- Приступайте, - кивнул полковник, который молча наблюдал всю предыдущую сцену. - Кажется, у вас с капитаном Датто какие-то счеты? Но сейчас не время сводить эти счеты. Нам надо торопиться.
      Мечников не разубеждал полковника. Он быстро выстукал нужную телеграмму и перешел на прием. Вдруг он весело расхохотался.
      - Что такое? Что они вам ответили? - заинтересовался Сиртори.
      - Вот, взгляните сами. - Мечников передал Сиртори расшифрованный ответ Трапани.
      - "Вы оглохший, ослепший, обезумевший от старости осел, - громко прочел Сиртори. - В следующий раз проверяйте хорошенько ваши дурацкие выдумки, иначе это для вас плохо кончится".
      Полковник тоже расхохотался и, распорядившись вызвать на телеграф охрану, ушел. Когда волонтеры пришли и расположились в аппаратной, Мечников, Есипов и Пучеглаз тоже вышли из маленькой конторы и направились в город. Встречные то и дело вскидывали вверх свои шляпы и громко приветствовали гарибальдийцев: "Да здравствует свобода! Да здравствует Гарибальди!" Однако на приветствия отвечал один Пучеглаз - оба его товарища были задумчивы и угрюмы.
      - Боже мой, Лев, чего вы медлите, чего дожидаетесь? - набросился на друга Александр, едва они очутились в каком-то заброшенном садике. - Ведь теперь-то вы, надеюсь, убедились, что я прав? Недаром я с первой минуты подозревал его. Теперь-то мы поймали его с поличным! Что он передавал?
      - В том-то и дело, что вовсе мы его не поймали, - отвечал с досадой Лев. - И подозрения ваши еще ничем не подтверждаются. Ничего определенного он не передавал. Это был просто набор слов и знаков, самый, впрочем, безобидный. Возможно, Датто оттягивал таким образом время, надеялся, что останется один на телеграфе и тогда передаст все, что ему нужно. А может, он и не предатель вовсе, а просто хочет выдвинуться перед начальством, а сам плохо знает телеграфную азбуку. Кто его поймет, этого римлянина!
      - Нет, нет, я убежден, что это хитрая и опасная бестия! Датто изменник, в этом не может быть никакого сомнения! - с жаром сказал Александр.
      - Что вы тут говорите о капитане Датто? - спросил Пучеглаз, уловив в незнакомой речи знакомое имя. - Он что-нибудь натворил? И дался же всем этот капитан! - продолжал он с удивлением. - Вот и мальчишка наш тоже шептал мне о нем что-то такое, да я хорошенько не понял. - Он с недоумением смотрел на обоих русских. - А кстати, куда это отправился наш Лука?
      - На охоту, сердито ответил Александр.
      Его выводила из себя мысль, что Датто опять ускользнул. Неясное чувство подсказывало Александру, что левша роковым образом вмешается в его собственную судьбу.
      30. ПЛЕННИЦА ДАТТО
      Сороки с криком летали над оливковыми рощами, склевывали оставшиеся на деревьях прошлогодние плоды. По склонам холмов свежо зеленели виноградники.
      На закате, когда город окутался вечерней дымкой, с полей начали возвращаться измученные дневным трудом люди. Рядом с ними тяжело шагали такие же измученные волы. Наступил вечер, все было тихо и мирно на вид, и тем страннее выглядел на уличке, спускающейся к морю, мальчик в красной рубахе, который бежал что было мочи вниз и прижимал к боку громадную саблю. В конце улицы уже чуть виднелась высокая фигура человека в серо-зеленой куртке. К нему, к этому человеку, вернее, к его спине были прикованы глаза мальчика. Лука бежал, и сердце его подпрыгивало, казалось, к самому горлу. Только бы не упустить "человека из тумана"! Куда он идет? Что будет делать? Про себя Лука решил следовать за Датто хоть на край света. Уж он выведет на чистую воду этого капитана, он всем докажет, что именно Датто сигналил в тумане "Ломбардии" и готовил столкновение!
      Впереди белели домишки рыбачьего пригорода и виднелся темнеющий край моря. Казалось, Датто направляется именно в этот рыбачий район. Лука задержал дыхание: вот уже серо-зеленая спина в нескольких шагах. И вдруг загремела, задев о выступ дома, проклятая сабля. Датто мгновенно обернулся.
      - Ты здесь? Зачем ты здесь, мальчишка? Тебя послали шпионить за мной? Говори! - Он стал уже возле Луки и держал его за воротник рубахи.
      - Что вы, синьор уффициале! - прохрипел Лукашка. - Меня... меня никто не посылал. Я... я живу вот здесь, в этом доме. - И Лука наудачу ткнул в первый попавшийся на глаза белый домик.
      - Ты здесь живешь? Разве ты здешний? - усомнился Датто, но все-таки ослабил свою хватку.
      Наверное, ему и в голову не пришло, что это тот самый мальчишка, который встретился с ним в тумане.
      - Конечно, здешний. Вон наш двор, а вон... - Но Лукашка не успел докончить свое вдохновенное вранье: из двора домика, на который он указал, выбежала большая собака и бросилась к ним. Святая мадонна! Вот сейчас, сию минуту, собака кинется на Луку, залает, и тогда все пропало! "Человек из тумана" задушит его, и никто никогда не узнает, что Лука погиб, преследуя изменника, что он был настоящим гарибальдийцем, патриотом.
      Все это промелькнуло в уме маленького пастушонка за тот короткий миг, пока собака мчалась к ним. Собака увидела, что взрослый держит маленького за воротник, и зарычала на взрослого: не даст она в обиду мальчика! Лука почувствовал влажный нос, который ткнулся ему в руку. Пастушонок зажмурился. Внезапно большие собачьи лапы легли ему на грудь и горячий язык облизал ему лицо. Тотчас же ворот его был отпущен.
      - Значит, это действительно твоя собака? - удивленно проговорил Датто.
      - Герелло! - закричал мальчик. - Герелло, поди ко мне!
      На секунду мальчик увидел растерянные собачьи глаза - звали ее, конечно, совсем по-другому, но, видно, давно она не видела человеческой ласки, - и собака запрыгала вокруг мальчика и замахала хвостом, всячески выказывая ему свою благодарность и доверие.
      - Почему ты назвал собаку Герелло? Ведь так зовут собаку генерала, все еще недоверчиво спросил Датто.
      - Я и назвал ее в честь собаки Галубардо, - тотчас же нашелся Лука.
      Он повертел шеей, чтоб убедиться, на месте ли она, и в то же время продолжал гладить свою спасительницу.
      - Видите, синьор, как она радуется, что я пришел домой, - добавил он для вящей убедительности.
      - Гм... вижу, - кивнул Датто. - Ну, счастье твое, мальчишка, а то я подумал...
      Что именно подумал Датто, он не досказал. Не обращая больше внимания на Луку, он снова направился вниз по улице к морю.
      Лука дождался, чтоб "человек из тумана" удалился на довольно большое расстояние, потом отвязал свою знаменитую саблю, которая его выдала, спрятал ее в куст тамариска, росший у какого-то забора, заприметил место и снова со всех ног пустился за Датто. Однако теперь пастушонок был гораздо осторожнее: прятался то за углами домов, то в густой тени балконов и навесов, затаивался в чьих-то чужих дверях и выглядывал из них, как зверек. Датто прошел уже весь рыбацкий поселок. Оставались только две-три хижины на самой окраине, у моря. Постепенно он замедлил шаги, и Лука заметил, что он вглядывается в хижины, как бы стараясь вспомнить что-то. Вот он остановился у крайней.
      Ставни этой хижины были закрыты, но в щели пробивался свет. Датто подошел к двери и принялся рыться в карманах. "Ищет ключ, - догадался Лука. - Пусть только войдет, а уж я сумею узнать, зачем он сюда пожаловал". Мысленно он уже торжествовал победу, как вдруг услышал за своей спиной громкое сопение. Мальчик обернулся: позади стоял большой лохматый пес и умильно вилял хвостом.
      - Домой, Герелло, домой! Сейчас же уходи! - зашептал Лука, совершенно забыв, что это имя только что изобретено им самим.
      Однако пес и не думал уходить. Он явно радовался, что нашел ласкового хозяина, и всем своим видом показывал, что не хочет его покидать.
      - Уходи отсюда, я тебе приказываю! - шипел Лука, грозя собаке кулаком.
      Никакого впечатления. Пес продолжал ластиться к мальчику.
      - Ох, провалишь ты мне все, а меня погубишь! - простонал Лука.
      Что делать? Привязать собаку поясом или, на крайний случай, галстуком к какому-нибудь дереву? Но она непременно подымет вой и тотчас же выдаст Луку. Нет, придется, видимо, отвести ее назад, в ее настоящий дом, решил Лука. Вдали хлопнула дверь. Это Датто отпер своим ключом дверь и вошел в крайнюю хижину. "Хижину-то я, во всяком случае, найду, - подумал Лука. Надо надеяться, что капитан не выйдет оттуда до моего возвращения".
      Ох, как негодовал мальчик на собаку, которая всю обратную дорогу прыгала вокруг него и норовила лизнуть его в лицо!
      - Я бы любил тебя, очень любил, но в другое, свободное время, тихонько говорил ей Лука. - Сейчас, понимаешь, война, а я солдат, и мне очень некогда. Не могу я с тобой лизаться.
      Собака словно понимала, что ей говорят: она скосила на Луку черные, совсем человечьи глаза с яркими белками и внимательно прислушивалась. Лука привел ее к дому, возле которого спрятал в тамариске саблю. Дом казался заброшенным и пустым. Мальчик ввел собаку во двор, еще раз погладил ее по голове и лохматой спине, вышел и крепко припер за собой ворота.
      Когда он спускался бегом вниз, к морю, вслед ему послышался тоскливый вой: собака оплакивала их разлуку. Да и Лука чувствовал себя отвратительно - так жаль было ему оставлять нового друга.
      Мальчик очутился у хижины, когда уже совсем смерклось. Неровный свет вырывался из-за ставен на втором этаже. У самой хижины росла старая олива. Лука прикинул на глаз ее высоту. Если забраться на ту вон ветку, наверное, можно заглянуть в комнату наверху. Щели в ставнях достаточно широки, в них все увидишь. А если вдруг откроют окно или Датто выйдет наружу? "Ну что ж, ведь я на войне, а на войне всякое бывает", - утешил самого себя Лука. Он осторожно подобрался к оливе, поплевал на руки и по-обезьяньи легко, цепляясь за ветки, полез вверх. Наверху, на счастье, оказался кривой и очень удобный сук. Мальчик устроился, как в кресле. Отсюда сквозь щель в ставне он мог видеть бедную беленую комнату с простым деревянным столом, на котором горела единственная свеча, воткнутая в бутылку. У стола спиной к мальчику стоял Датто. Он разговаривал, но Луке не было видно, с кем именно, - спиной Датто совершенно закрывал своего собеседника или, вернее, собеседницу: судя по голосу, это была женщина. Тонкие ставни не мешали слышать то, что говорилось в комнате.
      - Нынче ночью я отправлю вас с верным человеком в Рим, к моим родным, - говорил Датто. - Там вы будете меня ждать.
      - Не смейте разговаривать со мною, как будто вы - мой муж, а я - ваша жена! - запальчиво отвечал женский голос. - Я не ваша жена и никогда вашей женой не буду. И никуда отсюда не поеду.
      - А это мы еще посмотрим, - хладнокровно отозвался Датто. - Я не желаю, чтоб моя будущая жена оставалась здесь, в этой банде... Вы девушка и должны вести себя, как подобает девушке из приличного семейства.
      - В банде?! Вы сказали "в банде"? - вскричала его собеседница. - Вы что, сошли с ума? Как вы смеете называть так Гарибальди и его бойцов! И, если на то пошло, синьор Энрико Датто, то ведь и вы здесь, в этой "банде"!
      - Ну да, ну да, вы правы, я совсем не то хотел сказать, - поспешно перебил ее Датто. - Вы сами виноваты: от всех этих расстройств, от тревоги за вас я сам не понимаю, что говорю. Лючия, поймите, вы должны, вы обязаны во что бы то ни стало уехать отсюда. Здесь для вас не место. Через несколько дней всех гарибальдийцев перебьют, не останется в живых ни одного человека. Гарибальди тоже изловят, и его ждет казнь. Вы не можете здесь оставаться, Лючия!
      - Почему вы так уверены, что гарибальдийцев перебьют? Откуда вам это известно? - не сдавалась девушка.
      - Это все равно откуда, но я знаю, знаю наверное, - лихорадочно говорил Датто. - Поймите, я не выдумываю.
      - Тем более я должна остаться здесь, с ними, - твердо сказала девушка.
      - Но вспомните, Лючия, у вас есть отец...
      - Мой отец стал бы меня презирать, если б я оставила наших друзей в беде! И он и я - мы любим Гарибальди и свою Италию. И давайте кончим этот разговор, Энрико. Вы отыскали меня на "Пьемонте". Ваш посланный обманом привел меня в этот дом. Мне сказали, что ранен синьор Алессандро, что он нуждается в помощи, и привели меня сюда, уверив, будто он лежит здесь. А вместо этого меня весь день держат взаперти, как пленницу, а теперь являетесь вы и убеждаете бросить Гарибальди и его бойцов!
      Датто пожал плечами:
      - Что ж, я знал, что вас можно повести куда угодно, если вам скажут, что где-то лежит раненый этот русский, этот несчастный желторотый птенец, которого вы любите. Я знал...
      - Да, люблю и не скрываю, что люблю! - Голос зазвенел слезами. - И вы не заставите меня уехать отсюда, бросить его в минуту опасности!
      Наступила долгая пауза. Датто отирал платком лоб.
      - Молите бога, Лючия, чтоб я забыл все, что вы мне только что сказали, - вымолвил он наконец. - Это будет лучше для вас. Вы будете моей женой, это решено. До ночи вы останетесь здесь. Ночью за вами придут и переправят вас в Рим. Там вы будете ждать меня. Я все сказал.
      - Нет! Не будет этого! - закричала что было мочи девушка.
      Датто ее не слушал. Он схватил ее в объятия, поцеловал, невзирая на то что она отбивалась изо всех сил, и выбежал из комнаты.
      Сейчас же за окнами что-то мягко ударилось о землю: это Лука спрыгнул со своей оливы. Мальчик едва успел отскочить в тень хижины и броситься плашмя на землю. Послышался звук ключа, поворачиваемого в замке, и, чуть не наступив на Луку, мимо быстро прошел Датто.
      Первым движением мальчика было последовать за ним. Но соблазн перехитрить Датто, насолить ему и разрушить его планы, а главное, слова неизвестной девушки о том, что она знает и любит русского синьора Алессандро, пересилили. Лука дождался, чтоб вдалеке замерли шаги офицера, и только тогда подошел к двери хижины. Замок был старый и ржавый. Лука тихонько поскребся в дверь.
      По лестнице застучали каблуки.
      - Кто там? - послышался испуганный голос.
      - Это я, Лука Скабиони, - отвечал мальчик.
      - Какой Скабиони? Я не знаю никакого Скабиони, - все так же испуганно сказала девушка.
      - Пускай вы меня и не знаете, но я ваш друг, синьорина, - горячо зашептал у двери Лука. - Вы можете мне поверить, клянусь святым Джованни, моим покровителем! Меня послал сюда синьор русский, который вам известен. Я денщик его и синьора Леоне.
      - Что ты говоришь! Тебя послал синьор Алессандро? Это правда? воскликнула девушка. - Поклянись, что не лжешь!
      - Клянусь своим вечным спасением! - торжественно сказал Лука. Хотите отсюда выбраться, синьорина? Я отведу вас к синьору Алессандро и его другу.
      - Еще бы не хотеть! Но я заперта здесь! - горестно вздохнула пленница Датто.
      - Это мы сейчас устроим. Есть у вас в доме какой-нибудь молоток или хоть большая палка?
      - Вот здесь, в углу, валяется какая-то мотыга.
      - Давайте ее сюда. Попробуйте просунуть мотыгу под дверь.
      Мотыга была благополучно просунута. Два-три удара по замку - и ржавая дужка соскочила. Дверь распахнулась, и на пороге, со свечой в руке, предстал совсем юный, чуть старше Луки, гарибальдиец в красной рубашке и круглой венгерской шапочке. Лука вытаращил глаза:
      - Эй, парень, послушай, а где та рагацца, та девушка, которая сейчас разговаривала со мной?
      Молодой гарибальдиец звонко расхохотался:
      - Протри глаза, мальчик! Да ведь это я. Я сама.
      - Врешь! - Лука был возмущен.
      - Гляди, коли не веришь.
      Круглая шапочка соскользнула с головы, и целый водопад темных волос заструился по плечам девушки. Лука щелкнул от восторга языком:
      - Вот это да! Ловко это у вас получается, синьорина!
      Он дунул на свечу.
      - А теперь бежим! Бежим скорее к синьору Алессандро и синьору Леоне!
      Но девушка медлила. Она запрятывала снова под шапочку свои кудри и подозрительно вглядывалась в мальчика.
      - Послушай, а это не он тебя подослал? Не Датто? Ведь он такой хитрый... - нерешительно пробормотала она. - Скажи, куда ты меня поведешь?
      Лука не выдержал, чертыхнулся.
      - Porco Madonna! Беда с этими девчонками! Да я же поклялся, синьорина, своим вечным спасением. Говорите скорее, что мне сделать, чтоб вы мне поверили, а то этот ваш Датто, того гляди, вернется, и тогда мы пропали!
      - Пожалуйста, поклянись еще раз, что ты и вправду знаешь синьора Алессандро и его друга синьора Леоне, - попросила девушка.
      - Ах, чтоб тебя! - в сердцах пробормотал Лука. Однако тут же опомнился, поднял обе руки, скрестил пальцы, поцеловал их. - Клянусь святым Джузеппе и Джованни, клянусь райской обителью, чтоб мне лопнуть, чтоб не увидеть во веки веков собственного отца, чтоб подохнуть без покаяния, чтоб не сойти с этого места, чтоб порасти коростой, чтоб... - Он задохся и замолчал, придумывая, чем бы еще поклясться этой девчонке.
      Но та вдруг звонко рассмеялась:
      - Довольно! Довольно! Я верю, верю тебе! Как тебя зовут, мальчик?
      - Я же говорил вам - Лука Скабиони. Или вы опять не поверите и вообразите, что я придумал себе имя, и мне снова придется вам клясться? возмущенно проворчал пастушонок. - Что ж, пойдете вы со мной?
      - Пойду, пойду, Лука Скабиони, даже бегом побегу! - с жаром сказала девушка.
      И оба они тотчас же быстрым шагом двинулись вверх по улице.
      Лука помнил, что сбор седьмого отряда назначен у ворот старого монастыря, при выходе на Калатафимскую дорогу. Где этот монастырь, мальчик понятия не имел, но рассчитывал спросить у какого-нибудь встречного.
      Между тем наступала уже ночь, луна голубым светом обливала горы, серебрила шапку Этны и забиралась сквозь крепко запертые ставни в притаившиеся дома. Улица была тиха и пустынна.
      Проходя мимо знакомого куста тамариска, Лука сунул в него руку и вытащил свою саблю. Он не решился пристегнуть саблю к поясу, чтоб она снова не выдала его, а держал ее в руке.
      - Это твоя? - с удивлением спросила Лючия. - Почему ты ее здесь прятал?
      - Военная тайна, - неохотно буркнул Лука: ему не хотелось признаваться в своей оплошности.
      Внезапно за воротами соседнего дома послышался жалобный вой.
      - Santo diavolone! Почуяла-таки меня! - притворно сердито сказал Лука.
      На самом деле он был в восторге. Он толкнул припертые камнем ворота, и наружу выскочил и завертелся волчком лохматый пес. Вмиг лицо и руки Луки были облизаны, а сам он чуть не опрокинут мощными собачьими лапами.
      - И это тоже твоя? - еще больше удивилась Лючия. - И тоже - военная тайна?
      В голосе Лючии была насмешка. Но Лука не удостоил ее ответом. Он свистнул собаке, и они продолжали свой путь уже втроем.
      - А как же зовут твое лохматое чудище? - спросила девушка.
      Лука невыразимо обрадовался. Вот оно, настоящее имя!
      - А так и зовут: Ирсуто - Лохматый! - объявил он и позвал: - Ирсуто, Ирсуто, ко мне!
      Пес подбежал и потерся о ногу своего нового хозяина.
      - Хорошая собака, умная, - похвалила Лючия, и это сильно расположило к ней мальчика.
      - Так, значит, вы, синьорина, тоже дали стрекача из дому, как и я? спросил он, шагая по каменистой дороге. - Вы молодчина, как я погляжу! Нисколько на девчонку не похожи. Ведь я слышал, что вы говорили этому Датто. Когда я расскажу все моим офицерам, они тоже, наверное, скажут, что вы молодчина.
      - Что-о?! Ты собираешься передавать все, что услышал, синьору Леоне и... и синьору Алессандро? - испуганно воскликнула Лючия. - Да ты с ума сошел!
      Лука с удивлением уставился на девушку:
      - А то как же? Я обязан доложить моим офицерам, где был и что делал. Ведь я пошел в разведку, так сказать! - Он гордо повел головой.
      - Да, но это... это... - растерянно пробормотала Лючия.
      Внезапно они услышали конский топот. Приближались какие-то всадники. Лука схватил девушку за руку и оттащил ее в тень домов. Оба они с тревогой прислушивались. А топот все ближе, ближе... Уже можно различить говор. Вдруг Лука выпустил руку Лючии и побежал на дорогу. За ним с громким лаем помчался Ирсуто.
      - Это наши! - закричал радостно Лука. - Наши! Я слышу голос синьора Леоне! Наверное, и синьор Алессандро с ним!
      Он замахал руками. Ирсуто залился еще более истошным лаем.
      - Стойте! Стойте! Остановитесь! - кричал Лука.
      Всадники (их было двое) сдержали лошадей.
      - Лукашка, ты? - в один голос воскликнули Лев и Александр. - Куда ты пропал, Лукашка?
      Ирсуто иступленно лаял, невозможно было расслышать, что отвечает маленький денщик.
      - Да уйми ты эту проклятую собаку! - махнул рукой Лев. - Откуда она взялась?
      Еле-еле удалось Луке успокоить лохматого пса. Ирсуто все косился на незнакомых офицеров, все принюхивался к ним: а может, это тоже враги и хотят обидеть его нового хозяина?
      - Я здесь не один, я с синьориной Лючией. Знаете такую? - принялся объяснять Лука, когда наконец водворилось спокойствие.
      - Как, тебе удалось найти Лючию? - обрадовался Александр. - Где же она? Веди нас поскорее к ней.
      - Да вот она, со мной.
      Лука обернулся. Но там, где только что стояла девушка, уже никого не было.
      31. В ПОХОД
      Гарибальдийская "тысяча" провела ночь в Марсале. Часть бойцов разместилась в казармах, часть - в портовых складах, монастыре, старых церквах, а большинство предпочло спать под теплым небом, прямо на земле.
      За ночь слух о том, что пришли гарибальдийцы, проник даже в самые отдаленные селения, и с гор к Галубардо начали стекаться все новые и новые волонтеры. Почти все они были вооружены, но боже, что это было за оружие! Какие-то средневековые пищали, старые кремневые ружья, карабины и пистолеты прадедов, дубинки со свинцовыми наконечниками, кинжалы, стилеты, корсиканские и каталанские ножи, даже вилы и мотыги. Каждый вновь прибывший с гордостью показывал свое вооружение. Обмундирование было тоже под стать оружию: от бархатных камзолов и замшевых штанов до холщовых крестьянских рубах и рваных сандалий. Однако ни самих волонтеров, ни Гарибальди это не смущало: была бы у людей добрая воля, вера в победу своего дела, настоящая любовь к родине. Ни о какой военной науке и стратегии новые бойцы и слыхом не слыхали, ни один из них никогда не участвовал в настоящих сражениях. Поэтому Гарибальди приказал всех вновь прибывших разместить по флангам и в арьергарде "тысячи": он хотел проверить, как поведут себя эти импровизированные солдаты, встретившись с регулярными войсками Бурбона.
      Сиртори удалось еще вечером достать несколько коней. Часть их впрягли в орудия, других полковник роздал своим офицерам. Александр и Мечников тоже получили лошадей.
      Александру достался низкорослый лохматый и очень послушный конек, которого он тут же окрестил по-русски - Горбунок, а Лев облюбовал и получил нервного горячего скакуна, по имени Прыгун. Обоим друзьям сейчас же, вечером, захотелось попробовать новых коней под седлом. Вот как случилось, что уже поздно вечером на отдаленной уличке, спускающейся к морю, молодые офицеры повстречали своего пропавшего маленького денщика.
      - Да где же она, Лючия? - повторил свой вопрос Александр.
      Но Лука только вертелся вьюном да бормотал что-то неразборчивое.
      - Что ты говоришь?
      - Санто Джованни! Санта мадонна! Приснилось мне это, или, может, это все колдовство, - шептал Лукашка. - Ведь только что эта бешеная была вот тут, рядом со мной, только что мы с ней говорили.
      - Так куда же она девалась? И где ты нашел Лючию? И где капитан Датто, за которым ты побежал? - забросали его вопросами оба друга.
      Пришлось Луке доложить во всех подробностях синьорам офицерам, где он был и что делал после того, как убежал следом за Датто из телеграфной конторы.
      Услышав, что Датто держал Лючию запертой в рыбачьей хижине, Мечников кивнул.
      - Я был еще тогда, на "Пьемонте", убежден, что он знает, где скрывается девушка, - сказал он. - Ведь при высадке он был абсолютно спокоен.
      - Нет, но каков негодяй - принуждать беззащитную девушку быть его женой! - горячился Александр.
      - Ну, не очень-то она беззащитная, - вмешался Лука. - Послушали бы вы, как она шипела на него, как вопила на весь дом: "Я люблю синьора Алессандро! Я люблю только его одного!"
      Конек-Горбунок сделал неожиданный курбет, и всадника с лошадью отнесло от Мечникова и Луки, будто сдуло ветром.
      - Ах ты, с-скотина! - Александр усмирял ни в чем не повинного конька и казался совершенно поглощенным этим занятием. - Уж я тебя заставлю слушаться!
      - А вы не колите его изо всех сил шпорами, - спокойно посоветовал Лев. Потом обратился к Лукашке: - Значит, когда ты вызволил синьорину из-под замка, ты повел ее к нам?
      - Ну да, а куда же еще? - удивился Лука. - Она же сама этого хотела. А когда я сказал, что доложу обо всем вам, она вдруг как раскричится: "Ты с ума сошел! Ты с ума сошел!" А тут вы и подъехали. Я говорю: "Это наши!" Подскочил к вам, а она вдруг возьми да и сбеги! И чего ей было нужно, не пойму. Шальная какая-то девка, - заключил свой рассказ Лука.
      - Ну, теперь, кажется, все понятно. По крайней мере, мне. - Лев покосился на Александра. - А вам, мой друг?
      - Да, да, конечно, - пробормотал Александр, все еще возясь с Горбунком. - Но не пора ли нам вернуться, Лев? Ведь нас, верно, ждут?
      - Пора. - Мечников подозвал Луку. - Садись, Всемирный Следопыт, в седло либо ко мне, либо к синьору Алессандро. Эх ты, Следопыт, упустил ты и синьорину и капитана Датто! А все потому, что погнался за двумя зайцами сразу, - прибавил он с упреком.
      Смущенный Лукашка предпочел взобраться на Горбунка, подальше от строгого капитана Леоне. Всадники повернули в город, к древнему католическому монастырю, во дворе которого расположился отряд Сиртори.
      Там уже горели костры, и Пучеглаз успел приготовить целый котелок неизвестно где раздобытого кофе. Он долго ждал своих русских друзей, но потом сон его сморил, и он растянулся прямо на земле, подложив под голову походную сумку. Здесь, в углу двора, у древней стены, и нашли его возвратившиеся всадники и Лука. Лукашка, наскоро пожевав что-то, подозвал к себе Ирсуто, который подозрительно обнюхивал всех соседей, и, привалившись к Пучеглазу, тут же уснул. Собака прилегла у костра, повздыхала, как усталый человек, и тоже заснула. Не спали только двое друзей. Мечников порылся в сумке, вынул походный альбомчик и развернул его, приготовляясь "по горячим следам" занести в него свои впечатления о начале экспедиции. Альбомчик раскрылся на том самом пейзаже с домиком, который Лев показывал зимой своим приятелям-студентам на Васильевском острове. Теперь, разглядывая этот рисунок, он вспоминал новогодний вечер, Наташу Осмоловскую и свои тогдашние мечты о коммуне в Италии. Сколько воды утекло с того зимнего вечера! Как далеки сейчас от этого сицилийского монастыря и братья Дремины, и Наташа, и то, чем жил тогда Мечников! Кто мог бы предположить, что в начале мая он и Есипов будут в красных гарибальдийских рубахах лежать у костра рядом с бойцами, пришедшими освобождать Сицилию! Мечников порывисто перевернул страницу с домиком, вынул карандаш и принялся быстро писать и набрасывать на полях наиболее характерные бородатые физиономии соседей по бивуаку.
      Александр не спал. Он, как всегда, думал об "Ангеле-Воителе". Никогда еще не чувствовал он так ясно, как серьезна и как возвышенна его любовь. Правда, любовь эта его состарила, сразу перевела из детства в зрелость, потребовала от него мужества, воли, терпения. Но ему так посчастливилось: женщина, которую он полюбил, исповедует те же идеи свободы, что и он, так же думает, так же чувствует. Он может довериться ей, делиться с ней всем, что его тревожит, следовать ее указаниям. Она будет горда, если ему удастся что-то сделать здесь для Италии, ведь она сама благословила его на этот поход...
      Александр смежил ресницы и попробовал представить себе выражение ее лица в тот миг. Как легко и красиво поднялась ее рука. И лента... Он потрогал голубую ленту, повязанную на шее вместо галстука. Это его талисман, он убережет его от пуль и всяких бед. И снова Александру припомнилась поездка в тюрьму Сан-Микеле, голос Александры Николаевны, ее "обморок" и лукавый шепот: "Тезка, шляпку не попортьте". Ах, милая, милая!..
      Незаметно для себя Александр стал думать о Лючии. Конечно, девушка теперь уверена, что Лука выдал ее тайну, и будет избегать встречи с ним, с Александром. Бедная, бедная Лючия, она тоже больна любовью, и любовью такой же безнадежной, неразделенной...
      Пронзительный звук трубы поднял волонтеров. Рассветало.
      День обещал быть знойным: алые облачка истаивали в золотисто-палевом небе. Курился вулкан, и от него, казалось, тоже исходило жаркое, знойное дыхание. По команде Биксио, Карини и Сиртори поспешно строились отряды гарибальдийцев. Раздался новый сигнал, и темная, окутанная пылью колонна потянулась по дороге на Калатафими.
      В войске Гарибальди были люди самых разных национальностей: венгерцы, англичане, арабы, французы, известные нам русские. Артиллерия состояла из четырех орудий в запряжке, а кавалерия - из дюжины всадников. Добровольные разведчики начали прибывать с гор и из равнины. По их словам, бурбонцы понемногу стягивали свои войска к Калатафими, но отдельные бурбонские отряды рыщут повсюду, и каждую минуту можно ожидать встречи и стычек с неприятелем.
      Путь шел в гору, все выше и круче, солнце жарило, как сквозь лупу, вода в мехах и флягах была уже вся выпита. Волонтеры облизывали пересохшие губы, все тяжело дышали, у всех были сбиты ноги. Наконец показался городок Рамбингалло, и объявили привал.
      В пути Пучеглазу удалось поговорить с Марко Монти, который знал в здешних местах каждую выемку, каждую тропинку. Можно ли найти поблизости воду? Да, вода есть в балке, неподалеку, но ходят слухи, что именно там, в той стороне, залегли бурбонцы. Вот, говорят, и в Рамбингалло видели неприятеля. Опасно, очень опасно!
      Пучеглаз взглянул на людей вокруг, на истомленные зноем лица, на темные сухие рты. Он подошел к Мечникову, который проваживал Прыгуна. Золотистая шерсть коня потемнела от пота. Лев отирал клочком травы пену с конских губ.
      - Хочу у вас, синьор Леоне, попросить ненадолго конька, - начал Пучеглаз. - Дадите?
      - Куда собираешься, Лоренцо?
      - Да вот хочу за водой съездить, набрать в мехи. Тут неподалеку, в балке, говорят, есть родник.
      - В балке? Но в той стороне разведчики видели - стоят неприятельские кордоны. Конечно, хотя конь и устал, я тебе дам его, Пучеглаз, да стоит ли?