За время плавания Гарибальди успел разбить своих бойцов на восемь отрядов и во главе каждого отряда поставил самых опытных офицеров. Сиртори был назначен начальником генерального штаба, Асерби - интендантом, Тюрр - адъютантом. Двое русских и с ними Пучеглаз и Лука попали в седьмой отряд, состоявший главным образом из студентов. Оружие и экипировка, которые удалось собрать, тоже были розданы бойцам "тысячи", однако на всех бойцов не хватило. Нужно было что-то срочно придумать, где-то раздобыть снаряды и пушки, иначе всех гарибальдийцев ожидала верная гибель. Гарибальди сообщили: кроме неприятельских крейсеров, у берегов Сицилии стоят еще и английские корабли. Правда, англичане объявили, что будут соблюдать полный нейтралитет. Они, мол, только охраняют интересы английских граждан в Сицилии. Но еще неизвестно, как себя будут вести английские корабли в случае морского боя.
      - Оружие, оружие нам сейчас нужнее, чем хлеб! - твердил Гарибальди Тюрру.
      Солнце купалось в зеленых волнах, доски накалились так, что обжигали босые ноги матросов.
      Александр и Мечников долго и безуспешно бродили по "Пьемонту": Лев искал свободную каюту или хотя бы незанятое место в каюте, а Есипов все надеялся отыскать среди бойцов сумасбродную дочку профессора Претори. Лючия, уязвив его, убежала, и он так и не смог узнать, каким образом очутилась она на корабле. Знает ли профессор, что дочь его вступила в гарибальдийский отряд и, вместо того чтобы смешивать оршады и стряпать пирожки, отправилась на войну? Не Датто ли сманил девушку? Однако в глубине души Александр ощущал угрызения совести. Он отлично знал: не Датто повинен в том, что Лючия сбежала из родительского дома в сицилийский поход. Правда, девушка - горячая патриотка, она преклоняется перед Гарибальди, но Александр не мог лукавить перед самим собой: не один только патриотизм привел Лючию сюда, на корабль. И вот теперь ради профессора придется Александру взять на себя роль рыцаря этой девчонки, охранять ее, следить за ее безопасностью. "Вот еще забота! И зачем только эта шальная увязалась в Сицилию!" - с досадой думал Есипов. Впрочем, эта досада и поиски девушки отвлекали его от собственной тоски. Он решился сказать Льву о встрече с Лючией.
      - Ага, я же предупреждал вас - от этой девицы можно чего угодно ждать, - нисколько не удивился Лев. - Недаром Италия - родина Беатриче Ченчи. Здесь, брат, родятся сильные характеры. - Он усмехнулся. - Но ваша-то роль теперь какова! "Что за комиссия, создатель!" продекламировал он.
      - Вам хорошо смеяться! - проворчал Александр. - А мне не до смеха.
      - Конечно, вы теперь отвечаете за ее жизнь, за ее безопасность, - уже вполне серьезно сказал Лев. - Ведь как бы вы ни отпирались, мне отлично известно, что она здесь только из-за вас.
      Александр махнул рукой. Он и не пытался отпираться. Теперь они продолжали свои поиски вдвоем со Львом. Они обшарили палубу и трюм "Пьемонта", вглядывались в каждую группу гарибальдийцев. Завидев издали стройного юношу, похожего обликом на Лючию, они бросались к нему, но каждый раз их постигало разочарование. В камбузе они наткнулись на Пучеглаза и Луку, которые успели уже свести дружбу с черномазым и хмурым на вид коком и помогали ему в стряпне. Впрочем, помогал по-настоящему один Лукашка: он поливал томатом огромное блюдо макарон, а Лоренцо, захватив целую пригоршню и закинув голову, заглатывал макароны и смачно облизывался. Увидев обоих друзей, он просиял, подмигнул им с видом заговорщика и кивнул на кока. "Не беспокойтесь, братцы, уж я о вас позабочусь", - сказал им этот выразительный взгляд.
      На корме, у связки канатов, спал, раскинув ноги в самодельных сандалиях, рослый гарибальдиец с изможденным лицом, обрамленным русой бородкой. Александр, который чуть не наступил ему на ноги, вдруг ахнул.
      - Монти! Марко Монти здесь?! - Он повернулся к Мечникову. Поглядите-ка на этого малого. Ведь это тот самый столяр Монти, которого мы вызволили из тюрьмы. Каким же образом...
      Но тут спавший, видно, услышал незнакомый говор. Он вскочил. Бледность побежала по его щекам.
      - Что? Что такое? Пора? Уже?!
      Вдруг глаза его увидели море за кормой, участливое лицо Александра. Морской ветерок заиграл у него в волосах. Он провел рукой по лбу, мучительно выкарабкиваясь из сна.
      - Ох, почудилось мне, что я опять там, в тюрьме! Никак не могу разделаться с ней, с проклятой...
      Смущенно улыбаясь, он приблизился к Александру:
      - Узнали меня, синьор? А мне с самого начала было известно, что вы будете здесь, с нами. Франческа слышала это от синьора художника. Да и Лоренцо, когда привел меня в отряд, тоже сказал, что я вас увижу.
      - И вы оставили семью, Монти?
      Марко вздохнул.
      - Что же поделаешь, синьор. Нельзя сидеть в укромном углу, когда люди идут драться за твою родину. Ведь я сицилиец, из-под Палермо, синьор. Там родился, там померли мои старики, там до сих пор живут мои братья и сестры. А теперь и сам я обязан жизнью генералу Джузеппе. Не будь его, мои косточки теперь гнили бы в земле. Франческа тоже сказала мне: "Иди и возвращайся с победой". Вот я и пошел. Да что я, - даже мой сынишка Уго чуть было не увязался за мной. Еле его отговорил: сказал, что он должен вместо меня остаться помощником и защитником матери.
      Марко совсем оживился и говорил с воодушевлением. Мечников вглядывался в него и думал: недаром Верещагин так увлекся своей картиной модель того стоила. Пожалуй, он и сам с охотой написал бы портрет этого столяра-гарибальдийца с такой удивительной, романтической судьбой.
      - А в какой отряд вас зачислили, синьор? - спросил Марко.
      - В седьмой.
      - О, стало быть, будем вместе воевать! - обрадовался Монти. - Лоренцо упросил начальство, чтоб меня определили к нему. Ведь мы с ним земляки, синьор, а он здесь, как старый вояка, всех знает.
      Монти явно гордился своим знакомством с Пучеглазом. Заметив, что Александр и Мечников собираются идти дальше, Марко осторожно коснулся пальцем рукава Есипова.
      - Синьор, - сказал он тихо, - синьор, может, в бою мне повезет, и я смогу отплатить вам за все, что вы для меня сделали. Я так этого хочу, синьор! И Франческа мне наказывала отблагодарить вас.
      - Полно, полно, вот пустяки какие! - смущенно пробормотал Александр.
      Его и трогала и тяготила эта благодарность. Он сделал вид, что торопится, и последовал за Мечниковым.
      Снова и снова оба друга обшаривали все помещения "Пьемонта". В узком нижнем коридоре, куда выходили двери кают, они вдруг наткнулись на знакомую высокую фигуру в серо-зеленой куртке. У дверей кают-компании, вполоборота к ним, стоял Датто. Лицо его выражало напряженное внимание. Из-за дверей доносился голос Гарибальди:
      - Пусть это военная хитрость, но я не вижу другого выхода. И не отговаривайте меня. На войне, да еще на такой войне, как наша, - это только необходимая мера.
      Датто заметил обоих русских, только когда они подошли к нему почти вплотную. Он поздоровался с ними так, будто впервые увидел их на корабле. Эпизода с лодкой словно и вовсе не было.
      - У генерала совещание командиров. Я получил распоряжение не пускать сюда посторонних, - обратился он к обоим друзьям. - Будьте любезны, синьоры, пройти в каюту или выйти на палубу.
      Александр вспыхнул, хотел что-то возразить, но его перебил Мечников.
      - Конечно, мы сию же минуту уйдем, капитан, - миролюбиво сказал он. Нам хотелось только удостовериться, не здесь ли синьорина Лючия. Она недавно была на палубе, а теперь...
      - Что-о?! - С Датто вмиг слетела его официальность. - Лючия - на корабле? Синьорина Претори?! Вы ее видели здесь?
      - Мы думали, вам это известно гораздо лучше, чем нам, - спокойно кивнул Лев. - Кто же, как не вы, уговорил ее бежать из родительского дома, кто же, как не вы, снабдил ее костюмом гарибальдийца, оружием? Кто помог ей определиться в волонтеры?..
      - Я?! Porco Madonna! Вы с ума сошли! Да у меня и в мыслях не было... - забормотал Датто. Вдруг он опомнился и подозрительно уставился на обоих друзей. - Вы со мной шутки шутите, господа. Видно, это вы сами подговорили синьорину Претори. Берегитесь, я узнаю правду, и тогда вам придется отвечать за свои поступки! У нас в Италии расплачиваются кровью, господа! - Он с ненавистью взглянул на Александра. - Я знаю, кто виновник ее побега. Я найду ее и заставлю сказать мне все.
      В своем волнении Датто позабыл о том, что стоит у самых дверей кают-компании и что там все слышно. Внезапно двери распахнулись, и в коридор вышел Гарибальди. Александр и Лев невольно попятились: на Гарибальди был сине-красный мундир с эполетами и кивер, украшенный высоким султаном. Генеральский мундир бурбонской армии!
      - Что тут такое? Отчего ты кричишь? - обратился Гарибальди к Датто, не обращая внимания на остолбеневших русских. Так как Датто не отвечал, то он, мельком поглядев на него, сказал: - Вели застопорить машины. Пускай бросят якорь у Таламоне. Мне необходимо повидаться с комендантом крепости Орбетелло.
      - Слушаюсь, генерал!
      Датто направился к лесенке, ведущей в машинное отделение. Но на прощание он бросил Александру еще один мстительный взгляд.
      28. СИГНАЛ В ТУМАНЕ
      Усталые и сердитые от бесплодных поисков, от стычки с Датто, наши друзья поднялись снова на палубу. Там было по-прежнему жарко и тесно.
      - А я вас ищу, ищу, синьоры. Пора обедать! - раздался мальчишеский голос, и перед ними предстал все такой же великолепный и важный Лука.
      Он провел их в укромный уголок за трубой парохода, где команда обычно сражалась в кости или шахматы. Там, на дощатой палубе, был аккуратно постлан старый мешок, на котором стоял котелок, полный дымящихся макарон.
      - Это для вас получил у повара синьор Лоренцо, - благоговейно показал на макароны Лука. - Ох, до чего же ловко умеет Лоренцо обойтись со всяким человеком! - восхищенно добавил он.
      Только при виде макарон Александр и Лев поняли, как они голодны. Между тем машины на "Пьемонте" затихли. Послышался лязг якорной цепи. Гарибальдийцы столпились у бортов, смотрели на видневшийся неподалеку порт Сан-Стефано и стены крепости Орбетелло. Спустили шлюпку, потом еще одну. Ветерок принес с берега запах цветущих оливковых деревьев. Солнце начало опускаться. Кто-то тихонько заиграл на мандолине. Корабль чуть покачивало.
      Прибежал всезнающий Пучеглаз. Ему уже стало откуда-то известно, что военная хитрость удалась Гарибальди и что, увидев блестящего бурбонского генерала в мундире, старый капитан крепости Орбетелло майор Джорджини выдал "для нужд королевской армии" сто тысяч патронов, три полевых орудия и тысячу двести снарядов.
      - Ну, теперь мы поживем! Теперь мы повоюем! - возбужденно повторял Пучеглаз, потирая руки.
      Новость распространилась по кораблю. Люди повеселели, кто-то во все горло затянул песню, и ее тотчас же подхватили, но тут от Гарибальди пришел приказ соблюдать тишину: неприятельские корабли крейсировали где-то поблизости.
      Якорная цепь снова загремела: "Пьемонт" отправлялся в дальнейший путь.
      Закатное небо полыхало золотым, оранжевым, зеленым, лиловым, вода принимала, вбирала в себя все эти краски, исчезала линия горизонта, и казалось, что небо и море - одна огромная чаша, наполненная расплавленной жидкостью. И вдруг очень быстро, почти незаметно для глаза, все подернулось дымкой, словно пеплом. Потускнели краски, красный мяч солнца бултыхнулся в воду. И откуда-то из глубин моря стал выползать туман. Он подымался и наплывал волнами - все гуще, все плотнее. Казалось, что "Пьемонт" погружается в вязкое месиво. "Ломбардия", которая следовала за "Пьемонтом", вдруг совсем скрылась из виду. Ее пытались окликнуть, она не отвечала. Понемногу замолкли даже разговоры. Люди напряженно вглядывались в обступившую корабль облачную завесу. Ни зги, ни огонька. "Пьемонт" подвигался вперед толчками, как слепой, бредущий ощупью. Лев и Александр завернулись в плащи и прикорнули на палубе, но заснуть не могли: им тоже передалось общее напряжение. Пучеглаз еще на закате отправился снова в камбуз к новому приятелю - коку, а Лука отпросился к матросам: ему хотелось достать у них мази и точило, чтоб наточить и начистить свою великолепную саблю.
      Туман теперь был так плотен, что казалось, его можно ощупать руками, как толстый занавес. Едва человек делал шаг в сторону, как уже терял и своего соседа и представление о том, где находится он сам.
      Лука, надраив в кубрике свое драгоценное оружие, вылез на палубу, ахнул, но все же пошел искать своих синьоров уффициале (офицеров). И почти тотчас же заблудился.
      Он то наступал на чьи-то ноги и в испуге отпрыгивал, то натыкался на связки канатов и ящики. Один раз он чуть не упал в море, потому что широко шагнул вперед, не видя ни борта, ни поручней.
      - Святая мадонна, что же это такое? Спаси и сохрани нас!
      Луке сделалось страшно, хотя он отлично знал, что кругом в этом белом мареве сидят и лежат люди, его друзья. Мальчику пришло в голову, что будет безопаснее, если он пойдет, держась за перила. По крайней мере не свалится в море.
      Так он и сделал. Однако не продвинулся он и на несколько метров, как увидел где-то впереди чуть светящуюся точку. Свет быстро перемещался то выше, то ниже. Лука обрадовался: "Никак, фонарь! Вот хорошо-то! Сейчас попрошу посветить и быстро найду моих синьоров". Он решительно двинулся на свет, но мутное пятно вдруг исчезло! Эге, нет, вот снова забрезжило... а теперь опять исчезло! "Вот чудеса! - рассуждал про себя Лукашка. - Кто там балуется? И откуда взяться здесь фонарю? Днем никакого фонаря я не приметил". Все же он продолжал подвигаться вперед, крепко ухватившись за перила. И вдруг у самого его лица, ослепив его, полыхнул свет.
      Лукашка протянул руку и тут же, чертыхнувшись, отдернул:
      - Ох, черт, жжется как!
      Свет мгновенно исчез, и кто-то невидимый, закутанный с ног до головы в плащ, вскрикнул:
      - Кто... кто здесь? Что нужно? Что такое?!
      - Это я, синьор. Ординанца русских, синьор. Извините, я ищу своих офицеров, - растерянно забормотал Лука, дуя на обожженные пальцы.
      - Зачем тебя дьявол здесь носит? Ступай на свое место! - свирепо сказал невидимый. - Чтоб ты здесь больше не шлялся, слышишь, сопляк!
      Оробевший Лука отступил. Долго еще бродил он среди белых волн тумана, покуда не набрел на своих "уффициале".
      - Где пропадал, Лукашка? - добродушно спросил его Александр.
      - Заблудился в тумане, синьор, - отвечал Лукашка, тряся рукой, которая так и горела у него.
      - Что это с твоей рукой?
      - Обжегся о фонарь, синьор.
      - Какой фонарь?
      Пришлось Луке рассказать историю своих странствований по кораблю. Неожиданно история с фонарем и человеком, который так грубо прогнал Лукашку, заинтересовала синьоров офицеров. Оба они забросали мальчика вопросами: как выглядел этот человек? На каком борту стоял? Какой у него голос? Луке было очень жаль, что он не может угодить добрым русским, но он не видел ни лица этого человека, ни его фигуры. А голос? Ну как же можно описать голос? По выговору, наверное, римлянин, а голос совсем обыкновенный.
      - Что вы думаете об этом, Лев? - взволнованно спросил Александр. Может, стоит доложить генералу?
      Лев махнул рукой:
      - А что вы ему скажете? Что какой-то человек стоял с зажженным фонарем у борта? А может быть, это делалось по его собственному приказанию. И потом, что вы видите в этом подозрительного? Я, например, уверен, что один из матросов просто что-то искал и светил себе фонарем.
      - О, вы всему находите объяснения! - недовольно пробормотал Александр, но настаивать не стал.
      Пока шел этот разговор, затерявшаяся в море "Ломбардия", которой командовал Биксио, тоже еле-еле подвигалась в тумане. Где-то в том же тумане находился и неприятельский фрегат. Биксио приказал на всякий случай погасить все огни и заглушить машины. Так можно было вернее проскользнуть мимо неприятеля. Сильно нервничающий Биксио сам стал на вахту и старался пронизать взглядом белесую пелену, окутывающую судно. Вдруг совсем близко Биксио различил какое-то большое темное пятно.
      Пятно приближалось с непостижимой быстротой. Сквозь туман блеснул огонь.
      - Синий свет! Теперь красный! Опять синий! Ага, это бурбонский корабль! Это их цвета! Они сигналят нам, видно, принимают нас за своих!
      Биксио вмиг припомнил распоряжение Гарибальди: "При встрече с неприятелем начинай бой первый. Сразу бери его на абордаж".
      - Приготовиться к бою! - скомандовал он. - Полный вперед!
      "Ломбардия" устремилась навстречу сигналящему фрегату. Волонтеры приготовились, взвели курки. Сейчас, сейчас дадут команду: "Огонь!" Еще минута, и раздался бы гром пальбы, треск столкнувшихся кораблей, крики раненых. Но тут вдруг из тумана послышался хорошо знакомый всем голос:
      - Эй, капитан Биксио, это что такое? Ты что, потопить нас собираешься?
      - Галубардо! - ахнули волонтеры. - Сам Галубардо! Святая мадонна!
      Потрясенный Биксио даже не отозвался.
      - Капитан Биксио, почему не отвечаешь? - снова окликнул его Гарибальди.
      Биксио взял рупор. От волнения он почти потерял голос.
      - Я не понял ваших сигналов, генерал, - прохрипел он, и рупор еще усилил его хрипение. - Я думал, передо мной неприятельский корабль.
      - Какие сигналы? О чем ты говоришь, Биксио?
      - Я говорю о синих и красных световых сигналах, которые вы нам подавали с левого борта.
      Наступила долгая пауза. Видимо, Гарибальди обдумывал то, что сказал Биксио.
      - Кроме тебя, кто-нибудь видел эти сигналы? - спросил он.
      - Видели все, кто стоял со мною на мостике.
      - Хорошо. Я выясню, что это были за сигналы, - снова раздался спокойный голос Гарибальди. - А ты пускай в ход машины и держи курс на Марсалу.
      - Есть, генерал!
      "Пьемонт" и "Ломбардия" снова отправились в путь. А за пароходной трубой "Пьемонта", на крохотном кусочке палубы, разыгрывалась настоящая драма. Маленький пастушонок, одетый в форму гарибальдийца, катался по полу, рвал свои смоляные кудри и кулаками размазывал по лицу злые слезы.
      - Оставьте меня, синьоры, не трогайте меня, - гневно говорил он сквозь слезы двум русским, которые пытались его успокоить. - Хотите, чтоб мне было легче, - избейте меня, как паршивую собаку. Избейте меня, синьоры, мне будет лучше! Ах я трижды проклятый, ах я глупый мул! Что скажет теперь обо мне Лоренцо? Держал врага в руках, он был здесь, рядом, а я ничего не понял! Этот негодяй хотел, чтоб наши корабли потопили друг друга, чтоб все мы пошли на корм рыбам, а я, я, шелудивый осел, ничего этого не понял! Горе мне, горе!
      Неожиданно Лукашка вскочил на ноги:
      - Да что же я здесь валяюсь? Ведь я должен сейчас же, сию минуту бежать к генералу, сказать ему, что я видел, как тот негодяй сигналил! Пускай генерал прикажет обыскать весь корабль! Мы найдем предателя!
      Вопли мальчика уже начали привлекать внимание. Несколько бойцов просунули головы в укромный угол за трубой:
      - В чем дело? Отчего этот рагаццо так орет? Что с ним приключилось?
      - Заставьте его замолчать, - по-русски сказал Мечников Александру. Мальчишка своим криком весь корабль поднимет, а тот, кто сигналил, преспокойно ускользнет. Если мы хотим его обнаружить, надо молчать до поры.
      - Он здесь, он никуда не мог скрыться! - продолжал между тем вопить Лукашка. - Я скажу! Я заявлю генералу... - Он поперхнулся.
      Рука Александра плотно закупорила ему рот.
      - Парень поссорился с одним нашим товарищем и хочет пожаловаться генералу, - обратился Мечников к гарибальдийцам. - Очень вздорный мальчишка!
      А Есипов, все еще не отнимая руки, успел шепнуть Лукашке:
      - Сейчас же замолчи! Ты глупый. Помни: это военная тайна.
      Брови пастушонка полезли на лоб.
      СИЦИЛИЯ
      29. НА ОСТРОВЕ
      В Мессинском проливе ходила темно-зеленая, как бутылочное стекло, волна. 11 мая, уже на рассвете, перед гарибальдийцами открылись шапка Этны и встающая из зеленой воды желто-бурая гряда сицилийского берега. Гарибальди удалось обмануть бурбонцев: они караулили его в море, на дороге в Сицилию, а он резко изменил курс, пошел к Африке, потом круто повернул на северо-восток и направился в сицилийский порт Марсалу.
      Королевские корабли спохватились, да поздно. "Стромболи" и "Амалия" кинулись преследовать гарибальдийцев, однако настигнуть их удалось только у самых берегов Сицилии. Между тем на рейде, у Марсалы, стояли два английских корабля. Корабли эти мешали бурбонцам открыть огонь: они боялись попасть в суда англичан и просили английское командование уйти, освободить порт. Английские капитаны отвечали, что дожидаются своих офицеров, уехавших на берег, и никуда не уйдут, но обещают соблюдать строгий нейтралитет.
      Пока шли эти переговоры, Гарибальди спокойно начал высадку волонтеров. Жители Марсалы высыпали на берег и громкими криками приветствовали своих освободителей. Они обнимали гарибальдийцев, совали им в руки цветы, еду, вино. "Бедный народ принял нас ликуя и с нескрываемой симпатией, - писал о высадке Гарибальди. - Он думал только о возвышенности жертвы, о героизме дела, на которое шла горсть благородных юношей, издалека явившихся на помощь своим братьям".
      Мечников с Есиповым и Лука с Пучеглазом сошли на берег одними из первых. Сиртори передал своим бойцам приказ собраться у низкого белого здания таможни на берегу. Волонтеры торопились с высадкой. Все понимали, что неприятельские корабли вот-вот начнут обстрел. Мимо наших друзей, откусывая на ходу хлеб, пробежал Марко Монти. Вид у него был встревоженный.
      - Не обстрелянный еще, - усмехнулся, глядя ему вслед, Пучеглаз.
      Александр и Лука взглянули друг на друга и потупились: им обоим пришла мысль, что и они тоже еще не обстрелянные, - как-то они почувствуют себя под огнем! Однако долго думать об этом им не пришлось - раздался грохот, и первый снаряд с бурбонского корабля разорвался в море, взбаламутив зеленую воду.
      - А ну, давай еще такой же! - заорал Пучеглаз.
      И, словно послушавшись его, снаряды начали ложиться то на молу, то у входа в порт, то в море. Толпы волонтеров бежали по берегу. Александр оглядывал каждого: нет ли среди них Лючии? Один раз ему показалось, что он видит тонкого мальчика с испуганными глазами Лючии. Он кинулся к нему, но это оказался настоящий мальчик, перепуганный и растерявшийся. Между тем вражеские снаряды никому не причиняли вреда. Гарибальдийцы подозревали, что моряки с бурбонских кораблей нарочно целили мимо, чтоб не убивать своих братьев-итальянцев. "Пьемонт" достался неприятелю, когда на нем не оставалось уже ни одного бойца. "Ломбардия" села на мель, и никакие усилия неприятеля не смогли сдвинуть ее с места. Стрельба внезапно прекратилась.
      Удивленные волонтеры поняли, что оба неприятельских корабля разворачиваются и как будто собираются уходить. В самом деле, бурбонские командиры увидели всю бесцельность обстрела и решили идти на соединение с остальным флотом.
      - Уходят! Они уходят! - закричали гарибальдийцы ликуя.
      Вскоре оба неприятельских корабля скрылись из глаз.
      Гарибальди, сойдя на сицилийский берег, выпустил воззвание:
      "Сицилийцы! Я привел к вам горсть храбрецов, уцелевших от ломбардских битв. Мы услышали геройский зов Сицилии, и вот мы здесь, среди вас. Мы желаем только одного - освобождения отечества. Будем единодушны, и дело окажется нетрудным.
      К оружию! Кто не возьмется за него, тот либо изменник, либо трус! Пусть никому не служит извинением недостаток оружия: в руках храбрых всякое оружие хорошо. Городские власти позаботятся об участи стариков, женщин и детей. Итак, к оружию! Пусть Сицилия снова покажет миру, как доблестный народ освобождается от своих тиранов!
      Д ж у з е п п е Г а р и б а л ь д и".
      Марсала - красивый маленький городок, кокетливо присевший на одном из золотистых пляжей, которые тянутся от Трапани до Джидженти. Укрепленный в старину, как почти все сицилийские города, он сохранил стены и башни со времен средневековья. Здесь делали знаменитые вина Марсалы, и на набережной высились торговые дома английских фирм, которые вывозили это вино за границу.
      Еще до высадки гарибальдийцев местные власти сообщили по телеграфу в Трапани, где находился большой бурбонский гарнизон, что приближаются неизвестные корабли. Потом они передали, что корабли вошли в порт и что с этих кораблей начали высаживаться неизвестные люди. Гарибальди, видимо, подозревал, что власти будут телеграфировать. Едва ступив на сушу, он приказал, чтоб послали людей занять контору телеграфа.
      Сиртори вызвал Мечникова и Есипова как наиболее просвещенных и владеющих несколькими иностранными языками. С ними попросились идти Пучеглаз и, разумеется, неизменный Лука. Все четверо быстро направились вверх по горной улочке к маленькому домику телеграфной конторы, который им указал прохожий марсалец. Лукашка вприпрыжку бежал за офицерами, задевая своей длинной саблей все камни и тумбы на улице. Он был в упоении: впервые в жизни он участвовал в настоящей военной операции (Александр успел объяснить ему, что занятие телеграфа - важное дело на войне).
      В белом низком домике все было брошено на волю судьбы. Бурбонские телеграфисты, видимо, сбежали и впопыхах даже не успели закрыть помещение. Ветер свободно входил в распахнутую дверь. Трое взрослых взяли ружья наизготовку, и, глядя на них, Лукашка тоже вынул саблю из ножен и покрепче взялся за рукоятку. Было тихо, только где-то в глубине дома постукивал автоматический телеграф. Мечников и его спутники толкнули следующую дверь. Она бесшумно открылась. Это была аппаратная. В ней кто-то стоял спиной к вошедшим и, нагнувшись, читал телеграфную ленту, которая медленно выползала из аппарата. Александр и Лев узнали Датто.
      Услышав, видимо, какой-то подозрительный шорох, Датто мгновенно обернулся и встретился с четырьмя парами глаз, которые смотрели на него в упор. Датто усмехнулся и неспешно протянул Мечникову ленту с точками и тире.
      - Вот Трапани запрашивает здешнего телеграфиста, что за неизвестные корабли начали высадку. Требует ответа. А телеграфист, видимо, давно сбежал.
      При первом звуке его явно римского говора Лукашка вздрогнул и уставился на Датто во все глаза.
      - Удивительно вы легки на ногу, капитан Датто, - непринужденно заметил Мечников. - Мы вот только-только успели сойти с корабля на сушу, высаживались под выстрелами, а вы, оказывается, уже здесь и уже успели даже ознакомиться с содержанием телеграммы? Вы знаете азбуку Морзе?
      - Очень приблизительно, - не глядя на Льва, отозвался Датто. - Что же до моей быстроты, то всякому военному, синьор руссо, понятно, что надо не мешкая в первую очередь занять телеграф. Ведь если бы ответ телеграфиста дошел до Трапани, тамошние войска очень скоро были бы здесь.
      Пока шел этот разговор, Лука, вцепившись в рукав Пучеглаза, взволнованно шептал:
      - Это он! Это человек из тумана! Я узнал его, узнал по говору! Надо его схватить, арестовать!
      Пучеглаз с трудом высвободил рукав.
      - Ты что, очумел, парень? - недовольно прошептал он. - Какой человек? Из какого тумана? Ты что, не узнал, что ли, капитана Датто - доверенного генерала, правую руку полковника Сиртори?
      - Он изменник, предатель, - дрожа от волнения, настаивал Лука. - Он подавал сигналы врагам в море! Надо его взять!
      Пучеглаз укоризненно смазал его всей пятерней по лицу.
      - Уймись! Не валяй дурака. Я тебе говорю - это известный офицер, сам генерал Галубардо его отличает.
      Лукашка с отчаянием взглянул на Александра, но тот был так поглощен наблюдением за Датто, что ничего другого не замечал.
      - У вас, видимо, большой военный опыт, капитан? - говорил между тем Мечников. - Нам, простым смертным, всегда нужны указания начальства, а вы сами давно уже все сообразили и сделали. Не удивлюсь, если с первых же наших шагов в Сицилии вас отметят и наградят.
      - Я воюю не для чинов и наград, - буркнул Датто.
      Мечников повернулся к своим спутникам:
      - Пора идти. Я думаю, надо кого-нибудь оставить здесь на телеграфе. Хотя бы попросить того же капитана Датто. А мы доложим командиру, что здесь находится верный человек.
      Мгновенный блеск промелькнул в глазах Датто. Александр готов был поклясться, что видел этот блеск. Он с удивлением уставился на Льва. "Ни за что не уйду отсюда", - упрямо решил он. Однако Мечников внезапно ударил себя по лбу:
      - Совсем было запамятовал! Ведь генерал Гарибальди приказал нам никуда не отлучаться, пока не явится он сам или полковник Сиртори.
      Он обратился к Пучеглазу:
      - Лоренцо, мы останемся здесь, а ты отправляйся доложить полковнику, что мы ждем его дальнейших распоряжений.
      Пучеглаз двинулся к дверям. В эту минуту в аппаратную вошел Сиртори с двумя солдатами.
      Датто поспешил доложить ему о телеграмме марсальского телеграфиста и об ответном запросе Трапани.
      - Кто из вас здесь умеет управляться с аппаратом? - спросил, выслушав его, Сиртори.
      - Кажется, я смогу кое-что сделать, - живо откликнулся Датто. - Нас обучали в военной школе азбуке Морзе. Что прикажете передать, полковник?
      - Придется опять пуститься на хитрость, - задумчиво сказал Сиртори. Ну, вот что телеграфируйте им: "Ложная тревога. Корабли, вошедшие в порт Марсалу, переправляют на Мальту английских рекрутов".
      Мечников, а за ним Александр и Лука незаметно придвинулись ближе к аппарату. Точка, тире, снова точка.
      Рука Мечникова мягко легла на руку Датто.
      - Простите, синьор капитан, что я вмешиваюсь, но, мне кажется, вы что-то перепутали. Во всяком случае, это не совсем то, что диктует полковник.
      Датто оторвался от аппарата. Лицо его вспыхнуло.
      - Вы не имеете права вмешиваться, - запальчиво начал он. - Дело это поручено мне, и если вы сами в нем не сведущи...
      Лукашка и Александр придвинулись плотнее.
      - Вы ошибаетесь, синьор капитан, - спокойно возразил Мечников. Совсем недавно я прошел полный курс азбуки Морзе. И я смею настаивать...
      - Тогда пусть полковник диктует вам. Я ухожу и умываю руки, величественно бросил Датто и быстро, ни на кого не глядя, вышел из аппаратной.
      Лука, прошептав что-то Александру, бросился за ним. Мечников обратился к Сиртори:
      - Разрешите приступить к передаче?