Сегодня Главком утвердил рассчитанную на 2,5 года программу подготовки космонавтов для экспедиции на Луну. Фактически уже с января этого года мы начали готовить по этой программе 18 космонавтов. Первые полеты лунного корабля по орбите вокруг Земли могут состояться во второй половине следующего года, а экспедиция на Луну - не раньше 1970-1971 годов. Хотя в решениях ЦК и правительства были записаны более ранние сроки (1967-1968 годы), ракета Н-1 и корабль Л-3 еще не готовы. В "идеологии" корабля Л-3 до сих пор многое остается неясным. Ракета Н-1, согласно последним решениям, должна выйти на старт в марте этого года, но она не выйдет и в мае. С работами над Н-1 и Л-3 мы отстали на целых три года и тем самым дали США возможность вырваться вперед: американцы уже осуществили первый пуск ракеты "Сатурн-5" с лунным кораблем "Аполлон", а на 25-26 марта они уже намечают второй полет "Аполлона". В американской лунной программе есть и уязвимые места - использование жидкого водорода в качестве горючего на второй и третьей ступенях "Сатурна-5", а также применение чистого кислорода в кабине "Аполлона". Пока водород успешно "работает" на США, но он может и отбросить их назад, как это было в январе 1967 года, когда американцев подвел кислород - "виновник" гибели трех астронавтов.
      14 марта.
      Получил уточненный план космических исследований США на 1968 год. Планом предусмотрены пуски шести кораблей "Аполлон" с выведением их на геоцентрические орбиты - четырех беспилотных и двух с экипажами на борту. В пусках будут использоваться ракеты-носители "Сатурн-1В" и "Сатурн-5". В 1969 году американцы намереваются выполнить пуски пяти пилотируемых "Аполлонов" на околоземные орбиты, а возможно, попытаются осуществить и первый полет астронавтов на Луну. Для реализации программы ААР (исследование прикладных применений лунной программы "Аполлон") предполагается выделить в 1968 году 179 миллионов долларов, а на 1969 год запрашивается сумма в 435 миллионов; выведение в космос орбитальной лаборатории, создаваемой по программе ААР, намечено на 1970 год.
      Сегодня случайно узнал (из разговора по телефону Вершинина с И. В. Шикиным) о трагедии на Каспии: зимой там погибло более 300 тысяч голов красной рыбы и более 30 тысяч тюленей из-за взрывов (ищут нефть), загрязнения воды нефтью и отходами производств. Браконьерство и отсутствие настоящей государственной заботы об охране богатств Волги, Каспия и других рек, озер и морей приводят к гибели ценных пород рыб, морских животных и птиц. Газеты, журналы, радио и телевидение уже несколько лет ведут кампанию в защиту богатств природы, но эта борьба еще очень слабо поддерживается властями на местах.
      15 марта.
      Позвонил недавно вернувшийся из Перми В.П.Мишин и передал мне просьбу тамошних секретарей обкома и горкома партии о направлении в Пермь Беляева и Леонова. Три года назад Беляев и Леонов завершили свой блестящий космический полет посадкой в тайге недалеко от Перми - пермяки много раз приглашали космонавтов к себе в гости, но до сих пор ребята так и не смогли побывать у них. Я разрешил Беляеву и Леонову вылететь 19 марта в Пермь на два-три дня.
      18 марта.
      Вчера был чудесный весенний день - пожалуй, один из лучших мартовских дней. Я провел этот день на даче, долго гулял с ребятами, ходил на лыжах, расчищал дорогу от больших снежных заносов.
      В субботу в ЦПК присутствовал при разборе итогов полета "Зонда-4", организованном Юрием Гагариным. Совещание открыл Гагарин, он же сказал заключительное слово. С докладами выступили Волошин, Попович, Леонов, Артюхин, Макаров, Севастьянов и Рукавишников. Лучше всех проанализировал работу систем корабля Л-1 в полете Рукавишников, хорошие выступления были у Макарова и Севастьянова. Все военные космонавты выступали хуже гражданских даже Леонов, выступивший лучше других военных, выглядел бледно в сравнении с гражданскими, а Волошин, Попович и Артюхин выступили явно ниже своих возможностей. Главная причина неудачных выступлений военных космонавтов в том, что они плохо подготовились к разбору, не уделив должного внимания самостоятельной работе с имеющимися материалами. Кроме того, хромала и организация разбора: генерал Кузнецов самоустранился от этого важного мероприятия (на совещании он держался как посторонний зритель), а Гагарин не сумел правильно распределить темы докладов, поручив разобрать самые выигрышные материалы гражданским, и не проконтролировал подготовку к разбору военных космонавтов.
      После разбора мы с Мусей были на просмотре американского фильма "Советы в космосе", присутствовали все космонавты и почти все взрослое население Звездного. Американцы делали этот фильм в СССР с разрешения ЦК и правительства при активном участии АПН (Большаков). В фильме довольно обстоятельно показаны все летавшие советские космонавты, ракеты и космические корабли "Восток" и "Восход", впервые показана жилая территория Звездного, довольно много места отведено выступлениям Келдыша, Благонравова, Газенко и Каманина. Надо признать, что американцы выполнили свои обещания и очень объективно и тактично показали успехи СССР в космосе, хотя мы и дали им довольно скудный материал, запретив съемки в ЦПК, на полигоне и в других наиболее интересных местах.
      19 марта.
      Вершинин рассказал мне сегодня о планах некоторых перемещений в руководстве ВВС. В ближайшее время уйдут в отставку маршалы Агальцов и Красовский. На должность командующего Дальней авиацией выдвигается командир Винницкого корпуса (кандидатура В.И.Давидкова не котируется). Начальником Монинской академии будет маршал Руденко - это назначение уже согласовано с Гречко. Вершинин выразил пожелание назначить меня на место Руденко. Я не возражал против назначения меня заместителем Главкома, но просил Вершинина сохранить в штатах и мою должность, с тем чтобы переместить на нее генерала Горегляда.
      20 марта.
      Вчера участвовал в заседании научного совета КБ Главного конструктора Гая Ильича Северина. На заседании присутствовало более 150 человек, в том числе десятка два представителей ВВС (Горегляд, Волынкин, Генин, Кузнецов, Николаев, Быковский и другие). Рассматривался только один вопрос: о скафандрах для членов экипажа лунной экспедиции. Совет заслушал 9 докладов о скафандрах "Кречет-94" и "Орлан", над которыми КБ Северина работает уже более двух лет. Первый скафандр предназначается для командира лунного корабля (ЛК), а второй - для командира лунного орбитального корабля (ЛОК).
      Оба варианта скафандра однотипные, но "Кречет-94" рассчитан на 6 часов автономного жизнеобеспечения космонавта, а "Орлан" - только на 2,5 часа. Скафандр полужесткой конструкции, весит он около 90 килограммов. Голова и туловище космонавта до пояса помещаются в алюминиевой коробке, руки и ноги имеют удовлетворительную подвижность. При дозарядке кислородом и водой с борта корабля или с лунной тележки обеспечивается пребывание космонавта в скафандре до 52 часов. Скафандр получился чрезмерно тяжелым и громоздким целый сундук за спиной! Вина за неудачную конструкцию скафандра целиком ложится на В.П.Мишина, который своими необдуманными требованиями (ходить по Луне на расстояние до 5 километров, обеспечить пребывание вне корабля до трех суток) поставил Северина и его коллектив в очень тяжелое положение.
      Сейчас, когда на создание скафандра затрачено уже два года и ничего лучшего Северин предложить не может, было бы глупо полностью браковать его. Я обязал космонавтов и специалистов изучить скафандр и вместе с конструкторами сделать все возможное для повышения качества и надежности всех его систем. Сравнительно небольшие доработки скафандра Алексея Леонова могли бы дать нам легкий и надежный лунный скафандр с автономным жизнеобеспечением до четырех часов (этого времени вполне достаточно для первой высадки на Луну), но Мишин пошел по другому пути, создав массу дополнительных трудностей.
      21 марта.
      Больше часа беседовал вчера с Германом Титовым - говорили главным образом о предстоящей его поездке в Италию на советскую выставку, посвященную достижениям СССР в космосе, в атомной энергетике и электронике. В составе нашей делегации такие "зубры", как Смирнов, Петросьянц, Афанасьев, Сербин и другие. Я обратил внимание Германа на необходимость особо тщательно готовиться к каждому выступлению и не допускать ошибок и промахов в поведении и во взаимоотношениях с коллегами по поездке, имея в виду, что за ним будут очень внимательно наблюдать. Герман пожаловался мне на придирчивость к нему Кузнецова и Гагарина (Кузнецов запретил вчера полеты Титову из-за того, что накануне он лег спать позже 24-х часов). Герман вел себя в беседе со мной несколько возбужденно, давая понять, что он крепко обижен. Я поддержал в данном случае решение генерала Кузнецова, отметив необоснованность жалобы Титова, нарушившего предполетный режим летчика. Правда, это нарушение косвенно было санкционировано руководством ЦПК, устроившим после доклада министра культуры Е.А.Фурцевой большой концерт, непосредственным организатором которого являлся Герман Титов.
      25 марта.
      В субботу 23 марта проверял в ЦПК ход подготовки группы "Союз", беседовал с Николаевым, Береговым, Волыновым, Елисеевым, Хруновым, Шониным, Горбатко и Кубасовым. Из беседы с этими товарищами и по документам установил, что группа сможет закончить подготовку не раньше конца мая. Главные причины задержки подготовки в неукомплектованности ТБК-60 (макеты корабля "Союз" поставлены только три дня назад - их монтаж и испытания займут весь апрель, а после окончания испытаний для тренировок двух экипажей потребуется 18 суток) и в неготовности комплексного тренажера (в связи с доработками "Союза" проводятся доработки и на тренажере - он будет готов не раньше начала апреля).
      Сегодня выдержал сильный натиск со стороны двух председателей Госкомиссий - Тюлина и Керимова. Оба настойчиво добивались от меня разрешения продолжить тренировки К.П.Феоктистова в полетах на невесомость и в ТБК-60 (я приказал не готовить Феоктистова в качестве командира корабля). Тюлин неоднократно повторял примерно следующее: "Я не собираюсь настаивать на полете Феоктистова в космос и даже против его полета, но закончить программу тренировок Феоктистову было бы полезно, и я очень прошу вас, Николай Петрович, дать ему такую возможность". После моих настойчивых отказов (я показал Тюлину целую кипу документов за подписью десятков известных врачей с заключением о непригодности Феоктистова к полету) Тюлин стал просить уже не о подготовке Феоктистова, а хотя бы о создании ее видимости. По-видимому, нажим со стороны Мишина и Феоктистова на Тюлина и Керимова настолько сильный, что им не удается от них отбиться. Я выдержал бой до конца и ничего не обещал Тюлину. Сегодня же я рассказал маршалу Руденко о попытках Тюлина и Керимова заставить нас возобновить тренировки Феоктистова и попросил его твердо придерживаться наших прежних решений по этому вопросу. Маршал согласился с моими доводами и обещал отбивать все атаки на наши позиции.
      26 марта.
      В 10:00 началось заседание Госкомиссии по "Союзу". Мишин и Ткачев доложили, что основная парашютная система, по их мнению, надежна и может быть допущена к полету, а запасная подлежит еще доработкам и испытаниям, но они надеются закончить все испытания до пилотируемых полетов на "Союзах". Приняли решение: пуски двух технологических кораблей "Союз" произвести между 9 и 14 апреля. Выезд Госкомиссии на полигон назначили на 4 апреля.
      После окончания заседания в кабинете Тюлина собрались Тюлин, Мишин, Керимов, Руденко и я. Больше часа продолжался вчерашний разговор о допуске в полет К.П.Феоктистова. После того, как мы с маршалом Руденко отбили все атаки, Тюлин и Мишин предложили перенести обсуждение этого вопроса в ВПК. Тюлин при нас позвонил Титову - сотруднику ВПК, замещающему Л. В. Смирнова (он в данное время находится в Италии), - и несколько тенденциозно изложил ему предмет нашего спора, вызванного "упрямством" ВВС. Титов согласился собрать завтра в ВПК совещание и решить на нем вопрос о допуске Феоктистова к полету.
      До начала заседания второй Госкомиссии (по облету Луны) было еще почти два часа, и мы с Руденко решили поехать в Главный штаб ВВС и доложить К.А.Вершинину о новом сильном натиске на нас стороны руководства МОМ и аппарата Совмина (Пашков, Титов) и ЦК (Строганов, Попов) в вопросе о допуске Феоктистова к подготовке на роль командира активного корабля "Союз". Константин Андреевич целиком одобрил нашу позицию и приказал держаться до победного конца.
      В 15:00 под председательством Г.А.Тюлина началось заседание Госкомиссии по кораблю Л-1. Доклад о полете "Зонда-4" и причинах его подрыва над водами Гвинейского залива сделал Борис Евсеевич Черток. Старт ракеты и выведение корабля на заданную траекторию полета, согласно сообщению Труфанова, прошли отлично. Первые неполадки на борту "Зонда-4" возникли при попытках скорректировать траекторию его полета: датчик звездной ориентации "захватывал" звезду Сириус, но через несколько секунд упускал ее - при отсутствии астроориентации корабля не включался и его корректирующий двигатель. Так продолжалось в течение первых трех дней полета. На четвертый день полета, когда корабль находился вблизи точки апогея, астроориентация и коррекция прошли успешно - "Зонд-4" направился к Земле по траектории, близкой к расчетной (при возвращении он должен был войти в атмосферу с допустимыми отклонениями от расчетной траектории +- 10 километров, а фактическое отклонение не превышало двух километров). Но при вхождении в атмосферу вновь отказал астродатчик, и из-за отсутствия ориентации не сработала система управления спуском: вместо снижения по пологой (за счет подъемной силы) траектории и посадки на территории СССР корабль пошел на спуск по баллистической траектории (как камень) с большой вероятностью приземления в Африке. Заранее включенная система АПО сделала свое дело корабль был подорван.
      Мишин, Труфанов и другие главные конструкторы доложили, что очередные корабль Л-1 и ракета УР-500К уже на старте и их подготовка к пуску может быть закончена к 20-22 апреля. Решили: старт очередного корабля Л-1 для полета вокруг Луны осуществить 23 апреля, а если старт в этот день не состоится, то в период между 25-30 апреля произвести пуск Л-1 в качестве зонда (по программе полета "Зонда-4" - Ред.). Выезд Госкомиссии на полигон назначили на 14-15 апреля.
      После заседания Госкомиссии генерал Кузнецов доложил мне, что завтра предполагается выпустить Гагарина в самостоятельный полет на самолете МиГ-17. Кузнецов просил меня разрешить ему лично проверить на самолете УТИ МиГ-15 подготовленность Гагарина к самостоятельному вылету. Совместный полет Гагарина с Кузнецовым я запретил, прямо заявив последнему, что он давно утратил навыки летчика-инструктора. Я разрешил командиру полка В. С. Серегину проверить завтра технику пилотирования у Гагарина, а генералу Кузнецову приказал лично проверить организацию выпуска в полет Гагарина, проанализировать и доложить мне воздушную обстановку и метеоусловия. Право на разрешение самостоятельного вылета Гагарина я оставил за собой.
      31 марта.
      Сегодня воскресенье, но я не поехал на дачу и остался в Москве, чтобы попытаться осмыслить трагическую гибель Гагарина и Серегина. В газетах за 29, 30 и 31 марта достаточно подробно описано постигшее нас национальное и мировое горе, и все же я попытаюсь изложить случившееся в хронологическом порядке.
      В 8:30 утра 27 марта я приехал в Главный штаб ВВС. Как обычно, Главком уже был на месте. Зашел к Вершинину, доложил ему о вчерашних заседаниях Госкомиссий, подписал приказ об испытательных полетах Германа Титова в ГНИКИ ВВС и документ о выделении денежных средств на заказ Киевскому авиационному институту телевизионного тренажера, имитирующего посадку на Луну. Уже собираясь уходить, я высказал Вершинину свое недовольство тем, что меня сегодня вызывают к 10 часам в ВПК, а к 15:30 - в ЦК КПСС по вопросу о допуске Феоктистова к полетам, что эта глупейшая возня с Феоктистовым отрывает меня от дела. На это Вершинин сказал: "Дружбу с работниками ЦК и ВПК терять нельзя. Поезжайте объясняться, но отступать запрещаю". Я объяснил Главкому, что сегодня мне хотелось бы быть на Чкаловском аэродроме и поздравить Гагарина с самостоятельным вылетом: он вполне подготовлен к полетам на МиГ-17, и после проверочного полета с командиром полка на УТИ МиГ-15 можно будет выпустить его самостоятельно. Главком приказал: "Изучите прогноз погоды, заслушайте Серегина и Кузнецова о результатах проверочного полета и доложите о вашем решении".
      В 9:30 из ВПК по телефону сообщили, что сегодня совещания у Титова не будет. Через несколько минут позвонил Тюлин и подтвердил отмену совещания. Он сказал также, что хотел бы вместе со мной осмотреть тренажер "Волчок" в институте Волынкина. Я не возражал, и Тюлин обещал через час позвонить и договориться о времени отъезда к Волынкину.
      В 10:50 мне из ЦПК позвонил полковник Масленников и доложил: "Гагарин с Серегиным взлетели на УТИ МиГ-15 в 10 часов 19 минут, в 10:32 с самолетом Гагарина оборвалась связь, через 10 минут в самолете кончится горючее". Сообщение было очень неприятным, но, зная задачи и условия полета и подготовленность экипажа, я надеялся еще, что такой ас, как Серегин, найдет выход из положения, и дело закончится или вынужденной посадкой, или самое большее - катапультированием летчиков. Доложив Главкому о происшествии и приказав А. И. Кутасину и Л. И. Горегляду организовать поиск, я немедленно выехал на Чкаловский аэродром.
      На командном пункте аэродрома меня встретили генерал Н.Т.Пушко, Н.Ф.Кузнецов и другие товарищи. Пушко доложил: "В воздухе находятся два самолета Ил-14 и четыре вертолета Ми-4, самолеты и вертолеты ищут самолет Гагарина в районе: Киржач, Покров и восточная окраина Москвы. Погода и видимость земли хорошие, но пока никаких признаков самолета Гагарина не обнаружено". Уточнив район поиска, мы разбили его на несколько квадратов, в каждом квадрате размером 10 на 10 километров непрерывно на высоте 50-100 метров летали вертолеты, на высоте 300-600 метров летали самолеты Ил-14 они просматривали весь возможный район вынужденной посадки или падения самолета и одновременно были ретрансляторами радиосвязи командного пункта с вертолетами.
      По уточненным данным картина летного происшествия выглядела так. Экипаж получил задачу выполнить простой пилотаж в зоне над районом города Киржач. Высота полета в зоне 4000 метров. Погода хорошая, двухслойная облачность: первый слой на высоте 700-1200 метров, второй - на высоте 4800 метров. Видимость под облаками и между слоями более 10 километров. После взлета Гагарин установил связь с КП и получил разрешение занять зону. Выполнив задание в зоне, Гагарин запросил разрешение КП развернуться на курс 320 градусов для следования на аэродром. На этом в 10 часов 30 минут 10 секунд связь с самолетом прервалась. На все вызовы КП экипаж самолета не отвечал, но проводка самолета локаторами продолжалась до 10 часов 43 минут. Наблюдение за самолетом прекратилось на удалении 30 километров от аэродрома по курсу 75 градусов.
      Немедленно в воздух были подняты самолеты и вертолеты для поиска самолета Гагарина. Более четырех часов поиск был безрезультатным. В 14 часов 50 минут командир вертолета Ми-4 майор Замычкин доложил: "Обнаружил обломки самолета Гагарина в 64 километрах от аэродрома Чкаловская и в трех километрах от деревни Новоселово". Получив это сообщение, я, генералы Мороз и Мадяев тотчас же вылетели на вертолете Ми-4 к месту происшествия.
      На полях и в лесу лежал еще не тронутый оттепелью глубокий снег, лишь кое-где просматривались небольшие проталины - обстановка для поиска белых куполов парашютов была очень сложной (в полете я еще надеялся, что экипаж катапультировался). Через несколько минут мы были в районе Новоселово. В 1-2 километрах от деревни увидели на земле два вертолета. В воздухе кроме нашего вертолета был еще один: он кружил над лесом, пытаясь указать нам точку падения самолета. У меня большой опыт отыскания обломков самолетов с воздуха, да и зрение еще не подводило, но на этот раз я заметил их только с третьего виража - помог трактор, который уже подошел к обломкам. Наш вертолет сел на опушке леса метрах в 800 от места падения самолета. Глубина снега была более метра, при каждом шаге ноги проваливались, идти было очень трудно. Когда мы добрались до места падения самолета, там было уже около трех десятков человек во главе с подполковником Козловым.
      Самолет упал в густом лесу, скорость в момент удара о землю была 700-800 километров в час. Двигатель и передняя кабина ушли в землю на 6-7 метров. Крылья, хвостовое оперение, баки и кабины разрушились на мельчайшие части, которые были разбросаны в полосе 200 на 100 метров. Многие детали самолета, парашютов, одежды пилотов мы находили на высоких сучьях деревьев. Через некоторое время обнаружили обломок верхней челюсти с одним золотым и одним стальным зубом. Врачи доложили, что это челюсть Серегина. Признаков гибели Гагарина не было, но и надежды на его спасение катастрофически падали. Вскоре обнаружили планшет летчика. Были основания считать, что это планшет Гагарина, но утверждать, что Гагарин погиб, было еще нельзя планшет мог остаться в кабине и после катапультирования, да и принадлежность его Гагарину надо было еще доказать.
      Быстро темнело, производить раскопки ночью и без аварийной комиссии было невозможно. Доложили Брежневу и Косыгину, что Серегин погиб, гибель Гагарина очень вероятна, но окончательно о судьбе Гагарина доложим только утром 28 марта после детального обследования района падения самолета.
      С восьми вечера 27 марта до двух тридцати ночи 28 марта на командном пункте аэродрома Чкаловская заседала аварийная комиссия Министерства обороны. Маршал Якубовский своим приказом (маршал Гречко совершал поездку по арабским странам) включил в состав комиссии Вершинина, Кутахова, Мишука, Еремина, Каманина, Кузнецова, Поповича, Бабийчука и других товарищей. Первое заседание комиссия провела под руководством Кутахова, маршал Вершинин совещался с руководством Министерства обороны и докладывал правительству и ЦК КПСС о ходе и результатах поиска.
      На заседании комиссии были рассмотрены все документы, регламентирующие и планирующие летную работу 70-го ОИТАП (отдельный истребительный тренировочный авиационный полк - Ред.), допрошены десятки специалистов летчиков, командиров подразделений, инженеров, руководителей полетов, связистов. После длительного разбора материалов и опроса свидетелей происшествия все члены комиссии были убеждены, что Гагарин погиб, но вещественных и неопровержимых доказательств его смерти у нас не было. Было принято решение с рассветом 28 марта возобновить поиск Гагарина (еще теплилась надежда, что он мог катапультироваться) самолетами, вертолетами и группами лыжников. Маршал Якубовский приказал вести раскопки в месте падения самолета всю ночь, но комиссия после детального обсуждения обстановки пришла к выводу, что раскопки ночью вести нецелесообразно: в темноте многое можно зарыть, затоптать и поломать, что затруднит в дальнейшем ход расследования. Якубовский согласился с мнением членов комиссии. С трех до половины пятого ночи я отдыхал в профилактории ЦПК ВВС, другие члены комиссии отдыхали на Чкаловской.
      Я не сомкнул глаз за эти полтора часа. Перед моими глазами словно кинокадры мелькали картины встреч с Гагариным. Их были тысячи, и везде Юра был живой, веселый, жизнерадостный, энергичный. Нельзя было представить Гагарина мертвым. Гагарин - это сама жизнь и неукротимая мечта о небе, о полетах, о космосе.
      В 5:15 вся комиссия собралась на аэродроме, а еще через 15 минут мы все вылетели к месту происшествия на двух вертолетах Ми-4. С рассветом возобновились поиски. До 7 часов утра ничего существенного обнаружено не было, но было уже точно установлено, что найденный вчера планшет принадлежит Гагарину (заполнен его рукой красными чернилами - Андриян Николаев подтвердил, что Юра в его присутствии заполнял бортовой журнал красными чернилами). Около восьми утра генерал Кутахов и я почти одновременно заметили на высоте 10-12 метров на одной из берез кусок какой-то материи. Он оказался частью куртки Гагарина. В грудном кармане куртки мы нашли талон на завтрак на имя Юрия Алексеевича Гагарина. Сомнений больше не было: Гагарин погиб. Мы с Кутаховым вылетели на вертолетах с места происшествия, чтобы доложить правительству печальную весть. В 8:30 Главком связался с командиром моего вертолета и попросил меня сказать одно только слово: "Один или два?" Я ответил: "Двое". Через двадцать минут по телефону с аэродрома я доложил Вершинину подробности доказательств гибели Гагарина. Главком сообщил, что он посылает генерала Мороза и Терешкову в больницу к Валентине Ивановне Гагариной (она лежала там уже более месяца), чтобы оповестить ее о постигшем нас горе. Он также просил, чтобы я, Попович, Быковский и Беляев с той же печальной миссией поехали вместе с ним к жене полковника Серегина.
      Когда около 10:30 Главком и я с космонавтами подъехали к домику Серегина в Лосиноостровской, то заметили на улице нескольких плачущих женщин. Мы поняли, что радио уже упредило нас. Горе жены и дочери Серегина нельзя было смягчить никакими словами, и все мы вместе с ними скорбели о тяжелой утрате.
      В 21:15 состоялась кремация останков Юрия Гагарина и Владимира Серегина. На кремации присутствовали родственники погибших, все космонавты, Устинов, Вершинин, Мороз, я и другие генералы и офицеры.
      Урны с прахом Гагарина и Серегина были установлены в Краснознаменном зале ЦДСА. Доступ к урнам был открыт 29 марта с 9:00. В этот день с прахом погибших попрощались около 40 тысяч человек. В почетном карауле стояли руководители партии и правительства, летчики, космонавты, рабочие и колхозники, ученые и артисты, маршалы и солдаты. Москва, Родина, вся планета прощалась с тем, кто первым из людей проложил для человечества дорогу в космос...
      Утром 29 марта в ЦДСА Брежнев, Косыгин, Подгорный и другие руководители беседовали с космонавтами, главный вопрос беседы: нужно ли им летать на самолетах, нужно ли было летать Гагарину? Все космонавты в один голос заявили, что они не мыслят себя без полетов, что космонавт - это летная профессия. Брежнев и Косыгин согласились с их мнением. Леонид Ильич сказал: "Космонавт не может не летать, но сколько летать, с какой целью и на каких самолетах - в этом должны разобраться, в первую очередь, сами космонавты и специалисты. Мы поддержим ваше мнение, товарищи космонавты".
      Мне, Быковскому, Леонову и Поповичу было поручено вечером выступить по телевидению, рассказать о гибели Гагарина и Серегина и поделиться воспоминаниями о встречах с ними. Такую встречу с телезрителями мы провели. Для меня и космонавтов это было самое тяжелое выступление. В этом выступлении нужно было ответить на главный вопрос, который задавали многие: "Нужно ли было Гагарину летать, мог ли он не летать?" Я ответил так: "Гагарин не мог не летать, для него жить - означало летать. Вопрос о том, нужно ли летать космонавту, звучит неестественно. Это все равно, что спросить: нужно ли пловцу плавать, а моряку выходить в море? Не каждый летчик может быть космонавтом, но космонавт не может не летать".
      Космонавты и их жены по восемь-десять раз стояли в почетном карауле. В комнате космонавтов родственники Гагарина и Серегина, их друзья вспоминали о погибших, говорили о великом горе миллионов людей. Бесконечные телеграммы, письма, телефонные звонки - тысячи людей спешили выразить соболезнования родственникам и друзьям погибших. Был большой поток соболезнований из-за границы.
      Поздно вечером с места происшествия сообщили: "Из ямы удалось извлечь двигатель самолета, основную часть передней кабины и много деталей". Установлено, что при падении и ударе самолета о землю все его основные части (фюзеляж, двигатель, крылья, хвостовое оперение, подвесные баки, органы управления) были целыми. Обнаружен бумажник Гагарина, в нем удостоверение личности, права шофера, 74 рубля и фотография С. П. Королева. Найдены самолетные часы, наручные часы Гагарина и Серегина. Часы полностью разбиты, и по ним пока невозможно установить время удара самолета о землю, но специалисты все же надеются, что смогут его определить. От установления времени удара зависит очень многое. У нас есть данные проводки самолета локаторами до 10 часов 43 минут. Подтвердится ли это время?
      Предполагалось, что доступ к урнам будет прекращен в 21 час. Но сделать это оказалось невозможно, поток прощающихся не прекращался до полуночи. В 21:30 Валя Терешкова с большим трудом уговорила Валентину Ивановну поехать отдохнуть. Вместе с Гагариной я отпустил всех космонавтов - завтра предстоял не менее тяжелый день. Сам я уехал из ЦДСА около одиннадцати вечера. В это время очередь прощающихся терялась где-то за Самотечной площадью.
      В восемь утра 30 марта Валентина Ивановна, родственники погибших и все космонавты уже снова были в ЦДСА. Доступ к урнам намечался с 9:00, но открыли его в 8:30, так как очередь прощающихся образовалась еще в 6 часов утра. Я три раза вместе с космонавтами постоял в почетном карауле, а потом мы вместе с маршалом Руденко, военным комендантом города и членами похоронной комиссии более трех часов занимались организацией похоронной процессии от ЦДСА до Красной площади, а также списками лиц, приглашенных от имени семей погибших на поминки в одном из залов ЦДСА. Вся трудность заключалась в том, что всего пригласить можно было только 200 человек, причем 130 приглашенных - родственники, космонавты, летчики полка и самые близкие друзья. Из нескольких тысяч стремившихся попасть на поминки нужно было выбрать только семьдесят человек. Пришлось выбирать по одному-двум представителям от самых крупных организаций (ЦК, Совмин, Верховный Совет, министерства, ОКБ, заводы, академии, институты и другие организации).
      В 13:00 в почетный караул встали члены Правительственной комиссии и руководство Министерства обороны. В 13:10 космонавты, маршалы и члены Правительственной комиссии подняли урны и вынесли их на площадь Коммуны. Минут через десять длиннейшая траурная процессия тронулась по бульвару и Неглинной улице к Дому Союзов. На протяжении всего пути стояли сотни тысяч москвичей, удрученных тяжелой утратой. Около Дома Союзов урны были установлены на артиллерийские лафеты, все провожающие вышли из машин, и траурная процессия направилась на Красную площадь. (Все это подробно описано в газетах, имеются сотни фото- и кинодокументов.)