Здесь простояли без движения до сентября 13 дня 1825 года, затертые надвинувшимися льдами. В день же 13 сентября разразился шторм великой силы от зюд-оста, и стихиею ледяные поля прижало к скалистым берегам, а путь к норду оказался свободным. Тогда, положась на провидение, решил я вести судно далее к северу, где открылась до самого горизонта чистая вода, надеясь отыскать проход к родному берегу. И мы пошли курсом, который до нас никто не прокладывал. Сентября 24 дня мы подошли к неведомому острову. Пользуясь недолгой ясной погодой, пробовали мы отметить свое место. Но всякий раз получали разноречивые показания. Должно, компас сильно отклонялся от полюса географического к полюсу магнитному, отчего прихожу я к убеждению, что сей магнитный полюс не есть выдумка ученых, а подлинная истина. Здесь вскорости заперли нас льды, и мы наименовали нашу стоянку островом Бедствий, ибо всякая связь наша с миром была окончательно утеряна.
      До полного наступления полярной ночи успели мы промыслить трех белых медведей, семь овцебыков - скотов породы, являющихся наполовину быком, наполовину бараном - и семнадцать оленей. Поэтому в зиму 1825-1826 годов мы имели достаточно мороженого мяса. Люди все трудились усердно и тем отгоняли болезни, из которых злейшая - скорбут - всегда в этих местах подстерегает человека. Судно наше оставалось во льдах до весны года 1826. Весною же, помышляя о спасении людей, моему руководству и попечению вверенных, а также стремясь сберечь доверенное мне судно, стал я готовиться к обратному плаванию, чуть солнце растопит прибрежный лед и освободит нас из плена. Но надежды наши и упования не сбылись.
      Тогда, чтобы добраться до людского жилья и послать с оказией весть на родину, отправился я с тремя матросами к югу, имея всю кладь нашу на ручных санях - снаряжение и скудное продовольствие на месяц пути. Промыслить в дороге охотой мы не сумели, питались сухарями - по полсухаря на человека в день. 11 дня ноября месяца добрели мы, обессиленные, в полной тьме, до группы безымянных островов, о коих я упоминал ранее, и вошли на материковый лед. Внезапно я потерял опору и свергся в бездонную, как мне показалось, пропасть. Когда же я пришел в себя, то увидел, что лежу на дне не особенно глубокой трещины, присыпанной снегом. Глухая ночь играла сполохами, было тихо и не весьма морозно. Великий объял меня страх, когда я, выбравшись из трещины, увидел неподалеку лишь сани, но ни одного из товарищей моих не нашел... Что случилось с ними - и по сей день взять в соображение не могу. Хоть и не ведома мне их скорбная участь, но низко склоняю я голову перед их прахом.
      И побрел я тогда, измученный не столько голодом я холодом, сколько скорбью о потере товарищей моих, к морскому берегу. Нашел я место, где текучий лед не столь круто ниспадает в море, и соскользнул на береговую отмель. И тут увидел я ледяную хижину эскимоса, и теплый дым вился над этим первобытным жильем, а из ледяшек, заменявших окна, как бы струился на синий снег веселый свет. Я, как умел, вознес благодарственные молитвы господу и направился к спасительному жилью. Но и здесь товарищей моих матросов не оказалось.
      Вышел радушный хозяин, отогнал собак, обнял меня, привел в хижину, посадил в кругу многочисленной семьи своей, накормил, обогрел и стали мы вместе зиму коротать.
      Хозяина моего звали Алетаури. Сколько ему было лет от роду - он сам не знал. Пробовали мы считать с ним по памяти его и выходило нечто несообразное не то сто семьдесят, не то сто семьдесят пять лет. В молодости он бывал на Большой Земле и до сего времени помнил английских купцов времен Кромвеля, клялся, что не по рассказам, а своей памятью помнит - и правдиво описывал известные всем предания и сказки. Много чудес я наслышался от почтенного старца Алетаури... Особенно запомнился мне рассказ о жителях подземной долины. Будто неподалеку от нас, за льдом, в глубине каменных гор, возвышающихся над океаном, есть теплые долины со своим солнцем, со своими реками и озерами, с животными и растениями. Будто в тех долинах живут эскимосские племена, сами себя замуровавшие, чтобы избавиться от преследований купцов-грабителей... Алетаури клялся своими богами, что в молодости сам не однажды бывал в одной из таких подземных долин и каждый раз живал там по нескольку месяцев.
      И вот, если допустить, что рассказ Алетаури о подземных долинах имеет правдивое основание, то в этом я также вижу подтверждение той моей гипотезы, что тело острова сего не есть сплошной монолит, а является архипелагом, богатым вулканической жизнью, которая может дать достаточно тепла и света для произрастания злаков и деревьев, а стало быть - и для жительства людей в подземных пещерах.
      Как бы там ни было, Алетаури производил впечатление человека степенного, сноровистого и дельного. Промышлял он изрядно, и как ни старался я не отстать от него, а за целую зиму десятой доли его сноровки и умения не перенял. Но жили мы сытно, хоть и без соли, муки и сахара...
      И вот когда окреп я настолько, что почувствовал себя в силах совершить обратный путь к кораблю, стал я готовиться к путешествию. Но началась ранняя весна, лед растопило, никакой возможности двигаться - ни по морскому льду, ни по материковому - не стало. Несколько раз выходил я в дорогу и всякий раз возвращался, рискуя при этом жизнью.
      Наконец, в июле месяце 1827 года внезапно подул холодный ветер, началась пурга... Снова затвердел лед, а замерзшая вода покрыла его гладкой корой. И тогда я решил в последний раз попытаться соединиться с товарищами моими, оставшимися на борту корабля "Надежда". Попрощался с гостеприимными эскимосами и выступил в поход. Алетаури подвез меня на собаках верст двадцать, а там обнялись мы с ним, расцеловались по-братски, - я пошел в свою сторону, он отправился в свою. Больше я его не видел. У него осталось письмо мое донесение на родину. Если представится ему оказия какая - он передаст письмо на Большую Землю, а там, может, дойдет оно по адресу через странствующих купцов или китобоев-промышленников.
      И ныне, заканчивая свои труды и подводя итоги жизни своей, пишу на обледенелом корабле последними силами сии строки. И нет уже ни в руках моих тепла, достаточного, чтобы растопить замерзающие чернила. И от всего сердца моего обращаюсь я к вам, дорогие мои потомки, русские люди, дети мои родные... Вы, чьи действия будут проистекать от глубокого знания новых наук и на их основе найденных средств, вы пройдете нашу планету вдоль и поперек и ответите на вопросы, на кои наука моего времени ответить бессильна. Возможно, вам случится найти остатки нашего злосчастного корабля, и журнал сей попадет вам на глаза. Бережно возьмите его из рук скелета, предайте останки мои земле тут же, на открытом нами берегу, поставьте русский крест над могилой, чтобы служил он свидетельством нашего первенства в открытии новых земель на благо человечеству, России во славу. И проверьте, родные, сколь близко к истине было мое предположение...
      Земно кланяюсь я последним поклоном тебе, мать земля родная, тебе, супруга моя Агриппина Кирилловна, вам, детушки мои Игорь, Владимир и Марфа, тебе, отец мой Великий Российский Народ! Да сбудется вышняя воля! Аминь!
      Григорий Родионов, капитан "Надежды".
      Когда не помогают миллионы
      - Какой мужественный человек! - взволнованно прошептала Надя.
      Никто не заметил, что она, забыв о завтраке, стоит за спиной Солнцева и тоже читает.
      - А сколько людей сложили свои головы в этих льдах, - сказал Иринин. Разных наций, разных времен...
      Рыбников круто повернулся от радиоаппарата:
      - Но раньше всех здесь побывали - зимовали и бедовали - наши русские поморы. Пешком по морскому льду или на утлых ладьях и шняках, или на таких вот барках, как "Надежда", шли российские мореходы от устья Печоры, с Мурмана на север, северо-восток и северо-запад. И не искали себе славы, как Пири или Кук, а стремились возвеличить славу своей родины. Но цари не способны были удержать приобретенное народом - русские открывали, а пользовались другие...
      - Совершенно верно, - согласился Иринин. - Вспомнить хотя бы Аляску. Открыли, исследовали, освоили русские, а царское правительство, ничтоже сумняшеся, продало всю Аляску Соединенным Штатам Америки за пять миллионов рублей, вместе с несметными запасами золота, угля, леса, пушнины...
      Солнцев взял со стола журнал "Надежды".
      - Наш священный долг - выполнить просьбу капитана Родионова. Счастливый случай, давший нам в руки журнал "Надежды", ко многому нас обязывает. Остров этот открыт нашим доблестным соотечественником, и мы должны его исследовать. А теперь посмотрим, что делается под нами.
      Он включил прибор радиовидения. На этот раз на экране прежде всего появилась географическая сетка параллелей и меридианов. Эта сетка оставалась на экране на все время проекции.
      - Хорошо придумано, - сказал Рыбников. - Молодец ты, Левушка. Теперь мы всегда точно знаем, где находимся, и если найдем что-нибудь, то сразу засечем место...
      Поплыл к северу остров, открытый отважным, русским мореплавателем и названный им островом Бедствий. Ясно был виден на его северо-восточной оконечности "чертов палец" - гранитный утес, проткнувший толщу льда, покрывавшего остров.
      Снова под "Светолетом" разостлался бескрайний Ледовитый океан. Затем на экране появилось изображение не известных Григорию Родионову островов. И вдруг к югу от них показалось что-то похожее на самолет. Солнцев снизил машину. Действительно, то был самолет. Он стоял, сильно накренившись, на морском льду. Видны были человеческие следы, ведущие от него к берегу. "Светолет" круто развернулся. Тогда все увидели кучку людей под отвесной стеной ледника на ближайшем острове. Рыбников насчитал девятнадцать человек. Они были одеты в меха и хорошо вооружены. Никакой другой ноши, кроме оружия, у них не было.
      - Что за странная компания? - воскликнул старый моряк. - Что они тут делают?
      - Экипаж самолета, по-видимому, - ответил Солнцев. - А об остальном мы их сейчас расспросим... Самолет, кажется, с "Мафусаила". Приятная встреча, нечего сказать...
      - О, очень приятная! - оживился Гарри.
      - Они ведь летели к Подземному городу, - продолжал Солнцев, - и, как видно, потерпели аварию. От них мы сейчас кое-что узнаем.
      Гарри сжал кулаки.
      - Как жаль, что нет хорошей палки. Их, наверно, придется немного успокоить... О, я знаю, что за люди плавают на "Мафусаиле". А еще лучше знаю, зачем они летели к Подземному городу.
      Солнцев улыбнулся.
      - Да, Гарри, палок у нас нет. И забудьте, что вы любите бокс. Сейчас вам это не пригодится. Мы здесь для испытания "Светолета" в арктических условиях и только.
      Девятнадцать наемников Джонни-Счастливчика барахтались в снегу, пытаясь создать нечто вроде живой лестницы, чтобы дотянуться до первого уступа на гладком ледяном откосе.
      - А я вам говорю, - горячился Красный Бык, - они другой дорогой улизнули. Что - у Джонни крылья, что ли?!
      - Ну, погляди ж ты, дурья башка! - воскликнул Бен Заноза. - Кругом же стены еще выше! Если не сюда, значит - никуда!
      - Да вот же нас девятнадцать, а не можем! Как же они вдвоем взобрались? не унимался Красный Бык.
      - Как? А очень просто! - с презрением сказал Бен Заноза. - Поглядите, ваше рогатое величество, на эти ступенечки. Теперь ясно?
      В этот момент послышалось жужжание. Из-за гряды торосов вынырнула какая-то странная машина и по льду помчалась прямо на опешивших граждан Монии. Прижавшись к стене ледника, они замерли с раскрытыми ртами.
      Машина вдруг повернулась к ним бортом; открылась дверца, из нее, чуть пригнувшись, вышел крупный человек в меховой одежде. Он поднял голову, и бандиты увидели, что это негр. Он крикнул им по-английски:
      - Алло! Господа! Чем вы промышляете в этих краях? Не на охоту же вы сюда приехали!
      У Гарри определенно чесались руки: он то сжимал, то разжимал кулаки. Но вслед за ним вышел Солнцев, и Гарри пришлось сдержать себя.
      Увидев, что оба неизвестных безоружны, бандиты переглянулись, Красный Бык подмигнул Бену Занозе, тот передал немой сигнал дальше - и вся шайка схватилась за автоматы.
      - Э-эх!.. - Гарри заскрипел зубами. - Разрешите мне, Лев Леонидович...
      - Не надо! - строго сказал Солнцев. - Должен вам сказать, почтенные господа...
      - Отбросы! - вполголоса перебил его Гарри. - Грязные негодяи!
      - Гарри, я прошу вас помолчать, - остановил его Солнцев и продолжал: - Мы знаем, кто вы такие. Вы с "Мафусаила". Ваш самолет лежит разбитый в десяти километрах отсюда. Направлялись вы в Подземный город. На вашем месте я оставил бы в покое оружие. Нашей машиной вам завладеть не удастся. Да и не понравится она вам. Еще раз прошу опустить оружие. Иначе...
      Яркий луч, настолько сильный, что солнечный свет, казалось, померк, резнул бандитов по глазам. Ослепленные, они закрылись руками.
      - Сложить оружие! - скомандовал Солнцев. - Немедленно!
      Пошатываясь, Бен Заноза вышел вперед и бросил автомат на лед. За ним шагнули Самюэль Бочка, Матиас Дирк... Вскоре все оружие лежало у ног Солнцева.
      - Что с ним делать? - спросил Гарри.
      - В полынью!
      - Есть! - весело ответил Гарри.
      Без особого напряжения, легким ударом о колено он ломал надвое автоматы и швырял их в воду.
      - Вот теперь, - сказал Солнцев, - мы можем поговорить спокойно.
      Полупрозревшие бандиты все еще вытирали слезящиеся глаза.
      - Через несколько часов, - продолжал Солнцев, - все вы замерзнете. Одежда на вас промокла, палатки у вас нет, топлива нет, и к ночи вас можно будет уложить штабелем, как дрова. Но мы можем спасти вам жизнь...
      - Ну, если беретесь спасать, - нагло процедил сквозь зубы один из бандитов, - то принимайтесь за дело поскорей.
      Рыбников и Надя роздали им хлеб, консервы. Бандиты жадно набросились на еду. Солнцев по очереди приглашал их в кабину. Рыбников и Надя протоколировали их показания. Девятнадцать граждан Монии засвидетельствовали, что Джонни-Счастливчик, он же Джонатан Блекпиг, директор-распорядитель "Общества дальних исследований", является в то же время совладельцем Подземного города, в котором добывают стратегическое сырье. Вместе с ним городом владеет какой-то заокеанский мультимиллиардер.
      Не так-то уж много удалось узнать от бандитов, однако больше они и сами не знали. Правда, Солнцеву теперь стало точно известно, что в Подземном городе происходит восстание. Но самого главного - существует ли второй вход в Подземный город и где его искать - выяснить не удалось: ни один из бандитов никогда здесь не бывал и о Подземном городе все они знали лишь понаслышке.
      - Ладно, - вздохнув, сказал Солнцев. - Теперь вот что: я свяжусь по радио с ближайшей монийской авиабазой. Вас снимут часа через два. Учтите, что сами вы никуда не придете, поэтому сидите смирно и ждите самолета.
      - Дорогой сэр, - воскликнул Красный Бык, - почему бы вам самому не перебросить нас на родину? У меня на текущем счету сто тысяч долларов, мы легко можем договориться. А я ведь не один!
      Солнцев нахмурился.
      - Пусть ваши доллары останутся при вас. - Он стал подниматься по лесенке.
      - Что вам стоит отвезти нас на вашей чудесной машине? - уговаривал Красный Бык.
      Бен Заноза оказался решительнее: он подскочил к "Светолету" и схватился за дверцу.
      - К черту шутки! Мы здесь не останемся! - побагровев, прорычал он.
      - Э-эй, парни! - завопил Красный Бык. - Нас морочат! Они хотят удрать, а мы подохнем в этой пустыне! Не пускать, парни!
      Солнцев быстро вошел в кабину, дверь захлопнулась, едва не отдавив руку Бену.
      - Послушайте, - орал, стуча кулаками в дверь, Красный Бык. - Миллион долларов! Мы даем миллион долларов, доставьте нас в Монию!
      Зажужжал пропеллер, машина оторвалась ото льда и поднялась в воздух. Бандиты попадали, а долговязый Эмерсон Кнуд, не успевший вовремя отскочить в сторону, с размаху шлепнулся к своему счастью, в лужу.
      Его вытащили и поставили на ноги. Вдруг он опять повалился, на этот раз со смеху.
      - Сошел с ума, - сказал Красный Бык. - Он сошел с ума...
      - Я сошел с ума? - ответил, еле сдерживая смех, Кнуд. - О, нет! Я сделал свое дело... Это ведь были русские! Вот и отлично! Приглашаю вас на обед. Роскошный обед... Предупреждаю: мне принадлежит львиная доля их имущества... Вот, смотрите!
      Эмерсон Кнуд протянул руку туда, где в небе сверкала серебряная точка "Светолета". Вдруг она вспыхнула красным пламенем...
      Пир не удался
      "Всем монийским базам в Арктике. Девятнадцать граждан Монии, сотрудников "Общества дальних исследований", терпят бедствие на берегу южного острова архипелага... (Далее следовали координаты). У них нет палаток, продовольствия, топлива, оружия. Они просят выслать самолет. Начальник советской арктической экспедиции Солнцев".
      Такая радиограмма была отослана в первую же минуту полета. Тотчас был принят ответ. "
      Самолет высылаем. По чьему разрешению находитесь в Арктике? Генерал Гробз".
      На этот наглый вопрос следовало бы ответить тоже вопросом: "А по какому праву вы распоряжаетесь на чужих территориях?" Но Солнцев решил промолчать.
      Вдруг раздался оглушительный треск, в окно ударил вихрь красного пламени. Все затряслось. Одно мгновенье казалось, что кабина разлетится вдребезги. Но Солнцев поспешно нажал рычаг под своим креслом, кабина как будто подпрыгнула, что-то со свистом пролетело вниз. Затем стала быстро опускаться и кабина.
      - Все в порядке, - сказал Солнцев, вытирая пот со лба.
      - Что же мы передадим генералу Гробзу? - спросил Рыбников.
      - Ничего, - ответил Солнцев. - Да и передачи наши кончились.
      Рыбников повозился с аппаратом и развел руками:
      - Действительно, кончились... Что случилось?
      - "Светолета" больше нет. Кабина падает на землю.
      - Конец, что ли, Левушка? - спросил Рыбников.
      - Нет, в тропосфере пойдем под парашютом.
      Через несколько секунд кабину встряхнуло. Она как будто перестала двигаться.
      - Ну вот, сработал автомат, - сказал Лев. - Раскрылся наш парашют.
      Лишь через четверть часа кабина мягко ударилась о лед. Еще одно движение рычага - и она прочно укрепилась на выдвижных подпорках.
      - Приключение, одним словом, - сказал Рыбников, качая головой. - Тут безусловно не обошлось без фашистской взрывчатки...
      - Не обошлось без нашего прекраснодушия! - поправил его Солнцев. - Меня судить надо!
      - Левушка, полно! - Рыбников погладил Солнцева по плечу. - Зачем такие слова? Машина погибла. Но мы-то живы! Как-нибудь доберемся.
      - Нет, мы никуда не пойдем, - ответил Лев.
      - Не говори глупостей! Надо идти, пока есть кое-какие запасы, пока есть силы...
      Иринин поддержал Рыбникова. Но Солнцев решительно повторил:
      - Мы никуда не пойдем!
      - Ничего не понимаю! - развел руками Иринин.
      - И понимать нечего, - коротко ответил Лев. - Прежде всего нам следует приготовиться к встрече гостей!
      - Начинаю понимать, - сказал Рыбников. - Похоже на это.
      - Ого, я тоже понимаю, - сказал Гарри, засучив рукава комбинезона. - О, я беру их всех на себя... Я буду угощать, ого! - Он потряс кулаком, не отличающимся по виду от пудовой кувалды.
      - Как это я не сообразил? - воскликнул Иринин. - Действительно, рассчитывать, что эти молодчики оставят нас в покое, откажутся от легкой наживы, да еще в таких условиях, - по меньшей мере наивно.
      - Пусть только подойдут! - воскликнул Гарри, потрясая кулаком. - Я им покажу!
      Надя опустила в карман своего комбинезона электронный пистолет.
      - О, - взмолился Гарри, - прошу вас, не надо стрелять! У них оружия нет. Я ведь сам утопил все их автоматы. И я хочу без оружия.
      - Но ведь их же два десятка! - воскликнула Надя.
      - Это не так уж и много, - ответил, еще больше распаляясь, Гарри. - Мне чем больше, тем лучше.
      - Что же мы все-таки будем делать? - спросил Иринин. - Мне не ясен ваш план, Лев Леонидович. Ведь не для того же мы сюда прилетели, чтобы боксировать с бандитами? И вообще положение наше...
      - Будем продолжать начатое дело, - спокойно ответил Лев; он уже вполне овладел собою. - Поедем к Полярному Робинзону, вместе с ним исследуем остров...
      Иринин поглядел на Льва не то со страхом, не то с сожалением.
      - Да что вы говорите, Лев Леонидович? А на чем же мы поедем? "Светолета" больше нет, радиосвязи тоже...
      Солнцев поглядел на часы и, улыбаясь, сказал:
      - Товарищ правительственный комиссар! Я вынужден принести свои извинения. Я не все сообщил комиссии об оборудовании "Светолета". В день моего доклада еще не были закончены испытания стратоцикла. И я считал, что говорить о нем рано. Сегодня мы им воспользуемся, и вы впоследствии удостоверите его качество.
      - Хм... Да вы, - я вижу, молодой человек, взялись всерьез удивлять нас. Что за стратоцикл?
      - Сейчас увидите, - ответил Лев. - Прошу всех на лед.
      Солнцев вышел из кабины с небольшим легким ящиком, поставил его посредине площадки и стал вынимать одну диковинную деталь за другой. Ловко пользуясь особыми затворами, он соединял эти детали, и вскоре перед кабиной появилась металлическая стрекоза, с хрупким на вид, членистым телом, с огромной прозрачной головой и ажурными крыльями. Стрекоза эта опиралась на две лапки-сошки. Сверяясь с таблицами и секстантом, Лев нацелил аппарат на солнце.
      - На Москву, - сказал он, улыбаясь. - Прилетишь, Надя, прямо к нам во двор.
      Надя надела маску, укрепила на спине кислородный аппарат. Солнцев вставил в приемник машины баллон с зарядом электронита.
      - Можно лететь! - скомандовал он. - Счастливого пути, Надюша!
      Лев обнял жену, захлопнул за ней дверцу прозрачной кабины. Надя махнула рукой, нажала педаль... Стрекоза неожиданно взмыла ввысь - и исчезла. Только космы замерзшего пара извивались высоко в небе...
      Солнцев перевел бинокль влево и пробормотал:
      - Вот они.
      Приближалась толпа. В бинокль можно было разглядеть знакомые лица монийских бандитов.
      - Лев Леонидович, разрешите мне пойти навстречу. Не надо, чтобы здесь. Пусть они не знают, что мы спаслись. Я один...
      - А, пожалуй, Гарри прав, - сказал Иринин. - Раз он так уверен в себе, пусть встретит их подальше от нас. Они и не догадаются, что пойманы на месте преступления. - Он протянул Льву резиновую чашу. - Вот присос для миниатюрного патрона с очень сильным взрывчатым веществом. Я его снял с обломка "Светолета". Этим они и взорвали его.
      - Значит, все в порядке! - радостно воскликнул Гарри. - Я могу идти.
      - Идите, Гарри, - сказал Лев, - но помните: без убитых. Передали по радио - девятнадцать, так девятнадцать и должно быть.
      Рыбников на всякий случай приготовил свое оружие.
      Увидев Гарри, молодчики сначала остановились, потом разделились на три группы: одна продолжала двигаться вперед, будто не заметив Гарри, другая повернула вправо, третья - влево. Они хотели окружить первую свою жертву по всем правилам разбойничьей тактики.
      Гарри тоже притворился, что никого не видит. Он шел открыто, напрямик, как человек, занятый каким-то важным делом. Бандиты, прячась за льдины, перебегали от одного укрытия к другому. Группы, отправившиеся на окружение, вскоре показались у Гарри в тылу. Теперь они торопливо шли во весь рост.
      Пятеро бандитов преградили путь Гарри. Он стоял перед ними неподвижно, а они замахивались на него, толкали...
      Лев не понимал, почему Гарри медлит. Ведь бить по отдельным группам легче, чем всех вместе. Чего же он не начинает?
      Но у Гарри был свой план. Убивать нельзя - значит, пускать в ход кулаки тоже нельзя. А без кулаков остается джиу-джитсу, которому его обучили в армии. Вот почему, изобразив растерянность, он дал схватить себя сзади. Но едва хищные руки потянулись к его горлу, схватили его подмышками, вцепились сзади в пояс, - Гарри прижал руки к бокам с такой силой, что никто из бандитов не мог вырваться. Рывок всем телом в одну сторону, в другую - и нападавшие взвыли от боли.
      Подоспевшие бандиты навалились на Гарри скопом.
      - Упал! - крикнул Рыбников и рванулся на помощь.
      Но Лев удержал его:
      - Не надо. Это тоже прием.
      Вдруг из клубка тел вылетел, как снаряд, один бандит, за ним другой, третий...
      - Что твоя катапульта, - сказал Рыбников.
      - Это он их ногами, - объяснил Лев. - Великолепный прием! Слабый человек этим способом может разбросать полдесятка сильных. Что же говорить о Гарри? Ведь у него руки и ноги как стальные.
      Избитые бандиты бежали, пятились, расползались - кто как мог. Гарри поддавал им жару пинками.
      - Великолепное зрелище! - Рыбников притоптывал ногой в такт каждому движению Гарри.
      Даже сдержанный Иринин - и тот не мог удержаться от восклицания:
      - Так их! Так! - Тонкие руки профессора невольно сжимались в кулаки.
      Солнцев улыбался.
      - У Гарри не только огромная сила, но и техника великолепная. Молодчина Гарри!
      Когда над гребнем тороса мелькнула последняя пара пяток, Гарри погрозил им вслед кулаком и возвратился к друзьям.
      - Я с ними сначала играл в волейбол, потом в футбол. Счет девятнадцать ноль в нашу пользу.
      Эскимосы подбирают неизвестного
      Солнце снова взбирается по небосклону. Но недавно буйствовавшие потоки пока чуть журчат. Ледяные глыбы, еще час тому назад долбившие берег, преграждавшие путь новорожденным айсбергам, пока неподвижны.
      - Ньга-ньга! Чох-чох! Ээхэоу!
      Высунув язык, разбрызгивая слюну, бегут лохматые псы. Прыгают легкие сани, скрипят груженые. Хомеунги-Умка-Наяньги - опытный вождь. Он пользуется ночным холодом, чтобы продвинуться еще на десяток километров вперед. Там - промысел, там - охота. И по-прежнему Ченьги-Ченьги наваливается упругой грудью на корму кожаного каяка, а с уклона скользит на санях. Хомеунги не без гордости оглядывается на нее, и всякий раз когда глаза его останавливаются на коренастой фигуре молодой женщины, великий вождь племени медведей-воинов вздыхает.
      Собаки внезапно остановились, метнулись в сторону, потом заскулили и, поджав хвосты, сели на снег. Лишь вожак Нумка не издал ни звука.
      Хомеунги вскочил и погладил вожака:
      - О Нумка, мудрейший из псов! Недаром в тебя вселился дух Горенги...
      Не останови Нумка упряжки, разбился бы Хомеунги вдребезги: перед ним был обрыв, а далеко внизу - покрытый льдами океан. На самом краю обрыва Нумка задержал собак.
      Хомеунги-Умка-Наяньги обернулся:
      - Стойте! - закричал он, тряся руками над головой. - Стойте!
      Племя столпилось вокруг вождя.
      - Всем объявляю, - торжественно произнес Хомеунги-Умка-Наяньги, - из первой же добычи Нумка получит мозги и горячую кровь! Ему вы обязаны спасением моей жизни! Поглядите, какой обрыв!
      Ченьги-Ченьги вытащила из-за пазухи красную тряпицу и повязала ею Нумке голову. Симху-Упач сказал:
      - Надо возблагодарить доброго духа Горенги, поселившегося в сердце Нумки, за то, что он бодрствуя охраняет наш путь!
      И шаман запел: Великий отец племени!
      Ты не ушел от нас совсем.
      Мертвое тело твое отдыхает,
      но живой дух твой
      в теле пса
      племя свое охраняет...
      - Племя свое охраняет, - однотонно подхватили мужчины.
      - А теперь, - сказал Хомеунги, - нужно двигаться дальше. Не то батюшка-солнце опять растопит снег. Шаман, ты хвастаешься открытыми глазами. Скажи, не видят ли твои глаза спуска к морю?
      Симху-Упач долго осматривал обрыв. Никто не заметил довольной улыбки, мелькнувшей на его лице. Потом шаман зажмурил глаза, достал из-за пазухи связку медвежьих клыков, завертел ею над головой и стал кружиться все быстрей и быстрей. На губах у него выступила пена. Вдруг он крикнул:
      - Вижу! - и свалился почти замертво.
      Его отнесли на сани, бережно накрыли оленьими шкурами. Караван собачьих упряжек двинулся в ту сторону, куда шаман упал головой.
      Хомеунги, внимательно следивший за срезом обрыва, вскоре увидел впереди выступ. Он остановил собак. Карниз, косо опускавшийся по обрыву, мог служить дорогой. Хомеунги сел в сани и стал спускаться, все время притормаживая ногами.
      Берег был отлогий, на него взгромоздился торосистый морской лед. Начали просыпаться ручьи. Полозья все глубже зарывались в снежную кашу. Надо было пересечь широкую полосу торосов, выехать на гладкий лед... А шаман спал и не с кем было посоветоваться...
      Хомеунги-Умка-Наяньги не сразу заметил, что собаки остановились. Вождь повернул голову и увидел, что Нумка-вожак обнюхивает человека, лежащего наполовину в воде. Человек был без сознания. Только маленькое ружье на груди еле заметно то поднималось, то опускалось. Дышит!
      Это белый человек. А за спасение белого можно получить большую награду.
      Хомеунги вскочил, подбежал к неизвестному. Он опустился на колени прямо в воду, приложил ухо к груди. Да, живой!
      Хорошая находка! Великая удача!
      - Эй, - крикнул он, призывно взмахнув рукой. - Ченьги-Ченьги, Пальчи-Нокья! Скорей ко мне!
      Хомеунги не хотел просить помощи у племени - ведь тогда придется делить награду со всеми.
      Подбежавшие женщины помогли поднять и перенести неизвестного на сани вождя. Хомеунги пошел пешком, рядом с санями.
      Слева в ледяном обрыве показалось углубление. Хомеунги погнал собак к нему.
      - Здесь будем отдыхать, пока не подмерзнет.
      Чужестранца положили на меха, а рядом разожгли тюленье сало, смешанное с сушеным пометом и мхом. Поднялся неимоверный смрад.
      Неизвестный пришел в себя. Он чихнул, достал из кармана флягу, изрядно глотнул из нее и лишь после этого осмотрелся.
      Нет, он все еще галлюцинирует: черти, ведьмы, адские огни... Вот к нему подходит главный черт. У него закрученные рога, как у матерого барана.
      Должно быть, он, Джонни, слишком плотно поужинал и выпил лишнее. И теперь его преследует кошмар: перед ним те, у кого он когда-то собственноручно выдирал изо рта золотые зубы, у кого отрывал косы, кого посылал как материал для медицинских, химических и прочих опытов...
      Джонни с силой толкнул Симху-Упача. и шаман едва ни растянулся. Послышался звонкий смех Ченьги-Ченьги, за ней расхохоталось все племя. Джонни поглядел по сторонам и схватился за автомат. А что если это не сон, а явь? Ведь он, черт возьми, в Арктике? И если существует ад, то он должен быть именно здесь, в этих проклятых местах!