушился град ударов – один, другой, третий… Ей даже почудилось, что при первом же ударе из ее легких с шумом вырвался воздух, и она охнула. После второго заныло в животе, свело мышцы бедер. Холод, жар, оцепенение, боль… И слабость.
      Он стоял, заложив за пояс большой палец; и Блисс вдруг вспомнила его знаменитый ремень с пряжкой в виде буквы S, напоминавшей серебряную змейку. Сейчас у него был ремень из мягкой черной кожи с пряжкой, обтянутой такой же кожей. Опустив глаза пониже, Блисс поняла, что Себастьян Плато не в состоянии себя контролировать – чуть ниже пряжки его джинсы заметно бугрились. Такой же, как и прежде, подумала Блисс. Она заставила себя перевести взгляд на его ноги – так безопаснее, – машинально отметив, что джинсы, чуть полинявшие на швах, сидят на нем превосходно.
      – Мама говорит, что тете Фаб нужно внимательно следить, чтобы вода не утекала, – сказал Бобби; согнув ноги в коленях, он повис на руке Себастьяна. – Ты-то наверняка сам сможешь за этим проследить. – Мальчик восторженными глазами смотрел на нового жильца.
      Пятнадцать лет.
      Он открыл рот, но, похоже, не знал, что сказать. К тому же Блисс все эти слова и так хорошо известны.
      А глаза у него такие же зеленые… И такие же губы. Такими она их и запомнила. Нет. Глаза стали еще зеленее, а губы еще обольстительнее. И все черты лица приобрели… какую-то жесткость, уж не говоря о том, что пятнадцать лет разлуки тоже оставили свой след. Блисс откинула со лба непослушные прядки, выбившиеся из-под резинки. Что такое, опять нужно протирать очки?! О Господи, а одета-то как! Старая голубая юбка и фиолетовые шлепанцы. Правильно Фабиола раскритиковала этот ее наряд.
      Ладно, не имеет значения. Себастьяну не следовало появляться здесь, потому что он сам разрушил все, что было между ними когда-то. Увлечение юности.
      – Ты будешь сам следить за водой и ставить затычку? – спросил Бобби уже чуть капризным тоном. Мальчишка сделал жалобное лицо. – Тетя Блисс, он справится. Я правильно поступил, тетя Блисс?
      Полли всегда говорила, что ее малыш прекрасно чувствует, как себя вести, и была совершенно права.
      – Конечно, Бобби, ты молодец, – ответила Блисс с улыбкой. – Спасибо, что помогаешь мне.
      – Спасибо, Бобби, – кивнул Себастьян.
      Еще один удар. И голос остался прежним.
      Нет, не совсем. Очень похож, но стал… мягче, что ли. Да, верно, голос почти тот же, только теперь это голос взрослого мужчины. Мальчик стал мужчиной и избавился от показной бравады. Очень приятный голос, просто замечательный.
      Проклятие! Сколько раз она молила его, умоляла, мысленно взывала к нему, просила вернуться и мечтала о том, чтобы эта омерзительная история оказалась неправдой, ложью. Потом, когда стало ясно, что он не вернется, и вся история обросла еще более гнусными подробностями, она стала молиться о том, чтобы никогда в жизни его больше не встретить.
      А сейчас он стоял и смотрел на нее. И был возбужден – выпуклость на джинсах не оставляла в том сомнений. Конечно же, он понимал, что она заметила, как действует на него, даже на расстоянии. Блисс едва не отвернулась. Впрочем, ерунда! Почему и отчего он возбуждается, не ее забота. И причина не в ней. Надо не забывать, что он просто «похотливый самец». Наверняка всегда готов трахнуть любую подвернувшуюся девицу.
      Фабиола кашлянула.
      Блисс, собравшись с духом, улыбнулась ей:
      – Буду очень тебе благодарна, Фабиола, если ты этим займешься.
      Не дай Бог Фабиола спросит, о чем речь.
      – Ладно, мне нетрудно, – отозвалась Фаб, сообразившая, в чем дело. – Мы постараемся, правда, Пол?
      – Все сделаем, как надо, – подхватила Полли и с серьезнейшим видом закивала. – Только это займет, э-э-э, некоторое время. Мне так кажется. А тебе, Фаб?
      – М-м-м, пожалуй, несколько часов. Но мы справимся, Блисс, не беспокойся. Все, до встречи.
      Сестры разом повернулись и поспешили к выходу. При этом едва не застряли в дверном проеме, пытаясь поскорее выбраться из дома. Спайки, одним прыжком преодолев расстояние, отделявшее ее от двери, побежала за сестрами.
      – Бобби, приятель, – сказал Себастьян, когда сестры скрылись из виду, – будь добр, сходи взгляни, как там мой грузовик.
      – Зачем?
      – Так, на всякий случай.
      – Зачем? – упорствовал Бобби.
      Себастьян улыбнулся парнишке:
      – Разумный молодой человек. Пока все в точности не выяснит, ни за какое дело не возьмется. Там моя собака, Битер. Он в машине. И всегда ужасно беспокоится, если надолго остается один.
      – Не стоит оставлять собаку в машине. Она может напачкать.
      Себастьян крепко сжал губы, чтобы не рассмеяться.
      – Ты прав, но на несколько минут можно, ничего страшного. К тому же Битер не заперт. Он просто очень не любит, когда к машине подходят чужие, если меня там нет. Будь добр, сходи туда и взгляни, как дела. Вдруг кто-нибудь бродит поблизости. Если что не так, скажешь мне.
      – Днем здесь никто не ходит, – принялся рассуждать Бобби. – Все работают. Мне не разрешают беспокоить их разговорами и вопросами. Ведь они художники, писатели там всякие, ты знаешь? Они рисуют, сочиняют… и все такое. Тут есть одна женщина, она с Виком. Делает всякие горшки и тарелки. А он художник. Так мне туда вообще не разрешают заходить, потому что эта дама очень… нервная. Она…
      – Вечная модель Вика, – перебила Блисс и почувствовала, как запылали ее щеки. Она хотела еще что-то сказать, но никак не могла сообразить, что именно.
      – Интересные дела, – улыбнулся Себастьян. – Но мне нужно поговорить с Блисс, а я очень беспокоюсь за Битера. Пожалуйста, Бобби, присмотри за ним.
      Бобби отпустил руку Себастьяна и проговорил:
      – Ладно. Я скажу, если кто-нибудь придет.
      Тонкие загорелые ножки мигом унесли мальчугана из кухни на террасу – и дальше, на улицу. Вскоре он пропал из виду.
      Себастьян осторожно прикрыл за Бобби дверь и повернулся к Блисс. Она заметила, что он стоит, сжав кулаки, широко расставив ноги; при этом дышал так глубоко, что рубашка то и дело натягивалась на широкой груди и мускулистых плечах.
      Она не решалась посмотреть ему в глаза.
      Себастьян прошелся по кухне и остановился у стола напротив Блисс. Посмотрел на нее сверху вниз. В его темных, волнистых волосах не было ни намека на седину. Да и видневшиеся в вырезе джинсовой рубашки короткие волоски тоже были черными. Она потупилась. Его вкусы не изменились. Как и мальчишка, который когда-то однажды на год бросил школу, этот человек до сих пор предпочитал джинсы в обтяжку, плотно облегающие фигуру крупного сильного мужчины, не залюбоваться которым попросту невозможно.
      Она почувствовала, что Себастьян немного наклонился. Блисс закрыла глаза, сердце ее бешено колотилось. Он всегда так раньше делал – наклонялся, когда хотел, чтобы она посмотрела ему в глаза.
      В кухне царила тишина, слышалось лишь жужжание вентилятора, стоявшего у открытого окна.
      Блисс чувствовала запах Себастьяна, запах чистого тела, простого мыла и свежевыстиранной рубашки.
      Он протянул руку и коснулся кончиками пальцев ее подбородка. Легонько провел большим пальцем по щеке. Блисс открыла глаза и увидела, что он разглядывает ее лицо. Уголки его губ опустились. Что это? Горечь? Гнев? Верхнюю губу пересекал тонкий белый шрам.
      Когда-то она знала про него все. Или считала, что знает. Теперь же не знает ничего о его жизни – с того самого дня, как он покинул Сиэтл.
      – Пятнадцать лет, – проговорил он.
      Она не смогла вымолвить ни слова.
      Его глаза сверкнули.
      – Прости.
      Слезы? Откуда они у нее? Для чего? И как он посмел так неожиданно появиться здесь через столько лет? Появился – и сказал «прости», сказал, когда уже слишком поздно.
      – Понимаю, звучит довольно глупо. – Он по-прежнему гладил ее щеку. – И неубедительно. Потому что меня нельзя простить, верно?
      Блисс проглотила слезы и судорожно вздохнула.
      Себастьян провел большим пальцем по ее нижней губе.
      – Это было ужасно. Ужасно. С тех пор я все время думал о том, как вернуться к тебе.
      Если она откроет рот и попытается ответить, то тут же разрыдается. Или рассорится с ним.
      – В первые годы было просто невыносимо. Потом я решил, что уже слишком поздно. Затем подумал: я должен доказать, что кое-что собой представляю, прежде чем пытаться снова все вернуть.
      Блисс задрожала. Ее трясло точно в ознобе.
      – Я поступил глупо, как полнейший идиот. Теперь я это точно знаю. Только идиот мог допустить, чтобы все так сложилось с самого начала. И потому, наделав ошибок, я был вынужден уехать. Вернее, решил, что должен уехать. А потом подумал, что опоздал и уже поздно что-либо менять. У тебя своя жизнь. Я думал, что ты вышла замуж.
      – Но почему ты не позвонил мне? Почему хотя бы не написал? Мог бы просто сообщить, где ты и как… Ну хотя бы тогда, в первые недели, когда мне хотелось уснуть и никогда больше не просыпаться, потому что я была уверена, что ты умер. Я просто не могла поверить, что ты так вот уедешь и оставишь меня. Поэтому решила, что тебя убили. Мне хотелось быть с тобой, и я не хотела больше жить!..
      – Значит, ты никогда не была замужем? – проговорил Себастьян. – До сих пор не могу поверить своей… Даже сейчас не верится. Ну скажи мне что-нибудь, Блисс. Пожалуйста.
      Она откинулась на спинку стула – чтобы находиться подальше от его руки.
      – Ты хорошо выглядишь. – Блисс смутилась – глупость какая-то.
      – И ты тоже. Ты так красива, что становится больно. – Он усмехнулся. – По-идиотски звучит, но это чистейшая правда. Ты совсем не изменилась.
      – Да, конечно. Ничего не изменилось, только пятнадцать лет прошло. Ха!.. – Она нахмурилась. Только не нужно показывать ему, как ей было больно, не нужно говорить, как считала дни и годы, как рассматривала фотографии, появлявшиеся время от времени в газетах, как читала и перечитывала статьи о его успехах и начинаниях.
      – Ты сердишься на меня.
      – Нет, Себастьян.
      Да, да, она сердита. Сердита до безумия. Она в ярости. Он поломал ей жизнь.
      – Я не виню тебя. Ты имеешь право злиться на меня. И даже, наверное, отомстить.
      – Я не злюсь. И не жажду мести. Я не… Я больше вообще ничего не чувствую. Я живу хорошо и счастливо.
      – Правда?
      – Да. Да, конечно. Конечно, я счастлива. Потому что занимаюсь делом, которое считаю нужным и важным. Я изменяю окружающий меня мир, пусть немного, пусть чуть-чуть…
      – А почему ты тогда не замужем?
      – Не все женщины хотят заводить семью.
      – Но ты раньше хотела. И я тоже.
      – Ты женат, – напомнила она ему и заерзала на стуле. И тотчас же снова смутилась. – Как поживает твоя жена? Сколько у вас детей?
      – Блисс…
      Нет, она больше этого не выдержит, ни мгновения. Он погубил ее. И ему нечего делать здесь, он не имел никакого права приходить в ее дом.
      – Ты должен уйти. Я хочу, чтобы ты сейчас же ушел. Я вообще не понимаю, для чего ты сюда явился.
      – Не понимаешь?
      – Нет, нет, нет. Не понимаю.
      – Я должен был прийти.
      – Раньше ты не счел нужным явиться. – Она вздернула подбородок. Теперь уже не важно, что в глазах кипят слезы, а щеки влажные. И не имеет значения, что он подумает. – Ты уехал, не сказав мне ни слова. Отправил ко мне сестру – и все. И ни разу за все это время, ни разу не удосужился даже написать. Хотя бы несколько слов.
      Он быстро обошел вокруг стола.
      – Тебе было очень плохо?
      – Да, ты прав. Мне было плохо. И больно. Да и как иначе, ведь я любила, – она утерла слезы, – любила тебя. Я собиралась убежать с тобой и выйти за тебя замуж. Господи, как я ненавижу все это! Гнусное положение. Мне никогда не хотелось, чтобы ты увидел, как больно мне сделал. Для чего ты теперь вернулся? Зачем тебе это понадобилось? Пропади ты пропадом! Ничего не понимаю!
      – Меня загнали в угол. Я угодил в ловушку. И никак не мог выпутаться. Я не хотел осложнять твою жизнь.
      Блисс покачала головой:
      – Забудь. Все теперь кончено. Мне уже все безразлично. А плачу я только потому, что жалею глупую маленькую девочку, какой была когда-то. Тогда мне было больно. А теперь уже все прошло.
      – А у меня никогда не проходила эта боль.
      Блисс уронила руки на колени и в изумлении посмотрела на Себастьяна:
      – Как ты можешь так беззастенчиво лгать?
      – Я не лгу.
      – Нет? Да ты посмотри на себя! – Неужели он не понимает, что она видит, как он возбудился? Блисс вспыхнула, теперь она и впрямь разозлилась. – Себастьян Плато, история успеха! Ты всего добился, у тебя есть все, дружище. Если бы ты тогда был так расстроен, как говоришь, то постарался бы сообщить мне об этом. Помог бы мне понять тебя. Только не надо говорить, что ты жил пятнадцать лет с разбитым сердцем и только теперь решился приехать и обо всем мне рассказать. Я тебе не верю.
      – Естественно, не веришь.
      Он стоял совсем близко, стоял, возвышаясь над ней. Его нога коснулась ее колена. Блисс чувствовала, как он нависает над ней. И чувствовала исходившее от него тепло. Она вдруг осознала, что хочет его. Эта мысль обожгла ее, на душе стало неприятно, мерзко. Она испугалась своего желания. Он проговорил:
      – Что мне сделать, чтобы ты поверила? Я действительно вернулся в штат Вашингтон только из-за тебя.
      – Не смеши меня! – Она запрокинула голову, чтобы взглянуть ему в глаза. – С чего ты вдруг решил, что я настолько глупа, что поверю тебе?
      – Ну нет, я прекрасно знаю, что вы совсем не дурочка, доктор Уинтерс. – Он пристально смотрел ей в глаза. – Я жил и работал, думая, что ты живешь спокойно с кем-нибудь другим и вполне счастлива. А потом… Черт возьми, сам не знаю, что заставило меня решиться на этот шаг. Наверное, понял, насколько мне плохо, одиноко… И как пусто. Тогда я попытался разузнать, что с тобой. Сведений о замужестве обнаружить не удалось. Я с трудом в это поверил. Такая женщина – и не замужем?
      – Женщины… Не всем женщинам нужны мужчины, чтобы ощущать себя полноценными личностями.
      – Тебе нужен мужчина.
      У Блисс все поплыло перед глазами. Она сняла очки и отложила их в сторону.
      – Я же помню, как ты ожила рядом со мной. Ты любила меня, Блисс. А я любил тебя.
      Прошедшее время. Что он сказал бы, расскажи она ему, что никогда не переставала любить его? Она считала себя просто больной, потому что знала, что не сможет разлюбить его.
      – Чего ты добиваешься, Себастьян?
      Она прекрасно знала, что он сейчас сделает. Знала, что он положит ей на плечи свои огромные руки и обхватит пальцами шею. Потом – большими пальцами – приподнимет подбородок, и ей останется одно из двух: либо опустить веки, либо смотреть в его глаза, смотреть до боли, так что золотистые искры запляшут.
      Блисс посмотрела ему в глаза.
      Себастьян склонился над ней. Сначала легонько коснулся губами ее лба, потом поцеловал в губы, и она услышала тихий стон, невольно вырвавшийся из ее горла. Затем он снова поцеловал ее. И еще раз. И еще…
      И тут она наконец поняла: очень многое для нее изменилось. Мужчина тот же, те же сладостные восхитительные ощущения – и, однако же, все совсем иначе… Когда-то одних поцелуев было вполне достаточно. Поцелуев, ласковых прикосновений и ожидания чего-то большего. А сейчас горячая волна захлестнула ее, и она тонет в своих ощущениях, тонет и забывает о днях и ночах, когда думала, что навсегда его потеряла.
      Себастьян положил ее руки себе на плечи. Блисс машинально поднялась на ноги, и он обнял ее, прижал к груди, прижал так крепко, что она не в силах была вздохнуть. Но ей и не хотелось дышать. Хотелось, чтобы эти поцелуи никогда не прекращались.
      Они стояли, прижимаясь друг к другу все крепче, упиваясь своими ощущениями. Время исчезло – исчезли пятнадцать прожитых порознь лет. Они снова стали школьниками – и вместе с тем остались взрослыми людьми. Огонек, что зажегся в годы их юности, превратился в яркое пламя.
      Но ведь Себастьян уже не юноша…
      Блисс словно огнем опалило. Она задохнулась и попыталась оттолкнуть его. Но он еще крепче прижал ее к себе. Более того, свел вместе ноги, не давая ей отстраниться.
      Она уперлась кулачками в его грудь и откинула назад голову.
      Он так внезапно отпустил ее, что Блисс, не удержавшись на ногах, упала на стул. Тотчас же вскочив на ноги, отбежала на безопасное расстояние.
      – Прости, – пробормотал Себастьян. – Я не должен был это делать.
      Блисс подошла к раковине и оперлась на нее – она едва стояла на ногах.
      – Да, и я тоже.
      – Я пришел сюда не для того, чтобы целоваться с тобой.
      – Само собой.
      – Хотя… – Он уселся на стул, на котором только что сидела Блисс. Опустил голову, спрятав лицо в ладонях. – Мне захотелось поцеловать тебя, как только я тебя увидел. Мне и сейчас ужасно хочется тебя целовать. Но я хочу не только этого.
      Тоже мне, великое откровение…
      – И все-таки для чего ты здесь?
      – Чтобы увидеть тебя. Я же говорил. Приехал в штат Вашингтон, в Бельвью, чтобы встретиться с тобой. Может, сошел с ума и решил вернуться сюда, чтобы наладить отношения.
      – Действительно, сошел с ума, – согласилась Блисс, в глубине души желавшая поверить ему.
      – Я не женат…
      Она прикусила нижнюю губу.
      – И уже очень давно.
      Ей не следовало бы радоваться этой новости, но она все же была рада.
      – Никто не хотел, чтобы я приезжал сюда. Я все равно поступил по-своему.
      Не думает же он, что она поверит этой выдумке – будто он приехал сюда только из-за нее.
      – Здесь теперь все по-другому. Это уже совсем другой город, не похожий на тот, что был раньше, в годы нашей юности.
      – Гм-м. Действительно, расширение деятельности в этом направлении вполне естественно, и нам давно следовало открыть здесь отделение «Вижн», но я старался держаться подальше.
      Она сдвинула брови.
      – Я не появлялся здесь потому… Мне казалось, что так будет лучше. Потом я решил, что должен доказать всем: я не такой дрянной человек, каким все меня считают.
      – Доказать кому? Тем, с кем мы вместе ходили в школу?
      – Да, всем им.
      – И поэтому ты решил обосноваться здесь?
      – Не только из-за них. Нет. Я хочу доказать… самому себе. Но и это не главная причина. Мне надо узнать, есть ли у нас с тобой, Блисс, шанс на будущее.
      Кровь застыла у нее в жилах. Сердце, казалось, остановилось.
      – Теперь я знаю, что есть. Я почувствовал это, когда поцеловал тебя. Ты до сих пор что-то испытываешь ко мне.
      Что-то? Это называется «что-то»? Неужели этим ничего не выражающим словом можно описать взрыв ее ощущений, долго сдерживаемую страсть?
      Он улыбнулся ей. Эту кривую улыбочку-усмешку она никогда не могла забыть.
      – Ты похудела, Блисс.
      – А ты стал крупнее. – Она разглядывала дырки на своих шлепанцах. – Я… я просто стала старше.
      – Тебе тридцать два года. Прекрасный возраст. Мне тридцать пять. Неплохо, верно?
      – Слишком много.
      – Знаю. Но мы с тобой вместе все преодолеем. Мне всегда очень нравилась твоя хрупкость. Хотелось тебя защищать. Забавно, но я никогда ничего подобного не испытывал с другими, ни до тебя, ни после.
      – Ты… – Надо дать ему понять, что она давно уже не невинная девочка. – Ты перевозбудился.
      Себастьян криво усмехнулся:
      – Неужели так заметно? Да, верно. Стоило лишь увидеть тебя… Тебе это очень неприятно?
      Она попыталась сделать вид, что ничего особенного не произошло.
      – Да нет, ничего страшного. Случается и такое.
      Он немного помолчал, потом сказал:
      – Только не со мной. Не при таких обстоятельствах. Но мне кажется, что ты действуешь так на каждого мужчину.
      Блисс одернула свою ужасную юбку.
      – Я не замечала.
      – Зоя показала мне пресс-релиз.
      Зоя? Блисс вопросительно взглянула на Себастьяна.
      – Пресс-релиз? – переспросила она.
      – Да. Очевидно, один из последних. Там говорилось про вашу организацию «Женщины сегодня».
      – А, это…
      – Ты раньше не входила во всякие организации.
      – Я и сейчас никуда не вхожу.
      Как же им справиться со всем? Как преодолеть все то, что произошло за долгие годы? Смогут ли они, хватит ли сил?
      – В релизе сообщается, что ты являешься председателем некоего комитета, который пытается не допустить открытия в Бельвью подразделения «Раптор вижн».
      Блисс пристально посмотрела на Себастьяна. Сейчас он стал серьезным и по-деловому собранным.
      – Давно ты вернулся?
      – Несколько недель назад. Я купил себе дом в Медине.
      Практически все дороги к Хоул-Пойнту проходят через Медину.
      – Так мы с тобой теперь соседи.
      Несмотря на свое страстное желание увидеть ее, он целых две недели выжидал, прежде чем прийти сюда.
      Себастьян кивнул:
      – Да, пять минут от моего дома до дверей твоего. Ведь это все неправда? Эта газетная чушь. Ты же не станешь возглавлять толпу взбесившихся сжигательниц лифчиков, поднявших против меня бунт?
      Блисс взяла стакан, налила в него воды из-под крана и поднесла к губам. Мысли ее путались: она не знала, что ответить. Себастьяну коварство совсем не присуще. Во всяком случае, так было раньше. Он не стал бы появляться здесь, не стал бы целовать ее только для того, чтобы воспользоваться ее слабостью и уговорить отказаться от участия в акциях протеста.
      Себастьян не был коварным? Так ли это?
      Она никогда не верила, что он насильник. Но он не пытался встретиться с ней, объяснить… Просто уехал из города вместе с Кристал, девушкой, которую, как говорили, он изнасиловал, которой сделал ребенка.
      – Эй, Блисс! – Себастьян поднялся и приблизился к ней. Упершись локтями в столик, стоявший у раковины, заглянул ей в лицо. – Эй, Чилли! – Он усмехнулся.
      В окне виднелось озеро Вашингтон. Яркие лучи солнца сияли на водной глади. Блисс нравилось смотреть на воду. Она любила этот свой маленький городок – прибежище для тех, кто приходил сюда в поисках покоя и вдохновения, приходил за тишиной и уютом.
      – Они ведь ошиблись? Твое имя напечатали по ошибке, потому что ты раньше была связана с этими истеричками? Может, когда преподавала в университете?
      Блисс взглянула на него, и опять ее охватило ощущение нереальности происходящего. Неужели он здесь, да еще так близко, что почти касается ее? Да, Себастьян прикасался к ней. Он целовал ее, и она отвечала ему. Они обнимали друг друга.