Дарья Калинина

Много шума и... ничего

Ехать на лесную турбазу мне решительно не хотелось. Отдых в нашем пригороде – типичное не то, а всему виной зловредная погода. Я была совершенно уверена, что стоит мне покинуть надежный городской кров, как, несмотря на установившуюся жару, немедленно начнется проливной дождь, затем понижение температуры и, вероятно, даже заморозки или град и еще извержение вулкана где-нибудь на Камчатке. Последнее, конечно, меня мало волновало, так как на Камчатку я не собиралась, а вот питерская погода не внушала мне доверия, и отпуск я бы предпочла провести в более благоприятном климате.

Однако что прикажете делать, если вся семья была тверда в своем намерении провести в лесу хотя бы один летний месяц и, разумеется, это должен был быть август. Потому что именно в конце лета в лесах появляются грибы и ягоды в количествах, пригодных для заготовок на зиму, а именно такие планы и вынашивали мои близкие. Их отнюдь не волновали красоты природы. Да оно и понятно, когда в сапогах хлюпает вода, спина уже разламывается от сырости, а перед глазами простираются бесконечные, полные ягод черничники, то на любование природой сил уже не остается…

Я мрачно смотрела в окно автомобиля, приобретенного дядей Славой всего несколько дней назад и сегодня впервые представленного на наш суд для прогулки по городу, и жутко завидовала своему папе, который сумел увильнуть от заготовительного сезона в обществе своей жены и ее родных. Конечно, прямо отказаться от подобного мероприятия у папы смелости все-таки не хватило бы, но за двадцать с лишним лет совместной жизни с моей мамой ему удалось внушить ей мысль о своей полной непригодности для процесса сбора ягод. Напрямую он, естественно, не отказывался участвовать в нем, боже сохрани, жизнь ему еще была дорога, но собирал он ягоды, придирчиво осматривая каждую черничину, и при этом вел подсчет, а если случайно сбивался, то начинал пересчитывать все добытое сначала. И каждый вечер с гордостью сообщал результат.

– Девять тысяч восемьсот двадцать семь черничин, – счастливо сияя улыбкой, сообщал он всем. – И из них только девяносто одна бракованная.

После этого язык не поворачивался указать ему на тот факт, что с гордостью названное им количество ягодок едва покрывает дно его корзины и не идет ни в какое сравнение с огромными заполненными емкостями, которые едва тащили остальные. Грибы папа собирал охотно, но тут уж мама выступала активным его критиком, так как у отца был свой взгляд на то, что считать съедобными грибами. Уверяя, что ядовитых грибов в природе вообще не существует, он запрещал выбрасывать что-либо из своей корзины и тем все больше убеждал мою маму в своей непригодности и для этого дела, добиваясь, чтобы его отстранили и от сбора грибов.

– Прекрасный гриб! – уверял он всех, демонстрируя нечто подозрительно напоминающее бледную поганку. – Его надо только хорошенько отварить, и тогда его чудесный вкус надолго вам запомнится…

После таких заявлений мама делала попытку потихоньку подобраться к корзине, чтобы извлечь из нее подобные «деликатесные» грибочки, но папа был, как говорится, на чеку и не позволял провести себя. Он стоял рядом и бдительно следил за тем, чтобы ни один гриб не попал в помойное ведро. Наконец мама решила поберечь свои нервы, которые тратила на то, чтобы доказать мужу, что ядовитые грибы не стоят той возни, которую он затевает, желая перевести их в разряд съедобных. В результате она даже стала уговаривать папу отказаться от походов в лес.

– Ну что ты! – возмутился папа в ответ на ее робкое предложение поехать на рыбалку. – Сейчас же самый сезон для зеленушек! Я их засолю специально для тещи.

Тут моя мама позеленела не хуже самих зеленушек и выхлопотала папе путевку на юг. При этом она рассуждала на тему, что на Кавказе, мол, грибы не растут, и вообще там – бархатный сезон. Обратно папе поручили привезти фруктов. С этим делом он успешно справился, притащив целый ящик винограда Изабелла, половина которого оказалась во вполне пригодном для употребления в пищу состоянии. С тех пор папа ежегодно отправлялся на юг, а мы с мамой – на турбазу, делать заготовки на зиму.

Этот сезон обещал стать сущим кошмаром. Он им и стал, но не совсем так, как я предполагала. С самого начала меня страшила мысль о том, что теперь, когда есть машина, в которую можно загрузить в несколько раз больше ведер и банок, чем нам удавалось увезти с собой в прошлые годы, когда приходилось тащить весь улов на себе. А стало быть, чтобы этой самой машине не пришлось возвращаться почти порожняком, нам и в лесах придется провести гораздо больше времени, чем раньше. Размышляя на эту тему, я почувствовала, что начинаю просто ненавидеть эту чертову машину, а также своего дядю, который ее приобрел, и своего братца, который шумно радовался по этому поводу и не видел никакой опасности для всех нас в ней скрытой. Надо было каким-то образом спасать саму себя и своих родственничков.

Начала я эту спасательную операцию с обработки родственников и в первую очередь своего брата, как особь наименее устойчивую к соблазнам.

– А ведь Андрей, должно быть, с отцом скоро поедут на юга, – задумчиво произнесла я. – А Машка, счастливая, уже там, – и добавила: – Хорошо было бы и нам присоединиться к ним…

Маша с Андреем планировали провести это лето в Сочи, где жила их бабушка. Впрочем, старушка только зимой жила в самом городе, лето же она проводила в уединенном сельском домике, а пустующую в центре Сочи двухкомнатную квартиру оставляла своим внукам. Внуков у нее было великое множество, потому что и детей целых четыре человека. Видеть внучат старая женщина решительно не хотела, но свое жилье предоставляла. В это лето квартира досталась Андрею с Машкой, в которую мой младший братик был совершенно по-идиотски влюблен. По-идиотски потому, что Машка была на две головы выше его и обращала на него внимания меньше, чем на табуретку у себя на кухне. Однако Вася надежды не терял и теперь просто загорелся идеей ехать к своему кумиру. Следующим номером я начала обрабатывать свою бабушку.

– Бабуля, – вкрадчиво проговорила я, – как твой ревматизм?

Чего и следовало ожидать, ревматизм давал себя знать. На самом деле бабушка была еще крепкой как сыромятная плеть, но ей нравилось рассуждать о своих недугах, причем все вокруг должны были в это время сочувственно ахать и ужасаться.

– Тебе бы на курорт поехать, а не в болоте сидеть, как твой зять предлагает, – сочувственно произнесла я, когда бабуля закончила живописать совершенно жуткие (совершенно непонятно, как она с ними столько протянула) симптомы болячек. – Можно было бы поехать на машине, и это не было бы дороже того, что нам будет стоить на турбазе аренда домика.

Бабушка оживилась, и втроем мы пошли к Зое. Она довольно быстро дала себя уговорить и согласилась, что провести месяц у моря значительно приятней, чем в болоте. Но предупредила:

– Я-то с детства ненавидела сбор ягод, но Таня будет против вашего плана.

– Маму я возьму на себя, – заверила ее я.

Мама у меня всегда была разумным человеком и буквально через несколько минут согласилась, что варенье из персиков значительно вкуснее малинового, а кизиловое значительно полезнее черничного. К тому же за прошлые годы у нас накопилось несметное количество его банок. А вместо грибов вполне сойдут орехи. Таким образом согласие было найдено. Оставалось предупредить дядю о том, что наши планы немного изменились. Но, к счастью, он сам нам помог.

– Сушь стоит жуткая, – пожаловался дядя Слава спустя три дня, когда я уже закончила соответствующую обработку своих родственников и мы все вместе собрались у нас, чтобы утвердить планы на отпуск. – Все жалуются, что грибов совсем нет. Вот Андрею хорошо, никаких ему забот. Лови себе рыбку в Черном море и лежи на солнышке. Красота!

– Не у всех же бабки живут в Сочи, – кисло возразила Зоя.

– А они и не у бабки жить будут. Они палатку берут и разместятся в кемпинге у моря, потому что жить в центре Сочи – это все равно что в центре Питера, – просветил его Вася и робко добавил: – Мы тоже могли бы.

Затаив дыхание, мы уставились на Славу. Неизвестно, что бы он нам сказал, но в этот момент мой папа оторвался от журнала:

– Отличная идея, – воскликнул он. – Слава, тебе с машиной теперь просто глупо сидеть среди болот. Горизонты раздвигаются!

Немного порассуждав о том, что железный конь идет на смену крестьянской лошадке, папа снова уткнулся в книгу.

– Тебе-то что, – обиженно пробурчал Слава. – Ты ведь не едешь.

– У меня отпуск в октябре, – с достоинством заметил папа. – Машину могу дать. Доверенность у жены есть. Пусть едут.

Пока мы с мамой соображали, издевается он над нами или просто не помнит, в каком состоянии пребывает его машина, Васька воскликнул:

– Андрей приглашал меня с собой. Я сяду в их машину, а тогда вы поместитесь в нашей, и не надо будет жечь лишний бензин.

И тут все сразу принялись, перебивая друг друга, обсуждать все хозяйственные мелочи, упорно делая вид, что Слава давно дал свое согласие. В путь мы отправились через два дня, которые буквально пролетели в сумасшедших сборах. Дождь начался, едва мы миновали дорожный знак, уведомляющий всех путешествующих на колесах, что они покинули пределы города Санкт-Петербурга. Этому все дружно удивлялись, потому что в течение недели погода стояла жаркая, ежевечерний прогноз погоды по телевизору рисовал самые радужные перспективы на ближайшие дни и еще час назад небо было чистым и безоблачным. Ничто не предвещало проливного дождя, поэтому все и недоумевали. Все, кроме меня. Я-то знала, в чем тут дело, но хранила молчание.

– Будем надеяться, что ливень быстро закончится, – бодро заявила моя бабушка, отличавшаяся, невзирая на солидный возраст, завидным оптимизмом.

– Такой дождь не может продолжаться долго, – поддержала ее моя тетка.

– И посмотрите, какие огромные пузыри на лужах, – присоединилась к ним моя мамочка. – Эти пузыри говорят о том, что дождь будет сильным, но скоро кончится. К тому же мы постоянно двигаемся, а значит, рано или поздно выедем из этой зоны.

Я слушала эти рассуждения и мрачно усмехалась в душе, дивясь их наивности. А еще я перебирала в памяти, достаточно ли захватила теплых носков и прочих теплых вещей. Дождь лил всю дорогу, ночевать пришлось в сомнительной гостинице где-то под Тамбовом. Хорошо еще, что нас пустили – она была битком набита, так как ночевать в такую погоду под открытым небом желающих не находилось.

В холле мы столкнулись с семьей, которая как раз возвращалась с моря. Она состояла из мамы, двух детишек семи и десяти лет и папы, который оказался мастером рассказывать страшные истории. В такой унылый вечер его искусство и тематика оказались как нельзя некстати. Мы дружно тряслись от страха, внимая его словам, особенно когда его рассказы про оживших мертвецов сопровождали раскаты грома. В конце этого вечера самодеятельности он поведал нам о том, что в Сочи ни один автомобилист не может быть спокоен за свое четырехколесное чудо. Так как по ночам там орудует целая банда, которая калечит машины. Все владельцы машин стонут, только хозяева автосервисов радуются. Дядю Славу, которому до сих пор удавалось сохранять лицо, эта история совсем подкосила. Он побледнел и поспешно предложил разойтись по своим комнатам. За ночь мы подзабыли ужасный вечер, так как ночные часы оказались еще неприятнее. Кто-то все время бродил по коридору и издавал горестные стоны, от которых кровь стыла в жилах. Поэтому утром мы поспешно собрались и приготовились немедленно пуститься в путь. Вчерашняя семья исчезла с первыми лучами света, а вместе с ней окончательно развеялись и ночные страхи.

– Испробую наконец свой новый спиннинг, – мечтательно бормотал Слава на следующее утро, крутя баранку. – После дождя рыба должна хорошо клевать.

– Сразу же вечером пойдем на море купаться. К вечеру-то уж точно разгуляется, – заявил мой братец, перебравшийся к нам из машины Андрея. И тут мое терпение лопнуло.

Я оторвалась от окна и возмущенно воззрилась на них. Но моего возмущения никто не заметил: в это время сломались дворники на переднем стекле и Слава был вынужден резко затормозить, от чего всех пассажиров бросило вперед.

– В чем дело? – недовольно осведомилась бабушка. – Ты вспомнил, что что-то забыл? Надеюсь, не документы на машину? Они у тебя вообще-то есть?

Слава молча вылез из машины и отправился проверять, что там могло случиться. Обратно он вернулся очень быстро и уже мокрый насквозь. И от благодушного настроения, с которым он выехал из города, мало что осталось.

– У нас есть зонтик? – спросил он у тетки Зои.

Но прежде, чем тетя успела ответить, в разговор вклинилась бабушка. Она успела заметить, что было сущим безумием тащить зонтик с собой, учитывая ту жару, в какую мы выезжали из дома. Слава набрал в легкие побольше воздуха и приготовился ей возразить, но тут я вытащила зонтик и тем самым спасла всех нас от еще одной грозы, которая неминуемо разразилась бы в салоне машины. А так Слава довольный отправился чинить дворники, а бабушка смогла отвести душу и всласть попилить Зою за то, что она не проследила за Славой, доверив мужчине такую ответственную миссию, как покупка новой вещи. Чего же теперь ожидать? Естественно, он купил какое-то барахло, и теперь все его части будут потихоньку отказывать.

– Тормоза он хоть проверил? – сварливо интересовалась бабушка. – Не хватало еще, чтобы на такой скользкой и мокрой дороге у нашей машины отказали тормоза. О чем я, дура старая, думала, когда соглашалась ехать с вами? И о чем думал твой муж, Зоя, с нами же дети.

– Я уже не маленький, – усмотрев в этих высказываниях опасность, заявил Васька. – А тормоза у машины в порядке, мы со специалистом консультировались.

Бабушка недоверчиво хмыкнула, показывая всем своим видом, что никаким специалистам, которых мог раздобыть ее зять, она не верит. Я же в очередной раз порадовалась за своего папу, оставшегося в городе, и маму, переселившуюся в машину к Андрею. Слава вернулся быстро, что также вызвало бабушкино недовольство. Она с укором заявила, что он совершенно не волнуется за нашу безопасность и делает все спустя рукава. Дворники исправно работали до того момента, как Слава тронулся с места. После этого они снова сломались, и пришлось все начинать сначала. И не один раз, так как дворники решительно отказывались справляться с тем обилием воды, которая лилась с неба.

– Отвезите меня домой, – потребовала бабушка после того, как Слава попытался проехать без дворников и чудом разминулся с огромным «КамАЗом», который как сказочное чудовище с воем вылетел нам навстречу из-за пелены дождя.

Мы хором принялись ее уверять, что проехали уже так много, что путь назад займет значительно больше времени, чем оставшаяся дорога до турбазы. После этого бабушка погрузилась в мрачное молчание, которое у нее свидетельствовало о глубокой задумчивости. Результаты ее размышлений могли обладать разрушительной силой, поэтому мы все заволновались и попытались вывести ее из этого состояния. Но все было напрасно. Вблизи Краснодара погода неожиданно сжалилась над нами, тучи разошлись, и вдруг выглянуло солнышко. Все путешественники шумно обрадовались, но ликовали недолго. Как вдали блеснула морская гладь, тучи снова начали сгущаться, и к кемпингу мы подъехали почти уже в полной темноте.

– Смотри-ка, Суреныч тоже тут, – воскликнул Слава. – Машину его я ни с какой другой не спутаю. Вместе на нее глаз положили, но он ее у меня все-таки выклянчил, жучара.

И Слава указал на блестящую «восьмерку», которая в гордом одиночестве стояла возле невысокой пихточки.

– Даже становиться рядом с ним противно, – пробурчал Слава и проехал мимо «восьмерки», к которой как раз подходил сам Суреныч.

– Знала бы, что он здесь, поехала бы в Сосново, и плевать, что там болото, – сказала Зоя. – Чего он сюда притащился, он что, за нами следит? Каждый год мы отдыхаем вместе с этим типом, ненавижу его.

– У него тут какая-то родственница живет, – пояснил Слава. – Ему поручили приглядывать за ней, пока остальные ее родичи в отъезде.

Суреныч был главным лицом на предприятии, где Слава арендовал помещение для своей мастерской. Этот человек умудрялся совмещать в одном лице сразу несколько должностей, включая завхоза и начальника, и получал, естественно, за каждую соответствующую заработную плату. А так как его жена числилась бухгалтером, сын – администратором и одновременно сторожем, то можно было смело утверждать, что посторонних в штате сотрудников предприятия не было. Летом же Суреныч работал еще начальником и на турбазе под Питером, куда в этом году мы решили не ехать. Обычно кипучая натура Суреныча не давала ему покоя. Вот и здесь он сразу же взял на себя роль распорядителя, не допуская ни для кого никаких поблажек. Он внимательно следил за тем, чтобы к отдыхающим не приезжали гости. А если уж приезжают и остаются ночевать, даже если располагаются спать на полу, все равно Суреныч требовал с них плату за ночлег, которую торжественно относил в администрацию.

И вообще, этот человек был очень экономным и, я думаю, скопил достаточно, чтобы приобрести не одну автомашину и оплатить образование своего сынка. Высшее образование для дурака-сыночка было заветной мечтой Суреныча. Сам он с большим трудом окончил торговый техникум, поэтому для сына хотел чего-то другого. Но так как Суреныч был патологически скуп, то вносить плату за сына в частные вузы он не соглашался, а во всех государственных его чаду надо было сдавать экзамены и проходить отбор. Чем сынок и занимался вот уже третий год, но пока без особого успеха.

– Гости дорогие, – расплылся в улыбке Суреныч, увидев нас. – Как я рад вас видеть! Благополучно ли добрались? Я уже приготовил для вас домик, проветрил его и отнес туда два обогревателя. Не хотелось бы, чтобы дорогие мои друзья ночью замерзли. А в такой дождь сидеть в палатке мало хорошего. Заходите вечером ко мне, утром поймал огромную рыбину, почти дельфина, так жена ее приготовила к вашему приезду.

После этого он приветливо покивал нам, но не ушел, пока не заручился нашим обещанием быть у него вечером. Никто из нас, конечно, держать слово не собирался.

– Какой милый человек, – высказалась бабушка, которая увидела Суреныча впервые.

– Что это с ним? – удивилась Зоя, которая видела его не в первый раз. Тетя прекрасно знала, что явление, подобное любезному Суренычу, приглашающему на дельфина, которого хотел бы слопать в тесном кругу своей семьи, в природе редко встречается.

В ответ Слава потупился, а Васька с радостью поделился с Зоей раздобытой информацией.

– Пока мы на рынке выбирали машину, папка ему проболтался, что ты в этом году принимала вступительные экзамены в университете. Так Суреныч решил своего сынка к тебе пристроить.

– Этого не может быть, – помертвела Зоя. – Слава, скажи мне, что это неправда. Я ехала столько километров не для того, чтобы вдали от дома опять терпеть этого типа.

Но Слава предательски молчал.

– Он же даже сочинение не может написать, – простонала Зоя. – Я читала его опусы в прошлом году. Он даже писать умудряется с акцентом. И экзамены я принимаю на химфаке. Не может же Суреныч всерьез претендовать на то, чтобы я пропихнула его сынка на химфак? Он же ни одной формулы не помнит. Этого просто не может быть!

– Вот вечером увидишь, может быть или не может, – зловеще прогудела я. – Ручаюсь, за свое угощение и заботу он потребует с тебя не больше не меньше, как написать за сыночка все вступительные работы.

Зоя окончательно закручинилась и сказала, что Славе она его болтливости никогда не простит. В наказание теперь он должен сам перетаскивать все вещи в наш домик и обязан вернуть Суренычу его обогреватели.

– Я у этого типа ничего не возьму, – раздраженно заявила она. – Пусть подавится.

– Но обогреватели входят в комплект оборудования домиков, – попыталась внушить ей более практичную точку зрения моя мама. – Не станешь ведь ты отказываться от кастрюль и подушек? Или станешь? – с тихим ужасом добавила она, увидав на лице сестры хорошо знакомое ей выражение ослиного упрямства.

Но тут появилась бабушка и заявила, что обогреватели она забирает себе и, стало быть, Зоя ничем противному Суренычу больше не обязана.

– Пускай-ка с меня попробует их стребовать! – воинственно добавила бабушка, удаляясь с трофеями к себе в комнатку. – Я ему живо покажу, как инвалида второй группы обижать. Он у меня света белого невзвидит!

Начавшаяся гроза положила конец дискуссии о том, возвращать ли Суренычу набор новых кастрюль с цветочками. Мама настаивала на том, что цветочки просто очаровательны и она лучше расстанется со своим одеялом, чем хоть с одной даже самой маленькой кастрюлечкой. Зоя же заявила, что просто кощунство использовать такую посуду, когда ей известно, что на турбазе есть прекрасные алюминиевые кастрюльки, оставшиеся от прошлых поколений отдыхающих.

– Посмотри в окно, – увещевала моя мама сестру. – Там же форменный потоп.

На улице действительно творилось нечто невообразимое. От хорошей погоды не осталось и следа, а из хлябей небесных хлестали потоки воды, десятой доли которой хватило бы на то, чтобы на целый год обеспечить процветание какой-нибудь засушливой части Африки. Попутно выяснилось, что крыша нашего домика протекает, и таким образом все новые кастрюльки нашли себе применение в качестве резервуаров для лившихся с потолка холодных струек. Видимо, хозяйственный раж Суреныча не был так многогранен, чтобы его хватило на новую крышу.

Больше никто из нас не упоминал о том, что сильный дождь просто обязан поскорее закончиться. Мы натянули на себя все теплые вещи и, нахохлившись, смотрели в окна, дожидаясь, когда дождь утихнет хотя бы настолько, чтобы можно было добежать до магазинчика и купить спичек, которые, конечно, имелись у Славы, но промокли, пока он чинил дворники. Электрических лампочек в патронах, а стало быть, и света в помещении тоже не было, что довершало картину всеобщего уныния. Я занималась тем, что прикидывала, на сколько хватит моей мамы при таком раскладе. Получалось, что дней семь прожить тут мы будем вынуждены в любом случае. Однако грозовой ливень закончился так же неожиданно, как и начался. То есть гроза не совсем ушла, а скорей отступила, потому что вдали еще раздавались раскаты грома. И все же над нами почти прекратился дождь, и нас с Васькой как самых молодых и крепких здоровьем отправили за спичками в маленькую лавочку при турбазе.

– Суреныч куда-то намылился, – заговорщицким шепотом поведал мне Васька, прячась за ближайший кипарис. – Иди сюда, а то он тебя увидит.

Суреныч меня да, конечно, и Ваську уже видел, и все же я проворно шмыгнула за дерево, провожаемая недоумевающим взглядом бывшего завхоза. Должно быть, он ждал, что я брошусь к нему с громогласными благодарностями за те удобства, которые он нам предоставил. А вместо этого я скрылась за деревом. Было от чего призадуматься Суренычу… Недоуменно пожав плечами, он кинул в нашу сторону испытующий взгляд, видимо, надеясь, что мы одумаемся и станем вести себя более понятно и прилично, затем снова пожал плечами и вошел в лавочку.

– Он нас видел, – сообщила я Ваське очевидную истину.

– А мы его нет, – нахально заявил братец. – Имеем мы право поиграть в прятки или нет? В конце концов, кемпинг не его личная собственность, что бы он там себе ни воображал.

В любом случае идти в лавочку, когда там находился Суреныч, нам не хотелось, и мы продолжали торчать за кипарисом. Глупое было это занятие. Особенно если учесть, что надвигалась новая или, может, возвращалась старая гроза, а зонтиков у нас с собой не было, а наши куртки были совершенно промокаемые. Однако возвращаться домой, где нас поджидал заведенный бабушкой, голодный и потому злой Слава, без спичек мы не рисковали. В результате продолжали торчать за кипарисом, не сводя глаз с лавчонки, в которой застрял завхоз.

– Что он там делает? – возмущался Васька. – Что можно выбирать в этой глухомани? Там отродясь не продавалось больше трех сортов спиртного: портвейн, пиво и чистый спирт или водка. Все! Что там выбирать?

– Может быть, за год ассортимент расширился, – попробовала я его переубедить. – Смотри, выходит!

Действительно, в этот момент Суреныч показался на пороге магазинчика, зажав под мышкой какой-то продолговатый, но весьма объемистый сверток. Оглядевшись, он направился к своей машине. Мы уже покинули свое укрытие, когда он снова вылез из автомобиля и направился обратно в магазин. Нам пришлось поспешно отступить назад, что, конечно, не укрылось от соколиного взора бывшего завхоза. Он красноречиво потряс головой, показывая таким невоспитанным, как мы с Васькой, личностям свое возмущение нашими ухищрениями, чтобы с ним не встретиться, и скрылся в магазинчике.

– Если он опять пропал на полчаса, то я иду домой, – жалобно простонала я.

– Не бойся, ключи этот тип оставил в машине и зажигание не выключил. Значит, долго там не задержится, – попытался утешить меня Васька.

И действительно, завхоз очень скоро показался на пороге магазинчика, и, я бы сказала, вовремя. Потому что успел лицезреть красочную картину, когда на месте стоянки его машины взметнулся огненный смерч, а его новенькая машинка взлетела высоко в воздух. Все произошло настолько быстро и неожиданно, что мы с Васькой ничего не успели сообразить. Только что впереди стояла целехонькая автомашина, и вдруг на ее месте полыхает пламя, а по округе прокатился оглушительный грохот. Окружающие, должно быть, приняли этот звук за особенно громкий раскат грома, потому что вылезать из домиков и палаток не спешили.

Суреныч выронил из рук пакет с карамелью и сделал пару неуверенных шагов в сторону горящей машины. Ощутив на себе жар от огня, он, видимо, осознал, что все увиденное вовсе не плод его воображения, не ночной кошмар и не галлюцинация. Несчастный автовладелец испустил такой отчаянный вопль, что мы с Васькой подпрыгнули за своим деревом гораздо выше, чем от взрыва.

– А-а-аграбили! – почему-то вопил Суреныч, хотя никто грабить его и не собирался. Можно подумать, что кому-то нужны его осколки.

На его крик, который, естественно, нельзя было спутать со звуками грозы, повыскакивали любопытные бабки с внучками, а следом за ними высыпало на улицу и остальное население кемпинга. Первой сообразила, что случилось действительно неладное, Евдокия Петровна. Ее домик находился ближе всего к горевшей машине, и, должно быть, поэтому она приняла произошедшее тоже ближе всех к сердцу. Во время взрыва женщина была в гостях. Однако сейчас, видя, что убитый горем Суреныч не торопится принимать меры, чтобы загасить огонь, который грозил перекинуться на ее домик, она с воплями заметалась в толпе.

– Пожар! Тушите пожар!

Если кто из обитателей турбазы еще и оставался в своих домиках, то после отчаянных криков Евдокии Петровны равнодушных к произошедшему не осталось. Люди заметались в поисках огнетушителей, шлангов и багров, а из отдаленных домов уже спешила подмога. Огнетушитель нашли только один, да и тот почему-то не желал функционировать как положено. Он хрипло сипел и дрожал, а вместо пышной пены из него выливалась жалкая струйка какой-то подозрительно пахнущей жидкости.

Суреныч не умолкал. Он носился вокруг своей бывшей машины и вопил, что его ограбили, продолжая тем самым вводить людей в заблуждение. Евдокия Петровна не уступала бывшему завхозу в громкости причитаний. Но ее вопли больше соответствовали действительности, так как кричала она про пожар. Остальные же гомонили кто во что горазд и носились по турбазе в надежде раздобыть какое-нибудь действующее пожарное средство. Лопату нашли за палаткой у того же Суреныча и пожарную бочку там же. Насос уже давно был приспособлен под душ, а в ведре успешно произрастала маленькая пальмочка. К счастью для всех, дождь основательно промочил все дома и палатки, поэтому загораться они не торопились. Обещанная гроза разразилась как раз в тот момент, когда к месту происшествия подоспели Зоя со Славой и мама с бабушкой.

– Где дети?! – восклицала наша бабушка, хватаясь за сердце.

В связи с тем, что у многих отдыхавших на турбазе имелись дети, за которыми они обычно забывали следить, то ее крик нашел в сердцах беспечных родителей горячий отклик. Многие сразу же вспомнили, что не видели своих чад с самого утра, и теперь всерьез забеспокоились. Каждый родитель решил, что именно его ребенок мог оказаться во взорвавшейся машине. И ни один не задался вопросом, с какой это стати Суреныч пустил его отпрыска в свою драгоценную машину, да еще оставил его там одного. Повсюду слышались женский плач и тревожные голоса, выкрикивавшие различные имена. Моя мама не осталась в стороне от всеобщей паники, быстро поддалась ей. Не хуже Суреныча она заметалась вокруг останков его машины, пытаясь разглядеть, нет ли внутри парочки обуглившихся трупов…

– Где дети?! – продолжала надрывно восклицать бабушка, оглядываясь по сторонам.

Наконец она увидела нас с Васькой и, обрадовавшись, закричала:

– Здесь они! Таня, они здесь!

Мама тут же бросилась обнимать нас с Васькой.

– Дорогие мои! Вы не пострадали?

Дождь лил все сильнее, и люди начали расходиться. На улице остался только Суреныч, который почему-то тоже бросился к нам с Васькой. Однако лицо его счастьем не сияло.

– Это вы все устроили! – обличительно тыкая в нас корявым пальцем, заявил он. – Мало вам моих огурцов, так вы и на машину позарились. Позавидовали, что я ее у вас из-под носа перехватил, и решили отомстить. Нехорошо, Слава, не по-человечески. Зачем же детей-то впутывать!

Мы с Васькой ошеломленно таращили глаза, пытаясь взять в толк, что он имеет в виду.

– Мы не виноваты, – больше по привычке наконец выдавил из себя Вася.

– Как же, не виноваты! – возопил Суреныч. – А кто за деревом прятался? Думали, я не вижу, что вы подсматривали за мной. Зачем вам это понадобилось, а? Я вам скажу зачем! Вы пришли проверить, сработает ли бомба! – торжествующе закончил бывший завхоз.

– Какая бомба? – в полном смятении воскликнул Слава. – Вася, у тебя была с собой бомба?!

– Ничего у меня не было! – возмутился Васька. – И стал бы я ее тратить на какого-то там Суреныча.

– Видите! – торжествовал тот. – Он не отрицает, что мог бы подложить бомбу кому-нибудь другому. До вашего приезда все было мирно и спокойно. Я как чувствовал, что добра от вас не жди. В прошлом году сдал вам домик, так всего урожая лишился, а в этом и вовсе машины. Как чувствовал, что не надо мне сюда ехать.

– Вы что, свихнулись? – удивилась Зоя. – Какой урожай? У вас же сроду на огороде ничего не росло.