Педро Кальдерон
      Жизнь - это сон
      (перевод Инны Тыняновой)
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
      Басилио, король Польши.
      Сехизмундо, принц.
      Астольфо, герцог Московии.
      Клотальдо, старик.
      Кларнет, слуга Росауры.
      Эстрелья, инфанта.
      Росаура, знатная дама.
      Солдаты.
      Придворные дамы.
      Свита.
      Певцы и музыканты.
      Слуги.
      Действие происходит при дворе польского короля,
      в крепости неподалеку и в горах.
      ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
      С одной стороны - поросшие лесом горы, с другой - башня, подножие которой
      служит тюрьмой Сехизмундо.
      Росаура, в мужском платье, появляется на вершине утеса и
      начинает спускаться в долину.
      ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
      Росаура одна.
      Росаура
      О гиппогриф мой старый,
      Ты мчался с ветром неразлучной парой!..
      Зачем же так стремиться
      Бесхвостой рыбой, и бесперой птицей,
      И зверем без сноровки
      И без чутья? Куда летел, неловкий,
      В неистовстве ретивом
      По трещинам, оврагам и обрывам?
      Останься здесь, у склона,
      Впряженный в колесницу Фаэтона,
      А я крутой тропою,
      Мне, видно, уготованной судьбою,
      Пойду теперь вслепую
      Сквозь эту чащу, колкую, густую,
      Вниз по скалистым пикам,
      Что морщат лоб на этом солнце диком.
      Что ж, Польша, не приветишь
      Пришельца? Шаг его ты кровью метишь.
      Со счастьем тот расстался,
      Кто на горе твоей на горе оказался.
      Судьба одна от века:
      Нет жалости нигде для человека.
      Появляется Кларнет.
      ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
      Росаура, Кларнет.
      Кларнет
      Для двух... И в поговорках
      Слугу не забывают на задворках!
      Раз в путь вдвоем пускались,
      И с нашей родиной вдвоем прощались,
      И натерпелись горя,
      А под конец, и жалуясь и споря,
      На горке очутились
      Вдвоем и с горки той вдвоем скатились,
      Так разве мне не в пору
      Прийтись и к счету здесь и к разговору?
      Росаура
      Совсем не в этом дело...
      Тебя, Кларнет, я трогать не хотела,
      Чтоб за твое мученье
      Ты в жалобах почерпнул утешенье.
      Философ неизвестный
      Сказал, что жалоба имеет вкус чудесный,
      И если горя нету,
      За ним скитаться надобно по свету.
      Кларнет
      Да твой философ, верно,
      Был горький пьяница. И было бы не скверно
      Лупить его почаще,
      Затем, чтоб жалобы ему казались слаще!
      Но, право, нам, сеньора,
      Не легче от такого разговора.
      Где нам найти подмогу?
      А солнце уж пускается в дорогу...
      Росаура
      Что отвечать - не знаю,
      Кларнет; твои скитанья разделяю,
      И все сомненья тоже
      Должна я разделять с тобой...
      Кларнет
      О боже!
      Куда мы завернули?
      Росаура
      Меня глаза, быть может, обманули,
      Иль ум во мне смешался,
      Но в робком свете, что у дня остался,
      Я словно вижу зданье
      Невдалеке.
      Кларнет
      А коль мое желанье
      Не врет, уж мы под крышей.
      Росаура
      Где скалы подымаются все выше,
      Куда не глянет солнце,
      Я вижу башни дверь или оконце;
      С облупленным фасадом,
      Здесь, рядом с лесом и с горами рядом,
      Груба и неприветна,
      Она почти что вовсе незаметна
      Средь скал, пронзивших тучи,.
      И камнем кажется, упавшим с кручи.
      Кларнет
      Так подойдем скорее,
      И, верно, сделаем куда мудрее,
      Чем башней любоваться.
      Живут там люди; надо постараться
      Найти приют.
      Росаура
      По счастью,
      Открыта дверь (хоть, право, черной пастью
      Она должна казаться),
      И так как свет не может к ней пробраться,
      А небо все темнее,
      Мне с каждою минутою страшнее.
      В том чреве ночь зачата
      И, видно, здесь родится в час заката.
      Слышен звон цепей.
      Кларнет
      О небо! Что я слышу? Все пропало!
      Росаура
      Меня огнем и холодом сковало.
      Кларнет
      Никак, звенят цепями?
      Бьюсь об заклад, что в этой черной яме
      Преступник скрыт ужасный...
      Сехизмундо (в башне)
      О горе, горе мне, о я несчастный!
      Росауpа
      Отчаянье какое!
      Опять дрожу и лишена покоя.
      Кларнет
      Пугающие звуки!
      Росаура
      Кларнет! Бежим от страха и от муки!
      Кларнет
      Я, право, так робею,
      Что и бежать, наверно, не сумею.
      Росаура
      А если б и решился,
      То между двух огней бы очутился...
      В подобном положенье
      Полезно вспомнить это выраженье.
      Кларнет
      Но случай тот с моим...
      Росауpа
      Неодинаков?
      Кларнет
      Нет, между двух я очутился мраков.
      Росаура
      Не огонек ли эта
      Полоска бледная слепого света,
      Дрожащий луч туманный
      Глухой звезды, мерцающий и странный,
      Что делает лишь гуще
      Темницы мрак, печальный и гнетущий?
      Наверно... Отблеск слабый
      Мне позволяет (издали хотя бы)
      Все ж разглядеть темницу,
      Живого трупа мрачную гробницу.
      Глазам своим не веря,
      Я вижу человека в шкуре зверя,
      Звенящего цепями
      Под бледным светом в этой темной яме.
      Бежать нельзя отсюда:
      Давай, Кларнет, послушаем покуда
      Его рассказ ужасный.
      Створки двери раскрываются; виден Сехизмундо, в цепях,
      одетый в звериную шкуру. В башне мерцает свет.
      ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
      Те же и Сехизмундо.
      Сехизмундо
      О горе, горе мне! О я, несчастный!
      Разрешите мои сомненья,
      Небеса, и дайте ответ:
      Тем, что родился на свет,
      Я разве свершил преступленье?
      Но все же, по размышленье,
      Я мог и сам убедиться,
      Что грозная ваша десница
      Меня покарать должна:
      Ведь худшая в мире вина
      Это на свет родиться.
      Все же я знать хочу,
      Чтоб не терзаться вечно
      (Хоть я признаю, конечно,
      Что за рожденье плачу),
      За что я свой век влачу,
      В вечную тьму погружен?
      Я разве один рожден?
      Ведь родились и другие...
      В чем их права такие,
      Каких я небом лишен?
      Родится птица, и, богатой
      Своей красотой блистая,
      Она - лишь ветка живая
      Или цветок пернатый,
      Когда свой полет крылатый
      Мчит в высоту она,
      Тепла гнезда лишена,
      Одной быстротой согрета...
      Зачем же мне, в ком больше света,
      Свобода меньшая дана?
      Родится зверь, и на него
      Надета цветная шкура,
      Он - лишь звезды фигура
      (Кисти лихой мастерство);
      Люто его естество,
      Когда защита нужна;
      С людьми глухая война
      Требует много искусства...
      Зачем же мне, в ком больше чувства,
      Свобода меньшая дана?
      Родится рыба и не дышит,
      Вскинута хлябью морскою,
      Она - челнок с чешуею,
      Что океан колышет;
      Никто ее ход не слышит,
      Когда, быстра и вольна,
      Мерит моря до дна,
      Все проходя расстоянья...
      Зачем же мне, в ком больше знанья,
      Свобода меньшая дана?
      Родится ручей, и вьется
      Между цветами, тонок,
      Он - серебристый змеенок,
      Что меж цветов крадется,
      Когда со звоном несется
      Мимо цветов волна,
      Полями окружена,
      Отдавшись простора власти...
      Зачем же мне, в ком больше страсти,
      Свобода меньшая дана?
      Дойдя до такой тоски,
      Словно вулкан загораюсь,
      И сердце вырвать стараюсь
      И разорвать на куски.
      Зачем так цепи тяжки?
      За что такая потеря,
      Что, бед глубину измеря,
      Люди того лишены,
      Что создал бог для волны,
      Для рыбы, для птицы, для зверя?
      Pосаура (Кларнету)
      Здесь, видно, живет беда,
      Страшны мне его признанья!
      Сехизмундо
      Кто слышал мои стенанья?
      Клотальдо?
      Кларнет (тихо)
      Скажи, что да.
      Росаура (к Сехизмундо)
      Лишь грустный странник (о беда!).
      Забредший под эти своды,
      Слыхал про твои невзгоды.
      Сехизмундо
      Но, значит, твой час настал,
      Раз я знаю, что ты узнал,
      Что вовек я не знал свободы.
      (Схватывает ее.)
      Ты слышал мои откровенья,
      И этой сильной рукою
      Свершу я суд над тобою.
      Кларнет
      Я-то глух от рожденья,
      Не слыхал.
      Росаура
      Я прошу прощенья
      И считаю себя свободным,
      Если ты рожден благородным.
      Сехизмундо
      Твой голос мне кажется ясным
      И образ таким прекрасным,
      А гнев мой таким бесплодным!
      Кто ты? Пусть мало я
      Знаю про белый свет,
      И здесь с младенческих лет
      Колыбель и тюрьма моя;
      Пусть лишь глухие края
      Помню я, где родился
      И где навек схоронился,
      Где живу я, скелет живой,
      Где живу я, мертвец с душой,
      Где я говорить разучился;
      Пусть в жизни я знал одного,
      Всего одного человека,
      И только его от века
      Видал из мира всего,
      И ведал лишь от него
      Про небо и землю, - верю,
      Пускай я подобен зверю,
      Что я человек средь зверей,
      Хоть зверем среди людей
      В темнице я горе мерю.
      Пусть брал я свои уроки
      У зверей, что кругом блуждали,
      У птиц, что кругом летали,
      И звезд лучистые строки
      Читал мой взор одинокий,
      Ты взору явил утешенье,
      И слуху отдохновенье,
      И роздых среди мучений,
      Ты прервал мои пени,
      И мне принес облегченье.
      Когда на тебя взираю,
      Прекрасным тебя нахожу,
      И чем упорней гляжу,
      Тем упорней глядеть желаю.
      И сам я не понимаю,
      Отчего так глаза жадны:
      Ведь, на смерть обречены
      За жажду, не знали жажды
      И, жадно взглянув однажды,
      Умереть, но глядеть должны.
      Так лучше глядеть умирая;
      Если смерть мне сулит твой вид,
      То разлука что же сулит?
      Горе, гнев или мука злая,
      Впереди меня ожидая,
      Злую смерть мне сулят равно,
      И мне кажется - все одно:
      Иль несчастному жизнь подарить,
      Иль счастливого жизни лишить;
      Значит, мне умереть суждено.
      Росаура
      Изумляюсь и поражаюсь
      Тому, что пришлось увидеть.
      Но, чтоб ничем не обидеть,
      Спросить ни о чем не решаюсь.
      С одним лишь я соглашаюсь,
      Что, видно, самой судьбой
      Мне послана встреча с тобой
      В утешенье, коль утешает
      Того, кто в жизни страдает,
      То, что страдает другой.
      Я слышал про одного
      Мудреца: он был нищ настолько,
      Бедняк, что трава лишь только
      Была питаньем его.
      Что в мире нет никого
      Беднее, он был убежден.
      Но как он был удивлен,
      Когда увидал случайно
      Мудреца другого, что тайно
      Ел траву, что выбросил он!
      Вот так и жил на земле я,
      Своей судьбе покоряясь,
      И тайно в душе возмущаясь,
      И тайно себя жалея,
      Исхода найти не умея
      Среди своих забот...
      У тебя я нашел исход:
      Подобрал ты мои лишенья,
      Превратил ты их в утешенья
      Среди своих невзгод.
      И если мои несчастья
      Могут тебя утешить,
      Выслушай их и возьми
      Те, что я бросил... Слушай:
      Зовусь я...
      Клотальдо (за сценой)
      О стражи башни,
      Трусливые сонные стражи!
      Не слышите вы, что проникли
      Чужие в эту темницу?..
      Росаура
      Смущен я: новое горе!
      Сехизмундо
      Пришел мой тюремщик Клотальдо.
      Иль не довольно страдал я?
      Клотальдо (за сценой)
      Скорее, и осторожно,
      Чтоб не успели скрыться,
      Задержите их иль убейте.
      Голоса (за сценой)
      Измена!
      Кларнет
      О стражи башни!
      Если вы нас сюда пустили,
      Значит, дали выбрать дорогу,
      Так хватайте нас - это проще!
      Появляются Клотальдо с пистолетом в руках и солдаты.
      Лица у всех закутаны.
      ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
      Те же, Клотальдо и солдаты.
      Клотальдо (солдатам)
      Лиц никто не открывайте!
      Помните, что очень важно,
      Чтобы нас, пока мы здесь,
      Люди тайно не узнали.
      Кларнет
      Карнавал у них тут, что ли?
      Клотальдо
      Вы, которые случайно
      В запрещенный круг вступили,
      Сквозь препоны и границы,
      Королевскому декрету
      Вопреки, что запрещает
      Приближаться к этим скалам,
      Что хранят большую тайну,
      Жизнь отдайте и оружье,
      Или дуло пистолета,
      Горло змея из металла,
      Выплюнет две ядовитых
      Пули, и дрожащий воздух
      Бурным пламенем зажжется.
      Сехизмундо
      Знай, тиран и тюремщик:
      Когда их тронуть посмеешь,
      Жизнь моя станет добычей
      Этой жалкой темницы;
      Скорей о дикие скалы
      Я разобью свое тело,
      Скорей себя растерзаю
      Ногтями, но не позволю,
      Чтоб кто-нибудь их обидел
      Иль им нанес оскорбленье.
      Клотальдо
      Если знаешь ты, Сехизмундо,
      Сколь огромно твое несчастье,
      Если знаешь, что волей неба
      Ты, еще не родившись, умер
      И что эта темница стала
      Твоему бурливому нраву
      Несокрушимой плотиной,
      Неколебимой уздою,
      Зачем бушуешь? (Солдатам.)
      Закройте
      Тесную дверь темницы,
      Заприте его!
      Сехизмундо
      О небо!
      Вы поступаете верно,
      Лишая меня свободы!
      Не то против вас гигантом
      Я встал бы и, чтоб на солнце
      Разбить зеркальные стекла,
      На каменном основанье
      Построил бы горы из яшмы.
      Клотальдо
      Вот затем, чтоб ты их не построил,
      И лишили тебя свободы.
      Солдаты уводят Сехизмундо и снова запирают в темницу.
      Росаура (к Клотальдо)
      Тебя оскорбляет, я вижу,
      Гордыня. Зачем покорно
      Я не просил о жизни,
      У ног твоих распростертый?
      Пусть милосердье проснется
      В душе твоей; невозможно,
      Чтоб отклика в ней не родилось
      Ни смирению, ни гордыне.
      Кларнет
      Коли тронуть тебя не могут
      Ни гордыня и ни смиренье,
      Хоть действуют эти фигуры
      В сотнях старинных мистерий,
      Я, ни смиренный, ни гордый,
      А что-то посередине
      Меж смирением и гордыней,
      Прошу оказать нам помощь.
      Клотальдо
      Ах, вот как!
      Солдаты
      Сеньор!..
      Клотальдо
      У обоих
      Возьмите оружье! И чтобы
      Не узнали они дороги,
      Глаза вы им завяжите.
      Pосаура
      Вот моя шпага; тебе лишь
      Вручить ее подобает
      Ведь ты здесь над всеми главный,
      А шпаге моей не пристало
      Сдаваться в любые руки.
      Кларнет
      Ну, а мою не жалко
      Отдать хоть бродяге. Возьми-ка!
      (Отдает шпагу одному из солдат.)
      Росаура
      Если смерть меня ожидает,
      То за твое милосердье
      Дарю тебе эту шпагу
      Когда-то хозяин достойный
      Был у нее.
      Клотальдо (в сторону.)
      Все больше
      Растут мои подозренья.
      Росаура
      Вот по этой причине
      Прошу беречь мою шпагу.
      Если ж судьба отменит
      Свой приговор, то шпага
      Честь принести должна мне.
      Не знаю, в чем ее тайна,
      Но есть в ней тайна, я знаю.
      А может быть, я ошибаюсь,
      И она лишь затем дорога мне,
      Что служила отцу когда-то.
      Клотальдо
      Кто был твой отец?
      Pосауpа
      Не знал я
      Его.
      Клотальдо
      А зачем же здесь ты?
      Росаура
      Затем, что отметить я должен
      За оскорбленье.
      Клотальдо (в сторону)
      О небо!
      (Берет шпагу и в смущенье глядит на нее.)
      Но что это? Разве мало
      Сносил я невзгод и бедствий,
      Терпел тревог и страданий?
      Кто дал тебе эту шпагу?
      Росаура
      Женщина.
      Клотальдо
      Как ее имя?
      Росаура
      Назвать его я не смею.
      Клотальдо
      Почем ты знаешь, что тайна
      Заключена в этой шпаге?
      Росаура
      Кто дал ее, наказал мне:
      "В Польшу ступай и старайся
      Осторожно, умно, искусно,
      Чтоб увидели эту шпагу
      Самые знатные люди,
      И среди них ты встретишь
      Того, кто тебя поддержит,
      Если он только не умер".
      Но имени мне не назвали.
      Клотальдо (в сторону)
      О господи, что я слышу!
      Еще я понять не в силах,
      Ложь или правда это.
      Ведь эту шпагу когда-то
      Я дал прекрасной Вьоланте
      И сказал: "Того, кто привесит
      К поясу эту шпагу,
      Всегда и всюду я встречу
      Словно отец - заботой
      И словно сын - почтеньем".
      Так что же теперь мне делать,
      Увы! - в таком затрудненье,
      Коль шпагу на счастье взявший,
      Взял ее на погибель
      И к смерти приговоренный
      Передо мной явился?
      Какая злая ошибка!
      Как нами судьба играет!
      Вот сын мой, и вот примета,
      И сердце твердит мне то же:
      Недаром оно стучится
      В грудь мою, разбивая
      Крылья, не в состоянье
      Разбить замки и запоры,
      Подобно пленнику в башне,
      Что, уличный шум заслышав,
      К окну свой взгляд поднимает.
      Вот так и сердце, не зная,
      Что происходит снаружи,
      И шум услыхав, стремится
      Подняться к глазам и выйти
      Слезами сквозь эти окна.
      Что делать? (Скажи мне, боже!)
      Что делать? Коль отведу я
      Его к королю (о горе!),
      Его отведу я к смерти.
      А если его я скрою
      От короля, то чести
      Я преступлю законы.
      Верность души и верность
      Вассала во мне сомкнулись.
      Но в чем же мои сомненья?
      Раз верность вассала - выше
      Чести моей и жизни,
      Значит - не честь, а верность!
      И, кроме того, сказал он,
      Что явился сюда для мести
      За оскорбленье. А тот,
      Кто оскорблен, - тот низок.
      Нет, он не сын мой, не сын мой,
      Моей благородной крови
      Нет в нем. Но если опасность
      Грозит (ведь никто не властен
      Ее отвратить, ибо честь
      Соткана из материи хрупкой:
      Один поворот - и сломилась,
      Одно дуновенье - поблекла),
      Что может сделать еще
      Сын, благородный духом,
      Как не прийти к отцу,
      Рискуя собственной жизнью?
      Он сын мне, моей он крови,
      Если он так бесстрашен.
      Есть лишь одно решенье:
      Пойти к королю и признаться,
      Что это мой сын, и смерти
      Предать его. Если тронут
      Короля покорство и кротость,
      Заслужу я живого сына
      И помогу отомстить
      За его обиду. Но если,
      В грозности постоянен,
      Король предаст его смерти,
      Умрет он, отца не зная.
      (Росауре и Кларнету.)
      Идите за мной, чужестранцы!
      Не бойтесь, что не найдете
      Опоры в тяжких невзгодах.
      Право, в подобном споре
      Между жизнью и смертью
      Не знаешь, что тяжелее.
      Все уходят.
      Зал в королевском дворце.
      Входят Астольфо и солдаты. В противоположную дверь
      входит инфанта Эстрелья со своими дамами. За сценой музыка и пальба.
      ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
      Астольфо, солдаты, Эстрелья, придворные дамы.
      Астольфо
      Лишь рассеяли туманы
      Очи, равные кометам,
      Сразу трубы-барабаны
      Стали славе их ответом.
      Песней птицы и фонтаны
      Огласили все кругом,
      И в восторге неземном
      Славит лик ваш нежно-бледный
      Птиц крылатых голос медный,
      Медных труб крылатый гром.
      Так встречают вас, сеньора:
      Пушки вам палят, услада,
      Птицы вам поют, Аврора,
      Трубы вам гремят, Паллада,
      И цветы цветут вам, Флора.
      Ибо, затмевая светом
      День, прогнавший ночи тени,
      В сне Аврора, Флора летом
      И Паллада средь сражений,
      Вы - услада в сердце этом.
      Эстрелья
      Если б мерили слова
      На поступки и деянья,
      Вы б отважились едва
      На такие излиянья:
      В них - непрочная канва.
      А торжественные встречи
      Мне наскучили, не скрою:
      Ведь всегда в противоречье
      Обращение со мною
      И любезность вашей речи.
      Лишь тому, кто без креста,
      Лишь обманщику пристало,
      Чья известна клевета,
      Чтобы славили уста,
      А сознанье убивало.
      Астольфо
      Эстрелья! Хоть до сих пор
      Я заслужил у вас
      Только такой приговор,
      Послушайте мой рассказ:
      Я вам разъясню наш спор.
      Умер Эусторхио Третий,
      Польский король; на трон
      Басилио сел; на свете
      Имел двух наследниц он;
      Одною был я рожден,
      А вы рождены другою.
      Клорилене, та, что судьбою
      Введена в чертоги иные,
      Где звезды ее золотые
      Тешат своей игрою,
      Старшей была; и ей
      Были вы дочь родная;
      Вторая (пусть много дней
      Дарует ей бог!) - вторая
      Матерью стала моей.
      Ресизмунда в Московии где-то
      Вышла замуж. Родился я там.
      Чтобы все было ясно вам,
      Я коснусь другого предмета.
      Как и все под луной, годам
      Неумолимо подвластен
      Басилио; более страстен
      К наукам, чем к женщинам, он
      Овдовел бездетным, и трон
      Наследуем мы, кто причастен
      К роду его. Сестрою
      Старшею вы рождены;
      А я, хоть рожден второю,
      Мужчина, и вы должны
      Здесь отступить предо мною.
      Рассудить нас в таком сомненье
      Мы просили у дяди;
      Обещал он обдумать решенье
      И созвал нас, чтоб правды ради
      Здесь привести в соглашенье.
      Не зная надежды иной,
      Я покинул Московии дали.
      Я вам не грозил войной,
      Но вместо этого стали
      Вы воевать со мной.
      Ах! Одного лишь я
      Желаю сейчас безусловно,
      Чтоб мудрый народ - судья
      Нас рассудил полюбовно,
      И чтоб вы, королева моя,
      Королевою по условью
      Моему назвались, и конец
      Навсегда настал прекословью,
      Чтоб достался мне дядин венец,
      Вам - империя вместе с любовью.
      Эстрелья
      Столь изысканных слов елею
      Как в душе не найти ответа?
      Я б хотела, чтоб стала моею
      Лишь затем империя эта,
      Чтоб вручить ее вам. Но смею
      Вас спросить: как могу поверить,
      Что любовь моя вам желанна,
      Раз вашу можно проверить
      По портрету, что постоянно
      На груди у вас? Что ж лицемерить?
      Астольфо
      Все открою, но не сейчас:
      Для беседы нам не подходит
      Весь этот трубный глас,
      За сценой трубы.
      Означающий, что выходит
      Сам король... Он увидел нас.
      Входит старый король Басилио со своей свитой.
      ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
      Те же и король Басилио со свитой.
      Эстрелья
      Фалес благомудрый...
      Астольфо
      Эвклид несравненный...
      Эстрелья
      Блеском планеты...
      Астольфо
      Ходом светила...
      Эстрелья
      Правишь разумный...
      Астольфо
      Правишь почтенный...
      Эстрелья
      Зная, что будет...
      Астольфо
      Зная, что было...
      Эстрелья
      Пути созвездий...
      Астольфо
      Судьбу вселенной...
      Эстрелья
      Позволь же, склонясь в умиленье...
      Астольфо
      Позволь же, упав на колени...
      Эстрелья
      Плющом вкруг тебя обвиться!
      Астольфо
      В ноги тебе поклониться!
      Басилио
      Дети! Вам в утешенье,
      Видя ваше покорство,
      Какое вы здесь явили,
      Защиты прося без притворства,
      Попытаюсь принять решенье,
      Чтоб все им довольны были.
      Сейчас постараюсь умело
      Пространное это дело
      Здесь разобрать; молчанья
      Прошу лишь, а ваши желанья
      Потом вы скажете смело.
      Вы знаете (все внимайте
      Словам моим: милые дети,
      Польский двор достославный,
      Ленники и вассалы),
      Вы знаете, что давно я
      Заслужил за многие знанья
      Прозвище "благомудрый",
      И, бросая времени вызов,
      Кисти наших Тимантов
      И мраморы наших Лисиппов
      Объявили по всей вселенной
      Меня великим Басильо.
      Вы знаете, что наукам
      Я предаюсь всечасно,
      Что я математикой тонкой
      У времени отнимаю
      И вырываю у славы
      Извечное их назначенье:
      Каждый день открытия делать.
      Ибо я, на таблицы глядя,
      Столько нового вижу
      В толще грядущих столетий,
      Что время опережаю,
      Мешая ему поведать
      То, что я уже видел.
      Эти снежные своды,
      Стеклянные эти покровы,
      Что солнце лучом освещает
      И месяц серпом своим режет;
      Эти алмазные сферы,
      Эти хрустальные арки,
      Где сверкают созвездья,
      Где роятся планеты,
      Это мои науки,
      Это священные книги:
      На их листах из алмаза,
      В их сапфирных тетрадях
      Письменами златыми пишет,
      Узорными строками чертит
      Небо людские судьбы,
      Горькие или благие.
      Я их так легко читаю,
      Что духом слежу свободно
      Быстрое их движенье
      По своим путям и дорогам.
      И было угодно небу,
      Чтоб стал мой злосчастный гений
      Разгадчиком тайных знаков,
      Толкователем тайных строчек.
      Лучше б сразу жизнь моя стала
      Мишенью небесного гнева,
      Чем быть источником бедствий.
      Ибо для тех, кто несчастен,
      Даже разум - острее кинжала,
      И чья погибель - в познанье,
      Тот сам себя и погубит!
      Но об этом расскажут лучше
      Не слова мои, а деянья,
      И затем, чтоб вы им дивились,
      Тишины попрошу я снова.
      Клорилене, моя супруга,
      Родила мне страшного сына,
      На рожденье коего небо
      Чудеса свои исчерпало.
      До того как на свет прекрасный
      Предстать из живого склепа
      Материнского лона (ибо
      Рожденье и смерть подобны),
      Он множество раз являлся
      В бреду и во сне роженице,
      И мнилось ей, что свирепо
      Плоть ее разрывает
      Чудище в виде ребенка
      И, в крови материнской купаясь,
      Смерть ей несет, родившись
      Человечьим чудищем века.
      Когда начались родины,
      Сбылись предсказанья неба
      (Того, кто прочтет их тайну,
      Никогда они не обманут).
      Был гороскоп ужасен:
      Солнце, омытое кровью,
      Схватилось с луною бледной
      В яростном поединке.
      И, землю сделав барьером,
      Два небесных светила
      Хоть не мечом рубили
      Огнем палили друг друга.
      Ужаснейшее затменье
      Из всех, что когда-либо солнце
      Испытало, с тех пор как кровью
      Оплакало смерть Христову,
      Наступило в тот день; пожаром
      Охваченное светило,
      Казалось, сейчас забьется
      В последнем своем пароксизме:
      Мраком покрылось небо,
      Стены домов дрожали,
      Тучи прорвались камнями,
      Реки разлились кровью.
      В этих, постигших солнце,
      Судорогах и корчах
      Сехизмундо на свет явился,
      Как признак проклятья неба;
      Он матери стоил жизни,
      Чем заявил жестоко:
      "Человек я, коль злом плач_у_ я
      За добро, что мне оказали".
      Обратившись к моим наукам,
      Поразмыслив, я понял ясно,
      Что будет принц Сехизмундо
      Заносчивым человеком,
      Несправедливым владыкой
      И нечестивым монархом,
      Под властью коего станет
      Королевство добычей раздоров,