Третий Проект. Том I "Погружение"
ModernLib.Net / История / Калашников Максим / Третий Проект. Том I "Погружение" - Чтение
(стр. 6)
|
Автор:
|
Калашников Максим |
|
Жанр:
|
История |
|
-
Читать книгу полностью
(2,00 Мб)
- Скачать в формате fb2
(653 Кб)
- Скачать в формате doc
(609 Кб)
- Скачать в формате txt
(593 Кб)
- Скачать в формате html
(657 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49
|
|
Не верите? Что ж, приведем для особо недоверчивых читателей несколько цитат, описывающих отношение Запада к русским во времена Ливонской войны. Цель русского нападения на Ливонию, по словам ливонцев Таубе и Крузе
было «…окончательное разрушение и опустошение всего христианского мира, Королевства Польского, Литвы и нашей злополучной Родины… И все эти действия были против Бога, против чести, против Христианской церкви…» Датский дипломат Урфельд рисует страшную обстановку в городе Оберпалене, захваченном русскими: трупы на виселицах, которые грызут собаки, по обеим сторонам дороги – надетые на колья заборов головы убитых, непогребенные тела, валяющиеся повсюду. (Журнал «Россия, ХХI век», №3, 2004 г., с. 127.) В своей блестящей статье «Когда Россия стала считаться угрозой Западу?» Александр Фелюшкин пишет:
«
По наблюдению А. Каппеляра, особенно настойчивый мотив «священной войны» против Московии начал звучать после 1578 –1579 г.г., когда наметился явный перелом военных действий в пользу Речи Посполитой. Стефану Баторию говорили и поданные, и дипломаты других стран: «Господин, Вы справедливы и дело Ваше правое»…»
В 1560 году богослов Меланхтон в толковании 120-го псалма («Горе мне, что я пребываю у Мосха…») трактовал Мосха-Моцаха, как московитов, и утверждал, что на Европу двинулся этот самый, легендарный библейский народ Мосх, с нападением которого связывались предсказания конца света. Этот взгляд на русских как на исчадий ада получил в Европе большое распространение. Даже в далекой Испании герцог Альба призывал покончить с Московским царством, которое, мол, расширяет свои владения столь быстро, что может поглотить весь мир! Такой народ в глазах Запада не имел права на самостоятельное существование. Его необходимо было подчинить, завоевать, покорить, навсегда лишить права на независимость. Поэтому по Европе того времени ходили специальные трактаты, где детально описывалось, что необходимо сделать с Россией после победоносного завершения войны. Так, например, в 1578 г. окружении графа Эльзасского возник «план превращения Московии в имперскую провинцию», главным автором, которого выступал бывший опричник, бежавший на запад Генрих Штаден. В 1578-1579 годах этот проект докладывался императору Священной Римской империи, Прусскому герцогу, шведскому и польскому королям. Сочинение Штадена было не единственным. Сходный оккупационный план подготовил английский капитан Чемберлен. Существовал даже план французской оккупации Ливонии и Скандинавского севера. Все эти планы, различаясь в деталях, сходились в одном – в крайней ненависти к русским, в стремлении навсегда убрать нас с арены истории. Вот, например, что писал в своем сочинении Штаден:
«Управлять новой имперской провинцией Россией будет один из братьев императора. На захваченных территориях власть должна принадлежать имперским комиссарам, главной задачей которых будет обеспечение немецких войск всем необходимым за счет населения. Для этого к каждому укреплению необходимо приписывать крестьян и торговых людей – не двадцать или десять миль вокруг – с тем, чтобы они выплачивали жалование воинским людям и доставляли бы все необходимое…
У русских надо будет отобрать, прежде всего, их лучших лошадей, а затем все наличные струги и ладьи…»
Русских этот немецкий прожектер предлагал массой делать пленными, сгоняя их в замки и города. Оттуда их можно выводить на работы, «…но не иначе, как в железных кандалах, залитых у ног свинцом, за то, что они наших пленных продают туркам. По всей стране должны строиться каменные немецкие церкви, а московитам разрешить строить деревянные. Они скоро сгниют и в России останутся только германские каменные. Так безболезненно и естественно произойдет для московитов смена религии.
Когда русская земля вместе с окрестными странами, у которых нет государей и которые лежат пустыми, будет взята, тогда границы империи сойдутся с границами персидского шаха…»
Вам это что–то напоминает, читатель? Нам тоже напоминает. Вот только написаны эти строки более четырех веков назад, задолго до того, как родились и Гитлер, и автор плана «Ост» Альфред Розенберг, и Геббельс, и Рональд Рейган, и вообще американцы с их воплями о «советской угрозе». Века пролетят – а пилот пикировщика Ганс Рудель будет писать о том, как он отчаянно сражался с «монгольскими ордами», накатывавшими на Европу в 1944-1945 годах. Порожденный тогда, информационно-пропагандистский образ русских как врагов человечества примется жить и крепнуть. Столкнувшись с объединенными силами Европы, изнуренная неурожаями, застуженная морозами, обескровленная внутренними усобицами, Московия потерпела сокрушительное поражение. Ливонская война закончилась отпадением от Московии исконно русских земель. Был отдан Смоленск, территориальные уступки пришлось сделать на севере. Русские ушли с Балтики. В принципе, мы в этой войне с самого начала обрекались на поражение. В одной Речи Посполитой населения было в полтора раза больше, чем в тогдашней России. Прибавьте сюда Швецию – и вот мы в полном меньшинстве. Да еще добавьте постоянные набеги из Крыма, когда в поход против нас выступало по 100-120 тысяч прекрасно вооруженных конников. Города шведов, литовцев и поляков в шестнадцатом веке – это камень, это богатства, это армии ремесленников и торговцев. У них всего имелось больше: золота и денег, живой силы, плодородных земель, пороха, металла для пушек и ружей, технических специалистов. Они могли перебрасывать грузы и подкрепления морем – а у нас не было флота, чтобы перерезать коммуникации или создать угрозу Швеции. Да что там флота – мы еще и большие корабли строить тогда не умели. У нас еще не было заводов на Урале, способных снабдить страну железом, чугуном, медью и бронзой. Вопреки историческим мифам, русские не имели возможности вывести в поле громадные рати. Ведь вооруженные силы Московии представляли из себя ополчение, которое могло воевать только несколько месяцев в году – в остальное же время им приходилось пахать, сеять, ремесленничать или торговать. Любая затяжка военных действий означала голод и разорение для десятков тысяч стрельцов, всадников дворянской конницы, пушкарей и «посошных ратников». Русские не могли содержать наемные войска, которые занимались только войной – нам не хватало денег, и взять их было неоткуда: ведь пути для торговли сырьем с Европой оказались перекрытыми. Наши же враги бросали в бой именно наемные, хорошо обученные отряды. Они и военным делом владели куда лучше нас, ибо могли проводить учения в мирное время, покуда русские воины трудились в городах и селах, обеспечивая самих себя. Наши рати тогда еще годились для обороны страны, но вот для затяжной войны за пределами России совсем не подходили. Богатый и развитый Запад, подпитанный потоком золота из Америки, нанес нам тяжелое поражение. Но тяжелый и унизительный мир не остановил падения нашей страны в пропасть. Пройдет еще два десятилетия – и польские войска войдут в Кремль, а на царском троне будут сменять друг друга самозванцы – люди без рода, без племени, посаженные польскими шляхтичами и католическими иезуитами. Страна погрузится в пучину разрухи и запустения. Почти на четверть сократится население. Угаснут знаменитые роды. Оскудеют города. Порушится торговля. Истает, растворится в бескрайних лесных чащобах, утопнет в бесконечных болотах русское государство
.На страну надвинется страшная Смута 1603-1621 годов, гибрид Гражданской войны, иностранной интервенции и атомной бомбежки… Московия исчезнет. Но вместе с ней канет в лету Ливонский орден. Надорвется, сломается судьба Речи Посполитой. Она еще будет праздновать взятие Кремля, ее солдаты по-хозяйски расположатся в Москве. Польская авантюристка Мария Мнишек и ее отец еще будут менять русских лжецарей. Но эти успехи станут пирровой победой Великого Восточноевропейского государства – Речи Посполитой. С отступления из Кремля, с бегства из Москвы – не сколько перед ополчением, сколько перед непостижимой и пугающей русской бездной – начнется марш Речи Посполитой к смерти. Последующие 150 лет станут для поляков десятилетиями национального кошмара, закончившегося уничтожением польской государственности, распадом великого государства. Та же судьба постигнет и гордую Венгрию. Ее поглотит империя Габсбургов. Швеция будет еще сто лет решать судьбы Европы, пока не найдет своего конца как великая военная европейская держава у Богом забытой Полтавы в 1709-м. Погибая, Московия утащит в небытие всех участников Ливонской трагедии. Война с русским государством обернулась в перспективе гибелью для всех участников этого кровопролития. С мистической закономерностью, с неумолимостью рока эта закономерность действовала века спустя после Ливонской войны. Страшные поражения постигнут и немцев. Пока этой закономерности избегла только Америки. Но – слишком мало еще времени прошло после падения Советского Союза. Рок же, как известно, нетороплив…
Московия умерла – народилась Россия
Но все это будет после. А в конце шестнадцатого века Московия познала национальный позор и крах проекта «Третий Рим». В итоге Московия умрет. Но зато народится собственно Россия!
Да, будет Смута. С множеством ложных царей-самозванцев, с правлением олигархов-бояр, с приглашением на нашу землю шведских интервентов. Будет ожесточенная крестьянская война, массовый разбой, дикие рейды по Руси жестоких казацких шаек, грабящих православных братьев наравне с поляками и татарами. От страны отложится Новгородская земля, став марионеточным «государством» под контролем Швеции. Но на пути полного развала встанет народ!
Страна после Смуты собралась снизу. Так же, как и во времена Сергия Радонежского, страна заново сложилась как бы сама собой, из отдельных городов, посадов, монастырей и сел.
Кто скрепил это возрождение России? Русский дух, настоянный на вере. В Смуту Россию подняли письма, направляемые во все концы Русской земли архимандритом Троице-Сергиева монастыря, Дионисием. Именно он достучался и докричался до русских людей. Своим словом, наполненным верой, он напитал энергией измученный, обессилевший, изворовавшийся народ. И народ спас страну! Обычные люди – дворяне, ремесленники, торговцы, ратники, монахи – собрали заново державу, казалось бы – навсегда рассыпавшуюся. Именно народ предотвратил тогда уничтожение России. Достаточно посмотреть на самые громкие имена той поры, чтобы подтвердить эту очевидную истину. Кем были лидеры движения за спасение? Мясной торговец Минин. Не самый крупный воинский начальник – стольник Пожарский. Архимандрит Троицкого монастыря Дионисий. Все они – обычные, далекие от власти люди. Но в критический момент именно они, а не знаменитые роды, не приближенные царя, не известные государственные деятели, сумели встать на пути хаоса и мрака, смогли остановить Смуту.
Не в первый и не в последний в русской истории раз, вера, труд и воля, подняли страну из мерзости, запустения и позора, явили чудо преображения.
В 1611-1612 году народ спасал и воссоздавал именно государство. Минин, Пожарский и Дионисий, возглавив городских и посадских людей, боролись не только с поляками, но и с казацкой вольницей, с бессмысленной и жестокой стихией бунта, стремящегося уничтожить любые организационные структуры на русском пространстве. Тогда движение за русское возрождение, победило не только иноземных захватчиков, но и внутренних бунтовщиков, деструкторов. Тогда удалось одержать победу над силами внешнего и внутреннего врага, олицетворявшего надвигавшийся на наши земли бессмысленный, темный и злой Хаос.
Народ спас свою отчизну. Установил строй хозяйственной жизни. Заново отстроил города и посады. Навел порядок на дорогах. И самое удивительное – установил государство!
Проклятая династия
В 1612 году состоялся Земский Собор, где не только уцелевшие представители знатных родов, но делегаты городов – торговцы, посадские люди – в первый и последний раз выбрали царя. Ни до, ни после русская история такого не знала.
Увы, этот исторический выбор, как впоследствии оказалось, стал гибельным для судеб России. Царем выдвинули Михаила Захарьева–Юрьева, который при избрании на престол взял фамилию Романов. То есть – Римский. К власти пришла проклятая династия Романовых, родившаяся в мерзости предательства. Молодой царь вместе со своей матерью Марфой долго был добровольным пленником поляков. Да и кандидатом на престол его выдвинула так называемая «польская партия» русских дворян и бояр. Тех, кто в Смуту служил полякам и их марионеткам, партия тех, кто очень боялся справедливого наказания. Вот они-то и протолкнули на трон безопасного для себя царя.
А кто был отцом первого царя из династии Романовых, знаете? Верно, читатель, родителем первого Романова был патриарх Русской Православной церкви. Только вот очень необычный патриарх. Патриаршество-то он получил из рук Лжедмитрия Первого, польской марионетки. Потом сей патриарх духовно окормлял второго Лжедмитрия – Тушинского вора. Потом сидел в Польше, в плену. Там он истово углублял свои богословские знания не где-нибудь, а в иезуитской академии, в городе Мариенбурге. То есть, у заклятых врагов Православия. Вот такой интересный папаня был у первого царя «славной» династии Романовых.
Вот так, читатель, русское общество, впервые в истории получив шанс учредить адекватную себе власть, этот шанс упустило. Окончательно и бесповоротно. Власть Романовых, на первых порах вынужденная считаться с обществом, вскоре сумела отделиться от него, превратившись за считанные годы в самодовлеющую силу. Подчеркнем: не дворянство, не боярство, а именно власть – государство, попавшее в распоряжение крайне узкого круга людей.
А дальше, практически весь семнадцатый век, государство выстраивало под себя русскую жизнь, присваивая себе достижения народных трудов, питаемых святорусской традицией. А когда власть Романовых завоевала полную свободу от общества, она принялась уничтожать своего последнего и самого опасного врага – русскую веру.
Именно вера на Руси всегда была мощнейшим конденсатором, где скапливалась высшая социальная энергия, способная в одночасье поменять историю, отправить на свалку любую власть, совершить любое чудо, превратить привычный порядок вещей, в непредсказуемое, изумляющее мир движение. И поэтому светская власть должна была расправиться с живой верой, подмять под себя, взять под контроль религиозный институт, направить социальную энергию на цели обеспечения своего существования.
Власть, высшая и последняя русская ценность, неизбежно должна была пресечь святоотеческую традицию, линию Сергия Радонежского и его учеников, нестяжателей, архимандрита Дионисия и Соловецких старцев. Схватка была неизбежна. И она произошла.
Второе явление Китежа – и его трагедия
В стране, покончившей со Смутой, происходил стихийный, подхваченный народом возврат к традициям Святой Руси, к заветам Сергия Радонежского. Православие «русеет». Рождается то, что потом окрестят «раскольничеством» или «старой верой». Хотя по сути своей это было как раз новой верой. Китеж всплывает после Смуты вовсе не случайно. Старая элита оказалась сильно поредевшей, знатные роды понесли огромные потери во время правления Грозного и последующего Смутного времени. «Третьеримская» элита ослабела, зато народ обогатился ценным опытом. И прежде всего, опытом духовным, соединенным с деятельной, одухотворенной жизнью. Именно отсюда берет начало старообрядчество. Новая вера (позднее обозванное старообрядчеством) выступает как уникальное, многоликое явление. У него – много толков и течений. Не было в нем только идеи ереси. А как только ее нет – рушится вся концепция «Третьего Рима».
«Надо жить по заповедям, люди. Любое занятие священно, в любом труде осуществляется промысел Господень. А верить каждый, волен по-своему. Каждый находит свой путь служения Богу. Нести истинную веру с огнем и мечом не надо: ведь ереси нет. Воевать же надо лишь тогда, когда на тебя нападают…»– говорят нам из толщи веков первые староверы. Автор труда «Икона и топор» Джеймс Биллингтон писал по этому поводу:
«Параллель между протестантами Западной Европы и старообрядцами Восточной просто поразительна. Оба движения были пуританскими, заменяли обряды церкви на новый аскетизм здешнего мира. Власть установившейся церковной иерархии – на местное общинное управление. Оба движения стимулировали новую экономическую предприимчивость – в суровом требовании усердного труда как единственного средства доказать, что ты принадлежишь к избранникам Бога. Оба движения сыграли ведущую роль в освоении прежде незаселенных земель. Общины русских старообрядцев, проникавшие в Сибирь, как и переселенцы, отправлявшиеся в Северную Америку, были гонимы и преследованиями официальных церквей, и собственной беспокойной надеждой найти какой-то девственный край, в котором предыдущее Царствие Божье обретет свое земное воплощение…» (Д.Биллингтон, указ. соч., с.236).
Старообрядцы стали настоящими наследниками, духовными внуками Сергия Радонежского. Если он открывал монастыри прежде всего в святых местах, аномальных зонах, узловых точках, где Земля как бы разговаривала с человеком, наделяла его своей силой, то буквально тем же путем, шли и старообрядцы, центрами которых стали Соловецкий монастырь, Беломорский край, Запорожье, Урал, Восточная Сибирь. Молодой современный мыслитель, старообрядец Вадим Штепа пишет:
«На Руси все случилось в точности наоборот. Именно ревнители древнего благочестия оказались самой гонимой и свободолюбивой социальной группой. И разгадка здесь в том, что старообрядцы были действительно новыми людьми. Николай Костомаров заметил: раскол равнялся на старину, старался, как можно точнее держаться старины. Но раскол был явлением новой, а не древней жизни.
Произошла полная подмена смысла. Именно никониане, внедрявшие греческие обряды, сыграли на Руси роль консервативных инквизиторов. Тогда как последователи Аввакума совершили радикальное обновление русского менталитета, открыли рискованный, единственно достойный свободных людей духовный путь. Вся русская традиция осмыслена ими как живое и драгоценное откровение, как Святая Русь, тогда как никониане свели традицию к тотальному огосударствлению церкви, бюрократическому чинопочитанию и полицейскому надзору. Третий Рим, пытаясь подражать второму, в итоге схлопнулся в какой-то нелепый гибрид первого, еще дохристианского, сугубо имперского Рима и иудейского Иерусалима, Синода с Синедрионом, озабоченного только поисками и распятием еретиков. Первые русские раскольники фактически воспроизвели гонимых и иудеями, и римлянами первых христиан с той же духовной стойкостью, катакомбничеством и часто мученической смертью. Они предпочли добровольные бега, скиты и гари этому кошмарному обращению истории вспять, реставрация на Руси доиесусовых законов. Будто бы Иисус приходил зря. Это было в высшей степени романтическим стилем жизни, хотя конечно никакие культурологические паллиативы неспособны передать простую, естественную для этих подвижников духовную чуткость.
Сам термин «старообрядчество» представляется неадекватным, поскольку акцентирует внимание не на духовном своеобразии этого широкого и подлинно традиционного народного движения, а не его внешней атрибутике. Кроме того, он не был самоназванием. Это никониане назвали русских традиционалистов старообрядцами и раскольниками. Какого-то единого старого обряда вообще не существует. Богослужения у поморов, у сторонников Белокриницкой иерархии, не говоря уже о Спасовом согласии (натовцах) существенно разнятся. А профаны валят все в одну старообрядческую кучу. Смысл сопротивления никонианства состоял не в защите каких-то формальных признаков обряда, но в глубоком понимании их символического значения. Важна была не старина веры, а ее полнота. Именно за нее держались те, для кого все в церкви было осмыслено и неслучайно…»
Более терпимые, нововеры-староверы не стали бы тратить столько сил и средств на войну. Они обладали привлекательным, позитивным идеалом, который принимался большинством русских. В конце концов, именно они впоследствии создадут русский национальный капитал. Они не держались за деньги, уже при поздних Романовых тратя огромные средства на развитие культуры, науки и образования, прослыв щедрыми меценатами. И это в условиях, когда их два века преследовали, когда они были вынуждены отступить в отдаленные, глухие места России, закапсулироваться в них и медленно выращивать новый экономический уклад. А если бы этот уклад господствовал с самого начала? Если бы не было кровавой политики династии Романовых, которая травила и уничтожала так называемых старообрядцев? У нас была бы гораздо более сильная, здоровая и гармонично развитая Империя. Империя как политическая организация взаимодействующих и дополняющих друг друга народов, где каждый живет в рамках своей культурной модели, но принимает общие имперские правила. В такой Китеж-Империи жизнь ее граждан получилась бы намного богаче, чем в царстве Романовых. И уж китежанам никогда бы не взбрело в голову запрещать братский украинский (малороссийский) язык в учебных заведениях, как это делали «разлюбезные» Романовы, или же присоединять к себе совершенно чужой, неорганичный кусок, каким были польские католические территории, прирезанные к России при Екатерине Второй и ее наследниках. Итак, в России середины семнадцатого века вновь поднялся Китеж, опять появилась надежда на национальный взлет. Но романовская знать, и народившаяся государственная бюрократия решили перейти в контрнаступление. Им-то Китеж оказался совершенно чужд. И государство для уничтожения Китежа использовало церковь, окончательно подорвав свое же будущее. Начинается церковная реформа патриарха Никона, которая направлена на уничтожение «старых обрядов» и насаждение единого официально-казенного православия по современным на тот период новогреческим образцам. Начинается великий Раскол, подкосивший русских… Сначала против истинно верующих, наследников святоотеческой традиции был использован, если говорить современным языком, православный фундаменталист, патриарх Никон. Живой, радостной, разнообразной как сам окружающий мир, вере он противопоставил фанатичное ожидание конца света, сплавленное с буквальным следованием греческому книжному православию. Конечно, не надо упрощать, Никон не был слугой царя, напротив – он видел себя теократом, верховным правителем православного мира, приготовляющим этот мир к страшному суду. Никон выбирал смерть, а русские «староверы» – жизнь. Его «православие» было каким-то вороньим, кладбищенским, трупным. Никон ненавидел людей русской веры за то, что они стремились жить, за то, что они считали труд, любовь и нравственность органическими ценностями. Никон же думал, что вера – это не источник жизни, а способ приготовления к смерти. Удивительный современный писатель, Владимир Шаров, в своем поразительном романе «Репетиция», написал:
«Никон ждал, в 1666 году, или на 33 года ( на земную жизнь спасителя) позже начала конца света. Он не был исключением. Естественно, что и в западной и восточной церквях пасхалии были рассчитаны лишь до 1666, и ожидание конца было тогда, несмотря на модный рационализм, почти всеобщим…Никон, исправляя книги для богослужения, готовил православную церковь не к продолжению жизни, а к этим последним временам, которые и не могли наступить из – за того, что « Третий Рим» неправильно славил Бога. Никон знал, что православные церкви, должны быть соединены и, главное, соединены греки и малороссы, и в том, как славят они Бога, не должно быть никакого отличия. Иначе, когда настанет срок, не признают они друг друга за своих, и Господь их и не примет. И второе: чтобы Христос снова пришел не Землю и спас людей, он, Никон, должен построить на Руси храм точно такой, как Иерусалимский храм Воскресения Господня, и следовательно, совершить многовековое перенесение святых мест, имен и реалий святой истории на русскую почву, окончить превращение Руси, в святую землю.» (Владимир Шаров. «Репетиция» – СПб, 2003г., с.44)
И началось то, чего на Руси никогда не было: повелев креститься по-новому и запретив старые духовные книги, власть Романовых принялась за веру преследовать людей. Она начала казнить, жечь, насиловать, истязать. Никон освящал эту войну Романовых против собственного народа. Но после удара по своим патриарх Никон стал не нужен Романовым. Будучи обвиненным в претензиях на верховную власть в государстве, этот зловещий патриарх был низложен и отправлен в далекую ссылку. Дальше процесс пошел без него. Случилось, казалось бы невозможное. С 1666 по 1674 год царские войска осаждали оплот русской веры, крепость русского духа – Соловецкий монастырь. Они взяли его только благодаря измене. То, что произошло потом, неописуемо! Ворвавшись в монастырь, войска не просто физически уничтожили монахов, героически сражавшихся за свою обитель, но подвергли их страшным пыткам. Заживо подвешивали на мясных крюках, замораживали в лед, сдирали кожу. Ненамного позже Романовы заживо сожгли духовного вождя приверженцев русской веры – протопопа Аввакума и десятки его последователей. Однако, несмотря на репрессии, несмотря на бесчеловечную жестокость, ряды сторонников старой веры, помогавшей строить новую жизнь, ширились и крепли.
Со времен Раскола народ и власть окончательно и бесповоротно принимаются отдаляться друг от друга, не сдерживаемые более верой, общей для царя и для крестьян – живым и свободным словом Бога.
От России отпала ее лучшая, наиболее энергичная и совестливая часть. По многим городам в раскол ушло до 20 процентов жителей. Не будем утомлять тебя, читатель, обширной статистикой, но приведем один красноречивый факт. В средневолжском городе Кержаче (оплоте староверов), расположенном недалеко от легендарного озера Светлояр, под чьими водами и покоится сказочный Китеж-град, в конце семнадцатого столетия жило 47 тысяч человек. Это очень много. Ведь в очень крупном торговом городе России, Нижнем Новгороде на той же Средней Волге, обитало только чуть более 12 тысяч душ. Лучшая Россия ушла в раскол, отделилась от власти, выбрала «параллельный мир» свободы от романовских «градов земного и небесного». Староверы сохранили чистоту, трезвость и грамотность, высокую мораль и духовную стойкость. Их в армию охотно брали еще при Сталине – не было солдат лучше. А вот остальной России досталось никонианство – с грязью, пьянством, невежеством.
Раскол нации
Когда же церковь выполнила роль убийцы Китежа, государство сказало: «Все! Теперь ты мне без надобности. Уничтожаю патриаршество и делаю церковь своим департаментом». Петр Первый упраздняет патриаршество. Началась постепенная утрата народом веры, падение авторитета духовенства. С тех времен народ начинает презирать попов, считать встречу со священником плохой приметой. Официальное, никонианское православие вырождается и мельчает, становится видимостью, «отбытием номера». В финале мы имеем взорванные и разграбленные при большевиках храмы. Еврейские комиссары в начале ХХ века возглавляли процесс, но кресты-то с храмов валили русские мужики. Во Франции 1793 года революционеры тоже попытались церкви рушить – но народ им быстро дал укорот. У нас же так не вышло. Не коммунисты у нас веру порушили, а сам народ от нее, опустившейся, отвернулся. И – будьте уверены! – еще отвернется от нынешнего казённо-выхолощенного «православия», «возрожденного» с 1988 года.
В результате деятельности династии Романовых Россия внутри себя раскалывается на три народа, на три мира.
Итак, некогда единые русские разделяются на искусственно выведенный немецко-франкоязычный народ «европейцев»-дворян, которые почти утрачивают родную речь (на русском они вновь начнут говорить лишь в девятнадцатом веке), на староверов и на огромную подневольную массу, которая вернулась чуть ли не к общинно-славянскому укладу. В 1917-м это приведет к полной катастрофе.
Ну а пока, загнав истинную русскую веру в подполье и став полными владыками страны, господа Романовы решили выдвинуть новый национальный проект – «Северную Пальмиру». Проект, который закончился самым страшным и кровавым образом…
ГЛАВА 2. ЦЕНА ФРАНЦУЗСКОЙ БУЛКИ
Вторым национальным проектом у нас была Северная Пальмира – империя династии Романовых между 1703 и 1917 годами. В эту эпоху Россию пытались перекодировать и превратить в Европу. Проект сей потерпел полных крах, закончившись национальной Хиросимой семнадцатого года. Почему это случилось? В нынешней Росфедерации, которая с невероятной помпой отпраздновала трехсотлетие основания Санкт-Петербурга, принята популярная версия «для лохов». В общем, Петр Великий решил сделать нас Европой, зачал проект «Северная Пальмира» и после этого мы пошли по столбовой дороге развития цивилизации, как нормальные люди. Вернее, сначала не совсем по столбовой, но после отмены крепостного права с его ужасами – уж точно вышли на проторенный передовым Западом шлях цивилизации, двигаясь в благоденствию и демократии… Пока не вынырнули откуда-то из преисподней коммунисты и не сбили страну куда-то вбок… Но оставим сказки для дураков. Попробуем сами разобраться: каким проектом была Северная Пальмира? И почему ее ожидал такой грандиозный провал?
Россия, Западом больная…
Петр Первый никак не был первым западником на Руси. Поворот к Западу в России начался еще в Смуту и вполне оформился как национальный выбор уже у предшественницы Петра, царевны Софьи. На этом курсе твердо стоял первый министр царевны, князь Василий Голицын. Но именно при Петре вестернизация стала необратимой. Именно при нем мы прошли «точку-джокер» и русская история вошла в европейское русло.
Был ли у России той поры выбор? Существовали ли иные траектории развития? Тут у авторов нет единой точки зрения. Но, покончив с русским духовным возрождением, которое началось по выходе государства из Смуты и завершилось Соловецким зверством и сожжением Аввакума «со товарищи», власть окончательно разошлась с народом и противопоставила себя ему.
Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49
|
|
