Гомер, по ее мнению, – просто «звезда» и мог бы принять участие в состязании пастушьих собак, если я этого хочу, но Девон куда больше нуждается в обучении работать с овцами. Это меня удивило; мне казалось, что Девон провалился на экзамене.
Кэролин заслужила репутацию человека, способного проникнуть в душу собаки, понять ее характер, наблюдая за тем, как она себя ведет во время работы. Ей случалось дрессировать не только пастушьих, но и агрессивных служебных собак. Она могла компетентно рассуждать о крысах или волках, поскольку многие годы занималась исследованием поведения животных.
«Гомер – очень крепкая, основательная натура, – пояснила Кэролин. – А Девон не может как следует разобраться в этом мире».
В сущности, он разобрался-то лишь во мне. Твердо знает, что может мне доверять, положиться на меня. Весь остальной мир кажется ему слишком сложным и запутанным. Девон пока не разобрался, что и как на этом свете делается, даже работа его предков ему до конца не понятна. Но главное – это живущий в нем страх снова потерпеть неудачу.
Работа с овцами дает хорошую возможность изменить положение дел. Есть надежда, что он успокоится, обретет уверенность. Кэролин заметила у него признаки постоянного напряжения: взгляд искоса, прерывистое дыхание, опущенные уши – всегда, если только он не находится рядом со мной. Приказы и команды вызывают в нем растерянность, либо беспокойство, либо упрямое нежелание повиноваться.
В целом она все поняла правильно. Но мне стало грустно. Видимо, путешествие Девона не закончилось; может быть, оно не закончится никогда.
Итак, я записал собак на курс обучения пастушьему делу. Если я должен был устроить Девону встречу с овцами, то теперь просто обязан дать ему шанс как-то разобраться, наконец, с этим миром. Перед отъездом я предупредил Кэролин, что пастушье сообщество еще услышит о «Команде Барби».
***
Жизнь – удивительная штука. Последнее место на планете, где я предполагал бы когда-либо очутиться, – это огороженный загон, в котором я увертывался от бесившихся овец и выкрикивал отчаянные команды собакам.
Но уже через неделю после нашей первой пробы, в другой прекрасный весенний день, мы трое вернулись на Земляничный кряж. Кэролин поставила у загона два стула и скамью. Сознавая, очевидно, что я не обладаю свойственной Гомеру и Девону быстротой соображения, она устроила для меня целое представление.
Оповещенная Дейвом о нашем приезде, Кэролин вышла из сарая, держа в руках большую помятую жестяную коробку. Собаки мои в это время были на холме. Кэролин подняла висевший у нее на шее пастуший свисток и свистнула.
Звук был громкий, но не слишком пронзительный. Собаки в момент оказались возле нее.
Мы трое уселись и стали внимательно наблюдать. Кэролин извлекла из коробки пластиковую ограду из четырех отдельных секций высотой около пяти сантиметров каждая, трех маленьких пластиковых овечек, фигурку пастуха и двух черных собачек, очень похожих на бордер-колли.
Потом закрыла коробку и установила на ее крышке ограду, соединив секции. В ограду она поместила человечка, т. е. меня, призванного играть роль пастуха, а на другую сторону загона – двух пластиковых собачек. Игрушечных овечек поставила в разных местах. Занимаясь этим, Кэролин, не теряя времени, рассказывала об уходе за собаками и о наиболее часто встречающихся ошибках при дрессировке. (Она, например, считает, что не стоит бросать металлические предметы, чтобы привлечь внимание собаки; по ее мнению, свист – более эффективное средство. Чем больше Кэролин говорила, тем лучше я понимал, как мало на самом деле знаю и о собаках, и об их дрессировке. Но все же – ведь не ей пришлось прожить целый год с Девоном.)
Это была целая лекция по философии пастушьего дела.
Гомер и Девон сидели с двух сторон рядом со мной, не шелохнувшись, точно юные хакеры, которые в первый раз смотрят фильм «Звездные войны». А Кэролин тем временем передвигала маленькие фигурки, демонстрируя позиции, которые мы вскоре должны будем занять.
Нам предстояло балансировать, поясняла она, на некой тонкой грани между инстинктами хищника и обязанностями рабочей собаки. Бордер-колли – потомки волков, а овцы, хоть и глупые, но чувствуют, что они с этими собаками «не одной крови». Все может пойти там – она махнула рукой в сторону загона – не слишком хорошо.
Я войду в небольшой загон, где находится с десяток беспокойных овец, а собаки – сперва одна, а потом другая – начнут обегать загон по периметру. Когда собака окажется напротив меня, а стадо между нами, Кэролин подаст сигнал трещоткой, в этот самый момент я должен громко похвалить собаку. Она должна понять, что ее место – по другую сторону стада.
Все это Кэролин демонстрировала на своих игрушечных фигурках. Не так просто, оказывается, научить собаку находиться там, где требуется, где она заслужит мою похвалу. Это будет нелегко, предупредила Кэролин. Мы с Девоном обменялись взглядами, как бойцы перед боем. А Гомер уже устремил свой взгляд на овец – хороший знак.
Я привязал Девона в нескольких метрах от ворот, сам вошел в загон, стараясь выглядеть как можно более уверенно. Гомер носился вокруг загона, ни на минуту не останавливаясь, то пытаясь перепрыгнуть через ограду, то вырыть под ней ход, чтобы как-то добраться до овец. Раз или два он останавливался напротив меня – в нужной позиции – Кэролин щелкала трещоткой, и я кричал – хвалил его. Но он был совершенно поглощен овцами и обращал на меня очень мало внимания.
Ничего, сказала Кэролин, он еще очень молод, научится. А когда поймет, что я для него единственный путь к овцам, то станет следить за мной очень внимательно. Однако к тому времени, когда Гомер начал что-то понимать, он вконец вымотался – совершенно необычное для него состояние. Пес доковылял до ведра с водой и здесь свалился. Я привязал его у ограды и отвязал Девона.
Между тем, пока Гомер бегал, я подметил, что вид у Девона «хищный», иногда у него такой бывает (как в «Парке Юрского периода»). Он внимательно разглядывал Кэролин, меня, Гомера и овец.
Среди многих странных особенностей Девона больше всего меня поражало его любопытство, его всегдашнее желание выяснить, что и как работает – как открывается холодильник, какие действия должны предшествовать прогулке, где в кухне я храню собачье печенье.
В разыгранном перед ним спектакле он не упустил почти ни одной детали и, когда пришла его очередь, удивил нас с Кэролин. Он носился кругами вдоль ограды загона и останавливался как раз напротив меня, именно там, где требовалось.
Кэролин щелкала, я хлопал в ладоши и громко хвалил Девона, а он проделывал то же самое снова. Я просто отходил, останавливался позади овец в другом месте, подавал знак рукой и кричал «беги!». Девон мчался и опять останавливался напротив меня – прекрасный довод в пользу дальнейшей реабилитации «Команды Барби». Но после двух-трех таких раундов Девон отказался продолжать. Он продемонстрировал, на что способен, теперь эта беготня его уже не увлекала; и в нем снова проснулся страх: он опасался что-нибудь напутать.
– Неделю назад у меня еще были сомнения, но теперь вижу – он может очень хорошо работать, – сказала Кэролин, когда мы покидали загон. – Но вот хочет ли? Попробуем дать ему шанс… Поразительно, как этот пес сумел сосредоточиться и уловить весь смысл происходящего. Он на самом деле внимательно за всем следил.
У Гомера такой раздвоенности не было. Кэролин сказала, что у него просто выдающийся пастуший инстинкт, один из самых мощных, какие ей случалось наблюдать у такой молодой собаки.
Этот наш визит, как и прошлый, странным образом воодушевил меня и моих собак, точнее нас всех троих как единое целое.
Отношения теперь несколько изменились. Гомер уже меньше походил на робкого беспризорного ребенка; он работал, с каждым разом все лучше демонстрируя свои возможности пастушьей собаки.
Он стал более уверенным в себе. Девон это почувствовал и изменил свое поведение. Сам Девон в значительной мере утратил былой интерес к автомобилям. С появлением у вас настоящего дела, пояснила Кэролин, эрзацы, конечно, теряют свою привлекательность.
Глядя на собаку, как раз и занятую своим настоящим делом на весеннем солнечном пастбище, и понимая, что за этим стоят тысячи лет выработки инстинктов и совершенствования породы, испытываешь чувство, близкое к благоговению. Собака воспринимается совершенно иначе, да и она сама по-иному себя ощущает. Это, вероятно, и есть основа того единения, которое возникает между работающей собакой и ее хозяином. Здесь, в этом загоне, я ощутил, как много доверия к хозяину, какая тесная связь с ним нужны собаке, чтобы в самом пылу преследования остановиться по одному взмаху руки человека и продолжать действовать, повинуясь ее малейшему движению. Но лично для меня другое оказалось куда более важным.
Я сумел выполнить свое обещание, вернул Девону свой долг, и тот это оценил.
***
Как бы взглянул на все это Старина Хемп? Я читал, что Хемп мелькнул в свое время среди пастушьих собак как яркий метеор. Его уверенность в себе, само его поведение были таковы, что овцы лишь взглянув на него, спешили выполнить любое его требование.
У нас все было не так. Гомер и Девон подгоняли угрюмых овец, которые – я уверен – вполне понимали, что руководит ими Дейв, а вовсе не я и мои овчарки-любители.
Я не знал, как долго нам еще предстоит пасти овец и насколько успешно это пойдет. Отнюдь не это дело предназначено судьбой мне, вполне вероятно, – Девону с Гомером тоже.
Старина Хемп не должен бы ставить нам в вину, что мы любим гулять в парках, навещать соседских собак, ездить в горы, чтобы гоняться там за бурундуками, и плавать в кристально чистых прозрачных прудах.
***
Солнце скрывалось за холмами Пенсильвании, когда мы уезжали, рассчитывая, однако, снова вернуться. Рядом с Кэролин сидел верный Дейв, а она, подняв посох, махала нам на прощанье. Я подъехал к ограде пастбища, чтобы дать моим джентльменам еще раз взглянуть на овец, которые в ответ с тревогой смотрели на нас.
– Барби-колли, черт возьми, – сказал я, почесывая собак за ушами. – Хорошие ребята. Я горжусь вами.
Они весело смотрели на меня.
Ну вот, подумал я: две знаменитые собаки и с ними опасный человек.
Постскриптум
Однажды после полуночи в мою спальню в хижине заглянула полная луна. Я проснулся от ее яркого, как прожектор, света.
На полу в ногах моей кровати сидел Гомер, глядя в окно на раскачивающиеся от ветра ветви деревьев. Тени бродили по стенам спальни, по одеялу. Лежавший рядом со мной Девон тут же открыл глаза и поднял голову – посмотреть в чем дело.
Я никогда не упускаю случая полюбоваться полнолунием в горах. К этому зрелищу просто невозможно привыкнуть.
Я встал, натянул халат поверх фланелевой ночной рубахи, сунул ноги в башмаки и вышел из дома. От встречи с пронизывающим ветром, который охватил меня, мне показалось, что в оставленной мной хижине тепло и уютно, хотя в действительности там было прохладно.
Луна сияла, заливая холодным светом долину; на опушку леса и на луг ложились тени. Пастбища и поля внизу выглядели как лоскутное одеяло, а строения и силосные ямы казались вышитыми. Если бы полная луна светила каждую ночь, я, наверное, никогда бы не уехал отсюда.
Бордер-колли, ощущая нарушение нашего привычного распорядка, не поспешили, вопреки обыкновению, вперед, чтобы поискать бурундуков. Что-то подсказывало им, что это не обычная прогулка; может быть, мое странное одеяние, а может быть, время суток. Они медленно шли рядом со мной, пытаясь понять, что нам предстоит.
Прямо над нами висел огромный серебряный диск луны, чуть прикрытый тонкими облаками.
А на лугу бушевал ветер. Я позавидовал собакам, – непогода их вовсе не трогала. Зима уступающая, наконец-то, место весне, в этом году была очень суровой.
Снег сошел, но деревья еще стояли голые. Я хлопнул в ладоши и начал спускаться на луг. В такой час одеваться для настоящей прогулки не стоило, но мне хотелось еще немного посмотреть на всю эту красоту, чтобы потом вернуться в постель и уснуть. Это был сигнал, которого ждали Девон и Гомер; теперь они знали, что делать. Собаки помчались прыжками по сухой траве к стоявшим внизу соснам, но гоняться друг за другом не стали, а просто бегали вместе широкими кругами.
Они в этот момент не работали, не охотились и не играли – носились на просторе свободные, как веющий здесь ветер.
Без какой-либо определенной цели я подошел к тому месту, которое когда-то было личным наблюдательным пунктом Джулиуса. Месту, где он обычно возлежал, любуясь развернувшейся внизу панорамой. Накануне днем я развеял на горе, и в этом месте тоже, пепел Джулиуса и Стэнли. Но часть пепла Стэнли пока сохранил для Бэттенкилл, где Стэнли так любил плавать.
Очевидно, пора перестать их оплакивать. Я устал от этого. Мне столько раз приходилось отвечать на вопрос, куда девались лабрадоры, что с ними случилось; рассказывать об их болезнях и принимать соболезнования. Мне хотелось тихо и достойно завершить это. Я не верю в загробную жизнь. Я надеюсь – жене и дочери я уже дал на этот счет указания – уйти из жизни так, как ушли Джулиус и Стэнли: без всяких мучительных операций и ненужного лечения – просто быстрая смерть и кремация.
Но на случай, если я не прав в своем неверии, все-таки смешал часть пепла Джулиуса и Стэнли – пусть лабрадоры и в той, другой жизни будут вместе.
Потом я немного посидел на земле в молчании. Бордер-колли, как всегда, почувствовали мое настроение. Девон, остро реагирующий на мою печаль подбежал и стал лизать мне лицо. Гомер, в другое время не слишком интересующийся всякими переживаниями, положил голову мне на колени. О Джулиусе и Стэнли больше уже нечего было сказать; все сказано и передумано.
Мой год собаки заканчивался.
Пришло время вернуться к нормальной жизни, к моей работе, к людям, ко всему тому, чем я так или иначе пренебрегал среди всей этой суматохи, дрессировки, печальных событий. «Вы можете гордиться собой, – сказала мне Дин, когда я по телефону докладывал ей об успехах Девона и Гомера. – Нелегко сделать то, что вы сделали».
Да, это было нелегко. Но теперь нужно идти дальше.
Прошло около двенадцати месяцев с тех пор, как Девон, вызвавший жуткий переполох в аэропорту Ньюарка, открыл новый этап в моей жизни. Этот этап в значительной мере связан с собаками – появление одних, уход других, их характеры и поступки, их потребности и желания.
Собаки дарили мне верность, но и я платил им тем же. Мы все соблюдали свои обязательства, и это придавало мне уверенность. Многие говорили, что не заводят другой собаки, потому что слишком много боли причинила им потеря первой. Мне понятно, что они имеют в виду, но я думаю иначе.
И иначе действую. Когда наступят страшные дни, когда Девон и Гомер должны будут уйти, потому что собачий век намного короче человеческого, моим горячим желанием будет опять отправиться в аэропорт Ньюарка за новой клеткой.
С этой залитой лунным светом вершины мне казалось, что в собачьем мире меня бросает, как теннисный мячик, из конца в конец. За это время я бывал потрясенным и встревоженным, терпеливым и бдительным, страшно сердитым. Несколько странно оказаться настолько втянутым в жизнь четырех собак.
Но ведь требуя моего внимания, они тем самым побуждали меня действовать, а значит, и как-то меняться. Ни капли не сомневаюсь, что благодаря этому я менялся в лучшую сторону. Средний возраст человека – это некий вызов, который бросает ему жизнь. По мне, ответ не в том, чтобы остаться неизменным. Да со мной такого и не случится, Девон гарантирует.
Еще через пару недель я развеял пепел Стэнли по берегам Бэттенкилла… Теперь Гомер полюбил плескаться и плавать в этой реке.
По временам, когда я бросал ему старый синий мяч, мне вдруг на какую-то секунду казалось, что за ним сейчас помчится Стэнли. А иногда в углу кабинета мне виделся Джулиус. Но теперь такое случается все реже. А скоро прекратится вовсе; и это правильно.
Я был счастлив, глядя как две новые собаки носятся кругами по лугу. Редкое для меня чувство удовлетворения. Бордер-колли в свете полной луны казались такими красивыми: у Девона блестящая черно-белая шерсть, а у Гомера, уже скинувшего свой щенячий пух, шерсть с голубым отливом.
Однако через несколько минут я снова хлопнул в ладоши. Девон, завершавший свой третий или четвертый круг, замер, потом повернулся и побежал вверх по холму. Гомер последовал за ним, но бежал медленнее, петляя.
Девон двигался как-то необычно: прямо на меня. Я подумал, уж не увидел ли он оленя или лису; уж очень целеустремленно мчался.
Когда он подбежал уже совсем близко, я разглядел в свете луны его морду и увидел, что он мчится ко мне…
Я понял это и широко раскинул руки. Девон подпрыгнул и обрушился на меня, как двадцатикилограммовый управляемый снаряд, в полной уверенности (как некогда моя маленькая дочь), что я его поймаю. Я отшатнулся и прислонился к деревянному садовому креслу, стоявшему, как одинокий часовой, на вершине горы. Если бы не это, я бы и грохнулся навзничь.
Мне с трудом удавалось удерживать его извивающееся тело, пока он тянулся к моему лицу, лизал то одну щеку, то другую. Глаза его светились любовью. В шерсти застряли кусочки сухих листьев и репьи.
Глаза мои слезились от холода и резкого ветра. Пока мы с Девоном обнимались, Гомер бегал вокруг, понимая – что-то случилось, но не в силах догадаться, что именно.
Нас снова было трое, и мы опять двигались вместе, как косяк рыб. Но этот краткий миг, эти объятия среди ночи на вершине горы – принадлежали нам с Девоном. Мы двое заработали такое единение. Мы заслужили его.
«Мы сделали это, парень! – сказал я ликующему в моих объятиях живому существу. – Мы это сделали».
Предостережение
Трудно встретиться с бордер-колли – или прочитать о нем – и не захотеть приобрести себе такого же. Это красивые, умные, поистине феноменальные собаки. При определенных обстоятельствах у вас могут сложиться с ними прекрасные отношения.
Но приобретение бордер-колли может оказаться и большой ошибкой как для вас, так и для собаки. В рекламном ролике эта собака выглядит великолепно, но для нормальной жизни ей требуются совершенно особые условия.
Пожалуйста, поверьте мне, когда я говорю, что эта порода отнюдь не для каждого. Бордер-колли необходим многочасовой моцион; не всегда удается предугадать, как они поведут себя с маленькими детьми; у них властный характер, упрямый, с причудами и резко выраженные территориальные притязания. Если вы не сумеете найти для них постоянную интересную работу с большой физической нагрузкой, они сами позаботятся о том, чтобы занять себя, и вряд ли это занятие вам понравится.
Есть много других собак и других пород, таких, например, как веселые и здоровые собаки из собачьих приютов, которых легче растить и которые лучше приспособлены для жизни в городе или в пригороде.
Если вы собираетесь взять бордер-колли, а вообще-то говоря, и любую другую собаку, подумайте над всем этим и сперва поговорите с владельцами питомников и с другими хозяевами собак.
Об авторе
Джон Катц – автор одиннадцати книг: шести романов и пяти научно-популярных произведений. Дважды становился финалистом конкурса National Magazine Award, сотрудничал с «New York Times», «Wall Street Journal», «Rolling Stone» и «Wired». Является одним из редакторов радиостанции «Marketplace» и журнала «Bark». Член Ассоциации инструкторов по дрессировке собак. Джон Катц живет на севере штата Нью-Джерси со своей женой, Паулой Спэн, репортером «Washington Post», дочерью Эммой Спэн, студенткой колледжа, и двумя собаками. В настоящее время Кац работает над очередной книгой, посвященной взаимоотношениям между женщинами и их собаками. Вы можете связаться с ним по адресу: jonkatz3@comcast.net.
Notes