В Петербурге при любом генерале числилось до сотни офицеров, а в полках ротами командовали прапорщики; Павел исключил из армии числившихся в ней, но не служивших офицеров. Офицеры-гвардейцы вели светскую жизнь, ходили во фраках, пропадали в театрах и на балах, а службу посещали от случая к случаю; Павел заставил их всех служить. Дисциплину и субординацию между ними давно уже сменили отношения, определяемые степенью знакомства и приятельства; Павел вывел их на плац и в присутствии солдат занимал шагистикой.

Зато солдаты относились к императору с любовью: на их глазах он приучал бездельников-гвардейцев к службе!

Вот почему гвардия невзлюбила императора: кончились тянувшиеся годами отпуска, прекратилась практика записи в гвардию с рождения, – гвардеец должен был из царедворца превратиться в военного. А вот что писал в своих мемуарах один из близких друзей великого князя Александра Павловича князь А. Чарторижский (Чарторыский):

Как видим, для этого князя подчинение государственному интересу было равнозначно тирании, а требование служить – террору.

Не случайно большинство свидетельств о «чудачествах» Павла I, о его недальновидности в сфере военного строительства исходило именно из гвардейской среды, а отнюдь не от армейских офицеров и тем более не от унтер-офицеров и рядовых. Ведь армейские офицеры стали быстрее продвигаться по службе, а любой младший офицер получил возможность требовать суда над своим командиром, рассчитывая на беспристрастное разбирательство.

Военную реформу Павел начал с отмены тяжелейшего рекрутского набора, объявленного Екатериной II незадолго до кончины. А. Т. Болотов, который за свои 95 лет пережил семерых монархов, а потому имел, что с чем сравнивать, вспоминал:

Император обратил серьёзное внимание на улучшение быта солдат. Он солдата уважал: «император никогда не оказывал несправедливости солдату и привязывал его к себе» (из записок графа Беннигсена). Постройкой казарм войска были избавлены от вредного влияния постоя. Были увеличены оклады, жалования, упорядочены пенсии. На солдат распространили практику награды орденами, а ведь при Екатерине их получали только старшие начальники и привилегированная часть офицерства.

Широко практиковавшиеся «вольные работы» солдат в интересах офицерства были строго запрещены, дабы не отвлекать войска от выполнения своих прямых задач.

Отец будущих декабристов М. Н. Муравьёв не раз говаривал сыновьям «о громадности переворота, совершившегося у нас со вступлением Павла I на престол, переворота, столь резкого, что его не поймут потомки». А декабрист В. И. Штейнгель полагал, что его «кратковременное царствование вообще ожидает наблюдательного и беспристрастного историка, и тогда узнает свет, что оно было необходимо для блага и будущего величия России после роскошного царствования Екатерины II».

В целом военная реформа Павла, как и многое другое в его царствование, имела образцом опыт Петра I. Вновь, как и ровно столетие назад, обученные, обмундированные и вооружённые на иноземный манер «потешные полки» стали примером для армии, – только вместо преображенцев и семёновцев теперь это были гатчинцы. В мемуарах князя А. Чарторижского читаем: «…гатчинская миниатюрная армия… должна была служить образцом для гвардейцев и всей русской армии …»

Гатчинцы муштровались по правилам сурового прусского военного устава, несли службу регулярно, подвергались наказанию за халатность, плохую выправку, неопрятность мундира и т. п. Теперь то же самое становилось уделом гвардейцев, – ясно, почему придворные шаркуны создавали о своём императоре и его реформах стереотипное представление, как о чём-то ужасном.

И этот стереотип не преодолён до сих пор!

Например, В. В. Лапин считает, что «Павел I, приступив к искоренению пороков русской армии, не смог отделить дельное от ложного. Боевая практика была несовместима с опереточным обмундированием, которое не выдерживало дождя и ночлега под открытым небом. Военно-балетные па, разучиваемые на плацу, не годились при отражении атак визжащих от ярости янычар, при штурме крепостных стен, в столкновениях с решительной французской пехотой. Павел вместе с водой выплеснул и ребёнка, – вместе с распущенностью, злоупотреблениями под топор царских приказов пошли и старательно выращиваемые Суворовым и Румянцевым лучшие военные качества русской армии екатерининской поры». (См. Лапин В. В. «Семёновская история. 16-18 октября 1820 года». Л.: 1991, стр. 57.)

Но чудо-богатыри А. В. Суворова как раз в это время, совершив героический поход через Альпы, освобождали Италию от французских войск (в большинстве состоявших из наёмников-поляков), а моряки Ф. Ф. Ушакова, с боями пройдя воды шести морей, установили господство российского военно-морского флота в акватории всего Северного Средиземноморья!

И вот мы видим, что красивая фраза о том, как Павел I «вместе с водой выплеснул и ребёнка» не очень-то содержательна.

Подлинное состояние российской армии конца XVIII – начала XIX веков, её очевидное превосходство над противником в возможных «столкновениях с решительной французской пехотой» смог правильно оценить тот, кто тогда был одним из лучших военачальников мира – Наполеон Бонапарт. Уж он-то знал толк в боеготовности. И, вернувшись из египетской экспедиции (кстати, не без влияния сведений о суворовских победах в Италии), установив во Франции своё единовластие, генерал и консул Французской республики предложил Российской империи союз против Англии. Слабым, как известно, союза не предлагают.

…К Великой французской революции российский император относился, в общем, как к внутреннему делу Франции и вмешиваться в её дела военными средствами не желал.

Напротив, как пишет В. О. Ключевский, «Павел начал своё царствование манифестом, который провозглашал мирную политику; он отказался от борьбы с Францией, объявив, что с начала Семилетней войны империя вела непрерывную борьбу, и что подданные нуждаются в отдыхе».

Правда, боясь проникновения в Россию идей революции, Павел запретил отправлять молодых людей за границу для образования. Были закрыты частные типографии; усилился цензурный гнёт и контроль за книгопечатанием; был запрещён ввоз иностранной литературы.

Дальнейшие его мероприятия против Франции были спровоцированы Англией. В 1798 году Россию убедили, что возникла угроза воссоздания Наполеоном самостоятельного Польского государства. Тогда же Павел принял на себя обязанности магистра Мальтийского ордена, и его подбивали выступить против Франции, захватившей Мальту. В итоге Россия вошла в антифранцузскую коалицию, вследствие чего и были произведены знаменитые Итальянский и Швейцарский походы Суворова (1799), средиземноморский поход российского флота под командованием Ушакова (1798—1800). Это не было подавлением революции, ибо термидорианский переворот покончил с ней ещё летом 1794 года.

Но очень быстро Павел I понял, что Россию с её армией используют в иностранных (а именно английских) интересах, понял и резко изменил российский внешнеполитический курс – с 1800-го началось сближение с Францией, – и даже обсуждал план совместного с Наполеоном похода на Индию, чем, кстати, во многом предопределил собственную судьбу. Заслуживает нескольких слов факт принятия Павлом титула Гроссмейстера Мальтийского Ордена – старейшего в монашеской истории Ордена Иоаннитов-госпитальеров. Он был создан в начале XII века, то есть почти за 700 лет до Павла, и носил имя Иоанна-предтечи (предшественника), крестившего Христа. Для нас важно, что, став Магистром этого знатнейшего и богатого Ордена, российский царь отнюдь не признал главенства папы. Скорее, через этот акт он мог бы подчинить католичество своей православной стране, что никак не могло нравиться католической церкви!

Сын Павла, Александр, после убийства отца отказался от этого титула, а когда позже его брат Николай, став императором, захотел вернуть его себе, Ватикан просто ликвидировал Орден (в 1834).

Но вернёмся к индийскому походу.

Принятие Павлом плана Бонапарта о походе в Индию, как и выказанная им чуть ранее поддержка американских колонистов в их борьбе с Англией, породили в головах современников, а за ними и историков идею о безумии нашего императора. Правда, это не мешало современникам дружно признавать наличие у него трезвого ума, разнообразных талантов и прочего.

На индийский поход обычно ссылаются, желая подчеркнуть военный дилетантизм и авантюризма Павла. Но план этого похода был разработан в 1800 году лично Бонапартом, а впервые об индийском походе генерал Бонапарт высказывался в 1797 году, ещё до экспедиции в Египет.

Англия была главным противником Франции. Вступив с нею в войну, империя Наполеона, не располагая флотом, не могла рассчитывать на победу. Франция искала другие пути, кроме прямого вторжения, для того, чтобы достичь успеха. Помимо применения жёстких экономических средств континентальной блокады и возникала идея военного похода в Индию, которая, собственно, и обеспечивала Англии её экономическое преимущество. Но поскольку Турция не пропустила бы через свою территорию ничью армию, – а в обход Турции, через жаркую Аравию и Персию большой корпус не пошлёшь, – в плане Наполеона Россия играла ключевую роль. Затем план был оговорён с Павлом I и начал реализовываться посылкой казаков на соединение с французским экспедиционным корпусом.

Суть плана заключалась в следующем:

Вот так. Речь шла о совместной франко-русской военной экспедиции под руководством дивизионного генерала (с 1804 – маршал Франции) Андре Массены в самое сердце (или, точнее, наверное, в кошелёк) Британской империи. Идти предполагали через Персию, граничившею на востоке прямо с Индией – ведь Пакистан отделился от неё только в ХХ веке. Русские войска бывали в Персии и при Петре, и при Годунове. Что тут безумного… в плане Бонапарта?

Предполагался также приход в Индию русского флота с Камчатки и отдельный пеший поход русских казаков.

В январе 1801 года казачий атаман Орлов через фельдъегеря получил императорский указ, в котором объяснялась цель военной акции:

Из книги знатока истории русского казачества Павла Астапенко:

В книге «Картины былого Тихого Дона» (1909), казак и генерал русской армии П. Н. Краснов, отрицательно относившийся к тому далёкому теперь походу, писал:

В конце февраля собрались казаки на смотр атамана. Всего с войска набрали 510 офицеров, 20 947 казаков конных полков, 500 артиллеристов и 500 калмыков. Люди эти составили 41 конный полк. Орлов разделил их на 4 части. Первую повёл генерал-майор Платов; вторую генерал-майор Бузин; третью генерал-майор Боков и четвёртую генерал-майор Денисов, вернувшийся из Италии. С отрядом генерала Платова шёл и атаман Орлов и с ним две роты донской конной артиллерии и войсковые инженеры.

Путь их лежал к Оренбургу. Далее надлежало занять Бухару, в Хиве освободить наших пленных. «Если бы атаман Орлов и донские казаки успели исполнить это поручение, они прославили бы себя более, нежели Ермак – покоритель Сибири… – пишет П. Н. Краснов. – Но не судил Господь совершить великий замысел государя!»

В ночь с 11 на 12 марта в Петербурге был убит император Павел I, и на престол вступил Александр I Павлович. Он повелевал казачьим полкам вернуться домой: дружба с Наполеоном кончилась.

Но что для нас особенно интересно, так это описание похода и его эмоциональные оценки, которые делает П. Н. Краснов. «Могли ли бы казаки дойти до Индии, могли ли бы разорить её?..» – спрашивает он. Почитайте описание:

Ужас! О, ужас, сограждане! Разве можно в таких условиях совершать военные похода? Нет, никак нельзя. И генерал-лейтенант Краснов так завершает свою печальную повесть:

А вот и статистика похода, сделанная, словно в насмешку над собственным текстом, самим же Красновым: 1564 версты прошёл 20-тысячный конный отряд в два месяца (туда и обратно), без потерь в людях и без отставших. И лошади вынесли этот поход хорошо; на полк пришлось павших лошадей от 12 до 62 (вот вам и «длинная вереница» конских трупов). Теперь перейдём к самому удивительному научному предмету на свете: к традиционной истории. За полтысячелетия до этого заведомо провального, невыполнимого, по мнению историков, похода 20-тысячного конного отряда, именно здесь пересекали степи куда как более значительные отряды. Сколько тогда народу отправлялось путешествовать, сказать трудно, но, по сообщениям самих же историков, небезызвестный Чингисхан подарил одному только небезызвестному Батыю 600 тысяч воинов. А в походы тогда ходили с обозом, в котором, помимо женщин и детей, имелись ещё «бесчисленные стада скота». Но это был не наш, а специальный монгольский скот, которому никакая бескормица нипочём.

И весь «невозможный» поход донцов-удальцов под командой атамана Орлова – лишь точка на безбрежной географии монгольских «возможных» завоеваний: бесстрашные неутомимые монголы покорили Евразию от Забайкалья и аж до Карпат. В отличие от наших донцов на их пути в Индию, Пекин и Среднюю Азию, похоже, не было ни гор, ни пустынь. Ныне в пустыне Гоби, мимо которой им было никак не пройти, нет ни одной былинки, ибо в этих местах абсолютно нет пресной воды. Наверное, в начале XIII века её всю выпили могучие монголы, их могучие жёны, дети и лошади.

Куда нашим донцам до монгольских чудо-батыров!..

Но это ещё не всё.

За четыреста лет до могучих монголов наладилась работа сухопутного Великого шёлкового пути, по которому европейские купцы, нагрузившись товаром, странствовали в Среднюю Азию, Индию и Китай и обратно. Северный отрог этого пути шёл как раз от впадения Тихого Дона в Чёрное море и далее по тем местам, что и путь атамана Орлова с его отрядом. И некому было объяснить глупым европейцам, что «дойти до Индии по безлюдной пустыне, без продовольствия и фуража невозможно…. все бы погибли…»

Да, чтоб не забыть: ещё восемью сотнями лет ранее, в I веке н. э., торговый оборот Рима с Индией составлял сто миллионов сестрециев в год. Золото и товары перевозили исключительно сушей, ибо морской путь в Индию Васко да Гама открыл лишь накануне XVI века.

В общем, историки всем «разрешают» ходить в Индию и торговать с нею, а англичанам дозволительно было даже ею владеть. И только русский император не смеет об этом даже помыслить, и только русские войска никогда до неё не дойдут.