Глава 13

ДНЕВНИК АРКАДИЯ ЦЕПЕША

21 апреля (написано на отдельных листах)

Усталость все-таки одолела меня, и я заснул, уронив голову на листы своего импровизированного дневника. Разбудил меня какой-то внутренний толчок: я почувствовал, что уже утро. Именно почувствовал, поскольку комната, в которой мы с Мери оказались по воле В., не имеет окон. На меня сразу же нахлынули вспоминания событий минувшей ночи, я быстро вскочил на ноги, протирая сонные глаза.

Мне почему-то показалось, что ребенок уже родился и Мери спокойно спит... Увы, роды не начинались. Мери была бледна и измучена, даже губы ее приобрели серовато-землистый оттенок. Я сразу же предложил перевезти жену из этого склепа в наш дом, где достаточно света и воздуха. Дуня озабоченно покачала головой. По ее словам, всякое движение только повредит моей жене и может вызвать смертельно опасное кровотечение. Вряд ли В. внушил Дуне эти мысли. Достаточно взглянуть на Мери, чтобы понять справедливость слов горничной.

Я спросил Дуню, сколько может длиться это мучение, но не успела она мне ответить, как Мери вновь начала громко стонать. Слезы навернулись у меня на глаза; в ее стонах мне слышался упрек – ведь это я привез ее сюда, в дикую глушь и кромешный ад. Видя, как я терзаюсь, Дуня (бедная девочка! Я не сомневаюсь в ее искренности и добросердечности. Она даже не подозревает, что с ней произошло!) велела мне идти на кухню за болеутоляющими травами.

Я боялся отлучиться от Мери, но потом вспомнил: утром и днем В. всегда спит и пробуждается только к вечеру. Поэтому сейчас Мери ничто не угрожало.

Довольный, что хоть чем-то смогу помочь жене, я спустился вниз. По пути на кухню я проверил главный вход. За то время, что я спал, кто-то успел открыть двери. Я вышел во двор. Серое утреннее небо было затянуто хмурыми облаками. Чувствовалось, что скоро пойдет дождь. У крыльца стояла коляска, запряженная парой лошадей. Увидев ее, я обрадовался. У нас появился шанс бежать отсюда!.. Следом я вспомнил обещание, данное вчера В.: с утра поехать в Бистриц за незваным гостем.

Лошади были вычищены и накормлены. Это меня удивило, поскольку в замке не было ни души. Я стоял, разглядывая коляску, словно видел ее впервые. В моей душе боролись четыре противоречивых желания.

Во-первых, мне хотелось вынести из замка мою несчастную жену, усадить в коляску и, невзирая на все опасности, увезти ее прочь отсюда. Во-вторых, я считал, что мне необходимо поехать в Бистриц и сказать неведомому гостю, чтобы он поскорее возвращался туда, откуда прибыл. В-третьих, я хотел поехать в Бистриц, забрать гостя и привезти его сюда, купив тем самым безопасность для жены и ребенка. Что изменит еще одна смерть, если я и так повинен в гибели Мюллеров?

Наконец, если крестьянские легенды не врут и днем вампиры крепко спят (а значит, наиболее уязвимы), у меня есть шанс убить В. Теперь я знаю, как это делается, и располагаю всеми необходимыми средствами.

Вместо дождя сквозь прорехи в облаках начало пробиваться неяркое солнце. Я решил немедля расправиться с В. Вокруг меня вдруг начал клубиться туман, а спустя пару минут он побелел и стал приобретать очертания человеческой фигуры. Я посчитал это обыкновенным trompe l'oeil[38], вызванным утомлением, и не обратил на странное явление особого внимания. Но затем раздался знакомый взволнованный шепот:

– Каша!

Лошади беспокойно зафыркали и начали бить копытами.

Я поднял голову. Передо мной, нервно теребя складки погребальных одежд, стояла Жужа. Она помолодела и выглядела двадцатилетней девушкой, но не такой, какой была в свои двадцать лет. Ее тело утратило все следы присущих ей тогда уродств и завораживало безупречностью пропорций, вот только сверхъестественное сияние ее кожи померкло при утреннем солнце. Движения сестры были изящными и настолько человеческими, что у меня перехватило дыхание. Я смотрел в ее живые, умные глаза, из которых исчез кровожадный звериный огонь. Правда, они сохраняли непривычный для меня золотистый оттенок, но основным цветом все равно остался карий. Я узнал глаза моей дорогой умершей сестры.

Ее щеки были мокрыми от слез.

– Жужа! – прошептал я и закрыл глаза, опасаясь за свой рассудок.

Когда я открыл их вновь, видение никуда не пропало. У меня закружилась голова, и я даже покачнулся.

– Каша, – уже настойчивее повторила Жужанна и дотронулась до моей руки.

Я вздрогнул: рука была холодная как лед. Жужа тоже вздрогнула, увидев принадлежавшее Иону распятие, которое я вытащил из кармана и положил на ладонь. Она отпрянула, как от раскаленного железа.

– Я ждала, когда ты спустишься сюда, где она не сможет нас подслушать. Каша, мне нужно срочно с тобой поговорить! Ты даже не представляешь, что он замышляет! Я должна тебя спасти! Только давай отойдем в тень, мне тяжело стоять на солнце.

Я не двигался. Жужанна протянула ко мне руку, словно желая подбодрить и помочь, однако распятие не пускало ее. Держась на расстоянии, мы перешли в тень, которую отбрасывали стены замка. Там Жужанна попыталась меня обнять, но беспомощно уронила руки, отталкиваемая силой креста. И в то же время я не чувствовал, чтобы она стремилась подчинить меня своей воле.

– Каша, – произнесла она тихим, полным отчаяния голосом. – Я знаю, прошлой ночью ты был... там. Ты видел, как я пила кровь.

– Я видел, как ты погубила женщину.

Ее веки опустились. Жужанна не посмела встретиться со мной взглядом, но тем не менее вины в ее голосе я не ощутил.

– Да, я погубила ее. Но у меня не было выбора. Тебе не знакомы ни этот голод, ни эта боль. Я была сама не своя... Я и сейчас сама не своя... не та, какой была, и тут уже ничего не изменишь. Я не собираюсь околдовывать тебя или как-то подчинять себе. Я хочу тебе помочь, и поэтому, Каша, ты должен позволить мне тебя укусить. Ты должен позволить мне сделать тебя таким же, как я! В этом – твое единственное спасение, иначе все, что случилось с нашим несчастным отцом, повторится и с тобой!

Я заслонился от нее распятием. Удивительно, но крестьянские легенды не лгали: маленький золотой крестик оказался надежной защитой. Как жаль, что я не догадался вынуть его вчерашней ночью и спасти фрау Мюллер от... существа, стоявшего передо мной. Я недоумевал: как ее теперь называть? Сестрой, как и раньше? Вампиршей?

Жужанна поморщилась и, вскинув руки, попыталась загородиться от распятия, но не рассердилась.

– Уходи, – потребовал я. – Возвращайся к нему, чудовище. Моя сестра умерла.

Она горько всхлипнула, но не ушла, хотя близость креста явно была для нее мучительной. Потом она несколько успокоилась, вытерла глаза рукавом своего погребального одеяния и заговорила. Такого решительного голоса я не слышал ни у Мери, ни у кого-либо из живых женщин.

– Каша, я была и остаюсь твоей сестрой. Да, теперь я – одна из тех, кого зовут неумершими, однако я не перестала быть Жужей. Пойми: смерть и то, куда мы переходим, меняет человека, но ненамного. Влад не особо изменился – он и при жизни был жестоким тираном. Напрасно ты назвал меня чудовищем. Тебя не удивляет, почему я пришла к тебе утром, втайне от него?

Я промолчал, но меня и в самом деле удивило появление Жужанны в столь неподходящее для вампиров время. Мое молчание немного ободрило ее, и она продолжала:

– Если надобность велика, Влад может передвигаться в любое время суток, но солнечный свет для него губителен. К тому же днем он не обладает такой силой, как вечером и ночью. Ему обязательно нужен отдых, в особенности после насыщения. Он значительно старше меня, и ему требуется больше времени для восстановления сил. Но я успела отдохнуть и пришла к тебе утром, когда наиболее уязвима, потому что доверяю тебе. Не думай, что тебе удалось бы справиться со мной. Я и сейчас сильнее тебя и могла бы управлять твоим разумом. Аркадий, ты должен выслушать и поверить!

Жужанна говорила с необычайной искренностью и убежденностью. Она не пыталась подчинить меня своей воле, как вчера, после "воскресения".

– Что я должен выслушать и чему поверить? – спросил я.

– Правде, – ответила Жужанна, и ее лицо сморщилось от душевной боли. – Влад не любит нас. Каша, он никогда нас не любил! Когда он пришел ко мне, я подумала, что он делает это по велению сердца, что им движут нежные чувства. Нет, все было ложью. Влад играл мною, заставляя думать, как он, чувствовать, как он. Даже когда я пила его кровь...

Здесь Жужанна не выдержала и заплакала. Черные густые волосы скрыли от меня лицо сестры. Когда она заговорила снова, ее голос дрожал.

– Когда я пила его кровь, мне передалось все, что знает он. Я узнала об условиях соглашения...

– Ты хочешь сказать – договора?

– Да. Я узнала все, но Влад управлял моим разумом. И то, что ему показалось нежелательным, он заставил меня забыть. Аркадий, его высокомерие и тщеславие не знают пределов! Он думал, что я вечно буду ему благодарна за свое бессмертие. Он думал, я навсегда останусь той раболепной, обожающей его Жужей, какой была совсем недавно, а сделавшись стригоицей, буду по-прежнему его любить. Может, ему казалось, что я стану такой же бессердечной, как он? Но ты – мой единственный брат, а я – твоя сестра, хотя и изменившаяся. Моя любовь к тебе, Каша, не исчезла, и я не могу видеть, как он тобой играет.

Влад говорил тебе, что сделал меня стригоицей из любви и сострадания ко мне. Не верь! Он думал только о себе. Он лелеял свое тщеславие. К тому же тогда он был очень голоден. Вот он и решил насытиться. Помнишь, как я возражала против его идеи отправиться в Англию? Влад и здесь заткнул мне рот.

Такой, какой я была при жизни, я бы не вынесла путешествия. А ему требовалась бессмертная спутница, которая вечно восхищалась бы им и почитала, как воеводу... Но, как видишь, он утратил власть надо мной. Он не знает моих мыслей, не знает, где я сейчас нахожусь. Моя независимость – часть сделки, которую он заключил, чтобы нарушить договор и превратить меня в стригоицу. Владу пришлось дорого заплатить за это. Если кто-то из его близких превращается в вампира, душа этого человека навеки остается на земле между раем и адом и дьявол не может ею завладеть. Едва только я превратилась в неумершую, Влад лишился возможности проникать в мой разум и управлять мною. Он пошел на такой шаг, поскольку не сомневался в моей преданности.

– О какой сделке ты говоришь? С кем он ее заключил? – не выдержал я, но Жужанна лишь поморщилась, не найдя в себе сил ответить, и торопливо продолжала свой рассказ:

– Я хотела умереть, Каша. Это правда. Мне опостылела жизнь калеки. Перед смертью я начала меняться. Я ликовала, видя, как у меня выпрямляется спина, исчезает хромота, как тело, которое я всегда ненавидела, становится прекрасным и желанным. Я тебе уже говорила, Влад тогда целиком управлял моими мыслями. Он заставил меня забыть про условия сделки. А потом, когда я встала из гроба, мой разум был затуманен голодом, невыразимым, жутким голодом. Только после того, как я выпила кровь этой молоденькой женщины и отдохнула, ко мне вернулась способность мыслить. И тогда я ужаснулась судьбе, которую уготовил тебе Влад. Из-за него наш бедный отец обречен на вечные муки в аду! Влад мог бы его спасти и сделать то, что сделал со мной, – запереть его душу на земле. Помнишь, сколько он говорил о любви к нашему отцу? Хороша любовь! "Добрый дядюшка" не решился вкусить крови своего Петру. Теперь он обещает то же самое тебе. Только не верь ему, Аркадий. Он заманит тебя в ловушку и заставит добровольно совершать преступления. Конечно, ты можешь отказаться. Но он уже наверняка объяснил тебе, чем чреват отказ. Ты бы слышал, с каким злорадством он смеялся, рассказывая, что нарочно отправил тебя в жандармское управление Бистрица. Он наслаждался твоими мучениями. Для него это – игра: наблюдать, как ты делаешь одно ужасное открытие за другим, как тебе раскрывается страшная правда. Желая сломить твой дух, он подвел тебя к самому краю безумия...

Я закрыл глаза, вспоминая строки из письма Раду: "Он похож на старого волка, который устал просто убивать и вынужден искать себе новые развлечения, и одно из них – уничтожение невинных душ... Эта игра не успевает ему наскучить, поскольку сыграть в нее он может только один раз в поколение".

Я вдруг сообразил: а ведь В. убил Ласло не из-за "косых взглядов" в мою сторону. Он это сделал, чтобы вынудить меня стать его пособником.

– Чета Мюллеров, – произнес я, рассуждая вслух.

Заметив удивленный взгляд Жужанны, я пояснил:

– Я говорю о супружеской паре, с которой вы разделались сегодня ночью. Насколько я понимаю, кровь из мужа он высосал сам, а жену отдал тебе. Влад заставил меня вогнать кол в грудь каждого из них и обезглавить. Я думал, что уберегаю их от участи стригоев. А на самом деле... я их убил. Значит, Влад и тут играл со мной, зная, что жертвы еще живы?

– Он, конечно, играл с тобой, но эти люди были уже мертвы. Ты их не убивал, – убежденно проговорила Жужанна, – Я ведь сразу почувствовала, когда жизнь покинула тело этой женщины.

– Но она страшно кричала!

– Когда в сердце неумерших вбивают кол, они всегда кричат.

Я испытал такое облегчение, что не удержался от слез. Жужанна, наоборот, почему-то вздрогнула и поспешно спросила меня:

– Скажи, после того как ты узнал, кто такой Влад на самом деле и для чего он заманивает к себе гостей, ты больше никого не привозил в замок?

– Нет.

Жужанна по-детски захлопала в ладоши.

– Тогда еще не все потеряно! Тогда тебе незачем становиться вампиром! Ты пока не совершил ни одного смертного греха. Он пытался тебя обмануть и заставить поверить, будто ты уже стал убийцей и новые преступления ничего не изменят в твоей судьбе.

Я покачал головой и иронически усмехнулся.

– Для венских властей нет особой разницы, считать ли содеянное мною смертным грехом или соучастием в преступлении. Им важно, что я своими руками вбивал колья и обезглавливал тела.

– Каша, я говорю не о венских властях с их мирскими заботами! Речь идет о договоре! О твоей душе!

Некоторое время мы недоуменно глядели друг на друга. Первым заговорил я:

– Кое-что о договоре я знаю. Дуня рассказывала, что Влад заключил его с крестьянами. Сам он поведал мне про договор с семьей: старший сын в каждом поколении идет к нему в подручные, и это делается ради безопасности и благополучия всех остальных живущих в округе людей.

– Нет! – выдохнула Жужанна.

В этом коротком слове, произнесенном резким, свистящим шепотом, мне вдруг почудился блеск ритуального ножа, готового полоснуть по нежной детской коже.

– В таком случае ты ничего не знаешь о настоящем договоре с дьяволом... Владу нужно не только твое пособничество. Ему нужна твоя душа, Каша, как были нужны души нашего отца, деда, прадеда. В каждом поколении Цепешей он должен заполучить душу старшего из сыновей, достигших взрослого возраста. Это и есть золото, которым Влад оплачивает собственное бессмертие.

Подождав, пока я справлюсь с потрясением, Жужанна продолжила рассказ. Стоя в тени замка, она тихим, дрожащим от ужаса голосом поведала мне, что было после того, как В. отвел меня к Мери. Он вернулся назад и излил на Жужу всю свою ярость, обвиняя в предательстве.

– Он кричал, что я заколдовала тебя и начала строить козни у него за спиной, намереваясь вырвать тебя из-под его власти, – всхлипывая, говорила Жужанна.

– В одном он прав, – ответил я. – Он действительно больше не управляет моим разумом. Я это почувствовал в тот момент, когда ты встала из гроба. Только при чем тут твои козни?

– Влад выпустил тебя из одной ловушки, чтобы тут же заманить в другую, – печально вздохнула моя сестра. – Он намеревался кровным ритуалом привязать к себе твоего ребенка, причем хотел это сделать раньше, чем вернет тебе свободную волю. Но роды запоздали. Тогда Владу пришлось похитить Мери, чтобы вы все оказались в замке. Однако я подозреваю, что он сам находится в ловушке у того, кто по злодеяниям и хитрости намного превосходит его. Возможно, возвращение мне свободной воли оказалось недостаточной платой за нарушение договора и превращение меня в стригоицу. Скорее всего, от него потребовали вернуть волю и тебе... Влад буквально вышвырнул меня из комнаты с черным алтарем. Я настолько испугалась его гнева, что до сих пор не решаюсь и близко подойти к его покоям. Некоторое время я стояла рядом с дверью и слышала, как он, оставшись один, на кого-то кричал.

Я подумал о черном алтаре, вспомнил гроб, в котором В. спал, и невольно вздрогнул. Мой разум отказывался принимать все это, но сердце верило словам Жужи. Если существует такое отвратительное зло, как В., непременно должен существовать и его хозяин – дьявол.

– Жужа, – прошептал я, ошеломленный догадкой, – а ведь он просил меня съездить в Бистриц и привезти оттуда очередного гостя.

– Каша, ни в коем случае не езди! Если теперь ты привезешь ему новую жертву, он победит и ты потеряешь душу.

– Тогда помоги мне убить его! Он сейчас спит, и мы сможем его одолеть.

Жужа стремительно повернулась ко мне. Вместо золотистых отблесков в ее глазах тлели сердитые оранжево-красные угольки.

– Никогда больше так не говори! Как ты можешь просить...

– Но он же убийца, Жужа! Он повинен в смерти десятков, если не сотен тысяч людей. Ты сама говорила, что уже не любишь его.

– Да, – кивнула она. – И могу повторить: я не люблю его. Я ненавижу его за то, что он сделал с отцом и пытается сделать с тобой. Я ненавижу его за то, как он обошелся со мной. Но я не хочу, чтобы кто-нибудь из нас пострадал. Даже он.

– Но он мог причинить зло Мери!

Жужанна потупила глаза. Ее щеки слегка покраснели.

– Ты прав, – нехотя согласилась она. – Он готов на что угодно, только бы завладеть твоей душой. Он способен убить твою жену, твоего ребенка (если будет уверен, что у тебя появятся другие дети). Но он не причинит тебе зла, пока твоя душа остается незапятнанной.