- Не хочу, - угрюмо ответил Боб.
      - Не хочешь, как знаешь... Может быть, тебе нужно что-нибудь другое? Говори, не стесняйся.
      - Если ты уж так добр, дедушка, то дай мне тысячу долларов - хочу сделать подарок Милли.
      - Милли? Что это еще за Милли?
      - Милли - это наша корабельная мать. Знаешь, у пиратов были корабельные матери. И у нас есть такая. Словом, старшая сестра Чарли, матроса. Ты его видел. Она выходит замуж, а у нее, да и у жениха, ни гроша за душой. Если я дам им тысячу долларов, они устроят себе табачную лавочку и будут верны мне, как собачка тетушки Гледис...
      - Какое замечательное сердце у ребенка! Золотое сердце! Вот результаты правильного воспитания. Какой прекрасный растет человек!
      Боб чувствовал, что эти похвалы присутствующих адресованы не столько ему, сколько деду.
      Старик протянул чек.
      - Вот, капитан, чек на две тысячи. Можешь располагать ими по своему усмотрению. Отчета не нужно...
      Когда чеки были розданы всему обширному потомству и гости собрались уезжать, Райт сказал:
      - Отец, две минутки...
      Старик вздохнул: ведь он уже давно ушел от дел. Но, видно, так уж устроен мир: гони дела в дверь - они влезут в окно. Менкс-старший повел сына к себе.
      - Что случилось, мальчик?
      Райт протянул отцу радиограмму.
      - Как тебе это нравится?
      - "Золотой лед"? Знаю! - Менкс-старший едва взглянул на бланк. - Ты уже принял решение?
      - Я хотел совета...
      - Друг мой, пора привыкнуть к самостоятельности. С кем ты будешь советоваться после моей смерти? В радиограмме три слова: "Разогревайте холодное золото". А послана она тебе генералом Гробзом, который является нашим агентом и отлично знает, что почти все акции "Золотого льда" принадлежат нам. Значит, необходимо немедленно избавиться от них.
      - Но это очень трудно! - воскликнул Райт.
      - Если ты послушаешь меня, у тебя их будут рвать из рук. О гибели рудников станет известно завтра днем. Утренние газеты выйдут с заметками о работе "Общества дальних исследований" в Арктике. В них ты прочтешь о том, что "Общество" усиленно расширяет свои рудники. Об этом я уже позаботился. Затем, едва откроется биржа, сотни маклеров будут спрашивать "Золотой лед". Курс начнет подниматься. К половине десятого выбрось первую партию. Устрой гонку за акциями, вплоть до драки. Хорошо, если вмешается полиция. Но купи эту партию сам, набей цену. Вслед за этим выбрось вторую партию. Само собой разумеется, что маклеры ни в коем случае не должны знать ни друг друга, ни для кого они ведут операции. Нарушение тайны может провалить всю операцию. Не мешает пустить исподволь слух, что твой консорциум скупает весь "Золотой лед". Когда биржа превратится в сумасшедший дом и курс поднимется по крайней мере на десять пунктов, выбрось весь наш портфель. Вначале покупай, но тут же продавай. Без десяти одиннадцать - отбой! К этому времени у тебя не должно быть ни одной акции. Ясно?
      - Не совсем чистая операция, - сказал Райт.
      Старик недовольно поджал губы.
      - Нет ни чистых, ни грязных операций. Есть лишь удачные или неудачные.
      - Понимаю, отец. Но как быть с акциями господина Гастингса? Их у меня на тридцать миллионов.
      - Его акции останутся в сейфе. Забудь о существовании этого субъекта. Не вздумай предоставлять ему кредит. Ни гроша! Я не намерен спасать пса, обрывающего штаны на хозяине. Хорошо, что ты напомнил.
      Менкс-старший набросал на листке блокнота несколько строк и нажал кнопку звонка.
      - Господина Пейджа! - коротко бросил он, едва слуга приоткрыл дверь.
      Ученый зять не замедлил явиться.
      - Я слушаю вас...
      - Вот что, милый Генри! Мне стало известно, а скоро это станет известно всем, что "Общество дальних исследований" приобрело после войны рудники в Арктике. Но это общество оставило на месте прежнюю администрацию и не освободило работавших на рудниках военнопленных, среди которых есть и наши солдаты. Вместо того, чтобы открыто эксплуатировать недра силами свободных рабочих, они, эти недальновидные олухи во главе с Чарлеем Гастингсом, предпочли работать в этих рудниках методами рабовладельцев. Результаты этой глупой тактики налицо: военнопленные взбунтовались. Подземный город взорван, рудники больше не существуют. Еще не поздно сделать общественному мнению предохранительную прививку: в утренних газетах должны появиться разоблачения, требования замены военнопленных свободными рабочими. И ни слова о бунте и гибели Подземного города! Начнутся запросы в конгрессе, в сенате... Поднимется буря в стакане воды. Так называемое общественное мнение будет отвлечено. Настоящей бури, которая могла бы подняться в связи с прибытием освобожденных, не состоится. Все понятно? Вот памятка. Действуйте! Да, еще одно: завтра же организуйте "Общество помощи последним жертвам фашизма". Каждому меблированный коттедж в рассрочку, костюм, пальто, ботинки, белье, шляпу и на первое время - работу!
      Отражая лакированными бортами огни ночных реклам, роскошные машины развезли по домам демократических потомков господина Менкса-старшего. Особняк Менкса погрузился в спокойный сон.
      До десяти часов следующего утра в доме ходили на цыпочках, говорили шепотом. В десять из спальни донесся звонок.
      - Газеты! - коротко сказал господин Менкс-старший вошедшему слуге. - И кофе.
      Спальня была наполнена одуряющим ароматом сигар "Кровь негра".
      Господин Менкс с удовлетворением проглядывал одну газету за другой. Все было, как он хотел. Заметки, разоблачения... Выстрел одним снарядом по двум целям удался как нельзя лучше. Газетная истерия разжигала ажиотаж на бирже и ослабляла народное негодование.
      Принесли кофе. Мистер Менкс нажал кнопку приемника и среди прочих новостей услышал:
      - За последние полчаса акции компании "Золотой лед" повысились на три с половиной пункта. Курс устойчивый. Спрос превышает предложение.
      - Сегодня ожидается прибытие в столицу бывших наших военнослужащих, проведших это время на горных работах в Арктике.
      - Председатель правления "Общества дальних исследований" господин Чарлей Гастингс, возвращающийся из Арктики, должен приземлиться на втором Ивертонском аэродроме в одиннадцать часов...
      Менкс-старший медленными глотками пил утренний кофе и просматривал утренние газеты. Ничто его не тревожило. Колпак на голове придавал лицу старика почтя детское выражение.
      Сюда не долетал городской шум.
      Зато в районе биржи конная и моторизованная полиция тщетно пыталась восстановить движение городского транспорта. Ни трамвайные вагоны, ни троллейбусы, ни автобусы, ни легковые машины не могли пробиться сквозь толпу. Над площадью стоял тысячеголосый гул.
      - Золотой лед... Золотой лед...
      Лошади полисменов нервничали, как и всадники. Огромный броневик шефа полиции - и тот не мог пробить бреши в толпе. Были вызваны две пожарные команды. Мощные струи воды сначала разогнали толпу, но вскоре появились организаторы коллективных действий - толпа понатужилась и опрокинула пожарные машины.
      Полиция пустила в ход дубинки. Конники давили людей лошадьми. Беспорядки принимали серьезный характер.
      В одиннадцать часов все кончилось само собой. Толпа внезапно исчезла. Бурное море превратилось в стремительные потоки, несущиеся по боковым улицам. Толпы осадили банки и банкирские дома. А на ступенях биржи, у колонн, осталось несколько трупов людей, только что покончивших с собой. Их немедленно увезли в морг.
      Через несколько минут радио начало передавать сообщения о самоубийстве известных в деловых кругах лиг. Застрелился глава банкирского дома "Шварц и сыновья". Толпа обездоленных вкладчиков напрасно ломилась в запертые двери. Вскоре выяснилось, что банкирский дом вместо наличности теперь располагал лишь акциями "Золотой лед". И все заголосили: каждому было уже известно, что эти акции не стоили бумаги, на которой были напечатаны.
      Еще хуже было в других конторах, менее известных, чем "Шварц и сыновья".
      А господин Менкс-старший все еще не выходил из спальни. Он решил основательно отдохнуть в первый день нового года своей жизни. И когда ему доложили, что Чарлей Гастингс настоятельно просит принять его по неотложному делу, Менкс недовольно сказал:
      - Разве он не знает, что я дома никого не принимаю? Скажите ему, чтобы приходил завтра в клуб... Может быть, вечером, часов около семи, он меня там застанет. Может быть...
      В спальню был вызван господин Слебум, которому Менкс-старший доверял больше, чем кому бы то ни было.
      - Слебум, - сказал он своему телохранителю, - возможно, что сегодня некоторые лица станут ломиться. Я никого не хочу видеть!
      Телохранитель кивнул.
      На все окна и двери особняка Менкса опустились внутренние шторы. С улицы они казались шелковыми, и никто не догадался бы, что у этого шелка - стальная подкладка. В парке появились свирепые бульдоги, способные разорвать человека. Слебум и его помощники неусыпно следили за улицей.
      Дом стал крепостью.
      В лихорадящем мозгу Чарлея Гастингса вдруг блеснула надежда. Может быть, еще не все потеряно. Миллиардеры могут позволить себе любые чудачества... Надо съездить к Райту Менксу. Возможно, ему даны указания не губить его, старого Чарлея... Неважно, что стоимость "Золотого льда" сейчас равна нулю. Биржевой барометр стоит на "переменно". О, если б иметь оборотные средства! Он в один день поправил бы дела...
      Чарлей Гастингс вскочил в первый попавшийся таксомотор и помчался в контору консорциума "Ридон-Дил и К°", где постоянно восседал, как божок, Менкс-младший. Он взлетел на седьмой этаж, забыл закрыть за собой дверцу лифта и побежал в приемную.
      Ему сказали, что господин Менкс-младший сегодня не принимает.
      - Доложите, что это я, Чарлей Гастингс, - настаивал растрепанный старик с ввалившимися глазами. - Он меня хорошо знает.
      Прилизанный служащий, осмелившийся доложить, вернулся и сделал Чарлею выговор:
      - Зачем же вы обманываете и подводите людей? Мне за вас попало. Господин Менкс не имеет чести быть с вами знакомым. И он весьма занят. Он не уверен, что в этом месяце сможет найти время для беседы с вами.
      - Ах, так?! - воскликнул Чарлей Гастингс, вытаскивая из кармана пистолет. Все бросились кто куда, прилизанный забился под стол. - Не бойтесь, каракатицы. Я умираю сегодня, я, а не вы! Но вы мне позавидуете!
      Чарлей Гастингс сел в глубокое кресло, отвалился корпусом в угол, чтобы не упасть после смерти, и пустил пулю себе в висок.
      Приход - расход
      В Ивертонский центральный аэропорт войска прибыли еще ночью. Начальник аэродрома вынужден был уступить свой кабинет майору весьма молодцеватого вида. Этот майор вел себя так, словно ему предстояло вписать новую страницу в боевую славу своей родины. Он лично указал места танкам и броневикам.
      Все было рассчитано так, чтобы прибывающие с бывшими военнопленными самолеты находились на прицеле танковых пушек и пулеметов.
      Самолеты показались около полудня. Вот скользнул на бетонную дорожку первый самолет и побежал, теряя скорость. За ним коснулся земли второй, потом третий и четвертый.
      Из машин вышли пассажиры. Майор прижал к глазам бинокль.
      Никаких встреч, никаких демонстраций... Даже корреспондентов нет, их направили по ложному следу на другой аэродром.
      Вдруг рассыпался белый рой листовок. Словно тысячи голубей, замелькали они, опускаясь на дорожку, на аллеи, на площадки. Прибывшие подхватывали их.
      У самолетов начался митинг. Майор не заметил, когда на аэродром проникли посторонние. Но он не может приказать танкам открыть огонь. По инструкции он имеет право стрелять только в случае явной агрессии со стороны прибывших или же "если коммунисты попытаются начать беспорядки, использовав неосведомленность и недовольство освобожденных". Однако нет ни беспорядков, ни даже шума. Майор чувствует, что его карьера заканчивается.
      Примчались машины с корреспондентами. Эти тоже не простят. Они не любят, когда их обманывают.
      Майор идет туда, где мистер Генри Пейдж перед огромной толпой произносит с крыла самолета приветственную речь. Подставляя себя под объективы репортеров, он говорит полным достоинства голосом:
      - Дорогие защитники родины, культуры и прогресса! Разрешите мне приветствовать вас от имени только что учрежденного в честь вашего освобождения "Общества помощи последним жертвам фашизма". Вас, несомненно, заботит мысль о том, как сложится ваша жизнь на родине после столь долгого отсутствия. Я уполномочен проводить каждого из вас в его собственный коттедж. Там вы найдете все необходимое для тихой и уютной жизни. Пусть вас не заботит также вопрос о работе. Работу вы получите все, как только "Общество" уточнит сведения о вашей профессии. Можете быть уверены, что патриоты Монии позаботятся о своих героях!
      Герои переминались с ноги на ногу и мрачно глядели то на оратора, то на репортеров. Еще до того, как Пейдж начал свою речь, они успели прочесть листовки, разбросанные невидимыми руками. "
      Друзья, вырвавшиеся из Подземного города! Будьте бдительны! Не поддавайтесь на провокацию! Ваш приезд хотят использовать те, кто держал вас в подземной каторге. Они хотели уничтожить вас, завезти в дикую Кардию и там замуровать в казематах форта Клайд. К счастью, русские друзья, случайно оказавшиеся в районе Подземного города, предали гласности эту позорную историю, и теперь монийским последователям Гитлера и Геббельса остается лишь притвориться вашими защитниками. Они делают вид, что ничего не знают о Подземном городе. Не верьте им! Разоблачайте преемников гитлеровцев, наших финансовых воротил! Не далее как сегодня они устроили грандиозную спекуляцию: они ограбили мелких держателей акции на сотни миллионов долларов! Приманкой служили ваша кровь, ваш пот - акции Подземного города "Золотой лед"! Приходите в девятнадцать часов на митинг в клуб портовых грузчиков. Там вы узнаете всю правду. Да здравствует братство тружеников! Да здравствует дружба нашего народа с народами СССР!"
      Господин Пейдж слез с крыла самолета:
      - А теперь прошу...
      Запели клаксоны. Два десятка лимузинов врезалось в толпу. Кто-то подтолкнул к ним прибывших. Многие из них старались припомнить старые адреса. По мере того, как перед ними развертывались знакомые панорамы улиц, память стала проясняться. Машины вместо того, чтобы следовать на улицы новых коттеджей, повернули в разные стороны, углубляясь в дебри столицы.
      Джим Пратт сначала погнал свою машину к берегу Зубзона, потом повернул на Аллею капитанов. Но черный лимузин, за которым он гнался, развил огромную скорость, и репортер потерял его из виду.
      - Черт с ним! - решил Джим. - Сочиню трогательную встречу и без натуры. И поехал домой.
      Джим был несколько разочарован: от этих освобожденных он ждал большего. Простая зарисовка встречи его не устраивала. Сенсации - вот что требуется его газете. И он умел в любом, даже незначительном факте находить то, что действует на воображение. Иногда недоговоренность, иногда намек, шутка... Но читатели думают, их фантазия работает - и это связывается с его именем. Так ему удается сохранять популярность и гонорары.
      Что можно состряпать из этого дела? Конечно, если бы заняться подлинными разоблачениями и если бы его газета согласилась их опубликовать, он мог бы кое-что поведать: например, о причине самоубийства марабу, о проделках биржевых воротил. Это подлинная сенсация. Но это не интересует газеты, да и его тоже. Однако можно намекнуть на кое-что. Это сделает статейку острее.
      Во-первых, почему возвратившихся не встречали родные? Во-вторых, к чему каждому коттедж? Ведь среди прибывших имеются и такие, у которых есть семьи. Почему же им не поехать прямо домой?
      Прежде чем Джим добрался до дому, план был уже готов.
      Статья имела большой успех. Действительно, трудно было понять, почему новоиспеченное "Общество" обошлось столь ретиво, но и столь странно с освобожденными... Особенно эта статья понравилась господину Менксу-старшему. Она отлично отвлекала внимание читателей от Подземного города. В тот же вечер Пратт получил анонимный чек в дополнение к обычному гонорару.
      Однако прекрасно начавшийся для Менкса-старшего день к вечеру несколько омрачился. Ему так и не удалось провести его дома.
      Перед обедом Клавдия постучала к нему:
      - Мой друг, шеф городской полиции только что осведомлялся, дома ли ты. Он ждет у телефона, говорит - весьма важное дело.
      Господин Менкс-старший взял трубку. Начальник полиции' подобострастно сообщил, что на Площади биржи задержан молодой человек, открывший стрельбу из автомата по витринам биржи, по неоновым бюллетеням и даже по световой афише, рекламирующей кинобоевик "Притон коммунистов".
      Господин Менкс перебил полицейского.
      - Почему же об этом вы сообщаете мне?
      Тот замялся.
      - Дело в том, что этот дебошир оказался Джемсом Менксом.
      - Где он сейчас?
      - Пока в моем кабинете. Я бы очень просил...
      - Ладно, сейчас приедем.
      Господин Менкс-старший нервно бросил трубку.
      Он нисколько не удивился, когда увидел, что Клавдия ждет его в вестибюле готовая к выходу. Развалившись на широких кожаных подушках автомобиля, Менкс закурил любимую сигару, и сизый дымок чуть заметной струйкой вился за машиной, оставляя на улице стойкий аромат.
      - Кто-то в оркестре сфальшивил, сошел с тона, - сказал он жене. Подрагивание мчавшейся машины не помешало ему почувствовать, как при этих словах задрожала его безответная подруга. - Нет, нет, дорогая Клавдия, я не точно выразился. Оркестр исполняет все точно, но сфальшивил дирижер. Я! - он патетически шлепнул себя по лбу. - И как это я не учел такого пустяка. Все предусмотрел до мельчайшей детали. А об этом не подумал. Знал ведь, в каком состоянии мальчик. Эта повышенная возбудимость, раздражительность... Почему же я не помешал ему?
      - Я, я виновата, милый Джошуа, - твердила Клавдия. - Коньяков и ликеров у нас не хватает, что ли? Он ведь мягок, как воск. Когда выпьет, позволяет делать с собой все, что угодно... Прости меня, Джошуа. Это я виновата...
      Менкс выдохнул два синих штопора дыма.
      - Чепуха. Все это чепуха. Однако мне предстоят довольно неприятные минуты.
      Шеф полиции ждал у подъезда. Менксу-старшему это не понравилось. Но подобострастие начальника свидетельствовало о том, что полиции хорошо известны роль и значение господина Менкса.
      - Прикажете вести к нему? - спросил шеф уже в лифте.
      - Раньше всего я хотел бы видеть этого человека так, чтобы он не видел меня.
      - О, это легко устроить.
      Полицейский провел Менкса-старшего в небольшую комнату, где шум шагов утопал в мягком ковре.
      - Звуконепроницаемая камера психологических, наблюдений, - шепнул полицейский не без гордости.
      Он отодвинул в стене задвижку и жестом предложил господину Менксу воспользоваться глазком.
      Лишь несколько секунд смотрел в глазок Менкс-старший. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, кто именно сидел неподвижно в кресле со скованными наручниками руками. Господин Менкс повернул равнодушное лицо к жене.
      - Клавдия, дорогая, подожди меня в машине. Тебе не интересна наша сухая деловая беседа.
      Госпожа Менкс вышла.
      - Там ничего не слышно? - господин Менкс кивнул головой на стену..
      - Ни звука!
      Они сели на диван. Менкс-старший раскурил новую сигару.
      - Много лет назад я был председателем "Общества содействия полиции и общественному порядку". Насколько я знаю, никто этого общества не распускал. Таким образом, я и теперь являюсь председателем этого впавшего в состояние спячки общества. Только что я имел случай убедиться, как много могло бы сделать это полезное учреждение, если бы не лень, заставившая меня уйти от всех дел. Сам я уже не смогу наверстать упущенного. Но, может быть, найдутся другие люди, более энергичные. На всякий случай, разрешите мне внести свою лепту. - Менкс вынул из бокового кармана чековую книжку. - Сто тысяч долларов на первое время, я думаю, достаточно. В ваше личное распоряжение. Посильная помощь, дань заслугам полиции.
      Левой рукой шеф принял чек, а правую приложил к сердцу.
      - Я уверен, господин Менкс, что молодчик, сидящий в моем кабинете, никак не может быть вашим сыном...
      - Само собой разумеется, - улыбнулся мистер Менкс. - Никакого сходства.
      - В таком случае, не сможете ли вы вручить вашему сыну вот этот документ, очевидно, найденный или украденный арестованным?
      Не глядя, Менкс сунул в карман книжечку в лакированном кожаном переплете.
      - Что еще?
      - Все! - ответил шеф, прикладывая два пальца к козырьку.
      - Подумайте! - глухо сказал Менкс-старший, вперив в него неподвижный взгляд. - Чтобы потом не было разговоров. Я не люблю возвращаться к пройденному. Вы должны это твердо знать. - Казалось, лицо его только что отлито из медленно остывающего чугуна. - И еще вот что. - Он заполнил второй чек и протянул шефу полиции. - Здесь пятьдесят тысяч долларов. Поместите несчастного в лучшую лечебницу, где его могли бы полностью изолировать от любопытных. Ему вредно видеть кого-либо, кроме лечащего врача и сиделки.
      - Именно это ему и нужно! - ответил начальник, снова прикладывая два пальца к козырьку.
      Госпожа Менкс ждала в машине. Она была очень бледна.
      - Уж не начинается ли у тебя приступ малярии? - спросил ее муж, прищурившись.
      - О, нет, нет. Я совершенно здорова! - в ужасе прошептала Клавдия. - Не беспокойся, мой друг. Это пройдет.
      - То был не Джемс, - резко сказал господин Менкс и больше не проронил ни слова.
      Он снова в своем кабинете, старый, одинокий, никому не нужный человек. Если перед ним заискивают, то только ради того денежного мешка, на котором он сидит. Ну и отлично...
      Господин Менкс вглядывается в фотографию на матрикуле, врученном ему шефом полиции. Прядка волос на лбу. У него, Менкса-старшего, в молодости тоже была такая же, пока он не стал лысеть. Энергичный прямой нос... И безвольный подбородок Клавдии.
      Несмотря на июльскую жару, в камине потрескивает огонь: господин Менкс не любит сырости. Матрикул Джемса долго не хочет гореть. Но, наконец, переплет вспыхивает, раскрывается сам собою, в последний раз мелькают знакомые черты. И вот все превращается в прах.
      Господин Менкс-старший решительно направляется к сейфу. Щелкает замок. Менкс вынимает крохотную записную книжечку. В ней вся его бухгалтерия. Менкс садится к столу, раскрывает книжечку и слева, где "приход", заносит: "
      Операция "Золотой лед" - 21.500.000".
      Справа, где "расход" он пишет:
      День рождения - 50000
      Встреча болванов из Подземного города - 500000
      На Джемса - 150000
      Пратту - 100".
      "Днепр" возвращается в СССР
      Население поселков на восточном берегу Северной Земли в честь команды "Днепра" устроило большой бал. Двухэтажное здание клуба моряков сверкало электрическими огнями. Играл духовой оркестр. Молодежь танцевала. Из фойе доносились резвые аккорды баяна: там забавлялись детишки в обществе пушистого белого медвежонка. Это помощник капитана Валя Стах тряхнула стариной: привела с собой своего питомца и выступает в роли затейника.
      - На собрание! На собрание! - крикнул кто-то.
      Все поспешили в зал. Валя насилу отпросилась у ребят - отпустили с условием, что медвежонок остается с ними, а после собрания Валя придет опять.
      Представители горняков благодарили команду "Днепра" за то, что она вовремя доставила снаряжение, продовольствие, технику. Предсудкома Василий Богатырев рассказал им о "Светолете" - новой чудесной советской машине, прилетевшей в трудный момент на помощь и пробившей дорогу во льду почти до самых поселков. В зале долго гремели овации в честь советских ученых и советской техники.
      В этот момент в зале появился матрос с ледокола. Он поспешно прошел к сцене и протянул капитану Лунатову пакет. Все насторожились.
      Капитан, быстро просмотрев содержимое пакета, обратился к собравшимся:
      - Товарищи! Мы получили приказ срочно идти на северо-запад. Там бедствуют на льду тысячи людей. Мы обязаны выйти не позже завтрашнего утра. Теперь вы понимаете, какое огромное значение имеют каждый человек, каждая минута.
      Все дружно заявили о своей готовности прямо из зала отправиться в порт на погрузку угля.
      По широким улицам, похожим на площади, и по площадям, напоминающим пустыри, заметались яркие лучи автомашин. Со всех сторон двигались краны, подобные мастодонтам. "
      Днепр" заревел, подвалил к портовой стене и раскрыл свои бункера.
      Валя натянула на бальное платье теплый бушлат и приступила к обязанностям суперкарго:
      - Вира! Майна! Так держать! Еще помалу!
      Заскрипели тросы, зажужжали моторы лебедок, заворочались хоботы кранов.
      К семи часам утра было погружено пять тысяч триста тонн угля - больше бункера не вмещали. На портовой стене появился оркестр - это молодежь, только что участвовавшая в погрузке, отложив лопаты, взяла в руки медные трубы. "
      Днепр" развернулся, загудел на прощанье и пошел к выходу из залива. Его провожали звуки оркестра и напутственные крики друзей.
      До чистой воды "Днепр" шел своей полыньей, не успевшей еще затянуться настоящим льдом. Трудностей ожидали на севере, в целине старого пака. Но, к удивлению команды, и там во льду была проложена широкая дорога.
      Капитан Лунатов понял, кто позаботился о них, и послал радиограмму Солнцеву: "
      Спасибо за легкий путь. Будем на месте через трое суток".
      На третьи сутки впереди показались очертания неизвестного команде "Днепра" острова. Стеною поднимались вечные льды, в устьях фиордов кружились только что родившиеся айсберги. Навстречу "Днепру" плыли огромные ледяные горы.
      Спустя два часа вахтенный крикнул:
      - Огни прямо по носу!
      С капитанского мостика ясно были видны тысячи темных фигурок, суетившихся вокруг костров на отмели. Лунатов приказал приветствовать людей гудком. Едва заревела сирена, люди кинулись на морской лед. "Днепр" стал у его кромки.
      Первым поднялся на палубу Гарри Гульд и поспешил на мостик договариваться с капитаном о порядке посадки. По дороге он обогнал двух человек в ослепительно ярких халатах и шапочках. Это были доктор Кузьма Кузьмич Непокорный и кок Павел Игнатьевич Проценко. Оба шли докладывать о готовности к приему пассажиров: первый развернул больницу, второй приготовил для освобожденных вкусный обед. Они не замедлили поделиться с Гарри своими успехами, и каждый взял с него слово, что первую свободную минуту Гарри проведет в его обществе.
      На палубу вынесли столы, спустили все трапы. Восемью потоками потянулись к кораблю освобожденные. Их регистрировали, затем подвергали санобработке, медицинскому осмотру и кормили обедом.
      Гарри не ожидал, что "Днепр" сможет так быстро принять несколько тысяч пассажиров.
      Затем были посланы радиограммы соответствующим правительствам об освобождении их граждан из подземной каторги. Отдельно сообщили о захваченных морскими пиратами уже по окончании войны.
      Лунатов сообщил последние координаты "Мафусаила" и предупреждал, что судно это пользуется сигналом "SOS" для пиратских нападений на спешащие ему на помощь корабли.
      Низкий басовитый гудок разлегся над ледяными горами - "Днепр" прощался с островом Бедствий.
      - Полный вперед!
      Жизнь на корабле постепенно вошла в свою колею. "Днепр" быстро шел домой, к советским берегам.
      Грузовой помощник капитана Валя Стах спустилась в свою каюту. Не успела она умыться, как в дверь тихо постучали...
      - Войдите...
      На пороге стоял Гарри. На лице его сияла радостная улыбка.
      - Здравствуйте, Валя. Я страшно рад вас видеть.
      - Почему же "страшно"? - улыбнулась Валя.
      Гарри вытащил из-под стола медвежонка.
      - Ну, как он?
      - Ничего, только плохо воспитан. Перегрыз ножку стола...
      - Ай-ай... Как нехорошо! - проговорил Гарри, лаская звереныша. - Нельзя так, дорогой... Нельзя!
      Медвежонок зевнул.
      Некоторое время Гарри молчал, лишь изредка поглядывая на Валю.
      - Валя...
      - Что?
      Гарри глубоко вздохнул.
      - Как хорошо устроен мир...
      - Да, очень хорошо!
      Гарри надолго замолк.
      - Вам нравится Арктика? - наконец спросил он.
      - Она очень красивая.
      Гарри набрал полную грудь воздуха и решительно выдохнул его.
      - А я ею сыт по горло. И я счастлив...
      Но в это время сверху донесся низкий гудок...
      - Встречный! - крикнула Валя и выбежала из каюты.
      Гарри поспешил за ней на палубу. Впереди покачивался на волне грязный, закопченный пароход. Он, по-видимому, не имел своего хода. На мачте мелькали флаги...
      - Семафорит! - крикнула Валя и прочла вслух: - "Остался без угля. Терплю бедствие. Прошу помощи".
      - "Мафусаил"! - воскликнул Гарри.
      - А, пират? - протянула Валя. - Как же, и мы его знаем... "
      Днепр" пошел своим курсом.
      Провизии на корабле оставалось только на три обеда... Поэтому машинная команда довела скорость до рекордной - двадцать пять узлов в час...
      Гарри и Валя стояли на корме. Они смотрели вдаль, туда, где в синей дымке расплылись очертания ледяных гор.
      - Значит, вы счастливы, Гарри? - спросила Валя.
      - Да. Раньше у меня не было друзей. А теперь у меня их столько... Отец и сын Солнцевы, Устин Петрович, капитан Лунатов, Надя, вы и много-много еще.
      - У вас будет еще больше, - сказала Валя.
      - Да, - уверенно кивнул Гарри. - И у меня теперь есть настоящая родина. Я постараюсь стать таким, как Раш, его сын, вы...
      Валя крепко, по-мужски жмет большую руку Гарри.
      За кормой ледокола - пенистая дорога. Багровое солнце висит низко над морем.
      Впереди - Родина!
      1948