— Слишком много говоришь.

— Да, много. Потому что я боюсь. Потому что не уверена, что ты сдержишь свое слово.

— Все. В десять. — В трубке послышались короткие гудки.

Я некоторое время сидела и думала: правильно ли я сделала, и не позвонить ли Вене, и не отменить ли это свидание? Но конечно, не позвонила и не отменила.

Я пошла на кухню и увидела Олю. Она мирно спала, положив руки на стол, а голову на руки. Кофе убежал, погасив огонь, и газ с нежным убаюкивающим шипением вытекал из конфорки.

Я закрыла кран, разбудила Олю. Мы осторожно вышли из квартиры и спустились вниз.

У Оли, кажется, начиналось то, что наркоманы называют «ломкой», она стала ныть и просить отвезти ее домой, как можно быстрее, там у нее было то, что ей поможет.

Она вышла у своего подъезда и неуверенно, но торопливо пошла к лифту.

«А если она Лилит? — снова подумала я. — Как с ней происходит это, когда она превращается в нее?»

Большое оранжевое солнце висело низко над густой сплошной темно-зеленой массой деревьев. Снизу, из оврага, доносилось негромкое журчание ручейка. Где-то там же, в овраге, пел соловей, а на верхушке березы, росшей на краю этого оврага, сидела ворона и время от времени с упреком кричала что-то, наверное, она была педагогом по вокалу и подсказывала, как правильно брать дыхание и где должна быть опора на высоких нотах.

Это было справа от меня, а с левой стороны стояли большие железобетонные дома, в окнах одного из них отражалось солнце, и его отблески неприятно резали глаза, откуда-то из-за этих домов различался сплошной гул машин, а неподалеку пьяный мужчина беззлобно спорил со злой пьяной женщиной, возможно, Баркова женский текст и заинтересовал бы, но мне было не до поэзии.

Стекла машины были опущены, потому что я сидела все-таки в «Ниве», а не в своей «БМВ», где есть кондиционер, и поэтому мне хорошо было слышно все, что можно услышать справа, и все, что можно услышать слева.

Правая сторона мне нравилась больше, хотя бы потому, что ворону приятнее слушать, чем спор мужчины и женщины, вообще не люблю, когда мужчина спорит с женщиной, хоть ты и прав, но возьми и уступи, тем более это во всех отношениях выгоднее.

А вообще здесь было тихо, даже машин почти не было, за все время мимо меня проехало всего две.

Уже пятнадцать минут одиннадцатого, даже чуть больше, а Веня не показывался. И это было неприятно, потому что он не женщина, чтобы опаздывать на свидание, тем более у нас не свидание, а деловая встреча. И вообще за это время можно было пять раз убедиться, что я приехала одна.

Правая сторона мне нравилась больше, но я смотрела налево, к домам, откуда должен был появиться Веня;

Я посмотрела направо, все-таки глазам иногда нужно отдыхать, тем более мне не так часто приходится видеть лес и закат солнца. Посмотрела налево и увидела Веню, он появился совсем не оттуда, откуда я его ждала, а со стороны оврага и был уже рядом, около машины.

Он быстро подошел, открыл мою, водительскую, дверцу.

— Пересаживайся, я сяду за руль, — скомандовал он.

Мне выбирать не приходилось, к тому же я не пьяная женщина, чтобы спорить из-за мелочей.

Я перебралась на пассажирское сиденье, а Веня уже завел двигатель и резко тронул машину с места. Он свернул с асфальта в сторону леса, и мы поехали вниз, в овраг. Здесь, правда, была накатана дорога, но она была такая крутая, что я все-таки боялась, как бы мы не покатились кувырком, вместо того чтобы катиться на колесах.

Веня переехал маленький ручей, поднялся по другой, более отлогой стороне оврага наверх и поехал сначала вдоль края леса, точнее, лесопарка, потому что в городе лесу быть не полагается. Потом дорога свернула вглубь и мы поехали между деревьев.

Минут через пять он свернул с дороги, и теперь мы ехали между деревьев просто по траве. Метров через сто от лесной дороги Веня остановил машину.

— Приехали? — спросила я, хотя мне очень хотелось, не спрашивая ни о чем, выпрыгнуть из машины и убежать.

— Приехали, — ответил Веня и заглушил двигатель.

— Тогда ответь на один вопрос, на него ты сможешь ответить: почему я чуть не полчаса должна была тебя ждать, почему я могу тебе верить, а ты мне не веришь, хоть не верить больше поводов у меня? Ты что думаешь, меня меньше волнует, что со мной случится, чем тебя? Но я же не прячусь по кустам и не слежу оттуда за тобой, если ты мне дал слово.

Веня вздохнул.

— Я ждал красную «БМВ», а не эту вот, — он слегка ударил ладонью по панели перед лобовым стеклом, — поэтому сразу не понял, что это ты. Почему ты, кстати, не на своей машине?

— Потому что от вас прячусь, а та слишком заметная.

— С этим ясно.

— Кому как. Это ты был со своим Жекой-носорогом, когда мою подругу чуть не до смерти перепугали?

— Когда? Какую подругу?

— Она была на моей «БМВ». Я с ней поменялась, а это ее машина.

— Нет. Шурик. Так это твоя была машина, а они подумали, что ошиблись.

— Моя.

— Что же ты так свою подругу подставляешь?

— Я хотела только за Феликсом последить, чтобы он не догадался, что я слежу за ним, я не думала, что вы станете на мою подругу нападать.

— За Феликсом? Ладно, это потом. Телефон ты мой откуда узнала?

— У Мишель в записной книжке был.

Веня тихо выругался.

— Я же говорил ей, чтобы не записывала, а запомнила.

— Не волнуйся, там нет ни твоего имени, ни чего-то еще, кроме номера телефона, и таких, без имени, там не меньше сотни. Я нашла тебя, потому что знала, кого мне нужно найти, и то пришлось чуть не десятку людей позвонить, пока ты попался.

— Ну ладно, все это хорошо, но ты мне вот что скажи, ты понимаешь, как много знаешь ты лишнего, люди перестают жить, зная во много раз меньше, а ты назначаешь мне свидание и еще обижаешься, что я тебе не верю. Знаешь из-за чего я согласился на это?

— Знаю. Из страха. Потому что боишься, что я рассказала все в милиции, и хотел убедиться, что это не так. Теперь убедился?

— Да. И для тебя это еще хуже.

— Нисколько. Я кому-то нужна живой, тому, кто тебе платит. Значит, ты не станешь сейчас ничего со мной делать.

— Что бы я делал, если бы ты не была такой наивной? — усмехнулся Веня. — Наверное, уже яму сейчас здесь для тебя рыл.

— Я не всегда наивная. Иногда я бываю, очень реалистична и расчетлива.

— Ив чем твой расчет?

— В том, что мне безразлично, что случилось с Феликсом, кроме только того, что я не узнала от него, что хотела узнать. Что мне безразлично, что случилось с Вадиком и Владиком и в придачу к ним с твоим Пашей. Что касается Мишель, то она мне была никто, хоть и понравилась, но еще я знаю, что ты ни при чем в том, что с ней случилось.

— А ты знаешь, кто виноват?

— Предполагаю.

— Кто?

— Один — это Владислав, второго человека зовут Лилит.

— Откуда ты это знаешь?

— Это уже мое дело.

— Машенька, давай с тобой еще об одном договоримся, кроме того, о чем договаривались по телефону.

— О чем?

— Ты честно отвечаешь на все мои вопросы, а я на все твои.

— А потом ты отсюда уезжаешь, а я здесь остаюсь навсегда.

— Для этого не обязательно задавать лишних вопросов.

— А может быть, ты хочешь узнать что-то перед этим.

Ты ведь сказал, что, если бы я не была такой наивной, ты бы уже копал яму для меня.

— Это была шутка.

— Договорились. Спрашивай сначала ты. Нет, сначала один вопрос задам. Почему тогда у кафе ты ушел и ничего не сделал, ведь ты меня узнал?

— Это не имеет никакого отношения к нашему разговору.

— Поэтому я и спросила до того, как буду спрашивать о том, что имеет отношение.

— Если я скажу правду, ты не поверишь.

— Попробую.

— Я сам не знаю.

— Чего ты не знаешь?

— Не знаю, почему я тогда ушел и оставил тебя.

— Как этого можно не знать? Ты же что-то подумал или что-то почувствовал.

— Да, почувствовал. Почувствовал, что не смогу в тебя выстрелить.

— Испугался, что на улице много людей? Но в кафе было тоже много.

— Я же тебе говорю, что не могу этого объяснять. Если хочется какого-то объяснения, то считай, что твой ангел-хранитель успел быстренько переговорить с моим, сунул ему взятку, а мой согласился и увел меня.

— Мой не даст взятку за меня даже налоговым инспекторам, так что мне самой приходится это делать. Ладно, это проехали, спрашивай теперь ты.

— Откуда ты знаешь, что Мишель убили Владислав и Лилит?

— Мне так сказали.

— Это не ответ. Кто сказал?

— Оля.

— Дочь Мишель?

— Или Галины, трудно понять.

— Она откуда знает?

— Она видела. Так она говорит.

— А она не говорит, за что?

— Как я поняла, за то, что Мишель хотела мне все рассказать.

— Что она хотела тебе рассказать?

— Если бы я знала это, мне бы нечего было рассказывать.

— Тогда по-другому: о чем она хотела тебе рассказать?

— Я думаю о том, кто такая Лилит, что ей от меня нужно и где Сережка.

— Значит, за то, что она хотела тебе рассказать?

— Так получается.

— Когда ты видела Олю?

— Сегодня последний раз.

— Мне кажется, Машенька, ты очень хорошо фантазируешь.

— Тебе не кажется, Венечка, так оно и есть, воображение у меня всегда неплохо работало.

— Тогда пусть оно у тебя быстренько сработает и ты скажешь, где ты ее могла видеть.

— Я не должна тебе об этом говорить, она от вас прячется, она боится вас.

— От меня ей не нужно прятаться.

— Тогда тебе нужно еще будет пообещать мне кое-что.

— Что я ей не сделаю ничего плохого? Обещаю.

— А зачем она тебе нужна?

— Именно за тем и нужна, что если ее найдет кто-то Другой, тогда у нее будут неприятности, которые уже не исправишь.

— Она у своей матери.

— У Галины? Но ее только вчера привезли домой.

— А Оля там живет уже несколько дней.

— Понятно, а считалось, что ее забрали из-за Мишель.

— Так и должно было быть, но я ее успела увести из квартиры. А подставить ее хотела знаешь кто? Лилит. Потому что Оля видела, как она убила Мишель, и хотела убить и ее, но потом придумала лучше — подстроить так, чтобы решили, что это Оля сделала.

— Я сам думал, что это Оля.

— Значит, ты ошибался.

— Хорошо, пока у меня нет вопросов. Что ты хотела узнать?

— Кто такая Лилит? Как ее зовут по-настоящему, как ее найти?

— Я не знаю.

Я так была уверена, что он мне сразу все скажет, не станет обманывать, что этот его ответ был для меня, ну, как будто меня ударили или еще хуже — оскорбили. Меня это дико возмутило. Мы с ним договорились, а он теперь издевается надо мной? К тому же я все сделала, чтобы настроить его против этой Лилит, я ведь видела, что он не просто так интересуется тем, что случилось с Мишель, я ясно видела, что ему это не безразлично, и видела, что он про Олю сказал правду, что ей будет лучше, если он узнает, где она. А он теперь так поступает.

— Веня, — я с трудом сдерживалась, чтобы говорить спокойно, — что бы там ни было, но я относилась к тебе, как к настоящему мужчине, как к человеку, который держит свое слово. А ты поступаешь как… Если ты не скажешь, кто такая Лилит, тогда я тебе скажу, кто ты такой, и плевать мне на то, что будет дальше, и ты всю жизнь не забудешь этих моих слов.

— Я не знаю, кто такая Лилит. Я бы тебе сказал, если обещал. Но я не знаю.

— А кто тогда тебе платил деньги за то, чтобы ты меня поймал? Может, скажешь, не она?

— Нет, не скажу; она, Лилит.

— Ты что, за идиотку меня считаешь?

— Да, если ты не веришь. Ты что, думаешь, она приехала ко мне, мы сидели пили чай и обо всем этом говорили?

— Тогда я не понимаю.

— Маша, это делается через третьих лиц. Хотя с ней было немного по-другому: она знала мой телефон, и она знала, что нужно сказать, на кого сослаться.

— А деньги?

— Что деньги?

— Она же тебе платила.

— У каждой женщины всегда может вдруг наступить такой момент, когда она совершенно перестает соображать что-либо. Немного что-то не так, чуть сбилась с курса, что-то не вписалось в ее расчеты, и начинается паника. Поэтому, наверное, и считалось раньше, что женщина на корабле — к несчастью, это была не примета, просто наблюдение.

— Успокойся, тебе не идет слишком много говорить. Я поняла, деньги переводились на твой счет.

— Хорошо, теперь с тобой можно опять нормально разговаривать, а то я испугался, думал, ты сейчас набросишься на меня.

— Значит, ты даже не видел ее?

— Нет, видеть я ее видел.

Я не нашлась сразу, что сказать, — то он о ней понятия не имеет, говорит с ней только по телефону, но оказывается, что видел. Но я не дала себе второй раз сорваться, я просто спросила:

— Где?

— Там, где сначала держали этого художника, которого ты так хочешь найти.

— Где это?

— Можешь успокоиться, его там больше нет.

— Где он?

— В другом месте.

— Где?

— Не знаю. Его отвезли в другое место.

— Куда?

— Не знаю. Я не вертухай. Я сразу отказался от такой работы, сидеть и кого-то сторожить, а она нашла другое место, по-моему, это где-то под Москвой. Когда его забирали, я ее и видел.

— Кто она?

— Я же тебе сказал — не знаю. И получилось все случайно, по ее глупости. Меня там не было, а она приехала его забрать, а меня не предупредила, так что никто ничего не знал, из-за этого чуть не стали стрелять.

— Она что, хотела застрелить твоего Жеку и Пашу?

— Смешно говоришь. Нет, не она, с ней были двое парней. Ну, в общем, срочно меня вызвали, я подскочил, переговорил с ней, понял, что это она…

— Как ты это понял? — перебила я.

— Маша, опять глупые вопросы.

— Не глупые.

— Ты что, хочешь меня поймать на том, что я тебе мозги пудрю? Думаешь, что я говорил, что не знаю ее, а теперь окажется, что знаю?

— Думаю.

— А я думал, ты мне веришь.

— Тогда и говори так, чтобы я верила.

— Она ответила мне на вопросы, на какие могла ответить только она.

— Какая она из себя?

— Возраст — от двадцати пяти до тридцати пяти. Фигурка не хуже твоей, может, чуть пониже ростом и чуть побольше в бедрах.

— А почему возраст такой неопределенный?

— На ней были темные очки и бейсболка. Могла обойтись и без очков, козырек и без них ей пол-лица закрывал.

Даже не могу сказать, какого цвета волосы, они тоже были под бейсболкой.

— И потом они его увели?

— Да.

Я не поверила. Я не могла поверить, что Сережка будет спокойно куда-то с кем-то идти, как овца, нет, он как баран — он начнет упираться и драться полезет, если ему станут приказывать, когда ему не хочется чего-то.

— И он сам с ними спокойно пошел?!

— А что он должен был делать? Петь «Марсельезу»? Даже если бы он не был под кайфом, что он мог сделать?

— Ты хочешь сказать, он был пьяный?

— Скорее, ему что-то вкололи.

Теперь я поверила. Мне очень хотелось сказать этому Вене все, что я думаю о них, но я себя сдерживала, и не только потому, что он мог мне больше ничего не сказать, но и говорить ему все, что я о нем думаю, этого в нашем договоре не было, и мне совсем не хотелось, чтобы он нашел для себя повод разделаться со мной. Вместо этого я его, немного поколебавшись, спросила:

— Скажи, а если бы это была Оля, ну, вот там, в очках и в бейсболке, ты бы ее узнал?

— Маш, ты думаешь, что ты говоришь?

— Сейчас думаю. А тебе что, трудно ответить? Я же не говорю, что это была она, я просто спрашиваю, узнал бы ты ее или нет?

— Конечно, узнал бы — хотя бы по голосу.

— А если бы она изменила голос?

Веня задумался. Пожал плечами:

— Не знаю. Не могу сказать.

— А как Сережка попал в эту квартиру?

— Просто. Мы его туда привезли.

— Как вы туда его привезли?

— Лилит мне позвонила, сказала и как найти мастерскую этого художника, где лежит ключ у нее — он был спрятан там, недалеко, скорее всего она сама туда его и положила. Она убедила меня, что, когда он приедет, мы найдем, где спрятаться и он не будет сопротивляться, потому что его кое-что отвлечет, что именно, мы на месте увидим.

Я сам не поехал, у меня были кое-какие дела. Да там одному Жеке делать было бы нечего.

— Я сомневаюсь. — Меня взбесило это заявление.

— Ну еще бы, — усмехнулся Веня. — Но пусть будет по-твоему, тем более что Жека был не один.

— А почему за Олей приехали только на третий день?

— Меня же там не было, я не видел, что там за девочка лежит, а эти трое ее не знали. А позже мне Мишель об этом сказала. Откуда она узнала, не спрашивал.

— А тебе не кажется странным, что Оля там пролежала почти три дня без сознания? Ведь если бы ей сразу ввели такую дозу, чтобы она на трое суток отключилась, она бы умерла, а она три дня пролежала там, а потом вдруг вечером сразу пришла в себя?

Веня подумал, прежде чем ответить.

— Нет, не кажется, — сказал он, — кто-то ей постоянно добавлял дозу, поддерживал кайф.

— Или она сама себе. — Я вспомнила про ампулы рядом с диваном, на одну из которых я наступила. Возможно, если бы посмотрела на диване, могла бы найти и шприц.

— Вполне возможно.

Теперь мне было понятно, почему в тот вечер Сережка так поступил, бросил меня и не сказал ни слова. Все равно он поступил нехорошо. Раньше бы я подобрала другой эпитет, но теперь могу назвать его поступок только нехорошим. Ему позвонили и сказали, что у него в мастерской лежит мертвая Оля. В общем-то я так и думала, сейчас Веня просто подтвердил это. Но все равно поступил он нехорошо, пусть он не хотел говорить, что ему сказали, будто там у него вдруг откуда-то появилась мертвая девушка, но он должен был мне о ней рассказать еще раньше, а он почему-то скрывал это. Может, она ему нравилась? Точнее, может быть, она ему нравится? А если это из-за Мишель, если она ему нравилась?

— Ну что, вопросы еще есть? — увидев, что я задумалась и молчу, спросил Веня.

— Не знаю.

Возможно, у меня еще были вопросы, но я что-то плохо стала соображать.

— Тогда я пошел. — И Веня открыл дверь.

— Куда ты? — спросила я, потому что не поняла, куда здесь можно идти, когда кругом лес и стало уже совсем темно.

— Откуда пришел, — усмехнулся Веня.

— Может, я тебя лучше отвезу?

— Нет, там не проедешь на машине. Мне в Беляево, я там свою тачку оставил.

— Ты что, через лес шел в Чертаново пешком?

— Двадцать минут прогуляться по лесу, это только удовольствие. А отсюда, где мы стоим, я через десять буду уже в своей тачке.

— А как я отсюда выберусь?

Веня завел машину, включил фары. Перед нами ярко высветились деревья.

Через три минуты Веня остановился на дороге, вышел из машины.

— Вот в какую сторону светят сейчас фары, туда и езжай, скоро будешь там, где ждала меня. Пока. — Он вылез из машины и быстро направился в сторону, противоположную той, куда светили фары.

Я перебралась на водительское место, хотела уже захлопнуть дверцу, но тут я вспомнила об одной вещи, об одном слове из записной книжки Мишель.

— Подожди. — Я выпрыгнула из машины и быстро подошла к Вене. — Бронницы — знаешь такое место?

— Ну, знаю.

— У тебя с этим никак ничего не связано?

— Что у меня с этим должно быть связано? Воспоминания детства? Так я в Москве родился, а не в Подмосковье.

— От Мишель или от Лилит ты не слышал что-то связанное с этим городом?

— Нет. А почему ты спросила?

— Да так. Наверное, — это не имеет никакого отношения ко мне.

Я вернулась, села в машину и поехала по грунтовой дороге. С обеих сторон, вплотную к ней густо росли деревья и кустарники. Это было очень красиво, и мне бы очень понравилось, но только в другое время, сейчас меня это не волновало, я видела красоту, но не чувствовала ее — слишком тяжело было на душе.

Я подъехала к дому, закрыла машину и пошла к своему подъезду.

Я нажала на кнопку вызова лифта. На лестнице я услышала шаги.

Человек спускался уже по последнему пролету, я видела даже его ноги. Я чуть отошла от дверей лифта, потому что кроссовки на его ногах мне показались знакомыми и я захотела убедиться, что не ошиблась.

Я не ошиблась, это был Веня.

— Ты что-то еще хочешь у меня спросить? — я сказала это, а сама уже догадывалась, что ничего он у меня не хочет больше спрашивать, он два часа назад у меня спросил все, о чем хотел узнать и услышать.

— Маша, — сказал он и даже удивленно усмехнулся, — наш договор ведь кончился там, в лесу, когда мы расстались.

— Это нечестно, я еще не думала об этом, — стала я болтать какую-то глупость, но мои инстинкты, которые оберегают меня от всяких неприятностей (в силу своих возможностей, конечно), они уже начали работать.

Веня стоял на лестнице, я отступила на шаг, одновременно я раскрыла сумочку и сунула в нее руку. А потом быстро развернулась и бросилась к выходу.., и не поняла, что случилось, я словно наткнулась на колонну Большого театра. Я отскочила от нее назад.

Нет, никакая это была не колонна. Это было гораздо хуже — это был Жека. Он стоял, почти полностью загораживая весь дверной проем, и улыбался. Я так давно не видела его счастливым, с первой нашей встречи, и то в самом начале, пока не дала ему кувшином по глазу.

Он стоял и улыбался, и поэтому, конечно, ничего не видел, потому что, когда мы встречались последний раз, я, как я узнала от Галины, попала ему стулом по переносице.

И сейчас его лицо было таким, что я не представляю, как он мог ходить по улице, потому что за ним обязательно должна была бы ехать «скорая помощь», чтобы тут же подбирать людей со слабым сердцем: там, где раньше у него не было носа сейчас появилась какая-то бордовая опухлость, она растекалась по обоим глазам, и теперь даже щелок от этих глаз не было видно, но, возможно, это потому, что он улыбнулся мне.

Я быстро выдернула руку из сумочки и выстрелила прямо в лицо Жеке.

Рассматривать Жеку у меня времени не было, я услышала, что открылись двери лифта. Я заскочила в лифт и нажала первую попавшуюся кнопку.

Но не так просто все было: двери стали закрываться, но в это время я увидела Шурика. Где он до этого прятался?

Может, за мусоропроводом? Кисть одной руки у него была забинтована, кажется, даже в гипсе. Он схватил двери другой, здоровой, рукой и не дал им закрыться, а потом потянул их в сторону, стал открывать.

Я тогда размахнулась и ударила Шурика пистолетом по лбу. Шурик отскочил назад, пистолет вырвался у меня из руки и полетел вслед за ним, а двери с силой захлопнулись, громко ударившись одна о другую, и лифт сразу поехал вверх.

Но только что толку? На лифте далеко не уедешь, если бы это была Останкинская башня или небоскреб какой-нибудь этажей в восемьдесят, там бы я знала, что до восьмидесятого этажа доеду быстрее, чем доберутся туда Веня с Шуриком (Жека скорее всего уже не в счет), и где-нибудь могла бы спрятаться. А эти лифты, они так ползают, даже я, если захочу, смогу добежать до своего этажа быстрее лифта.

Я взяла и нажала на кнопку «стоп», и лифт остановился.

Сразу стало тихо, и я услышала топот ног на лестнице.

Но они тоже сразу поняли, что лифт остановился. Послышались их невнятные голоса, они, видно, стали советоваться, что им делать. Только делать им было нечего, потому что не так просто достать из лифта человека. Потом я услышала, как слегка стучат двери, понятно: они сквозь щели между дверьми пытаются рассмотреть, на каком этаже я остановилась.

— Веня, — позвала я негромко.

— Что? — отозвался он сразу.

— Все, — ответила я, — можете идти домой и спокойно спать до утра. И утром тоже не приходите, меня без вас вынут, лифтеры.

— Я уже это понял, — сказал Веня.

— Тогда спокойной ночи.

Веня ничего не ответил, но сразу послышались медленные шаги по ступеням.

— Вень, Вень, подожди, — услышала я суетливый голос Шурика, — может, можно дверь сломать?

— А может, лучше дверь взорвать? — отозвался Веня раздраженно и снова пошагал вниз.

Послышались шаги и еще одного человека, значит, Шурик тоже пошел на выход.

Я подождала, пока шаги стихнут.

Но только что мне делать теперь? Нажать кнопку своего этажа? Веня не дурак, он кто угодно, но только не дурак, и он не ушел совсем, он будет ждать, когда лифт снова поедет, и сразу, так, чтобы мне не было слышно, побежит за лифтом. Попробовать позвать лифтера, только предупредить его, что ко мне пристают хулиганы, чтобы он позвал еще и милицию. Это можно попробовать, но едва ли получится — я уже застревала в нашем лифте и сколько не нажимала эту кнопку, никто мне не ответил, там и просидела два часа, потом они все-таки пришли сами и выпустили меня, кто-то из жильцов ходил за ними.

Но на всякий случай я нажала все же кнопку вызова.

Как я и предполагала, это было бесполезно. Жалко, я жаловаться не люблю, а то бы обязательно пожаловалась, что лифтеров никогда нет на месте.

Но и сидеть здесь тоже глупо, хотя бы потому, что я уже сказала — Веня не дурак, ему ничего не стоит вытащить меня отсюда: подняться наверх в лифтовое отделение, подтянуть оттуда лифт к этажу, на котором двери можно открыть снаружи какой-то проволокой — меня в прошлый раз именно так и вытащили лифтеры, — и получится, что Жека напрасно пострадал, потому что я все равно не смогла убежать от них.

Нет, ждать нельзя, и ехать тоже нельзя, они меня поймают. Но зато можно попробовать самой выбраться из лифта — лифт так и будет стоять на месте, а я из него исчезну.

Я толкнула слегка прямоугольный светильник в потолке.

Он приподнялся. Это был люк, и, значит, его не закрыли — теперь даже хорошо, что у нас такие лифтеры, которым на все наплевать.

Я приподнялась на пальцах и осторожно, стараясь не шуметь, открыла этот люк-светильник — он был на петлях и откинулся в сторону. В такой люк даже мужчина пролезет, а уж мне с моей фигурой вообще просто. И через полминуты я была уже на крыше лифта. Вот только руки у меня стали такими грязными, как у ребят, у слесарей, которые всегда меняют масло в моей машине.

Я встала на этот порог двери четвертого этажа, одной рукой держась за какую-то железную полоску, приваренную к двери, а другой нажимала на всякие колесики на верху этой двери.

Всему этому меня научил Сережка, после того как я застряла в лифте. Он мне рассказал, как можно выбраться самой.

Но у меня ничего не получалось, потому что я знала, что нужно нажать на какой-то ролик, а вот на какой — понятия не имела.

И вдруг неожиданно одно колесико действительно отошло в сторону, когда я надавила на него рукой, а за ним поехала и половинка двери.

Я открыла ее до конца, вылезла на лестничную площадку, осторожно отпустила половинку двери, чтобы она не хлопнула, повернулась к лестнице, чтобы скорее бежать домой и вымыть руки.., и увидела Веню. Он стоял на ступеньках и смотрел на меня. Мне так захотелось провести своими вымазанными по локти руками по его так чистенько выбритому лицу, что мне большого труда стоило удержаться от этого.

— Я не сомневался, что увижу что-то подобное, — сказал он и продолжил:

— Только, Маша, давай сразу договоримся, что ты не кричишь и не будишь людей, а то мне придется засунуть тебе в рот тряпку.

— Ты даже тряпку с собой захватил? — сказала я и обернулась.

За моей спиной уже стоял Шурик. На лбу у него была очень хорошая шишка.

— У Шурика в кармане, — сказал Веня.

— Хорошо, я не буду кричать, только не нужно мне затыкать рот тряпкой. — — Тогда пошли.

— Можно мне сначала зайти домой, руки вымыть.

Веня вынул из кармана носовой платок, протянул мне.

— Я им что, думаешь, ототру машинное масло? — возмутилась я.

— Домой к тебе не пойдем.

— Почему?

— Потому что неизвестно, что ты придумаешь по дороге.

Он нажал кнопку вызова лифта. Теперь, когда лифт был пустой, он снова начал ездить. Мы сели в лифт и поехали на первый этаж. Когда мы стали выходить из лифта, он взял меня за плечо, повыше локтя, Шурик за другое.

— Там снайперы не сидят на крышах? — поинтересовалась я. — Ты не позаботился на всякий случай, чтобы я не убежала?

— Это не было бы лишним, — проговорил Веня.

Мы подошли к черной «Волге», на которой они меня возили в прошлый раз, Шурик открыл заднюю дверцу. Я увидела там откинувшегося на спинку Жеку.

— Залезай, — сказал Веня.

— Я не буду сидеть рядом с ним, — кивнула я на Жеку. — Он очнется и убьет меня.

— Ничего он тебе не сделает. Садись, Я видела, что спорить бесполезно, и забралась на заднее сиденье. Следом за мной сюда же сел и Шурик.

— Держи, — сказал ему Веня, когда сел за руль, и он протянул ему наручники.

Шурик взял их, схватил меня за руку своей здоровой рукой и стал пытаться другой, которая, как я теперь поняла, действительно была в гипсе, застегнуть на мне наручник.

— Только сильно не сжимай их, а то они мне все руки поцарапают, — сказала я и не только не стала возмущаться, что на меня надевают наручники, но даже помогла Шурику, а сама подумала, что я знаю, что я от них могу освободиться, если их зажать не очень сильно, а вот они этого не знают.

Но потом я немного испугалась, потому что Шурик второе кольцо наручников защелкнул на запястье Жеки.

— Послушайте, может быть, не надо меня к нему приковывать. Может быть, лучше к двери или еще куда-нибудь.

— Не волнуйся, Жека тебя уже боится больше, чем ты его, — сказал Веня.

— Вот и я об этом же, человек от страха может все, что угодно, натворить. А если он захочет убежать? Он же меня потащит за собой, как собака консервную банку за хвостом, — я видела один раз в детстве, как мальчишки издевались так над собакой. Вы надо мной так же хотите издеваться?

— Не ты же его за собой потащишь, а он тебя, — сказал Веня, трогая машину с места.

— Тогда не понимаю: какое тебе удовольствие над своим приятелем издеваться, как над собакой?