Август 1990 года.

Весь месяц Яна прожила у Виктора. На квартире у Мыши она так и не появлялась, хотя звонила каждые два дня, спрашивала не вернулась ли Мышь. Если к телефону подходила Джоанка, они подолгу болтали. Джоанка рассказывала новости про старых знакомых. Новости были неутешительные. Ребята из Кемерово уехали дальше, в Питер, — больше о них ничего не было слышно. Ежик так и не вернулся, его родители объявили всесоюзный розыск. Панк Космос ездил со своей панк-группой играть в какой-то делекий подмосковный город — кто-то ему устроил там концерт на местной дискотеке, даже обещали что-то заплатить за это. То ли устроивший сам не разобрался какую именно музыку играет Космос, то ли группу там неправильно объявили, но пришедшая публика почему-то решила что приезжают поп-звезды из Москвы, а когда вместо звезд вылез на сцену Космос и начал петь «все мы яйца и инкубаторе», разъяренные зрители устроили дебош и хотели набить морды всей группе, они чудом спаслись через черный ход и обратно бежали с инструментами до самой электрички. Тем не менее, Космос не оставил попыток организовать концерт, вот недавно поехал автостопом в Ростов, у него там какие-то знакомые панки. Джоанка еще сказала, что Космос обижался что Яна пропадаеит где-то и не заходит к нему.

— Да у меня же экзамены, я целые дни готовлюсь. — оправдывалась Яна. — Когда он вернется из Ростова?

— Да уже должен был вернуться, он всего на день собирался ехать. — отвечала Джоанка, — Кстати велел тебе передать, что всегда будет рад тебя вписать. В своем ДК никакой вписки он не утроил, это Кельвин пургу нагнал, а у себя дома он предлагал вписаться, даже родителей своих уже предупредил — так что приходи туда в любой момент.

Вдруг посреди разговора на заднем плане послышался звонок.

— Подожди, не вешай трубку. — сказала Джоанка, — Я открою дверь.

Не было ее долго, послышались какие-то радостные вопли и Яна поняла — вернулась Мышь. Она решила, что о трубке Джаонака уже забыла, но та вернулась.

— Приехал Вуглускр! — радостно сказала Джоанка, — Только что с трассы, усталый, с ног валится — они почти двое суток без сна ехали, спешили.

— Ура! — воскликнула Яна, — Позови Мышь к телефону на минуточку!

— Мышь не приехала пока, но вот-вот будет, они с Вуглускром расстались у самой Москвы, сели в разные машины. Позвони через пару часов, ладно?

Яна повесила трубку и пошла читать учебник литературы — готовиться к вступительному сочинению. Ровно через два часа она перезвонила. Трубку взял Вуглускр.

— Привет, Дамка! Ты себе не представляешь сколько тут всего произошло, нас круто кинули и вообще все круто! — закричал он радостно.

— Привет! — обрадовалась Яна.

— Значит слушай — Кельвин идет в задницу. Мне тут Джоанка рассказала как все было и что он устроил. В общем переезжай обратно, ладно?

— Спасибо. Но я пока тут живу, я тут с таким классным человеком познакомилась…

— Тусовый?

— Чего?

— Ну в смысле тусовщик или цивильный?

— Не знаю… Но классный.

— Ну хватай его в охапку и в гости приезжай! Мышь будет вот-вот, с минуты на минуту. О, кто-то в дверь звонит, ладно я бегу — Дамка, приезжай! — Вуглускр повесил трубку.

— Яна глянула на часы — было шесть вечера. Она написала записку Витьке что будет поздно вечером и выскочила из дома.

На квартире Мыши царило радостное оживление. Опять съехалось много людей, Кельвин виновато поздоровался с Яной — видно ему тут высказали многое. Мышь еще не приехала — Вуглускр недоумевал где она может так долго задерживаться.

Пили чай, Вуглускр рассказывал. Всю дорогу от Свердловска они как обычно ехали вместе — спешили, не останавливались нигде и ставили палатку в кустах на обочине только один раз, если была возможность — спали в машинах. Подъезжая к Москве, они очень вымотались и устали, страшно хотелось спать. Последние семьсот километров ехали с веселым дальнобойщиком — он шел более длинным путем — через Ярославль, там ему надо было взять какие-то забытые в суете важные накладные — но шел быстро, правда в Ярославле стояли часа два пока он свои накладыне улаживал. Перед самой Москвой он остановился на долгий отдых и попрощался с ними. Мышь и Вуглускр вылезли и пошли по шоссе — было утро, очень хотелось спать. Вид у них был такой уставший, что долго никто не останавливался. Наконец затормозила легковушка — старичок-пенсионер ехал с дачи, он и рад был подвезди, но все сидения были забиты какими-то ведрами, табуретками и прочей дачной утварью. Оставалось только одно место, и Мышь толкнула Вуглускра со словами: «Садись быстрее, я одна доеду и еще обгоню». И Вуглускр сел и уехал — а что такого? Мышь и раньше одна гоняла по всей стране, а тут какие-то тридцать километров до Москвы остались… Старичок оказался веселым и разговорчивым, приглашал «молодых» приехать к нему на дачу как яблоки поспеют… Вот собственно и все. Где Мышь может пропадать так долго?

— Что-то мне это не нравится. — сказала Джоанка.

— А что такое? — переспросил Вуглускр.

— Последнее время все пропадают. Пропал Ежик месяц назад — раз. Космос поехал несколько дней назад в Ростов, до сих пор его нет — два. Теперь исчезла Мышь — три.

— Причем двое из них по Ярославскому направлению. — пробормотала Яна.

— Ой, нет, все трое по Ярославке!

— Как же, а Ростов?

— Да это не тот Ростов, который на Дону, это Ростов между Москвой и Ярославлем… — Джоанка испуганно замолкла.

Остальные тоже замолчали. Яна попрощалась и ушла, попросив тут же позвонить ей по телефону Витьки, если кто-нибудь появится.

Прошла еще неделя, и была эта неделя еще более неприятной во всех отношениях. Вывесили списки зачисленных — Яны Луговой в этом списке не оказалось, не прошла по конкурсу. Это сообщение вогнало Яну в глубокую депрессию — она как-то никогда особо не задумывалась о том, что может не поступить. Все в жизни ей удавалось легко — она везде была первой, если участвовала, то всегда побеждала. И на районных олимпиадах по школьным предметам, да и школу закончила с золотой медалью… И вдруг оказалось, что театральное училище ей не по зубам. Это было обидно, это бесило, и хотя винить было особенно некого, кроме себя, Яна восприняла это как оскорбление — словно острым гвоздем нацарапали на сердце заборное слово. Но факт оставался фактом. Яна забрала документы и бросилась было подавать их в какой-нибудь другой институт, путь не театральный, пусть технический, но начинался август, и везде прием документов закончился. Жизненные планы стремительно рушились, жизнь становилась непонятной, неясной, неизвестность пугала.

Вестей о Ежике, Космосе и Мыши по прежнему не было. Витька тоже ходил все мрачнее, подолгу исчезал из дома и никогда не рассказывал Яне о своих делах. Да и Яна, видя что у него и так хватает забот, не рассказывала ему о пропавших друзьях.

Так продолжалось еще неделю, однажды Витька надолго пропал и до утра его не было. Яна пошла болтаться по городу, съездила в ДК, где работал Космос — узнать не вернулся ли он. Вернулась она уже после полудня, приближался вечер. Виктор был дома, но собирался уходить. Он сказал Яне:

— У меня сегодня намечается одно мероприятие. Должно все окончиться хорошо… — он поразмыслил, подбирая слово, — в мою пользу. Но если вдруг, если вдруг я не вернусь… скажем к десяти вечера — то немедленно уходи из этого дома, заберай свои вещи и больше не приходи. Дверь запри, ключ знаешь где. Надеюсь ты воспримешь мои слова правильно — ты знаешь как я к тебе отношусь, сегодня не какие-то мои личные интрижки. Просто дело очень опасное и это необходимо для твоей безопасности.

— Можно я пойду с тобой?

— Исключено. Это не женское дело.

— Может ты мне хоть расскажешь что случилось и куда ты идешь?

— Яна, когда я вернусь, я все тебе расскажу. Ну а если я не вернусь… Вспоминай меня иногда. Счастливо! — Витька быстро поцеловал Яну, повернулся, одел свой плащ и бесшумно вышел, прикрыв дверь.

Яна осталась одна. Сначала она думала о Витьке. Она вспоминала эти несколько недель, прошедших с тех пор, как Кельвин выгнал ее с квартиры Мыши. Ей показалось, что наконец-то она встретила настоящего сильного духом человека — такого, которого смогла бы полюбить на всю жизнь… Не такого слизняка, каким был этот Олег. И как она могла любить Олега когда-то? Детская глупость. Хоть с тех пор прошло всего четыре месяца, Яна сейчас чувствовала себя полностью взрослой. Жизнь, стремительно втянувшая ее в свой водоворот, сделала из наивной школьницы не по детски мудрую, цепкую девушку, прекрасно разбирающуюся и в людях, и в жизни… Да вот только что толку? Если пропадают друзья, если уходит любимый человек, если завалено поступление в театральное училище и непонятно как дальше жить — возвращаться в Ярославль к родителям и устраиваться посудомойкой в офицерскую столовую? А куда еще? Работать с техникой ей все равно не дадут — для этого можно набрать бесплатных рабочих-солдат. Ну в лучшем случае библиотекаршей. Или в поселке устроиться в сберкассу? Можно попытаться устроиться в Москве — да только кто ее тут возьмет на работу без прописки? И где жить? Нельзя же всю жизнь ютиться у друзей… Яна вздохнула и снова подумала о Витьке. Да, она полюбила этого странного человека. И она чувствовала, что эта любовь уже настоящая, зрелая, а не то весеннее безумие маленькой девочки, влюбившейся языкастого солдатика… Впрочем за это время она успела уже серьезно влюбиться еще раз — в того парня на джипе. Они тогда расстались и он уехал, попросив позвонить через несколько дней, и Яна бегала каждый день на почту, звонила… И каким пострясением было стало для нее известие, что Артем в тюрьме. И вот теперь Витька — и тоже какая-то беда, и тоже он уходит, а Яна сидит и ждет, ждет…

Витька охотно рассказывал ей о себе, но никогда не рассказывал о том, чем он сейчас занят, и никогда больше не вспоминал о Славике. Поэтому Яна подозревала, что таинственные дела Витьки связаны со Славиком — он ведь поклялся отомстить. Почему он ей не рассказывал об этом? Не доверял? Вряд-ли. Не хотел впутывать? Похоже на то.

Яна вспоминала Мышь — ее плавные движения, мягкие по-сибирски растянутые слова, улыбку. И то, чему она научила Яну — понимать людей, отличать хорошего человека от плохого, видеть по глазам мысли, читать по выражению лица стремления.

Затем перед глазами Яны предстал Ежик — маленький и беззащитный, доверчивый Ежик. Вот он сидит в кухне Мыши и поет песни Космоса — веселые и забавные. Затем она вспомнила Космоса. Почему-то ей казалось, что все эти люди безвозвратно ушли в прошлое и больше никогда не вернутся — и Артем, и Витька, и Мышь, и Ежик, и Космос… И от этого на глаза наворачивались слезы…

«А ну-ка не расклеиваться!» — вслух скомандовала Яна самой себе, и звук ее голоса прокатился по пустой квартире и беспомощно стих. Яна вздрогнула: в большой комнате что-то шевельнулось, заскрипело — но это просто начали бить часы. Она пробили десять. Витьки не было. И некуда за ним идти, потому что никто не знает куда он пошел. Яна закрыла лицо ладонями чтобы не расплакаться. Мир рушился на глазах. В душе была пустота. Она встала, взяла свою синюю плетеную сумку, заперла дверь и вышла на улицу.

Идти было некуда, кроме квартиры Мыши. Там было пусто — не было даже Джоанки и Кельвина. Дверь открыл Вуглускр — он был один в квартире. Открыл, ни слова не говоря вернулся обратно на кухню и сел в углу с трубкой. Яна прошла на кухню — воздух был пропитан неповторимым запахом конопли, дверца радиоприемника распахнута, Вуглускр курил трубку.

— Вуглускр, что ты делаешь? — удивилась Яна, — Ты же кришнаит?

— Я больше не кришнаит. — медленно произнес Вуглускр. — И больше не Вуглускр. Я Дима Панченко.

Говорил он медленно растягивая слова, таким печальным Яна никогда его не видела, Вуглускр всегда был веселым и энергичным, в противоположность задумчивому и погруженному в свои мысли Кельвину.

— Что случилось, Ву… Дима?

— Мыши нет. Я чувствую, что ее нет, она не вернется. — он задумчиво глядел куда-то вверх, — И я не знаю как без нее жить дальше. Ты просто не знала что это был за человек… Великий человек… Лучший в мире…

— Я знала Мышь хорошо, я ее всегда любила. — Яна запнулась, поймав себя на том, что сама говорит о Мыши в прошедшем времени.

— Она тоже тебя любила, она говорила что ты — очень хороший человек, что за такими как ты — будущее. Она чувствовала хороших людей. Ты не была в ее закутке в большой комнате? Сходи…

Яна встала и пошла в большую комнату — там был большой угол, отгороженный ширмой — личная комнаты Мыши, куда та удалялась, когда ей надоедал шум круглсуточной тусовки. Яна не раз бывала за этой ширмой — они с Мышью часто удалялись и секретничали, рассказывая друг другу о своей жизни. Рассказывала в основном Яна, а Мышь сочувствовала и давала советы.

Яна отдернула занавеску — на кровати Мыши стояли три портрета, выполненные красками на больших листах картона. Вот Джоанка — задумчиво смотрит в окно, за окном дождь. Вот Вуглускр в белой тунике с флейтой в руках, лицо ехидное и почему-то синее. Яна вспомнила почему — синим изображают на картинках Бога Кришну — Мышь так подшутила над Вуглускром, изобразив его синим. А вот… — Яна обомлела от неожиданности — она узнала себя. Точными аккуратными мазками нарисованная на картоне Яна задорно и весело смотрела вдаль, сжимая в руках пистолет. Пистолет был необычный — Мышь изобразила какое-то фантастическое оружие, по крайней мере Яна никогда не видела такой модели — странная, обхватывающая руку конструкция со множеством насадок и выступающих деталей. Рыжие волосы нарисованной Яны развивались на невидимом ветру, а на заднем плане стояли, прикрывая ее, двое людей — толстый и худой. Что-то в их фигурах и лицах казалось Яне знакомым, вот только что? Яна вздохнула и вернулась в кухню. Вуглускр сидел все в той же позе, он снова набивал трубку.

— Я ее знал пять лет… — медленно проговорил он, словно и не прекращал разговора.

— А почему ты больше не Вуглускр? — спросила Яна.

— Потому что моя жизнь без нее — больше не жизнь. Я не уйду из этого мира… Не потому что не смогу, а потому что ее бы это огорчило. О чем мы говорим? — встрепенулся он.

— Я спросила почему ты не Вуглускр.

— Да меня так прозвали из-за нее, это из старого анекдота… Впрочем теперь это уже не важно. — Дима затянулся и протянул Яне трубку.

Яна послушно взяла и вдохнула едкий дым. Долго курили молча. Дима совсем ушел в себя и молчал, неподвижно глядя вверх. Яна зачем-то забила новую трубку, раскурила ее сама и выкурила полностью. Ей показалось, что кухня стала менять размеры, пропал стол, потолок, пропал Дима-Вуглускр. Яна присела на матрас и откинулась на стенку. Что было дальше — она помнила смутно, следующие два часа прошли в жутких кошмарах, ей казалось, что в дом из всех щелей сочится безликая Смерть, подкрадывается, хочет утащить за собой. Чудилось, будто подкрадываются какие-то люди и стреляют в упор из пистолетов и гранатометов. Снаряд из гранатомета попал Яне в живот и разорвался там, разбросав тело Яны на куски. Потолок превратился в бездонное небо и Яна видела как с него стали падать, медленно кружась, куски ее тела — печень, почки, легкие, сердце… Из всех щелей кухни выскочили какие-то крохотные людишки и стали проворно подбирать эти куски и запихивать в сумки, растаскивая по углам. Яне было больно и страшно, страшно и непонятно, как было ей страшно лишь один раз, давным-давно, темной лунной ночью, у шоссе, когда они с Артемом заглядывали в недра таинственной реанимационной машины…

— На пей! Успокойся! — услышала она на грани сознания голос Димы.

Стеклянный стакан бился и цокал о передние зубы. Яна послушно выпила воду, затем выпила второй поднесенный стакан. Постепенно стало легче, кошмар отступил, и Яна заснула.

Проснулась она на том самом месте, где она проснулась когда-то давно, когда впервые попала в дом Мыши. И прикрыта она была все тем же серым пледом. В комнату заглянул Дима.

— Ну что проснулась? Что с тобой вчера было?

— Вчера… — Яна не нашла слов чтобы описать видение. — Я выкурила еще одну трубку… И кажется третью тоже — я не помню. В общем мне было плохо.

— Да я уж понял что тебе плохо. Я задумался, вроде даже заснул, потом просыпаюсь — а ты в истерике. Я тебя долго успокаивал, валерьянкой отпаивал. Что там у тебя за облом случился?

— На кухне раскурити — обломанным быти. — вяло улыбнулась Яна. — Да кошмар привиделся.

— Ну ладно, лежи, отходи. Я пока в магазин сбегаю, хлеба куплю и крупы, а то в доме жрать нечего. — Дима ушел.

Яна стала копаться в памяти, вспоминая вчерашнее видение. Память была какой-то вязкой и поддавалась неохотно, но постепенно, раскапывая память, Яна вспоминала. И чем дальше она вспоминала кошмар, тем больше росло в душе какое-то смутное беспокойство, что-то здесь было не так, что-то надо было связать в один узелок, но вот что? И вдруг все встало на свои места и ее ужас догадки сжал сердце как вчерашний кошмар. Конечно, Ярославское направление — вот этот узел, собирающий все воедино. Что это была за машина, которую они осматривали с Артемом? Что это были за люди? Они караулили на дороге любую машину, а вот хотели ли они ее ограбить? Или им нужны были сами люди в ней? И не для людей ли были заготовлены таинственные шприцы и вся медицинская техника? «А что опасного ездить автостопом? — говорила Мышь, — Меня даже ограбить толком нельзя, у меня ничего нет.» Яна вспомнила красные окровавленные куски, сыпавшиеся с потлка — сердце, почки, печень… Вот это можно отнять у человека. И наверно очень дорого продать — это ведь органы для пересадки. Значит… Значит если пришли новые убийцы и реанимационный фургон снова стал караулить в кустах случайные машины… И в этих случайных машинах кроме водителя случайно оказались Мышь, Ежик, Космос… Нет, что-то здесь не так. Яна закрыла глаза — за шторками век отчетливо падали окровавленные куски — ее передернуло и она открыла глаза. Уж лучше с открытыми глазами после вчерашнего. Нет, что-то нестыковка какая-то… Где-то должен быть ответ. Мышь, Космос, Ежик — они все ехали автостопом. А что если фургон выехал на новый рейд, но теперь не останавливает машины, а подбирает попутчиков? Яна похолодела, представив Мышь, которую затаскивают ночью в реанимационный фургон… А разве Яна не рассказывала ей про этот случай, не описывала фургон? Нет, не могла — это же было после отъезда. Но кому-то она рассказывала. Витьке? Нет, Витьке не рассказывала. А кому? Ах да, когда сидели со Славиком и ели картошку. А с чего это она вдруг за едой начала этот разговор? Яна вспомнила во всех подробностях тот день — до этого она вспоминала его только начиная с момента гибели Славика, все остальное казалось ерундой. Значит разговор, разговор… был о странном в автостопе! Началось с того, то Моррис из Свердловска рассказал как зеленая легковушка не взяла его, когда водитель увидел что он не один, а с Белкой. А Славик в ответ сказал, что однажды его вез какой-то мужик, всю дорогу расспрашивал о здоровье, а как узнал что со здоровьем плохо и вообще наркоман — высадил и уехал обратно! И вот тогда Яна рассказала про фургон. Что там еще было, какая-то важная деталь?.. Яна сжала виски и напрягла память. Да! Оба случая были опять по Ярославскому направлению! И обе легковушки были зеленые! Да, Славик сказал про зеленые «Жигули»… Яна откинулась на матрас и закрыла глаза. И ведь никому не расскажешь — не поверят. И в милицию не заявишь… Только если поймать с поличным и сдать… Эх, нарвались бы они на меня, как тогда с Артемом! Яна вскочила. Теперь она твердо знала что ей делать дальше.

Конец августа 1990 года.

Яна шла по шоссе, глядя вперед. Солнце клонилось к закату, пряталось за лес и разбрасывало оттуда багровые тени — на поля, какие-то куски разбитых тракторов, разбросанные по обочине, на редкий кустарник. За последние две недели Яна насмотрелась этих придорожных пейзажей на всю жизнь — ничего красивого. Идешь и вместо воздуха дышишь едкой автомобильной гарью. Оказалось это не так просто — поймать зеленые «Жигули». Зеленых легковушек ездило много, многие были «Жигулями». Яна разработала тактику — идти вдоль шоссе навстречу движению. Видишь далеко впереди приближающиеся машины, но голосуешь только зеленым «Жигулям». Когда она стояла на месте, порой кто-нибудь останавливался, спрашивал не подкинуть ли куда-нибудь. Если сидеть у дороги, и вскакивать только навстречу зеленым легковушкам — можно спугнуть: догадаются, что ждет Яна именно их. Поэтому Яна шла вдоль шоссе. Зеленые «Жигули» останавливались на протянутую руку примерно каждые час-два-три. Яна садилась в очередную машину и рассказывала свою байку — едет от бабушки к дедушке, от хутора до деревни, ну и прочую ерунду в таком роде, чтобы можно было попросить остановить в безлюдном месте, и снова идти по трассе назад. Все это было не то, Яна чувствовала, что это не те машины. Случались и казусы — пару раз останавливались машины, которые уже подбирали Яну. Вот например сегодня один мужичок, подвозивший Яну, через полчаса возвращался обратно, и, увидев ее снова, идущей по той же дороге, не поленился съехать на встречную полосу, развернуться и узнать что же случилось, почему вместо того, чтобы пить чай у любимых дедушки с бабушкой, девчонка снова голосует в том же месте? Яне снова пришлось врать, что никого не застала дома, а теперь едет в Москву. Мужичок поверил и подвез ее в сторону Москвы. За это время Яна увидела столько разных людей, столько не видела за всю свою жизнь. Ведь обычно общаешься только с друзьями, да и с ними редко удается сесть и поговорить по душам. А тут — незнакомые люди, но сколько всего узнаешь за насыщенный получасовый разговор! Практически все люди, встречавшиеся Яне, были прекрасными людьми, она получала удовольствие от общения с ними — это и понятно, плохой человек никогда не остановится, проедет мимо. Либо остановится, но, узнав что нет денег, тут же уедет. Однажды, впрочем, Яну пытались изнасиловать — пришлось пустить в ход кулаки, вряд-ли эти люди теперь рискнут кого-нибудь насиловать. Они ей сразу не понравились. Яна теперь прекрасно научилась разбираться в лицах и интонациях — наконец она смогла полностью усвоить уроки Мыши. Эх, Мышь, где было твое чутье в тот вечер? Как ты могла не понять в какую машину ты садишься? Наверно ты просто вымоталась, не выспалась, да и думала только о близости дома и друзей… Интересно, сколько отсюда до Москвы? Яна уже выучила трассу назубок. Ага, значит впереди скоро будет мост через Киржач, значит граница московской области близко. Значит сегодня в Москву. Поначалу вечерами Яна всегда возвращалась в Москву. Через несколько дней она нашла на антресолях у Мыши гамак и стала ездить с гамаком и одеялом, иногда уходя в лес и устраиваясь там на ночлег. Если в конце дня она оказывалась близко от Ярославля — добиралась к себе домой.

Яна взглянула на часы — девять вечера. Хватит на сегодня, доехать бы сейчас до Москвы, выпить горячего чаю, залезть в ванну… Нет, сначала поесть. Кажется остался хлеб и немного воды во фляжке. Хорошо хоть жара к вечеру спала. Яна присела на обочину и стала рыться в рюкзачке.

Наклонившись над рюкзаком, краем глаза Яна увидела впереди зеленое пятнышко. Так и есть — по шоссе неслась очередная зеленая легковушка. «Да фиг с ней. — решила Яна, — Мало ли их тут ездит? Одной будет меньше в моей коллекции, пора домой.» Вдруг она заметила, что легковушка заметно сбавляет скорость. Сердце ее забилось чаще — значит там, в легковушке ее рассматривали и специально притормозили. Праздное любопытство? Яна машинально прижала к телу левый локоть, ощутив жесткий контур пистолета. Это был тот самый пистолет, который достался Яне после битвы в Балашихе и долго хранился в тайнике на чердаке дома Мыши. Потайной карман для него в куртке Яна сшила сама.

Она захлопнула рюкзак, подтянула тесемки, и выпрямилась, вытянув руку в европейском жесте автостопа — сжатый кулак и оттопыренный кверху большой палец. Голосовала она теперь только так, потому что решила, что этот незнакомый в СССР жест могут не понять обычные водители, и это избавит Яну от лишних проездов, а вот охотники за автостопщиками его должны знать непременно.