30. На старт

Гонки «табачных ящиков» были назначены на пять часов пополудни. День продолжал быть по-весеннему теплым, но солнце склонялось все ниже, от деревьев и домов протянулись длинные тени, на Парк-авеню обитатели мавританских и прочих вилл собирались к пятичасовому чаю — все указывало на приближение вечера.

В Горчичном Раю, в доме Робинсонов, Салли тоже попробовала было уговорить сына выпить чашку чаю, но Чарли только хмуро покачал головой и отмахнулся.

— Да не волнуйся так, — сказала Салли. — Я уверена, сейчас за тобой приедут. Просто задержались.

Чарли и его мать ушли с праздника тотчас же после бурного выступления Цезаря. Их ожидания были обмануты, они не услышали, как произносят имя отца, доблестно погибшего в бою, и Салли не желала ни минуты больше оставаться в этом зале и развлекаться. Чарли же хотел вернуться домой пораньше, чтобы выкатить «Свирель» из сарая и дожидаться грузовой машины, которая должна была приехать и, как в прошлые годы, вывезти его машину на старт. Василь, который был менеджером Чарли на гонках, хотел было идти с ним, но Чарли сказал, чтобы он ждал его на старте.

— Жди меня у весов, — попросил он на прощание. — Мне гораздо важнее, чтобы ты помог мне поставить машину на весы, а то там, того и гляди, что-нибудь обломают.

Остальные друзья собирались идти на гонки тотчас же после живых картин, чтобы успеть занять лучшие места у самого барьера. Близнецы и Джон Майнард уже заключили пари с какими-то гренджерскими мальчиками, которые ставили на Мэрфи. Обе стороны с жаром расхваливали своего кандидата и всячески поносили кандидата противника.

Уже больше часа ждет Чарли с матерью грузовик, а его все нет и нет.

Старые отцовские часы на столе четырежды хрипло воззвали к Чарли. Часы на церковной колокольне пробили четыре. За ними прозвонили часы на пожарной вышке.

Бой часов резко отдавался в ушах мальчика и заставлял его еще напряженнее прислушиваться к каждому звуку, доносящемуся с улицы, к шелесту автомобильных шин. Вот какая-то машина замедлила ход и как будто собирается остановиться у дома. Салли, встревоженная не меньше сына, распахнула дверь…

— Привезли пиво в аптеку, — сказала она, стараясь говорить самым беспечным тоном. — Сейчас, верно, приедут и за тобой.

«Свирель» — блестящая, отполированная красавица машина стояла во дворе. Десятки раз подходил к ней Чарли — то протрет замшей лобовое стекло, то поправит резиновый коврик под сиденьем. Он выдумывал для себя еще и еще дела, чтобы хоть чем-нибудь отвлечься от этого тягостного ожидания.

Еще утром Чарли был в самой лучшей спортивной форме — и физически и душевно. Однако сейчас ни один спортивный тренер не был бы доволен его состоянием. Сначала огорчения, испытанные на празднике, а теперь это бесконечное ожидание измучили мальчика. Он выглядел усталым и совсем не таким подтянутым, как утром. Салли уже два раза бегала звонить в судейскую коллегию — почему не присылают машину. Каждый раз ей отвечал совершенно посторонний человек, обещал непременно передать, чтобы прислали грузовик, но, по-видимому, тут же забывал о своем обещании. Часы на колокольне пробили четверть пятого. Салли испуганно посмотрела на сына. Он стоял, прижавшись лбом к окну, и даже не обернулся. Может, попросить кого-нибудь из соседей подвезти «Свирель» к холму Надежды? Но, во-первых, владельцев машин в Горчичном Раю было только два, а во-вторых, и эти двое с утра уехали в парк на праздник.

Салли решительно открыла дверь и вышла на крыльцо. Толстый парень в шляпе, сдвинутой на затылок, вез на грузовике пустые бочки, которые оглушительно грохотали, подпрыгивая и катаясь по платформе. Салли помахала ему рукой. Парень притормозил.

— Вам чего, хозяйка? — прокричал он, высунувшись из кабины и морща нос.

Салли подошла ближе и попросила подвезти «Свирель» к холму на старт. Парень был из другого штата и ничего не слышал о гонках. Он вовсе не был автомобильным болельщиком, к тому же черное лицо женщины ему явно не понравилось.

— Некогда мне тут с вами возиться! — сказал он, морщась еще больше. — Вечно эти негры занимаются чепухой.

Салли окончательно пала духом: как она вернется в дом?

Но, когда она стояла уже на крыльце, до ее слуха донесся знакомый и такой привычный звук рожка.

— Дядя Пост! — воскликнула она, распахивая дверь настежь. — Дядя Пост — вот кто нас выручит!

Оливковая машина появилась в конце улицы. Дядя Пост катил, зорко поглядывая на дорогу — как бы ненароком не раздавить курицу, собаку или зазевавшегося малыша: ведь здесь, в Горчичном Раю, дети постоянно играли в пыли посреди улицы. Это не то что в аристократических районах, где чинные детки прогуливались за решетками садов, на подстриженных лужайках.

Салли помахала ему, и дядя Пост, повозившись немного, обуздал свое чудовище и остановился у дома Робинсонов.

— Сегодня, к сожалению, ничего для вас нет, мэм, — сказал он, свешиваясь с сиденья. — Наверно, вам еще пишут…

Услышав просьбу Салли, он немедленно принял эту просьбу очень близко к сердцу:

— Доставить машину мальчика на старт? Ну, разумеется, мэм, с радостью! Я и сам с удовольствием поглядел бы на гонки, если бы не почта. А про вашего знаменитого гонщика я много слышал. Да и про его машину тоже. Славный у вас паренек растет, мэм, дай бог ему здоровья!

Салли сияла. Легкая, как мячик, вбежала она в дом, крикнула Чарли:

— Не унывай, сын! Вон дядя Пост приехал за тобой!

Чарли взглянул на стрелки часов: без двадцати пяти минут пять. Если поторопиться, через десять минут он сможет быть на старте. И, мгновенно ожив, Чарли выбежал во двор.

Там уже возился старый почтальон, вынимал из багажника трос и прикреплял его к заднему буферу оливкового чудовища.

— Опять, видно, приходится мне выручать тебя, парень, — сказал он, увидев мальчика. — Живее за дело!

Чарли удивленно посмотрел на старика. Почему «опять»? Но долго задумываться было некогда, времени оставалось в обрез.

Увидев во дворе «Серебряную свирель» во всем ее блеске, дядя Пост хлопнул себя изо всей силы по коленке:

— Ну и молодец же ты, парень! Отец у тебя был способный, и ты от него, видать, не отстаешь! Дня два назад смотрел машину Мэрфи — так она много хуже, даю слово.

— А как она выглядит, дядя Пост? — Чарли, нагнувшись, быстро привязывал второй конец троса к крюку, укрепленному на передней части «Свирели».

Старый почтальон покосился на него:

— Торопись, парень, остается двадцать две минуты. Увидишь машину своего конкурента на старте. А от дяди Поста ни-ни — ничего не выведаешь, будь покоен.

Мать прикрепила к куртке Чарли серебряный значок — трофей прошлогодних гонок. Теперь каждый будет знать, что перед ним победитель. Дядя Пост предложил Салли ехать вместе с ним в кабине, и она с благодарностью приняла это приглашение.

Из ворот выехали без двадцати минут пять. Старый почтальон ехал быстро, но с большой осторожностью. Чарли старательно объезжал малейшие неровности на дороге, потому что «Свирель» была очень чувствительна. У одного из перекрестков светофор оказался перекрытым. Дядя Пост резко остановился. Машина Чарли продолжала двигаться, грозя вот-вот наехать на оливковый автомобиль почтальона. На секунду Чарли растерялся: что делать?

Конструируя «Свирель», мальчик долго обдумывал — делать или не делать на машине тормоза. Даже самые лучшие тормоза уменьшили бы ту легкость хода «Свирели», которой так добивался Чарли. В конце концов он решил их не делать.

А такого случая, как сейчас, он не предвидел. Вот когда нужны тормоза!

Все это с бешеной быстротой промелькнуло в голове мальчика. Он рывком, резко вывернул руль вправо и объехал дядю Поста на расстоянии ладони. Не замедляя хода, «Свирель» вынеслась почти на середину перекрестка и остановилась, задержанная тросом. Встревоженно заревели гудки настоящих автомобилей, которые чуть не наехали на эту маленькую машинку.

Полисмен, дежуривший у перекрестка, неторопливо направился к Чарли. «Ну, теперь начнется волынка! — тоскливо подумал мальчик. — На гонки я уж наверняка не поспею». Но вездесущий дядя Пост уже спешил навстречу важному фараону.

— Это моя вина, сержант. — Старый почтальон торопился как можно скорее отделаться от полисмена. — С меня и спрашивайте. Седьмой участок отделения связи. Меня зовут Хэрш.

— Виноваты и вы и мальчик. — Полисмен был невозмутим. — Почему у него нет тормозов? И зачем вы взяли его на буксир? Если он направляется на гонки «табачных ящиков», то за его машиной должен быть прислан специальный грузовик.

Пока шло это объяснение, Салли и ее сын испытывали одинаковое нетерпение и муки. Но вот полисмен что-то написал в своей книжке, а дядя Пост полез в карман.

«Штраф, — догадалась Салли. — Дядя Пост заплатил за нас штраф».

— Уф! — отдувался дядя Пост, подходя к ним. — Насилу отвязался. — Он повернулся к смущенному Чарли: — Скорей давай в машину! Ведь нас ждать не будут, отчаянный ты парнюга!

Старт находился на вершине холма Надежды, где, по примеру прошлых лет, были выстроены трибуны для зрителей и специальная судейская вышка.

Однако зрители заполняли не только трибуны, но и все обочины, крыши всех соседних домов и гранитные барьеры, огораживающие спуск с холма. Гул голосов слышался издалека и перекрывал все городские звуки. С вершины холма далеко виднелось море голов, выстроившееся поодаль огромное стадо настоящих машин, на которых приехали зрители, и разноцветные флаги, украшающие трибуны, старт и финиш.

Прямое шоссе сперва полого, а потом все круче и круче спускалось в сторону Гренджера, пересекая широкий котлован, а затем вновь поднималось по другую сторону этого котлована.

В пятистах метрах от старта, уже на горизонтальном участке шоссе, находился финиш — арка, также украшенная флагами и надписью: «Привет победителю гонок табачных ящиков!» Здесь на расстоянии фута от земли был протянут шнурок, который должна была разорвать машина, первой прошедшая линию финиша.

Девятиметровое полотно шоссе вдоль всего пути было разбито белыми полосами на три равные дорожки Обычно со старта отправляли по три машины, и каждой из трех по жребию выпадала правая, левая или средняя дорожка. Тот, кто вытягивал среднюю дорожку, обычно очень радовался. У нее были некоторые преимущества, которые знали гонщики: можно ехать по самой бровке, где полотно не имеет уклона ни вправо, ни влево, да и само полотно в этой части шоссе было ровнее, потому что в обычное время здесь меньше ездили и выбоин было меньше.

На самой вершине холма, немного в стороне, на лужайке, огороженной канатами, происходили взвешивание машин и жеребьевка. Все машины, в зависимости от их веса, делились на автомобили первой категории и на легкие, или, как их называли сами ребята, малолитражные, автомобили. Поперек десятичных весов, самых обычных на вид, были положены две доски. Молчаливые и проворные весовщики подхватывали автомобиль под переднюю и заднюю оси и ставили колесами на доски. Хозяин машины хлопотал и волновался, умоляя поднимать его машину осторожнее. Традиция не позволяла самому гонщику принимать непосредственное участие во взвешивании, чтобы не утомляться.

Оливковая машина дяди Поста с грохотом ворвалась на лужайку. За ней на буксире следовал блестящий, похожий на серебряный карандаш автомобиль.

— «Серебряная свирель»! Вот она — «Серебряная свирель»! — загудели зрители, обступившие плотным кольцом весы.

Все бросились к машине Чарли. Его окружала слава победителя прошлогодних гонок, и от него ждали и в этом году победы. Слухи о «Серебряной свирели» уже успели просочиться в среду болельщиков. Некоторые заочно заключали пари, ставя довольно значительные суммы на эту еще неизвестную и не виденную никем машину. И вот машина наконец здесь, ее можно рассмотреть, взвесить все ее достоинства и недостатки, даже потрогать руками…

— Слишком легкая…

— Без фар, гляди…

— У этого негритенка вид вполне уверенный…

— Ставлю пятьдесят за него…

Эти и другие замечания слышал Чарли, когда, отвязав трос, двинулся к весам.

Возле каната стояли бледные, изнывающие от беспокойства Василь и Нэнси. Они уже потеряли надежду на приезд друга. Увидев Чарли, оба бросились к нему:

— Отчего так поздно? Что случилось?

Чарли, не отвечая, махнул рукой:

— После скажу… Василь, помоги подкатить машину к весам,

У Василя сразу оказалась куча помощников: всем хотелось потрогать красавицу «Свирель».

Смуглый весовщик, знавший Чарли по прошлогодним гонкам, увидя его, с удивлением сказал:

— Так ты явился, Робинсон? А нам сказали, что в нынешнем году тебя не будет.

Чарли хотел было расспросить, кто и когда сказал это, но его тут же оттеснили в сторону.

На весы поставили машину Мэрфи под кличкой «Скакун».

Взглядом знатока Чарли сразу определил, что это серьезная конкурентка его «Свирели». Машина была красива — это признал бы даже самый злейший противник. Выкрашенная в небесно-голубой цвет, с высоким капотом, который производил впечатление мощного двигателя, она выглядела очень добротной. Особенно понравились всем фары и толстые выхлопные трубы — совсем как у настоящего гоночного автомобиля.

Чарли вспомнил свои колебания, вспомнил, как он поставил было на «Свирели» фары, как они украшали машину и как ему было жалко от них отказываться. Но ведь он решил в своей машине все подчинить одной цели — быстроходности.

Каждый лишний выступающий предмет — —лишнее сопротивление воздуху, значит, потеря скорости. Все лишнее должно быть убрано. А эти фары и труба — к чему они?

— Сто девять с половиной фунтов. Первая категория, — объявил громко весовщик.

Возле «Скакуна» зашевелились менеджеры Мэрфи, среди которых Чарли узнал рябого Дика. Внезапно Дик поднял голову и встретился глазами с Чарли.

Густая краска медленно залила щеки, шею, уши Дика. Он что-то быстро проговорил одному из своих мальчишек и тотчас же быстро отошел в сторону, туда, где кучка гонщиков ожидала результатов взвешивания. Там рядом с Мак-Магоном младшим и его другом Роем Мэйсоном стоял Мэрфи в настоящем гоночном шлеме и щегольском спортивном костюме. Вся эта группа сблизила головы и принялась о чем-то горячо шептаться, изредка поглядывая в сторону Чарли.

— А Мэрфи точит на тебя зубы, — сказал Василь, подойдя к другу.

Дядя Пост, собираясь уезжать, тоже дал Чарли, по собственному его выражению, «деловой совет».

— Если попадешь в одну тройку с Мэрфи, старайся не подъезжать к нему слишком близко… Я тут кое-что про него узнал. Это парень ненадежный.

Чарли рассеянно кивнул: он смотрел на мать. Салли собиралась идти вниз, к подножию холма, ближе к финишу. Оттуда она будет следить за сыном и молить у судьбы победы для него.

— Ну, мальчик, желаю… — начала было она, но тут же суеверно замолчала. — Нет, я ничего не буду тебе желать.

И Салли, крепко стиснув руку сыну, отправилась вниз по склону, туда, где уже волновалась густая толпа болельщиков и зрителей.

Дядя Пост уехал с величайшим сожалением: старику очень хотелось посмотреть на торжество Чарли, который ему еще больше понравился в этот день.

Между тем Василь уже вкатывал на весы «Серебряную свирель». Компания Мэрфи повернулась и во все глаза следила за результатом взвешивания.

— Первая категория, — снова громко объявил весовщик. — Сто два фунта.

После того как все машины были разбиты по категориям, гонщики направились к судейскому столу на жеребьевку.

Внизу, под судейской вышкой, на столе стояли две урны. Каждый из гонщиков опускал руку в урну и вытаскивал билетик, который ему тут же обменивали на большой, вырезанный из бумаги номер. Этот номер нужно было наклеить на машину.

В этом заключалась первая часть жеребьевки. И здесь были свои радости и огорчения: каждый хотел вытащить «счастливый» номер.

— Робинсон, какой номер был у вас в прошлом году? — допытывалась у Чарли кучка младших мальчиков — владельцев малолитражек.

— Я вытащил тогда седьмой, — сказал Чарли улыбаясь. — Как видите, мне с ним повезло.

— Ох, как бы я хотел тоже вытащить седьмой! — вздохнул совсем маленький мальчик в полосатом картузике.

— Чарли, помни: самый счастливый номер — тринадцатый, — шептала в самое ухо друга Нэнси, неизвестно как пробравшаяся к судейскому столу. Она тихо обратилась к Василю: — Ты отдал Чарли мой талисман — лиловую собачку?

Василь немного смутился.

— Нет еще, — пробормотал он и с явной неохотой полез в карман. — Вот она, твоя собачка. Отдай ему сама.

Чарли почувствовал в руке небольшой твердый предмет. Он мельком взглянул: это была стеклянная лиловая собака с бриллиантовыми глазами, смотрящими серьезно и доброжелательно.

— На счастье, — прошептала Нэнси. — Это очень хорошее животное.

— Конечно, талисман — это глупость, — пробормотал торопливо Василь, — но ты все-таки возьми, Чарли, сделай ей удовольствие.

— Твое имя? — спросил Чарли один из судей, готовясь внести в список явившихся гонщиков.

— Чарльз Робинсон, сэр.

Сидевший в центре стола главный судья — белокурый, крепко сбитый человек — поднял голову и, неприязненно усмехнувшись, уставился на Чарли.

— Это ты взял первенство в прошлом году? — продолжал спрашивать помощник, делая отметку в списке.

— Я, сэр, — отвечал Чарли.

Главный судья нагнулся и зашептал что-то помощнику. Тот, в свою очередь, нахмурился и придирчиво обратился к мальчику:

— Твоя машина отвечает всем требованиям комиссии? Ты получил разрешение участвовать в гонках?

— Конечно, сэр, — сказал удивленный Чарли.

Однако судья не поверил ему, затребовал паспорт «Свирели» со всеми ее данными и начал придирчиво изучать его. Чарли не мог прийти в себя от изумления! Только что такие обязательные, такие любезные, шутившие со всеми гонщиками, судьи вдруг сделались сердитыми и грубо допрашивали его о вещах, вовсе не идущих к делу: где, например, брал он материалы, из которых построена его машина? Не краденые ли это материалы? Мельком он уловил несколько слов, сказанных главным судьей, в которых повторялось слово «негр».

— Можешь выводить свой «ящик» на старт, — угрюмо и как бы нехотя сказал ему наконец один из судей, проверив все до мельчайших подробностей.

Придраться было не к чему, и мальчика приходилось волей-неволей допустить к состязаниям.

— Ну, что стоишь и смотришь на урну? Бери номер и дай место другим! — прикрикнул на Чарли сам главный судья, глядя на него все более неприязненно.

Мальчик опустил руку в урну, машинально взял билет, машинально взглянул на номер — второй. В голове было ощущение пустоты. «Может, бросить всё, уйти, не добиваться победы?» — мелькнула малодушная мысль. Он повернулся, чтобы сказать это Василю, но вместо друга увидел ухмыляющуюся физиономию Мэрфи.

И тотчас же гнев, желание борьбы, желание доказать свою волю, свои способности и выдержку вспыхнули в нем с новой силой. «Нет, так просто меня не сломаешь! Мы еще поборемся, ты еще узнаешь, каким может быть негр!»

И Чарли с вызовом посмотрел на соперника.

31. Гонки «Табачных ящиков»

— Внимание! Внимание! Тотчас же после окончания соревнований малолитражных машин состоятся гонки машин первой категории. Всего соревнуются одиннадцать машин. Состоятся четыре заезда — по три машины в каждом. Последние две машины будут соревноваться на боковых дорожках.

Радиорупоры кричали во все горло. Толпа, уже подогретая радиокомментаторами, гудела, волновалась, азартно спорила и азартно заключала пари. Большинство ставило на прошлогодних конкурентов.

— Смотри, Дональд, опять попадешься, как в прошлом году. И охота тебе ставить на этого Мэрфи! Я вот поставил на Робинсона и спокоен: этот меня не подведет. Поглядел бы ты на его машину — красота! — говорил обливающийся потом толстяк в помятой шляпе своему приятелю — очень угрюмому и нервному субъекту в галстуке бабочкой.

— Принципиально не желай ставить на черномазого, — отозвался тот, сворачивая галстук чуть не к самому уху. — Пускай потеряю, зато на своем.

— Ну и дурень, — хладнокровно констатировал толстяк. — Не все ли равно, на ком наживать деньги — на черном или на белом! Деньги не пахнут! — захохотал он.

Разговор этот шел у самого барьера, огораживающего шоссе, на котором происходили гонки. Весь барьер, на всей дистанции, был облеплен взрослыми и ребятами, сбежавшимися и приехавшими не только из города, но и из соседних местечек и ферм. Все друзья Чарли были уже на месте: Пабло со своей семьей, Квинси с близнецами, которые никак не могли стоять спокойно и ныряли то тут, то там в толпу, ища более удобного местечка. Квинси стоял рядом с Салли Робинсон и сочувственно посматривал на нее. Он отлично понимал ее состояние.

— Не волнуйтесь так, мэм, — сказал он ей. — Ваш Чарли не подведет — не такой он парень. Я это и своим мальчикам каждый день говорю: берите, мол, пример с Робинсона, я буду только доволен.

— Спасибо вам. — Салли благодарно взглянула на него. — У вас тоже отличные ребятки и наши большие друзья… Нет, я не волнуюсь, мистер Квинси.

— А вот и неправду говоришь, дочка. — Цезарь, незаметно подошедший вместе с Темпи, взял Салли за руку. — Пульс так и прыгает, как говорил наш полковой доктор.

— Ох, Цезарь, вы замечательно выступали, но я очень за вас боюсь, — сказала Салли, живо оборачиваясь к нему. — Я все время смотрела на Большого Босса и дрожала за вас — он сидел волк волком и готов был сожрать, проглотить вас.

— Не проглотит — подавится! — засмеялся Цезарь. — Если бы дело шло об одном негре Цезаре, так его бы давно не было, но, к счастью, нас много и с нами теперь не так-то легко справиться. — И он лукаво подмигнул Квинси.

Немного поодаль от них Мери Смит нетерпеливо спрашивала у Джоя:

— Когда же наконец начнется? Когда поедет Чарли? Я прямо не доживу, кажется…

— Доживешь, — хладнокровно отвечал Джой. — Вон, гляди, сейчас начнутся заезды малышей. Их малолитражки уже на помосте.

Толпа зашумела сильнее, все вытягивали шею и становились на носки, чтобы лучше видеть. Действительно, на наклонном помосте устанавливали первые малолитражки, которые должны были открывать гонки. На этом помосте автомобили удерживались особым рычагом, который потом, по сигналу судьи, мгновенно отводился в сторону, давая свободу машинам. Такое устройство было введено недавно. Еще года два назад машину каждого гонщика толкал по сигналу менеджер, и она уже по инерции катилась дальше. Поэтому результат гонок зависел не от ходовых качеств машины, а от силы толчка, которым менеджер отправлял в путь «своего» гонщика.

— На старте малолитражные машины. Номер первый — Виллиам Хойт, номер второй — Роберт Хансен, номер третий — Поль Годфрей, победитель прошлогодних состязаний малолитражек, — объявил резкий голос радиодиктора.

Раздался выстрел, и маленькие машинки скатились с помоста. Толпа закричала, замахала руками, подбодряя гонщиков. Фотографы местных и гренджерских газет выбежали на дорожки и, припав на колени, фотографировали соревнующихся. Кинооператоры крутили ручки своих аппаратов, радиодиктор комментировал каждый участок гонок, пройденный машинами. Наши друзья, несмотря на то что машины малышей интересовали их значительно меньше, все же азартно следили за состязанием и изо всех сил старались сохранить свои «выгодные» места.

— Я буду пока молиться за Чарли… Я буду молиться, не мешайте мне. — Мери Смит закрыла глаза.

Джой Беннет расхохотался:

— Что ж, ты так и будешь стоять с закрытыми глазами? Как же ты увидишь гонки?

Мери Смит открыла глаза.

— Правда. Я об этом и не подумала, — сказала она грустно. — Ну хорошо, я попробую молиться с открытыми глазами, только ты, уж пожалуйста, не смейся надо мной.

Но Беннету в этот момент было не до смеха: какой-то человек совершенно заслонил от него своей спиной всю дистанцию. Надо было во что бы то ни стало пробиться снова вперед. И Джой начал изо всей силы действовать плечами и локтями.

Наверху, у самого помоста, собралась группа гонщиков постарше, ожидавшая своего заезда. Тут были и Чарли с Василем, Мальчики разговаривали с двумя подошедшими к ним джентльменами — мистером Ричардсоном и доктором Рендалем. В такую ответственную минуту учитель не мог оставить своего любимца без напутствия. Полтора часа назад, сидя в театре, Ричи и его друг-доктор поняли, какое страшное разочарование должен был пережить Чарльз Робинсон, не услышав имени отца среди тех, кто погиб за родину. И учитель тут же решил непременно отыскать мальчика на старте и обласкать его, показать ему, что друзья о нем думают.

Теперь он и доктор наперебой старались ободрить Чарли.

— Хотелось бы мне сейчас быть на твоем месте, Чарльз, — говорил Ричи. — Бывало, в колледже перед спортивными состязаниями я чувствовал себя, как солдат перед атакой. Я всегда был уверен в победе, и это помогало мне действительно побеждать. Как-нибудь ты придешь ко мне, и я покажу тебе все мои спортивные трофеи: жетоны, кубки, дипломы…

— Как странно, сэр, ведь вы никогда не говорили нам об этом… Правда, Василь? — Чарли повернулся к другу, который молча кивнул, не сводя синих глаз с учителя. — А мы думали, что вы любите одни книги и никогда не увлекались спортом.

— О, мистер Ричардсон — знаменитый чемпион, мальчики, — вмешался, смеясь, доктор. — Пусть он расскажет вам про свой матч с советскими моряками.

Ричи с шутливым возмущением замахнулся на Рендаля:

— Опять? Вы же обещали, док, больше не дразнить меня! — Он обратился к мальчикам: — Я неосторожно рассказал мистеру Рендалю, как во время войны мы встретились с советскими моряками на водном поло. Я был вратарем, и матч получился вничью, но в этот день я наглотался столько воды, что с тех пор никогда не страдаю от жажды. И вот док не переставая дразнит меня этим матчем.

Мальчики смеялись. Ричи взглянул на часы:

— Пора занимать места на трибунах. Скоро ваш заезд. Ну, Чарльз, желаю победы! — И он крепко, по-мужски, тряхнул руку Чарли.

— Гляди, гляди, Ричи опять лижется со своим чернокожим любимчиком! — Фэйни, стоявший в толпе зрителей неподалеку от помоста, подтолкнул Роя. — И доктор Рендаль тоже… Гляди, руку ему жмут!

— Не теряй из виду эту парочку, — сказал Рой, хмуря тонкие брови. — Мне ваш Ричи давно подозрителен. Готов поставить всю будущую получку, что он самый настоящий коммунист.

— Что ты говоришь! — оживился Фэйни. — Поставишь всю получку? Гм… — Фэйни с сомнением взглянул еще раз на учителя. — Я бы держал с тобой пари, да уж больно ненадежен Ричи. А вдруг он и вправду коммунист?.. Нет, уж не буду с тобой спорить… По-моему, и док тоже красный… За ними надо понаблюдать.

Вдруг он снова встрепенулся и толкнул приятеля:

— Рой, она тоже пришла! И туда же — к черномазому!

— Кто «она»?

Рой оглянулся и тотчас же увидел Пат Причард, которая стояла возле Чарли и что-то говорила ему. Королева Весны была уже без короны. Видно, ей пришлось быстро бежать, чтобы ускользнуть от всевидящего ока матери. Ее медные локоны были спутаны и небрежно рассыпались по плечам, бледное лицо раскраснелось. Она часто-часто дышала и говорила чуть задыхаясь, будто и сама не знала, что скажет в следующую минуту.

— Вот… Чарли… я пришла… Только клюшку… клюшку не успела захватить. Она… дома осталась… клюшка. Но я принесу ее тебе, непременно принесу…

— Это неважно. — Чарли не поднимал глаз. — Сейчас наш заезд.

— Да, я знаю. — Пат чертила носком туфли по земле. — Чарли, так ты больше не сердишься на меня? Я буду о тебе думать, когда ты поедешь.

Она подняла голову. На Чарли смотрели светлые уклончивые глаза, окаймленные длинными ресницами. Сама королева выпрашивала прощение у него, у черного мальчишки, которого все готовы презирать!

— Дай руку, — сказал Чарли. — Ну вот, Пат, теперь все в порядке.

Василь с неодобрением следил за этой сценой. Нет, он не доверял королеве, он верил только одной девочке, которая стояла где-то там, в толпе, и, наверно, бормотала, чудачка, какие-нибудь заклинания, которые должны принести их другу победу.

— Пора садиться в машину, Чарльз. — Василь держался со всей официальностью настоящего менеджера.

Чарли еще раз кивнул королеве и направился к старту.