I

      Нет никакого сомнения, что мы живем в эпоху отступления от Бога, предсказанную на последние дни. Практически большинство людей — безбожники, хотя многие из них теоретически еще верят. Теплохладность и дух мира сего возобладали повсюду.
      Какова причина этого состояния? Причина — охлаждение любви. Любовь к Богу уже не горит в сердцах человеческих, и, как следствие, умерла и любовь между людьми. А в чем причина угасания человеческой любви к Богу? Ответ несомненен — грех. Грех — это темное облако, которое не дает Божиему свету коснуться наших глаз.
      Но грех ведь существует издавна. Поэтому проблема в другом: как люди дошли до того, что стали не просто игнорировать Бога, но фактически ненавидеть Его? Сегодня отношение человека к Богу — это не просто плод невежества или безразличия. Если вы глубже исследуете людей, то заметите, что их невежество и их безразличие заражено еще и глубокой ненавистью.
      Однако никто не может ненавидеть что-то несуществующее. Я подозреваю, что сегодня люди верят в Бога больше, чем когда-либо за всю историю человечества. Люди знают Священное Писание, учение Церкви и Божие мироздание, может быть, лучше, чем когда-либо. Они находятся в полном сознании того, что Бог существует. Их атеизм — не настоящее неверие. Их отношение к Господу сродни отвращению, питаемому к тому, кого мы очень хорошо знаем и при этом ненавидим всем нашим сердцем; так и бесы веруют и трепещут(Иак. 2, 19). Человечество ненавидит Бога, и поэтому игнорирует Его, делая вид, как будто никогда не видело и не знало Его, то есть своеобразно симулируя безбожие. В действительности же, люди просто воспринимают Бога как врага в собственном смысле этого слова. Отрицание Бога — это месть, атеизм — реванш.
      Но почему люди ненавидят Бога? Они ненавидят Его не только потому, что их дела темны, в то время как Бог есть Свет (см. Ин. 3, 20), но также и потому, что они рассматривают Его как угрозу, как неизбежную и бесконечную опасность, как противника, как прокурора и вечного преследователя. Для них Господь — уже не всемогущий Врач, который воплотился, чтобы спасти их от болезни и смерти, а, скорее, жестокий судья и мстительный инквизитор.
      Это диавол заставил людей думать, что Бог не любит нас, но любит только Самого Себя; что Он готов мириться с нами только в том случае, если мы ведем себя так, как Он того желает, и, напротив, если мы не ведем себя так, как Он нам велит, Он нас ненавидит; и что Он до такой степени оскорблен тем, что мы не подчиняемся Ему, что мы должны платить за это вечными муками, которые для этой цели и были созданы Им. Кто же сможет любить мучителя? Даже те, кто пытаются спастись от гнева Божия, вряд ли могут действительно любить Его. Их мнимая любовь вынуждена: они надеются избежать мести и достичь вечного блаженства только благодаря тому, что старались умилостивить этого грозного и чрезвычайно опасного Создателя.
      Удалось ли вам распознать диавольскую клевету на нашего всех любящего, ко всем равно милостивого, абсолютно благого Бога? Неслучайно, что диавол в переводе с греческого означает «клеветник».
 

II

      Но при помощи чего диавол смог так оклеветать Бога? Какое средство он использовал, чтобы убедить человечество, развратить человеческую мысль?
      Он использовал «богословие». Сначала он внес в богословие незначительное отклонение, которое, будучи принятым богословами, становилось, благодаря его усилиям, все более серьезным, и, наконец, дошло до такой степени, что христианство стало уже невозможно узнать. Речь идет о том, что мы называем «западное богословие».
      Приходилось ли вам когда-нибудь заострять внимание на том, какова основная черта западного богословия? Его основная черта — признание того, что Бог — истинная причина всякого зла.
      Что есть зло? Разве это не есть отчуждение от Бога, Который есть Жизнь? Разве это не смерть? [ ]
      Чему же учит западное богословие, говоря о смерти? Все католики и большинство протестантов воспринимают смерть как наказание от Бога. Бог вменил в вину всем людям грех Адама и наказал их смертью, то есть тем, что удалил их от Себя, лишив их Своей благодатной дающей жизнь энергии и таким образом уничтожив их — сначала духовно, посредством некоего духовного голода, а затем и физически. Августин интерпретирует отрывок из книги Бытия — «от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь»(см. Быт. 2, 17), как — «если вы вкусите плод от этого древа, Я убью вас». Некоторые же протестанты воспринимают смерть не как наказание, но как нечто естественное (дескать, разве не Бог создатель всех вещей). Так что в обоих случаях Бог для них — истинная причина смерти.
      И это справедливо не только применительно к смерти тела. Это в той же мере справедливо применительно к смерти души. Разве западные богословы не воспринимают ад, вечную духовную смерть, как наказание от Бога? И разве они не воспринимают диавола как слугу Божия, осуществляющего наказание людей в аду?
      «Бог» Запада — оскорбленный и разгневанный Владыка, переполненный негодованием из-за непослушания людей и жаждущий в Своей разрушительной страсти подвергнуть за грехи вечным мукам все человечество, если только не получит бесконечного удовлетворения Своему оскорбленному величию.
      Каков западный догмат спасения? Разве Бог Отец не убил Своего Сына, чтобы принести удовлетворение своей гордыне, которую западные богословы называют эвфемизмом «справедливость»? И разве не благодаря именно этому безмерному удовлетворению Он снисходит, чтобы принять спасение некоторых из нас? Что есть спасение для западного богословия? Разве это не избежание гнева Божия?
      Понятно ли вам теперь, что западное богословие учит тому, что реальная опасность и подлинный враг для нас — это наш Создатель и Бог? И спасение для западных богословов — это спасение от «рук» Бога!
      Как же можно такого Бога любить? Как можно иметь веру в того, кого мы ненавидим? Вера в своей глубинной сущности это продукт любви, поэтому справедливо было бы желать, чтобы тот, кто угрожает нам, вовсе не существовал, особенно если эта угроза относится к вечности. Даже если появляется возможность избежать вечного гнева этого всемогущего, но злого Судьи (через смерть Его Сына), для нас было бы намного лучше, если бы этот Судья не существовал. Это было неизбежное логическое заключение в уме и сердце Западных народов, потому что с таким жестоким Богом отвратителен даже вечный рай.
      Таким образом был рожден атеизм, и именно Запад — место его рождения. Атеизм был неизвестен восточному христианству, пока западное богословие не проникло и в него [ ]. Атеизм есть прямое следствие западного богословия. Атеизм — отрицание и отречение от злого Бога [ ]. Люди стали атеистами, чтобы, закрыв глаза или подобно страусу спрятав голову, спастись от Него. Атеизм, братья, — отрицание католического и протестантского Бога. Атеизм не есть наш настоящий враг. Наш настоящий враг — фальсифицированное и искаженное «христианство».
 

III

      Западные богословы нередко говорят о «благом Боге» (например, во Франции эпитет «добрый» почти всегда употребляется по отношению к Богу). Однако Западная Европа и Америка никогда не были убеждены, что такой благой Бог действительно существует. Напротив, они называли Бога благим в том же смысле, в каком древние греки называли благословением, например, бич и проклятие оспы, чтобы заклясть и изгнать ее. В этом же смысле Черное море было названо «гостеприимным морем», хотя на самом деле оно слыло ужасным и вероломным.
      В глубине души Бог воспринимался людьми Запада как злой Судья, Который никогда не забывает даже малейшего оскорбления, причиненного Ему людьми нарушением Его законов. Эта юридическая концепция Бога, эта совершенно извращенная интерпретация божественной справедливости является ничем иным, как перенесением человеческих страстей в сферу богословия. Это было возвращение к древне-языческому процессу очеловечивания Бога и обожествления человека.
      Люди, если их не воспринимают всерьез, приходят в раздражение и гнев, они расценивают это как унижение, избавиться от которого можно только местью, через преступление или дуэль. Так выражалось порочное понимание справедливости, преобладавшее в умах так называемого «христианского» общества.
      Таким же образом западные христиане думали и о божественной справедливости. Бог, как бесконечное Существо, был бесконечно оскорблен непослушанием Адама. Он принял решение, что вина Адама должна в равной мере распространяться на всех его потомков, и все они должны быть приговорены к смерти за его грех, несмотря на то, что сами они его не совершали. По мнению западных богословов, божественная справедливость действует как вендетта (кровная месть): смерти достоин не только тот человек, который тебя оскорбил, но и вся его семья. И что действительно, до полного отчаяния трагично для людей, так это то, что утолить оскорбленное достоинство Бога не в состоянии ни один человек, ни даже все человечество, хотя бы и пришлось жертвовать им в течение всей истории. Достоинство Бога можно спасти только в том случае, если Он смог бы наказать кого-либо, кто обладает таким же достоинством, что и Он Сам. Поэтому для того, чтобы спасти и достоинство Бога, и само человечество, не было иного средства, кроме воплощения Его Сына, чтобы Тот, как человек, обладающий достоинством Бога, мог быть принесен в жертву для спасения чести Своего Отца.
 

IV

      Эта языческая концепция божественной справедливости, требующей бесконечных жертв для своего удовлетворения, делает Бога нашим истинным врагом и причиной всех наших несчастий. К тому же, требовать удовлетворения за грех праотцев от людей, которые не могут нести за него никакой личной ответственности, это вовсе не справедливость [ ]. Другими словами, то, что западные именуют справедливостью, должно, скорее, носить название «обида», «негодование» или «месть» в самом худшем значении этих слов. Более того, при таком, откровенно говоря, шизоидном понимании Бога, убивающего Своего Сына для удовлетворения собственной так называемой справедливости, жертвенная любовь Христа теряет всякий смысл.
      Имеет ли концепция такой «справедливости» какое-либо отношение к справедливости, которую Бог открыл нам Сам? Такое ли значение словосочетание «божественная справедливость» имеет в Ветхом и Новом Заветах?
      Возможно, началом ошибочной интерпретации понятия «справедливость» в Священном Писании стал его перевод при помощи греческого слова «dikaiosyne». Нельзя сказать, что такой перевод был совершенно неправильным, но это слово, будучи термином языческой гуманистической цивилизации древних греков, невольно ассоциировалось с их определенными представлениями, которые могли легко привести к искажению подлинного смысла.
      Прежде всего, слово «dikaiosyne» вызывает в сознании представление о некоем равномерном распределении чего-либо, о точном соотношении, балансе. Так, человеческое общество по справедливости награждает своих достойных граждан и наказывает плохих. Это чисто человеческая справедливость, справедливость, которая имеет место в суде. Но в этом ли заключается смысл справедливости божественной?
      «Dikaiosyne» есть перевод древнееврейского слова «tsedakan». Его значение — «божественная энергия, которая совершает человеческое спасение». Это значение параллельно и почти синонимично другому древнееврейскому слову «hesed» — «милость», «сострадание», «любовь», а также слову «emeth» — «праведность», «правда». Все это, как видите, находится в совершенно ином измерении по сравнению с тем, что мы обычно понимаем под справедливостью [ ]. И Церковь вкладывает в понятие божественной справедливости именно этот смысл. Это то, чему в данном вопросе учили Отцы Церкви.
      «Как можно называть Бога справедливым, — пишет св. Исаак Сирин, — когда читаешь отрывок о плате, данной работникам: Друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что я добр(Мф. 20, 13-15)? Как можно именовать Бога справедливым, — продолжает св. Исаак, — когда читаешь отрывок о блудном сыне, который расточил свое состояние, живя неправедно, и все же за одно только раскаяние, явленное им, отец выбежал ему навстречу, пал на шею его и дал ему власть над всем своим богатством (см. Лк. 15, 20-22)? Не кто-то иной произнес о Боге эти слова, но Сам Сын Его засвидетельствовал это о Нем, чтобы мы не сомневались. В чем же тогда справедливость Божия? В том, что мы были грешниками, а Христос за нас умер?» [ ]
      Как видим, Бог не является справедливым в том смысле, в каком понимают это слово люди. Его справедливость — это великодушие и любовь, которыми Он «несправедливо» воздает нам, недостойным такого даяния, ничего не беря от нас взамен. Поэтому св. Исаак и учит нас: «Не называйте Бога справедливым, так как Его справедливость неочевидна в вещах, касающихся вас. И если Давид показывает Его справедливым и честным, Его Сын открывает нам, что Он благ и добр. Он благ, говорит Он, к злым и нечестивым» [ ].
      Любящий Бог благ и добр даже к тем, кто равнодушен к Нему, непослушен Ему или пренебрегает Им [ ]. Он никогда не отвечает злом на зло, Он никогда не мстит [ ]. Его наказания — это средства исправления, применяемые с любовью к людям, пока что-либо поддается еще исправлению и лечению в этой жизни [ ]. Эти наказания никогда не простираются в вечность.
      Бог создал все чистым и добрым [ ]. Даже неразумные твари чувствуют, что их Создатель и Бог не является злым и мстительным, но полон любви [ ]. Потому хищные звери готовы признать своим хозяином подвижника-христианина, который через смирение приобрел сходство с Богом. Они приближаются к нему не со страхом, но с радостью и с благодарной и любящей покорностью; они кивают ему головой, лижут его руки и служат ему с благодарностью.
      Бог благ. Ведь Он защищает и спасает нас, даже когда мы падаем. Так неужели неочевидно, что зло и вечные муки не имеют к Богу никакого отношения? Они рождаются не по Его воле, а по воле Его разумных созданий, и Он не насилует эту волю [ ]. Смерть не была дана нам Богом как кара за грех [ ]. Мы сами впали в смерть в результате своего противления Богу. Бог есть жизнь, и жизнь есть Бог. Мы восстали против Бога и тем самым закрыли двери для Его милосердия, дающего жизнь [ ].
      «Так как Бог есть жизнь, а лишение жизни есть смерть, — писал св. Василий Великий, — значит, насколько человек удалился от Бога, настолько он стал ближе к смерти» [ ]. «Бог не создавал смерти, — продолжает св. Василий, — но мы сами навлекли ее на себя… Бог же не препятствует действию тления (смерти)… для того, чтобы наша греховность не стала вечной» [ ]. Св. Ириней так говорит об этом: «Отделение от Бога есть смерть, как отделение от света есть тьма… однако это не значит, что это свет наложил на слепых наказание пребывать во тьме» [ ]. «Смерть, — говорит св. Максим Исповедник, — по существу есть отделение от Бога, следствием чего по необходимости явилась и смерть тела. Жизнь по существу есть Бог, Который сказал: Я есть Жизнь» [ ].
      Но почему смерти подвергается все человечество? Почему те, кто не грешил вместе с Адамом, умирают как Адам? Вот ответ св. Анастасия Синаита: «Мы стали наследниками проклятия в Адаме. Мы были наказаны не потому, что ослушались того божественного повеления вместе с Адамом, но потому, что Адам стал смертным; и он перенес грех своим потомкам в том смысле, что мы стали смертными, так как были рождены от смертного» [ ]. А св. Григорий Палама по этому поводу утверждает: «Бог не говорил Адаму: «возвращайся туда, откуда ты взят»; но Он сказал ему: «земля ты есть и в землю ты возвратишься»… Он не сказал: «в день, в который ты вкусишь от него (древа), умри!»; но: «в день, в который ты вкусишь от него, ты, естественно, умрешь». Также и после Он не сказал: «возвращайся теперь в землю»; но Он сказал: «ты возвратишься в землю», таким образом предупреждая, истинно предупреждая (хотя и не препятствуя) о том, что случится» [ ].
      Мы видим, что смерть пришла не в результате повеления Бога, но как следствие того, что Адам омрачил свои отношения с Источником жизни непослушанием; Бог же по Своей благости предупреждал его об этом.
      «Древо познания само по себе, — говорит св. Феофил Антиохийский, — было благом и его плоды были хороши. Не древо, как думают некоторые, заключало в себе смерть, но непослушание, ибо плоды не содержали в себе ничего кроме знания, а знание есть благо, если, конечно, его правильно использовать» [ ]. Отцы учат нас, что запрет вкушать от древа познания не был безусловным, — он был временным. Адам был духовным младенцем. Не всякая пища хороша для младенцев. Некоторая пища может даже убить их, хотя взрослые сочтут ее вполне пригодной. Древо познания было посажено Богом для человека. Оно было хорошо и питательно. Но это была «твердая пища», в то время как Адам способен был усвоить только «молоко».
 

V

      Итак, на языке Священного Писания, «справедливый» означает благой и любящий. Если мы говорим о справедливости праведников Ветхого Завета, это не значит, что они были хорошими судьями, но — добрыми и боголюбивыми людьми. Когда мы говорим, что Бог справедлив, мы не подразумеваем, что Он лишь беспристрастный судья, который только и знает, как наказать людей по справедливости, в соответствии с серьезностью их преступлений. Напротив, мы подразумеваем, что Он бесконечно благ и по Своей безмерной любви готов прощать любые преступления, любые грехи, любое непослушание, и что Он хочет спасти нас во что бы то ни стало, и никогда не воздает злом за зло [ ].
      В первом томе «Добротолюбия» есть изумительный текст св. Антония, который я просто обязан здесь для вас процитировать:
      «Бог благ, бесстрастен и неизменен. Те, кто считают разумным и правильным утверждать, что Бог не изменяется, вполне могут спросить, как в таком случае возможно говорить, что Бог радуется о тех, кто праведен, являет Свою милость тем, кто чтит Его, и, напротив, отворачивается от злых и гневается на грешников. На это нужно ответить, что Бог не радуется и не гневается, так как и радоваться, и гневаться — это страсти. Он также не может быть подкуплен делами тех, кто чтит Его, ибо это означало бы, что Он чувствителен к удовольствию. Неправильно думать, что Божество испытывает удовольствие или неудовольствие по человеческим меркам. Бог благ, и Он всегда дарует только благословение и никогда не причиняет вреда, всегда оставаясь неизменным. Мы, люди, со своей стороны, если становимся совершенней, то через сходство с Господом соединяемся с Ним, но если не уподобляемся Ему и становимся злы, то по несходству с Ним разрываем связь и удаляемся от Него. Живя в святости, мы прокладываем себе путь к Богу; но, становясь злыми, мы делаем Его своим врагом. Не то, чтобы Бог гневался на нас по-судейски, но это наши собственные грехи препятствуют Ему пребывать в нас и делают нас доступными для демонов, которые мучают нас. И если благодаря молитве и милостыне мы получаем освобождение от грехов, это не значит, что мы тем самым расположили к себе Бога и вынудили Его измениться, но — что благодаря нашим усилиям, покаянию и стремлению к Божеству, мы излечились от наших пороков и вновь стяжали радость пребывания в благодати Божией. Таким образом, утверждать, что Бог Сам отворачивается от грешника так же нелепо, как сказать, что солнце скрывает себя от слепого» [ ].
 

VI

      Теперь, я надеюсь, вы понимаете, как оклеветан Бог западным богословием. И Августин, Ансельм, Фома Аквинский и все их ученики внесли свой вклад в эту «богословскую» клевету. И это столпы западного богословия, учителя папистов и протестантов.
      Конечно, эти богословы не говорят явно, что Бог — злое, страстное существо. Они, скорее, воспринимают Бога как узника, находящегося в цепях собственной превосходящей все силы, как заложника мрачного и неумолимого закона необходимости, подобного фатуму, который управлял языческими богами. Именно эта безличная необходимость вынуждает Бога воздавать злом за зло и не позволяет Ему прощать и забывать преступления, совершенные против Его воли, если только за них не будет предложено бесконечное удовлетворение.
      Здесь мы затрагиваем очень значимый вопрос, — вопрос языческого эллинистического влияния на христианство. Языческий менталитет лежал в основании всех ересей. Он был очень силен на Востоке, так как Восток был перекрестком всех философских и религиозных течений. Но как мы читаем в Новом Завете, когда умножился грех, стала преизобиловать благодать(Рим. 5, 20). Так что когда разрастались ереси, православие начинало процветать. И хотя православие нередко подвергалось преследованиям со стороны власти этого мира, оно всегда выживало и торжествовало.
      На Западе, напротив, языческий греческий менталитет вкрадывался ненавязчиво, без посредства явных ересей. Он вкрался в том числе благодаря многочисленным латинским текстам, принадлежащим Августину, епископу Иппонскому. Св. Иоанн Кассиан, живший на Западе чуть позже, понял, каким ядом могут послужить мнения Августина, и боролся против них. Но тот факт что книги Августина были написаны на латыни и были при этом очень объемными, не позволил греческим Отцам Церкви серьезно изучить их. Именно поэтому эти мнения не были своевременно осуждены, подобно анафематствованным на Востоке творениям Оригена.
      Позже это привело к тому, что августинизм завоевал огромнейшее влияние в западной мысли и богословии. На Западе шаг за шагом греческий язык терял свои позиции, и книги Августина, написанные на латыни, то есть на языке, который там понимали, остались единственными из древних сочинений. Таким образом Запад воспринял в качестве христианского учения то, что во многих аспектах несло на себе языческие следы. Возрастание роли папы в Риме не давало возможности для здорового обсуждения этого положения дел, и в конце концов Запад погряз в гуманистической языческой мысли, которая преобладает там и до наших дней [ ].
      Поэтому, с одной стороны, есть Восток, который говорил и писал по-гречески, то есть на языке древних Отцов, и остался по сути Новым Израилем с его традицией мысли и Священным Преданием, и, с другой стороны, есть Запад, который забыл язык Святых Отцов и, будучи оторван, отрезан от Восточной империи, унаследовал языческую греческую традицию мысли и языческий менталитет, на основе которого позднее и было сформировано западно-христианское учение.
      В реальности оппозиция между православием и западным христианством есть не что иное как увековечение оппозиции между духовным Израилем и язычеством. Мы не должны забывать, что Отцы Церкви воспринимали себя как истинных духовных детей Авраама, что Церковь воспринимает себя как Новый Израиль, и что православные люди, равно греки, русские, болгары, сербы, румыны и т. д., сознавали, что они призваны, как Нафанаил, быть истинными израильтянами, людьми Божиими (см. Ин. 1, 47). И в то время как это являлось действительным сознанием восточного христианства, Запад все больше становился чадом языческих гуманистических традиций Греции и Рима.
 

VII

      Каковы же были важнейшие признаки этого расхождения между сознанием Израиля и язычеством? Я специально привлекаю ваше внимание к этому очень важному вопросу.
      Итак, если Израиль верит в Творца, то язычество верит в тварь. То есть, можно сказать, что в язычестве творение обожествляется. Для язычников Бог и творение — одно и то же. Бог в язычестве безличен, Он персонифицируется лишь во множестве мелких богов.
      Израиль же (а когда мы говорим об Израиле, мы имеем в виду истинный Израиль, то есть духовного наследника Авраама, тех, кто имеет веру, данную Богом Его избранным, а не тех, кто эту веру потерял; действительные сыны Авраама — это Церковь Христова, а не просто потомки по плоти, то есть еврейская нация), истинный Израиль знает, что Бог и творение — два радикально различных вида существования.
      Бог — самосуществующее, личностное, вечное, бессмертное существо. Он — Жизнь и Источник жизни, Существование и Источник существования. Бог есть единственное подлинное существование [ ].
      Творение, напротив, не имеет существования в самом себе. Оно полностью зависит от воли Бога. Оно существует настолько, насколько того желает Бог. Оно не вечно. У него не было собственной сущности. Само по себе оно нуль, совершенное ничто. Оно и было создано из ничего [ ]. Но само по себе, повторим, оно не имеет силы существования: оно продолжает существовать благодаря божественной энергии. Если гипотетически допустить, что эта любящая энергия Бога когда-нибудь остановится, то все творение, все сотворенные существа, имеющие разум и не имеющие оного, мгновенно отойдут в небытие.
      Но мы знаем, что любовь Божия к Своему созданию вечна. Бог Сам открыл нам, что Он никогда не допустит, чтобы мы перешли в небытие, из которого Он некогда вызвал нас к жизни. В этом наша надежда, и Бог правдив в Своих обещаниях. Мы, сотворенные существа, ангелы и люди, будем жить в вечности, но не потому, что в нас есть сила вечности, а потому, что на это есть воля Бога, Который нас любит.
      Сами же по себе мы ничто. В нас нет ни малейшей жизненной энергии, в нашей природе нет самостоятельной силы существования; та же, которая животворит нас, полностью исходит от Бога, — нашего в ней нет ничего. Мы прах земной, и когда мы забыли об этом, Бог по Своей милости попустил нам вернуться к тому, что мы есть, чтобы мы становились смиренными и на опыте познали, что мы ничто [ ]. «Бог, — говорит св. Иоанн Дамаскин, — может сделать все, но не все из того, что Он может сделать, Он хочет сделать. Поэтому, хотя Бог и может уничтожить творение, Он не делает этого, потому что не хочет»  [ ].
      В Большом Евхологионе [ ], основной богослужебной книге Церкви, мы читаем: «О Боже, великий и все превышающий, Ты, Который Один имеешь бессмертие» [ ]; «Ты единственный, по естеству дающий жизнь» [ ]; «Ты Единый бессмертный» [ ]; «Единый, бессмертный по Своей божественной природе» [ ]. Это вера Израиля.
      Каково же языческое учение? Язычество — результат потери связи с Богом. По причине множества грехов человечество потеряло возможность причащаться божественного Света и находиться в единстве с живым Богом. Следствием этого стало то, что люди стали воспринимать как нечто божественное творение, которое они видели перед собой каждый день. Язычество воспринимает творение как нечто самосущее и бессмертное, как то, что всегда существовало и всегда будет существовать. В язычестве боги — часть мира. Они не творили мир из ничего, они только придали форму вечно существующей материи. Материя может принимать различные формы. Формы преходящи, материя вечна. Ангелы, демоны и души людей — настоящие боги. Вечные по природе, как и сама материя, они, однако, выше, чем материя. Они могут принимать различные материальные формы в бесконечной чреде существования, но в сущности своей они остаются чисто духовными.
      Так что в язычестве мы видим две фундаментальные характеристики: 1) приписывание творению божественных качеств, таких как вечность, бессмертие, самодостаточность; 2) противопоставление духовного и материального как высокого и низкого.
      Язычество и гуманизм — одно и то же. В язычестве человек — это бог, так как он вечен по природе. Поэтому язычество всегда высокомерно. Это нарциссизм. Это самообожение. Все боги Древней Греции имеют языческие черты. Греческая религия и была языческим обоготворением человека. Душа человека рассматривалась в ней как самодостаточная сущность, бессмертная по своей собственной природе.
      Видите, насколько преуспел в язычестве диавол, если сумел создать всеобщее убеждение, что люди являются богами и поэтому не нуждаются в Боге. Именно поэтому в Древней Греции гордость была так велика, а смирение было практически невозможно. В своей работе «Никомахова этика» Аристотель пишет: «Не испытывать возмущения будучи оскорбляемым — это знак раба низкого происхождения». Понятно, что человек, которого диавол смог убедить поверить в то, что душа его вечна по природе, никогда не сможет быть смиренным, не сможет по-настоящему верить в Бога, ведь он не нуждается в Нем, считая в соответствии со своим заблуждением богом самого себя. Поэтому Отцы Церкви, сразу поняв опасность этого безумного заблуждения, предупредили христиан, что, как формулирует это св. Ириней, «учение о том, что человеческая душа по природе бессмертна, — от диавола» [ ]. Это же предупреждение мы находим у св. Иустина [ ], у св. Феофила Антиохийского [ ], у Татиана [ ] и других.
      Св. Иустин показывает, что фундаментом атеизма является вера в вечность материи и в бессмертие человеческой души. Он пишет: «Некоторые, предположив, что душа бессмертна по природе и совершенно бестелесна, верят, что хотя они и совершают что-либо злое, не будут за это наказаны, так как все бестелесное недоступно страданию, и, к тому же, если душа бессмертна, то она совершенно не зависит от Бога и ни в чем от Него не нуждается» [ ].
      Язычество — незнание истинного Бога, ошибочное убеждение в божественности космоса, вера в то, что природа есть настоящий бог. Этот бог безличен, он есть слепая сила (которая, однако, выше всех персональных богов), закон необходимости. В действительности же этот закон — проекция человеческих представлений о причинно-следственных отношениях, которые с математической точностью управляют материальным миром. Это проекция рационализма на природу. И эта рассудочная необходимость — подлинный верховный бог язычников. Прочие боги язычества — лишь отдельные части мира. Они бессмертны только потому, что бессмертна природа, которая есть их сущность. С точки зрения языческого сознания, человек также бог, подобный другим богам; для язычников настоящий человек — это только его душа [ ], и они верят, что душа человека бессмертна сама по себе, так как она есть часть вечного и самодостаточного космоса. Так что человек — это, по их мнению, бог и мера всех вещей. Но боги несвободны. Они управляются безличным законом необходимости.
 

VIII

      Этот языческий характер мысли смешивался с христианским учением посредством древних ересей. Это же смешение произошло позднее на Западе. На первый план было выдвинуто различие не между Богом и Его творением, а между духом и материей [ ].