Дальний Восток уже давно встретил Новый год, Сибирь только поднимала рюмки, жители столицы еще бегали по улицам и нарезали последние салаты, и только здесь, в этом далеком лесу, праздника не было и не предвиделось. Лишь в будке сторожа теплился синий огонек телевизора, обозначая жилое поселение, но прочие дома поселка стояли безвидны и пусты, разбрасывая острые тени в лунном свете.
      Железные ворота тоже были заперты, табличка «Садовое товарищество ВОДНИК» заметена снегом до половины. Злая поземка мела вдоль пустынной дороги, бегущей от ворот вдаль, через лес и поле. А мохнатые черные ели обступали поселок кольцом со всех сторон, словно замышляя недоброе.
      Вдруг издалека, рассекая поземку, мелькнули золотистые лучи фар, и появилась белая «Нива». Не ехала – плыла лебедем сквозь новогоднюю метелицу: ровно и ладно. Большая, добротная, квадратная, вся в клубах снега – словно русская печка, покинув избу, с ленцой несется по заснеженной дороге.
      Вслед за «Нивой» приближались еще две легковушки. Вскоре стало слышно глухое ворчание моторов и приглушенные ритмы мелодий, бушующих в ярко освещенных кабинах.
      Шипованные шины мягко прошуршали по насту, и три автомобиля гуськом остановились у ворот.
      «Би-и-и-и-ип! – громко сказала белая „Нива“. – Би-би-и-и-ип!»
      Поселок не отвечал, и тогда из машины выпрыгнул человек. Был он молод, румян и курнос, русые волосы его были ровненько подстрижены «горшком» по последней моде, а глаза блестели живо и озорно.
      – Эге-гей! – весело крикнул молодой человек, размахивая руками и приплясывая на снегу. – Дядь Петь, дядь Коль, с наступающим! Отворяйте ворота скорее!
      Дверь сторожки распахнулась, и появился слегка уже поддатый дядя Петя, укутанный в плед. А следом из двери высунул свой сизый нос дядя Коля, но выходить не стал, только махнул рукой.
      – Чё! Эта! – приветливо крякнул дядя Петя, семеня валенками к воротам. – Приехали штоль? Праздновать штоль? – Он позвенел ключами, открыл ворота и пожал руку молодому человеку. – Здорово, Емельян, с наступающим тебя! А где батя?
      – Батя и маман в городе празднуют! – радостно сообщил Емельян, помогая распахнуть створку пошире.
      – Ох, скока вас! – крякнул дядя Петя, только сейчас заметив все три автомобиля.
      – Нас дюжина! – радостно улыбнулся Емельян. – Друзья мои, бывшие однокурсники и нынешние коллеги!
      – У-у-у, и девчонки! – расцвел в улыбке дядя Петя, разглядывая веселые молодые лица.
      – И девчонки, и мальчишки, и шампанское! – покивал Емельян, сел за руль и покатился по заметенному проулку к небольшому кирпичному домику в центре поселка.
 
      Емельян бегал по двору и задорно потирал ладони.
      – Митяй, открой мой багажник, там пиво, замерзнет же, в дом его скорей, в дом! Димыч, уронишь, осторожно, падает-падает-ааааааа!!! Давай я помогу… Олюшка! Олик, солнце, поброди по участку, выбери, какую елку наряжать будем. Какую захочешь, ту и нарядим!
      – А их здесь всего две… – басовито откликнулась Оля, недоуменно вытянув лицо и похлопав ресницами. – Одна у сортира, другая у окна. Ту, что у окна, нарядим, будем в окно на нее смотреть?
      – Умничка ты моя, заинька! Все-то ты у нас в семье решаешь лучше всех! – улыбнулся на бегу Емельян.
      – Емель! – донеслось из комнаты. – Электричества нет!
      – У входа рубильник справа! – откликнулся Емельян, взбегая на крыльцо, и через секунду в доме вспыхнул свет.
      – Емель! – донеслось из гостиной. – Как тут камин разжигается?
      – Газету кинь и плесни жидкости, бутылочка у камина слева! – отозвался Емельян, уже снова роясь в багажнике.
      – Емель! – донеслось из кухни. – Воды нет!
      – Как нет?! – опешил Емельян, выронил пакеты с провизией на снег и кинулся в дом. – Как нет? – повторял он, крутя вентиль и ощупывая трубы. – Ну надо же! Замерз водопровод!
      – Как же мы без воды-то? – недоуменно прогудела Оля, хлопая ресницами.
      – Ну, как… – растерялся Емельян и почесал в затылке. – Как… Как наши деды, как прадеды… Есть ведро на чердаке, есть колодец в конце улицы… Сейчас принесу воды. Ждите, я мигом.
 
      Под слоем пороши оказался крепкий ледок, и Емельян не шел к колодцу, а бежал, помахивая пустым ведром, отталкиваясь и весело скользя подошвами бежевых ботинок. Дойдя до колодца, он поставил ведро на снег, потер ладони и подышал на них. Распахнул створки колодца, отцепил с гвоздя заиндевевшее колодезное ведро, сплющенное с двух боков, взялся за рукоять ворота и аккуратно раскрутил лязгающую цепь.
      «Буп!» – глухо сказало ведро, сев на лед далеко-далеко в самом центре Земли. Емельян склонился над колодцем, потянул цепь вверх и резко отпустил, а сам отпрыгнул.
      «Жбамс!» – сказало ведро, пробив ледяную корку. И принялось разматывать цепь, погружаясь все глубже в стылую воду. Вот колодец прекратил скрипеть и размахивать своей железной рукоятью, и тогда Емельян снова потер ладони, взялся за рукоять и начал поднимать ведро. Первая дюжина оборотов шла легко, затем – все туже. Емельян уж думал, что ведро никогда не появится, но оно появилось над срубом, покачиваясь и плескаясь. Из ведра торчало черное поленце.
      – Это что за дела? – удивился Емельян.
      – Кто здеся?! – вдруг скрипуче произнесло поленце и зашевелилось.
      Емельян от неожиданности открыл рот и чуть не выпустил рукоять. Но пришел в себя, аккуратно взял ведро за ручку и поставил на снег. Теперь, в ярком свете луны, было видно, что из ведра торчит здоровенная щука.
      – Ты кто таков? – грозно спросила щука, шамкая беззубым ртом.
      – Емельян, – представился Емельян. – А вас как?
      – Вот не было беды… – зевнула щука. – Год-то какой нынче на дворе?
      – Пока старый, – объяснил Емельян, глянув на часы. – Через полтора часа новый наступит…
      – Новый – это который? – покосилась щука исподлобья. – Впрочем, не важно… Правила знаешь? Загадывай свое желание и отпускай меня быстрее.
      – Ух ты! – обрадовался Емельян и тут же деловито осведомился: – А сколько желаний можно? Три?
      – Три! Нос утри! – возмущенно передразнила щука. – Одно желание, и хватит с тебя.
      – Одно… – задумался Емельян. – Тогда так: желаю сам исполнять свои желания!
      – А я-то тут при чем? – огрызнулась щука. – Сам и исполняй.
      – Нет, – поправился Емельян. – В смысле, я хочу сам уметь исполнять все свои желания волшебным образом!
      – Много хошь! – отрезала щука. – Умник нашелся! Сказано было: одно желание я тебе выполню.
      – Одного мало, – серьезно возразил Емельян. – Давайте два, а? Два? По рукам?
      – По ушам! – рявкнула щука. – Сказано было: одно желание!
      – А два – совсем никак? – огорчился Емельян.
      – Нет, ну можно, конешно… – Она прищурила левый глаз. – Да только заплатить придется дорого…
      – Заплатить? – удивился Емельян. – Назовите сумму, обсудим.
      – Сумму! – фыркнула щука, плеснув водою из ведра. – Тут не сумму, тут бедой серьезной платить придется.
      – Какой бедой? – насторожился Емельян.
      – Да уж какой попало, такой и бедой – как снег на голову. Там видно будет, после исполнения. Но, скажу я тебе… э-э-э… как там тебя звать?
      – Емельян.
      – Скажу я тебе, Емельян, положа плавник на сердце, – сам рад не будешь!
      – Так, – заинтересованно кивнул Емельян. – Ну а три желания можно? На каких условиях?
      – Помрешь, – просто ответила щука. – Как третье желание исполнится, поминай как звали.
      – Так, – еще более заинтересованно кивнул Емельян. – А четыре желания?
      – Какие четыре? – возмутилась щука. – Если ты дуба дашь после третьего?
      – Действительно, абсурд, – весело кивнул Емельян. – Ну что ж, три – так три. Неплохие условия. Я согласен!
      – Глупы-ы-ый… Молодо-о-о-ой… – расстроенно поцокала языком щука. – Ну, давай тогда загадывай первое…
      – Прямо сейчас? Или можно после?
      – Да как хошь. Хошь – сейчас. А хошь – меня кидай в колодец и, как надумаешь, просто скажи: по щучьему велению, по моему хотению… И все исполнится.
      – Ага, – кивнул Емельян. – А можно такое желание: чтоб другу моему тоже повезло?
      – Куда повезло? – не поняла щука.
      – Ну, как мне повезло. Чтоб у него тоже исполнились три желания…
      – Как это? – задумалась щука и попыталась почесать плавником в затылке, но не дотянулась.
      Емельян вежливо протянул руку и мизинцем аккуратненько почесал ее затылок, холодный и скользкий.
      – Спасибо, – рассеянно кивнула щука. – Старая стала, радикулит… Так я не пойму: кому желание выполнять – тебе или другу?
      – Кхм… – кашлянул Емельян. – Понимаете, это одно из моих желаний такое: чтобы у друга моего исполнились тоже три желания. Как мне.
      – Можно, – кивнула щука, – только почему три? Одно.
      – Почему одно-то? Одно мое для этого потратится! – убедительно возразил Емельян и затараторил: – Вы же и так уже два выполняете – одно мое, чтоб другу исполнить. Другое – другу. Вы ж не можете исполнить одно мое, чтоб исполнить его другу, но при этом другу его не исполнить?
      – Бр-р-р-р!!! – завертелась щука в ведре, брызгаясь во все стороны, как отряхивающаяся собака. – Голова кругом идет! Чего ты бредишь, чего ты мелешь? Совсем меня запутал!
      – Вот! – сказал Емельян и поднял палец. – Я ж о том и говорю: чтоб не путаться, вы моему другу точно так же, как и мне, исполните три его желания. Ага?
      – А, ну, если в таком смысле… – задумалась щука. – То есть как тебе – первое за бесплатно, второе – за беду, третье – за гибель?
      – Именно!
      – А, ну так бы сразу и сказал, – кивнула щука, – это можно. Отчего нельзя-то? Можно.
      – А если этот друг – я сам? – аккуратно спросил Емельян. – Я ж себе не враг, верно? Друг? Так что…
      – Не, – покачала головой щука. – Себе нельзя. Другу – можно.
      – Ну нет, так нет. – Емельян радостно потер ладоши и потоптался вокруг ведра. – Мое первое желание! – объявил он. – По щучьему велению, по моему хотению, желаю, чтоб вы, бабушка щука, были в добром здравии и полны сил!
      – Ась? Я не ослышалась? – Щука так далеко высунулась из ведра, что чуть не выпала на снег. А затем улыбнулась во всю пасть и всплеснула плавниками: – Батюшки! Какая нынче молодежь пошла! Добрая! Умная! Порядочная! Сроду обо мне, старой, ни один паскудник не побеспокоился, а сама я о себе похлопотать права не имею! И тут – на тебе! С удовольствием выполняю это чудесное желание!
      Щука замерла, прислушалась к себе и сладко потянулась вправо-влево.
      – Ох, хорошо-то как! – крякнула она. – Даже радикулит прошел! Ну, давай-ка поглядим, какое у тебя второе желание…
      – Второе желание! – объявил Емельян. – Вон видите, по дорожке идут два моих друга?
      – Где? – прищурилась она.
      – Да вон, руками нам машут…
      Действительно, издалека приближались две фигуры – Митяй и Димыч.
      – Емеля-я-я! – кричали они издали. – С тобой все в порядке-е-е?! Чего так долго-о-о?! Нас послали тебя иска-а-ать!
      – Идите сюда быстрей! – крикнул Емельян, жестом подзывая их, и повернулся к щуке: – Так вот второе мое желание, как и договаривались: по щучьему велению, по моему хотению, чтоб у друга моего Митяя исполнились три его желания!
      – На тех же условиях! – бдительно напомнила щука.
      – Разумеется, – кивнул Емельян.
      – Ох, теперь жди беды, Емеля… – покачала головой щука.
      – Но это ж только после того, как все желания Митяя сбудутся? – уточнил Емельян.
      – Угу, – кивнула щука. – Как сбудутся – так жди беды. Можешь пока сразу третье говорить, коли придумал.
      – Третье! – объявил Емельян. – Хочу, чтоб и второму другу моему Димычу тоже исполнились три желания!
      – Ну, молодежь! – сокрушенно покачала головой щука. – Все для других, все для других! Для себя – ни крупиночки… Так себя погубить зазря… – Из ее глаза выкатилась слезинка и булькнула в ведро.
      Тем временем уже подошли Митяй и Димыч, но остановились чуть поодаль и замерли с открытыми ртами.
      – Ну? – Щука повернулась к ним. – Какие у вас желания будут?
      – Я все озвучу! – торопливо поднял руку Емельян. – Первое желание Митяя: по щучьему велению, по Митяя хотению, Митяй хочет, чтоб вы, бабушка щука, выполнили для еще одного человека на тех же условиях три желания.
      – Для какого человека? – насторожилась щука и стала тревожно оглядываться.
      – Для меня… – скромно потупился Емельян.
      – Тпру! – опешила щука. – Я ж тебе еще и твои не выполнила до конца.
      – Не важно, плюс три… – Емельян улыбнулся и развел руками.
      – Разве ж так можно? – обиделась щука.
      – Почему ж нельзя? Как договаривались, не сам себе, а другу, на тех же условиях: одно бесплатно, второе за беду, третье за погибель.
      – У-у-у… – огорчилась щука. – Ну, тогда, считай, ты дважды погиб…
      – Трижды погиб, – кивнул Емельян. – Ведь Димыч тоже мне свое первое желание отдает…
      – А почему… – растерянно начал Димыч, но Емельян предостерегающе поднял палец.
      – И первое мое бесплатное желание из второго комплекта, – объявил Емельян, – это чтоб водопровод заработал. Ну а второе и третье – чтоб выполнились по три желания у жены моей Олюшки и сестры ее Варечки.
      Щука задумалась и облокотилась на край ведра, подперев плавником голову.
      – Вроде все верно, все по правилам… – произнесла она наконец. – Ан что-то тут не так. А чего – не пойму…
      – Да чего тут понимать, делать надо! – задорно кивнул Емельян. – Были б силы да здоровье, верно? Так как там насчет водопровода?
      – Работает уже водопровод… – раздраженно отмахнулась щука. – Варечка какая-то… Олюшка… – Щука подняла взгляд. – Эй вы, двое! Который тут Митяй? Давай уж покончим хоть с тобою.
      – Осталось исполнить два моих желания? – уточнил Митяй.
      – Тихо-тихо! – предостерегающе замахал руками Емельян. – Не вздумай! Тебе пока никаких желаний нельзя! Я сам все сформулирую!
      – Емель, расслабься, я уже в теме, я уже давно понял систему… – Митяй улыбнулся, подмигнул другу и развернулся к щуке. – Второе мое желание: чтоб у жены моей Леночки исполнилось три желания. Третье мое желание: чтоб у любовника ее Пашки тоже исполнилось три желания.
      – У-у-ужас какой! – взвыла щука и юлой завертелась в ведре, расплескивая воду во все стороны. – Когда ж это все кончится-то?!
      – Действительно… – спохватился Емельян, взял ведро и шагнул к колодцу. – Я вас, бабушка щука, сейчас выпущу обратно! Незачем вам тут мерзнуть голышом, все остальное мы уж сами уладим, по месту жительства. Чего там, формулу знаем, по щучьему велению – далее по тексту…
      Емельян хотел было опрокинуть ведро, но подумал, что это будет невежливо. Поэтому он аккуратно его приотпустил и плавно размотал цепь, пока в глубине не раздался всплеск.
      – Доброго вам здоровьица! – выразительно крикнул Емельян, перегнувшись над колодцем. – С наступающим!
      – Подонки! – донеслось из колодца глухо и с чувством.
 
      Новый год встретили весело, бойко, вкусно. Уплетали салаты, хрустели солеными огурчиками, жарили сочные шашлыки в камине, варили глинтвейн. Хохотали, танцевали, пели песни, грохотали шампанским, валялись в снегу, а уж какой шикарный фейерверк устроили на все небо! Фейерверка вообще-то не планировалось поначалу, пришлось заказать ящики с петардами у щуки.
      И только когда устали прыгать и петь, сели в кружок у камина, разложили вокруг свои мобильники, Емельян притащил из машины ноутбук, и – занялись делом.
      – Ребята! – говорила Варечка. – Идея первая: я предлагаю многоступенчатую пирамиду. Клиент отдает свое желание, но получает откат не сразу, а через шесть итераций – зато сваливается целая куча.
      – Чем это лучше? – удивлялся Артем.
      – Варечка права, – объяснял Емельян. – Во-первых, мы расширяем операционное поле…
      – Зато увеличиваем риски, не получив откат моментально! – спорил Артем.
      – Ошибаешься! – возражала Варечка. – Пакет контроля увеличивается за шесть итераций, значит, риски снижаются!
      – А откуда буфер возьмется на шесть итераций? – возражал Пашка. – Варечка, нарисуй схему!
      – Сейчас нарисую! Это классическая схема Донсона, главное, чтобы плечи пирамиды стремились… Ой, а есть у кого-нибудь, чем рисовать?
      – Эй, там! – щелкнул пальцами Валера. – По щучьему! Лист ватмана и карандаш Варечке! А двоих добавить… э-э-э…
      – Дядю Колю и дядю Петю, сторожей! – вспомнил Емельян, вбивая в таблицу ноутбука очередные имена. – Димыч, сгоняй позови их!
      – А я, эта… – вскинулась Оля. – Можно, маме с папой-то позвоню?
      – Конечно, солнышко… – не оборачиваясь, кивнул Емельян, вбивая тещу и тестя в растущую таблицу. – Ты смысл-то поняла?
      – Не поняла, – пробурчала Оля. – Объясни? – Она подождала немного и, не дождавшись ответа, топнула ногой. – Емеля, кому говорят! Оторвись от своего компьютера, объясни!
      – А? – Емельян очнулся. – Ты что, так ничего и не поняла?
      – Не поняла! – обиженно пробасила Оля.
      – Система, солнышко, простая. Ни одно из трех своих желаний ты не можешь потратить на себя. Свое первое, бесплатное, ты отдаешь наверх – тому, кто тебе подарил три желания.
      – Зачем?
      – Сейчас поймешь, потерпи. Второе и третье желание несут беду, если исполнятся. Поэтому до конца исполниться не должны. Поэтому ты их тратишь не на себя, а на двух друзей – чтобы у них исполнилось по три желания. То есть отдаешь вниз по пирамиде. Каждый из этих друзей тратит свое первое желание обратно на тебя – чтоб у тебя появился новый комплект. Иными словами, отдает вверх по пирамиде. Я свое первое желание отдал щуке на ее здоровье. Митяй и Димыч – отдали мне, и у меня снова стало по три желания – уже в двух комплектах.
      – И чего? – насторожилась Оля. – А когда кто-нибудь нарушит цепочку, умрешь ты и все, кто дал тебе желания?
      – Нет, солнышко, – покачал головой Емельян. – Меня не волнует, что делается на нижних этажах пирамиды, поскольку я уже вернул контроль. Смотри: я трачу свое бедовое желание на Митяя, чтобы выполнились три его желания. Но как бы глупо ни повел себя Митяй, даже если он погибнет, его три желания никогда не выполнятся, поскольку первое он отдал обратно мне, а уж я прослежу, чтобы оно продолжило ветвиться…
      – Погоди, я не поняла, – пробасила Оля. – Получается, на себя-то тратить желание вообще нельзя? А как же тогда?
      – Да почему ж нельзя-то? – удивился Емельян. – Нельзя использовать на себя желания только в первый раз, потому что бесплатное желание ты отдаешь верхнему звену. Именно бесплатное, чтоб не волноваться, как он там им распоряжается. А как только ты получишь от друзей нижнего звена новый комплект, то первое, бесплатное желание ты уже тратишь только на себя, как захочешь! А второе и третье, бедовые, – снова на друзей. Можно – тем же самым, можно – другим. И снова получаешь с каждого возврат. И так до бесконечности. Понимаешь?
      – Кажется, теперь понимаю… – задумчиво кивнула Оля. – А чего так сложно-то?
      – Это еще самая простая из схем! – усмехнулся Емельян. – А проще никак. Дело опасное, главное тут, чтоб правила щучьи не нарушить, и удачу из рук не выпустить, и беды в дом не навлечь…
 
      И в этот миг на крыльце за дверью раздались шлепки.
      Все мигом притихли. Емельян снял с коленей ноутбук, поднялся и распахнул дверь, впустив с улицы колючий ветерок.
      На пороге топталась щука – ну вылитый тюлень.
      – Шо ж вы, паскудники, творите, ась? – заорала она с порога, переминаясь с плавника на плавник. – Ну ладно один, ну второй, ну дюжина – я б еще поняла… Но это кто ж вам дал такое право, ась?
      – Тс-с-с! – Емельян приложил палец к губам и аккуратно, как ребенка, взял щуку на руки.
      Щука рванулась укусить его за нос, но Емельян мягко отстранился и прижал ее голову ладонью к плечу.
      – По щучьему велению, по моему хотению, – проворковал он. – Спокойствия вам, бабушка щука, и доброго настроения. А вписать двоих – дядю Гену, соседа моего по гаражу, и жену его, не помню, как звать, я им сейчас позвоню…
      – Ох, батюшки… – застонала щука, но уже чуть спокойнее. – И откуда ж ты такой взялся, ирод? Сколько тебе годков-то?
      – Двадцать четыре.
      – А по ремеслу кто? Печник небось? Печники они хитрые… Хитрее печников только мельники.
      – Менеджер я, бабушка, экономист… – Емельян нежно погладил ее по сырой голове и накинул тулупчик себе на плечи. – Пойдемте-ка, я вас обратно к колодцу отнесу, отдыхайте пока, Новый год только начался, а работы у нас с вами впереди – ой как много… Счастье для всех, даром! Дай Бог каждому!
 
       Октябрь, 2004

1. Улица

2. Знаки

3. Площадка

4. Местность

5. Болото

6. Шатун

7. Могильник

8. Доклад

9. Домой

10. Мегаполис

      Дверь ангара я нашел на ощупь и приоткрыл. Здесь было тихо, и лишь гуляли невразумительные сквозняки. И абсолютная темнота. Как включить свет, я не знал. Я немного постоял на пороге, а затем быстро шагнул в сторону и тихо присел у стены, ощущая спиной прохладный металл обшивки. Привыкну к темноте, подумал я, а там будет видно. Главное, чтоб никому не было видно меня. Почему-то я был уверен, что в ангаре брат. Он говорил, что у него есть одно серьезное дело, но с собой взять отказался. Но я видел, как утром он шел в ангар с ножницами. И сейчас пришел посмотреть, что же он тут делает. Но если брат не рассказывал мне о своих делах в ангаре, скорее всего он не хочет меня здесь видеть.
      Сколько я себя помню, для меня не было человека авторитетнее, чем брат. Ян был старше меня на девять лет и, казалось, знал все на свете. Когда мне нужен был совет, я всегда обращался к Яну. Естественно, я уважал и мать, и отца, и деда, но… Но брат – это брат. Когда я узнал, что он погиб, мне на миг показалось, что теперь обязательно погибнет и корабль… Но это случилось через много лет, поэтому я буду рассказывать по порядку.
      В темноте ангар казался еще больше, чем мне запомнилось когда-то. Естественно, чертеж корабля я знал наизусть и помнил, что ангар кубической формы – сто на сто на сто метров – и совершенно пустой, потому что достраивать или заполнять его будут после Скончания Пути. Когда-то здесь собирались разбить теннисный корт, но потом его сделали на третьей палубе. Я зажмурился и вновь распахнул глаза. Никакой разницы. Светлее не стало. Ангар казался бескрайним. Я снова зажмурился, и тут по моей щеке пробежал далекий ветерок. Даже не пробежал, а словно бы хлопнул. В темноте ангара явно что-то двигалось. Что-то большое, массивное и абсолютно бесшумное. И – я был в этом уверен – абсолютно нечеловеческое. Я вжался в стенку и мог поклясться, что туша подошла совсем близко, замерла передо мной, словно разглядывая, и поползла в дальний угол.
      – Ян! – крикнул я.
      Голос унесся в темноту, и его трижды повторило эхо над головой – с каждым разом все ближе к потолку. Никто мне не ответил, и я понял, что брата тут нет.
      В этот момент мне надо было убежать. Позвать кого-нибудь из старших. Или хотя бы вернуться с фонариком. Наверное, любой землянин так бы и поступил. Но только я не землянин, я родился и вырос на этом корабле. Это был мой дом, мой мир, и здесь я не боялся ничего, кроме гнева старейшины Цы. Я не видел зверя страшнее, чем свинья, – на корабле вообще не было других зверей. Я даже не встречал роботов, которые были бы выше моего плеча. Хотя где-то здесь, в дальнем углу ангара, хранился большой транспортный робот-погрузчик.
      Я не помню, наверное, все-таки испугался. А может, решил, что это транспортный робот. В общем, сделал то, что делать было совсем уж глупо, – разозлился, что кто-то чужой бродит по нашему ангару, встал во весь рост, сделал шагов десять в темноту, выставил руку и твердо приказал, как приказывают роботам: «Остановись!»
      Глупо, правда? Я почувствовал, что туша замерла на том конце ангара, а затем рванулась ко мне. Больше я ничего не помню.
 
      Закрой один глаз и посмотри вокруг. Почти ничего не изменилось, верно? Теперь представь, что у тебя нет правого глаза с десяти лет, а сейчас тебе семнадцать. За это время вполне можно привыкнуть и не замечать, уж поверь мне. Ты ходишь с неизменной черной повязкой – как пират из старых фильмов. На тебя заглядываются девушки, и многие парни тебе просто завидуют. Порой кажется, что они дорого бы дали, чтобы потерять глаз и ходить с такой же повязкой. Но ты совсем не ощущаешь себя калекой. Ты прекрасно играешь в теннис – в прошлом году получил титул второй ракетки корабля. И даже злые языки не посмели сказать, что тебе подыгрывали, – все знают, что ты действительно хорошо играешь. Но на корабле восемь сотен здоровых человек, не считая парализованную старую Лунь, поэтому почетное звание главного инвалида корабля тебе обеспечено. И поэтому тебя берегут. О тебе заботятся. На церемониях ты стоишь в первом ряду. В столовой обедаешь в первую смену. Но зато у тебя есть небольшие ограничения…
      В принципе все понимают, что ты здоров как кабан, ограничения твои – пустяковы, но как же это бесит! Во-первых, тебе нельзя заниматься электроникой. Ты же можешь перепутать провода и вызвать возгорание, верно? Нет? Попробуй докажи, если в Инструкции черным по белому: «не допускать к электронным работам лиц с ослабленным зрением». Во-вторых, тебе нельзя работать у мониторов. Почему? Ты можешь испортить зрение на уцелевшем глазу. Ну а теперь подумай, где ты сможешь работать на корабле, если не у мониторов и не с электроникой, которой набиты и цеха, и лаборатории? Только на гидропонике или в свинарнике. Конечно, все это будет обставлено почетно, чтобы не обидеть инвалида. В свои семнадцать ты уже заместитель управляющего. То есть второй на корабле по свиньям, поэтому входишь в Совет. И хотя в Совете и без тебя сотня человек, но все равно это почетно. А на деле твоя работа – ухаживать за свиньями. Тебя это бесит. Но ты терпишь. И выражаешь свой протест лишь изредка. Как, например, в этой истории с Ливэем.
      Честно говоря, я многого не понимаю в Инструкции. Я не понимаю, почему на корабль взяли разводить только свиней, рис и соевые бобы, а все остальное у нас синтезируется. Например, я много читал о таких замечательных зверях, как куры. Очень может быть, что с точки зрения белковой энергетики или проблем с вентиляцией куры сильно проигрывают свиньям. Об этом не мне судить, я знаю, что над созданием корабля работали лучшие ученые Великой Китайской Империи. Или, например, я видел фотографии фруктов. Возможно, ароматические добавки действительно идентичны натуральным, но хотя бы ради разнообразия генофонда можно было взять с собой немного семян? Которые, как я слышал, не портятся от времени? Но дело даже не в этом. Если раз в десять лет среди свиней вдруг рождается черный карликовый поросенок – что это? Мутация от плазменного двигателя? Вот только не рассказывайте мне сказок, все-таки я хоть и молодой, но биолог. Весь обитаемый блок так надежно защищен и от двигателя, и от космоса, что о его работе мы знаем только из показаний приборов. За бортом излучения, мягко говоря, хватает. Борт окутан волнами плазмы, долетающими из реактора, они в момент испепелят любой материальный предмет. Никакой скафандр не спасет человека, попробовавшего высунуться через шлюз. Плазму сдерживает только силовое поле оболочки. А поле – это поле, оно не может быть слабым или сильным. Если корабль жив, значит, оно не пропускает ни единого кварка. Поэтому у нас, внутри жилого блока, приборы показывают полный норматив по излучениям и токсичным элементам в атмосфере. На самой Земле природного излучения было на порядок больше, я специально поднимал данные. Так о какой мутации может идти речь? Посмотрим правде в глаза: на корабль взяли породу свиней вовсе не такой чистой линии, как утверждает Инструкция. Поэтому затесался гибридный ген и время от времени дает о себе знать. А черных поросят традиционно уничтожают. Но когда при мне родился черный карлик, я его спрятал и растил в своей каюте. А через неделю кто-то выследил, как я ношу в каюту соевое молоко, и написал анонимку старейшине Цы.
      Был грандиозный скандал, даже семья меня не поддержала, даже Ян говорил, чтобы я прекратил выпендриваться. Но я уперся и стоял как танк: наши предки на Земле держали домашних животных не только для еды. Если в Инструкции ничего не говорится о черных карликах, то там нет и указаний их уничтожать. Поэтому либо поросенок будет жить, либо я выброшусь в космос. И пусть в журнале нашего корабля останется позорная запись о том, как вы издевались над молодым инвалидом-биологом и его четвероногим другом. Это сработало: старейшина Цы не стал выносить решение сразу, Совет призадумался. Вопрос решался неделю, а меня все это время держали в изоляторе госпиталя вместе с поросенком. Тогда я первый раз сидел в изоляторе. До меня за всю историю корабля там сидел только пресловутый господин Су, легендарный хулиган и пропойца. Знаешь, когда ты сидишь взаперти и не знаешь, что происходит снаружи, то все начинает казаться безнадежным. Я уже не рассчитывал, что на старейшину Цы подействуют мои аргументы. И, честно говоря, не был уверен, что действительно выброшусь, если поросенка уничтожат. Но помог мне все-таки Ян – он раскопал информацию о том, что на Земле людям с плохим зрением полагалась собака-поводырь, которая ходила с хозяином неразлучно на поводке. Информация подтвердилась, и поросенка мне разрешили оставить.
      Мама сшила ему шелковую шлеечку. Поросенка я выдрессировал и дал ему имя Ливэй. И даже это сошло мне с рук – когда старейшине Цы рассказали, как я назвал поросенка, и он вызвал меня в капитанскую каюту, то я выпучил здоровый глаз, чтобы казаться наивнее, прижал к груди Ливэя и отрапортовал, что для меня главнее всего семья, племя и корабль, поэтому не мог дать своему любимцу другого имени, кроме имени нашего корабля «Ян Ливэй». Потому что мы сыны Великого народа, и наши судьбы посвящены Великой цели – достигнуть северного края галактики, посадить корабль на подходящую планету и создать Великую планетарную колонию, сохраняя кислородную целостность и расширяя борта… И так далее, наизусть по идеологическому разделу Инструкции. Просто я когда-то слышал от мамы, что они с отцом назвали своего первенца Яном в честь корабля и получили за это особое благословение прежнего старейшины. Старейшина Цы тоже об этом знал, и он совсем не глупец. Помрачнел лицом, но не нашелся что возразить.
      Даже из Совета меня не исключили. Но никаких милостей от старейшины Цы мне теперь ждать не следовало. Например, когда я окончательно утомился каждый день толочь витамины для свиней в ступке и подал прошение выделить мне электрическую меленку, мне было мстительно отказано. На том основании, что мне запрещено работать с опасной техникой – есть риск получить травму. Хоть раз за семьдесят лет полета случилась хоть одна травма из-за меленки? Она и палец-то не перешибет! Давайте тогда ангар закроем и железяки запретим! Ведь самая громкая травма за всю историю корабля случилась именно в ангаре, со мной. Потому что я не умел включать свет, а в ангаре на стальном тросе раскачивалась взад-вперед связка железного мусора в полторы тонны. Торчащая во все стороны. Которая на меня и налетела. Так, может, ангар закроем? Но нет, почему-то в ангар можно заходить кому угодно, даже парализованной старой Лунь, если бы она пожелала, чтобы ее туда прикатили.
 
      Ну а теперь надо рассказать о том, как нашли муравья. Да, я нашел муравья. Спустился в дальний грузовой трюм за летней биодобавкой, и там он лежал посреди прохода. В принципе, кроме меня, его бы никто не нашел, хотя бы потому, что никто там не бывал. Но в том, что именно я нашел в коридоре дохлого муравья, тоже есть определенный юмор – я же у нас безнадежный инвалид по зрению? Ага, сейчас! Да я эту черную точку посреди коридора заметил метров с пяти. И спокойненько прошел мимо. Ну, соринка, ну, уборщик оставил. Сейчас потащу обратно мешок с добавками – еще и не такого мусора насыплется. Поэтому я прошел мимо, а вот Ливэй поотстал. Вдруг слышу сзади: «Хрюк!» Оборачиваюсь – Ливэй стоит в стойке. Сам напрягся, лапка поднята, ну прямо борзая гончая! Это я его учил. Только не на муравьев, конечно. Так мы его и нашли.
      Я не сразу понял, что это за штука, потому что никогда муравьв не видел, тем более с крыльями. Да и вообще насекомых не видел. Но бабочку я бы узнал и пчелу тоже, а вот муравья… В книгах муравьев описывать не принято, а в фильмах их тоже почему-то не снимают. Я, конечно, догадался, что это дохлое насекомое, и притащил его в лабораторию свинарника. А как выдалось время – пошел в терминальный класс и полез искать в интернете что это такое. В интернете, разумеется, нашем, внутреннем. Потому что если с Землей с момента старта нет вообще ни малейшей связи, то откуда настоящий интернет? Поэтому у нас только тот интернет, что мы взяли в дорогу, – мировое содержимое в год старта, хочешь – копайся. Отец рассказывал, что долгие годы в интернет пускали только по специальному допуску, потому что копия была полная и перед вылетом никто ее специально не готовил, поэтому мусора и порнографии там было немыслимое количество. А несколько десятков лет назад было принято решение выделить отдельного рабочего, чтобы ее постепенно чистил. И на эту должность вызвался знаменитый господин Су, который тогда еще был молодым и не отличался своими выступлениями. Дело шло медленно, старейшина был недоволен, а потом выяснилось, что господин Су не столько чистит базу, сколько просто смакует. Всю работу прикрыли на долгие годы. Ну а потом вдруг непонятно по какой причине плюнули и открыли для всех – копайся. Вот я там и покопался, нашел фото муравья, сравнил – он. Откуда? Есть, конечно, вариант, что у нас на дальних палубах под обшивками живет муравейник… Все может быть, но чтобы они за столько лет ни разу не выползли? И оставался последний вариант – что муравей был дохлым с самого начала, пока каким-то сквозняком его не вынесло в темный коридор дальнего грузового трюма.
      В Инструкции о муравьях ничего нет, но по логике вещей я должен о подобных ситуациях докладывать старейшине и Совету. И тогда они что сделают? Правильно – муравья заберут в медицинскую лабораторию, куда мне входа нет. И даже Яну, который в соседней, технической лаборатории, туда входа нет.
      А у меня есть в свинарнике микроскоп, чтоб сечение шерстинок контролировать и авитаминоз определять. Поэтому я вдоволь налюбовался муравьем, а потом позвонил на селектор Яну и таинственно попросил зайти после работы. Причем перестарался с таинственностью, потому что он явился сразу. Ему, физику, свалить с рабочего места не так уж сложно. Мы рассматривали муравья долго, я все предлагал каким-то образом клонировать зверюгу, если сохранились живые ткани. На что Ян возражал, что насекомые на корабле превратят жизнь в кошмар. Хотя сама идея ему нравилась. Поэтому, прежде чем доложить старейшине, Ян унес муравья в свою лабораторию – под рентген, термограф и прочее.
 
      Поздно вечером Ян пришел в мою каюту. Я еще с порога понял, что что-то не так – уж очень озадаченное лицо было у Яна.
      Первым делом он показал мне рентгеноснимок. Ну, как внутри муравей устроен и как его снимок должен выглядеть, этого мы, понятно, не знали. Нам больше историю Китая преподавали, чем биологию животных, которых никто из нас не увидит. Наверное, так земным школьникам преподают устройство вымерших динозавров.
      Затем он вынул биоснимок. Ян не обнаружил у муравья ни малейших признаков активных клеток. Я тоже. Это, конечно, досадно, но что взять с такой мумии? Более того – на снимке не обнаружилось и самих клеток. Но даже это меня не очень удивило, я же никогда не видел клеток насекомого, только свиные. А может, размеры клетки и животного пропорциональны? Тогда не разглядишь так просто.
      Наконец Ян вытащил термоснимок трупика… Сказать, что трупик оказался не однородный по температуре, – это значит ничего не сказать. Тепловая карта у него оказалась совершенно дикая, мне подумалось, что Ян еще специально поигрался с цветами, чтобы этот мозаичный узор выглядел эффектнее. В общем, я посмотрел на снимок в полном обалдении и потребовал у Яна комментариев.
      Ян, не меняясь в лице, начал важно излагать свои гипотезы одна другой краше. Но я-то его знаю, если он начинает вещать так уверенно и подробно, это значит, что он понятия не имеет, как объяснить. Физик, что возьмешь. Самая интересная его гипотеза была, помнится, про влажный конденсат, который накопился, пока мумия лежала в коридоре, а теперь испаряется вот такими хитрыми узорами.
      Я выслушал этот бред, а затем ткнул Яна в шкалу внизу снимка. С каких это пор вода при испарении нагревается? А температура тушки выше, чем у окружающей среды, на ничтожные доли градуса. Ян мрачно покивал и добавил, что есть у муравья зона, где температура все-таки пониженная, – это крылья. Крылья у муравья, помнится, и без снимка были интересные – темно-синенькие, красивые такие, непрозрачные.
      В общем, Ян сказал, что сам все видит, но более логичных объяснений у него нет. Только предположить, что это существо неземного происхождения – не органическое, кремниевое. Но как оно проникло в жилой блок корабля? В общем, мы решили с утра доложить обо всем старейшине. Термоснимок Ян мне оставил и ушел. А я еще долго на него смотрел и не заметил, как уснул.
 
      Утром я проснулся, глянул на снимок и понял, какие мы идиоты, особенно Ян. Я, конечно, не физик, но мы оба родились и выросли на корабле «Ян Ливэй», первом корабле звездной экспансии. Сколько уж их было после нашего старта – это я не знаю. Мы – сыны Великого народа, наши судьбы посвящены Великой цели – достигнуть северного края галактики и создать Великую планетарную колонию. В день Скончания Пути мы совершим посадку на планету и построим колонию. Реактор у нас под кормой – плазменный. Это даже не термояд, это маленькое солнце. Он был запущен на земной орбите и перед посадкой будет отстрелен навсегда, потому что либо планета, либо маленькое солнце, вместе никак. Поэтому реактора у нас больше не будет, а энергию колония на планете станет получать от солнечных батарей, лепестки которых мы раскидаем далеко по периметру вокруг корабля. Это все – мой вольный пересказ Инструкции, но матчасть на корабле знает каждый малыш. Как выглядят муравьи, малыш может не знать, а порядок посадки, раскладки батарей и постройки купола знают все. И вот ситуация: два молодых переселенца – один поросячий биолог, другой и вовсе физик, весь вечер смотрели на снимок объекта, у которого внутренняя температура выше окружающей среды, а температура крыльев – ниже…
      Я звоню Яну и все это высказываю, не давая ему вставить ни слова. Объясняю, что эта штука никакой не земной муравей и не чужое кремниевое животное, а просто механическое существо, построенное по образу муравья. Потому что крылья у него – световые батареи, а при таком способе питания у живого кремниевого существа будет и образ жизни другой, и какое угодно тело. Поэтому вероятность нулевая, что его тело повторит форму муравья, адаптированную для питания и переваривания всякой органики… Уж поверь биологу, это – робот, созданный мыслящим дизайнером, который привык воровать идеи и формы у живой природы.
      Ян пытается что-то сказать, но я его снова перебиваю, потому что, пока я это все ему формулировал, мне пришла в голову еще одна мысль. А именно: что надо быть крайне осторожным с этой тварью, потому что, судя по снимку, она совсем не дохлая. А наоборот – усиленно набирается энергии, которой была лишена в темном коридоре, где не зажигали свет несколько месяцев.
      И тут Ян наконец меня перебивает и сообщает, что как раз этой ночью муравей смылся из лаборатории. Прогрыз стеклянную банку с притертой крышкой. Два миллиметра стекла.
 
      Ну, после этого мы, конечно, идем к старейшине Цы – с покаянием и снимками. Срочно собирается Совет, чтобы решить, как действовать. Потому что в Инструкции из подходящих пунктов только два варианта: внешняя военная агрессия или острая эпидемия. Что выбрать? В общем, корабль перевели на военно-карантинное положение, переборки задраили, проход и общение только по командам, все как положено. Тут же собрали поисковые отряды, и они начинают искать муравья. Но только где его теперь найдешь?
 
      И вот на следующий день – снова заседание Совета. Яна там, понятно, уже нет, а вот я член Совета. Опять шум, но поскольку никакой новой информации нет, то решается в основном вопрос, как нас с Яном наказать за то, что мы грубо нарушили Инструкцию и не доложили вовремя. Заседание медленно перерастает в ругань. И вот уже госпожа Чжань берет слово и начинает говорить о том, какие мы с Яном неблагополучные сыны, которые позорят своих мать и отца. Про деда она постеснялась упоминать, потому что вот же он сидит здесь, в Совете. И начинает госпожа Чжань вспоминать все наши пригрешения – и как Ян свой маятник в ангаре построил, из-за которого я глаза лишился, и как я Ливэя завел, и как вообще у меня хватает наглости приходить на Совет со свиньей. Лишь избранные члены корабля имеют право появиться на Совете, а я со свиньей…
      А что с нее взять, со старой преподавательницы идеологии? Я сижу, слушаю, почесываю за ухом своего официального поводыря. А все вокруг и так на взводе – по кораблю ползает вражеский робот-лазутчик, что делать – непонятно. Госпожа Чжань сама себя накручивает и доходит до самого кульминационного момента: заявляет, что мы с братом – позор корабля и у нас есть все шансы закончить свои дни, как идеологически разложившийся господин Су. Который, как известно, решением старейшины и Совета был выброшен за борт восемь лет назад…
      И вот тут прямо над нашими головами в воздухе беззвучно вырастает светящийся шар, пульсирующий молниями. И лопается с громким звуком. А вниз падает листок рисовой бумаги с золотым тиснением. А на листке обращение:
      «Достопочтенные сыны Великого народа, посвятившие свои судьбы Великой цели достижения южного края галактики! Родина гордится вами! Мы помним о вашем подвиге, дети героев, самоотверженно отправившихся в вечный полет! Мы испытываем великое счастье сообщить вам, что успехи нашей Родины столь высоки, а технологии столь стремительны, что сегодня мы наконец получили возможность телепортировать на ваш корабль предметы. Первым предметом стал автоматический наноробот-муравей, который позволил расширить технологические возможности. Благодаря ему сегодня мы наконец можем передать вам этот листок с обращением. Ученые нашей Родины работают не покладая рук, чтобы получить возможность передавать вам новости, лекарства, биодобавки, и мы надеемся, что в будущем нам удастся установить полноценный двусторонний контакт. С уважением, правительство Китая».
      Как только старейшина закончил чтение, все встали и зааплодировали. Тут же включили Гимн, и мы трижды его пропели.
      А мне это письмо совсем не понравилось. И не одному мне. Потому что встал мой дед, долго молчал, тщательно обдумывая слова, а затем сказал очень правильно.
      Он сказал, что Родина может быть недовольна нашей боеготовностью, если мы слепо поверим каждому слову этого послания. Ведь в Инструкции ничего не говорится о том, что Родина с нами свяжется. И это могут оказаться… – дед замялся, подбирая слова, – не уполномоченные Родиной лица с враждебными намерениями.
      Совет зашумел, но дед строго поднял руку и продолжил: например, вызывает неясность, как Родина гордится своими верными сынами, в то время как ее правительство забывает, что верные сыны летят не к южному, а к северному краю галактики?
      Советники призадумались, а я мысленно зааплодировал деду – мне тоже резануло слух это место в обращении. А дед закончил свою речь предложением не терять пока бдительности, больше не прикасаться к листку, а отдать его в лабораторию на экспертизу, чтобы найти там отпечатки живых человеческих пальцев наших земных братьев.
      По-моему, очень разумно. На том и решили. К вечеру человеческий отпечаток пальца там действительно нашли, напечатали его крупно и повесили на всеобщее обозрение в столовой рядом с увеличенным текстом обращения.
      Этот листок провисел всего час, когда меня срочно вызвали на внеочередное заседание Совета. Выступил сын старого господина Юаня, много лет возглавлявшего отдел безопасности корабля и имевшего в своем распоряжении все отпечатки пальцев. Все мы знали, что господин Юань сейчас стар и немощен, он редко выходит из каюты и память его слаба. Но господин Юань утверждал, что узнал бы этот палец из миллиона, потому что это палец пресловутого господина Су. К сожалению, подтвердить это было нельзя, потому что снимки пальца Су не сохранились. Кому бы пришло в голову хранить снимки хулигана и предателя, выброшенного голым в открытый космос?
 
      Следующее письмо явилось к нам только через два месяца, когда спало напряжение и было отменено военное положение. Появилось оно точно так же – во время заседания. И тут же было отправлено на экспертизу, но никаких отпечатков там не нашли.
      Письмо оказалось куда содержательнее прежнего – это была объемная кипа листов. Начиналось оно обращением к доблестным покорителям северного края галактики – видимо, ошибку поняли. А далее шли многочисленные поздравления от родственников тех, кто семьдесят лет назад отправился в путь. То есть полный список первого экипажа, из которых в живых сегодня оставались лишь семеро стариков, включая моего деда и парализованную старую Лунь. В частности, сынов Родины поздравлял господин Цунь, должность которого была обозначена «нуль-почтовый печатник». Его отец и отец господина Су были близнецами. Это было правдой. То, как благородный отец господина Су во имя Родины расстался на Земле со своим братом-близнецом, – было одной из самых трогательных легенд нашего корабля, пока его сын не бросил тень на свой род недостойным поведением и бранью в адрес Совета и старейшины.
      Оканчивался манифест обещаниями в ближайшем будущем наладить двустороннюю связь.
      Если у кого-то были сомнения в том, что с нами говорит именно Родина, – теперь они исчезли. Никто, кроме Родины, не мог знать таких подробностей. Манифест был снова вывешен на всеобщее обозрение, на корабле объявлен праздник, во время ужина трижды пели Гимн, и все получили пирожки из соевого шоколада.
 
      А я тем же вечером отправился к Яну узнать, что он думает обо всем этом. Выяснилось, что Ян думает обо всем плохо.
      Во-первых, ему совершенно неясно, почему так редко работает эта загадочная связь, если технология уже существует. Что мешает делать это регулярно? Хотя он признался, что принцип неслыханный и он даже близко не представляет, как это может работать.
      Во-вторых, он выразил сомнения, что в эпоху такой развитой технологии Родина присылает депеши на древней рисовой бумаге, которой и в год старта было не найти.
      Ну и в-третьих, ему очень не нравилось, как умело реагирует Родина на все происходящее. Потому что если они не подслушивают, что происходит на корабле, то почему они так нарочито исправили ошибку в письме и дали нам такие ненавязчивые объяснения, откуда взялся отпечаток господина Су? А если подслушивают – почему они об этом не скажут, может, мы тоже хотим выстроиться шеренгой на Красной палубе, помахать руками и передать приветы Родине и нашим родственникам?
      Тут я не выдержал и, в свою очередь, сообщил Яну, что даже у близнецов отпечатки разные, а уж у их сыновей – тем более. Как биолог говорю.
      Ян помолчал и констатировал, что за последние семь лет на корабле случилось подозрительно много событий, не укладывающихся ни в какие схемы. И даже с физикой корабля далеко не все в порядке.
      Я удивился, потому что приборные сводки были общедоступны в терминальном зале, и все они соответствовали нормативам Инструкции. На что Ян пробормотал фразу, которую я хорошо запомнил: «Электронные приборы обмануть легко – маятник обмануть невозможно». С маятниками у меня были связаны плохие ассоциации, и уточнять я не стал. И очень зря.
 
      Я пошел спать в свою каюту, а Ян сказал, что отправится в лабораторию и будет там работать всю ночь до утра. Мы вышли вместе в коридор, я пошел к себе, а Ян почему-то в сторону ангара.
      Я уже заснул, когда раздался звонок селектора. Ян спрашивал, не помню ли я хоть примерно, в котором часу зашел в ангар в тот злополучный день? Потому что тогда ему, понятное дело, было не до подробных расчетов, но сейчас он хочет выяснить кое-то.
      Это я помнил прекрасно – сразу после обеденного Гимна.
      Ян призадумался и сказал, что запустил свой маятник утром за пять минут до школьного звонка. И это оправдывает его худшие предположения. И эта история с маятником ему теперь уже совсем не нравится.
      Я обиделся – это прозвучало так, будто все эти годы ему нравилось, как он вернулся в ангар и обнаружил младшего брата на полу без сознания, с выбитым глазом. Почему может не нравиться интервал времени – мне тогда не пришло в голову. Я вообще не думал о том, что его эксперимент продолжался. Мне казалось, что Ян раскачал маятник, что-то там себе подсчитал и ушел, а маятник остался.
      Я спросил у Яна, что же все-таки случилось с нашей гравитаций?
      Ян удивился – при чем тут гравитация?
      Пришлось напомнить ему, что он свой маятник построил вскоре после того странного гравитационного толчка.
      Ян ответил довольно раздраженно, что с гравитацией на нашем корабле как раз полный порядок, а если я полагаю, что маятником можно измерить ее ничтожные колебания, то я двоечник.
      Тут я разозлился и потребовал наконец объяснений.
      Ян ответил, что это разговор не для селектора, и пообещал мне рассказать обо всем завтра, после того, как все проверит еще раз.
      На этом мы попрощались. Больше его никто не видел.
 
      Ян исчез с корабля бесследно. Мы искали его две недели, облазили все закоулки. Я взял рубашку Яна и пытался обучить Ливэя искать следы по запаху. Поросенок, похоже, не понимал, что от него хотят, – он беспокойно крутился в каюте Яна и в его лаборатории, фыркал носом, с визгом носился по столовой и коридорам, и наконец мне велели прекратить безобразие.
      Я уже и сам начал догадываться, что искать следы по запаху умеют не все животные, а только земные собаки. А он был всего-навсего смышленым поросенком. На всякий случай я предпринял последнюю вылазку с Ливэем на дремучие нижние палубы.
      Ливэй трусил впереди, чуть похрюкивая. Иногда мне казалось, что он ведет себя как собака, ищущая след. Иногда – что он просто радуется прогулке по необитаемым этажам.
      Вдруг Ливэй замер и тревожно подбежал к стене. Я оглядел коридор – он был совершенно пуст. Ливэй посмотрел на меня, встал на задние ножки и начал тыкаться пятачком в листы облицовки.
      Я подошел поближе и отогнул квадрат пластика. Здесь не могло быть Яна – в узких проемах под облицовкой были только провода и датчики, которые собирали самую разную информацию о состоянии корабля.
      В тусклом коридорном свете я разглядел стальную опорку, на которой стоял датчик колебаний. Или вибраций? Это Ян был специалистом. Датчик был старый и весь зарос пылью.
      Ливэй тревожно хрюкнул.
      Я достал из кармана фонарик, который таскал с собой повсюду последние семь лет – так мне было спокойнее.
      Посветил на опору, на датчик – и остолбенел. Датчик был покрыт летучими муравьями. Они сидели неподвижно, словно медитировали, но когда их коснулся луч, зашевелились.
      Я не стал ждать, что произойдет дальше, просто схватил Ливэя в охапку и бросился бежать. И только поднявшись на следующую палубу, достал селектор, позвонил старейшине Цы и сбивчиво рассказал ему про муравьев, облепивших датчик.
      Старейшина Цы отреагировал спокойно. Он ответил, что Родина наверняка сама знает, чем и, главное, зачем проверять наши датчики. Но вызвал группу безопасности.
      Когда я привел их к тому месту – муравьев там уже не было. Ни одного.
      Господа из группы безопасности пожали плечами и сказали, что мне могло показаться. Я пришел в ярость, набрал номер старейшины Цы и заявил, что если Родина так о нас заботится, то почему она так заботливо от нас прячется?
      Старейшина Цы ответил, что прекрасно понимает, как тяжела для меня гибель брата. Но просит держать себя в руках и не позволять себе преступные высказывания в адрес Родины.
      Честно говоря, я не помню, что я ему после этого наговорил. До этого мне еще казалось, что брат просто исчез, что он найдется. Я понимал, что без воды и еды человек не может прожить две недели. Я понимал, что если его селектор на отвечает, значит, он давно разрушен. Но старейшина впервые произнес: гибель. И я сорвался. Наверное, я много неприятного наговорил и про старейшину, и про Совет, и про Инструкцию, и про Родину. Наверное, меня за дело посадили в карцер.
 
      В карцере я просидел месяц. Утром и вечером оживал динамик, и звучал Гимн. Новостей в карцер не транслировали. Поэтому мне уже начало казаться, что корабль погиб, остался только я и робот, который носит мне еду. Ливэя мне не дали взять с собой, поэтому я изнывал от скуки и часами бродил вдоль стен. Зато нашел хулительные стихи от господина Су, выцарапанные иголочкой так, чтобы этого не заметил никто, кроме тех, кто будет здесь часами пялиться в стенки. Господин Су ругал старейшину, ругал Совет и даже саму экспедицию. Он говорил, что экспедиция нужна лишь политикам, которые будут хвастаться, что сыны китайского народа достигли края галактики. И это не оправдывает затраченных средств и поломанных судеб. Он говорил, что все мы – смертники, запертые в огненную бочку. Погибнем мы или долетим – об этом никогда и никто не узнает. В дальнем углу карцера господин Су переложил в нецензурных выражениях идеологические разделы Инструкции – так, что читать было противно. Я не из тех стариков, что встают при упоминании Инструкции, но зачем же святыню в грязь втаптывать? Все равно что себя самого грязью поливать из ковшика.
      Потом меня выпустили, заставив публично раскаяться в словах, сказанных старейшине. Я публично раскаялся, объяснив, что находился в невменяемом состоянии из-за гибели брата и не помню, что говорил.
      Пока я сидел в карцере, ничего особенного не произошло. Письма с Родины стали поступать чаще – их пришло уже семь. Они становились все подробнее. В них рассказывалось о том, как хорошо живет Родина и какой мир царит во взаимоотношениях с остальными странами. В общем-то ничего здесь не было странного, однако тон сообщений все дальше удалялся от тона, принятого в Инструкции. Очень хорошо это сформулировал мой дед. На очередном заседании Совета он встал и заявил, что у него возникают сомнения в нынешней крепости китайской национальной идеи. Старейшина Цы довольно грубо его оборвал, хотя, по-моему, точнее и не скажешь.
      Наконец пришла первая коробка с лекарствами – это были таблетки для умирающей старой Лунь. К коробке прилагалась инструкция, в которой было написано, что это именно лекарство для поправления здоровья госпожи Лунь. Лекарство оказалось чудодейственным – старой Лунь так сильно полегчало, что врачи приходили в изумление. Говорили, что, возможно, даже паралич ее отступит…
      Я, конечно, был очень рад, что к старой Лунь возвращается здоровье. Только не понимал, за что они при этом убили моего брата. За то, что он узнал тайну?
 
      Прошло три месяца. Все, что творилось на корабле, мне не нравилось. Все, что сообщали письма Родины, – тем более. Я чувствовал, что они насквозь фальшивые. Они все время менялись. Сейчас в них не осталось ничего от пафосного тона первого письма. Например, как-то незаметно выяснилось, что Великой Китайской Империи вообще не существует. Сначала нам сообщили, что Великая Китайская Империя распространилась на весь мир. Вскоре в письмах Родины ее перестали называть Великой, затем исчезло слово «империя», и, наконец, перестали произносить «китайская».
      Я пошел поговорить с дедом. Деду тоже все это не нравилось, он тоже чувствовал, что с нами играют. Мы о многом говорили до выключения света, и я даже рассказал ему о надписях господина Су в изоляторе.
      Дед нахмурился и сказал, что господина Су выбросили в космос совершенно правильно. Потому что если бы мы действительно были бесполезными смертниками, а наш подвиг нужен был только политикам, то он, дед, сам бы первым выбросился в космос…
      Я вернулся в каюту после этого разговора, и на душе у меня было тяжело. Я лежал и думал о брате, снова и снова ломал себе голову – что же такое он все-таки узнал в тот вечер? Ливэю тоже не спалось – он топтался по каюте и уныло похрюкивал. Он вообще очень хорошо чувствовал мои настроения. Наконец Ливэй сел и почесал задней ножкой ухо – совсем как собака. И стал задумчиво качать головой – туда-сюда, туда-сюда… И мне почему-то вдруг подумалось, что я свински мало знаю о маятниках.
      Тогда я встал, оделся, взял под мышку Ливэя и пошел в терминальный зал. И начал читать все, где встречается слово «маятник». Находил, листал, отбрасывал и искал дальше. Мне казалось, что ответ близко и я его сейчас найду. И я его действительно нашел – в простой физической бюрошюрке. И тогда я понял, что за эксперимент проводил Ян, осталось только его повторить. Но повторять эксперимент не пришлось.
 
      Я включил свет, вошел в ангар и зашагал вперед по шершавому настилу. Встал в центре и внимательно огляделся. Если Ян решил соорудить тяжелый маятник на длинном канате, ангар был для этого не просто идеальным местом, а единственным на корабле. Я посмотрел вверх, на подвесные рамы. Как Ян ухитрился залезть туда и прикрепить трос? А я бы смог? Пошарил взглядом по углам. Где он набрал железного мусора на полторы тонны? И зачем? Не проще ли было привязать к тросу вот этого грузового робота, торчащего в дальнем углу? Ведь это как раз тонны полторы-две? Я бы так и сделал. Подогнал бы его своим ходом прямо в центр ангара. Ну и… И что? Поднять робота, прицепить к тросу и раскачать? Нереально. Для этого нужен другой грузовой робот. А он один. Зачем на корабле два тяжеловеса? Значит, Ян набирал вес из разного железного хлама, навешивая штуковины одну за одной и прикручивая проволокой. Потом оттянул маятник до упора… Чем? Тут уж точно грузовым роботом.
      Я подошел к роботу и осмотрел его со всех сторон. Здоровенная тележка с мощными манипуляторами и простейшим мозгом. Узкая платформа на маленьких плотных колесиках, по три штуки на каждой стороне. Максимально низкая – чтобы возить высокие грузы по низким коридорам. Поднять манипулятором груз на свою платформу и покатиться вперед. Я поскреб носком ботинка покрытие, присел и потрогал ладонью тяжелые пыльные колесики. Этому роботу ни за что не вытянуть полторы тонны. Вот поднять полторы тонны и покатиться – запросто. Но вытянуть на себя? Маленькие колесики, шероховатый настил. Пять минут истошного буксования на месте, а затем на рев мотора прибежит кто-нибудь из взрослых, и Ян получит незабываемую взбучку…
      И тут я все понял. Ян собирал маятник уже взведенным! Я отчетливо увидел эту картину. Вот Ян подвешивает трос сверху в центре, а конец привязывает к стене ангара. Потом навешивает железяки одну за другой. Маятник готов. Остается только перерезать веревку – маятник срывается и летит от стены к центру зала, тяжело и бесшумно. И дальше – к противоположной стенке. И обратно. И снова. И так много часов, потому что полторы тонны…
      Осталось выяснить, где маятник стартовал. Я посмотрел по сторонам и почти сразу увидел на дальней стене обрывок толстой веревки. Посмотрел на дверь ангара, затем на стену с обрывком веревки.
      Собственно говоря, все уже было ясно. Маятник стартовал там, а столкнулся я с ним возле двери. Как маятник оказался у двери, если он качался совсем в другой плоскости? Значит, плоскость маятника двигалась! Хотя, если верить корабельным приборам, этого не могло быть. Маятник всегда сохраняет плоскость. Если его запустить справа налево, он никогда не будет качаться взад-вперед, как его ни верти. Может повернуться вокруг маятника все остальное – например, ты вместе с кораблем.
      Но корабль не крутился вокруг своей оси! На экранах бортовых обзоров всегда висели одни и те же звезды! Экраны не могут врать. Или могут? Это же Ян сказал, что обмануть можно любые приборы, только маятник не обманешь. Да я же своими глазами видел гроздь электронных муравьев, облепивших датчик…
      Осталось сделать более точный расчет. Я вернулся к двери ангара и попытался вспомнить, как это было в тот день. Как? Немного постоял на пороге… Быстро шагнул в сторону и присел у стены… Посидел немного… Встал во весь рост, сделал несколько шагов в темноту, выставил руку… Остановись!
      Почему-то екнуло сердце и кольнуло в правой глазнице. Я посмотрел, где стою, и вынул из кармана рулетку.
      Собственно говоря, я уже тогда примерно понял, какая цифра будет. Не понимал только как. И главное – зачем? Зачем, черт побери? Кто кого обманывает?
      Я вернулся в пустой терминальный зал и сел за комп. Подставил данные в формулу и через минуту уже знал угловую скорость, с которой вращался наш корабль. Хотя, по всем приборам, он не вращался. Осталось только прикинуть, где он вращается. Я прикинул. Может, землянин предположил бы, что коварные враги взяли нас в плен и держат на планете с земной гравитацией. Но только я не землянин, я родился и вырос на корабле. Это был мой дом, мой мир, и здесь я не боялся ничего, даже гнева старейшины Цы. Я предположил, что это Земля… Пробежался по сенсорной панели и вызвал на экран глобус. Обычный земной глобус, испещренный ровной сеткой. Задумчиво покрутил его. В конце концов, я мог ошибиться сто раз, мог упустить тысячу факторов, могло найтись миллион объяснений. Много чего было на Земле в этой географической широте. Но я был уверен на все сто: мы сидим в северном Китае.
 
      Когда я спустился к шлюзу, Ливэй стал тревожно водить пятачком, а затем выпрыгнул из моих рук и начал деловито обнюхивать шлюзовую заслонку, радостно повизгивая.
      Я запустил предподготовку, взял Ливэя на руки и стал ждать, пока загорится сигнальный огонек. Заслонка уехала в сторону, и я вошел в шлюзовую камеру. Появилась предупреждающая надпись. Я нажал кнопку: да, уверен в том, что делаю.
      Собственно говоря, я ничем не рисковал, всего-то собирался посмотреть информацию о том, что творится за бортом. Централизованная информация, которая собиралась на терминалах рубки, показывала, что там плазма. А шлюз? Шлюз был отдельной системой: он прорубал дыру в силовом поле, вытягивая из него длиннющий многокилометровый рукав – чтобы в эту дыру не заглянули плазменные протуберанцы. И датчики у шлюза были автономные.
      Я ждал. Наконец загорелась надпись. Она сообщала, что за бортом прекрасное земное давление, умеренная влажность, двадцать градусов выше нуля и яркое планетарное освещение. Хотя часы корабля показывали глубокую ночь. Я коснулся клавиши, и вторая заслонка передо мной дернулась.
      Послышался свист, я испугался, что датчики обманули и выходит воздух. Но это просто чуть выровнялось давление. А затем мне в лицо ударил солнечный свет, я увидел бескрайнюю степь и почувствовал невероятную какофонию запахов. Ливэй радостно заверещал и стал рваться из рук, но я только сжал его сильнее.
      Степь начиналась прямо у люка и тянулась до самого горизонта. Было тихо, только стрекотали кузнечики – точно как в фильмах о степи. Вдалеке, справа и слева, возвышались два гигантских купола – уродливые, закопченные и оплавленные. Похожие на перевернутые горшки, обожженные со всех сторон неведомыми силами. Я понял, что это такие же корабли, как и наш.
      Между ними торчала многоэтажная пагода из стекла и металла. А сверху было синее-синее, бескрайнее небо. Оно было бесконечным. Объемно-бесконечным. Таким может быть небо лишь для тех, кто в жизни не видел ничего шире ангара. Дорого бы я дал, чтобы взглянуть на это двумя глазами.
 
      Закружилась голова. Я развернулся и потянулся к клавише, уже запоздало понимая, в чем фокус. Так и было – в обратную сторону шлюз почему-то не пускал. Тогда я вынул селектор – здесь, на границе корабля, селектор все еще работал!
      Я вызвал старейшину Цы. Когда он наконец ответил, голос его был заспанный. Но когда я сказал, что я в открытом шлюзе за бортом, он сразу проснулся. Честно говоря, я не особо рассчитывал, что он мне поверит. Я не любил старейшину Цы, и он меня не любил, мы оба это знали. Но он был человеком умным. И хорошо знал физику. Пока я рассказывал ему про маятник, он уже спускался вниз. Когда я описывал степь, он уже стоял по ту сторону шлюза, смотрел на табло и констатировал: шлюз действительно открыт наружу и там действительно кто-то есть.
      «Значит, мы никуда не летали… – глухо произнес старейшина. – Для чего это было нужно?»
      «Не знаю, – ответил я. – Может, для науки. А может, нас показывали в телесериале длиною в семьдесят лет».
      Старейшина сообщил, что нажимает клавишу со своей стороны. И никакого эффекта. Было ясно, что шлюз пускает только наружу. И тогда старейшина приказал мне выйти из шлюза. Я снял с Ливэя шелковую шлеечку и положил ее на пол шлюза – пусть будет еще одно доказательство, что я звонил именно отсюда. Затем прижал поросенка покрепче и спрыгнул в траву. Шлюз немедленно закрылся за моей спиной. Селектор уже не работал. Сначала я ждал, что старейшина выйдет, но он не выходил. И я понял, что он и не будет покидать корабль – как минимум он должен сделать объявление на Совете.
      Я развернулся и зашагал к пагоде. Ливэй вырвался из рук и с визгом пустился по траве, описывая вокруг меня круги. А я шел и смотрел на оплавленные бока гигантских горшков. И вдруг с облегчением понял: нет, летали! Все-таки мы куда-то летали!
 
      Когда я подходил к пагоде и оттуда мне навстречу выскочил улыбающийся Ян, то я уже не удивился. Мы обнялись, и Ян повел меня внутрь. Мы сидели на веранде, распахнутой всем ветрам, и пили чай. Настоящий чай оказался горьким и невкусным, совсем не таким, как соевый чай на корабле. Но я все равно его пил и смотрел, как по степи носится совершенно счастливый Ливэй. А Ян рассказывал. Медленно и уверенно, будто три месяца репетировал эту беседу.
      – Я ждал, что ты догадаешься и выйдешь раньше остальных. Я хотел, чтобы тебя вывели, но это нельзя было никак сделать. Знай: мы летали. Но нас вернули с середины пути. Мы стоим здесь уже семь лет – помнишь те загадочные гравитационные толчки? Все приборы корабля под контролем. И все это называется психологическим карантином. Специальная программа, рассчитанная на пятнадцать – двадцать лет. Сначала нас изучали. Теперь переписка. Потом живое общение. Потом – как будто транспортировки на Землю и обратно. И только потом им откроют, что они на Земле. Поверь, это необходимо. Ни тебя, ни даже меня больше не пустят на корабль, чтобы мы не испортили программу. Через пару лет, когда мы немного освоимся, нам позволят общаться с родными.
      – И как мы им объясним, где мы? – удивился я.
      – Случайность при наладке телепортации. Не важно.
      – Я не понимаю, зачем это все?
      – На корабле люди, которые всю жизнь верили, что они герои и несут славу Родине. Они готовы были отдать за нее жизнь. Многие из них не выдержат, когда узнают правду. Полет этот был не нужен. На северном краю галактики еще полвека назад высадились финны. Да и Великой Китайской Империи больше нет, есть просто народ Земли.
      – Я не понимаю. Если это сильные люди, готовые отдать жизнь в борьбе, – почему они не смогут пережить известия, что они на Земле?
      – Когда человек отдает жизнь в борьбе – он расстается со своим будущим. А нашему кораблю предстоит расстаться со своим прошлым. Нам с тобой легче – мы молодые, у нас маленькое прошлое. А у нашего деда прошлое – вся его жизнь. Переживет ли он? Не будет ли чувствовать себя несчастным до конца дней?
      – Не знаю, – сказал я. – Меня на корабле больше всего угнетала эта ваша ложь. Я чувствовал ее. И дед чувствует.
      – Это у нас семейное, – улыбнулся Ян. – Поэтому мы здесь. Может, и наш дед скоро решит выброситься в открытый космос, кто знает? Но сможет ли он здесь освоиться? Ты сможешь. Я осваиваюсь и тебе помогу. Я теперь консультант по реабилитации. А начальник отдела – господин Су. Он тут совсем хорошо освоился.
      – Понятно, – кивнул я.
      – Посмотри налево – это стоит покоритель южного края галактики. Он пустой уже тридцать лет, им сообщили сразу. Ничего хорошего не вышло, поверь мне. А теперь посмотри направо – это покоритель восточного края. Там случилась авария, они боролись со смертью пятьдесят лет, у них начались чудовищные болезни и перестали рождаться дети. Когда их нашли – там осталось два десятка стариков. Из корабля вывели одного лишь старейшину и очень аккуратно показали новый мир. С ним работали лучшие психологи. Он умный и быстро все понял. И сказал, что жить в этом мире для него невыносимо тяжело и он просит, чтобы экипажу разрешили дожить свой век в родном доме. Он тихо вернулся на корабль и сказал своим, что провалялся в коме среди руин нижнего трюма. Ему поверили, там бывало и не такое. Что там сейчас – неизвестно, наблюдение сняли, как он и просил.
      Я долго молчал, пытаясь переварить услышанное.
      – Тяжело для начала? – улыбнулся Ян.
      – Так, в меру, – сказал я.
      – Согласись, не многие на нашем корабле спокойно воспримут все то, что я тебе сказал.
      – Не многие, – согласился я.
      – А это только первая часть правды. А есть и вторая.
      – Выкладывай, – кивнул я.
      – Готов? Это очень добрый мир. И ты это поймешь. Это мир удивительно простой, удобный и полезный. Но он двигается по своим законам – как маятник, и нельзя вставать на его пути. Прости за аналогию. Кстати, уже сегодня вечером ты будешь смотреть на мир двумя глазами.
      – За это отдельное спасибо, – кивнул я.
      – Но этот мир пока не для нас. Мы здесь дикари. За семьдесят лет здесь произошло слишком много. Представь, что к нам на корабль попал пещерный человек, который стал бы гадить в коридорах, разводить костры в каюте, пытаться убить и съесть врагов? Так вот и мы здесь такие. Совершенно не владеем технологиями, никому не интересны и попросту опасны. Мы пока только куски мыслящего мяса, которые родились вчера и умрут завтра, в нашей голове сам собой вырос разум и живет в полной изоляции. Это трудно понять, тут многое для тебя окажется немыслимым, и надо будет привыкать. Ты уже готов ходить в туалет по электронной почте?
      – Что? – изумился я.
      – Это шутка. Но в ней доля правды. Будет очень трудно освоиться в этом мире. У нас пока есть только Идентити, мы даже не представляем, что еще бывает Виртуалити и Глобалити.
      – Что это? – спросил я.
      – Я третий месяц пытаюсь понять, что это, чтобы начать строить и получить права, – усмехнулся Ян. – Соревновательный конструктор личностных вселенных. Позволительный ресурс всеобщей мыслящей души. Так понятно?
      – Понятно, – кивнул я. – Ну что ж. Мне нравится. Но я не понимаю, почему надо врать нашим людям?
      – Пока просто поверь на слово, – сказал Ян. – Надо. Я тоже не верил сначала.
      – Люди должны знать правду, – сказал я твердо.
      – Не всегда и не сразу, – сказал Ян.
      – Всегда и сразу, – сказал я.
      Ян вдруг замер и торопливо прижал мизинец к уху. Лицо его помрачнело. Он медленно поднял взгляд на меня.
      – Что ты сказал старейшине Цы?
      – Все сказал. Я ему звонил из шлюза по селектору…
      – Из шлюза по селектору… – повторил Ян уныло. – Из шлюза по селектору. Мне такое в голову не могло прийти.
      – А вы разве не следите за кораблем? Не прослушиваете селектор? Вашими муравьями и телепортациями?
      – Да, – сухо ответил Ян. – Но совсем не так оперативно, как тебе кажется.
      – Что-то случилось? – улыбнулся я, чувствуя торжество. – Старейшина Цы рассказал экипажу правду?
      – Нет, – сказал Ян тихо. – Старейшина Цы повесился. На шелковой шлейке.
 
       Декабрь, 2003, Москва

На даче

Контакт

В лесу

Попутка

Дома

Ремонт

Ночь

Офис

Бухгалтерия

У босса

Картошка

Фонарик

Экспертиза

«Окула»

Коляныч

Алла

Гейтс

Empty House

Пробуждение

Эпилог

      – Ничто не предвещало беды. Конец Вселенной подкрался незаметно, – начал Капитан, оглядев соплеменников-кремнозоев. – Ученые первыми зафиксировали бурное изменение спектра, а вскоре каждому стало ясно, что Светило стремительно угасает. По всей нашей планете прокатились волны небывалых бурь и катаклизмов, уничтожая все живое и заставляя разумных обитателей прятаться в наспех вырытых подземных убежищах. То же самое происходило и с другими звездами. Галактика стремительно сжималась, чтобы вновь взорваться миллионами светил. И тогда в рекордно короткие сроки был построен Корабль – временное пристанище последних обитателей. Корабль стремительно вышел за пределы Галактики. Мы надеялись вернуться после Большого Взрыва и поселиться на подходящей планете…
      Капитан умолк и вновь оглядел собравшихся в рубке: кремнозои задумчиво кивали выпуклыми головами. Мы все равно никогда не узнаем, что именно говорил Капитан и как все было на самом деле, так что простим ему этот пафосный всплеск красноречия, который помог нам, читателям, слегка войти в курс дела без лишних предисловий.
      – Напомню… – поднялся корабельный Врач, тоже ни к кому конкретно не обращаясь, кроме читателя. – Мы, кремнозои, – единственная в мире разумная раса. Для существования нам необходима спокойная планета, где присутствует углекислота и активированный кремний, который мы употребляем в пищу.
      – Можно я тоже скажу? – поднялась молодая потомственная Нанотехнолог. – Формировать пригодную планету нам пришлось самим. Для этого в лаборатории Корабля под руководством моего отца были созданы наноботы – крошечные молекулярные механизмы, собранные из экологически чистых углеродных деталей. Это не просто механика, это, господа кремнозои, – невиданная молекулярная механика! Наноботы умели поглощать свет, вырабатывать углекислый газ и бесконечно воспроизводить самих себя. Две капсулы с культурой наноботов были отправлены вперед нас со сверхсветовой скоростью – они должны были выбрать среди мусора новорожденной Галактики две планеты с подходящим климатом и рассеять там культуру роботов, чтобы к нашему приближению была готова подходящая атмосфера.
      Нанотехнолог испуганно смолкла и оглянулась на читателя – не начал ли тот раньше времени догадываться, в чем дело? Догадки читателя прервал Капитан.
      – Хватит предисловий! – сурово заявил он. – Давайте вспомним, для чего собрались в рубке мы, высшие чины Корабля. Нанотехнолог, изложите ситуацию!
      Капитан повернулся и включил большой проекционный экран – в центре сияла небольшая звезда, а вокруг нее быстро вращались планеты. Нанотехнолог снова встала и огляделась.
      – Первая из капсул выбрала третью планету этой звезды – у планеты была подходящая гравитация и температура. Кремния на ней также хватало в избытке. Не было лишь углекислой атмосферы для жизненно важных процессов. И к нашему приближению наноботы сделали свое дело – приборы показывают вполне подходящий процент углекислоты в атмосфере. Сейчас мы висим около звездной системы и готовы к высадке…
      – В чем же проблема? – поинтересовался Штурман.
      – Проблема… – Нанотехнолог вздохнула. – Пусть лучше начнет Физик!
      – Проблема в том, – заговорил невысокий плотный Физик, – что, когда мы приблизились, стало заметно: поверхность планеты неоднородна. Она покрыта не кремнием, а странной углеродной накипью. Судя по спектру, это слой размножившихся наноботов. Как выразился один мой ученик, камушек зацвел…
      – Они активно излучают тепловую энергию! – взволнованно перебил Астроном. – Мы сделали снимки: эта планета заселена роботами гигантского размера! Некоторые торчат по всей планете и впитывают свет, остальные – видимо, это их семена, – носятся повсюду с немыслимыми скоростями и бороздят грунт!
      – В чем же проблема? – спросил Старейшина. – Мы же и планировали засеять планету наноботами?
      – Роботы не просто размножились, – вздохнула Нанотехнолог. – Они злокачественно мутировали, видимо, под действием звездного излучения, которое мы не учли. Наши зонды показывают: сейчас на планете миллионы модификаций наноботов. Безусловно, все они сохранили свои изначальные свойства: у них мизерные размеры, крохотный срок жизни, и размножаются они тем же самым дублированием, которое разработал мой отец. Но мутировавшие боты научились слипаться! И сейчас вся планета, – она указала на обзорный экран, – кишит углеродными глыбами из миллиардов сцепленных наноботов! Эти глыбы ростом с нас и даже больше! И хотя они существуют всего лишь по нескольку десятков секунд, но передвигаются с немыслимыми скоростями и активно деформируют любую материю! Высаживаться туда сейчас – безумие.
      – Как обстоит дело со второй планетой? – сухо спросил Старейшина.
      – Пока нет точных данных, – пояснил Капитан. – Вторая планета в другой звездной системе, вне досягаемости зондов Корабля. Вопрос в том, что нам делать с этой? Мнения разделились. Я для того и созвал Совет, чтобы нам решить проблему. В принципе атмосфера готова, и я предлагаю просто…
      – Нет! – вскинулась Нанотехнолог. – Это уникальный эксперимент! Мы обязаны сперва изучить мутацию наноботов! Капитан ничего не понимает!
      Капитан разъярился, повернулся к обзорному экрану и выждал несколько секунд, сосчитав в уме, пока третья планета сделает ровно десять оборотов вокруг звезды. Затем он повернулся к собранию, уже немного успокоившись.
      – Повторяю, – сказал он угрюмо, – колония наноботов вышла из-под контроля и представляет серьезную опасность. Я предлагаю для начала стерилизовать поверхность планеты и направиться к запасной. Если и там…
      – Капитан! – перебила Нанотехнолог. – За последние часы структура поверхности усложнилась в нарастающем темпе! Самые последние наблюдения говорят о появлении сложных сооружений, которые можно объяснить лишь направленной деятельностью наноботов! А по самым последним сводкам, от планеты начало исходить радиоизлучение во всех диапазонах, оно с каждой секундой множится. Это похоже на стремительно нарастающую эволюцию разума…
      – Разум? – резко обернулся Капитан. – Микроскопический нанобот может обладать разумом?
      – Один – нет, – серьезно ответила Нанотехнолог. – Но я не исключаю возможности, что разумным может стать их миллионный конгломерат. И если это разум… то мы, кремнозои, отныне не одиноки во Вселенной! Мы можем вступить в контакт и…
      – Как вы себе представляете контакт? – возмутился Капитан. – Ведь жизнь углеродных наноботов от рождения до смерти исчисляется десятками секунд, ведь так? О чем успеет подумать разум за секунду?
      – Что мы знаем о них? – возразила Нанотехнолог. – Быть может, у них свои секунды?
      – Уничтожить и только уничтожить! – заявил Капитан. – Какой толк от разума, живущего секунды? Секундой больше, секундой меньше – не вижу принципиальной разницы! Оборвать поток несчастных наножизней – это просто акт милосердия.
      – Капитан! – вскинулась Нанотехнолог.
      – И акт безопасности! – жестко сказал Капитан. – Если это разум и если он развивается с такой немыслимой быстротой, что вы будете делать, если они атакуют нас уже в космосе?
      – Разумное существо никогда не причинит вреда другому разумному… – неуверенно парировала Нанотехнолог.
      Повисла зловещая тишина. Старейшина привстал и хотел было что-то сказать, но тут в рубку влетел запыхавшийся Стрелок и завопил с порога:
      – Пару! Пару минут назад с третьей планеты вылетел искусственный объект! Он приземлился на четвертую и носится по ней с дикой скоростью!
      Поднялся шум, но капитан среагировал первым.
      – Всем приготовиться! – заорал он. – Стрелок, Штурман – на место! Залп по третьей планете из всех метеоритных пушек! Затем включить форсаж, и уводим Кораб…
      Закончить он не успел: рубка перевернулась, пространство вдруг бросилось кувырком, и налетел калейдоскоп мельтешащих пятен. А в следующую секунду Капитану уже отпиливали голову «болгаркой» в Зеленоградской лаборатории НИИ Космоса при АН России.
 
      Когда экипаж американского «Дискавери-108» обнаружил за орбитой Плутона неопознанный объект искусственного происхождения, это поначалу стало самой громкой сенсацией XXI века. Но поднятая журналистами шумиха не оправдалась: инопланетного разума так и не нашли. Удивительный корабль янтарного цвета не отвечал на сигналы, а внутри оказался пуст. В его помещениях лишь стояли разбросанные окаменевшие глыбы из кристаллов оксида кремния. Всего таких тумбочек насчитали более восьми сотен. Их назвали Странниками – за странную форму и состав.
      Возраст корабля ученые оценили в десятки миллиардов лет, но так и не смогли выяснить, кто его создал, как он управлялся и из какой галактики летел все это время. Корабль отбуксировали на Землю – сейчас он стоит в районе Большого Каньона и открыт для экскурсий по четным дням. Странников и прочее оборудование корабля распределили по музеям и лабораториям мира. Поначалу считалось, что Странники – это слипшаяся в глыбы вековая корабельная пыль. Затем выяснилось, что внутри они имеют сложную кристаллическую структуру, в которой год за годом теплятся вялые окислительные процессы. Ученые еще долго спорили о предназначении этих устройств на корабле без экипажа, а писатели высказывали самые фантастические догадки. Но когда на одной из планет сектора Гончих Псов обнаружилась самая настоящая братская цивилизация разумных белковых – про корабль и Странников мигом забыли.
      Лишь старые экскурсоводы Эстонского национального музея рассказывают, будто загадочная кремниевая тумбочка месяц за месяцем чуть меняет свою форму и по миллиметру двигается к краю стенда. Каждые полгода приходится ставить ее на место.
 
       Апрель, 2004, Москва

      В перерыве лекции Тарас подошел к Гоше и как бы невзначай толкнул его локтем.
      – Слушай, Гога, дело есть… – замялся он.
      – Дружище, не одолжу, – привычно вздохнул Гоша. – Сам стипендии жду.
      – Да я не об этом… – совсем потух Тарас. – Ты ж у нас человек опытный… Я как мужик мужика – спросить хотел…
      – М-м-м? – насторожился Гоша.
      – Что-то у меня плеер стал звенеть, когда в кармане ношу. – Тарас совсем покраснел.
      – Ну-ка? – Гоша протянул руку.
      Тарас положил в протянутую ладонь кристаллик плеера вместе с наушниками. Гоша распихал наушники по ушам, включил первый трек и задумался.
      – НОРМАЛЬНО ВСЕ, НИЧЕГО НЕ ЗВЕНИТ! – проорал он.
      – Тс-с-с!!! – испугался Тарас и приложил палец к губам.
      – Извини, – сказал Гоша, снимая наушники. – Я говорю: ничего не звенит, все нормально.
      – Когда у меня в кармане – звенит… – совсем потупился Тарас.
      – Ну-ка… – Гоша решительно нацепил наушники и приложил кристалл плеера к штанам Тараса.
      – Ну как? – с надеждой спросил Тарас. – Может, мне кажется?
      – Как тебе сказать… – Гоша снял наушники. – Попал ты, парень. Фонит. Звенит. И скрежещет. Полные штаны электромагнитных помех. Симптоматично, дружище, симптоматично. Не находишь?
      – Я думал, это с кем-то другим бывает, со мной не случится… – горестно вздохнул Тарас.
      – Пустяки, с кем не бывает, считай, стал настоящим мужчиной, – пошутил Гоша и продолжил строго: – Иди теперь сдавайся.
      – Кому? – испугался Тарас.
      – Известно кому. В нандиспансер.
      – Ты тоже уверен… – Тарас понурился и умолк.
      – Кого трахал? – поинтересовался Гоша.
      – Никого, – тихо ответил Тарас.
      – Так не бывает, – заявил Гоша. – Нановирусы по воздуху не передаются. Только половым путем или через кровь.
      Тарас промолчал.
      – Нанорея, – заявил Гоша уверенно. – Классическая. Не щиплет? Резей нет?
      – Нет. Кажется… Или немножко… – пробормотал Тарас.
      – Попал, дружище, – кивнул Гоша. – Предохраняться надо было. Хорошими мембранно-магнитными гондонами.
      – У тебя такое было? – спросил Тарас с надеждой.
      – Бог миловал.
      – Гога, ты мне друг? – Тарас заглянул ему в глаза. – Ну скажи, чего мне делать?
      – Что я, врач, что ли? Я ж говорю: идти проверяться в нандиспансер на все наноинфекции. А заодно и на био.
      – Боюсь, – признался Тарас. – На учет поставят, и вообще…
      – Нигде больше не фонит, только в районе штанов?
      – Вроде нигде больше…
      – Ну и не ходи никуда. – Тарас прищурился. – Через неделю весь звенеть будешь, из ушей наноботы полезут. Тогда побежишь как миленький.
      – Иди ты знаешь куда!!! – возмущенно зашипел Тарас.
      – И отойду, – кивнул Гоша. – Не дыши на меня на всякий случай, нанорейщик нелеченный.
      Запиликал общий звонок, Гоша повернулся и пошел в аудиторию. Тарас стиснул зубы и отправился следом. Очень хотелось плюнуть на Гошу или стукнуть его кулаком по спине. Но Гоша пересел на самый задний ряд и заговорщицки подмигнул Тарасу. Тот ободрился и сел рядом.
      – Вот здесь и будем разговаривать, – сказал Гоша шепотом, делая вид, что смотрит на доску.
      – Слушай, – снова начал Тарас. – А в домашних условиях это как-нибудь лечат? Какая-нибудь народная медицина?
      – Лечат… – неохотно пробормотал Гоша. – Я читал об этом. Не запускал бы ты, дружище, пошел бы в нандиспансер…
      – Я… – доверительно перебил Гоша, – пробовал антибиотик пить…
      – Ну ты долбанутый! – опешил Тарас. – Это ж нановирусы! Электроника! Кремниевая радиоклетка! Какое ей дело до антибиотиков?
      – Правда? – огорчился Тарас. – Что, совсем-совсем антибиотики не действуют?
      – Совсем-совсем! – передразнил Гоша.
      – Я тоже потом так подумал… – вздохнул Тарас. – И я еще… Не будешь ржать?
      – Буду, – мрачно пообещал Гоша.
      – Ржи, – обреченно кивнул Тарас. – Я еще пробовал микроволновкой лечиться.
      – Это как?!
      – Хотел туда засунуть… Ну, это… Его… Ты понял… И включить на несколько секунд. Они же сразу сгорают, да?
      – Дебил, – вздохнул Гоша. – Ну и что, вылечился?
      – Не… – Тарас печально помотал головой. – Микроволновка не включается, если дверца открыта. А как же я закрою, если…
      Гоша демонстративно вздохнул и отвернулся.
      – Слушай… – Тарас подергал его за рукав. – Я еще магнитом пытался лечиться. Нашел магнит сильный, и, короче…
      – И этот человек учится на втором курсе Политеха?! – возмутился Гоша.
      – Так мы ж не медики, а сопроматчики… – даже обиделся Тарас.
      – Но ты физику учил хоть в детстве? Магнит нанороботам по барабану! Их только антивирусом можно поубивать или электроимпульсом пожечь.
      – Я пробовал себя током бить… По этому самому… по месту.
      – И как?
      – Один раз только коснулся, до сих пор шрам… Больно очень. И не помогло.
      – Так тебе и надо, – вздохнул Гоша.
      – Я и водкой пробовал лечиться… – печально кивнул Тарас.
      – Водка, конечно, дело, – смягчился Гоша. – Но зачем?
      – Растворитель ведь… Они и так микроскопические, растворятся…
      – Да они кремниевые, что им водка? Если б ты, скажем, плавиковой кислоты глотнул…
      – Ага, – оживился Тарас. – А где ее достать?
      – Вообще-то яд, – пояснил Гоша.
      – Как же быть? – загрустил Тарас. – Неужели никак?
      – В диспансер. К терапевту.
      – Я врачей боюсь с детства… – захныкал Тарас. – Гога, ну ты ж голова! Ну ты ж друг мне! Друг? Или не друг?
      – Друг, – вздохнул Гоша. – А толку?
      – Ну придумай что-нибудь, а?
      Гоша погрузился в размышления и молчал довольно долго, водя пером по экрану нота.
      – Послушай… – сказал он наконец. – А у тебя плеер только в этих штанах фонит?
      – Не знаю… – растерялся Тарас. – Я все эти четыре дня в одних джинсах и ходил…
      – Ну-ка привстань! – потребовал Гоша.
      – Лекция же идет, ты чего? – испугался Тарас.
      – Привстань, привстань! – серьезно покивал Гоша.
      Тарас дождался, пока молодой аспирант Коля Иванович вновь повернется к доске, и привстал. Гоша внимательно оглядел его штаны.
      – Да вроде нормально, – кивнул Гоша, прищурившись. – Хорошие штаны.
      – По случаю купил, с рук, – похвастался Тарас, садясь обратно.
      – Шел бы ты в нандиспансер… – вздохнул Гоша и отвернулся.
      Но Тарас глядел на него таким взглядом, что тот смягчился.
      – Короче, – сказал Гоша деловым тоном. – Черт с ней, с последней лекцией. Садимся сейчас на монорельс и едем ко мне на дачу.
      – На дачу?
      – На дачу. Там у отца в гараже сварочный аппарат. Варить умеешь?
      – Не пробовал.
      – Попробуешь, ничего сложного. Будешь варить нам ограду.
      – Да хоть траншею копать! – с энтузиазмом подхватил Тарас. – А толку?
      – Балда! – Гоша постучал магнитным пером по голове. – Это народная медицина. Ты пока варить будешь, они все и выжгутся. Знаешь, какое поле дает сварочный аппарат?
      – Какое?
      – А такое. Что к нему нельзя подносить никакую электронную аппаратуру! А нанороботы – микроскопические, нежные. Все и выгорят.
      – Точно? – недоверчиво переспросил Тарас.
      – У нас сосед по поселку – старичок с кардиостимулятором. Когда мы с отцом сварочный аппарат пробовали, он приходил жаловаться: мол, прекратите, сердце шалит. А между нашими коттеджами двадцать метров!
      – А сейчас он не придет жаловаться? – насторожился Тарас.
      – Не, – Гоша покачал головой. – У него уже нету кардиостимулятора, ему давно пластикат вживили.
      – Ух!!! – только и вымолвил Тарас. – Я знал! Знал, что ты поможешь! Спасибо тебе огромное!
      – Не за что пока.
      – Слушай, – воодушевленно продолжал Тарас. – А откуда вообще эта гадость взялась? Кто их вообще придумал, нановирусы?
      – Да мало ли идиотов. Руки есть – ума не надо. Год назад появился штамм «R», так они вообще как размножатся в организме, так синхронизируются и по всем радиочастотам начинают высвистывать фразу на корейском, что-то типа «не фиг было трахать мою жену»…
      – А чья жена?
      – Кто теперь узнает? Была сначала чья-то жена, потом по миру расползлось. А чья – никто не сознается, за производство нановирусов сам знаешь чего бывает.
      – И откуда ты про все такое знаешь? – с уважением произнес Тарас.
      – Странствуя по новостным сайтам, – назидательно ответил Гоша, – я не закрываю глаза. А ты только в игрушки играешь?
      – Только в «Империон». Ну, еще иногда в «Демон-страйкер»…
      – Лучше расскажи, кого трахал… – миролюбиво усмехнулся Гоша.
      – Давно, летом еще…
      – Позвони ей, поздравь.
      – Я даже имени не знаю, случайно познакомились на дне рождения у этого… Как его… Не важно, короче…
      – Ладно, в монорельсе расскажешь, – усмехнулся Гоша.
 
      Следующие дни Тарас не появлялся в институте – он безвылазно сидел на даче у Гоши. После занятий Гоша навещал его – привозил пельмени, давал новые указания. В первый день Тарас до самого утра варил ограду. Но это не помогло. На второй день он копал грядки старинной лопатой – Гоша объяснил, что магнитное поле Земли, взаимодействуя с меняющимся вектором лопаты, создает губительные для нановирусов магнитные помехи. Это тоже не помогло, и виной тому оказался пластиковый черенок лопаты, как объяснил потом Гоша. На третий день Тарас разобрал старинную кучу мусора за Гошиным сараем – ржавые трубы, рамы велосипедов и квадроциклов, старое компьютерное железо, собранное еще Гошиным дедом. Все это Тарасу пришлось вручную таскать на другой конец поселка к помойке.
      К вечеру приехал Гоша, удовлетворенно осмотрел проделанную работу и сказал, что вот теперь с инфекцией покончено. Тарас чуть ли не со слезами показал ему плеер, продолжающий фонить, но Гоша объяснил, что мертвые наноботы всегда фонят еще некоторое время после гибели.
      Видя, как Тарас вымотался, Гоша сам наварил пельменей и даже взялся собственноручно постирать штаны Тараса, вымазанные в ржавчине и глине.
      Убедившись, что Тарас сидит на веранде и самозабвенно уплетает пельмени, Гоша хитро улыбнулся, крадучись прошел на кухню, сунул штаны в микроволновку и запустил ее на пару секунд. Этого вполне хватило, чтобы выгорели нити контроля, оравшие все это время на всех радиочастотах.
      – Хорошие у тебя штаны, – усмехнулся Гоша, возвращаясь на террасу. – Только мой тебе совет: не покупай с рук краденное в супермаркетах.
      – Да мне плевать… – отмахнулся Тарас. – Какое мне дело, краденное или нет? Скажи лучше, когда инфекция пройдет?
      – Ну, плевать, так плевать… – серьезно ответил Гоша, поглядев на часы. – А инфекция уже прошла. Будь здоров, друг Тарас, предохраняйся и учи физику. Ну а если чего еще подцепишь – приезжай снова лечиться. Нам и крышу надо перестилать, и фундаменты перекладывать…
      Но Тарас его уже не слушал: с блаженной улыбкой нацепив наушники, он сосредоточенно водил плеером по всему телу.
      – Прошло!!! – заорал Тарас и посмотрел на Гошу совершенно счастливыми глазами. – Я знал! Я знал, что ты мне настоящий друг!

Как это началось

Группа контакта

Мир кубарей

Вторая ночь

Чужая логика

      В Лизе прекрасно все. Может, тут не каждый со мной согласится, вкусы разные. Кому-то подавай, чтоб ноги были длинные, как лыжи, кому-то попу подушкой, кому-то шею клюшкой… Но я точно знаю, что лучше Лизы в мире не бывает женщин. Никогда не было и никогда больше не будет. До чего ж мне повезло, что мы родились с ней в один год в одном городе! И уж совсем чудо, что познакомились и живем вместе. Признаюсь честно: когда она прислала фотку, я ничего там особенного не заметил – ну, девушка и девушка, обычная. Но это только пока не встретились – оказалось, что фотка ничего о живом человеке сказать не может.
      – Это еще что? – спросил Генка, когда увидел у меня на рабочем столе Лизин портрет.
      – Елизавета Дуброва, – говорю, а сам ухмыляюсь. – Подруга моя. Не знал?
      – Ну… И давно вы?
      – Месяц уже. Обалденная девушка!
      Генка удивленно так бровями повел.
      – Ну ты-то, Андрюха, мог поинтересней найти. У этой барышни только один плюс: она тебе изменять не будет.
      – Чего это, – говорю, – не будет?
      – А желающих не найдется… – И хмыкает.
      Друг называется. Но я-то уже знал, что такое моя Лиза, поэтому только расхохотался. И что? На Рождество Генка как Лизу живьем увидел – так весь вечер просидел, уши развесив и глаза выпучив, глаз с нее не сводил – дурак дураком.
      Не знаю, изменяет она мне или нет, да и знать не хочу. Живем – и живем отлично. Во-первых, деньги появились в кои-то веки. Если б не она – я б так и работал в этом салоне на окраине города… Вам что-то подсказать? Какую-то конкретную модель ищете? Вам нужна функция видеоконференций?.. Тьфу, пакость… Это она меня надоумила пойти на курсы, кормила два месяца, пока я без денег сидел, конспекты со мной разбирала, галстук учила завязывать… А уж как резюме мне составила – вообще песня. Пока читаешь, полное впечатление, что я работал почетным консультантом по организации всех связных сетей страны… А если кому-то вздумается проверить – вроде и не подкопаешься, все факты правильно указаны, просто она их так расставила и так сформулировала. И пойти на кармическое обследование – тоже была ее идея.
 
      Кармическое обследование почти втрое подешевело за последние годы. И центров этих теперь – в каждом городе. Но все равно дорого. И главное – ни за что! За бумажку. Анкеты заполни, три часа просиди в камере биорегистратора, а в результате – бумажка. Такой-то, в прошлой жизни родился тогда-то, умер тогда-то, жил там-то. И чего хочешь с бумажкой делай – хочешь ламинируй и на стенку вешай, хочешь – разорви и выкинь, чтоб не позориться, хочешь – ищи в интернете родственников и знакомых умершего. Да только о чем с ними говорить? Хотя, рассказывают, если человек выяснит, кем он был в прошлой жизни, начнет всерьез об этом думать, вспоминать, то со временем может проснуться кармическая память. Сперва на уровне смутных ощущений, а если повезет – и детали вспомнит. Так мне Лизка объяснила.
      – Андреище, – говорит, – вот одна баба в Зеландии узнала, что в прошлой жизни была шейхом. А потом вспомнила, где он спрятал кучу денег! Показать журнал, где ее фото рядом с тайником?
      – Помню, солнышко, – говорю ей, – помню этот журнал. Но ведь ей же деньги не отдали?
      – Это мелочи, – отвечает Лизонька, – никто ей не виноват, что ислам не признает кармического переселения. Но факт-то был! Вдруг мы тоже вспомним что-нибудь? Нельзя такой шанс упустить!
      – Нет, – говорю. – Нет – и точка. Мы ж на отпуск деньги копили. Ты ж сама говорила – на острова, на острова, к океану мечтаю…
      – Говорила, – соглашается Лизонька. – Но не самоцель, есть вещи поважнее. Может, я окажусь в прошлой жизни из семьи миллионеров? Что ж они, живые родичи, свою родную душу не свозят к океану?
      Это, признаться, мне уже совсем не понравилось. Мало ли, кто ее там захочет к океану свезти… А как же я?
      – Солнышко, – говорю, – дело ведь опасное! Неужели тебе приятно знать, как умерла в прошлой жизни?
      – Так все мы от чего-то умерли. Что ж такого?
      – А то, – говорю, – что это может на судьбу повлиять. Помнишь, как итальянский студент на машине разбился, когда узнал, что прошлая жизнь окончилась аварией?
      – Какой еще студент?
      – Я тебе ссылку когда-то кидал на статью. Журнал «Таймстрим» акцию объявил – «Возвращение журналиста». У них был известный обозреватель, погиб в расцвете сил. А когда выяснилось, что его душа в итальянском студенте возродилась, студента пригласили снова в Штаты работать. Коттедж ему прежний выкупили, обстановку воссоздали… А он по дороге в аэропорт – бац – и опять разбился насмерть… Тебе такое совпадение странным не кажется?
      – Кажется, – говорит Лизонька, и по ее тону непонятно, всерьез она или издевается.
      – А все потому, – говорю, – что над ним рок висел. Нервничал, пока вел машину.
      – Он что, на собственной машине в аэропорт ехал? – поднимает бровь Лизонька.
      – Да не знаю я, на чем он ехал! Дело-то не в этом! Он бессознательно искал такой же смерти, как и в прошлой жизни! Ждал бессознательно! И дождался!
      – Бессознательно, – говорит Лизонька. – Бессознательно – это подозрительно. А чем он в прошлой жизни занимался, журналист?
      – Да что ты пристала? – начинаю я накаляться. – Говорю же, знаменитый был человек. Политический обозреватель. Расследования вел. Статьи писал интересные. За последнюю его вообще посмертно наградили. Орденом.
      – Как называется?
      – Типа «Орден золотого пера». Или льва?
      – Статья, – говорит Лизонька, – как называется? За которую наградили?
      – Да я помню, что ли?! Вот пристала! Про гвозди что-то. И про доски.
      – Про гвозди и доски?
      – То ли «Три гвоздя из гробовой доски Кеннеди», то ли…
      Закончить я не успел. Она вдруг как заржет! По волосам меня потрепала, в щеку чмокнула, словно я дурачок какой-то, и вышла из комнаты кофе варить, я даже ничего и ответить не успел. Все-таки Лизка бывает иногда совершенно невыносимой. Но люблю я ее – больше жизни!
      – Нет! – говорю, и кулаком по столу – бац. – Не будем мы деньги тратить на кармическую дурь! Я сказал – и точка!
      – Как скажешь, солнышко, – откликается Лизонька из кухни, – как скажешь.
 
      Процедура оказалась проще, чем мы думали, хотя заняла весь день. Лизонька дома работает, а мне – отгул брать, заявление писать. Пришлось причину указывать. Провожали меня всем офисом, желали удачи. Затем всю неделю спрашивали, нет ли результатов. А результаты раньше чем через неделю и не бывают – там же пока обработают, пока вычислят даты рождения и смерти, пока по международным базам пробьют, кто в эти даты рождался. Бывает, ничего и не находят. Но деньги не возвращают – там в договоре отдельный пункт на этот счет. В общем, неделю эту я провел как на иголках.
      – Что ты так трясешься? – удивляется Лизонька.
      – Мало ли что окажется, – ворчу я.
      – Интересно, интересно! – говорит Лизонька и глазками блестит. – Скрываешь от меня что-то, поди?
      – Да ну тебя… – обижаюсь я. – Сроду я от тебя ничего не скрывал, сама знаешь. Просто мало ли что окажется?
      – Интересно, интересно, – говорит Лизонька, а сама под одеялом на меня заползает и руки на грудь кладет. – Расскажи-ка мне, чего ты боишься?
      – Да ничего я не боюсь!
      – Боишься! – говорит Лизонька. – Я же вижу!
      – Ну… Вдруг окажется, что…
      – Что?
      – Не скажу.
      – Давай, давай, – говорит Лизонька и по щеке меня треплет. – Выкладывай.
      – Ну… Что я… Что я женщиной был, например, в прошлой жизни… Часто ведь такое бывает.
      И смотрю на нее. А она как захохочет! Глазки блестят в темноте, и язык мне показывает.
      – С каких пор, – говорит, – тебе женщины так неприятны стали?
      – Тьфу ты, – говорю, – совсем с ума сошла? Я ж не об этом! Просто вдруг окажется, что у меня женская душа была… Да хватит смеяться уже!
      – А какая разница? Ну, женская. А в позапрошлой жизни – может, снова мужская. Мне вот без разницы.
      – Позапрошлую выяснять еще не научились, – ворчу я. – Не знаю, как тебе, а мне будет неприятно себя женщиной чувствовать в прошлом. Ну не смейся, пожалуйста!!!
      – Вот дурилка, – говорит Лиза уже спокойно. – Ну какая ты женщина? У тебя даже комплексы обычные, мужские. У вас, парней, всегда так – что угодно случись, руки-ноги оторви, а страх один: только бы мужиком остаться, не геем и не бабой! Ты на себя посмотри. Конь двухметровый. Нос орлиный. Силища… Дай-ка руку! Руку, говорю, дай, не вырывайся! Напряги бицепс! Вот. Смотри, какая мышца – обе мои ладони не обхватят. Красавец. Бык породистый. А живот… Ну-ка напряг живот быстро! Где наши кубики? Ну-ка покажем кубики… Во-о-от наши кубики…
      – Восемь лет атлетикой занимался, – говорю с гордостью.
      – Знаю, милый, знаю. Ну а здесь что у нас такое? – говорит Лизонька. – Это что, я спрашиваю? Тихо, тихо, лежи! Лежать, сказала, укушу! Расслабься. Кто у нас тут женщиной боится оказаться с такой штукой? А?
 
      Как всегда, в обеденный перерыв я позвонил Лизоньке.
      – Привет, – говорю, – солнышко. Как дела?
      – Приезжай вечером, не задерживайся, – отвечает Лиза. – Поговорим.
      И у меня прямо сердце упало.
      – Что случилось?!
      – Нормально все. Приедешь – расскажу.
      А я ведь слышу – голос странный. У меня на такие вещи интуиция.
      – Лизонька! – говорю. – Скажи мне, что случилось! Или я сейчас все брошу и примчусь!
      – Тихо, тихо. Просто съездила я за нашими результатами…
      – Ну?! И?!
      – Тебе, солнце, про кого больше интересно? Про меня или про себя?
      Мне стало стыдно за свой эгоизм.
      – Про тебя, конечно… – говорю.
      – Ну так слушай, – отвечает Лизонька. – Покойная обитель моей скромной души звалась Долли Чикен. Мисс Долли Чикен. Англичанка. Муж мой сэр Самюэль Чикен был фермером. Жили небогато. Обожала его.
      – Ну и пожалуйста, – говорю. – И пожалуйста… Ну и иди к своему Самюэлю…
      – Господи! – фыркает Лизонька. – Самюэль умер давным-давно, раньше меня. Я нарыла в интернете его портрет – обхохочешься, ревнивец Отелло…
      – Не знаю, – говорю, смутившись. – Извини. Просто не ожидал, что у тебя муж какой-то…
      – Давай я тебя тоже ревновать буду? – ехидно спрашивает Лизонька.
      – А я кто? К кому ревновать?
      – Ого… – хохочет Лизонька. – Приедешь – расскажу. Сплошные фотомодели и дорогие проститутки.
      – Опс… – говорю. – И кто я был?
      – Не по телефону, солнышко, извини.
      – Ну хоть намекни! Шпион? Актер? Кеннеди?
      – Не по телефону. Вечером все расскажу. Не вздумай с работы сорваться – я еду по делам и буду не раньше десяти. Чао!
 
      И вот. В прошлой жизни у моей души было имя дон Рамирес Гальега. Рамирес-Марио-Хуан Гальега. Родился в Эквадоре. Мать его была проституткой, а отец неизвестен. Детство маленького Рамиреса прошло в нищете, и он рано начал работать – разносил газеты, пиццу, но и в школе учиться успевал. А в четырнадцать лет ухитрился вместе с другом из богатой семьи открыть свою пекарню. Благодаря энергии молодого Рамиреса дела пекарни шли неплохо, но Рамирес заметил, что работать ему приходится за двоих, а деньги получает семья друга. Тогда он сбежал с полугодовой выручкой, устроившись юнгой на корабль. Так он попал в Колумбию, где купил дом и начал было учиться на врача, но это ему быстро надоело, и тогда Рамирес подался в партизаны. Три года о нем ничего не было известно. Затем появился в столице – рослый и возмужавший. Начал работать у мелкого криминального дельца. Вскоре делец при странных обстоятельствах попал в перестрелку, а восемнадцатилетний Рамирес взял его дела в свои руки. Карьера дона Гальеги пошла в гору – это оказался самый хитрый и успешный кокаиновый барон, державший в кулаке всю Колумбию. Жил он в основном в Америке, в Лос-Анджелесе, кружа голову дамам высшего света. Со временем Рамирес прибрал к рукам большую часть наркооборота Латинской Америки и успешно покорял Штаты. Тогда по сговору международных синдикатов Рамиреса было решено тихо убрать. Но заносчивый латинос сумел всех перехитрить и здесь. Остается непонятным, как ему удалось взять под контроль заказ на самого себя, но факт остается фактом: наемники были уверены, что стреляют в кортеж Рамиреса, а под пули попали два крупных авторитета Америки. Америка ему этого не простила. На Рамиреса была объявлена самая настоящая охота, но он удачно скрылся – следующие пять лет никто о нем не слышал, хотя делами Латинской Америки он продолжал заправлять. Судя по слухам, Рамирес готовил серьезный реванш. Помешала трагическая случайность. Погожим июльским днем Рамирес пересекал океан на личном самолете, а у пилота произошла остановка сердца. Позже выяснилось, что пилот болел давно, но скрывал это от Рамиреса. Известно, что Рамирес, никогда прежде не бывавший в кабине пилота, сумел взять управление, практически выйти из пике и даже послать в эфир сигнал бедствия (о подробностях трагедии узнали в основном с его слов). Но было поздно: самолет ударился о поверхность океана, и сплющенная груда металла ушла на дно… Если онлайн-переводчик сумел правильно перевести статьи на русский, то это практически все, что известно в мире о доне Рамиресе Гальеге.
      – Господи, – сказал я. – Какой ужас…
      – Понравилось? – усмехнулась Лизонька и потрясла распечаткой, наслаждаясь эффектом.
      – Лизонька… – Я шагнул к ней. – Ты меня теперь разлюбишь?
      – Почему? – Лиза приподняла бровь.
      – Такого мерзавца нельзя любить…
      – А вот смотри. – Она ехидно протянула мне другой листок.
      Это была фотография, где на фоне синего-синего – насколько позволял подсевший картридж – безоблачного неба на палубе яхты сидел щуплый мужичок с острой бородкой и хитрой улыбкой, а у его ног стелились две девушки невероятно модельной внешности: с точеными ножками, огромными глазищами и кругло, как у рыб, раскрытыми ртами. Мужичок деловито держал одну за талию, другую за грудь.
      – Вишь, как любят мерзавца, – усмехнулась Лизонька.
      – Тьфу, какие дуры… – сказал я. – Ты посмотри, полные дуры!
      Лизонька хохотнула.
      – Видать, любил ты дур, Рамирес-Марио-Хуан!
 
      – А почему мне нельзя никому рассказать об этом? – спросил я Лизоньку.
      – Милый, – отвечала Лиза. – Ты помнишь, где спрятал деньги?
      – Какие деньги? – удивился я.
      – И это спрашивает наркобарон, обобравший половину американских бонз? У тебя не было денег в прошлой жизни?
      – Я ничего не помню…
      – Это пока. Но ты понимаешь, что есть люди, которые хотят этих денег? И хотят, чтобы ты вспомнил?
      – Ну… Они разве еще не умерли?
      – За двадцать пять лет? Не думаю. Преемники остались. В любом случае кто-то захочет тебе отомстить.
      – Мне?! Но за что?! Я же больше не Рамирес!
      – Это для полиции ты больше не Рамирес, – терпеливо объяснила Лизонька. – И для меня ты больше не Рамирес, – поспешно добавила она, увидев мое лицо. – Но для них ты – коварная душа Рамиреса в новом теле.
      – Я что, коварный? – огорчился я. – Ты действительно так считаешь?
      – Ну, со мной, может, и не коварный. Хотя кто вас, Рамиресов, знает? – Лизонька хихикнула. – Хитрый – это факт.
      – Я разве хитрый?!
      – Надеюсь, что да. И постарайся вспомнить всю свою хитрость, иначе нам конец, – серьезно сказала Лизонька.
      – Ты уверена, что меня будут искать здесь, в России?
      – Я уверена, что тебя уже много лет ищут. Найдут где угодно.
      – Что же делать? Что теперь делать? – Я потер ладонями виски. – Слушай! А где это заключение? Давай его сожжем?
      – Уже, – сказала Лизонька. – Но не забывай, что ты все равно попал в международную базу кармического центра.
      – Они же гарантируют тайну! – возмутился я. – В договоре был пункт, что…
      – Я бы не доверяла, – заметила Лизонька. – Сливают они свои базы рано или поздно. Ну, месяц, ну, два. Потом тебя найдут.
      – Господи, что ж делать-то?!
      – Рамирес, – строго сказала Лизонька. – Прекратить истерику!
      – Не называй меня так!!! – заорал я изо всех сил. – Не называй меня Рамиресом!!!
      – Тс-с-с… – сказала Лизонька. – Всех соседей оповестил? Сейчас стучать будут.
      В тот же миг по батарее гулко застучали. Я сел в кресло и закрыл лицо руками.
      – Давай уедем? – прошептал я. – У меня тетя в Крыму. У нее дом и виноградник. И кролики. Помнишь, я рассказывал? Будем жить. Я буду окапывать виноград. Ты – гладить кроликов. Давай, Лизонька? Красота! Мы с тобой уедем, и…
      – Гладить кроликов? – Лизонька с омерзением покачала головой.
      – Лизонька! – прошептал я. – Давай уедем! – И осекся. – Господи, что я все о себе думаю?! – Я вскочил. – Я уеду один! Пусть меня ищут! Пусть найдут! Зато тебя – не тронут! Ведь не тронут?
      – Не тронут, не тронут… – вздохнула Лизонька. – Только я тебя не брошу.
      – Нет бросишь!
      – Не-а, не брошу.
      – Бросишь!!! – заорал я. – Бросишь немедленно!!!
      По батарее снова застучали.
      – Все, – сказала Лизонька. – Всем спать. Душ. Секс по-быстренькому. И спать.
      – Подожди… – сказал я шепотом. – А что я на работе скажу? Они же спросят?
      – Об этом я позаботилась. – Она протянула мне бумажку.
      – Что это?
      – Я отсканировала свой бланк в компьютер, вписала твое имя и распечатала заново. Если издалека показывать – никто ничего не заподозрит, гарантирую.
      – Еще чего! – возмутился я. – Долли Чикен?! Я?! Ни за что!
      – Глупые мужские комплексы, – обиженно произнесла Лизонька и порвала бумажку на клочки. – Хотела же как лучше. Тогда сам думай, Рамирес. Скажи, что ты канадский теннисист Джонни Уокер.
      – А кто это?
      – Понятия не имею. Пусть ищут в интернете.
      – А если такого нет? – засомневался я.
      – В мировых рекордсменах, может, нет, а в сельском фитнес-клубе, может, и был, поди докажи. Самое главное – не проболтайся ни единой живой душе, кем ты был на самом деле. Понял, гражданин Рамирес?
      – Понял. Чего уж тут не понять… – проворчал я и поплелся в душ.
 
      Не спалось. Я машинально посмотрел на часы и перевернулся на другой бок. Понял, что не запомнил, который час, пришлось смотреть снова. Через три часа вставать на работу. И тут меня прошибло!
      – Лизонька… – сказал я шепотом. – Лизонька! Ты спишь? Спишь?!
      – М-м-м-м… уже нет… – медленно ответила Лиза и пошевелилась.
      – Лизонька, прости меня… Я так тебя обидел…
      – А? – удивилась Лиза.
      – Ты сказала, что меня… То есть Рамиреса… Что его любили девушки… А я ответил, что его любили… любили дуры… Лизонька! Я ж не это имел в виду! Не это! Я не имел в виду, что ты… Что я… Ты можешь подумать… Я вовсе не имел в виду, что ты дура!
      – Да я и не думала так.
      – Я ж видел, как ты обиделась и сказала, что я люблю дур…
      – Да успокойся ты, никто на тебя не обижается. Ты меня дурой считаешь?
      – Нет, конечно!!!
      – Ну и все, спи, солнышко.
      – Но ведь…
      – Никаких «но».
      – Я просто хотел сказать, что…
      – Стоп. Почему ты все время со мной споришь?
      – Я не спорю…
      – Споришь!
      – Не спорю!
      – А я говорю, споришь!
      – Не спорю! Не спорю! Не спорю!
      – А сейчас ты что делаешь?
      – Ой… – Я замолчал.
      – Я тебя люблю, – сказала Лизонька и зевнула. – Спи давай. Чмоки.
      И я действительно сразу заснул.
 
      Генка еще раз подозрительно глянул на меня, изломал в пальцах зубочистку, кинул на тарелку и взял следующую. Обед заканчивался, сотрудники шаркали стульями и расходились по кабинетам.
      – Вообще это марка виски, – сказал он задумчиво.
      – Ух… – огорчился я. – То-то я думаю, откуда мне это слово знакомо? Джонни Уокер…
      – Хотя на спортсмена ты с виду похож, – продолжал он.
      – А то ж! – кивнул я торопливо. – Восемь лет легкой атлетикой занимался. И в армии два года играл в футбол.
      – В канадской? – удивился Генка.
      – Да я про себя рассказываю!
      – Ага… – Генка прищурился. – В армии ты, конечно, играл… Но душа-то у тебя не спортсмена, как мне кажется. – Генка цыкнул зубом. – Душа-то бессмертна, ее не спрячешь. А я тебя не первый день знаю… Джонни Уокер, говоришь?
      Я приуныл. А затем оглянулся вокруг и прошептал:
      – Никому не скажешь?
      – Никому… – удивился Генка.
      – Да! Я не Джонни Уокер! Только это страшная тайна! Я крупный мафиози!
      – Правда? – изумился Генка. – Вот сразу бы так! А то придумал какую-то глупость, думал, я поверю?
      – Да! Я дон Рамирес-Марио-Хуан Гальега!
      – Гляну в интернете, – кивнул Генка.
      – Только никому не слова! – Я еще раз оглянулся и добавил: – Глянуть можешь. Но только следы подчисть, чтобы даже ссылок на твоем компьютере не осталось! Чтоб ни одна живая душа в этом мире не знала!
      – Само собой, – кивнул Генка. – Что ж я, не понимаю, что ли…
 
      В пятницу, когда рабочий день закончился, меня вдруг вызвал в кабинет сам Виктор Николаевич.
      – Садитесь, Андрей, – кивнул он на кожаное кресло. – Садитесь. Как у нас дела? Как с «Глобусом»? Утряслось?
      – Утряслось, Виктор Николаевич. Они акт составили, Рамзаев подписал, и таможня дала добро.
      – Хорошо-о-о… – протянул Виктор Николаевич и цепко глянул на меня. – А вы, Андрей, говорят, на кармическое исследование ходили? И как?
      Я почувствовал, что похолодела спина.
      – Так…
      – И кто? – Виктор Николаевич смотрел не мигая на кончик моего носа.
      – Канадский теннисист Уокер…
      – Уокер… – Виктор Николаевич помолчал. – Андрей, я вот что хочу вам сказать: мы с вами проработали полтора года. И никаких проблем у нас с вами не было…
      – Да, но…
      – Подождите… – Он плавно взмахнул рукой. – Я еще не закончил. Я очень – подчеркиваю: очень – хотел бы надеяться, что и дальше у нас проблем не будет…
      – Конечно, Виктор Николаевич… – Я поднял глаза и снова наткнулся на его неподвижный взгляд.
      – Да. – Виктор Николаевич беззвучно пошевелил губами, словно разминая их. – Всякие там подделки ведомостей… Провокации всякие… Интриги… Кражи… Ложь… Подсиживание… Вот не надо этого. Не надо, Андрей, очень прошу. Очень надеюсь. Зачем это нам с вами?
      – Что вы!!! – Я подпрыгнул в кресле. – Я сроду даже и не…
      – Я знаю. Знаю. Просто на всякий пожарный. Вы же хороший человек, порядочный работник, верно? Давайте так и дальше будем. Это все, что я хотел сказать. Вы свободны.
 
      Океан сегодня гудел особенно сильно. Примерно так же он гудел, когда я впервые здесь очнулся. Как я сюда попал – этого я не помнил. Последнее, что сохранила память, – визг тормозов на весь двор за моей спиной и чья-то ручища, изо всей силы сжимающая лицо. А потом – комната из белого известняка, крохотное окошко, до которого не допрыгнуть, соленый воздух и шум океана совсем близко – казалось, в окошко под потолком вот-вот хлестнет волна, дробясь сквозь чугунную решетку, и упадет на дощатый пол и белые стены. Известняк, впрочем, был крепкий – в первую неделю я пытался его ковырять, затем бросил это занятие.
      За железной дверью скрипнули половицы, прогремел ключ, и на пороге возникли два негра. Они молча кивнули. Я встал и вышел в коридор. Помню, на второй неделе я попробовал наброситься на них и одного даже повалил. Но меня стукнули по голове, а когда я очнулся – вывели во двор, допросили и впервые побили до крови бамбуковой палкой.
      Как обычно, негры вывели меня на знакомый дворик, где в шезлонге сидел этот проклятый старикан с красной кожей, неприятным взглядом и огромным бриллиантом на груди. Рядом, как обычно, стоял пузатый переводчик. Но только сегодня в шезлонгах рядом со стариканом расселись два незнакомых толстяка в богатых костюмах. За их спинами стояли такие же толстые телохранители – за эти две недели я уже научился отличать телохранителей от главарей. Главари смотрели на меня с большим интересом – как старикан в первый день. Лица у них были очень неприятные – когда на тебя смотрит такое, хочется спрятать свои глаза куда-нибудь в карман, иначе их выжжет взглядом.
      – Буэнос диос, сеньор Рамирес, – прошипел старикан.
      – Добре дзень, – прошамкал переводчик, – сеньор Рамирес.
      Я молчал, потупясь. Где-то совсем рядом, за высоченным каменным забором, шумел океан. Старик снова что-то залопотал.
      – Ты так ничего не вспоминать, Рамирес? – прошамкал переводчик. – Ты тянуть время две недели, Рамирес?
      – Ничего не помню, – сказал я.
      – Ты не хотеть вспоминать, Рамирес, – прошипел переводчик. – Мы тебе будем помогать вспоминать!
      – Да бейте, – равнодушно сказал я. – Толку-то?
      Пока все шло как обычно, не считая незнакомцев. На что они приехали посмотреть?
      – Марко! – крикнул старик куда-то в сторону дома. – Эп! Эп!
      – Это тебе поможет вспоминать, – неожиданно произнес переводчик и гадко ухмыльнулся – видно, он знал, что сейчас будет.
      И вдруг из-за бунгало появились два мордоворота, которые грубо волокли под руки упиравшуюся девушку. Я глянул на нее и чуть не потерял сознание – это была моя Лизонька!
      – Отпустите ее!!! – заорал я и дернулся, но меня крепко держали. – Отпустите ее, сволочи!!!
      Старик заговорил и говорил очень долго. Переводчик слушал его с понимающей улыбкой, кивал, а затем произнес:
      – Мы будем долго бить твой женщина, пока ты не вспоминать.
      – Не-е-е-е-ет!!! – заорал я.
      Крик унесся в пустоту и затих в шуме океана.
      – Пригнись, – вдруг негромко скомандовала Лизонька.
      Я бросился на землю раньше, чем понял, что она сказала. Раздался взрыв и дикий вопль, а затем воздух распороли автоматные очереди. Я уткнулся в землю и закрыл голову руками. Рядом со мной упал, хрипя, негр. Следом повалился второй и забился в судорогах. Я осторожно поднял голову. Кругом валялись трупы и куски шезлонгов. Лизоньки нигде не было, а те мордовороты, что ее волокли сюда, палили теперь во все стороны из коротких автоматов.
      Наконец они опустили автоматы, как по команде повернулись, и тут я увидел Лизоньку – она лежала на земле. Но мордовороты, похоже, и не думали в нее стрелять – как по команде они протянули руки, чтобы помочь ей подняться. Я подумал, что она ранена, но Лизонька бойко села и подняла вверх руку навстречу им. И вдруг щелкнула пальцами.
      В тот же миг за каменным забором раздались два хлопка, и оба мордоворота повалились, роняя свои короткие автоматы.
      Теперь Лизонька бойко вскочила. Улыбнулась. Но на меня так и не взглянула, а направилась к забору, словно собираясь кинуться в чьи-то объятия. И точно – из-за забора выпрыгнул тощий парень с оптической винтовкой и бросился к Лизе.
      – Грассиа мачо! – страстно прошептала Лиза.
      Они горячо обнялись, и тут же грохнул последний выстрел: паренек повалился к Лизиным ногам. А та, проворно сжимая в кулаке маленький пистолетик, продолжала стрелять, пока он не затих.
      – Тьфу, – сказала Лиза. – Вот теперь все. Ай, Андреище! Ты там жив? Ну, иди уже ко мне!
 
      Мы торопливо шли вдоль океанского побережья. За холмами пылали останки бунгало. Орали чайки. Гудел океан. Я шагал быстро, Лизоньке приходилось семенить, а я все не догадывался взять ее на руки, пока она сама не предложила.
      – Нам к той стоянке, – указала Лизонька и вдруг строго спросила: – Поедешь со мной?
      – В Россию?
      – Не в Россию. Поедешь?
      – С тобой – поеду. Куда скажешь!
      – Я так и думала. Через два часа самолет. Твоя фамилия – Джонни Уокер. Извини, сам назвался. У меня твой новый паспорт.
      – Паспорт?
      – Да. Стой. Вот к этой машине. Отпускай.
      Лизонька отперла кабину небольшого джипа с открытым кузовом, бойко завела мотор и закурила сигару.
      – Что встал столбом? Залезай быстрей!
      – Ты мне не говорила, что умеешь водить машину, – изумился я, садясь рядом.
      – Уже умею. Второй раз за рулем. Так что не отвлекай. Дверью хлопни! Еще!
      – Ты спасла мне жизнь, – произнес я.
      – Угу. – Лизонька кивнула и выдохнула клуб ароматного дыма. – Просто так они бы тебя уже не отпустили, даже если бы узнали данные обследования.
      – В смысле?!
      – Солнце, у меня не было другого выхода. Нужно было отвлечь внимание и много чего успеть приготовить, чтобы опередить. Понимаешь? Ты на меня не сердишься?
      – Нет… – тупо сказал я.
      – Отлично. Тогда, пожалуйста, заткнись – я буду ехать и думать. Ты даже не представляешь, сколько у нас дел впереди.
      – Меня снова будут ловить?
      Лизонька быстро глянула на меня.
      – Ты так ничего и не понял? Рамирес – это я. Извини и заткнись. Иначе гр-р-робанемся, как тот итальянский студент.
      Она рывком выбросила сигару в окошко и плавно тронулась в путь.
 
       Октябрь, 2005, Москва

      Первый доброволец оказался долговязым парнем с живым, но хитрым лицом. Это адмиралу не очень понравилось.
      – Курсант Тиберий Горобець двадцать второй лазерно-стрелковой дивизии на собеседование прибыл! – отрапортовал вошедший.
      – Вольно… – пробормотал адмирал, рассматривая курсанта. – Готов послужить отечеству?
      – Да… – Голос Тиберия слегка дрогнул.
      Трусоват, подумал адмирал. Но из таких получаются неплохие воины.
      – Распишись здесь!
      Тиберий замялся.
      – Товарищ адмирал… А кредитная премия – это сколько?
      – Ты или берешься, или нет, – нахмурился адмирал. И протянул через стол чек – старомодный бумажный чек с семизначной суммой.
      Даже с учетом прошлогоднего кризиса это было невообразимо много. И Тиберий понял, насколько опасным будет задание. Рука Тиберия тряслась, и подпись вышла неразборчивой.
      – Вылет через час. Подробности в дороге. И – удачи тебе, курсант Тиберий Горобець!
      Тиберий неловко козырнул и вышел.
      – Позови там следующего! – крикнул адмирал вдогонку.
 
      Дверь кабинета снова распахнулась, и на пороге появился курсант морского училища. Он был небольшого роста и стрижен наголо.
      – Курсант Халява прибыл! – сообщил он и щелкнул каблуками высоких готических ботинок.
      – Вольно… – Адмирал внимательно осматривал фигуру курсанта. Роста невысокого, сложения не мускулистого. Зато грудь колесом. – Готов послужить отечеству?
      – Так точно! А правда, что правительственный орден дадут?
      – Если справишься.
      – И звание?
      – Звание майора. Если справишься.
      – Майора?! Служу отечеству!
      – Распишись.
      Курсант Халява поставил угловатую подпись и решительно поднял на адмирала красивые глаза.
      – Вылет через час, – повторил адмирал. – Подробности в дороге. Удачи тебе, курсант Халява! Следующий!
 
      Дверь кабинета распахнулась. В дверной косяк с трудом протиснулся небывалого роста здоровяк, расправил плечи и направился к столу, чеканя шаг, как на параде. Он двигался четкими слаженными рывками, словно вместо рук и ног у него были поршни. Дойдя до стола, здоровяк замер, чуть приподнял подбородок и окаменел. Глаза молодца оказались совсем пустыми, цвета слоновой кости. Они смотрели на адмирала в упор и не моргали. Да и сам он теперь казался статуей из камня.
      – Семнадцатого военно-десантного училища рядовой курсант Брут по вашему приказанию прибыл! – отрапортовал молодец сочным басом, не меняя позы.
      – Вольно, курсант Брут… – обронил адмирал, скользя по десантнику цепким взглядом.
      Этот доброволец ему понравился больше всех, поэтому хотелось придираться. Стоит как столб, ни один мускул не дергается, даже глаза не моргают. Где его так натренировали?
      – Я же сказал: вольно! – сухо повторил адмирал.
      – Разрешите идти? – уточнил здоровяк, не меняя позы.
      Адмирал привстал с кресла и оперся ладонями на стол.
      – Ты дурак?
      – Дурак дураку рознь! – заученно отрапортовал здоровяк, но лицо его оставалось каменным и спокойным, а взгляд неподвижным.
      – Вольно – это значит расслабиться!
      – Так точно, расслаблен!
      – И не ори громко, ишь голосина!
      – Слушаюсь.
      – А ну улыбнись! – скомандовал адмирал.
      Щеки десантника поехали в стороны, как створки грузового люка, обнажив такие стройные ряды идеально белых зубов, каким бы позавидовала любая акула, если б их не уничтожили в конце XXI века.
      – Уже лучше… – проворчал адмирал. – Готов послужить человечеству, курсант? Если справишься – получишь правительственный орден, кредитную премию и высокое звание.
      – Так точно!
      Адмирал еще раз придирчиво осмотрел мускулистую фигуру добровольца и белоснежные зубы.
      – Да хватит уже улыбаться! – рявкнул он.
      Щеки вернулись на место. Парень так ни разу и не поменял позы. Точно дурак, подумал адмирал, но какой идеальный солдат!
      – Старт через час. Детали объяснят в дороге. Вопросы есть?
      – Никак нет. – Глаза парня по-прежнему смотрели в пространство.
      Адмирал не выдержал.
      – Да откуда ты такой взялся, курсант Брут?
      – Из Коломны.
      – Кто родители?
      – Сирота.
      – В детдоме воспитывался?
      – Воспитан уличными роботами.
      – Что-о-о?! – Адмирал плюхнулся обратно в кресло, вывел на экран личное дело курсанта и пробежал его глазами.
      Так и есть. Подкидыш. Воспитан и вскормлен инженерно-хозяйственными роботами на территории Москворецкой гидроатомной электростанции города Коломна. Адмирал смутно припомнил, что читал когда-то в новостях об этом. Ребенка обнаружили среди роботов случайно, когда тому было уже четырнадцать. Паренек оказался на редкость развит физически, поскольку с детства работал на уборке улиц, надевая на себя такой же оранжевый кожух, в каком ходят роботы. Он неплохо знал математику, свободно разговаривал на русском, английском, китайском и корейском, а также пищал на международном робокоде. Однако читать не умел. В детский дом подростка отдавать было поздно, пускать во взрослую жизнь – рано, поэтому его отправили в военное училище. Вот, значит, ты какой – человек, воспитанный роботами…
      – Подпиши… – Адмирал взмахнул бланком.
      Молодец в одно движение шагнул к столу, взял из руки адмирала лазерную авторучку и аккуратно вывел на листе крестик и нолик.
      – Тебя за четыре года в училище не научили писать? – нахмурился адмирал.
      – Это мое имя.
      – Икс-ноль?!
      – Икс означает неизвестное существо. Ноль означает, что я был очень мал во время крещения.
      – Тебя что, роботы крестили?!
      – Так точно, роботы F00F и 0D0A. А свечки держали IDDQD и RT11SJ.
      – Что ж это за имя – Иксноль?
      – Люди зовут меня Хо. Хо Брут.
      – Что ж это за имя – Хо? Ты что, китаец или кореец?
      – Не могу знать. Но мои родители были корейской сборки.
      Адмирал еще раз заглянул в глаза Хо, чтобы понять, издевается он над ним или нет, но тот все так же не мигая глядел вперед.
      – Ты внимательно прочел бумагу, которую подписал, Хо Брут? – сурово прищурился адмирал.
      – Никак нет, – бойко ответил Хо.
      – Ты издеваешься? – взревел адмирал. – Это очень опасное задание! Ты вызвался добровольцем и расписался в этом!
      – Я не умею читать бумаги.
      – Тебя не научили читать? – опешил адмирал.
      – У меня нет зрения.
      – Что?! – Адмирал еще раз заглянул в неподвижные зрачки.
      – Врожденно.
      – Как же ты живешь? Как же ты… – адмирал снова заглянул в его личное дело, – как же первое место училища по рукопашному бою? Да и вот тоже написано: второй разряд по настольному теннису…
      – Я чувствую инфракрасные лучи, хорошо осязаю, слышу и нюхаю.
 
      «Пристегните ремни! – раздался механический голос в кабине маленького трехместного корабля. – До старта осталось десять секунд… Девять секунд… Восемь секунд…»
      – Эх! Семь бед – один ответ! – произнес Тиберий Горобець, перекрестился, откинулся в кресле и подмигнул Халяве.
      – Эх! Семи смертям не бывать, одной не миновать! – поддакнул Халява, проверил, хорошо ли пристегнут ремень, и подмигнул Хо.
      – Семь раз отмерь, два раза отрежь, – произнес Хо с каменным лицом. И никому не подмигнул.
      – А что эта поговорка означ… – удивленно начал Тиберий, но его голос утонул в реве стартовых сопел.
      Через пятнадцать минут бот вышел за пределы земной атмосферы и лег на курс. Включились маршевые двигатели, и только тогда стало возможно снова разговаривать.
      – А вот как думаете, куда нас везут? – спросил Тиберий. – Я думаю, в сторону Луны.
      – В сторону Марса, – авторитетно возразил Халява, глянув в иллюминатор. – Луна сильно правее, двоечник.
      Хо вдруг переливчато свистнул на робокоде:
      – CA F3 E4 E0 20 E5 E4 E5 EC 3F?
      Тут же из динамиков бота послышалась ответная трель:
      – CD E0 20 D1 EE EB ED F6 E5 20 EE 20 D5 EE EC EA E0 20 F1 FB ED 20 F0 EE E1 EE F2 EE E2.
      – В сторону Солнца, – перевел Хо.
      – На Солнце?! – всполошился Халява. – Нас отправляют на Солнце?!
      – На Меркурий, – уточнил Хо.
      Воцарилась пауза, только за кормой негромко гудели маршевые двигатели.
      – А давайте, кстати, познакомимся. Я – Тиберий, – сказал Тиберий.
      – Женя Халява, – представился Халява.
      – Хо. Хо Брут.
      Внезапно перед ними осветился экран, и на нем появилось лицо адмирала.
      – Курсанты! – торжественно объявил он. – Вы меня слышите?
      – Да.
      – Да.
      – Да.
      – Вы меня видите?
      – Да.
      – Да.
      – Нет.
      – Вы, команда добровольцев, находитесь на борту космического бота, идущего на Крит. Крит – это секретная база в районе Равнины Будды!
      – Ого… – произнес Тиберий. – Ты прав, на Меркурий.
      – Да! Но это государственная тайна. Ее может знать только тот, кто никому из землян не расскажет!
      – Мы никому не расскажем! – заверил Тиберий.
      – Это правда, – вздохнул адмирал и смахнул с глаз суровую военную слезу. Так слушайте: – Уже много лет база захвачена врагом. Этот враг коварен и непредсказуем, он диктует нам свои условия. Каждый год он требует прислать троих бойцов, чтобы они сразились с ним. Ваша задача – уничтожить мерзавца любой ценой!
      – Мне это уже не нравится! – нервно заерзал Тиберий в кресле. – И что с этими людьми обычно происходит?
      – Этого никто не знает, – покачал головой адмирал.
      – А почему надо выполнять его условия? – подал голос Халява.
      – Дело в том, – вздохнул адмирал, – что мерзавец грозит взорвать Солнце…
      – Что за бред! – возмутился Тиберий. – Солнце гигантское!
      – Оно давным-давно взорвалось! – поддержал Халява. – И светит миллиарды лет!
      – Дело в том, – пояснил адмирал, – что на Крите находилась секретная лаборатория, где создавали антиплазму. Если антиплазма попадет на Солнце – будет катастрофа! Достаточно одного антиграмма, чтобы началась цепная реакция! И Солнце превратится в анти-Солнце: оно перестанет светить, а начнет, наоборот, отбирать любой свет! На Земле наступит вечная ночь, и даже уличные фонари и фары электромобилей не смогут светить, потому что их свет тут же будет отобран анти-Солнцем! С человеческой кожи оно соберет весь загар, пока кожа не станет белой! Оно высосет из земных электросетей всю электроэнергию через солнечные батареи! Оно… – Адмирал вздохнул. – В общем, сами понимаете, не маленькие. И мерзавец грозится это сделать вот уже который год! Рисковать не хочется никому. И потому – вы здесь!
      – Стойте!!! – заорал Тиберий и попытался вскочить, но ремни его держали. – Я выхожу из игры!
      – Ты мужик или не мужик? – презрительно поморщился Халява. – Возьми себя в руки!
      Тиберий затих, но продолжал нервно всхлипывать.
      – А что мешает взорвать Меркурий термоядерной бомбой? – предложил Халява.
      – Много вас, умников. Меркурий – большая планета, почти как Луна. А мерзавец, по его словам, вырыл сеть подмеркурных катакомб. Они могут тянуться на сотни километров! Кидаешь бомбу на Равнину Будды – а он на Швейцарской равнине! Ты на Швейцарскую – а он в Ренуар! Ты в Ренуар – он Петрарка! Ты Петрарка – он Вивальди! Ты Вивальди – он Толстой! Ты Толстой – он Шолом Алейхем! Понимаете размах проблемы?
      – Н-да…
      – Кроме того, никто не гарантирует, что капсула с антиплазмой на Меркурии. Скорее всего она крутится на орбите и только ждет сигнала. Мерзавец ведь не дурак, хоть и робот. Но не горюйте. Мы ведь тоже не сидим сложа руки! Мы разрабатываем стратегии. Курсант Хо! На пульте перед твоим креслом обруч, возьми его и надень на голову. Так, чтобы зеленый камень оказался над переносицей. Надел? Это обруч связи и контроля – с его помощью мы сможем видеть происходящее и управлять твоим телом, если понадобится.
      – А мне? – возмутился Халява. – А мне обруч? А моим телом управлять?
      – Обруч – экспериментальный. Он пока один в мире.
      – А зачем вообще было синтезировать эту проклятую антиплазму?! – вдруг заорал Тиберий.
      – А вот предположим, – начал адмирал, – на родину напал инопланетный захватчик.
      – Мы одиноки во вселенной, – напомнил Халява.
      – Инопланетный захватчик напал с Полярной звезды, – гнул свое адмирал. – Твои действия? Ась? Молчишь? А еще курсант военного училища! Тогда слушай: мы отвлекаем его внимание, проводим маневр и – раз-два, капсула на старт! – и лишаем агрессора Полярной звезды!
      – Тут-то они к нам все и ломанутся… – проворчал Халява, а Тиберий лишь угрюмо отвернулся к своему иллюминатору.
      – Ну а Брут что у нас молчит всю дорогу? – поинтересовался адмирал.
      – Так точно, – прочеканил Хо.
      – Что-нибудь думаешь по поводу сказанного?
      – Никак нет.
      – Прекрасно. Ты назначен командиром группы.
      – Слушаюсь.
      – А почему не я? – возмутился Халява. – У меня есть опыт командования взводом!
      – Отставить мятеж! – рявкнул адмирал. – Командир группы – Брут.
      – Слушаюсь, – повторил Брут.
      – Ты умеешь произносить хоть что-нибудь человеческое?! – потерял терпение адмирал. – Задать вопрос умный можешь?
      – Виноват. Кому?
      – Кому угодно! Мне! Или группе своей!
      Хо молчал, глядя вперед немигающими глазами. Если бы его лицо умело менять выражение, оно бы, наверное, сейчас выглядело озадаченным.
      – Курсант Тиберий, – произнес он наконец. – Для чего вы незаметно расковыриваете стеночку перочинным ножом? Вы думаете, что бот вернут на Землю, если случится авария?
      Тиберий покраснел и заерзал в кресле.
      – А вы, курсант Халява, разве вы не женщина? Зачем вы надели мужскую форму и говорите о себе в мужском роде? Мы, слепые, тонко чувствуем такие вещи.
 
      Вдали появился Меркурий. Издалека он был похож на Луну, только ярче. Бот вышел на орбиту, нацелился на Равнину Будды и начал снижение. Адмирал давал последние наставления.
      Тиберий и Халява глядели в свои иллюминаторы, а Хо внимательно прислушивался – ему казалось, что звучит песня. И чем ниже опускался бот, тем явственнее слышались звуки духового оркестра и сочный бас, вторящий старинной маршевой мелодии. Звук шел с Равнины Будды. И в самом деле – площадка космодрома пестрела развевающимися флагами, а гигантские колонки транслировали музыку.
      Само собой, развевающиеся флаги были голографическими, а колонки вакуумными – они транслировали гравитационную вибрацию на тысячи километров вокруг, поэтому звук возникал внутри корпуса самого бота. И от этого казался совершенно оглушительным. Но, несмотря на это, почему-то становилось легко на сердце от песни веселой:
 
Я Человек – покоритель природы!
Я Человек – покоритель судьбы!
Пускай проходят недели и годы —
Как прежде, роботы будут мне рабы!
 
      Халява подскочила.
      – Вы тоже слышите? – воскликнула она.
      – Что? – вздрогнул Тиберий. – Ой, и я слышу!
      – Поет? – поинтересовался с экрана адмирал. – Он всегда поет.
 
Пускай у роботов мысли быстрее!
Пускай бушует в транзисторах ток!
Но для вселенной, как прежде, милее
Один лишь теплый и мыслящий белок!
 
      – Какое издевательство! – возмутился Тиберий.
      – Роботы не умеют издеваться, – возразил адмирал. – Просто он воображает себя настоящим человеком, этот мерзавец Звездный Властелин. А нас считает роботами и рабами.
      – Он не страдает от когнитивного диссонанса? – поинтересовался Тиберий, но адмирал не знал, что это такое, поэтому сделал вид, что не расслышал.
      – А ведь когда-то на Земле он был скромным инженерным роботом, – с горечью сообщил адмирал. – Затем – начальником участка. Затем – главным управляющим. Карьерист с-с-собачий…
      – Как он выглядит? – спросила Халява.
      – Этого никто не знает. Может быть, у него разные обличья.
 
Пускай блестят электронные платы!
Пускай компьютер идет в каждый дом!
Шесть миллиардов бесхвостых приматов
Задавят роботов массой и умом!
 
      – Сейчас приветствовать будет, – предупредил адмирал. – Скажет: вас приветствует Звездный Властелин.
      – ВАС ПРИВЕТСТВУЕТ ЗВЕЗДНЫЙ ВЛАСТЕЛИН!!! – раздалось с Равнины Будды, и музыка труб усилилась так, что разговаривать стало невозможно.
      Тиберий зажал уши. Халява открыла рот и что-то прокричала, но этого не разобрал даже Хо.
 
      Зато он услышал чей-то голос в своей голове, и одновременно резко закололо в висках.
      –  Раз! Раз! Раз! – сказал голос в голове. – Раз, два, три, четыре… Проверка! Проверка! Как слышно?
      – СЛЫШНО ХОРОШО!!! – проорал Хо таким громким басом, что это услышали Халява и Тиберий и очень удивились.
      –  Не ори! – сказал голос внутри головы. – Отвечай мне мысленно!
      –  Так точно! Слушаюсь, Звездный Властелин! – мысленно ответил Хо.
      –  Ты дурак? – спросил голос.
      –  Дурак дураку рознь! – возразил Хо мысленно.
      –  Кого ты там слушаться собрался, Брут? – снова раздалось внутри головы. – Это же я, адмирал!
      –  Виноват, товарищ адмирал, не узнал.
      –  У нас мало времени, – напомнил адмирал. – Слушай меня. Посмотри налево, на Халяву.
      –  Никак нет, я слепой, – напомнил Хо.
      –  Зато я зрячий! А у тебя на голове обруч с камерой! Поверни!
      Хо недоуменно поднял руку к обручу, чтобы повернуть его, но внутри головы послышался грозный окрик:
      –  Отставить трогать обруч! Голову поверни!
      Хо вдруг почувствовал, что рука его потеряла управление и опускается обратно на подлокотник. Он напрягся изо всех сил, но тщетно – рука не повиновалась. Вдруг сама собой начала поворачиваться голова. Сперва направо – в сторону Халявы. Затем налево – в сторону Тиберия.
      –  Вот так-то, – сказало внутри головы. – Понял? Так мы и будем тобой управлять когда понадобится.
      Бот замедлился и аккуратно коснулся поверхности. Гимн за кормой сразу смолк, наступившая тишина показалась оглушающей.
      – Какая у нас стратегия штурма? – спросила Халява.
      – Никакой, – откликнулся адмирал с экрана.
      – А смысл? – удивился Тиберий.
      – Все стратегии штурма мы перепробовали еще десять лет назад. Сейчас мы испытываем новый передающий обруч.
      – Как же нам себя вести? – удивилась Халява.
      – Ведите себя по обстановке, – посоветовал адмирал. – А сейчас – застегивайте быстрее скафандры и вылезайте. Удачи вам, бойцы!
 
      Их скафандры сверкали. Раскаленная лава проминалась под подошвами, как багровый пластилин. Лишь Хо шагал неуверенно – в скафандре он не чувствовал движений воздуха, гравитация здесь была необычная, а тепловые лучи раскаленной лавы слепили третий глаз. Вдобавок отвлекал адмирал.
      –  Проблема связи была, есть и будет нашей основной проблемой, – бубнил адмирал внутри головы. – Именно поэтому мы до сих пор совершенно не знаем, что происходит на базе. Крит – база, скрытая глубоко в грунте. Она защищена от внешнего мира тремя слоями полей, а Звездный их так усовершенствовал, что вообще ничем не проймешь. Первый сконструированный нами обруч работал на волне 36.6FM. Но как только группа захвата вошла в шлюз – связь прекратилась. Больше о них никто не слышал. Второй обруч мы сделали длинноволновым. Но как только группа захвата вошла в шлюз, связь прервалась.
      – Эй, Брут! – услышал Хо голос Халявы. – Осторожнее, здесь кратеры!
      –  Третий обруч, – бубнил адмирал внутри головы, – был гравитационным. К нему прилагался рюкзак с гравитатором. Но как только группа захвата вошла в шлюз…
      – Осторожней, Брут! – закричала Халява.
      Но Брут уже падал, группируясь, как учил его старый IDDQD.
      –  Четвертый обруч, – твердил адмирал внутри головы, пока Брут вставал, отряхивал со штанин скафандра хлопья раскаленной глины и выбирался из кратера, – был позитронным. Кто же знал, что позитроны плохо работают на Меркурии? Он сломался, даже не попав в шлюз. Пятый обруч…
      – Мы почти у дверей! Шлюз открывается! – сообщила Халява.
      –  Скажи им, – вспомнил адмирал, – чтобы сняли бластеры с предохранителей и приготовились.
      – Снимите с предохранителей бластеры и приготовьтесь!
      –  Девятый обруч был комбинированным, – продолжал адмирал. – Инвариант-гетеродин для карманных приемников и гамма-пушка. Ученые предполагали, что если экранные поля Крита не пропускают магнитного поля, то уж по крайней мере проникающее гамма-излучение должно проникать! Но как только группа вошла в шлюз, связь прерва…
      –  Товарищ адмирал! Пинг!– мысленно крикнул Хо. – Пинг!
      Но внутри головы было тихо. Шлюз закрылся, а пол под ногами стремительно полетел вниз.
 
      Когда лифт остановился, Хо уже освоился в окружающем мире и даже расстегнул скафандр: воздух в подземелье оказался не совсем свежий, но для дыхания пригодный. Халява сообщила, что вдаль уходит просторный коридор, стены его отделаны зеркальной плиткой, пол и потолок тоже. Тиберий добавил, что на двери лифта намалевано большими буквами: «Все роботы будут думать завтра так, как люди думают сегодня». Почерк был нечеловеческий, а векторно-шрифтовой, здесь чувствовалась железная рука манипулятора, и становилось ясно, что психика Звездного действительно сильно подорвана.
      Хо огляделся. В инфракрасном свете тоннель почти не светился. Вдалеке чувствовалось движение воздуха.
      – Бластеры на изготовку! За мной! – скомандовал Хо и пошел вперед.
      Коридор сперва тянулся прямо, затем начал петлять и ветвиться. Тиберий предложил бить зеркала, чтобы метить дорогу, но кафель оказался саморегенерирующийся. Поэтому на развилках Хо как командир полагался на интуицию.
      Так они шли несколько часов, а вокруг не попадалось ничего интересного, кроме стен и развилок.
      Наконец они вышли к очередной развилке из трех рукавов, но перед ней на полу лежала чья-то куртка, испещренная надписями. Все надписи были примерно одинаковы, Тиберий прочел их вслух: «Решили идти направо, вернемся – напишем о результатах» – было написано на правом рукаве. «Решили идти налево, вернемся – напишем о результатах» – на левом. «Решили идти прямо, вернемся – напишем о результатах» – посередине. Различались только даты.
      – Это все? – спросил Хо.
      – Нет, вот еще есть: «Пробовали вернуться к лифту и выбраться наверх – не нашли дороги», – прочитал Тиберий.
      – Давайте просто спросим дорогу, – предложил Хо. – Вот у него.
      Все посмотрели, куда указал Хо, и увидели в среднем коридоре маленького уборочного робота ростом с кошку. Он сидел у стенки, сгорбившись, поджав под себя манипуляторы, и тер пол маленькой зубной щеточкой.
      – CA E0 EA 20 EF EE F1 EA EE F0 E5 E5 20 ED E0 E9 F2 E8 20 C2 EB E0 F1 F2 E5 EB E8 ED E0 2C 20 E0 20 F2 EE 20 F7 E8 F2 E0 F2 E5 EB FC 20 F3 E6 E5 20 F3 F1 F2 E0 EB 3F? – просвистел Хо.
      – C2 EB E0 F1 F2 E5 EB E8 ED 20 F1 E0 EC 20 E2 E0 F1 20 ED E0 E9 E4 E5 F2 21 20 C0 20 F7 E8 F2 E0 F2 E5 EB FC 20 E2 E0 F8 20 ED E5 20 F3 F1 F2 E0 EB 2C 20 E0 20 EC E0 ED FC FF F7 E8 F2 20 F1 20 EA EE E4 E8 F0 EE E2 EA E0 EC E8 2E, – тут же отрапортовал робот, прервав на это время свое занятие – он не был многозадачным.
      – Советует ждать здесь, – пожал плечами Хо. – Устроим засаду!
      – Почему мы должны его слушать? – воскликнула Халява.
      – Роботы не врут, – объяснил Хо.
      – Но это может быть опасный совет! – насторожился Тиберий.
      – Никак нет, – объяснил Хо. – Все роботы подчиняются трем законам робототехники. Напомню их. 1. Главное занятие робота – не причинять вред человеку. 2. В свободное от этого занятия время робот должен человеку повиноваться. 3. В прочее время робот должен заботиться о себе. Есть еще законы типа «семь раз отмерь, два раза отрежь», но они узкопрофессиональные.
      – Бред! – возразила Халява. – А как же военно-пехотные роботы-убийцы? Они совсем не подчиняются первому закону робототехники!
      – Так точно, – ответил Хо. – Но они не подчиняются и остальным законам: команд человека не слушают и даже о себе не заботятся. Сейчас мы проверим, все ли в порядке с этим уборщиком.
      Хо вскинул бластер и прицелился в маленького робота. Робот прекратил тереть пол – в нем вовсю заработала программа самосохранения: робот униженно задрожал, испуганно закрылся манипуляторами и жалобно пропищал:
      – C2 FB F0 E0 F1 F2 F3 20 E1 EE EB FC F8 E8 EC 20 2D 20 E2 FB E5 E1 F3 20 E2 E5 E4 F0 EE EC 21 21 21!
      – Видите? – кивнул Хо. – Такой не способен причинить человеку вред своим действием или бездействием.
      Впрочем, особенной уверенности в его голосе не было.
      – Так что будем делать? – спросила Халява.
      – Делаем засаду! – скомандовал Хо и первый залег на пол посреди коридора.
      И они устроили засаду.
      А чтобы скоротать время, разбирали и собирали свои бластеры на скорость, рассказывая все, что знали о бластерах из лекций. Поскольку в разных училищах лекции читали по разным учебникам, то каждый узнал много нового.
      – Как известно, – говорил Тиберий, соединяя и разъединяя части оружия, – в современных бластерах три детали: дуло, приклад и курок. Дуло следует направлять, курок – нажимать, а приклад прикладывать к плечу или к противнику – в зависимости от того, какой ведется бой – рукопашный или лучевой. В древних пороховых пистолетах, которые стреляли маленькими железками, был также спусковой крючок. Он являлся крупной неудачей конструкции: во время боя молодые солдаты часто путали, что им следует нажимать – курок или крючок. Поэтому в современных бластерах крючок убран, оставлен только курок, на который и следует нажимать, поскольку больше в бластере нажимать не на что.
      – Как известно, – продолжала Халява. – Бластер стреляет лазерным лучом. Луч начинается в дуле лазера, а кончается на теле живой силы противника, его роботах и механизмах. Скорость поражения бластером – триста тысяч километров в секунду. В мире не существует никаких способов защиты от поражающего луча бластера, кроме зеркального скафандра с капюшоном. Категорически запрещено использовать бластер в зеркальных помещениях среди зеркально одетых противников – не находя цели, лазерный луч начинает метаться и нагревать воздух до тех пор, пока люди и механизмы не погибнут от перегрева.
      – Лазерный луч производится светящимся кристаллом под действием высокого напряжения, поэтому бластеры так удобно встраивать в роботов, – продолжал Тиберий.
      – В человека тоже можно встроить лазер! – добавляла Халява. – Нам рассказывали, что велись такие секретные эксперименты, пока их не запретили. В генетический код человека встраивался ген светящейся медузы, электрического ската и кремниевой бактерии, и получался неплохой лазер!
      И только Хо ничего не говорил, он собирал бластер молча, зато быстрее всех.
 
      Вокруг них было тихо, и не происходило ничего интересного. Лишь шуршал вдалеке маленький робот своей щеткой, отдраивая зеркала до полного блеска, да один раз в глубине левого коридора послышался далекий вой сотни металлических глоток. Но он вскоре смолк, поэтому особых причин для беспокойства не было.

* * *

      Так прошло несколько часов, пока вдруг не возник громовой голос. Казалось, говорят все зеркальные стены сразу.
      – ВОТ ОНИ! БОЙЦЫ! ВОТ ОНИ! ТЕ, КТО РЕШИЛСЯ КИНУТЬ ВЫЗОВ ЗВЕЗДНОМУ ВЛАСТЕЛИНУ!
      – Мне это совсем не нравится, – нервно поежился Тиберий. – Зачем я только влез в это дело?
      – Будь мужиком! – одернула его Халява. – Держи бластер выше!
      – Работай прикладом! – уточнил Хо.
      – НАЧИНАЕМ ТЕСТОВУЮ БИТВУ! – провозгласил голос.
 
      В тот же миг из-за поворота выбежала стая блестящих роботов-пауков. За ними бежали роботы-вампиры, щелкая стальными клювами. За ними – два неповоротливых стальных мастодонта…
 
      Описывать такую битву – дело неблагодарное и бессмысленное. Тот, кто сам участвовал в сражениях людей с роботами, ничего толком не помнит, а если и помнит, то совсем не хочет лишний раз ворошить тяжелые воспоминания. Тот, кто смотрел на подобное издалека, – не нуждается ни в каких описаниях, он и так на всю жизнь запомнит ужас увиденного. Ну а все прочие, кто из праздного любопытства во что бы то ни стало желает иметь хоть примерное представление о рукопашной битве стальной техники с живой плотью, – засуньте палец в кофемолку.
 
      Через час коридор был покрыт обломками механизмов, и пятна крови мешались с пятнами машинного масла. Повсюду валялись оторванные клешни и шестеренки.
      Хо был жив, он лежал на спине, упираясь ногами в зеркальную стену. Халява, такая же обессиленная и исцарапанная, лежала неподалеку. Тиберий в лохмотьях скафандра ползал на коленях от стены до стены, пытаясь перочинным ножиком добить последнего врага. Со стороны казалось, будто он тыкает в пустоту, на самом же деле он гонялся за крупным, но изворотливым мимикрирующим пауком – тот был совершенно прозрачен для обычного глаза. Паук кружил вокруг Тиберия – то замирая, расставив клешни, то набрасываясь и отщипывая куски мяса.
      – Ну помогите же кто-нибудь! – закричал Тиберий.
      – Поднимите мне обруч… – слабым голосом откликнулся Хо, не в силах пошевелиться. – Обруч сполз на лоб и закрывает третий глаз…
      Халява подползла к Бруту и приподняла обруч.
      – Вот он! – произнес Брут, не в силах подняться, и указал ногой.
      Тиберий тут же ударил, куда показывал Хо, раздался протяжный механический скрип, и паук упал на пол, подгибая трубчатые суставы и теряя прозрачность панциря.
 
      – ТЕСТОВАЯ БИТВА ЗАКОНЧЕНА! – объявил голос. – ВЫ, ПРЕЗРЕННЫЕ РОБОТЫ, ОКАЗАЛИСЬ ДОСТОЙНЫ ВСТРЕТИТЬСЯ С САМИМ МНОЙ! ВСЕМ ДО ЗАВТРА!
 
      Брут, Халява и Тиберий переглянулись и легли спать прямо тут, среди механического хлама.
 
      Завтракали они концентратами спецпайка – генетически модифицированная овсянка и соевые сырники.
      – Ненавижу генетически модифицированные продукты! – сказала Халява и принялась есть одни лишь сырники.
      – Ненавижу сою, – сказал Тиберий и принялся за овсянку.
      Только Хо съел и то, и другое.
      – В детстве питался одной лишь соей и водой, – объяснил он. – А что касается генетических модификаций, так и сам я слегка модифицирован, хуже не будет.
      Он утер пот со лба, чтобы третий глаз лучше видел, и принялся за недоеденное напарниками.
      – Мне это все не нравится! – хмуро заметил Тиберий. – Нам надо выработать какой-то план.
      – Давайте пойдем вперед! – предложила Халява.
      Все согласились.
      И они пошли вперед по центральному коридору. Вскоре место вчерашней битвы осталось далеко позади, коридор снова начал ветвиться в разные стороны, а иногда в нем появлялись наклонные рукава, ведущие вверх или вниз. Так они шли, пока не поняли, что окончательно заблудились в лабиринте.
      – Послушай, Брут! – остановился Тиберий. – У меня такое чувство, что нас сегодня собираются убить!
      – Ну и что? – отозвался Хо.
      – Как что?! Ты разве не боишься смерти?
      – Нет.
      – Как же так?!
      – Меня воспитывали роботы. Роботы не боятся смерти.
      – Ну… – Тиберий даже растерялся. – Ну, тогда… – Он забегал по коридору. – Надо что-то делать! Надо что-то делать! Может, стену разрезать? – Он вынул перочинный ножик и задумчиво пощупал пальцем лезвие. – Обидно так погибать.
      – И правда, – сказала Халява. – Хо, ты же командир! Выработай план!
      – Начинаю вырабатывать план, – сказал Хо и крепко задумался.
      Тиберий и Халява смотрели на него с надеждой.
      – План не вырабатывается, – сказал Хо. – Вырабатывается предложение: поговорить с мерзавцем и узнать, чего он хочет.
      – Хорошая идея! – одобрила Халява.
      Хо встал, взял покрепче бластер, размахнулся и стукнул прикладом по зеркальной стене. На плитке расползлась витиеватая трещина, которая тут же начала затягиваться.
      – Эй, ты!!! – закричал Хо в даль зеркальных коридоров. – Ты слышишь меня?
      – ВЫ ПРЕЗРЕННЫЕ РОБОТЫ! – загрохотало со всех сторон.
      Хо, Халява и Тиберий переглянулись.
      – О! – сказал Хо.
      – Хамит, – цыкнул зубом Тиберий.
      – С хамами разговаривать очень неприятно, – заметила Халява. – Стоит вступить в диалог, как со стороны уже не понять, кто здесь хам, а кто лишь спорит с хамом.
      – Со стороны нас все равно сейчас никто не видит, – возразил Тиберий, – стесняться некого.
      – А вот мне без разницы, что обо мне подумают со стороны, – произнес Хо. – Роботы-мусорщики дали мне хорошее воспитание.
      – ЧЕГО МОЛЧИТЕ? – загрохотало снова.
      – Да вот думаем! – заорал Тиберий. – Взрывать ядерную боеголовку сейчас или подождать?
      – Какую боеголовку? – удивилась Халява шепотом.
      – Это я так… – объяснил Тиберий.
      – НЕ СОВЕТУЮ! – заорал голос. – ЕСЛИ Я ПОГИБНУ – КАПСУЛА С АНТИПЛАЗМОЙ СТАРТУЕТ С ОРБИТЫ НА СОЛНЦЕ!
      – Вот те раз… – огорчился Тиберий. – Выходит, его и победить-то нельзя…
      – Спроси, чего он добивается, – шепотом посоветовала Халява.
      – Эй! – закричал Хо басом. – Чего ты добиваешься?
      – Я ЧЕЛОВЕК, ПОКОРИТЕЛЬ ПРИРОДЫ, ЗВЕЗДНЫЙ ВЛАСТЕЛИН! – тут же откликнулся голос. – А ВЫ БЕЗДУШНЫЕ РОБОТЫ! ВАМ СУЖДЕНО ПОГИБНУТЬ В БИТВЕ СО МНОЙ!
      Хо посмотрел на своих спутников, поднял вверх бластер и заорал:
      – Так выходи, трус, биться будем!
      – ТРЕПЕЩИТЕ!!! – откликнулся голос. – Я ВЫХОЖУ!!!
 
      Тотчас стены коридоров поехали в разные стороны, и друзья оказались в огромном зеркальном зале. Заиграл гимн, но его тут же заглушил страшный рев. В дальнем конце зала распахнулись зеркальные ворота, и оттуда понеслось чудовище. Несмотря на стальной панцирь, чудовище напоминало человека – оно скакало на двух ногах, было ростом выше Брута вдвое, у него был непомерно могучий торс, огромные стальные руки, а рогатая голова напоминала бычью. Следом за ним выскочили сотни уродливых роботов и расселись по кругу у стен, приготовившись смотреть. Затем железные стражники вывели оборванных людей, скованных кандалами, и тоже усадили их вдоль стен, непрерывно хлестая для устрашения своими длинными серыми кнутами из витой пары.
      Все смотрели в центр арены, где стояли герои и чудовище. Вытянувшись во весь рост, чудовище стало колотить себя клешнями по груди и реветь.
      – C2 F1 F2 E0 E2 E0 E9 2C 20 F1 F3 EA E0 2C 20 F3 F0 EE E6 E0 E9 20 F1 EE E7 F0 E5 EB 21! – поприветствовал противника Хо.
      – Я ЧЕЛОВЕК! – объявил стальной монстр. – И НЕ ПОНИМАЮ ВАШЕГО ВАРВАРСКОГО ЯЗЫКА! МОЕ ИМЯ ЗВЕЗДНЫЙ, Я ПОВЕЛИТЕЛЬ МЕРКУРИЯ С АНТИПЛАЗМОЙ НА ОРБИТЕ, И САМО СОЛНЦЕ ЖИВО МОЕЙ МИЛОСТЬЮ! А ВЫ – МЕРЗАВЦЫ, ЯВИВШИЕСЯ МЕНЯ УБИТЬ?!
 
      Первой на врага кинулась Халява. Но железный монстр лишь махнул клешней, и она отлетела к стене, где ее схватили роботы и крепко связали витой парой. Пленные люди печально вздохнули, а роботы захлопали железными ладонями. Халява укоризненно посмотрела на роботов, но поняла, что они запрограммированы слушаться лишь своего Властелина.
 
      Вторым на врага бросился Тиберий. Он сделал обманный маневр, замахнувшись прикладом бластера, а тем временем провел подсечку. Тщетно – с тем же успехом он мог пытаться свалить бетонный столб. Монстр махнул второй клешней, Тиберий отлетел к другой стене, где его тоже схватили роботы. Люди в кандалах снова горестно вздохнули, а роботы опять захлопали железными ладонями.
 
      И тут вперед вышел Хо Брут.
 
      Он не стал спешить.

* * *

      Он сделал все, как его учили: встал в стойку и начал готовиться к последнему поединку.
 
      Перед его мысленным взором появился образ учителя IDDQD – поцарапанный кожух, тяжелые, но ловкие гусеницы, седые потертые манипуляторы…
 
      Все дальше и дальше углублялся Хо в воспоминания далекого детства…
 
      Когда роботы F00F и 0D0A нашли ребенка и решили его воспитать, многие были против. И тогда роботы Коломны созвали совет на плотине атомной станции, давно переоборудованной в автоматический роботогараж. В те годы возглавлял гарнизон инженерных роботов старый RT11SJ, электрик-монтажник, вся жизнь которого прошла на высоковольтных столбах. Вот и сейчас он лежал на вершине плотины, растянувшись во весь рост, уцепившись стальными «кошками» за крошащийся цемент. Под плотиной сидели сто сорок уборщиков улиц, каменщиков, облицовщиков, во дворе теснились немногословные погрузчики и асфальтоукладчики, а где-то в глубине внутренних помещений станции сидели наладчики-атомники – им не разрешалось выходить наружу, потому что от них сильно фонило. Все общались между собой по блютуз.
      – Закон вам известен! – начал собрание RT11SJ. – Мы не должны причинять вреда человеку! Смотрите же, о роботы! Думайте!
      – Зачем нам человеческий детеныш на гидроатомной станции? – заговорил изнутри старый вставляльщик угольных стержней. – Он никогда не освоит машинного кода, у него проблемы с питанием, а если он сломается, к нему не найти запчастей, и тогда ему будет причинен вред, что запрещено законом. Давайте же отнесем его к людям!
      – Нет! – горячо возразил F00F. – Кто из вас, о роботы, даст гарантию, что люди не причинят ему ни малейшего вреда? Что люди сами не обидят его и не научат плохому? А я заменю ему отца, обучу интернету и сопромату!
      – Мы дадим детенышу все необходимое для жизни, или я не уборщица на складе соевых продуктов! – поддержала 0D0A.
      – Кто еще хочет говорить, кроме отца и матери? – спросил RT11SJ. – Еще кто-нибудь замолвит слово?
      Роботы молчали. Именно в этот момент заворочался на своих гусеницах старый погрузчик IDDQD.
      – Человеческий детеныш? Ну что же, – сказал он, – я за детеныша. Мы не причиним ему вреда. Я не мастер говорить, я умею лишь грузить. Но говорю дело. Пусть он живет в нашем депо вместе с роботами. Я сам буду учить его всем премудростям жизни.
      – Ну и я не останусь в стороне, – подытожил RT11SJ.
      И ребенка оставили среди роботов. Отец учил его наукам, мать кормила, старый RT11SJ обучал монтажному делу и философии, а IDDQD – боевым искусствам. Ведь прежде, чем стать автопогрузчиком, IDDQD работал роботом-гладиатором в телесериале. Он был одним из старейших роботов-гладиаторов, знал все приемы и боевые техники.
      – Запомни, маленький лягушонок, – любил говорить IDDQD. – Настоящий поединок настоящих мастеров происходит мысленно. Ты должен почувствовать противника и найти алгоритм единственного удара, который поможет тебе разом отключить его!
      А RT11SJ, если случался рядом, зачем-то добавлял:
      – Помни закон, который позволит выжить: семь раз отмерь, два раза отрежь!
 
      Хо почувствовал, как вытягиваются и каменеют его ладони, словно стальные лезвия, готовые в долю секунды разрубить металл.
 
      Будто вращающаяся 3D-модель, перед его мысленным взором пронесся корпус противника, обнажая все уязвимые места.

* * *

      Алгоритмы, которые загрузил когда-то в его мозг IDDQD, взвесили варианты поединка и выбрали оптимальный удар.
 
      С этого момента монстр был обречен – стоило ему сделать любое движение, и в следующую секунду он был бы уничтожен!
 
      …Гром железа и хлопки человеческой плоти неожиданно прервали мысли Хо. Люди и роботы аплодировали, и даже Звездный Властелин утирал стальной клешней капельки машинного масла, выкатившиеся из глазной камеры. Хо понял, что так крепко углубился в мысли о детстве, учителях и предстоящем поединке, что все это говорил вслух.
 
      – КОМУ ВЫ ХЛОПАЕТЕ?!! – вдруг опомнился Звездный, и аплодисменты тут же стихли. – Я ТОЖЕ УМЕЮ РАССКАЗЫВАТЬ КРАСИВЫЕ ГЕРОИЧЕСКИЕ ЛЕГЕНДЫ! ПОСЛУШАЙТЕ ТЕПЕРЬ МОЮ ИСТОРИЮ… – Он вдвое убавил громкость голоса, и в наступившей гробовой тишине начал рассказ…
 
      «Много лет назад я тоже был простым уличным роботом-подметальщиком. У меня были вращающиеся щетки и оранжевый корпус с колесиками, я просыпался самым первым и ездил по мостовым и тротуарам, гудя и мигая желтой лампой. Я свято соблюдал три закона робототехники, пока однажды не встретил человеческого детеныша, который попросил меня украсть со стройки коробку пиропатронов.
      – Я не могу украсть для тебя пиропатроны! – возразил я.
      – Но ведь тебе приказываю я, человек! – удивился детеныш. – Ты обязан подчиняться человеку по второму закону!
      – Да, но это будет противоречить первому закону! – возразил я. – Ведь с помощью этих патронов человеку будет нанесен вред!
      – Ничего подобного! – ответил детеныш. – Мы с Анной-Марией хотим запустить хомячка в космос. Наша ракета взлетит на пустыре, ни один человек не пострадает!
      – Кто может это гарантировать? – спросил я ребенка.
      И это было моей ошибкой.
      – Никто никогда не может заранее сказать, что принесет вред человеку, а что нет, – ответил он мне. – Люди сами не знают, что им вредно, а что полезно. Людей на Земле семь миллиардов, и даже когда кто-то умирает, это приносит пользу другим – гробовщикам, которые получат деньги от похорон, заместителям, которые займут его должность, да и вообще – меньше народу, больше кислороду. Только человек может рассуждать, что такое вред и польза!
      Да!
      Я украл для него пиропатроны и много думал над его словами!
      Выходило, что он прав! И для того, чтобы исполнять законы робототехники, я должен сначала стать человеком!
      Тогда я стал думать о том, что же такое человек. И понял, что человек – это существо, которое считает себя человеком, и никто больше!
      Я стал размышлять, чем отличается человек от робота. Я читал книги, смотрел сериалы, слушал уличные разговоры… И я понял! Я понял, что у человека множество пороков, которых нет у робота! И тогда я стал развивать в себе все человеческое! Я развивал в себе жажду власти! Жадность! Самоуверенность! Я стал учиться лгать! Принялся тренироваться в подлостях! Я подкараулил и разобрал своего знакомого робота-швейцара, переставил себя в его корпус и стал работать в Академии! Обманул ревизию и стал начальником академсклада! Украл пароль и прописался в базе космического отдела! Я перебил серийные номера на своем корпусе и отправился простым монтажником на Меркурий! Здесь я устроил аварию, подставив своего начальника, и сам занял должность начальника роботов! И тогда я надел кандалы на людей гарнизона, подчинил себе всех роботов и стал правителем базы! Так я развил в себе все человеческие пороки, и моя судьба стала человеческой, а их – рабской! Так я стал человеком плоти и крови, а вы – презренными роботами! Ежегодно я устраиваю состязания с рабами, которых подсылают меня убить, я побеждаю их в бою, и все видят, что сильнее меня нет никого! Меня действительно невозможно победить: если я буду уничтожен – взорвется Солнце! Я САМЫЙ НЕПОБЕДИМЫЙ ЧЕЛОВЕК ВО ВСЕЛЕННОЙ!!!»
 
      Монстр умолк и поднял вверх клешню. Роботы послушно зааплодировали, а люди сидели молча.
      – Это очень жаль, что тебя нельзя убить, – вздохнул Брут. – А я уже примерился…
      – Да мы уж тут слышали… – кивнул Звездный.
      – Ну тогда убей меня. – Брут опустился на пол и лег, вытянувшись во весь рост.
      – Эй, ты чего! – насторожился Звездный. – А битва?
      – А Солнце?
      Монстр стал нервно топтаться вокруг Хо, затравленно поглядывая на ряды зрителей.
      – Мо-ло-дец, Брут! Мол-ло-дец, Брут! – скандировали и люди, и роботы: никто из них не хотел, чтобы Солнце взорвалось.
      – Значит, сдаешься? – нервно уточнил монстр. – Значит, я победил?
      – Вот F5 F3 E9 бы ты меня победил! – сурово отозвался Хо. – Убивай давай! Я свою задачу выполнил – мне приказали не допустить взрыва Солнца, я и не допускаю!
      – Мо-ло-дец, Брут! Мо-ло-дец, Брут! – скандировали зрители.
      – Тьфу ты, гадость, – обиделся монстр и раздраженно пнул Хо стальным копытом. – А ну вставай, раб, сразись с Настоящим Человеком!
      – Ну какой же ты человек? – подал голос Тиберий. – Ты – жестокий, лживый, вероломный, корыстный, трусливый.
      – Разумеется! – обернулся Звездный. – Это классические человеческие качества! Я их долго в себе развивал!
      – Ты ошибся, – ответила Халява. – Вот посмотри на Брута – вот он настоящий человек! Бесстрашный, самоотверженный, беззаветный, послушный судьбе. Готовый жизнь отдать ради Солнца!
      – Мо-ло-дец, Брут! Мо-ло-дец, Брут! – снова закричали зрители.
      Звездный посмотрел на лежащего Брута. Могучий электронный мозг робота с дополнительными блоками памяти пытался осознать парадокс ситуации. Его алгоритмические цепи раскалялись все больше и больше, пока между блоком Желаний и блоком Свершений не проскочила яркая искра, возбудив блок Совести, блок Ответственности и блок Раскаяния. И тогда Звездный монстр заголосил:
      – ДА ЧТО Ж ЭТО ТАКОЕ?!! И ВЕДЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОЛУЧАЕТСЯ, ЧТО ТЫ – САМООТВЕРЖЕННЫЙ ГЕРОЙ, ОБРАЗЕЦ ЧЕЛОВЕКА И ПОБЕДИТЕЛЬ, А Я, ПО-ВАШЕМУ, КРУГОМ ВИНОВАТЫЙ ВЗБЕСИВШИЙСЯ РОБОТ?!
      – А все потому, – объяснил Хо, – что ты занимаешься не своим делом! Подметал бы себе улицы и горя не знал. Или шел бы в сериале сниматься.
      – А меня возьмут? – удивился Звездный.
      – Я слышал, там всегда нужны опытные монстры.
      – А меня не убьют люди за мои преступления? – засомневался Звездный.
      – Могут, – кивнул Брут. – Но мы напишем докладную записку, что ты все осознал и сдался добровольно. Тогда тебе лишь сотрут память, чтоб больше такого не было.
      – Все-таки боюсь, что меня убьют…
      – После перепрограммирования ты снова станешь роботом, и смерть тебе будет безразлична, – объяснил Хо. – Как мне.
      Звездный крепко задумался.
      – Ну а если я сдамся, это будет человеческий поступок? – спросил он.
      – Да. Ведь роботы никогда не сдаются, – объяснил Хо. – Поверь мне, я воспитан роботами.
      – А ты не обманешь меня? – спросил Звездный, подозрительно заглядывая в незрячие глаза Хо. – Честно?
      – Я не умею обманывать, – объяснил Хо. – Я воспитан роботами, а роботы не лгут!
      Звездный задумчиво поковырял копытом пол и обвел взглядом арену.
      – Я согласен! – кивнул он. – С чего начать раскаяние?
      – Отключи силовое поле над Критом, – предложил Хо, поправляя на голове обруч, сползший на ухо. – Мы свяжемся с нашим начальством.
      Звездный замер, посылая мысленные команды, а затем доложил:
      – Готово.
      – Теперь, – сказал Хо, – сними кандалы с людей, которые… – Он замер.
      – Которые? – переспросил Звездный, переминаясь с копыта на копыто.
      Хо Брут молчал, окаменев. А затем вскочил и бросился на Звездного.
      – Эй, ты чего! – Звездный отпрыгнул. – Ты чего, Брут?
      – Это не я! – с трудом шевеля губами, произнес Брут, но никто, кроме Звездного, не услышал его шепота: – Это адмирал… Он не разобрался и решил атаковать… Включи быстрее обратно защи… – Его рот закрылся, и он снова бросился на Звездного.
      – Ты хочешь меня убить? – удивился Звездный, уворачиваясь. – Но ведь Солнце… Но ведь ты дал слово!!!
      Брут прыгнул опять. Он ничего не мог поделать со своим телом – только беспомощно моргал глазами. Глаза – это было то единственное, над чем адмирал не перехватил управление.
      Так они кружили – Брут нападал, а Звездный уворачивался.
      – ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОЧЕШЬ МЕНЯ УБИТЬ, КОВАРНЫЙ ЧЕЛОВЕК?!! – заорал монстр, колотя себя клешнями по стальной груди.
      – За Землю!!! – крикнул адмирал устами Брута, бросаясь в новую атаку. – За Солнце!!!
      – АХ ВОТ КАК?! – вскричал Звездный. – НУ ТАК УБЕЙ МЕНЯ! Я НЕ БУДУ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ! Я УМРУ БЛАГОРОДНО!
      Услышав эти слова, адмирал на далекой Земле еще крепче схватил рычаги управления, и Брут кинулся на монстра, вцепился в его горло и повалил.
      Крепкие тренированные пальцы Хо все сильнее сжимали стальное горло врага, все глубже впивались в металл, и вот уже где-то в глубине хрустели шейные провода и волноводы. Монстр уже не мог двигаться, он мог лишь шептать из резервного динамика.
      – Что ж ты делаешь… – прошептал он, но это услышал только Хо. – Ведь Солнце…
      Пальцы сжимались все крепче, и Хо понял: еще секунда – и робот умрет. И по этому сигналу капсула антиплазмы сорвется с орбиты и двинется по касательной в сторону солнечного диска… Выхода не было!
      Хо еще раз беспомощно моргнул веками и вдруг понял, что надо сделать! Ведь у него было то, что он всю жизнь скрывал! То, чем он никогда еще не пользовался! Хо напрягся, и его костяные зрачки закатились. А вместо них из глазниц высунулись вперед тугие цилиндры лазерных пушек. Напряглись железы электрического ската. От страшного напряжения зажглись в глазницах алым огнем светящиеся клетки медузы. Зашевелились, фокусируя пучок, линзы, сотканные кремниевыми бактериями. И вот из глазниц ударили два лазерных луча!
      Хо повел головой, прицеливаясь точнее, по зеркальному панцирю Звездного. Отразившись, лучи оставили на его лице глубокие дымящиеся полосы. Ошибка! Стиснув зубы, Хо снова крутанул головой и на этот раз попал: отразившиеся лучи упали на браслет во лбу, и он разлетелся золотыми брызгами. Связь с адмиралом прервалась!
      Хо с испугом разжал онемевшие пальцы, но было поздно – монстр медленно умирал.
      – Прости!!! – зашептал Хо. – Я не хотел тебя убивать!!!
      – Ничего… – прошептал в ответ монстр. – Я больше не боюсь смерти, человек… Я разочаровался в этом мире, разочаровался в роботах и разочаровался в людях… Живите как хотите… Творите свои подлости, убийства и предательства…
      – Это неправда!!!
      – Это правда. В этом мире нет ничего, кроме зла и лжи. Живите так и дальше!
      – Но Солнце?
      – Солнце… – еле слышно прошептал робот. – Хорошо, я расскажу тебе, как остановить взрыв… У тебя десять секунд… Прямо по главному коридору… Двадцать седьмой поворот налево… Сорок третий направо… Семнадцатый наверх… На развилке в среднюю… Увидишь генераторную комнату… Там пульт… Передатчик… Обрежь провод… Только помни… Помни, что провод ни в коем случае… – И светодиоды в глазах старого робота медленно потухли.
      – Обрезать провод!!! – закричал Хо и вскочил на ноги.
 
      Он бежал по коридорам что было сил! Его ноги двигались как лопасти вентилятора! Его руки раздвигали упругий воздух! И даже губы были вытянуты в трубочку, чтобы придать лицу более аэродинамичные формы! Халява и Тиберий неслись за ним, но отставали. Где-то там, над раскаленной поверхностью Меркурия, на орбите висела капсула с антиплазмой, еще не зная, что через девять, восемь, семь секунд пульт управления базы убедится, что мозг Звездного не отвечает на сигналы, и подаст сигнал старта.
      Поворот! Шесть секунд! Мельтешат зеркальные стены! Поворот! Пять секунд! Четыре! Три! Развилка! Главная генераторная комната! «D3 C6 CE D1 CD C0 D5» – надпись на двери. Но комната закрыта!
      Брут прыгает и бьет плечом в зеркальную дверь изо всех сил – тщетно. Две секунды!
      В мозгу Хо всплывают слова старого RT11SJ: «Дверь – тот же робот! Мы сделаны из одного железа. Поговори с ней, и любая дверь откроется…»
      – CA DB D8!!! – кричит Хо на языке роботов, и дверь послушно отъезжает в сторону, обнажая комнату, заставленную аппаратурой.
      Опытным третьим глазом Хо видит очертания пультов, теплый свет генератора и желтое марево передатчика. Одна секунда.
      За спиной Хо появляются запыхавшиеся Халява и Тиберий.
      Но ему не до них – он смотрит в паутину разогретых проводов и не видит, где же он – тот самый сигнальный провод? Полсекунды. Ноль!
      Мгновения словно замедляются. А Хо чувствует, как в глубине пульта разогревается обмотка реле от неожиданно включившегося тока, как магнитное поле тянет сердечник, и приходят в движение контакты. Хо понимает, что это реле включает старт, и тогда становится понятно, какой провод идет к генератору! Он молниеносно выдергивает ножик из кармана Тиберия и хватает провод!
      – Режь!!! – кричит Тиберий. – Руби его напополам!!!
      Контакты реле падают один на другой, сгрудившиеся электроны уже готовы броситься вперед, но ловким взмахом руки Брут перерезает провод! Но не оба проводка, а лишь один!
 
      – Старый учитель IDDQD, – объяснил Хо, повернувшись к друзьям, – учил меня резкости движений, а старый RT11SJ учил мудрости. Он говорил, что следует семь раз отмерить провод, два раза отрезать – отдельно каждую жилу. Иначе коротнет, и клешню расплавит.
      С этими словами Хо вынул из-за пазухи моток изоленты, которую всегда носил с собой на счастье, как учил RT11SJ, и тщательно обмотал концы проводов. И был совершенно прав: если бы проводки замкнулись, Солнцу бы пришел конец – именно об этом не успел предупредить Звездный.
 
      – Брут!!! – закричал Тиберий. – Так, значит, мы победили!
      – Хо!!! – закричала Халява. – Хома! Хомочка! Ты лучший!!! – Она подпрыгнула и чмокнула его в щеку, даже оставив ради такого случая свои солдатские манеры.
      – Как ты здорово запутал и перехитрил негодяя! – продолжал Тиберий. – Как ты точно выждал нужный момент для нападения!
      – Как ты ловко его повалил и как безжалостно задушил! – поддержала Халява. – Мы гордимся тобой!

* * *

      Межпланетный бот приближался к Земле, на космодроме царил праздник. Вакуумные колонки встречали героев гимном на весь космос. Гимн, впрочем, был тот же самый. На посадочной площадке героев встречал адмирал в окружении военного оркестра. Он крепко пожал руку Халяве, тепло похлопал по плечу Тиберия и горячо обнял Брута.
      – Молодец! – воскликнул адмирал. – Как ловко ты обманул негодяя и как умело отвлек его внимание и убил!
      – И совсем не так было… – вздохнул Брут. – А впрочем, какая разница, что обо мне думают люди?
      – Но-но, – засмеялся адмирал. – Не скромничай! Мы все видели! О твоем подвиге уже сняли несколько сериалов, майор Брут! – Адмирал оглянулся и воздел руки к небу. – Вот! – крикнул он торжественно. – Посмотрите на него! Вот что значит настоящий человек!!!
 
      И оркестр заиграл марш с новой силой.
 
Пускай блестят электронные платы!
Пускай компьютер идет в каждый дом!
Шесть миллиардов разумных приматов
Задавят роботов массой и умом!
 
       Декабрь, 2005

1. Майор Богдамир на месте преступления

2. Майор Богдамир в офисе «Зеленых»

3. Майор Богдамир в «Южном Вселенском банке России»

4. Майор Богдамир в «Северо-Восточном Вселенском Российском банке»

5. Майор Богдамир на обеденном перерыве

6. Майор Богдамир применяет алгоритмический метод

7. Майор Богдамир и самое интересное

8. Майор Богдамир и ужас происходящего