Время лживой луны

      – Екклесиаст – он всегда к месту.
      Двумя витками ниже того места, где от основания башни отходил полый ус, стены неожиданно разошлись в стороны, а пол сделался почти ровным. Секция башни, в которой оказались любители необычного и странного, была похожа на небольшой круглый зал. Пустой, погруженный во тьму. На другом конце зала имелся спуск, ведущий на еще более низкие уровни. Но, проведя лучом фонарика по стенам, Макарычев понял, что дальше идти не за чем. Они нашли то, что искали.
      С десяток больших округлых вздутий, похожих на полуспущенные пузыри из очень плотной резины, лепились к стене зала подальше от входа. Свернувшись зародышем, в таком пузыре вполне мог уместиться взрослый человек. Портному даже показалось, что стенки некоторых пузырей слегка вздымаются и снова опадают. Хотя не исключено, что это была всего лишь игра обостренного воображения и света на неровной поверхности.
      – Инкубатор, – полушепотом произнесла Тарья.
      – А я думал, уины могут все, что угодно, создать буквально из воздуха, – сказал Портной.
      – Ну, человек – это тебе не компьютер даже, – ответил Макарычев. – Тут, наверное, требуется время, чтобы все как надо собрать, скомпоновать и отладить.
      – А, может быть, они там, – Тарья кивнула на пузыри, – просто ждут своей очереди.
      – Зачем они вообще нужны?
      – Пятая колонна, – процедил сквозь зубы Макарычев.
      А про себя подумал, что надо было взять у Стецука сигареты. Курить, непонятно с чего вдруг, захотелось нестерпимо.
      – Чего? – не понял Портной.
      – Эти существа, созданные башней, интегрируются в наше общество и живут, как самые обыкновенные люди. До тех пор, пока не придет время.
      – И что тогда?
      – Не знаю.
      – Это начало вторжения, – уверенно заявила Тарья. – Нам подсунули бомбу замедленного действия в красивой конфетной обертке. Глупым кажется отказаться, когда предлагают счастье для всех и задаром. Правда же?
      – Мне лично никто ничего не предлагал, – мрачно буркнул Портной.
      – А ты кончай башни-то ломать, – усмехнулась Тарья.
      – У меня эта первая, – смущенно ответил Портной.
      – Ну, так и не бери грех на душу, – все так же с усмешкой продолжала девушка. – Чем тебе эта башня мешает?
      – У нас приказ, – ища поддержки, Портной посмотрел на сержанта.
      – Да не в приказе дело, – тяжело вздохнув, Макарычев вытянул из ножен широкий штык-нож. – Пойдем, глянем, что там, в этих пузырях. А то гадаем тут…
      Сержант подошел к ближайшему вздутию на стене и точным коротким ударом снизу вогнал в него нож. Лезвие почти по рукоятку вошло в пузырь. Сержант обеими руками перехватил рукоятку ножа, пошире расставил ноги и потянул ее вверх. Лезвие продвигалось вперед медленно, будто взрезало не очень прочную, но чрезвычайно вязкую, слипающуюся на разрезе субстанцию. Но, слипаясь, разрез все-таки не срастался заново.
      Прорезав сантиметров тридцать, Макарычев навалился на рукоятку ножа, стараясь повернуть лезвие и расширить разрез. Одновременно он уперся в нижний край разреза каблуком и как следует надавил. Внутри пузыря что-то не то чмокнуло, не то квакнуло, и сразу несколькими тонкими струйками из разреза начала сочиться вязкая, маслянистая жидкость.
      – Помоги! – крикнул сержант Портному.
      Положив фонари и автомат на пол, Портной подбежал к пузырю с другой стороны, просунул в разрез пальцы, ухватился за край и потянул на себя. Материал под пальцами на ощупь больше всего походил на плотную резину, только очень гладкую, без малейших шероховатостей и зазоринок. Настолько гладкую, что поначалу Портной не мог действовать во всю силу – пальцы соскальзывали. Но, приспособившись, он потянул как следует.
      Разрез сделался шире. Но вязкая жидкость из него больше не текла. Та же, что вытекла, разлилась под ногами широкой лужей с неровными краями и источала кисло-сладкий запах. Портной поначалу никак не мог понять, что же напоминает ему этот запах. И вдруг догадался – это же запах кетчупа! Или он ошибся?
      Портной собрался уже было спросить, что думает по этому поводу сержант, но не успел. Оболочка пузыря лопнула сверху донизу, край, за который тянул Портной, отошел в сторону, и в пахнущую кетчупом лужу упал влажный, бесформенный, шевелящийся комок.
      Портной отскочил назад, подхватил с пола фонарь и осветил им то, что лежало на полу. Это был человек. Скорчившийся, обхвативший ноги руками, уткнувшийся лбом в колени. Перемазанный к тому же красноватой вязкой жидкостью.
      – Вот же, черт!
      Портной посмотрел на сержанта.
      Макарычев тоже сделал шаг назад. Однако в руках у него был не фонарь, а автомат, направленный на то, что лежало на полу.
      А Тарья исчезла.
      Собственно, в ее присутствии сейчас не было никакой необходимости. И все равно – странно. Все время ведь была рядом.
      Существо, лежавшее на полу, судорожно дернулось и резким движением выпростало перед собой руку с растопыренной пятерней. Затем одну за другой начало распрямлять другие конечности. Перевернувшись на живот, существо встало на четвереньки. Голова его была опущена. Казалось, оно пыталось рассмотреть свое отражение в луже, в которой полоскались концы его длинных слипшихся волос.
      – Это ж баба! – как будто с удивлением произнес Макарычев. – Точно – баба!
      После слов сержанта Портной тоже приметил, что у поднимающегося на ноги существа была женская грудь. Почему-то открытие это вызвало у солдата не смущение и не удивление даже, а злость. Захотелось тут же, на месте, немедленно прикончить это гнусное существо, родившееся из пузыря для того, чтобы притворяться настоящим, живым человеком. С кровью, бегущей по венам, с собственными мыслями в голове, с прошлым и, быть может, с будущим. Да, с тем самым будущим, которое башни собирались строить по собственному плану. А нам это надо?.. Портной повесил фонарь на плечо и передернул затвор автомата.
      Женщина тем временем поднялась на ноги, чуть развела руки в стороны и замерла в неестественной неподвижности. Лужа, в которой она стояла, начала исчезать, будто всасывалась в голые пятки человекоподобного существа. Всего за полминуты разлитая по полу красная жидкость исчезла, не оставив следа. И столь же странным, противоестественным образом начала высыхать влага, покрывающая кожу и волосы существа.
      Через минуту перед людьми стояла женщина с длинными светлыми волосами, спадающими ей на плечи. На вид ей можно было дать лет двадцать восемь. Может быть, тридцать. Но никак не больше. Портной и Макарычев, стоявшие по разные стороны от новорожденной, видели только ее профиль, но оба готовы были признать ее симпатичной.
      – Ну, что уставились? – услышал Портной голос Тарьи. – Бабы голой не видели?
      Портной не нашел ничего лучшего, как только спросить:
      – А где ее одежда?
      – Какая одежда! – усмехнулась Тарья. – Она ведь только что на свет появилась!
      – Но девочка-то была одета.
      – И то верно, – Тарья с озадаченным видом коснулась пальчиком подбородка. – Может быть, у них где-то здесь и гардероб имеется?
      – Нужен им гардероб, когда вокруг полным-полно уинов, – усмехнулся Макарычев. – Одежда появится, когда в ней возникнет необходимость.
      Женщина, до сих пор стоявшая неподвижно, развела руки в стороны, запрокинула голову назад и чуть приоткрыла рот. Со стороны казалось, что она потягивается, очнувшись после долгого сна. Как кошка, с той же непосредственной грацией.
      – Господин сержант, – негромко позвал командира Портной.
      Он хотел спросить, не пора ли им возвращаться. Они нашли инкубатор чужих – и больше им тут делать нечего. Оставалось выбраться из этой дьявольской гробницы, снова улыбнуться солнышку и дождаться ликвидаторов. А потом, уже вернувшись в часть, написать рапорт обо всем случившемся. Без этого уж точно не обойтись.
      Но сержант отреагировал быстрее, чем Портной успел задать свой вопрос. И совсем не так, как ожидал боец.
      Со словами:
      – Пора с этим кончать! – Макарычев подошел к женщине, которая, как и прежде, не обращала на него никакого внимания, поднял автомат к плечу и ударил ее прикладом в лицо.
      Женщина покачнулась, но осталась стоять.
      Стиснув зубы, Макарычев ударил ее еще раз.
      Еще! Еще! Еще!..
      Он бил с остервенением до тех пор, пока женщина не упала. Ее лицо, которое должно было бы превратиться в кровавое месиво, сделалось похожим на пластилиновую заготовку, в которой лишь угадывались едва намеченные черты человеческого лица.
      Сержант переступил через распростертое на полу тело и, как только существо попыталось подняться на ноги, снова ударил его прикладом в лоб.
      – Без толку, – словно отгораживаясь от происходящего, Тарья сложила руки на груди. – Так ты с ней не расправишься. Она в своей среде.
      Макарычев через плечо глянул на девушку.
      – Что ты предлагаешь?
      – Ну-у… – задумчиво протянула Тарья. Судя по тону, никаких дельных предложений у нее не было. Но она не хотела сдаваться. Потому и сказала: – Можно попробовать отрезать ей голову.
      – Она же думает не мозгом, а уинами.
      – Ну-у… – На этот раз это прозвучало чуть более уверенно. – Быть может, мозг необходим ей для того, чтобы контролировать какие-то жизненно важные функции организма.
      Сержант с сомнением посмотрел на расплющенную голову чужого существа.
      – А что, если у нее вообще нет мозга?
      – Проверь. – Тарья сделала приглашающий жест рукой.
      Портному эта затея не понравилась, но, как младший по званию, он не стал встревать, предоставив сержанту право самому сделать выбор.
      Секунду поколебавшись, Макарычев взялся за рукоятку ножа и поднял ногу, чтобы наступить чужаку на горло.
      И в тот же миг существо, до этого подававшее лишь слабые признаки жизни, вскинулось, обеими руками ухватило сержанта за ногу, оплело его пояс ногами, резко дернувшись, опрокинуло человека на спину и взгромоздилось на него сверху, как наездник. Что оно собиралось сделать, было совершенно непонятно. Но почему-то ничего хорошего никто не ожидал.
      Сержант воткнул в бок чужаку нож, но тот даже внимания на это не обратил.
      – Ну, здорово, – с тоской произнес Портной.
      После чего поднял автомат и короткой очередью, стреляя почти в упор, разнес чужаку голову.
      – Иди, посмотри, были там мозги или нет, – предложил он Тарье.
      Девушка пренебрежительно фыркнула и отвернулась.
      Поди пойми, что у нее на уме.
      – Крови у них нет. – Сержант поднялся на ноги и в сердцах пнул ногой все еще судорожно дергающееся тело. – Это уж точно.
      – Возможно, это только заготовки, – сказала Тарья, по-прежнему глядя в сторону. – Кровь, как и одежда, появится позже.
      – А вам не кажется, что мы строим предположения на тему, о которой не имеем ни малейшего представления? – спросил Портной.
      – Кажется, – тут же кивнула Тарья. – В ученых кругах это называется спекуляцией.
      – А нам это надо?
      Вопрос повис в пустоте.
      Макарычев тронул ногой затихшее было тело, в ответ на что оно вновь начало корчиться в судорогах.
      – Рана на боку затянулась, – сообщил Макарычев. – А голова не восстанавливается.
      – Но при этом тело и не распадается на уины, как было с девочкой, – добавила Тарья.
      – Чудн?, – покачал головой сержант.
      – Почему никто не занимается серьезным изучением информационных башен? – задал неожиданный вопрос Портной.
      – С чего ты это взял? – спросила Тарья.
      – Я ничего не читал на эту тему.
      – Может быть, это закрытые исследования.
      – У меня это седьмая башня. – Макарычев подкинул нож и поймал его за рукоятку. – Ликвидаторы выжигают башни до основания, так, что от них только серая труха вроде золы остается. И не было случая, чтобы вместе с ликвидаторами приезжали ученые, которые что-нибудь там замеряли, брали образцы… – Сержант еще раз подкинул нож. – По-моему, это неправильно.
      Сказал – и направился к следующему вздутию на стене.
      – Почему? – спросил Портной.
      – Потому что врага нужно знать в лицо.
      Макарычев с размаха всадил в пузырь нож и резко дернул его вверх.
      Не дожидаясь приказа, Портной бросился помогать сержанту.
      – Тоже мне, исследователи, – глядя на них, усмехнулась Тарья. – Любимый научный метод – вивисекция.
      То ли оболочка второго пузыря оказалась тоньше, то ли Макарычев с Портным, приспособившись, действовали сноровистее, только распороть пузырь им удалось всего за несколько минут.
      Как и в первый раз, из разреза сначала потекла вязкая жидкость.
      – Господин сержант?
      – Да?
      – Вам не кажется, что эта жидкость кетчупом пахнет?
      – Каким?
      – Что – каким?
      – Кетчупы разные бывают.
      – Не знаю… Да обычным самым…
      – Нет.
      – А чем тогда?
      – Лапшой с креветками.
      – А…
      – Что?
      – Я никогда не ел лапшу с креветками.
      – Напрасно.
      Из разреза вывалилось тело.
      – Вот же мерзость!
      У тела были руки, ноги, голова. Даже глаза, безразлично пялящиеся в пустоту, тоже имелись. Вот только кожи у него не было. Каждая мышца, каждое сухожилие были так четко прорисованы, что чужак мог бы служить превосходным анатомическим пособием для студентов медвуза. Или сниматься в фильмах ужаса.
      Скаля изумительно белые зубы, он начал подниматься на ноги.
      Макарычев подошел к нему сзади, приставил к затылку ствол автомата и нажал на спусковой крючок.
      – Идем дальше, – кивнул он Портному.
      За полчаса они вскрыли все десять пузырей, лепившихся к стенке башни. Из каждого вывалилось тело в той или иной стадии готовности. Все чужаки были убиты выстрелами в голову. Хотя слово «убиты» в данном случае не совсем уместно. Тела с изуродованными головами то и дело начинали судорожно дергаться. Некоторое пытались подняться на ноги, но теряли равновесие и падали.
      – И не противно вам? – поинтересовалась у мужчин Тарья.
      – А чо? – развел руками Портной. – Крови-то все равно нет. Вот с кровью, наверное, было бы противно.
      – Напрасный труд. Все равно ведь, когда прибудут ликвидаторы…
      – У ликвидаторов своя работа, – перебил девушку Макарычев. – А у меня – своя.
      – А смысл?
      – Смысл в том, что теперь я точно знаю – эти твари не люди. И я, не задумываясь, снесу голову любой из них.
      – Вот только как ты отличишь ее от человека, когда встретишь среди людей?

Глава 4

      – В самом деле! – хлопнул ладонью по столу Безбородко. – Отличный вопрос! Сможете ли вы, сержант, отличить рипа от человека?
      – Кого? – озадаченно сдвинул брови Макарычев.
      – Рипы – так мы называем нанореплики людей, – напомнил Безбородко. – Профессиональный жаргон. Происходит от первых букв английской фразы «Rest In Peace» – «Покойся с миром». Ее обычно на могильных плитах пишут.
      – То есть вы их как бы заранее похоронили? – усмехнулся Макарычев.
      – Может быть, мы их, а может, они нас, – без улыбки ответил Лев Феоктистович. – Время покажет… Так как насчет моего вопроса, Сергей?
      – Я думаю, что смогу отличить рипа от живого человека. Может быть, не с первого взгляда, но смогу. Есть у них что-то необычное в поведении. Какая-то заторможенность, что ли… И взгляд пустой, ничего не выражающий. Хуже, чем у селедки на блюде.
      – Скорее всего, вы имели дело с незавершенными рипами. Башня, в которой вы их нашли, выросла вдали от единого информационного пространства, поэтому ей приходилось экспериментировать. Рипы, которых мне доводилось видеть за кордоном, ничем не отличаются от обычных людей. У них даже кровь течет из порезов.
      – Кот!
      – Кот?
      – Спиногрыз. Так зовут моего кота.
      – И – что?
      – Он чувствует в рипах чужаков. Вообще-то, Спиногрыз очень добрый и ласковый кот. Готов часами лежать на коленях у любого, кто согласится его гладить. Но к рипам он даже подходить близко отказался. Весь взъерошился, шипеть начал. Поначалу, когда он так на девочку отреагировал, я решил, что Спиногрыз просто не в настроении. Такое ведь и с котами случается, если встанет не с той лапы. Но потом я попытался поднести его к тому голому культуристу, которого Портной возле башни вырубил. Реакция была та же самая.
      – В самом деле? – Безбородко двумя пальцами дернул себя за кончик бороды. – Очень интересное наблюдение.
      – Я думаю, любая кошка способна распознать рипа каким-то своим, кошачьим шестым чувством.
      – Возможно, возможно, – дважды кивнул Лев Феоктистович. – При случае нужно будет проверить.
      – Вы занимаетесь изучением башен? – осторожно поинтересовался Макарычев.
      – И этим тоже, – еще раз кивнул Безбородко. И сразу повернул разговор в иное русло: – Сколько времени вы провели внутри башни?
      – Один час и восемнадцать минут. Я засек время.
      – Зачем? – прищурился Безбородко.
      – На всякий случай.
      – Так, значит, перебив всех рипов…
      – Нам не удалось прикончить ни одного из них. Когда мы уходили, все они подавали признаки жизни. Дергались, изворачивались… Некоторые даже пытались подняться на ноги… Но при этом ни один не издавал ни звука.
      – Точно?
      – Абсолютно.
      – Почему?
      – Не знаю. Быть может, они еще не научились говорить?
      – И после этого вы беспрепятственно покинули башню?
      – Да. Проем, через который мы вошли, был все еще открыт.
      – Ликвидаторов не было?
      – Они приехали примерно через сорок минут после того, как мы вышли из башни.
      – Вы рассказали им о том, что видели?
      – Конечно. Но командир отряда ответил мне, что ему нет до этого никакого дела. Его задача – уничтожить башню. И все тут. В общем, я могу его понять… Да и вход в башню к тому времени уже закрылся.
      – Почему?
      – Вскоре после того, как мы с Портным вышли из башни, голый рип, которого охранял ефрейтор Стецук, стал вести себя… беспокойно. Все порывался встать и куда-то бежать. Мы попытались связать его, но он начал активно сопротивляться. Едва не выдавил глаз рядовому Дергачеву… А он ведь здоровый был… В смысле – мускулистый… В общем, нам пришлось его пристрелить.
      – В голову?
      – Да.
      – Подействовало?
      – Нет. Он вроде как и не заметил, что у него дыра в башке… Затих малость, только когда ефрейтор Стецук дал ему по голове кувалдой. Рип после этого упал и принялся землю пальцами скрести, как будто зарыться хотел… Смотреть противно было… Как в кино про живых мертвецов… Стецук предложил даже облить его бензином да, на фиг, сжечь. Чтобы, значит, не раздражал… Но минут через десять рип и сам перестал дергаться. Выпустил щупальца и сдулся, как девчонка. Одна оболочка осталась. И сразу после этого вход в башню закрылся. Так аккуратно, что ни щелки не осталось, ни вмятинки.
      – Тела… Вернее, то, что от них осталось, вы сдали ликвидаторам?
      – Да. Они сожгли их вместе с башней… Самое интересное, я думал, что когда башня рассыплется в прах, на ее месте воронка глубокая останется. Мы ведь метров на двадцать вниз спускались. А можно было и еще глубже. Так нет же, на месте башни осталась ровная площадка. Как будто она прямо на земле стояла.
      – То есть в глазах ликвидаторов вы выглядели, так сказать, трепачами?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.