Фаб очки не нравились. Она была против того, чтобы Блисс их надевала.
      Полли, гораздо более практичная, заметила: хотя без них Блисс выглядит гораздо лучше, она утратит всю свою привлекательность, когда начнет спотыкаться и крушить все вокруг.
      Блисс предпочла безопасность.
      – Потрясающе выглядишь, – сказал Себастьян.
      Она не удержалась от улыбки:
      – Спасибо.
      Сегодня вечером он приехал за ней на темно-сером «тандерберде», который позаимствовал у Уильяма. Интересно, кто этот Уильям?
      Они ехали по мосту, по направлению к Сиэтлу. Себастьян посмотрел на сидящую рядом Блисс, потом – на неспокойную серую рябь озера Вашингтон. Они выехали уже после девяти. Начало смеркаться.
      – Люди возвращаются сюда, – проговорил Себастьян.
      Не вернулся бы, если бы Мэриан удалось настоять на своем, подумала Блисс. Вслух же сказала:
      – Пожалуй. Я не могла дождаться, когда смогу вернуться.
      – Не могла?..
      – М-м. Тут же дом. – Она никак не могла расслабиться. Поясницу ломило от напряжения.
      – По-моему, я тебя раньше никогда не видел в белом.
      Немногие видели ее в белом.
      – Просто нам не довелось посещать званые вечера. Вместе, во всяком случае.
      Некоторое время он обдумывал ее ответ. Потом проговорил:
      – Да, конечно, а тебе не кажется… что все это как-то нереально?
      – Слишком реальная нереальность, тебе не кажется? – Блисс нервно хохотнула.
      Миновав мост, они въехали в тоннель, ведущий к промышленному району – к долине Рейнир. Начал накрапывать дождик.
      – Жалеешь, что согласилась поехать со мной? – Его зеленые глаза смотрели на нее чрезвычайно серьезно.
      – Скорее, удивляюсь, – призналась Блисс. Она снова вспомнила о наставлениях Мэриан.
      – Так должно было случиться.
      Она потупилась. Себастьян переключил передачу. Его рука лежала на рычаге – большая, сильная, мускулистая. Когда он снял пиджак, Блисс почувствовала запах свежей белой рубашки. На фоне белоснежного воротничка его волосы казались почти черными. Она смотрела на его руки, загорелые, с темными волосками. Исцарапанные суставы пальцев и синяк на переносице напоминали о единственной ночи, проведенной вместе.
      Уголок его рта опустился:
      – Ты согласна со мной?
      Она медленно проговорила:
      – Что мы должны были вместе поехать на этот прием?
      Он громко засмеялся:
      – Ты же гораздо умнее. Понимаешь, о чем я спрашиваю. Мы с тобой всю жизнь шли к этому. К тому, чтобы быть вместе.
      – Когда-то мы уже были с тобой вместе. А теперь – врозь.
      – Ты так считаешь? – Он взглянул на нее, и в его глазах было столько огня, что Блисс заерзала на сиденье. – Мы с тобой снова вместе. И теперь никогда не расстанемся.
      «Должно быть, он задумал снова покорить ваше сердце» – так, кажется, сказала Мэриан?
      – Блисс…
      – Я не могу так внезапно изменить свою жизнь. И не жди. Мы ведь с тобой – чужие.
      Блисс прекрасно помнила слова Мэриан: «До тех пор, пока он считает, что вы без ума от него, все в порядке». Но она не умела притворяться. Не умела и не хотела.
      – Чужие? Ошибаешься. – Он засмеялся, но засмеялся как-то неуверенно. – Мы ведь с тобой старые друзья. И никогда не должны были разлучаться. К тому же между нами уже произошло то, чего не было до того, как… словом, раньше.
      Она пропустила мимо ушей его последние слова.
      – Но все же мы расстались. Причем это было твое решение, не мое.
      Дождь прекратился. Себастьян выключил дворники.
      – Что случилось? Откуда эта холодность? Это из-за скандала с твоей матерью? Ты была совсем другой до ее появления.
      – Моя мать тут ни при чем. Просто я не могу забыть… Я не могу забыть, что ты… Я не могу этого забыть. Вот и все.
      – И ты не хочешь начать все сначала?
      – Я… – Она повернулась лицом к нему. – И этого я тоже сказать не могу. Я сейчас чувствую себя так, словно освободилась от тяжкого бремени, кажется, вот-вот взлечу к небесам.
      – И ты тоже? Послушай, а почему бы нам не взлететь? Мы до сих пор никуда не улетели.
      Блисс вдруг поняла, что совершенно утратила представление о реальности, обо всем происходящем.
      Они ехали по широкой дороге, которая в конце концов привела к «Кингдоуму», огромному стадиону под гигантским оранжевым куполом. Среди бесчисленных складов и железнодорожных путей имелась и автостоянка.
      – Кажется, что я не был здесь целую вечность, – сказал Себастьян.
      Блисс почувствовала себя совершенно беззащитной.
      – Так ведь и прошла целая вечность.
      Как бы так исхитриться… чтобы направить разговор в прежнее русло, чтобы заговорить о Кристал?
      – Кажется, мне уже не хочется ехать на этот прием, – пробормотал Себастьян.
      – Потому что я не выказываю безмерного восторга и удовлетворения? – Она вспомнила, что сидит в машине, и снова повернулась к Себастьяну. – Не умею я притворяться и делать вид, будто ничего не изменилось.
      – Я не об этом. Конечно, я не в состоянии совершить невозможное, повернуть время вспять и изменить твою жизнь. Я говорил о том, что не хочу тебя ни с кем делить.
      Слова вроде бы совсем простые. Отчего же вдруг так заколотилось сердце?
      – Я ведь эгоист, – улыбнулся Себастьян, – и мне нравится, что ты обычно носишь платья свободного покроя.
      Блисс усмехнулась:
      – Ты меня осуждаешь или, наоборот, это комплимент? Или и то и другое одновременно?
      – Восторгаюсь! Ты единственная женщина, которой все к лицу. – Он окинул ее взглядом. – Но пожалуй, в белом шелке смотришься лучше всего.
      Блисс купила это платье, чтобы надеть его на благотворительный вечер, но не смогла пойти, потому что сестрички Кроу подхватили грипп и ей пришлось ухаживать за ними и за Бобби.
      – Мне нравится, что ты носишь очки.
      Блисс поправила очки указательным пальцем.
      – Зрение так просто не исправишь.
      – Я в том смысле, что очки лучше контактных линз. Они тебе идут. Ты похожа на экзотическую, невероятно умную птицу в белом шелковом оперении.
      – На птицу? – Блисс сморщила носик. – Ну спасибо…
      – Я никогда не говорил, какое восхитительное у тебя тело?
      Блисс покраснела.
      – Говорил. Совсем недавно, если память мне не изменяет.
      – Да. Верно. И мне кажется, что платье оставляет его слишком… открытым. Для посторонних. Нельзя ли его немного прикрыть сверху?
      Она с удивлением посмотрела на него. Потом, опустив глаза, осмотрела лиф платья с тонкими бретельками. Длинный, полупрозрачный шарф из белого шелка, который она небрежно накинула на плечи, нисколько не скрывал глубокий вырез на груди.
      – Надеюсь, ты шутишь?
      – Конечно. Мне нравится, когда все другие мужчины сгорают от зависти. Ты без лифчика?
      – Себастьян…
      – Прошу прощения. – Он усмехнулся. – Дело в том, что я очень наблюдательный человек. Это одно из моих преимуществ. Я смотрю – и все вижу. Мне нравятся лилии на шарфе. Нравятся серебристые крапинки на твоих чулках, от кончиков пальцев и до самого верха.
      – Ну ладно… – Блисс покачала головой. – Согласна, ты очень наблюдательный.
      – Надеюсь, ты не слишком много заплатила за этот наряд?
      Странные вопросы он задает сегодня.
      – Я тебя не понимаю…
      – Сверху нет ничего, снизу – тоже. У тебя и руки, и ноги, и… Ну хорошо, не буду все перечислять, а то ты меня ударишь.
      Они миновали окраины Сиэтла и оказались в деловой части города. Бетонные и стеклянные ущелья поглотили серый «тандерберд». Себастьян остановился у светофора, проехал немного вперед и повернул с Четвертой авеню налево, на Джексон-стрит.
      – Я хочу вернуть тебя, Блисс.
      Она задержала дыхание и почувствовала, как пульсирует кровь в висках.
      – Чего бы мне это ни стоило, я добьюсь своего.
      Блисс похолодела.
      – Скажи что-нибудь.
      – Я не знаю, что сказать, – пробормотала она.
      – Скажи, что тебе тоже этого хочется. Скажи, что мы никогда и никому не позволим снова разлучить нас.
      Люди на площади, казалось, утратили очертания – Блисс видела лишь бесформенные пятна, все расплывалось у нее перед глазами.
      – Зачем бороться с этим? Только не говори, что ты не почувствовала того же, что чувствовал я в эти последние дни.
      – Я не знаю, что ты чувствовал.
      Он поднес к губам ее руку. Потом накрыл ее своей и положил на рычаг. Правый поворот – и они выскочили на Первую авеню, сосредоточение клубов, выплевывающих на тротуары толпы посетителей.
      Блисс посмотрела на свою плененную руку.
      – Именно это я и чувствую, – сказал Себастьян. – Мне кажется, что я… как бы растворился в тебе. И мне теперь безразлично, где я, где ты, потому что мы с тобой – одно целое.
      Блисс откинула голову на подголовник.
      – Скажи, что ты почувствовала в тот день, когда я появился в твоем доме?
      – Будто меня ударили… вот сюда, – проговорила Блисс и прижала правую руку к животу. – Я чуть не задохнулась.
      – И я тоже. Ты изменилась – и вместе с тем осталась такой же. Такое возможно?
      – Да, пожалуй.
      – Словно картина, которую я хорошо запомнил, только на ней появились новые штрихи.
      – Да. Я сама никак не могла поверить.
      Стекла в салоне «тандерберда» были подняты, но блюзовые стенания тромбона, доносившиеся из бара, проникали даже сквозь стекла. Когда они подъехали к дому, дурные предчувствия вконец измучили Блисс.
      – Мы должны выпустить свои чувства на волю, – сказал Себастьян. Он остановился у бордюра. – Давай зайдем ненадолго, а потом исчезнем. Я бы вообще туда не пошел, но меня ждут.
      – Ты слишком торопишься, Себастьян. Не спеши.
      Он заглушил мотор и положил ключи в карман.
      – Хорошо. – Себастьян провел пальцем по ее руке, от плеча до запястья. – Хорошо. Извини. Я так хочу тебя… что мне даже страшно. Боюсь, что опять потеряю тебя, что ты выскользнешь и исчезнешь, если я тебя не привяжу к себе крепко-крепко.
      – Меня нельзя привязать, – возразила Блисс. – Куда мы приехали? Что это за прием?
      – Я не хотел… – Себастьян прикусил язык. – Здесь собрались люди, которые должны помочь сделать из нашего городка рай. В основном они из средств массовой информации. С телевидения, радио. Представители печатных изданий. Некоторые имеют связи в киноиндустрии. И много рекламщиков. Эти представляют для нас наибольший интерес, если говорить о модельном агентстве.
      – Внушительный список.
      Он улыбнулся и стал теребить длинную бахрому на ее шарфе.
      – Честно говоря, я не поехал бы сегодня сюда, но мне показалось, что тебе этот прием покажется интересным. И возможно, полезным. Здесь должны появиться несколько художников, во всяком случае, они сами считают себя таковыми. Кто знает, вдруг тебе удастся заполучить новых жильцов? В любом случае у вас найдутся общие темы для беседы, верно?
      – Ты так считаешь? – Когда-то у нее были совершенно определенные представления о людях, с которыми она хотела связать свою жизнь. Теперь же все изменилось. Сам человек, его душа, его мысли – сейчас это казалось важнее, чем творчество того или иного художника. Себастьян уже не улыбался. Его рука легла на плечо Блисс.
      – Давай поскорее покончим с этим делом. Мне хочется сбежать отсюда как можно скорее. – Он взял с заднего сиденья свой пиджак. – Я постараюсь не смотреть на тебя и даже не думать, не то кто-нибудь заметит… непорядок в моей одежде и догадается, что у меня на уме.
      Блисс вылезла из машины. Холодный и влажный вечерний воздух лишь усилил ощущение дискомфорта. Так же как и щелчок захлопнувшейся дверцы, когда из «тандерберда» вылез Себастьян. Она отвернулась. В какой-то момент ей показалось, что они и не разлучались вовсе. Но потом она вспомнила, что между ними – пятнадцать лет разлуки. Образно говоря, Себастьян был львом, а она – ягненком. Вполне естественно, что льва неудержимо тянет к ягненку. Природа.
      Блисс грустно улыбнулась.
      Себастьян снова положил руку ей на плечо и повел к углу здания.
      – Поверь мне, Блисс. Теперь мы все сделаем правильно. Я сделаю правильно. Наверное, понадобится много времени, но я потерплю. Потому что все понимаю. Ты будешь привыкать ко мне столько, сколько сочтешь нужным.
      Она обхватила его рукой за талию – движение совершенно естественное, непринужденное. Блисс была довольно рослой, к тому же сейчас – на каблуках, но все равно оказалась чуть ли не на голову ниже Себастьяна. В эти мгновения она особо остро почувствовала, что он действительно рядом, что он вернулся.
      Проклятие, неужели она всегда будет возбуждаться, как только прикоснется к нему?
      У входа, прислонившись спиной к стене, сидел мужчина с желтым ящичком для сбора пожертвований. На табличке было написано, что средства пойдут на питание бездомных собак. Мужчина поднял голову – он вязал какой-то невообразимо длинный шарф – и улыбнулся Блисс. Она сунула руку в сумочку, нащупала монетку и бросила в прорезь ящика. Потом погладила сидевшего рядом с мужчиной пса.
      – Я тебе верю, – сказал Себастьян, увлекая ее дальше. – Ты добрая и искренняя. Никогда не мог понять, что ты во мне нашла?
      – И я тоже. – Она откинула за спину волосы. – Наверное, у меня дурной вкус.
      Себастьян рассмеялся и заключил ее в объятия.
      – Ну и острый же у тебя язычок. Что в семнадцать лет, что сейчас. О черт!..
      Он словно окаменел. Блисс убрала с плеча его руку.
      – Себастьян, что случилось?
      Гул возбужденных голосов, раздавшийся за спиной, свидетельствовал о надвигающейся опасности. Она резко обернулась.
      – Мерзавцы! – кричала какая-то женщина. – Торговцы развратом!
      Блисс прижалась к Себастьяну. На тротуаре, у входа в ресторан, толпились мужчины и женщины. Толпа бурлила, волновалась. Некоторые размахивали плакатами.
      – Извращенцы! Распутники! Прекратите морочить головы нашим детям! – кричала парочка в драных свитерах и таких же джинсах. Они нетвердо стояли на ногах, в руках же держали плакат.
      Из подъехавшего лимузина выскочил шофер. Он открыл дверцу, и из машины следом за полным мужчиной в вечернем костюме выпорхнула шикарная блондинка в красном блестящем платье.
      – Развратники! Мерзавцы! – Вопли становились все громче.
      Где-то залаяла собака.
      – Я хочу уйти отсюда, – сказала Блисс. – Зря мы сюда приехали.
      – Теперь уже невозможно, – проговорил Себастьян ледяным голосом. – Я никогда не отступаю, никогда не прячусь.
      – Вот он! Это Себастьян Плато?
      Блисс охватил ужас, когда она поняла, что теперь внимание всей толпы полностью переключилось на них с Себастьяном.
      – Тупые ублюдки, – процедил он сквозь зубы. – Пойдем.
      – Спасем наших детей! – вопила парочка в драных свитерах. – Не трогай наших детей!
      Себастьян обнял Блисс за плечи и повел ко входу в дом.
      – Отдай наших детей, убийца!
      Блисс в испуге захлопала глазами – расстояние между ними и разъяренной толпой неумолимо сокращалось. Ей оставалось лишь подчиниться – позволить Себастьяну вести себя прямо на бушующую толпу.
      – Спасем наших…
      – Блисс! – От группы людей отделилась знакомая фигура. – Блисс! Господи, почему ты рядом с ним? Почему здесь?
      Оказавшись лицом к лицу с Пру О’Лири, а это была именно она, Блисс сначала растерялась, потом разозлилась.
      – Пусти меня, – прошептала она Себастьяну. – Убери руку.
      Если он и услышал, то не подал виду. Его рука по-прежнему обнимала ее плечи. Другой рукой он раздвигал толпу и прокладывал себе дорогу. Наконец они оказались перед полированной дубовой дверью. Дверь распахнулась, прежде чем Себастьян успел позвонить.
      – Добро пожаловать, сэр, – проговорил швейцар, который, должно быть, видел в глазок, как они подходили. – Прошу прощения за причиненные неудобства.
      Дверь еще не закрылась. Блисс оглянулась. И увидела искаженное яростью лицо Пру.
      Швейцар предложил им пройти туда, откуда доносились голоса, смех и музыка.
      – Мистер Уилмен сейчас в оранжерее. На террасе танцуют. Буфет у нас в столовой, а бар…
      – Мы все найдем, благодарю, – перебил швейцара Себастьян; ноздри его раздувались, он шел так быстро, что Блисс едва поспевала за ним.
      – Себастьян…
      – Проклятые идиоты. Сами не знают, что орут.
      Блисс убрала с плеча его руку и выпалила, глядя прямо ему в лицо:
      – Может, и не знают. Но думают, что знают все.
      – Привет, – раздался прокуренный женский голос. – Я Ферн Уилмен. А вы, должно быть…
      – Себастьян Плато. А это Блисс Уинтерс.
      К ним подошла вертлявая загорелая дама. Из-под уложенных с тщательной небрежностью волос выглядывали тяжелые бриллиантовые серьги. Широкие брюки с мягкими складками тускло поблескивали, словно были сшиты из рыбьей чешуи. Бриллианты сверкали у нее и на шее, и на пальцах, и на запястьях. Она с любопытством взглянула на Блисс:
      – Дочь Морриса и Киттен? Как интересно.
      Затем внимание дамы всецело сосредоточилось на Себастьяне.
      – Значит, вы тот самый Плато, – проговорила она, отступая на шаг и оглядывая его с ног до головы. – Да-да. Вы именно такой, каким вас описывают. Чудо, мой дорогой. Жаль, что мы не встретились раньше, в Чикаго. Ларри рассказывал, вы там закатили умопомрачительную вечеринку, мой дорогой. – Ферн улыбнулась, продемонстрировав крупные крепкие зубы, причем между двумя передними зияла щель.
      – Добрый вечер, миссис Уилмен, – произнес Себастьян и протянул ей руку. – Благодарим вас за приглашение.
      – Пф-ф… – Хозяйка отстранила протянутую руку и чмокнула Себастьяна в губы. – У нас все просто, дорогой, без лишних формальностей. Пойдемте, я познакомлю вас с некоторыми гостями. Как мило, что вы привезли с собой Блисс.
      Она прошла вдоль стены, обшитой темными деревянными панелями. Металлические, совершенно бесполые фигуры стояли словно часовые у подножия широкой лестницы. Пол же был выложен зелеными мраморными плитами.
      Блисс сейчас ни о чем не могла думать. Она до сих пор видела перед собой лицо Пру, стоявшей на улице, перед закрытой дверью. Пру была готова обвинить ее, Блисс, в предательстве. Потому что решила, что подруга продалась врагу.
      А завтра так будут считать еще очень и очень многие.
      Моррис и Киттен Уинтерс, наверное, уже все знают.
      – Наверху есть несколько уютных комнат. Там можно отдохнуть, – сказала Ферн. – Почему бы вам, Блисс, не зайти туда? Потом вы нас отыщете.
      – …
      – Блисс не хочет, – ответил за нее Себастьян. – Верно, дорогая?
      Поскорее бы уйти отсюда и все обдумать…
      – Не хотите? – спросила Ферн; она поправила прическу, и на пальце ее сверкнуло огромное кольцо с бриллиантом.
      Блисс кивнула, пропуская Ферн вперед. Затем, повернувшись к Себастьяну, прошептала:
      – Ты знал, что здесь будут пикетчики?
      – Как я мог об этом узнать?
      – Я спросила тебя: знал ты или нет? Неужели так трудно ответить?
      – Нет. Нет, не знал. А какое это имеет значение?
      Блисс расправила плечи.
      – По-моему, ты прекрасно знаешь ответ. Женщина, которая разговаривала со мной, – моя хорошая подруга. Пру О’Лири.
      – «Женщины сегодня», – в задумчивости пробормотал Себастьян. – Так это Пру О’Лири?
      – Вижу, тебе знакомо ее имя.
      – Прочитал о ней недавно. Это она рассказала газетчикам про наши с тобой отношения.
      – Да. А теперь у них появится новая информация для развития этой темы.
      Себастьян обнял Блисс за талию и крепко прижал к себе, так что теперь ей не удалось бы убежать, не удалось бы при всем желании.
      – Потом, Блисс, хорошо? Поговорим о важных делах с влиятельными людьми, а потом уедем.
      – Теперь группа Пру ни за что не пригласит меня стать председателем комитета.
      – Тебе этого так хотелось?
      – Думаю, ты понял, что я хотела сказать.
      – Полагаешь, что я специально устроил так, чтобы эти ненормальные увидели тебя в моем обществе?
      Себастьян еще крепче прижал ее к себе.
      – Думай что хочешь. Делай выводы сам, – отрезала она. – Я хочу уйти. Пожалуйста…
      – Начнутся ненужные разговоры.
      Ферн обернулась. Улыбнувшись, взяла Себастьяна за руку и подвела к группе гостей, обступивших столик, уставленный закусками. Хрустальная люстра, украшенная красными подвесками, бросала розоватые блики на черный лакированный стол и шелковый ковер с черными и золотыми узорами.
      – Внимание все! – провозгласила Ферн, хлопая в ладоши. – Поприветствуйте Себастьяна Плато и Блисс Уинтерс.
      Раздался недружный хор голосов. Последовали рукопожатия. Мероприятие началось. Сразу же заговорили о продвижении «Раптор вижн» на северо-запад. Уверенные в себе мужчины и женщины с увлечением обсуждали интересующий всех вопрос.
      – Вы дочка Морриса? – спросил крупный мужчина с пшеничного цвета волосами. Его слезящиеся глаза пристально смотрели на Блисс. – Мир тесен. Несколько дней назад я беседовал с Моррисом. Меня зовут Уолтер Дефанк.
      У Блисс засосало под ложечкой.
      – Очень приятно познакомиться, – пробормотала она. Теперь уж папочке непременно доложат, где и с кем бывает его дочь. – Мама только вчера говорила мне о вас. Как вам понравилось в охотничьем клубе? – Пусть знает, что она умеет отплатить той же монетой. И пусть знает: она не заблуждается насчет того, в каких словах он опишет сегодняшнюю встречу ее отцу.
      Дефанк хмыкнул, выгреб из вазы, стоявшей на столе, целую горсть орешков и тут же принялся грызть их. Он больше не смотрел на Блисс, казалось, утратив к ней интерес.
      – Шампанское? – предложил официант в белом костюме; он держал в руках поднос, уставленный тонкими хрустальными бокалами.
      Себастьян взял бокал и протянул его Блисс. Сам же воздержался.
      – Прошу прощения, – громко проговорил он. Затем взял Блисс под руку и вывел из комнаты.
      – Оранжерея – звучит заманчиво. Откровенно говоря, не ожидал увидеть подобное.
      – Похоже, хозяева не испытывают недостатка в средствах. И могут позволить себе все, что пожелают.
      – Пожалуй, так, – согласился Себастьян. – Неплохо устроились.
      – Я хочу домой.
      – Ты уже говорила. Потерпи еще, ладно? Давай побудем еще немного, потом извинимся и сбежим.
      – Хочешь убедиться, что нас уже все видели?
      – Что ты имеешь в виду?
      Но выражение его лица не оставляло никаких сомнений: он прекрасно понял, что имела в виду Блисс. Кто после сегодняшнего приема поверит, что Блисс Уинтерс может выступить против Себастьяна Плато? Даже если бы она захотела помочь Пру и ее группе, никто бы ей уже не поверил. Впрочем, она и не собиралась им помогать.
      Себастьян хотел что-то сказать, но передумал – молча направился к двери, выходящей во внутренний дворик под стеклянным куполом. Темное бархатистое небо нависло над стеклянным сводом. Влажный воздух был насыщен ароматами цветов. Горшки с орхидеями, усыпанными раскрывшимися цветками, были расставлены повсюду, даже среди деревьев и кустарников.
      – Ого… – усмехнулся Себастьян. – Типичная показуха. Эти люди вечно устраивают демонстрацию.
      – Ты многих из них знаешь?
      – Да, почти всех.
      – Что-то я не вижу голодных художников, нуждающихся в крыше над головой.
      Он взял Блисс за руку, в которой она держала бокал, и поднес к ее губам. Она сделала глоток шампанского.
      – Ты и двух слов не сказала, не познакомилась ни с кем. Откуда тебе знать, кто есть кто?
      – Если в этом доме найдется наряд ценой менее тысячи долларов, я буду крайне удивлена.
      Он отпил из ее бокала. Потом окинул долгим взглядом платье Блисс. Шелковая бахрома на подоле, лилии, вышитые серебряной нитью на небрежно накинутом на плечи шарфе.
      – Я бы и одна ушла, но уже темно, – сказала Блисс. – Мне нисколько не страшно, но я же не круглая дура.
      – Я не отпущу тебя одну. У тебя чудесное платье. Но увы, я думаю лишь о том, как бы снять его с тебя.
      Она пристально посмотрела на него.
      – Ты так в себе уверен. Себастьян Плато всегда добивается желаемого. Ты действительно так считаешь?
      Он изменился в лице.
      – Было бы неплохо. Я знаю, чего хочу добиться сейчас. Но давай еще кое с кем поговорим.
      – А потом? Что потом, Себастьян?
      – Потом я собираюсь увезти тебя отсюда и закончить то, что мы начали прошлой ночью.
      Она опустила глаза – вспомнила, какой дурочкой почувствовала себя из-за кольца в его бумажнике. Не просто дурочкой, а расчувствовавшейся дурехой. Да, так и есть. Она дура. Не носил он это кольцо с собой все пятнадцать лет.
      – А… Ларри Уилмен, – изобразив улыбку, проговорил Себастьян. – Приветствую тебя, дружище. Как дела?
      – Отлично. – Лысоватый гладенький Уилмен похлопал Себастьяна по спине. – Славную пирушку ты устроил в Чикаго в прошлом месяце.
      – Рад, что тебе понравилось. Но и у тебя недурно, Ларри.
      Уилмен с горделивым видом приподнял тройной подбородок и окинул взглядом свои владения.
      – Ты распространил мою заявку по поводу «Нордстрома»?
      – Конечно, – ответил Себастьян. – Почему ты считаешь, что они не удовлетворены тем, что у них есть?
      – Я так не считаю. Просто никогда не вредно продемонстрировать, что у тебя есть выбор.
      – Разумно. Постараюсь подобрать для тебя что-нибудь на этой неделе.
      – Уж не забудь, – пробормотал Ларри.
      Кивнув Себастьяну, Уилмен направился к рыжеволосой женщине в длинном зеленом платье с глубоким вырезом на спине. Незнакомка была в очках в светлой оправе, ярко-красная помада подчеркивала прозрачность и белизну ее кожи.
      – Постой здесь минуточку, – попросил Себастьян. – Мне нужно кое с кем поговорить.
      Блисс пригубила из бокала. Она видела, как Себастьян догнал женщину в зеленом, взял ее под руку и повел обратно в дом. Сколько женщин у него было? И сколько их сейчас?
      Все больше и больше гостей прохаживалось среди пышной экзотической зелени. Синий попугай хрипло кричал, сидя на своем шесте.
      Блисс показалось, что шум голосов затих. Она поняла, что все взгляды обращены на нее, и ей стало очень неуютно. Сначала она поймала на себе взгляд Ларри Уилмена. Он улыбнулся и поднял свой бокал. Блисс кивнула.
      Все собравшиеся в этом доме, все эти элегантные мужчины и женщины читали, наверное, про идиотский комитет Пру О’Лири. И все знают, что Блисс как-то связана с Себастьяном. Должно быть, сейчас они гадают: какого рода эта связь?
      Блисс подошла к стеклянной стене оранжереи и укрылась за пальмами и горшками с орхидеями. Как только вернется Себастьян, надо уезжать.
      Женщина в зеленом платье… Кто она? Почему ее появление… рассердило его? Блисс наклонилась, чтобы получше рассмотреть причудливый желтый цветок. Себастьян явно не остался равнодушным, когда увидел эту женщину. Но он, казалось, не удивился. Просто разозлился.
      Внезапно погас свет.
      И тотчас же раздались громкие возгласы и восклицания.
      – Спокойствие! – Голос Ларри Уилмена перекрыл всеобщий гвалт. – Должно быть, перегорели пробки. Сейчас все исправят.
      Блисс оперлась рукой о горшок с орхидеей. И вдруг почувствовала, что шарф туго затянулся вокруг ее шеи. Она вскрикнула и попыталась оглянуться. Бокал выскользнул из ее руки.
      – Не волнуйтесь! – гремел голос Ларри. – Успокойтесь, друзья.
      Шарф затянулся еще туже.
      Блисс покачнулась на высоких каблуках и чуть не упала – кто-то успел поддержать ее.
      Кровь пульсировала у нее в висках. При каждом вздохе легкие горели огнем, горло – тоже.
      – Пустите меня, – с трудом проговорила она в ладонь, крепко прижатую к ее губам. От руки пахло резиной. Резиновые перчатки…
      – Заткнись, – раздался над ее ухом мужской голос. – Лучше слушай. Только тихо. Пикнешь, и я придушу тебя на месте, уж поверь. Никто даже не поймет, как все произошло. Не будешь кричать? Будешь умницей?