Глава 3

Вся округа в один голос твердила, что с Антоном Поллаком трудно совладать, уж слишком он упрям и непреклонен. Ходили слухи, будто у этого высокого рыжеволосого силача, в чьих серых глазах застыла гранитная непреклонность, ум острее разбойничьего клинка, а на том месте, где положено находиться сердцу — лишь холодная пустота. Хотя ему исполнилось уже двадцать девять, он все еще не избрал себе спутницу жизни. Но Линдсей Гранвилл тоже могла быть упрямой и непреклонной. Она не собиралась терпеть, чтобы с ней обращались, словно с глупенькой девочкой, и отсылали домой, когда предстоят важные дела. А кроме того, она знала, как мало правды в том, что болтают про человека, стоявшего сейчас рядом с ней.

— Антон, капитан Клод будет ждать тебя.

— Ну так он меня не дождется. — Стоя на берегу бухты Солеваров, Антон мрачно вглядывался во тьму. Над морем разрозненными клочьями клубился туман, нагоняемый холодным порывистым ветром. — И хватит об этом. Я провожу тебя верхом через лес. Как доберешься до Трегониты, зажги свечу в окне, чтобы я знал, что все хорошо.

Линдсей выпрямилась во весь свой небольшой рост, в который раз жалея о том, что уродилась такой крошкой. Недаром Уильям дразнил ее «хвостиком от запятой». Милый Уильям. Как же недоставало ей любимого брата! Он был на одиннадцать лет старше, кумир ее детских лет. С самого детства его и Антона связывала неразрывная дружба — о чем и не подозревал добрый отец юного Уильяма, ненавидевший все семейство Поллаков. Для Бродерика Гранвилла отец Антона навсегда остался «этим треклятым браконьером». Линдсей печально улыбнулась. Бедный милый папочка так и не узнал, что браконьер из солеварни, что стояла над глубокими водами бухты Солеваров, использовал свою репутацию умелого стрелка как удачное прикрытие для куда более противозаконных делишек. Мистер Поллак слыл одним из самых ловких контрабандистов страны, а его сын, Антон, был вынужден следовать по стопам покойного родителя. Два года назад Линдсей умудрилась уговорить его позволить и ей войти в дело. И вот сейчас очередная вылазка находилась на грани срыва…

— Я поеду с тобой на французский корабль. Как будто я не могу грузить…

— Ни за что! — Антон резко повернулся к девушке. Его худое лицо, едва видное в слабом лунном сиянии, пробивающемся сквозь туман, застыло в строгой гримасе. — Клянусь Богом, ты ничего подобного не сделаешь, Линии. Ох, я вообще жалею о том, что втянул тебя в это дело.

— Но я ведь не оставила тебе выбора, — напомнила она, глядя в его серые глаза, казавшиеся в ночном мраке непроглядно черными. — Я же сказала, что, если ты не позволишь мне участвовать в твоих ночных вылазках, мне найдется, о чем побеседовать с Фарром, главным таможенником. А уж он-то всегда будет рад любому поводу поговорить со мной. Я ведь вижу, какими глазами он на меня смотрит.

— Хватит, — прорычал Антон, в бешенстве запуская обе руки в рыжие пряди, словно боясь дать им волю. — Держись подальше от этого старого распутника Фарра. Если он посмеет хоть издали глазеть на тебя, непременно скажи мне. Уж я позабочусь, чтобы он в жизни больше никуда не пялился, будь то девушка или его проклятая подзорная труба. Я ему…

— Антон, — Линдсей схватила друга за руку, — мы зря теряем время. Ты говоришь, что не можешь отправиться на французский корабль потому, что Нед заболел, а тебе без помощника не обойтись. Так я и буду этим самым помощником.

Антон бережно взял обе крохотные ручки девушки в свои.

Сама знаешь, малышка, меня не одурачить. Тебе это никогда не удавалось. Ты рисковая девчонка, но сердечко у тебя нежное и мягкое — слишком нежное и мягкое для выпавшего на твою долю жребия.

Ну пожалуйста, поедем. — Линдсей потянула Антона за рукав, но молодой человек не двинулся с места. — Тебе нужны деньги на рыболовную флотилию, ты ведь так о ней мечтаешь. И мы оба знаем, почему мне тоже позарез нужно поскорей получить свою долю.

Позволь напомнить тебе, девочка, наш договор… точнее сказать, договор, к которому ты меня принудила. А он таков: ты хранишь товары в амбарах Трегониты, а я плачу деньги, чтобы ты могла помогать нищим арендаторам, которых грабит этот сквалыга Латчетт. Но ты, малышка, всего лишь хранитель ключей, не больше. Уильям вышиб бы мне оба глаза, узнай, что я позволяю тебе скакать ночью через лес в мальчишеской одежде и возить контрабанду.

— Уильям мертв, — негромко проговорила Линдсей. — И он первый понял бы, что я просто обязана делать все, что в моих силах. Сейчас, кроме меня, некому облегчить страдания наших арендаторов.

Антон резко отвернулся и зашагал вдоль кромки воды. Слышался тихий плеск волн, густой туман приглушал шаги. В ноздри Линдсей ударил запах соли. Сердце щемило. Бедный Антон, бедная она сама. Девушка понурилась.

— Антон, мы оба столько потеряли. И что бы мы ни делали, чтобы уменьшить боль этих утрат, — все правильно.

Антону еще не пришло время узнать, что страдания арендаторов — лишь малая часть тяжкой ноши, лежащей на ее плечах.

— За все должен быть в ответе только я, — еле слышно произнес Антон. — Уильям был моим лучшим другом. И мне, мне одному надлежало позаботиться о том, чтобы все шло, как он хотел. Ты ведь, в конце концов, только молоденькая девушка

Линдсей рассмеялась.

— Я рисковая девчонка, ты сам сказал. И Уильям был мне братом. Знаешь что, давай больше не будем спорить, кто что должен. Нам обоим нужны деньги, а возможность их раздобыть стоит вон там, на якоре, — и она мотнула головой в сторону моря. — Идем же.

Сопротивление Антона было сломлено, и он направился к маленькому деревянному пирсу посреди бухточки. Миновав большой баркас, в котором он отправился бы, не подведи его сегодня заболевший Нед и второй подручный, контрабандист спрыгнул в маленькую рыбачью лодку, бережно посадил туда Линдсей и, сняв с пирса сети, швырнул их на дно.

— Если удача обернется против нас и встретятся таможенники, притворись, будто ставишь сети, — предупредил он, отчаливая. — Я подниму парус, когда выплывем из бухты.

Он приналег на весла, уверенной рукой направляя лодку сквозь белые клубы тумана. В ночной тишине глухо зашлепали по воде весла. Уключины были обмотаны тряпками, чтобы заглушить шум.

Сердце девушки бешено колотилось от волнения. Сидя на носу лодки, она вся подалась вперед, стараясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь туманную мглу.

— А они точно будут нас ждать, да?

Будем надеяться, что нас ждут только купцы и никто больше, — мрачно отозвался Антон и пробормотал, досадуя на себя самого: — Не следовало мне все-таки брать тебя с собой. Как доберемся до места, молчи. Ни единого слова. Поняла?

— Да, «но»…

— Никаких «но», мисс. Эти французские моряки уже давным-давно не сходили с корабля. Они не должны знать, что со мной на лодке женщина.

— Но ведь бедняжки, наверное, соскучились по женам и дочерям. Быть может, несколько женских слов хоть немного утешат их.

— Антон застонал.

— Несколько женских слов? Ты меня в гроб вгонишь. Молчи как рыба. Ясно?

— Да, — покорно согласилась она. Порой Антон бывал и в самом деле очень резок.

За мысом волны разошлись не на шутку. Утлая лодчонка так и заходила ходуном. Высокие валы захлестывали борта, Линдсей пришлось отчерпывать воду.

— Вот видишь, — не преминула заявить она. — Я гожусь не хуже любого мужчины. И я не трусиха.

Антон промолчал. Бросив весла, он некоторое время оглядывался по сторонам и наконец уазал вдаль:

— Там. Слышишь?

Линдсей прислушалась. Скоро и она явственно различила глухие удары волн о корпус корабля. Несколько раз мигнул фонарь. Антон спешно подал ответный сигнал. Через считанные минуты лодка уже пристала к шхуне.

Повинуясь указаниям своего спутника, Линдсей поймала спущенный со шхуны канат и крепко уцепилась за него. Антон же вступил с французским капитаном в краткую беседу, в результате которой в шлюпку с большого корабля было переправлено изрядное количество увесистых бочонков. Линдсей старалась не кряхтеть под тяжестью каждого очередного груза, проходившего через ее руки. Капитан явно был разочарован тем, что сделка оказалась намного меньше, чем он ожидал. Антон клятвенно заверил его, что в следующий раз приплывет на баркасе с двумя помощниками.

Когда наконец рыбачья лодка отчалила от французского судна и Антон поднял маленький парус, девушка облегченно вздохнула.

Ее спутник угрюмо и зловеще молчал, то и дело меняя галс как будто видел во тьме что-то скрытое от глаз своей спутницы.

— В чем дело? — наконец не утерпела она. — Антон?

— Тише. Бросай сеть.

Она повиновалась и, переведя взгляд на Антона, увидела, что он начал привязывать поплавки к длинному тонкому линю, который уходил в воду.

— Что ты делаешь?

— Ни слова, — коротко бросил Антон. — Они почти настигли нас.

Странно. Линдсей не замечала ничего подозрительного! Она обернулась и в ужасе схватилась за голову. Сквозь поредевший туман отчетливо вырисовывались очертания корабля таможенников.

Что они с нами сделают? — Ее голос сорвался на хриплый вскрик.

— Если они поймают нас, скажем, будто ловим рыбу. То есть это я скажу, что ловим рыбу. А затем станем уповать на судьбу. Но, быть может, они нас и не поймают.

Сердце так громко колотилось в груди Линдсей, что слова Антона едва доходили до ее сознания. Собравшись с духом, она склонилась над сетью, старательно притворяясь, будто знает, что делает.

Немедленно ложитесь в дрейф! — прогремел над водой чей-то голос.

Не слушай их, — пискнула Линдсей. — Быстрей! Быстрей! Они ждут, что мы остановимся. Они сами уже замедляют ход. Торопись! Вдруг нам удастся уйти.

Антон только насмешливо хмыкнул. Девушка была слишком перепугана, чтобы одернуть его. Но все же он последовал ее совету. Лодка снова изменила курс и стрелой понеслась к берегу.

— Все напрасно. Им стоит только повернуть — и они успеют в бухту Солеваров раньше нас, — убито вымолвила Линдсей — Там-то они и будут нас ждать. Придется вышвыривать за борт товар.

— В одном ты права, малышка. Они и впрямь отправятся именно в бухту Солеваров. А мы нет.

Контрабандист снова хмыкнул и кивнул в сторону преследователей.

Линдсей тоже обернулась и снова ахнула — на сей раз от восторга. Туман, неожиданно сделавшись их союзником, сгущался буквально на глазах, отгораживая маленькое суденышко от корабля таможенников. Девушка улыбнулась Антону, и тот, на миг прервав работу, ответил ей долгим пристальным взглядом. Сын моряка, он с молоком матери впитал умение обращаться с морем. Приоткрыв рот от восхищения, девушка заворожено следила, как лодка обогнула мыс рядом с бухтой Солеваров и скользнула к узенькому пляжу.

Одним прыжком оказавшись на берегу, Антон обмотал швартовы вокруг зазубренной сваи.

— А теперь делай, что я велю. — И он без церемоний вытащил Линдсей из лодки, легко, как ребенка, поднял на руки и зашагал со своей ношей вверх по прибрежным дюнам.

— А что с лодкой? — ухитрилась выдавить она. — С бренди?

— Насчет этого не тревожься. Я провожу тебя через лес и один вернусь в бухту Солеваров.

— Но ведь там будут таможенники.

— Но не будет бренди. Я затоплю лодку среди скал, вернусь в бухту, горько стеная, что сардина нынче не ловится, и приду за товаром, когда все утихнет.

Антон все так же размашисто шагал, прижимая девушку к груди, пока не добрался до деревьев на вершине холма. Это уже были земли Трегониты, и оба они знали там каждый куст.

Опусти меня, — потребовала Линдсей. — Я не ребенок. Могу и сама идти.

— Даже с тобой на руках я все равно иду быстрее тебя, безразлично отозвался Антон. — Сколько раз я тебя носил, когда ты и в самом деле была ребенком.

И он продолжил путь через лес и вниз по крутому склону лощины за бухтой Солеваров, пока не остановился, наконец, под сенью деревьев очередной рощицы. Там он опустил девушку наземь возле старой кобылки, запряженной в телегу.

— Иди, — велел он.

Линдсей знала: он часто ни с того ни с сего вот так мрачнел и замыкался в себе. И каждый раз это происходило именно в моменты, когда они, казалось бы, были наиболее близки друг другу.

— Я отпрягу телегу, чтобы ты быстрее доехала, — добавил Антон.

— А здорово было. — Линдсей сгорала от желания поговорить о ночном приключении. Вот было бы замечательно рассказать о нем Саре. Но разумеется, об этом и думать не приходилось.

Если бы нас поймали, ты бы так не говорила, — буркнул ее товарищ. — Больше такого не повторится, Линии. Чем бы нам ни пришлось пожертвовать, но в море ты со мной больше не выйдешь. Ни за что нельзя рисковать тобой.

Ей показалось, что голос его звучит как-то странно, но славный Антон всегда вел себя так загадочно…

— Когда мне возвращаться за бочками?

— Я дам тебе знать. Калвин уж как-нибудь ухитрится с тобой связаться.

Калвин служил в Трегоните главным егерем. На службе Гранвиллов он провел без малого тридцать лет, но Линдсей знала, что теперь он остается в поместье лишь ради нее.

— Хорошо бы поскорей, — сказала она Антону. — Я… мне нужны деньги.

Тот уперся руками в бока.

— Я же тебе говорил. Я могу и подождать. Возьми деньги, что я отложил на…

— Нет! Ты ждать не можешь. Как-нибудь перебьюсь и тем, что есть. Это мой долг.

— Линдсей, тебе уже девятнадцать. — Антон поднял голову и замолчал. — Скоро стукнет двадцать.

— И что?

— Самое время для девушки… для молодой леди вроде тебя выйти замуж.

— Не бывать этому! — вскричала она, отворачиваясь и, в свою очередь, начиная возиться с оглоблями. — Никогда, ни за что. Я не могу сейчас выйти замуж. Это слишком опасно.

— Почему? — Антон схватил ее за плечо, но девушка не поднимала на него глаз. — Линии, почему ты говоришь такие ужасные вещи? Почему тебе опасно выходить замуж?

У Линдсей болезненно сжалось сердце. Какая неосторожность. Два года полнейшей тайны — и вдруг такая нелепая оговорка. Изобразив на лице беспечную улыбку, она засмеялась:

— О, да ты меня знаешь. Я всегда мелю чушь. Я ведь тебе говорила, что собираюсь уйти в монастырь.

В глазах Антона появилось какое-то темное, непонятное выражение.

— Было бы чертовски жаль.

Линдсей расправила плечи.

— Не тебе судить.

— Пожалуй, ты права. Если я правильно понял, у вас в дальнем доме поселился какой-то очень знатный господин?

Резкий поворот темы обескуражил Линдсей. После вчерашнего фиаско с Хаксли она пыталась, хотя и безуспешно, выбросить неожиданного гостя из головы.

— Нед говорит, он виконт.

— Нед слишком много болтает, — обрезала девушка, притворяясь, будто ей эта тема совсем неинтересна. — Виконт, бедненький, судя по всему, хочет залечить в глуши и уединении какие-то сердечные раны.

И она вздохнула, снова представив себе черные глаза, непокорные пряди волос и чуточку изогнутые губы.

Антон не шелохнулся.

— А с чего вдруг ты заговорил о виконте? — И с чего это ее сердце начинает биться так часто и неровно всякий раз, когда она вспоминает это сильное высокое тело, мимолетное прикосновение его пальцев к ее щеке? Вот и сейчас Линдсей невольно поднесла руку к лицу.

— С того, что… — Антон резко умолк, отвернулся и принялся помогать девушке отпрягать лошадь.

— Антон? — Она положила руку ему на плечо и ощутила, как напряглись его мускулы под ее пальцами.

— А тебе не кажется странным, что привыкший вращаться в светском обществе виконт, у которого, как мне говорили, денег куры не клюют и поместий больше чем предостаточно, вдруг воспылал жаждой поселиться в таком забытом Богом уголке?

— Я, например, эти края очень люблю.

— Я тоже. Но это тебе не Лондон.

Объясни, что ты имеешь в виду. — Линдсей с любопытством уставилась ему на спину.

Антон пожал широкими плечами.

— Разве не может оказаться, что кто-то упомянул ему, что здесь проживает некая очаровательная девушка? Разве его светлости не могло прийти в голову приехать сюда и самолично поглядеть на тебя?

— Глупенький, — рассмеялась Линдсей. — Даже если и так, теперь он меня уже видел. И если бы он и впрямь подыскивал себе изысканную леди, то, уж верно, передумал и не стал бы здесь задерживаться, правда? Антон промолчал.

— Ну как ты сам не понимаешь? А вместо этого он вернулся в город, чтобы уладить все формальности и провести следующие несколько месяцев здесь. Сказал, собирается что-то писать, размышлять и вести уединенную жизнь. Антон, он и вправду очень славный, и добрый… и очень привлекательный.

Она снова улыбнулась при воспоминании. Хаксли и вправду был именно такой. И поскольку Линдсей не сомневалась, что совершенно не в его вкусе и из всех женщин мира он обратил бы на нее внимание в последнюю очередь, то вывод напрашивался один, просто виконт точно так же вел бы себя даже с самой скучной дурнушкой.

Подняв голову, девушка обнаружила, что Антон повернулся к ней. С минуту он смотрел на девушку пристальным серьезным взглядом, а потом ухватил за талию и без долгих церемоний водрузил на лошадь. Поскольку Линдсей была в брюках, то уселась в седло по-мужски.

— Твое мнение о виконте меня совершенно не интересует, — решительно заявил он. — Я просто хочу, чтобы ты держалась от него подальше. Знаю я их, аристократов, им только дай поволочиться за невинными молоденькими девушками

Порой Линдсей казалось, что Антон самый невинный из мужчин.

— Уверяю тебя, я совершенно не во вкусе лорда Хаксли. И даже если бы дело обстояло иначе, она приложила бы все силы, лишь бы заставить виконта передумать — ради его же собственного блага.

— А какие женщины, по-твоему, в его вкусе?

Глядя вниз на лицо Антона, Линдсей неожиданно подумала, что и он тоже весьма и весьма привлекательный мужчина. Нет, непременно надо уговорить его жениться.

— Ну, думаю, ему подошла бы девушка с живым характером, чтобы он всегда гадал, что она сделает в следующий миг, и чтобы ему всегда было с ней интересно. И чтобы она была модной, образованной и очень-очень умной.

— В самом деле? — Антон скрестил руки на груди.

О да. Я очень хорошо разбираюсь в людях. Все так говорят.

— Тогда ты, пожалуй, права. Вряд ли лорд Хаксли заинтересуется такой скучной домоседкой вроде тебя. Всякий мужчина, достойный этого названия, хочет быть уверен, что всегда найдет свою жену у очага с рукоделием на коленях. Или за клавикордами.

Линдсей нахмурилась.

— Белла говорит, я рукодельничаю хуже малого ребенка. Ее мачеха частенько твердила, что чем скорее Линдсей затворится в монастыре, тем лучше, потому что только там позволительно сидеть за вышиванием, сложив руки. Разумеется, если в это время молиться. Линдсей лукаво сощурилась Единственный ее талант, если можно было так выразиться состоял в способности писать душераздирающие романтические истории. Об этом не знала ни единая живая душа, даже, Сара — та, без сомнения, потребовала бы прочесть их и задушила бы подругу в порыве восторга. При одной только мысли об этом Линдсей заранее становилось страшно.

— Что-то, Линии, ты покраснела, — заметил Антон.

Думала о гаммах, — нашлась девушка. — Я все время сбиваюсь с ритма.

— Гм… Надо бы тебе потренироваться в подобных вещах, Линии, — глубокомысленно произнес Антон и шлепнул кобылу по крупу. Она медленно затрусила прочь. — Но смотри держись подальше от виконта.

Он сам будет держаться подальше от меня! — прокричала Линдсей, оборачиваясь и трясясь в седле. — Такие, как он, не любят скучных простушек, помяни мое слово.

Но в глубине души ей почему-то хотелось, чтобы она ошибалась.

Глава 4

— Все сплошное вранье. — С этими словами вдовствующая графиня Баллард грациозно вплыла в свой будуар и остановилась на пороге, чтобы бросить неласковый взгляд на Хаксли. Явно удовлетворенная увиденным, она прошла по бледно-голубым коврам на свое излюбленное место. Будуар ее утопал в роскошных синих и голубых тканях с тяжелыми, отделанными золотом кистями на драпировках. Графиня непоколебимо придерживалась обычая, заведенного еще в пору юности, — принимать ранних гостей, явившихся до полудня, в этом изысканном гнездышке, похожем на ларчик для драгоценностей.

Вышколенная горничная появилась на минутку, чтобы подсунуть под спину хозяйки вышитую подушечку, и тут же вновь исчезла. Графиня взбила серебристые букли и аккуратно расправила на коленях пышные юбки. Оставшись вдовой более тридцати лет назад, она до сих пор не снимала траура по покойному мужу и вся, от кончиков миниатюрных туфелек до украшенного лентами чепца, была облачена в черное… хотя изобилие драгоценнейших украшений на этом траурном платье всегда вызывало завистливый и восхищенный шепоток среди великосветских дам.

Виновато улыбнувшись, виконт заложил руки за спину и принялся ждать продолжения. В глубине души виконт сомневался — мудрую ли линию поведения со своей тетушкой он выбрал. Впрочем, лорд Хаксли принадлежал к числу тех железных мужчин, что никогда не поддаются слабости и, однажды приняв решение, не меняют его.

— Ты слышишь меня, Эдвард? — Графиня щелкнула золотым лорнетом, которым пользовалась скорее чтобы произвести впечатление и поддержать свою репутацию весьма эксцентричной особы. — Я сказала — все сплошное вранье.

Надо признать, ее зоркие синие глаза и без помощи лорнета могли как нельзя лучше пронзить провинившегося убийственным взглядом.

— Что именно сплошное вранье, Антония? — спокойно осведомился Эдвард.

Она повелительным жестом приказала ему подойти поближе.

— Ну разумеется, что я смертельно больна. Подобное заявление лишило Хаксли душевного равновесия. Поспешно усевшись в нелепое кресло с позолоченными витыми ножками, он участливо взял унизанную кольцами руку тетушки.

— Ну-ка говори, — потребовал он. — Что еще ты от меня скрываешь?

Он просто обожал свою вздорную, но исключительно умную и одаренную родственницу, с ранних лет заменившую мать ему и его брату Джеймсу. Родная мать мальчиков, младшая сестра Антонии, много хворала и была слишком поглощена заботой о своем здоровье, чтобы заботиться еще и о двоих ребятишках. Когда же отец Эдварда погиб в результате несчастного случая на охоте, виконтесса зачахла буквально за несколько месяцев — как сказал доктор, от нежелания жить без мужа.

Антония надменно улыбнулась.

— Милый мой мальчуган, я решительно ничего от тебя не скрываю. Но тебе, несомненно, наговорили, будто я смертельно больна. Как же иначе понимать тот факт, что ты уже бог весть когда вернулся с островов и добрую неделю живешь в городе, а ко мне до сих пор так и не заглянул?

Эдвард закрыл глаза и со вздохом покачал головой.

— Ну конечно. Мне следовало догадаться, что твои шпионы донесут тебе о моем приезде.

Хвала небесам, она хотя бы не знает о том, что он целый месяц провел в поместье!

— Шпионы! — Графиня гневно хлопнула его по руке веером из черного дерева. — Кого это ты называешь шпионом? Свою невесту? Тебе, мой мальчик, должно быть стыдно, что я узнаю о твоем прибытии в город… и о скорой помолвке… от леди Клариссы Симмондс.

V Хаксли вскипела кровь в жилах.

Леди Симмондс! — Черт бы побрал эту мегеру. А он-то считал, что его долгое отсутствие и пренебрежение плюс пылкие ухаживания графа Фэддоуна заставят эту особу отказаться от навязчивой идеи сделаться виконтессой Хаксли.

Антония с любопытством покосилась на него.

— Что ж, вижу, ты тоже от нее без ума.

— Без ума? — только и выговорил Эдвард.

Графиня раскрыла веер, продемонстрировав замысловатый узор из перламутровых бабочек с янтарными глазками.