Я вдруг сообразил, что сам точно не смогу ничего переписать. Делать было нечего, и я пошел на самый верхний этаж, где в самом конце длинного безлюдного коридора располагалась приемная босса.
* * *
Я тихо постучал в ореховую дверь приемной и, не дожидаясь ответа, вошел. Белобрысый секретарь Валера сидел за своим столом и печально смотрел на журчащий факс. Судя по дрожащему мареву на полу, там уже скопилась гора из нескольких метров бумажной ленты, а факс все не кончался. Я кашлянул.
– Тимченко? – поднял голову Валера. – Вы… э-э-э… по какому-то вопросу?
– По личному, – буркнул я. – К боссу.
– По личному к боссу? – Брови секретаря удивленно поползли на лоб.
– Дело очень важное и связано с моей прошлой работой, – пояснил я на всякий случай.
– У Михаила Павловича совещание, – покачал головой секретарь, – и скорее всего сегодня он не сможет вас принять.
Я слегка развернулся и внимательно посмотрел в сторону кабинета. Собственно говоря, видно все было отлично. Квадросистема, четыре колонки…
– Совещание? – Я удивленно поднял брови и кивнул в сторону кабинета. – Мне кажется, что…
– Классическая симфоническая музыка, – назидательно произнес секретарь, – в кабинете Михаила Павловича играет всегда, даже во время совещаний. Или вы уже успели забыть, что Михаил Павлович обожает…
– Обожает Чайковского, ни разу в жизни не произнес матерного слова и спонсирует в зоопарке двух голубых песцов, – подтвердил я. – Знаем, помним, зубрили, на сайте фирмы крупными буквами, и все такое. Но мне почему-то представилось, как Михаил Павлович сидит один в своем кресле со своим ноутбуком на коленях…
– Михаил Павлович… – возмущенно начал Валера, но я его перебил.
– Все понимаю, но разговор очень важный, в том числе для Михаила Павловича. Вы сообщите ему об этом, я обязательно дождусь, когда он сможет меня принять.
– У Михаила Павловича сегодня очень плотный график, – с сомнением произнес секретарь. – А вы не записаны. Так что объясните мне, в чем суть вашей…
– Информация личная, – отрезал я, – для Михаила Павловича окажется важна, и другого случая не будет, я здесь в последний раз.
– Хорошо, – поджал губы Валера. – Но вам придется ждать, возможно – очень долго.
– Спасибо, буду ждать.
– Ждать за дверью в коридоре, никуда не отходить, потому что он может вызвать в любой свободный момент.
– Хорошо, спасибо.
Валера проводил меня до ореховой двери, и я начал ждать в коридоре. Приемная отсюда просматривалась неважно, особенно после того, как перестал шуршать факс. Часов у меня не было, но факс шуршал еще очень долго, и, похоже, в нем просто кончилась бумага. А вот кабинет, освещенный по углам четырьмя колонками и багровым сабвуфером у камина, просматривался хорошо. Босс все так же раскачивался в кресле с ноутбуком, лишь один раз кратко поговорил по мобильнику. Секретарь сварил кофе и зашел к нему с подносом. Я был уверен, что они перекинулись парой слов, и очень надеялся, что обо мне боссу доложено. Прошло минут сорок, и я понял, что зря теряю время. Разумеется, про важную информацию и неотложное дело я заявил, только чтобы меня пустили к боссу поговорить. Но, собственно говоря, на что я надеялся? Решить проблему с последней зарплатой? Безнадега. Выбить разрешение переписать архивы, как советовал Кирилл? Безнадега полная.
От скуки я начал вспоминать, что же именно мне так необходимо спасти с рабочего компьютера. Фильмы и клипы, которые я тайком вытягивал из интернета за последние два месяца, но еще не успел посмотреть? Ну да, третья часть «Ночного Дозора». Еще? Анимэ? А где я теперь буду это смотреть? И главное – чем смотреть?
Музыка? Музыка – это, конечно, хорошо, коллекция у меня за полтора года набралась на пять с плюсом. Но скандалить с боссом ради музыки? Почта, переписка? С Аллой? С заказчиками? С нашими бездельниками из форума по алгоритмам? Записная книжка, телефоны? Важные телефоны – в мобильнике, а я и с мобильником теперь разобраться не могу, еще и диск будет валяться дома? Остается, разве что, исходники своих программ стащить – всяких разных, вспомогательных и прочих, ну и конечно, тонны документации, интересных фактов, статей про охранные системы – все, что я тщательно собирал последние полтора года. Незаменимый архив для программиста моего профиля, но… Но зачем мне это теперь? Если больше никогда в жизни я не смогу… Стоп, сказал я себе. Мысль была настолько ужасной, что думать в этом направлении становилось невозможно. Так или иначе, выходит, ничего мне здесь не нужно. И я бы, наверное, ушел, но тут на лестнице ладно затопало, и в коридоре появились два бандита.
Честно говоря, я не знал, как выглядят современные бандиты, но сразу понял: это они. Были они оба крупные, с толстыми костями, коренастые и коротко стриженные. Двигались размашисто, но бесшумно. Лица у обоих были мясистые, а у того, что пониже, – раздробленный хрящ в носу. Но главное – под мышкой у каждого висел пистолет.
Цепко глянув на меня, они остановились перед ореховой дверью. Тот, что пониже, остался в коридоре, второй, кратко стукнув, вошел. Дверь за ним закрылась. Тот, что остался, заложил руки за спину и начал задумчиво вышагивать из одного края коридора в другой, по-военному разворачиваясь. На меня он не обращал никакого внимания.
Его товарища в приемной с готовностью встретил секретарь Валера – выскочил из-за стола, подобострастно взял за локоть, провел в кабинет и удалился. Босс встретил бандита без подобострастия, но руку жал долго. О чем они говорили, я не слышал и почти не видел – говорили оба тихо. Музыку босс приглушил, и видимость ухудшилась. Гость о чем-то говорил, загибая пальцы, а босс кивал. Наконец он жестом предложил гостю сесть на диван и кивнул в сторону секретарской приемной, видимо, предлагая кофе. Действительно, на зов тут же явился Валера, но без всякого кофе. Босс распахнул свой гигантский сейф, набитый папками, и начал их вытаскивать одну за одной. Вытаскивал и засовывал обратно. Наконец отобрал три и вопросительно посмотрел на гостя. Гость что-то энергично объяснил, разрубая воздух ладонью, босс вынул из каждой папки нечто – очевидно, несколько страниц, – и вручил их Валере. Тот унес их к себе в приемную и очень долго жужжал ксероксом – похоже, листов было немало. Босс все это время сидел за столом, нервно барабаня пальцами, а гость молчал с каменным видом. Наконец Валера вернулся в кабинет и вручил боссу прозрачную стопку. Тот передал ее гостю. Гость свернул листы в трубочку, сунул за пазуху, кратко кивнул и вышел. Валера проводил его до двери и распахнул ее. Оказавшись в коридоре, бандит кивнул другу, и оба молча удалились. Валера проводил их взглядом до лестницы, а затем увидел меня.
– Вы еще здесь, – удовлетворенно кивнул Валера. – Не уходите, Михаил Павлович сказал, что вас примет.
– Скоро?
– У него сейчас по плану важное дело, еще примерно на полчаса-час. Как-то так.
– Понимаю, – кивнул я, хотя никакого желания ждать уже не было.
Валера закрыл дверь, дважды повернул ключ и вернулся к своему столу. Босс в своем кабинете задумчиво листал папки, вставляя обратно скопированные листы, и неторопливо запихивал их в сейф. Важное дело началось не сразу. Сперва я не понял. Потом насторожился. Потом остолбенел, потому что никогда не видел ничего подобного и вообще не представлял, что такое бывает. Тем более в фирме, где я имел несчастье работать последние полтора года. Чайковский шпарил на полную катушку, а мощные колонки изо всех углов освещали происходящее лучше театральных прожекторов. Я развернулся, чтобы этого всего не видеть, и медленно пошел к лестнице. Меня переполняло отвращение. А затем появилась злоба. На весь этот гадючник. И я понял, что никуда не уйду – во что бы то ни стало дождусь встречи с боссом и… И я стал прикидывать, что я ему скажу. И чем больше я вспоминал все, что видел сегодня в офисе, тем больше понимал, насколько был слеп раньше.
* * *
Когда я вошел, босс снова сидел в своем кресле как ни в чем не бывало и задумчиво перебирал кнопки ноутбука. Важный, толстый, лысый, стареющий, в неизменном золотом пенсне и безукоризненном фраке с белой бабочкой. По крайней мере так этот фрак выглядел раньше, а сейчас, в голубом сиянии ноющего Чайковского, он казался нелепой хламидой.
Босс долго не замечал меня, а затем поднял взгляд.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался он. – Я слыхал, шо вы шота мне хочите сказать? Я вас слухаю.
Я молчал. Не потому, что тянул время, и не потому, что не знал, с чего начать. Просто молчал.
– Шо, шота не так? – Босс поправил пенсне. – Шо вы там приташшили?
Я шагнул ближе и протянул ему коробку с дисками.
– Это вам, Михаил Павлович.
– И шо это, диски? – Босс удивленно повертел коробку, начал разрывать полиэтилен, но остановился. – Они шо, холые?
– Голые, голые, Михаил Павлович, не записанные. Вы знаете, мне очень приятно было работать под вашим руководством целых полтора года.
– Ну а то ж… – кивнул босс.
– И чтобы мы так же по-доброму расстались и сохранили друг о друге лишь приятные воспоминания, у меня к вам просьба: пожалуйста, запишите на эти диски все содержимое моего бывшего компьютера. Если не уместится все – найдите еще дисков. Это раз. И два – пусть бухгалтерия пересчитает все, что мне должна, – и авралы, и сайт, и все отпуска чтоб были оплачены по-настоящему, как следует. И пособие по увольнению. И премировать меня надо хотя бы за Кельнскую выставку – сами придумайте сколько, чтоб у меня не осталось неприятного осадка.
Босс выслушал меня так внимательно, как выслушивают бред забавного сумасшедшего, затем отложил в сторону диски.
– Ето усе? – спросил он.
– И все это пришлите мне с курьером на дом.
– Ну шо ж, – кивнул босс и устало махнул рукой. – Я вас понял. Давайте ступайте отсюдова…
– По-моему, вы меня не поняли, Михаил Павлович. Если завтра курьер мне это не привезет…
– То шо? – Босс внимательно склонил голову.
– То первым делом я сделаю один звонок, и будет полная налоговая проверка. Чтоб выяснить, почему бухгалтерия нарушает статьи трудового кодекса, а также почему в бухгалтерии нет денег в то время, когда сейфы ломятся от черного нала.
– От енто ужо любопытно… – произнес босс.
– Затем ФСБ и уважаемые клиенты нашей фирмы будут в курсе, что вы втихаря копируете и сдаете бандитам карты охранных систем, установленных у клиентов…
– Еге ж, – задумчиво покивал босс. – Бандитам… Ето усе?
– А этого мало?
– Брехни тута, – задумчиво протянул босс, – выше плеши до хрена…
– Ну, тогда вот вам последняя брехня – в интернете появится замечательный фотоальбом и видеоролики, где во всех ракурсах будут изображены важные дела, которые ежедневно происходят между одним уважаемым ценителем искусства, противником сквернословия и спонсором зоопарка – и молодым секретарем…
Вот тут Михаил Павлович занервничал. Он побарабанил пальцами по столу. Быстро схватил мобильник, но тут же положил обратно. Дрожащей рукой поправил пенсне и повертел головой, оглядывая кабинет в поисках камер и микрофонов. Затем схватил коробку с дисками, покрутил ее со всех сторон, будто ожидал увидеть там фотографии, и отложил. После чего злобно уставился на меня.
– Надеюсь, – сказал я, – мы все это мирно решим? Потому что если со мной что-то случится, то это и многое другое сделают мои хорошие друзья…
– Друзья… – задумался Михаил Павлович. – И шо ж за друзья вас так науськали?
Я промолчал.
– А хде вы теперичи трудитесь, Саша? – вдруг поинтересовался Михаил Павлович.
– Хотите мне снова работу предложить? – усмехнулся я. – Вы случайно не слышали про такую фирму «Окула»…
– О как… – крякнул босс и опасливо поежился. – От уж друзья так друзья… Усем друзьям друзья… – Он нервно схватил коробку с дисками и помахал ею. – И шо, ежели мы по-доброму… То хде харантии? Ась? Харантии хде?
– Я вас когда-нибудь обманывал, Михаил Павлович?
– А хде эти… ролики? Фотки? Хде хлянуть?
– Не лучше ли будет, если я их уничтожу?
– Е-хе-хе, е-хе-хе… – расстроенно покивал босс. – Ладысь. Ето усе?
– Это все.
– Экай вы прыткай… – горестно вздохнул босс. – Шо ж я раньше-то…
– Уж извините, Михаил Павлович, но очень нужны деньги, – отрезал я. – Попал в аварию на крупную сумму, вы ж в курсе…
– Во скольки вам завтрясь удобней, шоб курьер?
– В первой половине дня. Адрес прежний, в бухгалтерии должен быть записан.
– Вам какими купюрами будет удобней?
– Мне будет удобней пятирублевыми монетками, – честно сказал я.
Босс, разумеется, решил, что я издеваюсь, но лишь горестно поджал губы.
– Разрешите идти? – спросил я.
– А то ж… – покивал босс и выполз из кресла, чтоб меня проводить.
Перед дверью он остановился и задумчиво произнес:
– Тока одно обидно. Шо, Саша, вы верите, шо мы карты сливаем бандитам?
– Сегодня своими глазами видел, – усмехнулся я.
– Енто верно, бандиты они самые настоящие, – вздохнул босс. – Всем бандитам бандиты… Ну а шо делать? Трясут…
– В ФСБ идти, что делать! – зло отрезал я.
Босс внимательно посмотрел на меня и усмехнулся.
– А ты сходи, сходи…
– Спасибо, я подумаю над этим, – огрызнулся я.
– От и подумай… Оловой подумай, как бандитам в харю смотреть бушь…
– А вы не пугайте меня тут своими бандитами! Не запугаете! – возмутился я, хотя от его слов мне стало совершенно не по себе.
– От дурашка, – усмехнулся босс. – Енто ж два майора ФСБ и приходили за картами…
Картошка
На следующий день рано утром действительно в дверь позвонил курьер. Только курьером оказалась Оксана из бухгалтерии. Такой злой я ее никогда не видел. В руках у нее была небольшая картонная коробочка.
– На, подавись, подонок! – прошипела она, вручая коробочку мне.
– Спасибо.
– Гаденыш, – прошипела Оксана. – Не мог нам человеческим языком объяснить, что требуешь нормальной зарплаты? Обязательно надо было втихаря директору закладывать?
И тут я понял, что никогда до конца не разберусь во всех махинациях, которые творились в фирме. Я молчал, а Оксана все стояла передо мной в дверях и не умолкала, все обсыпала меня грязной бранью, все громче и громче, и все больше это напоминало истерику. Она уже подняла вверх кулачки, словно собираясь на меня броситься. У нее уже тряслись внутренности, а в желудке, как и вчера, плавал все тот же маленький непереваренный цыпленок… Цыпленок? В желудке?
– Мама-то знает, что ты беременна? – вырвалось у меня.
– Что? – Оксана отшатнулась и замерла с открытым ртом.
А затем развернулась и убежала, цокая каблучками по лестнице. А я остался в дверях, держа в руке коробочку.
Никаких дисков там, разумеется, не было – не могли они поместиться в такую узкую коробку. Вообще я сильно погорячился, когда потребовал скопировать на диски все содержимое моего компьютера, – работа не на один вечер, да и дисков потребуется просто гора.
Я снова поглядел на коробочку, и под сердцем появился неприятный холодок. Тогда я пошел в комнату, включил телевизор, опасливо поставил коробочку перед ним и начал разглядывать.
В свете телевизора сверток выглядел так, что у меня по спине побежали мурашки, и я трижды проклял себя за идиотский скандал, который устроил вчера боссу. Под картонными стенками, под толстым слоем чего-то, напоминавшего поролон, лежало навороченное устройство – запаянная стальная коробка размером с пачку масла. Чем она заполнена – я разглядеть не смог, зато хорошо видел, что сбоку к ней пристроили электронную схемку… И ничем иным, как бомбой, это оказаться не могло.
В следующий миг я понял, что уже выскочил на лестницу и собираюсь бежать вниз по ступенькам. Но взял себя в руки и остановился. Сердце так бешено колотилось в груди, что казалось, будто оно разбрасывает алые блики по всей лестничной площадке. Ну, допустим, бомба. Но вряд ли там заведен таймер – куда логичнее, если бомба сработает, когда коробку начнут открывать. Немного успокоившись, я вернулся в квартиру, прикрыл дверь и снова внимательно осмотрел содержимое коробочки. И заметил рядом с бомбой толстую пачку денег. В том, что это именно деньги, я не сомневался. Одну-то купюру не разглядеть, а вот характерный контур плотной пачки из множества листов трудно с чем-то спутать. И это было странно – зачем класть деньги в коробку с бомбой? Да и вообще, зачем вручать человеку бомбу в маленькой коробке, когда он просил ящик дисков – полную копию винчестера? Я еще раз глянул на устройство – и от сердца отлегло. Я глубоко вздохнул – и решительно разорвал картон. Разумеется, это и был винчестер, никто не стал его копировать на диски – вынули из компьютера и отдали целиком. А денег оказалось даже больше, чем я предполагал.
Но проблемы это не решало – сегодня во второй половине дня должна была состояться экспертиза, а после этого меня ждали только тюрьма или рабство. Думать об этом было страшно. Поэтому я думал об Алле. И уже решился пойти сдаваться к Андреевне, чтобы она мне прочла номер. А я бы его запомнил. А лучше – записал, поскольку память на цифры у меня хуже некуда. Вот только как и чем я смогу писать?
Я отправился на кухню, выволок мешок картошки, который стоял за холодильником, вытряхнул все, что там оставалось, в ванную, тщательно помыл картофелины – исключительно по соображениям эстетики, – принес в комнату и сложил на полу здоровенной кучей.
Взял мобильник и вышел из квартиры. К Андреевне идти не пришлось, мне повезло – на лестничной площадке гремел ключом сосед, с которым мы не были знакомы, но всегда здоровались кивком головы. Этот флегматичный пенсионер ничуть не удивился странной просьбе. Или сделал вид, что не удивился. С большим трудом и с моими подсказками он нашел в мобильнике телефон Аллы и зачитал вслух.
Кратко поблагодарив, я кинулся в квартиру, без конца повторяя цифры, чтоб не забыть, и начал их выкладывать на полу картошкой. Начал с большого-большого плюса. За ним выложил богатырскую семерку и оглянулся – хватит ли ширины комнаты? Вскоре выяснилось, что ширины комнаты хватит, а вот количество картошки я недооценил. Могучей горы хватало лишь на первые четыре знака. Пришлось жертвовать плюсом и семеркой – я и без подсказки твердо помнил, как начинаются мобильные номера в России. Но и этого не хватило, чтобы выложить все до конца, даже очень схематично. Тут во мне проснулся профессиональный программист, и я стал прикидывать, не экономнее ли выложить номер в двоичном коде? Но сообразил, что картошки для этого понадобится еще больше. Идею выложить номер римскими цифрами я тоже забраковал. Как и идею взять нож и пошинковать картошку на более мелкие графические элементы. Куда более здравой показалась идея обозначить цифры кучками картофелин соответствующего количества. Странно, почему человечество до сих пор не додумалось до этой логичной мысли, а пользуется арабскими загогулинами, в которых ни системы, ни логики? Но и здесь обнаружилась проблема: в номере Аллы были несколько девяток, а также ноль, который вообще неясно как обозначать – то ли пустым местом, то ли десятью картофелинами, и тогда экономии совсем не получалось. В итоге был применен комплексный метод: цифры от единицы до шести я закодировал кучками, все остальные – выложил схематичными арабскими. Единственная неприятность состояла в том, что, пока я с этим всем возился, забыл одну цифру в серединке. Но для настоящего программиста забытая цифра не проблема: извинившись перед тремя незнакомцами, дважды услышав от скрипучего робота «неправильно набран номер» и дважды «абонент заблокирован», я убедился, что забытая цифра – семерка.
– Что тебе надо, Саша? – устало и сухо произнесла Алла.
– Поговорить… – тихо начал я, аккуратно выкладывая цифру семь в пустующем месте.
– Нам не о чем больше говорить, Саша, – вздохнула Алла. – Мне все давно понятно.
– Да что тебе понятно, Аллочка? – взорвался я. – Что? Ты собрала коллекцию фактов, которые тебе все объясняют. Работал без выходных – не любит. Убежал с дачи – не любит. Не позвонил – не любит. И ты не желаешь допустить, что для каждой из этих мелочей могут быть другие объяснения! Кроме «не любит»!
Я перевел дух и вышел с мобильником на кухню. Для такого серьезного разговора нужна ясная голова. И я сделал большую ошибку – надо было выпить кофе перед тем, как начинать разговор. Горячего, крепкого кофе. Чтобы все вокруг стало понятно, энергично, добро и светло. А нужные слова находились сами собой. Но не поздно это сделать и сейчас, делов-то – заварить кофе…
– Из мелочей складывается система, – тихо отвечала Алла. – Знаешь броуновское движение? Каждая молекула воды двигается по своей случайной траектории. И ты можешь мне перечислить миллиард молекул и привести миллиард доказательств, что их траектории случайны, а совпадения в направлении объясняются местными проблемами молекул…
– Но ведь так и есть! – вскричал я, наливая в чайник воду. – Аллочка, кто из нас физик, в конце концов? Броуновское движение действительно хаотичное!
– Хаотичное, – откликнулась Алла. – Но хаос по имени Волга движется прямиком в Каспийское море, и не заметить этого может только идиот. Саша, я похожа на идиотку?
– Аллочка, послушай меня! – проникновенно начал я. – Почему ты не даешь мне возможности объяснить? Я тебе все-все объясню!
– Объяснишь, – перебила Алла, – но сперва ты меня послушай, Саша. Послушай в последний раз и постарайся понять. У каждого человека есть физические константы. Рост, вес, размер обуви. Помнишь, ты мне рассказал про своих бывших женщин, а я сразу спросила, сколько ты с ними прожил в любви? И ты ответил…
– Да выслушай ты меня, наконец!!! – крикнул я.
– Если будешь на меня орать, – отрезала Алла, – я брошу трубку.
– А если ты не будешь слушать, что я тебе пытаюсь объяснить, – я брошу трубку!
– Брось, – предложила Алла. – Брось. Но не думай, что после этого я еще когда-нибудь в жизни ее подниму.
Я промолчал. Спасет только кофе. Главное – продержаться. Я глянул на чайник – в нем уже булькали первые пузырьки.
– Так вот, – продолжила Алла. – Я тебя спросила, сколько ты прожил со своими любимыми женщинами. И ты ответил, что с одной два года и с другой примерно два года.
– Два года и семь месяцев!
– Не важно. Важно, что время любви у каждого человека – это тоже константа, у каждого своя. Если не веришь, понаблюдай за окружающими – и убедишься. Этот срок может удлиняться или уменьшаться в зависимости от обстоятельств, но в идеальных условиях – в идеальном городе, в идеальном обществе, в вакууме, образно говоря, – он константа для каждого человека.
– Бред, – сказал я. – Тот же Коляныч с Ольгой прожили вместе три семестра и разошлись, до сих пор не разговаривают. А теперь с женой Коляныч уже восемь лет!
– Речь идет о любви, – возразила Алла. – Я ничего не знаю про твоего Коляныча. Во-первых, может, это у вашей Ольги константа любви три семестра, а затем она его бросила?
– Нет, – сказал я.
– Во-вторых, – продолжала Алла, – жить под одной крышей – не значить любить. Ты уверен, что твой Коляныч свою жену до сих пор любит, а не терпит, как удобную соседку?
Я задумался. Любит ли Коляныч жену так, как любил ее первые полтора года? Как любил Ольгу, когда они три семестра ходили по институту не расставаясь, трогательно взявшись за ручки, поминутно глядя друг дружке в глаза и перешептываясь?
– Константа любви, – продолжала Алла, – у всех разная. У кого-то десять лет, у кого-то – сорок, у тебя – два года, у Баранова твоего – неделя…
– Ага! – оживился я. – Если уж у нас зашла речь о Баранове, то я бы хотел…
– Я еще не закончила, Саша. Позволь мне закончить, а затем я выслушаю, не перебивая, тебя. Хорошо? Так вот у тебя константа любви равна двум годам.
– А у тебя? – не выдержал я.
– У меня больше, – сухо ответила Алла. – Ты обещал не перебивать. У тебя – двум годам. У нас с тобой прошла половина этого срока. И все то, что у нас сейчас происходит, по-научному называется «период полураспада отношений».
– Период полураспада отношений… – повторил я хмуро.
– Да, Саша. И я не хочу ждать год, пока наши отношения догниют окончательно и распадутся. Давай расстанемся сейчас, пока мы еще испытываем друг к другу какие-то чувства…
– Да почему ты так уверена, что через год с нами что-то случится?! – закричал я, выключая закипевший чайник.
– Случится, – сказала Алла, и голос ее дрогнул. – Чувствую, обязательно случится какая-нибудь гадость. А я так не могу, Саша… Мне больно, очень больно… И мне будет еще больнее…
Я оглянулся и посвистел – все чашки были грязными, на дне каждой спекся толстый слой нефтяного кофе пополам с сахаром. Прижав мобильник плечом к уху, я открыл тоненькую струйку воды и начал торопливо мыть чашку.
– Саша, – позвала Алла мягко, но с такими железными стружками в голосе, какие выдавала лишь в самых крайних случаях, – давай швырнем наши трубки и закончим ненужный разговор, чтобы не тратить мобильное время?
– Да почему ты не хочешь меня выслушать?! – крикнул я.
– Почему? – Алла вздохнула и продолжила жестко: – Я очень хорошо ориентируюсь в звуках. Ты разговариваешь так, будто тянешь время, думая о чем-то своем. Судя по шорохам, ты все время относишь надоевший мобильник от уха и прикладываешь снова. Ты насвистывал себе под нос, пока я изо всех сил пыталась донести до тебя то, что считала очень важным для нас. А теперь – ты зашел в туалет и начал писать…
– Знаешь, Алла! – начал я, решительно дернув головой.
И я бы все объяснил и все рассказал, и она бы поняла. Но в руках у меня была проклятая чашка, а мобильник выскользнул из-под уха. И не успел я от неожиданности выматериться, как он кубарем скатился по руке и с ярким хрустом рассыпался на полу…
Я бросился за ним, торопливо вставил аккумулятор, включил – мобильник работал! Но как Алла истолкует обрыв разговора – сомнений не оставалось. Медлить было нельзя, и я бросился в комнату, чтобы глянуть номер и перезвонить. Но стоило мне переступить порог, как пол под ногами заскользил, крутанулся, подпрыгнул – и так больно ударил по спине, что перехватило дыхание. Мобильник сделал в воздухе кувырок и упал, рассыпавшись в третий раз за этот день.
Я с трудом сел и осмотрелся. Вокруг лежала картошка. Не римскими цифрами, не арабскими, не в двоичной системе и не кучками. Лежала она самым настоящим броуновским движением – равномерно по всему полу. А посередине сидел Гейтс. Тревожно помахивал хвостом, круглыми глазами удивленно пялился на меня, а лапой все еще поигрывал с очередной картофелиной, лениво и отточенно, как профессиональный футболист – вправо-влево, вправо-влево… Пас!
Фонарик
У меня была небольшая идея. Идея могла оказаться ошибочной, но все равно это была надежда. И чтобы реализовать идею на все сто, мне срочно нужен был хороший мощный фонарь. Да и вообще он мне был теперь нужен на всю жизнь.
Поэтому я приехал на радиорынок, рассеянно прошелся по рядам, торгующим компьютерными блоками и китайской электроникой, и вскоре увидел то, что нужно: мудрого старичка-радиолюбителя, сидевшего с паяльником в самой убогой палатке, заваленной откровенным хламом. Я коротко и внятно объяснил ему задачу. Объяснил, что сроки поджимают, а денег я готов заплатить столько, сколько потребуется. Старичку тут же потребовалось очень и очень много. Я аккуратно разъяснил, что сам оканчивал Институт автоматики, знаю, с какого конца держат паяльник, что сам могу начертить эту пустяковую схему и прекрасно знаю, из какого дерьма это собирается за пять минут. Поэтому если я готов платить, то только за срочность. Старичок понял, и цена сразу упала втрое. Больше падать не желала, поскольку старичок имел свое мнение насчет простоты схемы, открыл мне глаза на кое-какие нюансы, например, настаивал на внешних усилительных каскадах, в общем, гарантировал высокое качество – по-моему, из чисто спортивного интереса. Затем мы обговорили технические моменты. Я настаивал на мощности, требовал широкого спектра и подчеркивал условие экономичности. Старичок пытался узнать, для чего мне это нужно, и предлагал собрать отпугиватель собак или комаров. Наконец все вопросы мы решили. Я оставил залог и сходил перекусить, а когда вернулся через час, почти все было готово.
Приятно удивив меня, старикан даже собрал устройство в корпусе плоского фонаря, поставив самый большой пьезоизлучатель вместо отражателя с лампой, а два поменьше – в корпусе. В моем присутствии старичок внимательно запаял последнюю деталь, а потом долго пытался отстроить схему. Наконец выяснилось, что транзистор в усилительном каскаде битый. Старичок сходил в палатку к коллеге и принес новый. Схема заработала. Еще полчаса ушло на настройку. Я точно не знал, какой диапазон мне нужен, поэтому изначально требовал высокочастотный белый шум широкого спектра. Сейчас мы спектр уточнили: в процессе настройки я понял, что свыше трехсот килогерц мне не надо – я их не вижу. Нижний предел выбрали в пятьдесят килогерц – с запасом, чтобы его точно не слышали даже самые музыкальные уши. Тем не менее устройство при работе ярко фонило синим и даже на слух тихонько шипело. Я говорил, что это недопустимо. Старичок тыкал пальцем в экран осциллографа и кричал, что я больной. А я тыкал пальцем в то, что фонило, – транзисторы выходного каскада. Старичок крутил пальцем у виска и объяснял, что транзисторы в принципе не могут вибрировать. Это я прекрасно знал и без него, но все-таки верил своим глазам. Старичок требовал физических объяснений. Я предположил, что какие-то уроды заделали кристалл транзистора на подложке из пьезокерамики. Старичок глубоко задумался, плюнул, полистал ветхий справочник и запаял транзисторы совсем иного типа. Они не светились никак, зато резали часть спектра. Я сказал об этом старичку. Он ткнул палец в справочник и сказал, что транзисторы высокочастотные и работают с мегагерцами, а мои сотни килогерц для них вообще плевок. Я переадресовал плевок в сторону справочника и предложил посмотреть на осциллографе. Старичок долго смотрел на экран осциллографа – сначала скептически, потом удивленно, потом до него наконец дошло. И, к сожалению, куда больше, чем мне бы хотелось. Со мной он заговорил очень заискивающе и на «вы» и больше ни словом мне не перечил. Он поставил самые лучшие аккумуляторы и дал еще два в комплекте. А когда я попросил отпаять светодиод, показывающий, когда прибор включен, понимающе кивнул: «Извините, как я не сообразил, зачем вам». И лишь на прощание не удержался и все-таки спросил:
