— Осторожнее, — глупо прошептал он, когда я двинулся на цыпочках вперед, поворачивая револьвер туда-сюда, готовый палить во все, что движется.

Но ничего не двигалось.

Судя по тому, как этот чертов зверь меня поцарапал, он должен был находиться справа от двери. В том конце комнаты не было ничего, кроме большого дивана и двух приставных столиков. Сделав глубокий вдох, я прыгнул в комнату, повернувшись в воздухе, чтобы приземлиться лицом к дивану.

Ничего.

Тот конец комнаты был пуст. Если, конечно, кот не прятался под диваном.

— Видите что-нибудь, сержант? — спросил из коридора управляющий.

— Нет, — ответил я. — Думаю, он под диваном.

Майк неуверенно подошел ко мне, спросив:

— И что теперь?

— Я буду вас прикрывать, а вы отдернете этот диван от стены.

— Это какого черта? — запинаясь, пробормотал Майк, глядя на мою руку. — Там какой-то вид дикого животного, сержант. Лучше мы вызовем специальную службу или что-нибудь в этом роде!

— Давайте, давайте, — ободрял я его. — Если вы дотянетесь с дальней стороны и быстро его отодвинете, диван окажется между вашими ногами и тем, что под ним.

— А если он прыгнет на меня?

— Я снесу ему башку!

Управляющий заколебался. Затем, вспомнив о своем служебном долге, он сказал:

— Ну хорошо. Я попытаюсь. Я попробую. Но если он оттяпает мне ногу, я вас засужу!

В то время как я прикрывал его с безопасного расстояния, он подошел к дивану и, тщательно держась вне линии огня моего револьвера, рывком отодвинул диван от стены на угол в сорок пять градусов.

Там ничего не было, кроме огрызка карандаша и журнала «Тру», который я давно искал.

— Должно быть, он выскочил в окно, — предположил я.

— С четвертого этажа? — Майк подошел к ближайшему окну. — Оно заперто, сержант. Заперто изнутри!

— Значит, он где-то здесь! — заявил я, борясь с истерикой.

Обыск занял немало времени. Но Майк помог мне осмотреть все, что можно. Он осторожно открывал двери, ящики стола, в то время как я прикрывал его своей «коброй». Мы не нашли ни кота, ни какого-либо другого животного, ни мертвого, ни живого. Майк заявил, что дело здесь нечисто.

Я с ним согласился.

— Вы бы позаботились о своих царапинах, — заметил он уходя. Я сказал, что у меня есть йод и бинт, но он возразил: — На вашем месте я бы показался врачу. У этого зверя, может быть, бешенство, судя по его поведению.

Я начал было отрицательно качать головой, но затем понял, что он прав. Я пообещал ему позвонить и договориться о встрече с полицейским хирургом, и он вышел, качая головой и бормоча что-то про негров. Я уже хотел закрыть дверь, когда до меня дошло, о чем он говорит, и я его остановил:

— Что там насчет негров, Майк?

— Они приносят крыс, — ответил он, поворачиваясь ко мне, — чертовы негры приносят крыс и неизвестно, что еще, если живут неподалеку.

— Я не знал, что здесь есть негры, — сказал я. Мои апартаменты находились на улице, где жили белые среднего достатка, и только две черные семьи и врач из Вест-Индии с женой, но они жили здесь уже давно. Майк, по-видимому, имел в виду новоприбывших.

Я был прав в своем предположении.

— Я не знаю, у кого они сняли комнаты, — сообщил Майк. — Но я уже несколько раз видел поблизости по-настоящему дрянных негров. Я ничего не имею против приличных людей, вы же понимаете. Но когда они одеваются в лохмотья и странные одежды…

— А как они выглядят, Майк? — перебил я. — У меня есть причины спрашивать.

Управляющий пожал плечами:

— Как выглядит любой дрянной негр? Одна из них — толстая мамаша в большом красном платке! на голове. Другие двое, должно быть, ее сыновья. Два молодых парня с африканскими прическами и в брюках клеш.

— У этой женщины есть шрамы на лице?

— Господи, я не знаю. Никогда их вблизи не разглядывал. Как я говорил, я даже не знаю, кто сдает им комнаты. Впрочем, это мы скоро узнаем. Я таких негров видывал и раньше. Как только погода будет теплее, они будут постоянно торчать на переднем крыльце.

Я неопределенно кивнул и спросил, не помнит ли он каких-либо конкретных дат встреч с ними.

Он не помнил. Он видел этих странно одетых негров раза два несколько дней или недель назад, но не помнил когда. Я поблагодарил его за информацию и закрыл дверь.

Затем я пошел в ванную и обработал свои порезы. Они были глубокие, а йод жегся, как огонь. Я чувствовал себя немного глупо, занимаясь этим, но я знал, что такое бешенство, и предпочел бы выглядеть глупым, но не быть мертвым. Поэтому я позвонил в Седьмой округ и узнал домашний телефон нашего терапевта.

Я набрал его номер, и ответила секретарша. Она сказала, что не имеет понятия о том, когда он придет, и пообещала, что он позвонит мне сразу же, как только она сможет ему об этом сообщить.

Я заварил себе кофе и уселся с журналом, который я нашел под диваном. Журнал был старый, но я его потерял, не прочитав и половины.

К тому времени, как я его дочитал, в моих порезах уже начало чувствоваться биение крови.

Включив переносной телевизор, я просмотрел конец передачи «Представление Джонни Карсона» и новости. Затем начался фильм, который я уже видел, и я встал, чтобы переключиться на другой канал.

Я поплыл по комнате, как шар, наполненный газом, а мои ноги висели в воздухе над ковром!

Уставившись вниз, я задохнулся от изумления: «Что за черт!» Я медленно поднимался к потолку, по-дурацки болтая в воздухе ногами!

— Вот именно, что за черт, кауван! — отозвался глубокий голос, за ним последовал сардонический смех, и невидимые голоса вокруг захихикали:

— Что за черт, что за черт, что за черт, что за черт!

— Эй, полегче! — сказал я себе. — Тебе это, должно быть, снится, Морган, приятель!

Почувствовав, как моя голова ударилась о потолок, я в отчаянии приказал себе проснуться. Но, по всей видимости, я не спал, а если и спал, то, несомненно, проснуться не мог. Я лежал или, вернее, плавал теперь прямо под потолком, глядя вниз и убеждая себя, что этого не может быть.

Но все детали вокруг были видны так же четко, как и всегда. Не было ни ощущения нереальности происходящего, ни сонливой неясности, кроме того, что я плавал в воздухе. Я заметил журнал, лежащий внизу на диване, и каждая буква была ясно видна. Мне хотелось, чтобы эти чертовы буквы хотя бы стали колебаться! Но все внизу, казалось, в полном порядке. Если можно принять за норму тот факт, что я плавал в воздухе, то все было совершенно нормально.

— Затем голос из телевизора спросил:

— Почему ты борешься против нас, предатель? Ты хотел знать, что значит быть колдуном, не так ли?

Я сдвинул брови и ответил Джонни Карсону:

— Я не знал, что ты говоришь на уэльском.

— Ты еще очень многого не знаешь, Морган Прайс, или Овэйн Арфист? — сказал Джонни Карсон, ухмыляясь мне из телевизора, причем выражение его лица приобрело какой-то зловещий оттенок, которого я никогда раньше не замечал. Затем я внезапно вспомнил кое-что и заявил ему:

— Эй, твое представление окончилось! Сейчас должны показывать вестерн, черт побери!

— А я на тринадцатом канале, — объяснил Джонни Карсон, обнажая два острых клыка.

— Здесь тринадцатый канал не принимается, — сказал я, и он ответил:

— Большинство так и думает, Овэйн Арфист. Это надо уметь — включить тринадцатый канал после полуночи в наших владениях!

Последнее его замечание мне почему-то показалось забавным, и я засмеялся. Голоса эльфов вокруг подхватили мой смех, а Джонни Карсон огрызнулся:

— Ты будешь смеяться по-другому, когда солнце полуночи покончит с тобой, кауван!

— Ох, заткнись, — фыркнул я. — Ты плод моего воображения. Это все мне, должно быть, снится!

— Почему бы тогда тебе не проснуться? — предложил Джонни Карсон.

— Xopoшo! — сказал я и открыл глаза.

Я лежал на диване, глядя в потолок, близ которого я только что находился. Красноватый свет телевизора отбрасывал на него мерцающие тени.

— Господи, ну и кошмар! — пробормотал я, садясь на диване.

Посреди комнаты, обрисованная багровым светом, идущим из моего черно-белого телевизора, темная фигура медленно расправляла перепончатые крылья и говорила:

— Я ждал, пока ты проснешься, самозванец!

— Господи Иисусе! — взвизгнул я, пытаясь отъехать назад по дивану.

— Иисус теперь тебе не поможет, предатель! — сказал Лью Длинная Рука, и зеленое пламя рвалось у него изо рта, извиваясь вокруг ужасной позолоты, черт, в то время как он, не двигаясь с места, тянул ко мне руки, и тянул их ко мне, и тянул!

Когти на его шестипалых лапах дымились, все ближе и ближе придвигаясь к моему лицу, а руки его растянулись уже футов на десять! Захлебываясь от страха, я вывернулся и бросился к окну, нимало не заботясь о том, как далеко внизу была земля, а равно и о том, смогу ли я еще летать, если брошусь головой вперед в окно.

— Это он, это он, это он! — затараторила омерзительная физиономия, прижавшаяся к стеклу с той стороны.

Это был Мерлин Плью. Лицо его было наполовину съедено могилой, изуродованные обрубки рук цеплялись за оконный переплет. Он невнятно бормотал:

— Отмщение, о Господин Блистающей Тьмы! Я требую вернуть мне душу, которую я потерял из-за его предательства!

Отшатнувшись от отвратительного видения, я почувствовал, как когти впились мне в спину, и, стуча зубами от ужаса, упал на ковер на четвереньки. Я стал пробираться к ванной комнате, в то время как сатанинская крылатая тварь из глубин ада зловеще усмехнулась:

— Мало проку тебе будет сейчас от души, Мирддин Странник! В твоем изъеденном червями мозгу засела полицейская пуля, и кости вываливаются из твоей разложившейся плоти!

— Дай его мне! — ныл труп, прижимаясь к стеклу. — Он убил меня до того, как я успел использовать отпущенную мне тобой по договору тысячу дет! Это будет только справедливо, если его душа заменит меня в этом разложившемся теле. Подумай о том, Господин, как я еще смогу тебе послужить в его сильном и молодом теле!

— Что скажешь ты, Сибилла, госпожа Кошек? — спросил Лью Длинная Рука, задержав в нерешительности свои когти в нескольких дюймах от моего лица.

Где-то позади меня послышался женский голос:

— Я имею больше прав на него, Господин. Разве я не главнее этого тухлого дурака, торчащего на ветру?

— Ты же всегда предпочитала развлекаться с молоденькими девушками, — задумчиво сказало это крылатое олицетворение ужаса, обрисованное зловещим мерцающим светом моего телевизора.

— Я смогу наслаждаться ими гораздо больше, имея мужское тело! — хихикнула госпожа Сибилла. — Посмотри, что сделали с моим последним телом, которое ты мне дал!

Пробираясь по полу на четвереньках, я, бросив взгляд через плечо, увидел, как слабо освещенная фигура, стоящая в дверях ванной комнаты, распахнула свой длинный черный балахон, обнажив сделанную во время вскрытия отвратительную зияющую рану, идущую от седых волос внизу живота вверх и разветвляющуюся к ключицам.

— Они вытащили из меня внутренности! — прошипела госпожа Сибилла. — Они вытащили из меня внутренности и положили их в стеклянные банки, и мне теперь нечем заполнить эту пустоту, кроме как бедным Мередитом, и посмотри, что с ним сделал этот предатель!

Черный бесхвостый кот выглянул из распотрошенного живота своей хозяйки, уставился на меня и зашипел, зловеще сверкая своим единственным глазом на раскроенном черепе!

— Дай его мне! — вскричала госпожа Сибилла. — Пусть он гниет в морге с мертвым котом в животе, а я буду позорить монашек для тебя при помощи этого сильного, мужского тела! Я наполню члены этого сосунка жизненностью ведьмы и полечу над землей, о Рогатый Господин Зла!

— Я лучше его использую! — стал просить третий голос, и обнаженная фигура Цинтии Пауэлл вышла из стенного шкафа, поводя своими мертвыми глазами.

— Ты мертва, черт бы тебя побрал! — крикнул я, сунув руку под левую подмышку, но вспомнил, что кобуру с револьвером я оставил в шкафу, где было сейчас тело мертвой блондинки.

— Я не буду мертвой в твоем сильном теле! — заявила Цинтия Пауэлл, обнажая свои выпирающие зубы, и мечтательно пробормотала: — Ах, что бы я могла сделать в его теле, Люцифер, любимый! Помнишь, как было весело, когда я была Джеком Потрошителем? Подумай, как я буду резать и рубить этими сильными руками! Ты должен отдать его мне, и я начну с Патриции Вагнер и этой девки Клюни! Они ничего не будут подозревать, пока мне не удастся под каким-нибудь предлогом остаться с ними наедине и — о, с какой любящей нежностью я вырежу их яичники для пира на Черной мессе!

— Что же ты выберешь, Овэйн Арфист? — усмехнулась рогатая фигура, стоя посреди комнаты. — Меня разрывают на части все эти изысканные соблазны, и я предоставляю выбор тебе!

Между мной и моим револьвером был хладный труп Цинтии Пауэлл. Но я должен был пробиться. Собирая силы для прыжка, я пробормотал:

— Господи Иисусе Христе, сын Божий, если это не сон и если у тебя есть хоть капля милосердия…

— Он молится своему немощному господину! — захохотал демон. — И он даже собирается воевать с нами своим земным оружием. Ты меня умиляешь, Овэйн Арфист. Потому что редко какой смертный оказывает сопротивление на этой стадии проклятия!

— Ах ты, сукин сын! — бросил я, прыгнув на труп Цинтии Пауэлл.

После мгновения тьмы я увидел, что двигаюсь прямо в руки демона. Он растопырил свои когти и ухмыльнулся:

— Лесть тебе не поможет, пигмей!

Мы стали драться.

Мы дрались на потолке, и на стенах, и даже иногда на полу. Я бил окровавленными кулаками в его смеющуюся золотую морду, пламя его зловонного дыхания обугливало кожу на моих кулаках, а его дымящиеся когти, разрывая одежду, впивались в мое тело. Я был мертв. Я знал, что на этот раз я мертв. Но моя душа все еще была моей, пока я мог за нее бороться, а разбитые останки моего тела в любом случае принесли бы им мало пользы. После того как он меня убил, боль стала невыносимой, и я с удовлетворением услышал его яростный вопль, когда сунул дымящийся огарок своего пальца ему в глаз.

— Ради Бога, сестра! — возопило чудовище. — Надо просто крепче его держать!

— Он силен как бык, доктор, — пожаловалась госпожа Сибилла.

Я открыл глаза в третий раз.

Передо мной было человеческое лицо, казавшееся отдаленно знакомым. Также, очевидно для разнообразия, я, по-видимому, был жив. Я тряхнул головой и пробормотал:

— Доктор Гринспан?

— Как себя чувствуете, сержант? — ответил врач.

— Как в аду, — простонал я. — По-моему, я только что оттуда.

— Вы вовремя позвонили, — кивнул полицейский врач, которому я звонил миллион лет назад. Оглядевшись, я увидел, что лежу раздетым на больничной койке. Полная краснолицая сестра устало мне улыбнулась и проговорила:

— Для человека, который только что был отравлен, вы устроили адский тарарам, голубчик.

— Я был отравлен? — Я похлопал глазами.

— Какой-то растительный алкалоид из семьи галлюциногенов, — ответил Гринспан. — Вы хорошо отреагировали на антидот против аконита и укол антигистамина. Однако потрепали нам нервы. Я ехал к вам, думая, что придется лечить заражение крови.

— Вам, значит, передали, что я звонил…

— Да, когда мне передали, что на вас напало какое-то дикое животное, я сразу же выехал. Ваша дверь была закрыта. Но мы слышали, как вы там бросались на стены, и поэтому…

— Еще бы я не бросался на ЭТО. По-видимому, мне ввели что-то вроде белены. Белена дает ощущение полета, как вы думаете?

— Боюсь, что это не совсем моя область, сержант. У вас есть пощипывание во рту, одеревенение суставов?

— Я весь деревянный. Но этот состав был введен мне при помощи какого-то трюка с кошачье» лапой, так что…

— Подождите, — перебил врач. — Вы говорите об этих царапинах на руке?

— Конечно. На когтях, должно быть, был яд, а остальное известно.

Гринспан сказал:

— Тогда я еще раз взгляну на эти царапины. Мы их обработали. Но они, по всей видимости, поверхностные.

Разбинтовывая мою руку, он между делом спросил меня, кто, по моему мнению, были эти «они», которые меня отравили. Я забыл, что он сейчас работает в Седьмом округе, а рассказывать всю историю я не чувствовал никакого желания. Я сказал, что мы расследуем дело о приверженцах определенного культа, использующих наркотики, и он, по-видимому, удовлетворился этим объяснением. Он долго рассматривал царапины на тыльной стороне моей левой руки и спросил, сколько времени я был в контакте с тем, что меня поцарапало. Долю секунды, ответил я, и он покачал головой:

— Невозможно, сержант. Чтобы такое малое количество яда, попавшее в царапины, могло возыметь подобное воздействие, нужен яд посильнее аконита.

— Может, я просто потерял сознание, а они вкололи мне еще?

— Сомневаюсь, — ответил врач. — Вы сами видите, что на венах нет следов уколов. Чтобы произвести такое действие через разрушенные капилляры, нужен нервный яд типа кураре или змеиного. Кроме того, если вас поцарапала кошка, то сколько же этого состава могло удерживаться на когтях?

— Не совсем понимаю вас.

— Кошки себя вылизывают, сержант. Они не терпят, если к лапам что-нибудь прилипнет или если они мокрые.

— Так что лапа была сухая?

— Она не могла быть слишком сухой. Ведь какое-то количество яда за эту вашу долю секунды должно было попасть в кровь и произвести такое воздействие на вашу систему.

— Другими словами, — сказал я, — яд попал в меня каким-то другим путем.

— По-моему, так.

Я не знал, так это было или не так. Я чувствовал себя крайне уставшим, несмотря на лечение или, может быть, из-за него. Все мое тело болело, я чувствовал себя сонным и был явно не в своей тарелке. Я допросил Гринспана дать мне что-нибудь тонизирующее, но он сказал, что этого не стоит делать.

— По крайней мере эту ночь вам придется провести у нас, — объяснил он. — Во всяком случае, вам потребуется успокаивающее. Вы крайне возбуждены, а я бы хотел довести ваше кровяное давление до нормы, сержант. Кроме яда, вы перенесли еще большое нервное потрясение. Больше всего вам нужно сейчас хорошо выспаться!

— Я не уверен, что смогу вообще когда-нибудь заснуть после этого кошмара!

Гринспан рассмеялся и сказал:

— Мы дадим вам кое-что, что вас усыпит, сержант. Сомневаюсь, что вы вообще будете видеть какие-либо сны, приняв то, что я вам пропишу!

Но он ошибался.

Мне приснился кошмар! Но, насколько я помню, это был приятный, здоровый кошмар о том, как меня запихивали ногами вперед в мясорубку. Я забыл, кто и зачем это делал. Во всяком случае — не то воплощение дьявола, что я уже видел. Несказанное облегчение!

Они продержали меня и в выходные дни. Благодаря заботам Гринспана давление медленно снижалось, но мои измотанные нервы все еще заставляли мои мышцы болезненно сокращаться, когда я пытался расслабиться до определенного предела. Медперсонал полагал, что я страдал от последствия какого-то еще неизвестного нам яда. Анализ мочи указывал на аконит. Но, поскольку я был все еще жив, а аконит — это один из самых сильных растительных ядов, то эти указания были довольно слабыми. Все другие алкалоиды, которые могли быть с ним смешаны, забивались действием именно этого яда. Поработав с травами, с которыми редко приходится встречаться медикам, Гринспан считал, что это мог быть любой из нескольких ядовитых грибов, белена или ЛСД, вместе с белладонной и, возможно, мандрагорой, которая должна была меня убить. Он полагал, что тот, кто это сделал, был особо изощренным отравителем. По-моему, он чересчур мягко выразился.

Мое непродолжительное пребывание в больнице наделало много шума среди друзей и родственников. Приходил Брюстер, обиженный тем, что я связался со своим округом до того, как доложить ему. По каким-то известным только ему причинам он принес мне цветы. Пат и дядя Дэй пришли вместе — она с книгами, а он с коробкой конфет, которые я потом отдал медсестрам. Ему никак было не понять, что не все в мире обязаны любить лакричные тянучки. Они оба выглядели обеспокоенными, а дядя Дэй настаивал, чтобы я бросил это дело, пока меня не ухлопали. Я сказал ему, мы с Брюстером пришли к выводу, что отравитель намеревался оставить мне жизнь, отсюда все эти фокусы с кошачьими когтями и так далее. Но дядя Дэй спросил меня, что я тогда делаю в больнице, и мне пришлось признать, что он где-то прав. Пат, к счастью, ограничилась тем, что пожелала мне выздороветь, а книги были не по колдовству. Одна из книг была антологией научной фантастики, а другая — сексуальным романом. Она сказала, что наступило время подумать о других вещах. Я удержался от соблазна спросить ее, должен ли я сконцентрироваться на том, чтобы залететь на Луну или же к кому-нибудь в постель.

Самым интересным посетителем оказался Пит Кус-тис. Он не принес ни цветов, ни книг, ни конфет. Зато у него были фотографии.

Он пришел ко мне днем в субботу. Первым делом он вручил мне фас и профиль полной негритянки и спросил:

— Она похожа на горничную, которую ты спас от участи худшей, чем смерть?

Перед тем как ответить, я внимательно рассмотрел фотографии. Женщина на снимках выглядела несколько моложе, чем та, которую я видел в подвале в ту ночь. Но черты лица были сходны, и я заметил, что фотографии были сделаны еще в 1958 году в государственной женской тюрьме в Техачапи, в Калифорнии. Под ее тюремным номером значилось имя Мейбл Говер, иначе Марта Эванс, иначе Мама Палавер.

Она заработала пятилетний срок за крупную кражу.

Я отдал Питу фотографии и сказал:

— Похоже на то. А как насчет шрамов? Это более позднее приобретение?

— Коллодий, — сказал Кустис. — Ты рисуешь линию на коже жидким коллодием, и когда он высохнет, это выглядит как отвратительный шрам. Она явно всевозможными способами использует косметику. Когда она не играет королеву культа вуду, Мама Палавер скрывается под видом горничной. Напоминает мне Вилли Саттона. Помнишь Вилли Актера?

— Да, никто и не станет рассматривать прислугу. А что ты думаешь о ее именах? Заметь, они оба уэльские.

— Она родилась в Суонси, в Уэльсе, — ответил Кустис. — Ее мать была из Вест-Индии, а отец — не кто иной, как наш старый приятель, Мерлин Плью!

— Ты смеешься!

— Нет. Проверено через Хелен Клюни. В полиции Великобритании есть данные о ее рождении. По-видимому, Плью и мама Мамы Палавер в то время работали в одной связке. Не знаю, ведьмы и колдуны естественно находят друг друга или просто Мерлин решил попытать счастья. „Но Мама Палавер — это чернокожая валлийка.[5] Я слышал о черных ирландцах, но черные уэльсцы — это новость для меня.

— Для меня тоже. — Я рассмеялся. — Хотя теперь я припоминаю, что в Кардиффе есть квартал, где живут черные. Ты думаешь, она родственница Сибиллы Эванс?

— Нет. Но Сибилла Эванс была родственницей сержанта Говера, того парня, который был убит нацистами после того, как стал отцом Цинтии Пауэлл. В Консульстве Великобритании раскопали для нас, что госпожа Сибилла была теткой сержанта Говера по мужу. Ее муж был его дядей. Кстати, тот Говер, владелец «Уэльского уголка», не имеет к этому никакого отношения. Я проверил, это просто совпадение. Хелен Клюни говорила, что Гoвep — это распространенная уэльская фамилия.

— Как и Пауэлл, и Эванс, — ответил я. — Но Цинтия Пауэлл должна была знать, что она и госпожа Сибилла были дальними родственниками. Почему, как ты думаешь, она навела вас на старуху?

— Я думал об этом, — сказал Кустис. — И у меня есть два ответа. Во-первых, она могла приехать сюда в поисках родственников своего отца и нарвалась на отпор. Это могло ее настолько возмутить, что она пришла к нам с полувыдуманной историей в надежде, что мы обнаружим, что старуха занимается колдовством. А так как ругань обычно злит ведьм, то ее звонок о помощи, может быть, был и оправдан.

— Не считая того, что настоящая Цинтия Пауэлл была уже мертва, — возразил я.

— Тогда есть другая вероятность, — ответил он. — Кто-то, кто знал, что ведьмы ухлопали Цинтию, пришел к нам под ее видом и навел нас на госпожу Сибиллу, чтобы мы ее потрясли.

— Хочешь третью вероятность? — спросил я.

Кустис, нахмурившись, кивнул, и я сказал:

— Они хотели, чтобы мы думали, что госпожа Сибилла жива, хотя они знали, что она мертва уже больше месяца. Так что они с помощью мертвой Цинтии сделали так, что мы встретились с тем, кто выдавал себя за госпожу Сибиллу, и затем, подсунув тело настоящей Сибиллы Эванс в дом, подожгли его, и…

— Как бы ты этим ни вертел, это не имеет смысла, — сказал Кустис со вздохом отвращения.

Я кивнул:

— Давай вернемся к нашей вуду-уэльской леди. Вы ее арестовали?

— Нет, — ответил Кустис. — Мне потребовалось около часа, чтобы найти ее пронаркоманенный храм культа вуду в Черри Крик. Спереди он выглядит как склад. Но она, должно быть, не сомневалась, что продавщица из магазина проболтается. Когда мы за ними приехали, она со своей шайкой уже давно исчезла.

— Шайкой? — Я сдвинул брови.

— Пять-шесть молодых скакунов, — кивнул Кустис, — которые помогали ей в храме. Один из них предположительно ее сын. Но у нас нет о нем сведений. Его имя Ллуэллин, хотя он называет себя Лью Эванс.

Я рассказал ему, что сказал мне управляющий Майк , про странно одетых негров в моем районе, и Кустис ответил:

— Все сходится. Мама Палавер, по всей видимости, работает с этими… ну, теми, за которыми мы гоняемся. Ты не против, если я осмотрю твою комнату? Они, может быть, были на крыше, и…

— Они каким-то образом открыли мой замок фирмы «Медико», — перебил я. — Я уже думал о крыше. Не пойдет. Окна закрыты изнутри, а то, которое открывается на пожарную лестницу, закрыто решеткой, которую я сам поставил. Прутья из вольфрамовой стали, а замок комбинационный. Хороший замок с миллионами комбинаций.

— Как насчет отдушины где-нибудь в потолке? — спросил Кустис. — Под этой покатой крышей должен быть чердак, где можно было бы проползти…

— Я обо всем этом думал, Пит, — возразил я. — Я проверил все кладовки в отношении отдушин. Их нет.

— Они могли пропилить сверху…

— Нет. Потолок из оштукатуренных досок. Ровное пространство штукатурки без единой трещины. Любая трещина шире толщины волоса будет сразу бросаться в глаза.

— Хорошо, а как насчет пола?

— В квартире этажом ниже живет одна семья, уже много лет. Кроме того, ковры у меня от одной стены до другой.

— Я бы все равно проверил.

— Будь моим гостем! Ты распространил словесный портрет этой Мамы Палавер?

— Да, мы объявили, что хотели бы с ней побеседовать, — ответил Кустис. — Нашли некоторые предметы, принадлежавшие людям, жившим в пристройке за этим так называемым храмом. Пару черепов и книгу с переплетом из человеческой кожи. У нее была настоящая алхимическая лаборатория рядом с кухней. Мы все еще продолжаем анализировать все, что было найдено. У нее там была тьма горшков, наполненных всем, что только можно представить, от пыли мумий до мясной приправы. Меня сразу начинает тошнить, когда я вспомню о ее способностях в области приготовления пищи.

— За что она была арестована в Калифорнии? — спросил я. — И вообще, что она там делала? Это довольно далеко от ее родины.

— Украла гроб, — ответил Кустис. — Похоже, она приехала туда отчасти потому, что собиралась сниматься в кино. Она изучала актерское мастерство, искусство, антропологию и вуду. Во всяком случае, Леной Хорн она не стала. Так что, пока она ждала, что ее талант заметят, она устроилась на работу в похоронное бюро в Глендэйле. Работала там примерно полгода, пока не попалась на том, что таскала домой разные вещи. Ее арестовали за кражу гроба. Но, по-видимому, она таскала и некоторые части своих невозмутимых клиентов.

— Ф-фу! Она воровала трупы?

— Только кусочки. Здесь руку, там ногу, немного кожи со спины, где не будет видно. В Уоттсе она занималась каким-то культом вуду, и им нужен был такой материал для развлечений. Гроб был для алтаря. Но он стоил полторы тысячи долларов, и на этот раз владелец бюро просто так ей этого не спустил.

— Что значит «на этот раз»? Она попадалась и раньше на подобных вещах?

— Много раз. Она, должно быть, приобрела дурную привычку воровать у гробовщиков. Ее сына, Лью Эванса, вышибли из нескольких мест работы за такие же фокусы, хотя он никогда не был под арестом. Когда он не изображает из себя служителя культа вуду, он работает в морге. Таскает своей мамаше товар, пока его не накроют. Ни один гробовщик не согласится предавать огласке такие дела.

Я хотел спросить почему, но потом понял, что подобный скандал может разорить владельца похоронного бюро, и вместо этого поинтересовался, какая связь, по его мнению, была между Мамой Палавер, Мерлином Плью и шайкой госпожи Сибиллы.

— Ну, все они полностью или отчасти уэльсцы, — сказал Кустис. — Я побеседовал со своим сородичем в Черри Крик, он давно за ней с отвращением наблюдал. Ни разу не заметил чего-либо, за что ее можно было бы арестовать. Но он заметил, что один хромой все время к ней ходит. Мама Палавер приехала в этот город немногим более года назад. Мерлина же мы можем проследить только месяцев шесть. Похоже, этот старый хрыч, когда удача ему изменила, нашел свою дочь, и она приняла его в свое дело.

— Она занималась магическими принадлежностями, — сказал я. — И, очевидно, была готова оказывать и другие услуги нашим местным оккультистам. А для того, чтобы магия сработала, требуется определенная изощренность.

— Этого у нее не отнимешь, — мрачно ответил Кустис. — Я говорил с местным полицейским, он сообщил, что в этот храм ходит пара всем известных наркоманов. Сомневаюсь, черт побери, что они интересовались предсказанием судьбы.

— Парень, которому нужно тридцать долларов в день, будет делать все, что ему прикажут, — согласился я.

— Даже выкопает могилу, — сказал Кустис. — Или выкопает кого-нибудь из могилы. Молодой Лью Эванс отправился куда-то со своим дедушкой, Мерлином Плью, недавно ночью. Мой знакомый полицейский не мог сказать куда. Но они погрузили тюки на грузовик и…

— Притормози, Пит, — перебил я. — Мерлин мертв уже несколько месяцев, забыл?

— Я так не думаю, — сказал Кустис. — Я думаю, что он был жив в ту ночь, когда ты предположительно его застрелил.