Врач своей чести (другой перевод)

      Столь же любящей, сколь верной,
      Той, кого я обожал
      Всей душою и всем сердцем,
      К ночи разыгрался приступ
      Неожиданной болезни,
      Доказав, что этот ангел
      Слабостям людским подвержен.
      Приглашенный мною врач,
      Старец мудрый и почтенный,
      За глубокую ученость
      Славой взысканный бессмертной,
      Прописал кровопусканье,
      Чтобы этим сильным средством
      Приостановить недуг
      И добиться исцеленья.
      Так как из дому все слуги
      Отлучились в этот вечер,
      Сам сходил я за хирургом,
      И жене открыл он вену.
      Утром я иду к ней в спальню,
      Но едва открыл я двери
      О, слабеет здесь мой разум,
      Здесь язык мой цепенеет!
      Вижу с ужасом, что кровью
      Перепачкана одежда,
      Простыни, подушки, ложе.
      Видимо, бинты с надреза
      Сдвинула жена нечайно,
      Разметавшись на постели...
      Но зачем, зачем словами
      Я пытаюсь бесполезно
      Описать беду такую!
      Государь! Взгляните: в небе
      Солнце льет не свет, а кровь,
      В черных тучах тонет месяц
      И бессильно гаснут звезды
      На своих хрустальных сферах,
      Словно та, краса которой
      Так трагически померкла,
      Завещав мне жизнь, чтоб стал я
      Тем верней добычей смерти.
      (Распахивает двери дома и показывает труп доньи
      Менсии, лежащей на постели.)
      Король (в сторону)
      Небывалый случай! Мне
      Нужно запастись терпеньем,
      Хоть и нелегко сдержаться.
      Как он отомстил умело!
      (Дону Гутьерре.)
      Скройте этот символ горя
      Зрелище останков бренных,
      Пробуждающее жалость,
      Вызывающее трепет.
      Дон Гутьерре! Не пора ль
      Успокоиться? Утешьтесь
      И потерю возместите
      Равным ей приобретеньем.
      Леоноре предложить
      Руку вы должны немедля,
      Чтобы, искупив обиду,
      Мне помочь расчесться с нею,
      Ибо я ей слово дал
      Смыть с нее пятно бесчестья.
      Дон Гутьерре
      На пожарище не сразу
      Остывают груды пепла.
      Значит, охладить его
      Нужно мне слезами, прежде
      Чем разжечь огонь вторично.
      Король
      Я решил. Не спорьте тщетно.
      Дон Гутьерре
      Чем я, в море выйдя вновь
      После кораблекрушенья,
      Оправдал бы свой поступок?
      Король
      Повеленьем королевским.
      Дон Гутьерре
      Изложу я возраженья
      С глазу на глаз вам.
      Король
      Бесцельно.
      Говорите здесь.
      Дон Гутьерре
      Что делать,
      Если вновь в ночное время
      Я, придя домой нежданно,
      Брата вашего там встречу?
      Король
      В подозренья не вдаваться.
      Дон Гутьерре
      Ну, а что мне делать, если
      Я опять найду кинжал
      Принца у своей постели?
      Король
      Рассудить, что очень много
      Есть продажных слуг на свете,
      И воззвать к благоразумью.
      Дон Гутьерре
      А к какой прибегнуть мере,
      Если дом мой день и ночь
      Осаждать начнет соперник?
      Король
      Мне сказать о том.
      Дон Гутьерре
      А если
      Я, о горе вам поведав,
      Горшие услышу вещи?
      Король
      Что вам в них, коль сам ваш недруг
      Назовет супругу вашу
      Крепостью, чьим стойким стенам
      Ярость бури не опасна?
      Дон Гутьерре
      Ну, а если завладею
      Я письмом, в котором просят,
      Чтоб не уезжал наследник?
      Король
      Средство от всего найдется.
      Дон Гутьерре
      И от этого?
      Король
      Конечно.
      Дон Гутьерре
      Но какое?
      Король
      Ваше.
      Дон Гутьеppе
      То есть?
      Король
      Кровь пустить без промедленья.
      Дон Гутьерре
      Что сказали вы?
      Король
      Чтоб след
      Рук кровавых вы велели
      С вашей двери смыть служанкам.
      Дон Гутьерре
      Принято над дверью вешать
      У ремесленников наших
      Вывеску с гербами цеха.
      Я же знак рукой кровавой
      На дверях своих поставил,
      Ибо ремесло мое
      Честь, а честь лишь кровью лечат.
      Король
      Дайте руку, де Солис!
      Пусть владеет ею вечно
      Леонора.
      Дон Гутьерре (подает руку донье Леоноре.)
      Вот она,
      Хоть ее в крови я щедро
      И омыл.
      Донья Леонора
      А что мне в этом?
      Не дрожу я, не бледнею.
      Дон Гутьерре
      Помни: при нужде вторично
      Может смыть она бесчестье.
      Донья Леонора
      Что ж, врачуй и Леонору,
      Если нужно, тем же средством.
      Дон Гутьерре
      Если так, навек я твой!
      Все
      Здесь окончен _Врач своей
      Чести_. Пусть к его ошибкам
      Зритель явит снисхожденье.
      Конец
      ^TПРИМЕЧАНИЯ^U
      Настоящее издание является наиболее обширным собранием пьес Кальдерона на русском языке. Цель его - дать по возможности достаточное представление о многообразии кальдероновского таланта. Большинство переводов были выполнены специально для настоящего издания. Два перевода - "Дамы-невидимки" Т. Щепкиной-Куперник и "Спрятанного кавальеро" М. Казмичова - являются переизданиями. "Апрельские и майские утра" и "Дама сердца прежде всего" в переводе Т. Щепкиной-Куперник были взяты из ее архива и публикуются впервые. Перевод Ф. Кельина "Саламейского алькальда", сделанный много лет назад, был заново пересмотрен переводчиком и также публикуется впервые.
      Что касается принципов перевода, то в пределах настоящего двухтомника редакция сознательно не предъявляла переводчикам ультимативных требований. Читатель легко заметит, что в выборе тех или иных метрических и строфических соответствий переводчики руководствовались собственной интуицией в передаче необыкновенного разнообразия форм испанского сценического стиха. Такая позиция редакции объясняется ее нежеланием делать категорические рекомендации в вопросе, где еще почти все спорно. Практика переводов испанской стихотворной драмы XVII века обнаруживает колебания от классических четырехстопных ямбов и хореев и белого пятистопника карамзинско-пушкинской эпохи до раскованного тонического стиха блоковского "Балаганчика". Кроме того, поэтам с очевидно разной индивидуальностью пришлось бы подлаживаться под уже готовые образцы (например, под переводы Т. Л. Щепкиной-Куперник, хотя и выдающиеся по своим поэтическим и сценическим качествам, но отнюдь не обязательные по проводимым там принципам стихового соответствия). Редакция стремилась к посильной унификации в пределах возможного: подача ремарок, единообразная передача имен собственных, хотя и тут в отдельных случаях она сочла возможным сохранить дублетные транскрипционные формы типа Инес - Инеса, Леонор - Леонора. Трогать ткань переводов покойной Щепкиной-Куперник ради формального единообразия она не посчитала нужным. Тем более что вопросы транскрипции испанских имен (да и не одних испанских) ждут своего решения в гораздо более широком плане, чем двухтомник Кальдерона.
      Все помещенные в двухтомнике переводы были при редактировании сверены с последним по времени авторитетным изданием Кальдерона - "Obras completas", тт. I-II, ed. Aguilar, Madrid, 1959.
      ВРАЧ СВОЕЙ ЧЕСТИ
      (El medico de su honra)
      Пьеса написана около 1633 года. Впервые напечатана в 1637 году во "Второй части комедий Кальдерона".
      Вполне допустимо, что сюжетный костяк пьесы не является только художественным вымыслом, а восходит к легендам, окружавшим имя короля дона Педро Справедливого или Жестокого (1350-1369).
      Называют и более непосредственный источник кальдероновского вдохновения - одноименную пьесу, изданную в 1633 году в Барселоне под именем Лопе де Вега (в "Двадцать седьмой части комедий Лопе де Вега"). Менендес-и-Пелайо безоговорочно включил ее в свое "Собрание сочинений Лопе де Вега". Между пьесами Лопе и Кальдерона действительно имеется множество весьма существенных совпадений (название, сюжет, расстановка действующих лиц и т. д.). Не совпадают, правда, имена героев, что, понятно, не может служить опровержением заимствования. Кстати, что касается имен основных героев Менсии и Гутьерре, - то комментаторы обнаружили их в пьесе Андреса де Кларамонте "De este agua по bebere", опубликованной в 1630 году во "Второй части новых комедий Лопе де Вега и других авторов". Пьеса эта имеет сходную фабулу, но зато и весьма существенные расхождения. (Так, например, ухаживает за Менсией не инфант, а сам король Педро.)
      Сходство между пьесой Кальдерона и той, которая значится под именем Лопе де Вега, можно считать бесспорно установленным. Однако тот факт, что пьеса Лопе (или лииа, прикрывающегося его именем) очень несовершенна в художественном отношении, что в ней множество грубых просчетов драматургического и поэтического порядка, побудил некоторых весьма авторитетных испанистов (как, например, Вальбуэна Прата и его сына Вальбуэна Брионеса) усомниться в авторстве Лопе и выдвинуть гипотезу о том, что пьеса, приписываемая Лопе, является на самом деле слабым подражанием-переделкой Кальдерона и что ее автор, посредственный стихотворец и драматург, просто решил скрыть свои грехи под громким именем Лопе. Гипотеза эта не кажется основательной хотя бы потому, что может ли вообще служить веским аргументом соображение, что Лопе не мог написать пьесы ниже своих возможностей (кстати, в необозримой продукции Лопе неизбежно встречаются серьезные провалы). Не походит ли такое рассуждение на пародирование известной и вполне заслуженной оценочной поговорки испанцев XIVII века "es de Lope" ("это достойно Лопе", "это написал Лопе"), только с отрицанием? И уж во всяком случае, прежде чем решать вопрос о первородстве, следует точно выяснить соотношение даты написания пьесы Кальдероном и появления пьесы под фамилией Лопе в барселонском издании, приуроченном к 1633 году. Надо также считаться с тем обстоятельством, что в практике испанского театра XVII века переделки пьес предшественников были среди драматургов делом самым обыденным и вовсе не зазорным.
      Начиная с эпохи романтиков пьеса "Врач своей чести" прочно вошла в обиход европейского читателя и зрителя. Она переведена на большинство европейских языков и постоянно возникает в репертуаре театров разных стран. Из западноевропейских постановок отметим спектакль Карла Иммермана в сезон 1834 года в Дюссельдорфе и парижского театра Одеон в сезон 1833/34 года.
      В России пьеса Кальдерона была впервые представлена на сцене Спб. Большого театра в 1831 году. Давалась она в переводе В. Каратыгина (правда, сделанного с немецкого языка).
      Публикуемый перевод Ю. Корнеева является четвертым по счету: ранее пьеса была знакома читателю и зрителю по переводам В. Каратыгина, С. Костарева, К. Бальмонта.
      Раз у стен бывают уши... - Кальдерон обыгрывает здесь название известной комедии Хуана Руиса де Аларкона "И стены имеют уши" ("I las paredes oyen").
      Монолог Менсии построен на тех поэтических образах, которые были присущи Кальдерону на протяжении всего его драматургического творчества (уподобление кавалера солнцу и т. д.). Эти образы перекочевывают у него из пьесы в пьесу.
      Феникс... - См. примеч. к стр. 86.
      И, Эней своих желаний - образ, построенный на уподоблении чувств троянскому герою Энею (сыну Анхиза и Афродиты), вынесшему на своих плечах престарелого отца из горящей Трои (см. рассказ об этом в "Энеиде" Вергилия).
      Чтоб совпали погребенье И венчанье... - характерный барочный образ, построенный на сближении жизни и смерти (ср., например, настойчивое у Кальдерона сравнение "колыбели и гроба") и восходящий к представлению о скоротечности земной жизни, уподоблению жизни сну, жизни комедии и т. д.
      Кто, супругой вам не став, Стать не захотела девкой. - Эти два стиха были использованы Виктором Гюго, восторженным почитателем "Врача своей чести". Он вложил их в уста доньи Соль (II действие "Эрнани"), отвергающей домогательства дона Карлоса: "Тгор pour concubine, et trop peu pour l'epouse".
      Я так смущен, что даже оробел... и т. д. - Здесь Кальдерон основывается на легенде, согласно которой один взгляд короля Педро Жестокого Кастильского нагонял на собеседника страх.
      К взаимности, как к званию ученый, Чрез много степеней идет влюбленный. - Кальдерон обыгрывает здесь ренессансные "Академии любви", где понятие любви делилось по многостепенной шкале (правда, в оригинале Кальдерон ренессансные академии преобразовал в университеты).
      Что лучше бы мне втайне честь презреть, Чем явный срам из-за нее терпеть. - Кальдерон обыгрывает тут народную пословицу, гласящую: "Mas vale ser cornudo que no lo sepa ninguno, que sin serlo pensarlo todo el mundo".
      На плечах как Атлант - Атланты - мифологические исполины, поддерживающие небосвод.
      Как Диане с Актеоном - подразумевается античный миф о том, как юный охотник Актеон лицезрел купающуюся Диану. Разгневанная богиня натравила на безрассудного юношу собак, которые растерзали его.
      Песня Доры, написанная в очень традиционном духе, не содержалась в прижизненном тексте и, вероятно, является позднейшей вставкой.
      Неусыпнее, чем Аргус. - См. примеч. к стр. 186.
      ...Диплом на храбрость. - В буквальном переводе следует понимать это место так: "Их же кровью я засвидетельствовал ее чистоту" (или же: "их кровью я подписал свидетельство о ее чистоте"). Испанское "certamen", то есть свидетельство о чистоте крови (или, вернее, "чистоте рода"), которое было необходимо для занятия высоких придворных должностей или при вступлении в рыцарские ордена Калатравы и Сант-Яго. Между прочим, именно этот "certamen" Кальдерону удалось с трудом получить от папы Урбана VIII, когда он домогался рыцарства Сант-Яго.
      В пьесе "Не король, но ангел" - комедия, приписываемая разным авторам, и в частности самому Кальдерону (последнее весьма сомнительно).
      Как нас учит Аристотель - имеется в виду "Поэтика" Аристотеля.
      Увенчает полюс Южный. - В оригинале сказано "Polo indio" (т. е. "индийский полюс"). Немецкий издатель Кальдерона Вольфганг фон Вурцбах отмечал на стр. 75 своего издания Кальдероча ("Kalderons Werke", b. 6), что в метафорическом словоупотреблении Кальдерона это означает, что корона Америки (или обеих Индий) увенчает чело короля дона Педро. Пророчество это является одним из анахронизмов, допускаемых Каль-дероном. Впрочем, могут быть предложены и другие толкования.
      Порций, Томирид, Лукреций - идет перечисление древних легендарных героических женщин, явивших собой образцы преданности долгу и семейной чести.
      Птицей буду я, что камень В клюве держит на картинах. - Кальдерон пародирует популярный рассказ древнеримского ученого Плиния о том, что аисты, чтобы не уснуть и не стать добычей хищников, держат под лапой камень. Этот образ расшифровывается как желание не проговориться.
      Как на нее распространилась мода - насмешка над ипохондрией, ставшей, по свидетельству многочисленных современников, чрезвычайно модной в придворных сферах кальдероновского времени. Этот выпад Кальдерона лишний раз свидетельствует о сознательном желании Кальдерона при всяком удобном случае ввести в ткань своих пьес (даже на далекие исторические сюжеты) намеки на злобу дня.
      В Консуэгру - маленькое селение в окрестностях Толедо, пользовавшееся в фольклоре и всякого рода преданиях мрачной славой. Именно там, согласно легенде, на горе Кальдеико граф Юлиан замыслил свое предательство, приведшее к вторжению мавров в Испанию в VIII веке. Все это, по всей вероятности, объясняет, почему Кальдерон выбрал именно это селение, вводя его в песню, предупреждающую о смерти дона Педро от руки братьев.
      ...Даст охотно Там магистр ему приют - под магистром (в оригинале: "магистр-инфант") подразумевается брат короля Педро дон Фадрике (умерший в 1358 г.).
      Сценой множества трагедий Станет горный кряж Монтьель - инфант Энрике де Трастамара в битве при Монтьеле убьет своего брата дона Педро.
      Н. Томашевский