Фёдор умер молодым, в возрасте 21 года. Поскольку чуть позже умер юным и его брат Иван, возник миф о болезненности мальчиков из рода Романовых-Милославских. Да и отец их, Алексей Михайлович, к старости вдруг начал хворать и не дожил даже до шестидесяти. В итоге трон занял Романов из Нарышкиных, Пётр, 15-й отпрыск своего родителя. Были ли больны Фёдор и Иван по рождению?.. «Увлекались на Руси ядами, увлекались, и не меньше, чем в просвещённой Франции», – пишет Василий Комлев. А помнит ли читатель версию, согласно которой ушёл «в леса» к староверам «потерявшийся» сын Алексея, Михаил, родной брат Фёдора, Ивана и Софьи? Он бросил семью ещё до рождения Петра, и почему-то сохранил здоровье.

Возможно, что из-за весенней распутицы Михаил не очень быстро узнал о происходящих в столице событиях. А когда узнал, направил письмо младшей сестре, царевне Софье, с предложением передать власть ему, как единственно законному наследнику. Судить об этом можно только по косвенным свидетельствам. Летописец и сторонник Софьи монах Сильвестр Медведев запишет о послах Михаила: «Таже подаша ей, государыне, писанную Великим Государем челобитную, глупства своего и лживословия полну, самую воровскую, безимянную и беззаручную…» (см. «Россия при царевне Софье и Петре I», М.: «Современник», 1990).

Предложение не было принято. «…Что от их такова мятежа не унимаете?! Аще ли тако нам в порабощении быти – то к тому уже (с их) благочестивым царём и нам зде жити невозможно!..» (там же).

15 мая стрельцы подняли мятеж: убивали бояр, требовали смерти Нарышкиных. Власть поделилась, перейдя к главе Стрелецкого приказа князю Ивану Андреевичу Хованскому по прозвищу Тараруй и его сыну, а с другой стороны, – к царевне Софье и её фавориту князю Василию Васильевичу Голицыну. Историки, не учитывая глубинных течений раскольничьего движения, и совсем не имея в виду таинственного Михаила, этот момент русской истории замечают вскользь: что-то раскольники летом 1682 года шумели вместе с князем Хованским, затеявшим заговор то ли для себя, то ли ради воцарения Ивана.

Протопопу Суздальскому Никите, – возможно, послу Михаила Алексеевича, отрубили голову на Красной площади 11 июля, князей Хованских казнили в сентябре. Дума нашла компромисс, провозгласив царями Романовых из обеих «семей»: Ивана и Петра, а Софью – регентшей при них. Наступило время князя В. В. Голицына (?—1619).

Если сестра будущего императора умом не блистала, то уж её фаворит не зря носил голову на плечах. При регентстве Софьи князь Голицын официально именовался как «царственные большие печати и государей великих посольских дел оберегатель», то есть был, по европейской табели, государственным канцлером. Его первым, до воцарения Петра прозвали Великим, а чтобы не царствующий деятель ещё при жизни прослыл Великим, действительно следовало проявить величие помыслов и дел. С. Ф. Платонов пишет о нём:

В. В. Голицын уже в правление Фёдора Алексеевича отличился на поле боя, приняв участие в защите южных границ и в Чигиринских походах 1677—1678. Одновременно, с середины 1670-х он возглавлял Пушкарский и Судный Владимирский приказы. Именно он был инициатором отмены местничества. Он построил огромное прекрасное каменное здание первого высшего учебного заведения России, Славяно-греко-латинской академии (основана в Москве в 1687 году).

Государственные дела шли своим чередом, семейная вражда своим. Разрастался конфликт двух царственных семей: в одной властвовала Софья, в другой первым человеком была царица Наталья Кирилловна, мать Петра. Семейная распря породила две враждебные партии людей, связавших себя с теми или другими. Со стороны Софьи «двигателем» был думный дьяк, начальник стрелецкого войска Фёдор Леонтьевич Шакловитый (?—1689), а с противоположной стороны – брат царицы Лев Кириллович Нарышкин и князь Борис Алексеевич Голицын, «дядька» (воспитатель) Петра. Обе партии имели приверженцев во всех слоях общества; у Нарышкиных были сторонники даже среди стрельцов, подчинённых Шакловитого.

В. В. Голицын оставался около Софьи; он не испытывал ненависти к Нарышкиным, но сознание, что они считают его своим врагом и в будущем не пощадят, заставляло его в отчаянии желать вслух смерти царицы Натальи, хотя он не был активным участником интриг.

В эти года он был занят делами государственными: занимался дипломатией. Общепризнанно, что Голицын был искусным дипломатом. Он сумел добиться в 1684 году подтверждения Кардисского мира со Швецией (1661), частично допускавший русских к Балтике для торговли. Но, между тем, шведский и польский вопросы оставались острыми; уже вскоре Петру пришлось «разбираться» со Швецией.

С Польшей в 1686 году был заключён очередной вечный мир. Дело в том, что польский король Ян Собесский желал привлечь Москву к австро-польскому союзу против турок, но Москва и с самой-то Польшей находилась только в перемирии (с 1681), а потому соглашалась оказать помощь лишь по заключении мира. В 1686 году Ян Собесский согласился; Польша навеки уступала Москве всё, что она завоевала у неё в XVII веке, а важнейшим из завоеваний был Киев. Этим миром Россия обязана В. В. Голицыну, – но по договору нужно было начать войну с Турцией и Крымом.

У России отсутствовали выходы к морям: два моря – Чёрное и Балтийское, для внешних связей были закрыты Османской империей и Швецией. Единственными морскими воротами оставался Архангельск, порт на Белом море, который большую часть года был скован льдами, да и путь сюда из Западной Европы был значительно длиннее, чем через Балтику. Это что касается торговли; но присоединение южных территорий с богатыми почвами и устойчивым климатом было очень важным ещё и потому, что позволило бы решить вечный русский вопрос, продовольственный.

Поэтому, действительно, движение страны на юг было самым важным и, казалось бы, Голицын сделал правильно, что предпочёл южное направление западному. Однако Турция в то время по своей мощи значительно превосходила все страны мира, и Россия могла тягаться с нею, только перевооружив свою экономику и армию, а для этого надо было сначала прорваться к Западной Европе, наладить международную торговлю, заполучить новые технологии.

Но Голицын схватился за решение сиюминутной задачи. Приняв начальство над войсками, он дважды ходил на Крым (1687—1689), и оба похода оказались неудачными (чего и следовало ожидать), что возбудило ропот войска и вызвало со стороны Петра обвинение в нерадении. Но правительство Софьи торжествовало переход через степи к Перекопу как победу, и осыпало Голицына наградами.

Впрочем, эти неудачные походы послужили полезным примером: Пётр начал свою военную политику с западного направления, предварительно озаботившись созданием регулярной армии по западному образцу, и даже обогнал Европу, впервые введя рекрутский набор. Даже в Прутский поход он был вынужден идти потому, что шведский король, сидя в Турции, подталкивал её к войне с Россией, а его азовская эскапада вызвана необходимостью закончить войну, начатую Голицыным.

Прожекты и деяния князя-оберегателя очень ярко описал французский посол при Московском дворе де ла Невилль. По его рассказу, князь вызвал из Греции 20 учёных, выписал много книг; убеждал дворян отдавать детей в латинские училища в Польшу, или советовал нанимать для детей польских гувернёров. Польша была ближайшей к России, и наиболее понятной для неё страной Европы; естественно, её образованности и культуре стремились подражать.

Де ла Невилль пишет:

Великие планы великого человека, – к сожалению, в своей совокупности тогда они были несбыточными ни с ним, ни без него. Каждый из пунктов требует вложения средств, а где ж их взять? Только с внешней торговли, но торговать-то было нечем, и выхода на рынки не было. Нефть ещё не стала товаром, больше 90% населения сидело «на земле», то есть кормили они в основном сами себя, на обустройство государства и выполнение прожектов ничего и не оставалось.

Рассмотрим интересный эпизод из записок де ла Невилля:

Мы здесь видим, прежде всего, что у европейцев и про-европейски настроенных россиян из числа элиты уже в XVII веке сложилось мнение о русских, как о людях ленивых и не трудолюбивых. Возникла эта совершенно неверная посылка оттого, что сравнивали не условия, в которых проживают те или иные народы, а уровень их жизни, – как сказано, «сведения о состоянии европейских держав и их управлений». Между тем, всё это зависит как раз от природных условий! В Европе нет таких лютых зим, как в России. В Европе выше урожайность сельскохозяйственных культур, длиннее период сельхозработ. В Европе нет нужды тратить столько труда, как у нас, на заготовку дров, производство тёплой одежды и прочее.

Вот и получается, что в России мужику, чтобы произвести и сохранить продовольствие, да к тому же самому живому остаться, приходилось работать не меньше, а больше, интенсивнее, чем такому же селянину в Европе. Но мало этого! Не только земля давала ему меньший продукт на единицу затрат труда, но и государство вынужденно брало более высокую, нежели в иных странах, долю на своё содержание! Ведь государство – это совсем не князь Голицын или граф Уваров, занимающие какие-то должности. Это – общественная структура, имеющая свои внутренние и внешние задачи, и для выполнения этих задач нужны люди и средства. А взять эти средства можно только у крестьянина, больше не у кого. Дворянин-ить сроду ничего не производил, а в лучшем случае руководил процессом.

Страна, живущая в таких исключительно суровых условиях, могла встать вровень с другими, только собирая все доступные средства с как можно большей территории. И мы, глядя в наше прошлое, не можем не поражаться, что при прочих не равных, и не в нашу пользу условиях, Россия находила силы, чтобы прирастать новыми землями (находящимися зачастую в ещё более тяжёлых условиях), увеличивать, так сказать, «налогоблагаемую базу»!

Надо бы вспомнить историю реорганизации сельского хозяйства в 1930-е годы. У крестьянства взяли и средства для индустриализации, и работников. То есть, при создании новой экономики понадобилось одновременно решить задачу привлечения из села кадров, и сохранения производства продовольствия, – что отнюдь не так просто.

Так вот, И. В. Сталин сумел вывести страну в ранг индустриальных именно этим способом. И надо бы развеять стандартный миф, что им было загублено сельское хозяйство, и что оно стало «чёрной дырой». До революции селяне составляли 80% населения, а в результате реформ их численность сократилась в разы, – то есть оставшиеся крестьяне увеличили свою производительность в те же разы, а на самом деле в большее число раз, так как обеспеченность страны продуктами питания постоянно росла. То есть от крестьян не просто забирали, но их эффективно энерговооружали.

А при князе Голицыне?.. Издать декрет о свободе крестьянства – это не проблема. А затем что делать? Ведь задача страны была не в том, чтобы кому-то дать свободу, и внешне выглядеть, «как все». Задача была в создании новой экономики, в развитии промышленности и науки, повышении образованности, усилении обороноспособности. Само по себе это всё не появилось бы. Нужны были западные технологии, выход к рынкам, подготовленные кадры. Ничего этого не было, и только Пётр приступил к решению некоторых задач. Но крестьян Пётр, в противоположность планам В. В. Голицына, не освободил, а закрепостил в ещё большей степени.

Московские Великие князья закрепощали сначала дворян, а лишь потом – крестьян, чтобы дворяне могли иметь содержание для выполнения своих государственных обязанностей. И освобождать надо было, действительно, сначала крестьян, а потом уже дворян. Доведи Голицын до конца свою идею освобождения крестьян, оставив за дворянством обязанности службы, последствия могли быть просто поразительными, – если бы эта реформа сопровождалась соответствующими переменами в других структурах. Но, к сожалению, кроме сообщения о намерениях князя, ничего об этой его идее толком не известно. Что за налог он собирался брать с крестьян, каким образом его изымать?.. В стране, как всегда, не хватало денег. Так что же: налог брали бы в натуральной форме? Возможно, такая реформа пошла бы как раз не на пользу, а во вред и России, и крестьянам.

Сомнения также вызывает то, что об этой возможной реформе говорится в общем контексте слизывания западных «моделей». Россия – не Европа, вернее, не совсем Европа. Слепое подражательство отнюдь не залог успеха!

А вот что рассказывал не о намерениях, а о делах Голицына переводчик Посольского приказа Милеску (Николай) Спафарий, в изложении того же де ла Невилля:

Планам Голицына по реформированию страны под европейский образец противодействовало высшее дворянство, а также откровенно враждебно отнеслась к ним Церковь, в борьбе за власть между кланами Нарышкиных и Милославских вставшая на сторону Петра.

Помимо политической борьбы, в Москве того времени шла борьба религиозная: стало распространяться мнение, что пресуществление святых Даров совершается за литургией не во время молитвы Иерея, призывающей святого Духа, а во время произнесения слов Христа «Примите, ядите…». Это католическое мнение пришло через Малороссию из Польши, его принёс в Москву С. Полоцкий, затем поддерживал его ученик, русский учёный монах Сильвестр Медведев и те русские, кто получил образование в южнорусских школах. Медведев написал в защиту своей ереси книгу «Манна». В ответ представители православия, греки братья Лихуды, написали книгу «Акос». За этими трудами явились и другие. Богословский спор окончился только в 1690 году церковным собором, осудившим ересь, и гонением на малорусских учёных, которые поспешили уехать из Москвы.

В дальнейшем оказалось немаловажным, что представители ереси (Сильвестр Медведев и другие) были близки к царевне Софье и В. В. Голицыну. Напротив, православный патриарх в борьбе с ними держал сторону Петра. Действительно, ересь только тогда была подвергнута церковному осуждению, когда власть перешла к Нарышкиным. Но выгадала ли от этого сама церковь?

С. Ф. Платонов писал:

Пётр, чтобы развязать себе руки, забрать церковные богатства на военные нужды и привлечь иноверцев, избавился от «православного флага» и фактически отменил патриаршество уже в 1700 году. В итоге церковь как самостоятельный институт духовного воспитания народа была уничтожена, а религия превратилась в государственный орган идеологического и политического контроля. Официально же патриаршество было заменено в 1703 году Святейшим Синодом, и восстановлено только 5 (18) ноября 1917 года в Лениным, в результате сделки с православной церковью, которая обещала помочь большевикам деньгами. (Когда же требуемых денег не дали, Ленин так разозлился, что объявил церковь отделённой от государства, и держал её «в загоне»; религия вновь оказалась востребованной при Сталине.)

Пётр в полной мере воспользовался результатами церковной реформы, давшей в руки государству послушную церковь. Пётр учёл и применил опыт и планы В. В. Голицына, – но только приблизив их к реальности, выведя из сферы мечтаний. Историки полагают, что Василий Васильевич «начал серьёзную реализацию намерений, часто уходивших очень далеко за пределы будущих прожектов и итогов деятельности Петра Великого». Но поскольку не был он самостоятельным хозяином страны, то и не смог многого сделать. А на самом деле ни он, ни Пётр не смогли сделать того, что выходило за рамки возможного. Что же, собственно, смог сделать Пётр?

Государство имеет целью своё выживание, и государи (кстати, как и Генеральные секретари КПСС) тоже хотят выживать, как политические фигуры. В той мере, в какой надо было подчиниться воле дворянской (партийной, демократической) элиты государи (секретари, президенты) шли на это. И часто вели политику, вредящую большинству. В той мере, в какой можно было этого подчинения избежать, – всё-таки поступали во благо большинства. Вот это и называется синхронизацией интересов. Наше государство эволюционировало вместе со всем обществом, и даже более того, со всем человечеством.

Поэтому не будем любоваться ярлыками, развешанными вокруг личности Петра, а посмотрим на результаты, которые рывок, сделанный в его правление, получило государство. Они, безусловно, положительны; достижений эпохи Петра хватило более, чем на сто лет.

Б. И. Гаврилов пишет в «Истории России»:

Вот к каким удивительным, и даже нелепым выводам приходят историки, не учитывающие скачкообразного характера нашей истории. Оказывается, к XVIII веку Россия отстала от Европы из-за того, что в XIV веке подчинилась монгольским скотоводам. А ведь всего за сто двадцать – сто пятьдесят лет до Петра, при Иоанне Грозном, били крымских татар, побеждали «продвинутых» шведов и поляков, да и вообще всех, кто претендовал на наши земли. После того рывка и впрямь стали отставать, но не из-за «ига», а потому что ход истории у нас такой; стали жить, «как все», и пришли к стагнации. Дальше эволюционные законы вели к новому рывку, чтобы Россия сумела встать вровень с соседями и отразить их притязания на свои земли. Он должен был произойти, а если возглавить процессы не смог бы царь, это сделал бы какой-нибудь фаворит, да хоть бы тот же В. В. Голицын, кабы его не отодвинули от дел.

Ведь князь Голицын ещё до воцарения Петра начал перемены, предвещавшие новый мобилизационный этап и рывок. Несколько лет безрезультатно шла война с Турцией. Требовалась техническая и промышленная модернизация, развитие торговли и образования, ведь это же не могло не быть очевидным для грамотного руководителя. Внутри страны происходили постоянные волнения, по сути, одновременно шёл процесс «подбора» личности, которая могла бы возглавить рывок, и процесс противодействия переменам со стороны части элиты. Князь Голицын вводил в царском окружении европейские порядки, приглашал иностранных специалистов, занимался судостроением, достигал серьёзных дипломатических успехов, а Пётр командовал «потешными» полками и строил корабли в Преображенском, отрабатывая элементы своей будущей военной реформы.

Но князь В. В. Голицын был временщиком, а Пётр – царём. В 1689 году он сместил князя и сослал его в Архангельский край. Затем, после попытки Софьи узурпировать власть он велел и сестре своей удалиться в Новодевичий монастырь, и стал править вместе с Иваном. Болезненный Иван, правда, государственными делами не занимался, и умер в 1696 году.

Пришла эпоха единовластия Петра.

Об этом – в следующей книге.