В тактико-технических требованиях указывались главные параметры будущего автомата, в частности его общая длина и длина ствола. Новая компоновка деталей не позволяла нам выдержать это требование в установленных рамках. Мы пошли на дерзкое отступление. Длину ствола с 500 миллиметров укоротили до 420, уложившись в параметры общей длины оружия. Риск, повторяю, был немалый. Нас могли вообще снять с соревнований. Мы рассудили так: отступление от размеров по общей длине автомата при сравнении с другими образцами могли заметить сразу, а укороченный ствол в глаза не бросался. Естественно, при этом добились, чтобы укорочение не нарушало требований баллистики, что являлось нашим главным оправдательным аргументом, если бы вдруг нашу проделку обнаружили.
      Впрочем, ее действительно обнаружили, но уже во время повторных испытаний. К этому моменту оружие проверили на кучность боя. И тут вдруг инженер, ведущий испытания, что-то, видимо, заподозрив, решил приложить линейку к стволу.
      - Вы что же, нарушили один из главных пунктов условий конкурса? Ствол-то на 80 миллиметров короче, чем положено. Что будем делать, товарищи? Какое примем решение? - обратился он к членам комиссии.
      Я в тот момент находился как раз на месте испытаний. Подумал: все, придется прощаться с надеждой на успех. Было от чего прийти в отчаяние. Услышал, как один из членов комиссии уточнил у инженера-испытателя:
      - Перед повторными испытаниями размеры проверили?
      - Выборочно,- замялся инженер.- Посчитали, достаточно того, что обмеры делались перед первыми испытаниями.
      - А каковы результаты стрельбы? Отклонения от нормы есть?
      - Результаты? - переспросил инженер и заглянул в свой "бортовой" журнал. Результаты по кучности боя выше, чем у других образцов.
      - Тогда, полагаю, продолжим испытания. Мы сами допустили промах, не проведя обязательных повторных обмеров. К тому же стрельба показала: укорочение ствола не ухудшило боевых свойств оружия.
      Полковник, сказавший все это, повернулся в мою сторону:
      - Вас, старший сержант, предупреждаем о недопущении впредь таких вольностей. Требования конкурса едины для всех конструкторов, молодых и старых. Зарубите это на носу.
      Я выслушал его приговор, радуясь в душе, что бурю пронесло, что наш риск оправдался. Автомат с первых выстрелов показывал надежность в работе, ни разу не захлебнулся от напряжения, да и по внешнему виду выглядел он элегантнее тех образцов, которые испытывались. В тот момент почему-то припомнилось, как выезжали мы на полигон, на последний тур соревнований. В то время уехать из Коврова в Москву было не так-то просто. Билетов на поезд, как правило, достать не удавалось. И мы иногда обращались к сотрудникам В. А. Дегтярева с просьбой о помощи в приобретении билетов (для прославленного конструктора специально бронировались места в одном из вагонов). Нам давали записку к начальнику вокзала, и проблема обычно решалась.
      Пошли мы по проторенному пути и тогда, когда собирались на полигон. С запиской в кармане постучались в кабинет начальника вокзала, а он, увидев нас, отрезал:
      - Помочь ничем не могу. Полчаса назад звонила жена Василия Алексеевича, и по ее просьбе забронированные места проданы.
      Как быть? Идем с Дейкиным к кассе. Всеми правдами и неправдами приобретаем два билета. А в вагон нас не пускают. Все переполнено, мест нет. Так мы и ехали от Коврова до Владимира сначала в тамбуре, а потом вынуждены были переместиться на площадку между вагонами. Промерзли насквозь. Хорошо еще, что образцы вместе с чертежами и описанием увез на полигон неделей раньше Саша Зайцев, на этот раз не захотевший оставаться в Коврове.
      Припомнилось и другое. Перед отправкой автоматов на последний тур испытаний в Ковров приехали представители заказчика. По их воле тогда мы и встретились впервые с В. А. Дегтяревым лицом к лицу.
      - Теперь вы можете открыть друг другу карты, - пошутил один из представителей заказчика, когда знакомил меня с прославленным конструктором.
      Василий Алексеевич улыбнулся как-то устало, словно на него давила тяжесть, движения его мне показались слишком уж замедленными, походка была заметно шаркающей. Правда, он сразу оживился, увидев наш образец оружия.
      - Что ж, давайте посмотрим, что нынче творят молодые. - И Дегтярев стал внимательно разглядывать каждую часть, каждую деталь автомата, разбираемого мною тут же, на столе.
      - Да, хитро придумано, - произнес Василий Алексеевич, беря в руки затворную раму, крышку ствольной коробки. - Считаю оригинальным и решение с переводчиком огня.
      Дегтярев не скрывал своих оценок, размышляя вслух. Мы в это время знакомились с его образцом. Выглядел его автомат, на наш взгляд, утяжеленным по весу, не все до конца было доведено и с точки зрения взаимодействия частей. А Василий Алексеевич, еще раз осмотрев наш образец, уже в собранном виде, неожиданно заключил:
      - Мне представляется, посылать наши автоматы на испытания нет смысла. Конструкция образцов сержанта совершеннее наших и гораздо перспективнее. Это видно и невооруженным глазом. Так что, товарищи представители заказчика, наверное, придется сдавать наши образцы в музей.
      Мы были ошеломлены признанием старейшего конструктора. Не думаю, чтобы он расписывался в собственной слабости - не тот характер. Просто Дегтярев умел мудро и объективно проводить сравнительный анализ и не боялся, увидев превосходство другого конструктора, сказать об этом гласно, при всех. Получилось, по сути, то же, что и при решении вопроса о принятии на вооружение пулемета конструкции П. М. Горюнова в 1943 году. Тогда Василий Алексеевич отдал предпочтение образцу своего ученика, хотя полностью прошел испытания и пулемет конструкции самого Дегтярева.
      И теперь, когда я слышу слова о том, что каждый конструктор, достигший, высот в создании новых образцов, только свои изделия считает самыми лучшими и давит своим авторитетом, зажимая выход других, всегда привожу в пример поступки Дегтярева. Ему действительно достаточно было авторитета и опыта, чтобы взять верх над другими. Подчеркнем при этом еще раз, что конструктора-оружейника из Коврова поддерживали руководители партии и правительства. Однако Василий Алексеевич, человек высокой культуры, был предельно взыскателен и честен во всем, особенно в профессиональных оценках.
      Бывали ли случаи, когда конструкторы, используя свое имя и авторитет, пытались протолкнуть образцы сырые, недоработанные, лишь бы опередить конкурентов? К сожалению, не обходилось и без этого, иногда брало верх не творческое начало, а амбиции. Характерен тут пример с талантливым конструктором Б. Г. Шпитальным, когда запускалась в массовое производство пушка Ш-37 его конструкции для боевых самолетов.
      Познакомились мы с Борисом Гавриловичем после войны. Всегда с иголочки одетый, держался он обычно как человек, знающий себе цену, я бы даже сказал, с известной долей самоуверенности. Мне, молодому конструктору, это сразу бросилось в глаза. Суждения его обычно носили печать безапелляционности, возражения другой стороны воспринимались им с трудом.
      Позже мне стало известно, что Шпитальный, как и Дегтярев, имел особое к себе расположение в верхах и не пренебрегал возможностью воспользоваться этим. Достаточно сказать, что практически на всех боевых самолетах стояли пулеметы и пушки конструкции Шпитального. Ему были созданы все условия для работы. Все это, видимо, в известной степени и порождало у Шпитального чувство неуязвимости собственных конструкций, лишало его порой в работе над образцами самокритичности, трезвого, объективного подхода к анализу замеченных недостатков. Во время наших личных встреч Борис Гаврилович не очень любил вспоминать о своих неудачах и причинах, их порождавших. Но что было, то было. И если он рассказывал о какой-нибудь из них, то как-то отстраненно, словно это происходило не с ним, а с кем-то другим.
      Так вот, одна из неудач была связана с авиационной пушкой Ш-37. Задумал ее Б. Г. Шпитальный еще до войны, и в первые месяцы военной поры он вместе с ижевским конструктором И. А. Комарицким активно работал над заводским изделием, проходившим полигонные испытания. Пушки такого калибра на самолеты до того времени не устанавливались. Одним из первых задумал это сделать Борис Гаврилович, что свидетельствовало о его умении стремительно развивать техническую мысль, опережать в этом зарубежных коллег.
      - В те дни к нам в КБ приехал по моему приглашению заместитель наркома вооружения Новиков, - рассказывал мне как-то Б. Г. Шпитальный. - Владимир Николаевич в наркомате был человеком новым, и мне хотелось, чтобы он своими глазами увидел готовую пушку, аналога которой еще не было нигде. Новиков внимательно осмотрел изделие, много расспрашивал о деталях. Иринарх Андреевич Комарицкий, объясняя, сказал, что авиаторы просят нас облегчить пушку, увеличить боезапас, устранить кое-какие другие недостатки, над чем мы сейчас и работаем.
      Борис Гаврилович помолчал. Видно было, что его взволновали нахлынувшие воспоминания.
      - И что же заместитель наркома, какую дал оценку? - прервал я паузу.
      - Похвалил нас за работу. Правда, тут же нашел некоторые узлы пушки сложными в изготовлении, посоветовал по возможности упростить их. Признаться, к его замечаниям я не очень прислушивался. Он ведь чистый производственник, бывший заводской работник. Тридцатисемимиллиметровка уже была на выходе, и я полагал, что нет необходимости что-то менять в конструкции узлов, когда все вопросы в основном решены.
      - Но ведь у вас были конкуренты и не считаться с ними вы, наверное, не могли?
      - Конечно, были. Авиационную пушку такого же калибра разрабатывали конструкторы Нудельман и Суранов, Мы знали об этом, однако особого значения их работе не придавали: не сомневались в своей победе. Мы действовали быстрее их. Наша тридцатисемимиллиметровка уже выпускалась в массовом производстве. Шла война, дорог был каждый час. Наше стремление поддерживалось членами Политбюро. Было принято решение о запрещении вносить изменения в конструкцию пушки без моего личного согласия.
      - Значит, в производстве ваше изделие шло без задержек...
      - Не совсем, конечно, производственники нашли изъян в дульном тормозе. Мне тогда доложили, что он, вообще, неправильно выполнен. Я посчитал это очередной придиркой заводских работников и сказал, что менять ничего не собираюсь. На заводе предложили свой вариант дульного тормоза, внесли изменение в его конструкцию. Находившийся в Ижевске замнаркома Новиков позвонил мне и попросил приехать. Но я ответил, что не вижу в этом необходимости.
      - Однако, знаю, вам все-таки пришлось выехать в Удмуртию.
      - Не мог же я сорвать отправку первой серии моих пушек на фронт. Я даже подписал документ о внесении исправлений в чертежи и согласился с Новиковым, что в конструкции была допущена ошибка. Позже моя тридцатисемимиллиметровка, увы, была снята с производства и заменена авиационной крупнокалиберной пушкой НС-37 системы Нудельмана и Суранова.
      Борис Гаврилович поморщился. Да и какому конструктору в радость вспоминать моменты, связанные со снятием с вооружения образца, выстраданного в муках, уже выпускавшегося массово?!
      - Признаюсь, недооценил я способностей Нудельмана и Суранова. Они даже сумели в очень короткий срок переделать пушку под снаряд с гильзой без бурта, выпускавшийся для моего образца, внесли изменения в самую сердцевину оружия автоматику. А тут еще Нудельман обратился с письмом в правительство, в котором подчеркивал преимущества своей новой пушки перед моей. Было принято решение провести сравнительные испытания наших образцов, на которых выявился ряд преимуществ пушки НС-37 перед моей. Я на те стрельбы не поехал, считая, что мое присутствие там необязательно.
      Да, Шпитальный был настолько уверен в превосходстве своего оружия, что даже не приехал на полигон. Он проиграл из-за своей неспособности критически осмыслить ситуацию, из-за нежелания прислушиваться к советам, замечаниям тех, кто ставил его изделие на поток. А. Э. Нудельман и А. С. Суранов, в противоположность Борису Гавриловичу, постоянно находились то в цехах завода, то на полигоне, советовались с рабочими, испытателями, авиаторами, инженерами, вносили изменения в конструкцию оперативно, действовали напористо, не считаясь со временем. Вот что позже вспоминал бывший замнаркома вооружения В. Н. Новиков о том, как на Ижевском заводе шли параллельно в производство два образцам "Вместе подходим к мастеру участка ствола:
      - Что-то нет огонька в работе, Прохор Семенович.
      - Так ведь все мысли о новой пушке, Владимир Николаевич. Со старой-то все еще подчас чертежи уточняем, а детали в сторону кладем. Снова в Москву поехали к главному конструктору визу брать на изменение чертежей. А на днях пришли Морозенко с начальником цеха и просят: подождите до завтра, еще раз размер патронника уточним. Ничего не понимаем - будто пушка эта никому не нужна. Бьемся все, а дело почти стоит.
      Успокоил мастера:
      - Потерпите еще немного, Прохор Семенович, скоро другая пушка вытеснит старую. Главный инженер добавил:
      - Надо ставить вопрос о свертывании старой пушки. Надоело при такой сложной конструкции каждое мелкое изменение с Москвой согласовывать".
      Б. Г. Шпитальный по-прежнему не считал необходимым приезжать на завод, на котором шел серийный выпуск его пушки. И вскоре пушка НС-37 сумела вытеснить пушку системы Шпитального Ш-37. Авиаторы предпочли образец системы Нудельмана и Суранова как более простой и надежный во время воздушных поединков с врагом...
      Вернемся, однако, на полигон, где испытывались наши автоматы. Василий Алексеевич Дегтярев все-таки привез туда свои образцы. Его уговорили представители главного заказчика. Но уже вскоре конструктор снял свое оружие с соревнования: слишком много оказалось задержек во время стрельбы. Предсказание самого В. А. Дегтярева о судьбе своих образцов оказалось вещим - они заняли место в музее.
      А условия испытаний все усложнялись. Одна из неприятных процедур замачивание заряженных автоматов в болотной жиже и после определенной выдержки ведение огня. Казалось, детали насквозь пропитывались влагой. Было по-настоящему страшно: сумеет ли оружие стрелять после такой экзекуции? Меня как мог успокаивал Саша Зайцев:
      - Не переживай, все будет в норме. Слышишь, никакого хлюпанья носом у твоей "стрелялки" после купания нет, выводит и выводит она мелодию.
      Действительно, испытание грязной водой образец прошел достойно, без единой задержки отстреляли полностью магазин. На очереди не менее тяжкий экзамен купание оружия в песке. Сначала его тащили по земле за ствол, потом - за приклад. Как говорится, вдоль и поперек волочили, живого места на изделии не оставили.
      Каждая щелка, каждый паз и шлиц были забиты песком. Тут не хочешь, да засомневаешься, что дальнейшая стрельба будет идти без задержек. Один из инженеров даже выразил сомнение, смогут ли сделать из образцов хоть один выстрел.
      Вот тут-то, когда автоматы проходили, что называется, через огонь, воду и медные трубы, мы с В. С. Дейкиным и Сашей Зайцевым воочию увидели, что не зря вместо доработки образца решились на полную перекомпоновку. После нескольких выстрелов зачихал, а потом и смолк вовсе автомат моего конкурента. А наш образец?
      - Смотри, смотри, - услышал я возбужденный голос Саши Зайцева, когда стрелок, взяв в руки наш автомат, сделал несколько одиночных выстрелов. Песок летит во все стороны, будто водяные брызги.
      Мой друг нетерпеливо схватил меня за руки, увидев, что я отвернулся. А я, признаться, готов был не только отвернуться, но и зажмурить глаза, чтобы не быть свидетелем этого издевательства над оружием. Но жестокость испытания одно из условий конкурса. Вот стрелок щелкнул переводчиком, поставив его в положение автоматического огня. И тут, волнуясь, закрыл глаза уже Саша Зайцев. Очередь - одна, другая, третья... Уже и магазин пуст - и ни одной задержки.
      Вот оно когда проявилось преимущество сделанной заново крышки ствольной коробки, оригинального переводчика огня, ставшего одновременно и надежным предохранителем от попадания внутрь песка и грязи. К нам подошел Дейкин, крепко пожал мне и Саше руки, поздравляя с успехом, с первыми удачами.
      Это были действительно лишь первые удачи. Автомат продолжали испытывать на жизнестойкость, бросая его с высоты из разных положений на цементный пол, проверяли после каждой стрельбы все детали и механизмы на наличие даже мельчайших повреждений, поломок, трещин, других дефектов. Оружие должно быть в бою живучим. Таково одно из основных требований к его свойствам. По каждому изделию у инженеров-испытателей накапливались плюсы и минусы. Нам, естественно, хотелось, чтобы больше было плюсов.
      Испытания подходили к концу. Скрупулезно подсчитывались результаты стрельб, сравнивались по каждому параметру. Мы с Сашей Зайцевым не находили себе места, хотя убедились в ходе соревнования, что наш автомат имеет целый ряд заметных преимуществ перед образцом, испытывавшимся параллельно. Комиссия составила отчет. Меня ознакомили с окончательным выводом: "Рекомендовать 7,62-мм автомат конструкции старшего сержанта Калашникова для принятия на вооружение".
      На календаре значился 1947 год.
      Немногим более двух лет потребовалось для создания нового вида автоматического стрелкового оружия, которое завоевало себе место под солнцем на десятилетия вперед. Для сравнения скажу, что обычно образец находится в работе до стадии окончательных испытаний пять - семь лет. Чтобы подтвердить, насколько велико было значение рождения во второй послевоенный год нового советского стрелкового оружия, сошлюсь на мнение одного из самых больших знатоков оружейных дел в Соединенных Штатах Америки Эдварда Клинтона Изелла, главного советника отдела истории вооруженных сил и хранителя коллекции огнестрельного оружия Национального музея США. В его фундаментальном труде по истории нашего отечественного оружия, работе над которым он посвятил много лет, имеются такие строки: "Появление автоматов Калашникова на мировой арене есть один из признаков того, что в Советском Союзе настала новая техническая эра".
      Сразу оговорюсь, воспроизвожу эти строки не для того, чтобы лишний раз напомнить о собственных заслугах. Просто считаю важным подчеркнуть, что 1947 год стал во многом переломным в жизни советских людей, в том числе и в обеспечении надежной обороноспособности государства в условиях усиливающейся "холодной войны".
      Именно в сорок седьмом советские ученые раскрыли секрет атомной бомбы. В тот год была проведена денежная реформа и отменены продовольственные карточки. Восставая из разрухи, наша страна показывала всему миру, насколько велик ее научный, технический, экономический и культурный потенциал, предостерегала империалистических "ястребов" от безрассудных милитаристских планов, осуществить которые они грозились.
      ...Итак, образец моей конструкции, победив в соревновании, был рекомендован к принятию на вооружение. Казалось бы, все самое трудное позади. Взаимные поздравления, счастливые, улыбающиеся лица. Ощущение такое, словно мы - школьники, сдавшие последний выпускной экзамен, будто гора с плеч свалилась. Саша Зайцев прошептал на ухо:
      - Слушай, а теперь ведь можно и на охоту махнуть. Помнишь, ты говорил: вот выиграем в конкурсе, ружье на плечо - и в лес, потому что нет лучшего отдыха, чем охота.
      - Помню, - ответил я другу. - Только, по-моему, Владимир Сергеевич Дейкин на другое настроен. Он уже успел меня проинформировать, что завтра надо быть в готовности выехать на один из оборонных заводов, где будет изготовляться первая серия автоматов.
      - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, - разочарованно вздохнул Зайцев. Значит, мне следует готовиться к отъезду в Ковров?
      - Нет, Саша, ты включен в нашу группу, - успокоил я товарища. - И еще с нами едет капитан Сухицкий, военпред. Группу возглавляет подполковник Дейкин.
      - Опять все вместе! - обрадовался Саша. - Тогда другой разговор. Тогда и охоту можно перенести на более поздние сроки. Причина-то уважительная.
      Постановлением комиссии предусматривалось изготовление пока только первой серии автоматов. Она предназначалась для новых испытаний, пожалуй, еще более ответственных, чем сравнительные, - войсковых. От них зависело многое в дальнейшей судьбе оружия. Я уже знал, что не раз у некоторых конструкторов случались неприятности именно на этой стадии. Ведь проверка армейским полигоном - это, по сути, проверка боем, и не все образцы успешно ее выдерживали, попадая в руки солдат, сержантов, офицеров. И тогда выпуск оружия ограничивался опытной серией, оно не шло в массовое производство. Не спасали порой даже доработки, которые пытались делать после испытаний, внося изменения в конструкцию образца.
      Завод, где предстояло изготавливать первую партию автоматов, среди предприятий оборонной промышленности слыл одним из лучших. Когда мы вчетвером выехали туда, условились в дороге ни слова не говорить о будущей работе. Однако, о чем бы ни заходила речь, разговор в конце концов неизбежно сводился к цели нашей поездки.
      Первым обычно переводил стрелки на эти рельсы Саша Зайцев.
      - Хорошо бы ответственным за разработку технической документации и изготовление опытной серии назначили толкового инженера. По Коврову знаю, как много зависит от этого человека, - вроде бы ни к кому не обращаясь, произнес Александр Алексеевич во время нашей неторопливой беседы под неумолчный перестук колес.
      - Я тоже не раз убеждался, сколь важно, чтобы работу возглавил знающий, инициативный главный специалист, - поддержал Зайцева Дейкин. - В Ижевске, например, в первые месяцы войны решили наладить выпуск противотанковых ружей. Так получилось, что, кроме Ков-ровского завода, другие предприятия в тот период не могли включиться в их производство. Но и ижевцы совершенно не были готовы к такому повороту событий.
      - И как же на заводе вышли из этого положения?
      - Поручили организацию дела опытному специалисту Сысоеву и молодому главному инженеру Файзулину. Не поверите, за месяц, всего лишь за один месяц, было изготовлено около тысячи различных приспособлений, сотни типов штампов, более тысячи видов режущих инструментов, десятки профилей проката и штамповок. Да и решалось все на достаточно высоком техническом уровне. Когда начался массовый выпуск ружей, ни конструкторы, ни военпреды не могли предъявить никаких претензий.
      Мы с интересом слушали Владимира Сергеевича. Он, как представитель главного заказчика, работник ГАУ, часто выезжал на заводы, знал немало примеров самоотверженной, слаженной работы рабочих, инженеров и конструкторов.
      - Кстати, многое в согласовании усилий, в четкой, умелой организации работ зависит и от наших военных представителей на предприятиях, - повернулся Дейкин к сидевшему у окна военпреду капитану Сухицкому. - Известен такой случай из нашей практики. В начале войны потребовалось резко увеличить выпуск трехлинейных винтовок системы Мосина. Где-то, кажется, раз в шесть.
      - Ого! - воскликнул Зайцев.
      - Удивляться тут нечему. К сожалению, потери этого оружия, особенно в первые, неудачные для нас месяцы войны, были весьма и весьма значительными. Требовалось быстро восполнить потери. Как известно, выпускались трехлинейки на том же заводе, о котором мы уже говорили, - старейшине оружейного производства - Ижевском. Чтобы ускорить изготовление оружия, не снизив качества, решили реализовать все накопившиеся к тому времени предложения по улучшению технологии винтовки, упрощению ее узлов и деталей.
      - А как же смогли переступить военную приемку? - поинтересовался Сухицкий. - Введение принципиальных изменений в техдокументацию инструкциями запрещается, и военпреды должны строго придерживаться их требований.
      - Вот-вот, об этом и речь. К счастью, на заводе оказался старшим военпредом человек с гибким мышлением, страстно болевший за дело, смотревший на свои действия с государственных позиции, - подчеркнул Дейкин.
      - И что же он предпринял?
      - Когда старшего военпреда ознакомили с предложениями и попросили дать согласие на изменение технологии, он поддержал поиск заводчан и сделал все возможное, чтобы эти предложения нашли поддержку и у начальника управления ГАУ по приемке стрелкового оружия генерала Дубовицкого. Так что понимание всеми заинтересованными сторонами важности решаемых задач, компетентный подход и позволили увеличить в кратчайшие сроки в шесть раз выпуск трехлинеек, так необходимых в то время фронту.
      Разговор наш продолжился далеко за полночь. Саша Зайцев вспомнил о славной странице в жизни своего, Ковровского завода - о том, как в сложнейших условиях военного времени комсомольцы и молодежь во внеурочное время начали возведение нового производственного корпуса, чтобы ускорить организацию массового выпуска принятого на вооружение станкового пулемета системы Горюнова.
      - Тогда, подготовив строительную площадку, в центре ее разбили палатку и там разместили штаб строительства. Отработав одиннадцать часов в цехах, люди шли на строительную площадку. - Зайцев хорошо знал и помнил героические штрихи заводской биографии. Выросший в рабочей среде оружейников, он горячо любил родное предприятие.
      - Это замечательное событие запечатлено в кинохронике, - включился в разговор Дейкин. - Запомнились документальные кадры, показывающие прославленного конструктора Дегтярева рядом с молодежью. Человек преклонного возраста, Василий Алексеевич непременно участвовал практически в каждом молодежном субботнике, брался за носилки, строил леса.
      - Инициативу наших комсомольцев поддержал и обком партии, после чего на строительную площадку стали приходить тысячи ковровчан. - Зайцеву было в радость вспоминать те дни. - И вы представляете, корпус возвели за два с половиной месяца.
      - А потом состоялся приказ народного комиссара вооружения Устинова, в котором объявлялась благодарность комсомольцам и молодежи завода. По-моему, после его объявления на корпусе укрепили памятную доску с занесенными на нее фамилиями участников строительства. Я не ошибся? - уточнил Дейкин у Зайцева.
      - Она и сейчас на том же месте - своеобразное напоминание о том, что могут наши люди, объединенные высокой ответственностью и высокой целью...
      - Но мы сами-то сейчас едем на завод, где нам не придется включаться в такое строительство. - Военпред Сухицкий вновь вернул всех к тому, что предстояло впереди. - Для нас нынче важно, наверное, другое -- разработать пооперационные технологические процессы по изготовлению автоматов, подготовить оснастку и оборудование для выпуска первой серии.
      - Да-да, забот конечно же будет много. Степан Яковлевич, безусловно, прав, - подтвердил Дейкин.
      - В таком случае есть предложение окунуться в них отдохнувшими. Товарищ инженер-подполковник, разрешите подать команду "Отбой"? - привстал с полки Сухицкий.
      Дейкин рассмеялся:
      - Утро вечера всегда мудренее. Всем спать!
      На заводе нас встретили очень доброжелательно. Более всего меня обрадовало то обстоятельство, что руководство предприятия еще до нашего приезда продумало, с чего мы начнем свою работу. Нам представили и человека, ответственного за разработку технической документации и изготовление опытной партии оружия.
      - Винокгойз Давид Абрамович, главный конструктор завода. - Рукопожатие его оказалось крепким.
      Во всем облике главного конструктора виделась основательность. Говорил он неторопливо, акцентируя внимание на самых важных, по его мнению, позициях.
      - Для организации выпуска опытной серии у нас создана специальная группа. С вошедшими в нее конструкторами, технологами, аналитиками я вас познакомлю непосредственно на рабочих местах. Начнем, полагаю, с детальной проработки технической документации. Лучше все сразу просчитать самым тщательным образом, во всех чертежах хорошенько разобраться. Тогда и в цехах дело пойдет легче. Давид Абрамович взял папку с документами, посмотрел одну из бумаг, вытащил ее. - Вот здесь расчет на подготовительные работы. Этот этап считаю наиболее сложным. Что нам предстоит изготовить самим? Приспособления, штампы, видимо, часть режущего инструмента, калибры. В каких цехах и что будем делать? Какими силами? Взгляните. Чем быстрее вникните во все детали, тем слаженнее будет идти наша работа.
      С главным конструктором завода, скажу откровенно, нам. чрезвычайно повезло. Отличный организатор, он хорошо знал как массовое производство вооружения, так и процесс выпуска опытных серий. Весь технологический процесс был им отлично спроектирован, по цехам размещена оснастка, изысканы станки для производства деталей. Позаботился Винокгойз и о металле, заготовках, штамповках. Подобрал высококвалифицированных слесарей, токарей, фрезеровщиков. Помог мне с каждым из инженеров и рабочих войти в доверительный контакт.
      Как важно для конструктора, да еще молодого, когда на заводе готовится к производству серия, пусть и опытная, его оружия, такая вот отеческая, компетентная поддержка. Наша работа по выпуску серии автоматов шла столь успешно и слаженно, что я дерзнул попросить Давида Абрамовича пойти на небольшой эксперимент.
      Мне очень хотелось изготовить в заводских условиях несколько образцов самозарядных карабинов собственной конструкции, но уже без тех "фокусов", на которые указал мне на испытаниях несколько лет назад генерал-майор инженерно-технической службы Н. Н. Дубовицкий. Готовы были у меня чертежи и модифицированного пистолета-пулемета, существенно отличавшегося от моего первенца. Вот я и спросил Винокгойза, нельзя ли выполнить образцы в металле.
      Главный конструктор загорелся этой моей задумкой.
      - Что ж, можно попробовать. Не боги горшки обжигают. Вячеслав, - подозвал он одного из инженеров-технологов, - посмотрите чертежи. Я вижу здесь немало интересного. Давайте поможем товарищу конструктору.
      В очень короткие сроки были изготовлены несколько образцов карабина и пистолета-пулемета. Нет, их не приняли на вооружение. Но они позволили нам более строго подойти к работе над автоматом, подсказали несколько оригинальных ходов при совершенствовании оружия в процессе выпуска опытной серии.