- О, я тогда только что вернулся из Скарборо XIII - загорелый, помолодевший...
      - Аллан, скажи, пожалуйста, почему вы, британцы, такие сексуальные? заговорила она, чтобы отвлечь его от маневров. - От секса некуда скрыться. Включаешь радио - дамы поют гимны вибраторам и стыда не имеют. Включаешь телек - опять сплошные совокупления. Вчера был документальный фильм "Половые сношения", а потом любовная история "Мастурбация: драма в двух частях". Читаю газету - не желтую прессу, а "Санди Таймс" - и о чем они пишут? Миллионы людей гибнут в войнах и от голода, а они обсуждают первый поцелуй... Когда-то Оскар Уайльд писал о душе человека при социализме. А я хочу написать о том, что происходит с душой при капитализме: она чахнет и умирает.
      - Съешь грушу, они очень сладкие, - только и ответил Аллан. - Гм... Я не специалист, видишь ли, читаю только "Радио Таймс". Я понимаю - ты женщина с миссией, как говорится, с "пчелой в шляпке". Кстати, что у тебя за миссия?
      - Хочу свалить стену отчуждения, - без запинки ответила Аня. - Скажи, почему англичане - нация одиночек? Их поглощенность собой граничит с аутизмом, они теряют способность к общению...
      Зазвонил телефон и смолк - кто-то раздумал.
      - Что это? - заволновался Аллан. - Может, это сестра Фрэнсис? Они там все против меня, видишь ли. Вчера я был в перевязочной, и, возможно, кто-то пожаловался, что я снял повязку. Зудело так, хоть "осанна!" кричи. Эти сестры могут настроить против меня всех врачей...
      - Успокойся, это не сестра Фрэнсис. Тебе кажется, что они против тебя.
      Как он изменился в лице за одну минуту и сразу стал похож на запуганного ребенка.
      - Успокойся, - повторила Аня и слегка обняла его.
      - О, в тебе столько тепла, твои волшебные руки касаются моих плеч, и я сразу оживаю - восстаю из мертвых... Я никогда не был счастлив, видишь ли.
      Он привлек ее к себе, и она почувствовала, как тяжело и медленно бьется его сердце. "Богиня, нимфа", - твердил Аллан, печатая на ее лице горячие поцелуи.
      Они стояли так еще минуты две, пока она не сказала:
      - Я стесняюсь, соседи могут нас увидеть.
      Аллан сел на диван, всем видом выражая крайнее смущение, и, сглотнув, сказал:
      - Со мной случилось нечто очень важное. Скажи мне, что я должен делать?
      - Да не слишком раздумывай, - просто ответила Аня. - И побереги сердце. Нельзя его так нагружать.
      Он встал, задернул шторы и сжал ее еще крепче, так что она опасалась, как бы он не зашел слишком далеко.
      Он разжал руки, снял с подзеркальника коричневый кожаный пояс и сказал:
      - Ты не могла бы стегнуть меня вот этой штукой? Я мечтал об этом всю мою жизнь.
      - Ты не шутишь? - Аня почувствовала, как карточный домик, построенный для них с Алланом, рухнул и обратился в пыль. - О'кей, - сказала она обреченно и хлестнула его бледный голый зад.
      - Сильнее, - попросил Аллан, и она в припадке ярости и отвращения, стараясь не глядеть на багровеющие разводы, порола его что есть мочи еще и еще, пока Аллан постанывал от удовольствия и блаженно улыбался.
      - Но тебе же больно! - крикнула Аня.
      - Довольно, - сказал он наконец и со счастливым вздохом тяжело плюхнулся на диван.
      - О Господи! - Аня закрыла лицо руками. И вдруг волна острой болезненной жалости захолонула ей душу, и она уже знала: она не бросит Аллана, какие бы коленца он ни выкинул.
      Как-то, после уборки, пока Аллан сидел в ванной, распевая арии, Аня поджаривала себе кусок ветчины. Она уже снимала его со сковороды, как вдруг в кухню вошел Аллан и, почуяв дух, ошеломленно спросил:
      - Ты что, готовила на моей плите?
      - Я просто подгрела себе кусок ветчины, - робея от его тона, ответила Аня.
      - Знаешь что, запомни на будущее, - холодно сказал Аллан, - в моей кухне я дожен хозяйничать один. И со словом "неслыханно!" выскочил за дверь.
      Аня и не заметила, как листья на деревьях пожелтели и опали, хотя лужайки весь год оставались зелеными, а затем так же незаметно из набухших почек возникли новые листочки, и - ах! - вот уже зацвели воспетые Водсвортом рододендроны и нарциссы подрагивали почти прозрачными крылышками.
      Церковь Всех Святых на пригорке далеко не малых размеров казалась легкой, словно вылепленной из песочного теста, а перед церковью, рядом с высоким резным крестом стояло дерево, все в огромных красных цветах, и будто плясало на ветру.
      В отеле трое юнцов, те, что вечно просили то двадцать пенни, то поесть, избивали четвертого. Он сидел в углу, прикрывая голову от ударов, и молча терпел пинки - видно, был пьян или после инъекции.
      - Колин, перестань сейчас же! - кричала Аня, колотя кулаком по стеклу. - Или я вызову полицию!
      - Вызови, вызови поскорей! - закричали они. - Эта тварь - наркоман, он ворует у Ширли вещи и продает их.
      Когда прибыла полиция с врачами, избитый парень исчез, а из комнаты Колина гремела мерная, в две ноты, годная для пыточной камеры музыка.
      И какого лешего она тут, думала Аня, в этой пахнущей плесенью комнате, где некуда ступить, оттого что везде ее узлы и чемоданы, где хромой стол с книгами и кассетами стоит на ее широкой кровати, и она так и спит, между ножками стола.
      "Я никогда не был счастлив", - отдавали у нее в ушах слова Аллана, и она вдруг подумала о нем как о милом и близком родстеннике: "А будем ли мы с тобой счастливы?"
      Сидя на постели и завернувшись в одеяло, Аня погрузилась в "Макбета" с Карло Бергонцци и Анжелой Георгиу, которого Аллан записал для нее. И вдруг в финале, где страсти раскаляются добела, все смолкло, и вместо Бергонцци послышался голос Аллана-Макдуфа. Он будто стоял на сцене и был полон решимости отмстить за жену и детишек. Он знал всю арию наизуть по-итальянски, у него был абсолютный слух и отменная дикция. У него лишь не было голоса - ни теперь, ни раньше!
      Было что-то жуткое в этом безголосом пении, будто труп хотел воскреснуть и доказать всему миру, что он бессмертен. И что за странное племя обретается на этом острове, думала Аня. Поистине, если из лондонского "Бедлама" выпустить всех сумасшедших, а здоровых с улицы туда загнать, никто ничего не заметит.
      Она открыла блокнот, который дал ей Аллан, и собралась записать дневные впечатления. Блокнот был старый, с собственными записями Аллана, который тоже с детства вел дневник. Прочитала одну, другую, - все они были о соседях, о том, что дети играли в мяч на его траве или сосед припарковал машину рядом с его гаражом. Каждая запись кончалась словами: "Сфотографировал. Послал отчет в полицию". Его соседи могут снова посадить его в сумасшедший дом. И что тогда?
      Всю неделю дул шквальный ветер, сдувая цвет с "сержантовых вишен",
      и газон по обеим сторонам дороги припорошило розовым снегом.
      - Я почти не спал этой ночью, - сказал Аллан. - Мой бастард ныл нестерпимо. Просто кричал в голос, - и он показал, как он кричал: - А-а!!
      - Аллан, я сломала голову, думая, как тебя вылечить. Но ты ведь не хочешь лечиться. Тебе бы стать главой консервативной партии. Взгляни на свои ноги - они опухли, от них идет дух, это же некроз, ткани заживо разлагаются.
      - Мне это уже говорили. Может, придет день, когда я уже не смогу себя обиходить. Если сдадут ноги, как мне прикажешь передвигаться - на пятой точке?
      - Надо чтобы кто-то ходил за тобой, - сказала Аня, зная, что Аллан скорее предпочтет передвигаться на пятой точке, чем потерпит кого-то у себя на кухне. - Почему не позвать племянника? У тебя же их трое!
      - О да, все мои родственники хотели бы ходить за мной, а потом забрать у меня деньги, дом и все, что в нем. Вы все были бы счастливы свалить меня в госпиталь.
      Он встал со стула, сделал несколько шагов и, потеряв равновесие, едва не ударился головой о камин, вовремя схватившись за дверной косяк.
      - Можно, я вызову "скорую помощь"? Мне страшно оставить тебя одного.
      - О нет, ни в коем случае. Завтра утром мне полегчает.
      Он проводил ее до двери, стараясь держаться за стулья, и Аня вдруг заметила, как он изменился - грязный халат, спутанные потные клочья на голове, серая щетина на подбородке.
      По дороге в отель Аня вызвала "скорую", зная, что Аллан разозлится на нее.
      Когда на другой день, разыскав через поликлинику госпиталь, куда взяли Аллана, Аня дозвонилась до врача, он сказал ей, что Аллан мог умереть, если бы врачи не вмешались.
      Через неделю Аня сидела у Аллана в палате, где кроме него лежали еще пятеро больных.
      - Я вначале очень испугался, - сказал Аллан, - я думал, соседи хотят поселить меня в другое место. Но теперь - спасибо тебе - опять "в своих башмаках"... Я тут слушал радио, захватил с собой мой приемничек, - это был вечер старинных любовных романсов - не знаю, слышала ли ты вот этот?
      И он запел очень тихо, стараясь не привлекать внимания:
      ...Like a statue that's carved in white,
      Once you gleamed in the mystical night.
      Where are you, beautiful moon-like madonna?XIV
      - Можно я тебя поцелую? - прошептал он, когда она собралась уходить. Силы ко мне возвращаются, видишь ли, я опять хочу твоих объятий. - Он с чувством пожал ей руку и зашептал: - Я знаю, женщины не любят тех, для кого опера превыше всего, но ты для меня - событие огромной важности, ты так нужна мне...
      I Грубое британское ругательство.
      II Constant Vegetative State - перманентно растительное существование.
      III Gargoyle - водосточная труба, выполняющая также функцию охраны от злых духов.
      IV "Он разрушит твою карьеру"; слова искажены и сливаются друг с другом.
      VSheperd's Pie - блюдо из говяжьего фарша, запеченного в картофельном пюре.
      VI "Любовный напиток" - опера Доницетти.
      VII Пять часов - обеденное время у англичан.
      VIII Пробежка по пабам (букв. "переползать из одного паба в другой").
      IX "Когда идешь сквозь грозовые облака..."
      X Популярный в Англии молочный напиток с витаминами.
      XI "Она меня за муки полюбила..."
      XII "Целую инструмент их наслаждений".
      XIII Курортный город на северном побережье.
      XIV Ты, как статуя из белого камня,
      Светила мне однажды ночью, полной тайн.
      Где ты, дивная луноликая мадонна?