– Не стесняйся! Продолжай. Не совершал никаких…
– Ох! Фредди!
Обессиленная, она в отчаянии сжалась в комочек. Фред не мог вынести боль, которую сам же причинил ей, но не хотел идти на попятный.
– Еще бы! Это я – негодяй из мелодрамы, – ударял он себя в грудь. – Все, чему я тебя учил, оказалось бесполезно. Ты еще живешь по законам прогнившего общества, общества в упадке… А меня ты относишь к категории баранов, как любого другого, под тем предлогом, что мои материальные средства не достигают уровня моей мысли! Я одинок! Одинок!
Он зашагал по комнате с выражением глубокого разочарования на лице. Но на этот раз Тереза не отступила. Когда Фред оказался рядом, она схватила его за руку.
– Фред, у НАС будет ребенок!
Это «у нас», которое делало и его причастным к событию, сорвало с Фреда маску напускной взрослости и обнажило его истинное лицо: мальчишка, напуганный стоящей перед ним непосильной задачей. Он выдал себя лишь на секунду, но Тереза увидела и выпустила его руку.
– Фред, умоляю тебя, будь мужчиной…
Он попытался обратить все в шутку и, показав на ее обнаженное тело, сказал:
– Еще пятнадцать минут назад ты могла убедиться…
– Нет. Я не сомневаюсь. Но чтобы быть мужчиной, недостаточно заниматься любовью.
– Ты шутишь… а ребенок от меня?
– От тебя. Но недостаточно и сделать ребенка. Это может любой…
У него не хватало смелости увидеть себя таким, каким он был. Единственный выход – перейти в наступление.
– Надо же было, чтобы это случилось именно со мной, – завопил он, поднимая руки к небу. – Черт побери! Все занимаются любовью! Все! Видела, сегодня утром эти иностранцы в машине… Как ты думаешь, чем они занимались в своем «ягуаре», который стоит три миллиона? Подумай! Беднягам вроде меня всегда везет!
– Откуда ты знаешь? – возразила Тереза. – Может быть, и у них неприятности!
Стоя в постели на коленях, прелестная в гневе, она говорила впервые так агрессивно, сражаясь за свое будущее чадо, стремясь вернуть человека, которого любила, на пьедестал, откуда он так хотел спуститься. Он почувствовал ее враждебность и растерялся.
– Конечно, может, и у них неприятности, – согласился он неуверенно. – Только он в состоянии с ними бороться. Ты это должна понять. Это не я, у него деньги есть!
Он попытался ее обнять, она отстранилась.
– Кто тебе сказал, что у него есть деньги? А?
– Надо быть таким ребенком, как ты, чтобы подумать, будто иностранец может приехать провести отпуск во Франции, не имея ни гроша. Скажу тебе больше, эта толстая свинья держит деньги при себе!
Это был идеальный предлог сменить тему, и Фред не упустил такую возможность:
– Ты вечно ничего не знаешь, а говоришь! Официально иностранцы не могут выехать из своей страны со всеми своими деньгами. Что же они делают, как ты думаешь? Прибегают к услугам черного рынка. Разные спекулянты тут и там меняют им их валюту на франки. Только вот… они не имеют права открыть у нас счет в банке. Таким образом, они вынуждены волей-неволей таскать все деньги с собой. Держу пари, бумажник у этого типа, должно быть, битком набит… Двести… Кто знает? Даже триста тысяч. Теперь тебе ясно, дуреха?
Он считал, что после такого объяснения Тереза должна промолчать. Но она поднялась с постели, встала перед ним и с запальчивостью произнесла:
– Ну и что? Пусть даже у него миллион в кармане, что это меняет, можешь ты мне сказать?
Фред прищурился:
– Что все это значит?
– Это значит, что со вчерашнего вечера ты избегаешь ответа на мой вопрос… – Она набрала в легкие побольше воздуха: – Фред, ты трус!
Пощечина последовала мгновенно, словно сама собой. Оба, и Тереза и Фред, застыли в изумлении. Он смотрел на свою руку, которая ударила с такой легкостью, она – пораженная, что едва высказанное подозрение так быстро подтвердилось.
– Ударь лучше сюда! – глухо произнесла Тереза, показав на свой живот. – Может быть, тебе удастся избавиться от ребенка! На это ты еще способен!
Та же рука нанесла второй удар. Тереза покачнулась. Он хотел ее поддержать, но почти помимо воли ткнул кулаком в хрупкое плечо, и Тереза упала. Она не кричала, не плакала, но он не мог вынести ее взгляд, который теперь словно проникал насквозь. Насилие, которое он совершал, доставило ему незнакомое доселе наслаждение. Он нанес удар ногой. У Терезы вырвался стон, она перевернулась, вновь подставляя живот. Не помня себя, он стал наносить удары изо всех сил.
Фред остановился, лишь утратив силы. Устыдившись вдруг, он прикрыл лицо рукой, чтобы не видеть маленькое скрюченное тело, избитое лицо и глаза, в которых отражалось какое-то новое понимание мира. Он отвернулся, стиснув зубы.
– Пусть это будет тебе уроком…
Она не ответила. В сущности, Фред не был злым. Нежность переполнила его сердце. Не говоря ни слова, он перенес Терезу на кровать. Она осталась неподвижно лежать, по-прежнему не сводя с него пристального взгляда.
– Это все из-за тех мерзавцев… – прошептал он, – там, со своим «ягуаром».
Он повернулся в ту сторону, где они должны были находиться, и заорал, грозя кулаком:
– Сволочи! Подонки!
Эта бесполезная угроза, эта бесплодная ненависть дали выход его горечи. Он вновь почти обрел свое достоинство, заверив Терезу:
– Я знаю, что делать. Ты получишь деньги, не плачь.
Надувшись, он повернулся к ней спиной и подошел к окну.
– Чертовы деньги! – вслух заключил он.
Глава XII
Делая вид, что читает газету, Педро наблюдал за женой. Обессиленная, она все еще лежала, не шевелясь, не произнося ни слова. Но Педро постоянно чувствовал на себе ее взгляд.
Как отобрать у нее оружие, не вызвав нового припадка? Он слишком любил ее, чтобы действовать грубо. А ее реакцию невозможно предвидеть.
– Хочешь посмотреть новости? – спросил он, пытаясь завести разговор. – Нет?
Он отложил газету, взял со стола пластмассовый кофейник.
– Еще чуточку кофе?
Улыбаясь, чтобы скрыть беспокойство, он в конце концов налил себе полную чашку и заговорил опять:
– Интересно, мы все больше подражаем янки. Говорят, некоторые девки у нас хотят установить в своих квартирах телефон. Как на севере. Ведь там, знаешь, проститутки занимаются своим ремеслом по телефону.
Он заставил себя засмеяться, но Жермена даже не улыбнулась. А потом вдруг подняла голову и разразилась неудержимым хохотом, который поверг его в растерянность. Педро застыл с кофейником в руке. Жермена не могла остановиться. Он стиснул челюсти. Нужно было действовать. Поставив кофейник, он обошел стол и, подойдя к жене, дал ей пощечину. Смех затих, плечи Жермены опустились, она глубоко вздохнула и вновь погрузилась в оцепенение. Педро упал перед ней на колени, зарылся лицом в ее юбку и заплакал как ребенок. С отсутствующим взглядом она гладила его по затылку.
– Пойду пройдусь, – сказал Фред, – а ты?
Тереза покачала головой, не отрывая от него взгляда. Он пожал плечами:
– Ну ладно, взгляни-ка, свободен ли путь. Постарайся мне немного помочь, вместо того чтобы сидеть все время без дела. Ты прекрасно знаешь, что я не могу показаться этим людям…
Не говоря ни слова, она встала и натянула плащ. Коридор был пуст. Она спустилась до середины лестницы, прислушалась. Приглушенные голоса Шарля и Матильды доносились из кухни. Жестом Тереза дала понять Фреду, что он может спускаться.
Близился вечер. Не чувствуя больше прикосновения жены, Педро поднял глаза. Жермена, казалось, спала. Он осторожно поднял ее на руки. Она не сопротивлялась, крепко прижав к себе сумочку. Когда он понес Жермену к трейлеру, она прошептала:
– Когда-то ты носил меня так, Педро… – Она теснее прижалась к нему. – Мне хорошо…
Он легко внес ее в трейлер, ногой захлопнул дверцу, положил Жермену на постель и сел рядом.
– Ну что, дорогая, тебе лучше?
Она хитро прищурила глаза. Педро насторожился. Слабый свет проникал в окна. В глазах Жермены блестели слезы. Он наклонился и осушил их поцелуем. Она удержала его, он прилег рядом. Они лежали неподвижно на узкой кровати. Педро вспоминал, какими были их объятия когда-то… Не так уж давно. Шесть, семь месяцев назад? До того, как умер их ребенок. До того, как «это случилось» с Жерменой… Он прогнал эти мысли, черпая покой в невинном объятии.
Внезапный свет вывел их из оцепенения. Он сопровождался шумом мотора. Этот шум быстро приближался, трейлер слегка задрожал, а когда машина проехала, вновь погрузился в темноту. Педро приподнялся на кровати.
– Ты любишь другую, да? – спросила Жермена хриплым голосом.
– Что?
Педро был потрясен. Он машинально нащупал выключатель. Жермена прикрыла глаза рукой, загораживаясь от света, но старалась смотреть на мужа из-под руки.
– Ты не помнишь, что говорил мне когда-то? Что целомудренные женщины – это как очаг, в котором никогда не разжигают огонь.
Педро понял. Но он не мог ничего ответить. Жермена не была больше для него женщиной. Он любил ее, но все изменилось. Доказать ей свою любовь, как обычной женщине, было выше его сил. Он отвернулся, чтобы она не видела его глаз.
– Так ты ничего не скажешь? – так же хрипло произнесла она.
Он подошел к ней, взял за руки:
– Жермена, я никогда не любил никого, кроме тебя… клянусь тебе.
Она выдернула руки. Ее лицо сделалось злым, она хотела сказать что-нибудь оскорбительное, но, не найдя слов, схватила сумочку, упавшую на пол, и, дрожа, открыла ее. Педро побледнел. Он совсем про нее забыл! Занятый тем, чтобы успокоить Жермену, он упустил отличную возможность завладеть сумочкой. «Теперь все кончено, – подумал он, – сейчас она достанет револьвер и выстрелит…»
– Жермена, – произнес он, запинаясь, – ведь ты мне веришь, да?
Он задержал дыхание: Жермена нервно копалась в сумочке. Но вытащила оттуда лишь платочек, чтобы вытереть глаза.
Педро был так взволнован, что ему пришлось сесть.
– Педро, я верю тебе.
Такой поворот поставил его в тупик. Он ничего не понимал. Теперь она улыбалась, тщательно припудривая лицо.
– Я верю тебе насчет прошлого… – добавила она, доставая губную помаду.
Обведя контуры губ, она сомкнула их и посмотрелась в зеркальце. И вдруг, швырнув пудреницу и помаду в сумочку, в ярости закричала:
– Но насчет настоящего и будущего – нет! Ты обманщик! Я все знаю!
Она опять рылась в сумочке. На этот раз Педро бросился на нее, не раздумывая. Жермена пыталась вырваться:
– Пусти меня! Ты мне не нужен больше! Я запрещаю тебе…
Она сопротивлялась изо всех сил. Педро в панике старался удержать ее руку. Его охватил страх перед смертью. Случайно он задел выключатель локтем, и они продолжали бороться в темноте, забыв причину сражения. Вдруг он прикоснулся к сумке, и память вернулась к нему. Но тут Жермене удалось вырваться и вновь зажечь свет. Задыхаясь, растрепанная, с ожесточенным выражением лица, она отступала от него, держа руку в сумке.
– Так легко ты со мной не разделаешься! – крикнула она. – Я знаю, почему мы вернулись во Францию. Прекрасно знаю. Ты хочешь избавиться от меня и найти себе новую любовь. Но я на это никогда не соглашусь, слышишь? Лучше я…
Педро, не шевелясь, смотрел на жену. В его взгляде было смирение перед судьбой, бессилие.
Теперь ему хотелось лишь умереть. «Зачем, в сущности, цепляться за жизнь, когда утрачено все, чем дорожил?»
Жермена медленно вынимала руку из сумки. На ее лице была написана неистовая радость. Педро закрыл глаза, не в состоянии больше бороться. «Пусть стреляет, и покончим с этим!»
– А это? – крикнула Жермена. – Это ты станешь отрицать?
Открыв глаза, он сразу узнал письмо, которым она размахивала. Ответ от ее родителей. Наверное, она вытащила письмо у него из кармана накануне.
Она развернула листок и прочла вслух:
– «…мой бедный Педро, как вы должны страдать…» Что ты им написал, чтобы и их так одурачить? Чтобы они думали, что важны твои страдания, а не то, что переживаю я… Вот, слушай… «Да, вы правы, она будет не так несчастна здесь, рядом с нами, на юге, где она провела детство, рядом с родными… Мы поместим ее в клинику доктора Фразеля в Канэ…»
Она скомкала письмо и швырнула ему в лицо.
– В клинику… Значит, ты хочешь упрятать меня в клинику, чтобы соединиться с той, которую любишь! Ты готов избавиться от меня любым способом, потому что я тебе мешаю. Даже выдать меня за сумасшедшую!
Педро обхватил голову руками. У него не было больше сил. Он не мог теперь предвидеть, что она сделает или скажет, не мог ей помочь. Вдруг Жермена, рыдая, бросилась к нему в объятия.
– Это неправда, Педро, неправда, что я сумасшедшая. Скажи мне. Кроме тебя, у меня нет никого на свете!
– Ну конечно, милая, ты не сумасшедшая, и я не люблю никакую другую женщину.
– Тогда не вези меня на юг, умоляю тебя.
– Хочешь, мы останемся сегодня здесь? Переночуем в трейлере, как влюбленные – мы и есть влюбленные, – а завтра посмотрим, что будем делать…
– Да… Да… Обещаешь?
– Обещаю…
Она успокоилась, сидя на полу, прислонившись к ногам мужа. Вместе с надеждой к Педро возвращался инстинкт самосохранения. Сумочка лежала около Жермены. Он поднял ее, не вставая, и спрятал за спину.
– Если ты считаешь меня сумасшедшей, – заговорила Жермена, – почему…
Педро прервал ее:
– Я не считаю тебя сумасшедшей, Жермена. У тебя было сильное потрясение, тебе надо подлечиться, вести спокойный образ жизни, чтобы ты поправилась, чтобы мы опять были счастливы.
– А почему ж тогда они пишут: «поместим в клинику»?
– Это недоразумение, дорогая.
Минуту она молчала, затем спросила вновь:
– Но почему ты не поместил меня в клинику в Бразилии, около себя? Зачем этот трейлер, эта комедия с отпуском?
– Потому что я хотел, чтобы ты повидала своих родителей, которых ты любишь, побывала там, где прошло твое детство. Признайся, тебе не так уж нравилась Бразилия. Ты скучала по Франции. А потом, мы столько раз говорили о том, как проведем здесь отпуск, что…
Ему показалось, что кто-то заглядывает в окно. Он вскочил и открыл дверь. В темноте послышался шум быстрых шагов, и за деревьями исчезла чья-то тень.
– Вам не стыдно? – крикнул Педро. – Хулиган!
Фред, покраснев, сплюнул.
– Сам хулиган, грязный метис! – пробормотал он тихо.
Увидев издали, как мужчина закрыл дверь трейлера, Фред зашагал к гостинице, по дороге пиная ногами кочки.
– Что ты делаешь? – спросил Педро.
Жермена открыла маленький стенной шкафчик, достала свернутые одеяла и сунула их под мышку.
– Послушай, милый, только не надо сердиться. Видишь, я совершенно спокойна и верю всему, что ты мне сказал. Но здесь мне будет не по себе…
– Я не понимаю тебя.
– Я хочу спать на воздухе, в лесу.
– Но почему?
Она сделала нетерпеливое движение:
– Я боюсь, что, несмотря ни на что, ты поедешь дальше, пока я буду спать.
Он не хотел ей возражать:
– Хорошо. Но знаешь, как мы сделаем? Дай мне одеяла, в лесу буду спать я.
Жермена рассмеялась:
– Нет, Педро, тогда ты действительно подумаешь, что я ненормальная.
– Отчего же?
– Нет ничего легче, чем запереть меня, пока я сплю, и сесть за руль.
Она поцеловала его в кончик носа, пожелала спокойной ночи и, подойдя к двери, спрыгнула на землю.
– Приятных тебе сновидений, Педро…
Он проводил ее взглядом. «В темноте среди деревьев она испугается и вернется», – подумал он. Но Жермена скрылась за деревьями, лишь свет ее электрического фонарика еще плясал некоторое время из стороны в сторону – видимо, она выбирала место поудобней, – но потом и он погас. Если только не скрылся из виду за кустом… Педро вздохнул и растянулся на постели. Нащупав рукой сумочку, забытую женой, он почувствовал себя спокойней.
Фред, запыхавшись, подошел к гостинице. Из сада он видел, как хозяева готовят ужин на кухне. Он толкнул входную дверь и быстро шмыгнул к неосвещенной лестнице.
Матильда с грохотом поставила кастрюлю на огонь.
– Как хочешь, Шарль, но все же неприятно, что он так старается, чтобы его не увидели, этот твой «месье» Куртуа!
Ее муж хихикнул:
– Заметь, что в настоящий момент между ними кошка пробежала.
– Откуда ты знаешь?
– Ну как же, иначе он бы не отправился на прогулку без нее. Впрочем, она-то не прячется, можешь мне поверить, она славненькая.
– Ты думаешь, он так маскируется, потому что боится своей законной…
– Почему бы и нет?
Поднявшись наверх, Фред приоткрыл дверь. При свете керосиновой лампы он увидел Терезу, лежащую на кровати. Она не шевельнулась. Фред тихонько прошел через комнату и остановился у окна, глядя в сторону дороги, где стоял трейлер.
Педро погасил в пепельнице сигарету и взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Он посмотрел в окно, не возвращается ли Жермена, но ничего не смог разглядеть. Тогда он выключил свет.
Тишина, глушь. Лишь временами под порывами ветра раскачивались ветки.
В мрачной задумчивости он вернулся к постели. Что за идея пришла ей в голову – раздобыть револьвер? Кстати, надо от него избавиться. Педро раскрыл сумочку жены, стал искать на ощупь, откладывая пудреницу, помаду, вещицы, которые обычно женщина носит с собой. Неожиданно у него вырвалось проклятие. Он вытряхнул содержимое сумочки на одеяло и разбросал нервным жестом. Затем зажег свет, чтобы окончательно удостовериться: револьвера не было.
Вероятно, она вынула его, пока Педро занимался бродягой, заглянувшим вечером к ним в окно.
Глава XIII
Дениза, примерная секретарша ЭКСИМ, в частной жизни была вполне современной девушкой. Ее характер был достаточно противоречив, позволял ей верить в благотворность мгновенных решений и в то же время в действенность старых добрых рецептов. Один из них – «примирение на подушке». Резким движением она скинула туфли и надела домашние тапочки.
– Ты не раздеваешься? – спросила она Поля.
Поль с мрачным видом курил одну сигарету за другой, явно давая понять, что сердится.
– Нет! – обернувшись, прорычал он. – Еще вопросы есть?
– Прошу тебя, милый, если хочешь что-то сказать, поторопись. Уже поздно, а мне рано вставать на работу.
Когда она вот таким образом низводила его праведный гнев до детских капризов, он одновременно и любил и ненавидел ее.
– Мне тоже, представь себе, – парировал он, не найдя ничего лучшего.
С видом покорившейся пленницы, уверенной в том, что ее красота поможет ей одержать победу, Дениза приблизилась к Полю. Она обняла его за шею и спросила тоном великомученицы:
– Разве это хорошо – дуться на меня уже второй день?
Поль что-то пробормотал в ответ: теперь ему уже совсем не хотелось ссориться.
– Мы проводим вместе всего полтора дня в неделю, любимый, – продолжала Дениза жалобно и смиренно. – Давай не будем их портить!
Поль тут же постарался доказать, что полностью с ней согласен. Только этого она и ждала.
– Нет, пусти, ты заставляешь меня страдать, – смертельно обиженная, прошептала Дениза и отстранилась.
Этот давно испытанный прием вывел Поля из себя:
– Ах так! Браво! Теперь, как всегда, должна последовать расплата!
Дениза скользнула в постель, целомудренно прикрывшись простыней.
– Расплата? Какая расплата, мой бедный Поль?
– Говори, говори! Мадам устраивает маленький стриптиз и, как только чувствует, что я завелся, начинает допрос!
Дениза будто с луны свалилась:
– Так дело в этом? Брось! Ты дулся еще до этого, дорогой.
– Нет! – завопил Поль. – Дело не в этом! Ты переиначиваешь все, что я говорю.
– Тогда объясни, Поль.
– Вот именно! Ты требуешь объяснений в тот момент, когда…
– Но что тут плохого? – воскликнула Дениза. – Должна же я знать, что с тобой происходит!
Почти сдавшись, он безнадежно махнул рукой:
– Ты права, ладно! Как всегда. У тебя железная логика. И к сожалению, получается, что твоя логика разрушает мою!
Однако перебранка не мешала ему раздеваться. Значит, он остается. Успокоившись и не заботясь больше о простыне, Дениза встала.
– Ну, так выскажешься ты наконец? – спросила она требовательным тоном.
– Нет! Предпочитаю заткнуться…
И не без оснований, поскольку мужчина находится в невыгодном положении в тот момент, когда стягивает с себя брюки.
– Ах! Ты предпочитаешь заткнуться! Мне кажется, это не очень смело с твоей стороны!
Задетый за живое, он повернулся и чуть не упал, запутавшись в штанинах.
– А заигрывать со своим шефом – это смело, не так ли?
Дениза ударила себя в грудь, стараясь делать это не очень сильно:
– Я? Я заигрываю с шефом? Что ты еще выдумал?
К счастью, Полю удалось наконец снять брюки, и он убрал их под матрас, аккуратно сложив.
– Выяснил! – ухмыльнулся он. – Выяснил, а не выдумал.
– Объясни, пожалуйста. Я не умею разгадывать шарады.
– Опасаюсь людей, которые говорят, что не умеют разгадывать шарады, потому что…
– Оставим премудрости до другого раза! – оборвала его Дениза.
Поль обдумывал свои высказывания, тщательно обрабатывал их в уме, готовил их, чтобы выдать потом в обществе, а Дениза умела разрушить все в зародыше. Он готов был ее убить.
– Во всяком случае, Жюльетте ты рассказывала совсем другое! – завопил он вне себя.
Властным жестом Дениза приказала ему не кричать, указав на стены и напомнив о соседях, которым совершенно ни к чему знать, «что ты меня не любишь». Она одерживала верх по всем статьям.
– Ты не станешь отрицать, что совращала этого фата, у которого денег куры не клюют, пока я скучал, ожидая тебя…
– Это Жюльетта, – задумчиво произнесла Дениза.
Подумав секунду, она вынесла приговор подруге одним словом:
– Стерва!
– Стерва или нет, ты признаешься?
– Ничего подобного! Это неправда! Ах, ты б посмотрел на себя. Во времена инквизиции ты бы многого добился!
– А тебе бы подошла Древняя Греция с ее куртизанками!
Раздался звонок в дверь, и они, застыв на месте, переглянулись.
– Побудь здесь, – сказала Дениза, накинув пеньюар. – Пойду посмотрю, кто это может быть в такое время. Притворив дверь спальни и пройдя через свою маленькую квартирку – две комнаты, кухня, – она направилась в тесную прихожую.
Открыв, она сразу же узнала мадам Куртуа. Ее сопровождали двое мужчин. Один подтолкнул другого локтем, и тот как бы нехотя достал из кармана удостоверение, на котором Дениза увидела всего одно слово: ПОЛИЦИЯ.
– В чем дело?
– Простая формальность, – смущенно ответил Живраль.
– Что-нибудь случилось, мадам Куртуа? – Дениза обрела спокойствие.
Женевьева открыла рот, чтобы ответить, но не смогла произнести ни слова. Она разрыдалась, приложив мокрый платочек к глазам. Жорж с трудом сдерживал себя.
– У нас есть основания думать, – произнес он, – что в настоящий момент вы не одна, мадемуазель.
– Ну и что? – Дениза говорила жестким тоном. – Вас это касается?
– Представьте себе, что нас это в самом деле касается!
Он жестом предложил Живралю пройти в комнату. Дениза преградила им путь:
– Куда?
– Полиция, – пробормотал инспектор.
– Плевать мне на полицию! Я не вчера родилась на свет. Ордер у вас есть? Нет! Впрочем, даже если б был, я бы вас промариновала до рассвета!
Живраль беспомощно пожал плечами, глядя на Жоржа:
– Я вам говорил, месье Журлье.
– Пустите вы нас или нет?
– Нет.
Мужчины стояли в нерешительности. Живраль крутил пуговицу пальто и в конце концов оборвал ее. Жорж старался побороть свой гнев, который был ему сейчас плохим советчиком. Дениза чувствовала себя хозяйкой положения, и это доставляло ей огромное удовольствие. Женевьева шмыгнула носом. Девушке стало ее жалко:
– Может быть, вы объясните мне, в чем дело, мадам?
– Мой муж исчез, Дениза!
У секретарши вырвался возглас удивления. Она поднесла руку к губам, отпустив при этом пеньюар, и он распахнулся. Жорж вытаращил глаза. Живраль воспользовался переменой в настроении Денизы:
– В связи с этим мы и пришли к вам, мадемуазель.
Дениза запахнула халатик.
– То есть как?
– Это мы у вас спрашиваем! – ответил Жорж.
– Да что это, наконец, разговор глухих или сумасшедших?
– Вы должны нам помочь, мадемуазель, – сказал полицейский. – Вы последняя, кто видел его, не так ли?
Дениза посторонилась, и они прошли в гостиную. Живраль удержал Жоржа, который тут же кинулся к спальне.
– В котором часу вы ушли с работы, мадемуазель?
– Вчера? В двадцать минут седьмого.
– Вы всегда так точны?
– Он сам назначил это время.
Поль внимательно прислушивался, но до него долетали лишь обрывки разговора. Голоса стали громче. Дениза произнесла возмущенным тоном:
– Но это безумие! Вы сошли с ума, если думаете так!
Поль не разобрал, что сказала Женевьева, зато отчетливо услышал Жоржа:
– Ну ладно, я сам удостоверюсь!
– Я вам запрещаю! – крикнула Дениза.
Распахнув дверь, Жорж в растерянности остановился перед незнакомым полураздетым мужчиной, согнувшимся у замочной скважины. Он невнятно пробормотал извинение и застыл с раскрытым ртом. Одну вещь Поль не выносил совершенно – это быть в смешном положении. Он почти инстинктивно ударил Жоржа кулаком в лицо. Тот попятился. Женевьева испустила стон. Дениза фыркнула, а Живраль подхватил Жоржа, шепнув ему на ухо:
– Теперь тихо! Вы и так уже натворили дел.
– Ну что, довольны? Тем лучше! Завтра вам будет не до смеха, – разошлась Дениза. – Я так этого не оставлю! Я буду жаловаться. А вы, липовый полицейский, еще услышите обо мне. Что за манеры!
Она смягчилась, слыша рыдания Женевьевы:
– Ах! Вот все, чего вы добились. Ладно. А теперь уходите.
Они не заставили просить себя дважды. Дениза молча проводила их до выхода и захлопнула за ними дверь. Мгновение она прислушивалась к голосам, доносившимся с лестницы. Мужчина, которого ударил Поль, упрекал мадам Куртуа за то, что она доверилась своей, как он это назвал, «интуиции». Живраль просил их замолчать и пытался поскорей увести.
Дениза пожала плечами и вернулась в спальню. Поль ждал ее. Весь его вид выражал презрение.
– Значит, не только я думаю, что ты спишь со своим шефом!
Дениза, подбоченясь, смерила его взглядом.
– Не будь занудой. Хватит. Не ссориться же нам всю ночь. – Она сняла пеньюар, бросила его на кровать и обняла Поля. – Мы и так потеряли много времени!
Глава XIV
Ветер гудел и завывал в каминной трубе. В комнате было темно и тепло. Временами накрапывал дождь. Над дорогой расплывались серые пятна тумана.
Фред откинул одеяло и, повернув голову, старался увидеть, спит ли Тереза. Он не мог определить точно, хотя дыхание ее было ровным. Он зарылся в подушку, влажную от пота.
Сна ни в одном глазу.
Как будто жизнь и без того не была достаточно сложной, еще эта дурацкая ссора! Тереза замкнулась и после той сцены не произнесла ни слова. Фреда охватила злость: «А! Я не мужчина, но решать все должен я! И все делать! Все!»
Вернуться в Париж на рассвете, чтобы не попасться в лапы полицейским с украденной машиной. Заплатить за гостиницу – как? Разрешить самую главную проблему: Тереза и ребенок! Выдержать схватку с отцом… «И при всем при том я – не мужчина!»
Единственный способ хотя бы временно облегчить положение – это опять-таки достать деньги. Какая дурочка эта Тереза! Она сто раз заслужила, чтобы он ее бросил! Только тогда и он останется один! Фред принадлежал к той категории людей, которые согласны умереть, но при условии, что это испортит жизнь оставшимся.
Он снова взглянул на Терезу. Конечно, она себе спокойненько спит, переложив всю ответственность на его плечи! Хватит! С него хватит!
Он спустил на пол одну ногу, потом другую и, обойдя кровать, склонился над Терезой: не притворяется ли она. Но глаза у нее были закрыты, она ровно дышала. Он подошел к окну, отодвинул занавеску, прислонился лбом к холодному стеклу.
За окном царила ночь. В слабом молочно-белом свете виднелись деревья. Их голые апрельские кроны раскачивались под порывами ветра. Иногда сверкала застрявшая в коре дождевая капля. В углу двора стоял «фрегат», похожий на затаившегося, готового к прыжку зверя.
Фред поежился. Вдруг он почувствовал, что ему недостает Терезы. Он обернулся. Она не шевелилась. Фред был в ярости, что его подруга смела уснуть: «Она себе спит, а я, я – не мужчина! Я докажу ей…» Махнув рукой, он начал одеваться, но вдруг застыл с носком в руках: Тереза вздохнула и перевернулась. Ее нежное лицо промелькнуло в луче света, проникавшего с улицы, и вновь исчезло в тени. Фред натянул носок и задернул занавеску.
Держа ботинки в руках, он осторожно открыл дверь. Веки Терезы дрогнули, но он этого не видел. Когда Фред вышел в коридор, она села на постели, озабоченно хмурясь, зябко кутаясь в одеяло.
Очутившись на улице, Фред подошел к машине, отпустил тормоза. «Фрегат», глухо шурша, покатился по дорожке, идущей под уклон. Фред остановился перед решеткой. Железные ворота лязгнули, когда он открыл их.
В окне первого этажа шевельнулась занавеска.
Матильда испустила удивленный, а затем возмущенный возглас:
– Шарль! Вставай же, черт возьми! Твои клиенты удирают потихоньку.
Безжалостно разбуженный хозяин гостиницы подбежал к окну, почесал затылок: