Истории детей военного Сталинграда иной раз почти невероятные по своей сути. Слушаешь и думаешь: что такого быть не может. А оно - было.
      Когда я собиралась писать серию очерков об участницах ансамбля «Зоренька», некоторые из этих милых обаятельных женщин вдруг хмурились и, надо признать, без особого энтузиазма соглашались разговаривать, потому что тяжело им вспоминать о тех трудных грозных днях, особенно, если человек находился там в самый страшный период - с августа сорок второго до февраля сорок третьего - в момент Сталинградской битвы или же в начале восстановительного периода после освобождения Сталинграда от фашистов. Я слышала уже, как жили дети в окопах одни или с родителями, слышала, каково приходилось в окраинных поселках, которые находились в прифронтовой полосе, но впервые услышала рассказ о том, каково жилось сталинградцам в оккупации.
      - Родилась я в Орловке, в семи километрах от Тракторного завода, - начала свой рассказ Нина Петровна Рахимова, - у нас был свой дом. Мама, Анна Васильевна Дубцова, занималась домашним хозяйством, потому что нас, детей, было четверо, да и скотины много было. А папа, Дубцов Петр Алексеевич, работал на Тракторном заводе, потому ему дали «бронь» - в их цехе ремонтировали танки. Когда начались бомбежки, мама заболела, и папу однажды отпустили на сутки проведать нас. Он уже собрался возвращаться, а тут немцы неожиданно заняли Орловку, и папа остался дома. Наш дом был соединен коридором с сараем, и при бомбежках мы в том сарае прятались. Прятались и в пещерках песчаных в склоне балки, нас там чуть не засыпало, еле-еле виден был просвет, мама даже сказала, что смерть наша пришла, однако нас откопали. А зимой мы перебрались в сарай. Мама, бывало, нас как цыплят к себе прижмет, руками старается укрыть, как наседка, а мы дрожим, плачем, - видимо, перед глазами Нины Петровны встали очень отчетливо те времена, и она непроизвольно смахнула слезу.
      29 сентября фашисты, действуя большими силами (16-я танковая дивизия генерала Ангерна, 389-я пехотная дивизия генерала Мангуса и группа «Штахель») при поддержке авиации пошли в наступление на правое крыло 62-армии в районе Орловки, чтобы ликвидировать орловский выступ в линии фронта и овладеть северной частью Сталинграда. Упорные кровопролитные бои продолжались неделю, наши войска под угрозой окружения вынуждены были отойти, но фашисты под Орловкой потеряли много людей и техники. Участник боев с немецкой стороны полковник Г. Динглер впоследствии писал: «Мы посылали в атаку все новые и новые подразделения, но они неизменно откатывались назад с тяжелыми потерями, настолько прочно русские зарылись в землю…»
      Противник сумел овладеть Орловкой только 2 октября, ему удалось продвинуться также в районе поселка Красный Октябрь.
      - Как немцы вошли в Орловку, - вспоминает Нина Петровна, -сразу же стали рыть окопы и строить блиндажи, потому наш дом сломали, и мы перешли жить в сарай. С нами вместе жили папин брат с семьей, еще кто-то. В общем, в сарае было нас 17 человек. Вокруг стен соорудили нары, на них сидели дети, по середине стояли стол да железная печурка. Корову нашу и прочую живность немцы забрали. В других уцелевших домах они разместили госпиталь и еще что-то.
      Питались мы, как придется. Отец ходил с маминой сестрой по округе да собирал, что на глаза попадет. Если успевали найти мешок с продуктами, сброшенный с воздуха нашим или немцам, то это был праздник. Еще, помню, был мешок с зерном да мука, оставленные каким-то военным, который с семьей жил у нас до наступления немцев. В один из таких походов папу ранило. А однажды его чуть немец не убил. Вернее, финн-солдат. Финны были очень злые, хуже немцев. Дверь в сарай туго закрывалась, и если кто-то пытался ее открыть снаружи, то мы успевали закрыть подушкой маленькое оконце, и в сарае становилось темно, и что в нем творится, с улицы не видно. Дело было зимой, немцы часто заходили к нам, искали теплые вещи. Они такие мерзляки были - осенью мы еще ходили в легкой одежде, а они уже мерзли, забирали у людей одеяла, шали, теплую одежду. Мы теплые вещи каждый день прятали под нарами, сами же были кто в чем. Как-то мама готовила что-то на печурке, и тут вошли два солдата. Дверь распахнули и смотрят внутрь. А ведь зима была, папа и сказал: «Пан, закрой, пожалуйста, дверь, холодно, здесь дети малые». Один из солдат выхватил пистолет и выстрелил в папу, но не попал - или нарочно промахнулся, чтобы просто попугать, или же стрелял вообще не глядя, пуля только возле уха свистнула. Мы все закричали, а тот, который стрелял, схватил кастрюлю с варевом и выскочил на улицу. Мама - за ним. Мы тоже выбежали следом. Кастрюля была горячая, солдаты передают ее друг другу, а мама мечется между ними, отбирает ее. Наконец кто-то уронил кастрюлю, мама упала на нее. Мы как увидели, что мама упала, заплакали еще больше, подумали, что маму убили, - Нина Петровна замолчала, и лишь справившись с волнением, продолжила рассказ:
      - Напротив нашего сарая находился госпиталь - Орловка была километрах в трех от передовой и считалась уже тылом. Услышав крики, из госпиталя выскочили военные, что-то закричали двум налетчикам: видимо, чтобы они отстали от нас. И правда, оба солдата тут же ушли. Они к концу сражения тоже очень сильно голодали, так что неудивительно, что ходили по избам и забирали еду. В ночь под 1943 год немцы в один из сараев собрали всех уцелевших кошек, собак, шум стоял в сарае невообразимый, а потом все стихло. Ну а нас у мамы осталось из четверых детей - двое, а двое опухли с голоду и умерли.
      - Немцы не обижали вас?
      - Нет, заходили, искали, что им надо, а бить не били, в плен не угоняли, по крайней мере у нас в Орловке, наверное, им было не до этого. Вот лагерь для военнопленных был неподалеку. Наши солдаты пленные возили к немцам на передовую еду, боеприпасы - их впрягали в сани вместо лошадей и заставляли везти. Четверо пленных сбежали, зашли к нам и попросили укрыть. Троих спрятали под нарами в глубине, а одного переодели, он был среди нас. Немцы забегали к нам, когда искали беглецов, спрашивали: «Матка, есть у вас русский солдат?» Но в сарае столько народа было, никто нас никогда не считал, так что этого солдата никто не узнал. И мы дети, хоть и маленькие были, тоже молчали, понимали, что если пленных найдут, всех нас убьют. В селе был староста. Он врагов встречал с хлебом-солью. Для немцев старался искать захороны, мы ведь вещи и продукты прятали, вот он и показывал эти ямы немцам. И хорошо, что не знал о пленных, которые прятались у нас. Когда наши войска освободили Орловку, он их тоже встретил с хлебом-солью. Но кто-то из жителей сказал, что староста прислуживал фашистам добровольно, его хотели арестовать, да тот успел сбежать.
      - Помните, как вас освобождали наши солдаты?
      - Конечно. Грохот выстрелов, канонада началась, и вдруг в наш сарай вошел молодой-молодой солдат в белом полушубке и сказал маме: «Ну, мать, слушай, как сейчас моя „Катюша“ по немцам танцевать будет!» Оказалось, что в нашем огороде поставили реактивные минометы, которые солдаты прозвали «катюшами». А мы не знали, что это такое, и вот как они завизжали - у-у-у! Мы все перепугались. А потом пленных немцев мимо нас погнали. Мама узнала того финна, который чуть папу не застрелил, и бросилась на него, а солдаты ее оттащили, сказали, что, мол, мы, мать все понимаем, но пленных бить нельзя. Вот так наши солдаты относились к пленным даже после боя. Тех солдат, которые у нас прятались, тут же обмундировали, они потом к нам приходили, плакали даже, что мы их спасли. А папу сразу же положили в госпиталь в Сарепте, потому что его буквально перед наступлением наших войск ранило, когда он с сестрой мамы искал упавший мешок с продуктами. Тетя еле-еле дотащила его волоком до дома. Папа долго лечился, на фронт его не взяли, направили в рыбачью артель в село Безродное. А как стал восстанавливаться Сталинград, он поступил работать в подсобное хозяйство, и опять не повезло, потому что это хозяйство расформировали. К этому времени уже началась стройка ГЭС, нам деваться было некуда, жить тоже негде, и мы переехали в Ростовскую область. Не знаю, почему именно туда, ведь родственников там у нас нет, может быть, просто людей туда набирали.
      - Жизнь была тяжелая, а все-таки душа осталась певучей. В семье Вашей пели?
      - Да я, сколько помню себя, все время пела что-нибудь. Я в Ростовской области в колхозе работала сначала телятницей, а потом - дояркой. И все время пела, когда коров доила. Животновод меня часто ругал за это, мол, коров пугаю, а сам, если кто-то частушки петь затевал, тут же меня звал петь. А у меня в группе корова была, звали Зойкой. Она стояла первой от входа, я ее всегда первой и доила. Дою да песни пою, а Зойка смирно стоит, не шелохнется. И так она привыкла первой доиться, что даже когда в поле выгоняли летом, она всегда ко мне первой прибегала. А может, просто любила меня - бывало, поглажу ее, конфетку или хлеба дам. Встанет Зойка передо мной как вкопанная и глазом косит, мол, я пришла, подои меня. Ну и поспорили животновод, счетовод и ветеринар, обидится ли Зойка, если первой ее не подою, и попросили меня так сделать. Иду я по стаду да песни пою. Зойка прибежала, встала передо мной, а я обошла ее и стала доить другую корову. И уже заканчивала дойку, как вдруг меня кто-то сзади как толкнет! Подойник опрокинулся, молоко - все на мне. Оглянулась, а это, оказывается, Зойка меня толкнула. Она постояла немного, подождала, увидела, что я стала доить другую корову, и толкнула меня. Спорщики захохотали, я - вместе с ними. Ну, погладила Зойку, успокоила ее, стала доить. А она повернула голову ко мне, а из глаза слезы текут - переживала, видимо, что я так поступила с ней, а то и стыдно было за то, что ударила меня. Так что песни не только люди любят, животные - тоже. С тех пор я никогда так с Зойкой не поступала, всегда доила ее первой.
      - А как оказались снова здесь.
      - Просто вернулись сюда. Родные же края здесь. Купили домишко на острове Зеленом. Уже и город строился. Папа стал возчиком в ЖКО, мама не работала - болела, и я дома сидела с сыном Колей. Потом я работала в общежитии на Зеленом, за это получила квартиру. Работала на строительстве химкомплекса, на второй строительной площадке, а потом надоело по лесам лазать, вот и устроилась работать на завод органического синтеза, оттуда и на пенсию пошла. В ансамбль «Зоренька» попала случайно. Ехали с подругой со Второго поселка да песни пели, потому что до того отмечали день рождения своей знакомой. В том же автобусе ехала и Зинаида Алексеевна Лиходеева, и вот когда уже стали к городу подъезжать, она подошла к нам, представилась и пригласила в хор. А я всегда мечтала петь в каком-нибудь коллективе, раньше это у меня как-то не получалось, так что с радостью приняла это приглашение. А теперь ансамблем руководит Нина Тимофеевна Попова. Она нас и ноты понимать научила.
      У Нины Петровны Рахимовой есть уже и внуки, и даже правнучка Юлечка растет, так что ей скучать некогда. Однако ансамбль «Зоренька» - самое светлое в ее жизни, самое радостное, и потому два раза в неделю она едет во дворец культуры «Волгоградгидростроя», чтобы вновь встретиться со своими подругами.

Валентина

 
      Валентина Егоровна Савина и Тамара Алексеевна Киселева, несмотря на разное отчество - родные сестры.
      Разные по характеру, по внешности тоже не угадаешь родство, и все-таки они - родные сестры. И судьба выпала обеим разная, несмотря на то, что разница в возрасте небольшая. Но есть у них одна страсть (любовь к песне) и одна общая черта характера - непоседливость в самом хорошем смысле, то есть не замыкаются они в своем узком домашнем мире.
      Валентина Егоровна, хоть и ненамного старше Тамары, заменила ей мать, и та не устает повторять:
      - Она мне всегда помогала и всю жизнь была для меня словно мать. Мама у нас рано умерла, а Валя была старшей, и я за ней всегда тянулась. Она очень активная, жизнерадостная и жизнестойкая одновременно, и меня учила такой быть. Валя же дала мне и образование, такое, какое смогла. Она училась в строительном училище в Волгограде, и меня туда привела, потому что понимала: нас некому кормить, некому одевать, прежде всего необходимо стать самостоятельной, а профессия, возможность работать самой именно это и давали. Она такая энергичная, и я всегда завидовала ее энергии, жизненной силе. Я даже стихотворение о ней написала: «Ты привечала, грела, одевала сестру без мамы младшую - меня. Свои года не замечала, ты старшая с войны сестра. Как было мне легко идти по следу, меня ты словно за руку вела…»
      Жизненная активность Валентины Егоровны проявила себя с первых минут нашей встречи. Я пожаловалась, что есть нелады с поджелудочной железой и желчным пузырем, и она заявила:
      - О, я сейчас вас так накормлю, что вам сразу станет легче!
      И она налила мне кофе с молоком, поставила на стол какие-то необыкновенные чипсы и острый на первый взгляд салат, потому что нечто, из чего был приготовлен салат, было густо пересыпано чесноком.
      - Вот попробуйте, угадайте, что это за кофе, из чего салат и чипсы, - Валентина Егоровна лукаво глянула на меня.
      Я начала есть, и не заметила, как опустошила тарелку.
      - Ну? - сгорала от нетерпения Валентина Егоровна. - Угадали, что это?
      Конечно, я не угадала, и она торжествующе объяснила, что все эти вкусности приготовлены из топинамбура. А еще прочла целую лекцию, какая диета мне необходима, как приготовить специальное снадобье, чтобы излечить свои «болячки». Все эти сведения она почерпнула от Сочкина Бориса Григорьевича, большого энтузиаста по выращиванию топинамбура, и во время занятий в клубе «Родник здоровья». А еще ко всему она - любительница рыбалки, собирательница грибов. Но это - хобби сегодняшнего времени, а ведь прожита уже большая часть жизни. Какова она была у сестер?
      Когда грянула Великая Отечественная война, в семье Любови Трофимовны и Егора Яковлевича Дымовых, рабочих Сталинградского завода «Баррикады», росла уже одна девочка - Валечка, которая родилась в марте 1941 года. Потом родилась Тамара. Егора Яковлевича уже забрали на фронт, где он так никогда и не побывал: их эшелон, готовый к отправке, разбомбили в Ленинске. О том, что он погиб, узнали первыми его родители, которые жили там. Они после бомбежки сразу же побежали на станцию, и среди хаоса, месива мертвых тел обнаружили кресало, которое принадлежало Егору. Это было похоже на чудо - найти такую маленькую вещь, принадлежавшую сыну, однако так и было. Все, что нашли на месте разбомбленного эшелона, похоронили в одной братской могиле, туда потом и приходили старики с внучками почтить память сына и отца.
      Любовь Трофимовна, оставшись с двумя крошками на руках, чуть не обезумела от горя, и если бы не добрый человек, Корунов Алексей Андреевич, который перевез семью на левый берег Волги в село Погромное. В благодарность она дала отчество и фамилию своего спасителя младшей дочери, вот почему родные сестры в девичестве имели разное отчество и фамилию.
      Потом их эвакуировали еще дальше в степь, в один из Заволжских колхозов. Любовь Трофимовна работала в колхозе, и девочки ее почти не видели. Жили голодно до такой степени, что однажды в отсутствие матери маленькая Валя отважилась пойти к председателю колхоза и попросила дать хотя бы подсолнечного жмыха, ведь у колхозников были огороды, они питались сносно, а эвакуированные, оставшиеся без крова, одежды жили на то, что мог выделить колхоз.
      Одолело горе Любовь Трофимовну, она умерла, когда девочкам едва минуло десять и одиннадцать лет. Раннее сиротство, естественно, повлияло на всю их дальнейшую жизнь. Валю забрали к себе родители отца - дедушка Яков и бабушка Прасковья Дымовы, а Тамара начала путешествие по родственникам, интернатам.
      - Когда я жила, - вспоминает Валентина Егоровна, - у бабушки с дедушкой, я работала чуть не сутками. Они старенькие уже были, обоим за семьдесят, потому не могли взять к себе и Тамару. А я воспитывалась у них до шестнадцати лет, и они стали для меня вторыми родителями. Приду из школы, уроки быстро сделаю и сразу то на огород иду, то за скотиной ухаживаю. Я и потом, когда уже работала и жила в Волгограде, до самой их смерти ездила помогать - мыла в доме, прибирала, картошку сажала и выкапывала. А Тамара сначала жила у тети Таисии, а потом - в детдоме. Правда, потом она сбежала оттуда, я к тому времени уже строительное училище окончила, вот и привела ее в свое училище.
      После окончания училища, судьба сестер стала еще больше разниться. К Тамаре она отнеслась более благосклонно - завершив учебу в училище, она уехала в Камышин, и там вышла замуж за офицера. И жила счастливо с ним много лет, побывала во многих уголках Советского Союза, однако так случилось, что они расстались. Но до сих пор объединяют их двое детей, которые выросли прекрасными людьми.
      А Валентине жизнь преподнесла больше трудностей. Она работала в «Сталинградгидрострое», одновременно училась в вечерней школе, а потом поступила в химико-технологический техникум, вышла замуж за Савина Валентина Митрофановича. Родилась у них дочь Лена. Жили сначала на частной квартире, а потом мужу дали квартиру в Волжском, потому что он работал в «Промвентиляции», которая обслуживала заводы Волжского химкомплекса. Затем родилась вторая дочь - Наташа.
      За свою жизнь Валентина Егоровна сменила не одно место работы - так получилось: была строителем, восемь лет работала заместителем главного врача по административно-хозяйственной части в больнице в 13-ом микрорайоне, вместе с Семеном Самуиловичем Фишером старалась сделать это медучреждение еще краше. Три года была директором банно-прачечного комбината, довелось поработать в отделе снабжения в научно-исследовательского института абразивного завода, того самого, где в свое время намеревалась работать Лида Бунеева. Даже экскурсоводом работала Валентина. И это не потому, что нравилось «скакать» с одного места на другое - просто так жизнь требовала, поскольку осталась втроем с двумя маленькими дочками, их надо было одеть-обуть-накормить.
      - Когда стала работать экскурсоводом, - рассказывала Валентина Егоровна, - не успевала удивляться: это же не работа, а отдых просто, я жила тогда словно в сказке - поездки по различным городам, турпоходы. А еще я училась всю жизнь. Окончу одни курсы, поступаю на другие. Помню, в вечерней школе училась и одновременно записалась на курсы кройки и шитья. И так интересно мне было на этих курсах учиться, что я стала пропускать занятия в школе, решив, что вот окончу курсы, тогда вновь учиться в школе буду. И вдруг приходит к нам в общежитие наша классная руководительница и спрашивает, почему я в школу не хожу. Я ответила, что не успеваю, потому что еще и на курсах учусь. А она мне, мол, никуда ходить не будешь, а вот в школе учиться будешь, неужели не понимаешь, что десятилетнее образование получить важнее. И как я потом ей благодарна была, что легко в техникум поступила. А умение шить мне очень пригодилось в трудный период жизни, так помогло, что и словами не описать. Когда мы разошлись с мужем, я от швейной машинки ночами не отходила: шила и на себя, и на дочерей, и заказы выполняла, можно даже сказать, что благодаря швейной машинке я и детей вырастила. Да и вообще всего добивалась сама, благодаря своей настойчивости.
      - И как же дочери, оправдали Ваши надежды?
      - Конечно. Наташа и Лена окончили Волгоградское индустриально-педагогическое училище. Наташа потом поступила в педагогический университет. Лена, младшая, такая активная была, что ее называли звездочкой училища и даже наградили бесплатной путевкой в Болгарию. Правда, в институт она не сумела сразу поступить, а потом отступилась, так что высшего образования не имеет.
      Валентина Егоровна поставила на ноги не только дочерей, она и внуков вынянчила, чтобы здоровее они были, занималась с детьми Лены - Яной и Юлей - по системе Иванова. Младшего внука Сашу, сына Наташи, научила в шахматы играть. Парнишка так навострился в игре, что и бабушку иной раз обыгрывает. Да и вообще он мальчик развитый - ходит в бассейн, занимается английским языком, потому что родители очень серьезно относятся к его воспитанию. Но потом у Валентины Егоровны здоровье не заладилось, не смогла она уже выносить голодание по «Детке Иванова», потому и отошла от этой системы. Однако с водой дружит до сих пор, может запросто и в проруби искупаться зимой. Когда внуки подросли, перестали нуждаться в бабушкиной опеке, и она решила…
      - … что пора и собой заняться. Стала больше на природе бывать. Сяду в автобус и еду, например, в сторону Ленинска. Я всю пойму Ахтубы пешком исходила. Где-то бываю одна, где-то в компании. Все места грибные и рыбные знаю. Один день на природе проведу, и потом целый месяц могу горы ворочать. С Сочкиным познакомилась, узнала лечебные свойства топинамбура, стала заниматься в клубе «Родник здоровья». Когда оформляла документы в общество «Дети военного Сталинграда», то председатель общества познакомил меня с Зинаидой Алексеевной Лиходеевой, и я записалась в хор «Рябинушка». Я люблю петь, и родители наши любили петь. Папа на гармошке хорошо играл. И хотя голос у меня не богатый, я всегда на работе пела, особенно, когда на стройке работала. В хоре Лиходеевой пела два года, и Тамара там же занималась вместе со мной. Однажды наш ансамбль поехал в Муром, дело было зимой, мы так уставали, потому что в день было по четыре концерта. И произошел какой-то инцидент, Зинаида Алексеевна повела себя нетактично, а тому времени мы уже познакомились с Ниной Тимофеевной Поповой, вот и решили с Тамарой уйти из «Рябинушки» в «Зореньку».
      - В «Зореньке» нас приняли очень доброжелательно, старались помочь, чтобы нам легче пелось, ведь они уже и в нотах разбираются - Нина Тимофеевна научила. И на каждую репетицию хожу как на праздник. Там и про болезни меньше думается.

      Эту пару я случайно встретила несколько лет назад и сразу же отметила их уважительное, трогательно-ласковое отношение друг к другу: «Тамарушка-ласточка, Викторуша-солнышко». Тогда я еще не знала, что это - волжский художник Виктор Владимирович Киселев и его супруга Тамара Алексеевна. И уж вовсе не предполагала, что однажды окажусь в мастерской Виктора Киселева с намерением проинтервьюировать не его, а Тамару Алексеевну, очень симпатичную, добрую женщину.
      И вот я в уютной мастерской Киселевых. И это не оговорка, потому что часть своей мастерской Виктор Владимирович отдал во владение жене. Это своеобразный второй этаж, расположенный почти под самым потолком, антресоль, куда можно подняться по деревянной лесенке. «Веранда» - так Киселев называет это сооружение - сделана руками самого художника. Ее основание покоится на могучем обрезке ствола какого-то дерева, принесенного в мастерскую тоже Киселевым. С веранды открывается очень красивый вид на пойму Ахтубы. Это - святое место, где Тамара Алексеевна пишет свои картины. Да, да. Тамара Алексеевна Киселева еще и художница.
      Она появилась на свет в один из самых злых дней для ее семьи - 30 августа 1942 года. Кстати, как свидетельствует статистика, за период Сталинградского сражения на свет появилось немало малышей. Только одна Надежда Шурина, командир медсанвзвода, приняла 165 новорожденных.
      Сталинград пылал одним огромным факелом, а то, что не могло гореть, превратилось в руины. Новорожденная малютка даже не подозревала, что ее мать, Любовь Трофимовна Дымова, уже вдова, а она - сирота.
      - Я даже представить себе не могу, как мама сумела меня родить, наверное, от испуга, ведь знала уже, что эшелон, в котором был папа, разбомбили прямо на станции в Ленинске. Мне представить трудно, как мама нас с Валечкой спасла, ведь и Валечке было в то время чуть больше года. Наших родственников в Сталинграде было много - Орловы, Серпинины, Батраковы., хорошо, что рядом с ней были ее сестры - Таисия, Дуся, брат Иван. Мамочка наша все-таки не выжила после таких потрясений, умерла, когда нам было совсем мало лет. Повезло нам в том, что полного одиночества мы с Валей не ощущали. Помню, если приходила к тете Ксении, то она всегда усаживала за стол, а уж потом спрашивала новости. Тетя Тая обязательно поила молоком. Тетя Дуся давала какую-либо одежду.
      Словом, никто не обижал сироту, однако у всех своих проблем было полно, и хоть родные люди, а все же не родная мамочка. Потому, когда у Тамары появились свои дети, она постаралась им дать все, чего была лишена в детстве - материнское тепло и нежность, заботу. Она старалась их развивать всесторонне, не отпуская от себя, как наседка. Даже сопровождала детей в различные секции, хотя и уставшая приходила домой после работы.
      - Я в свое время не получила достаточного образования, ведь надо было не столько об образовании думать, сколько о том, как выжить. Валя меня после седьмого класса устроила в строительное училище - там питание было бесплатное, форма, кров над головой. Занятия в училище мы сочетали учебой в вечерней школе. Позднее училась на курсах секретарей машинисток, швей-мотористок, чтобы оказаться полезной там, куда наша семья переезжала. И в самом деле, все в жизни пригодилось - я сама шила одежду детям, вязала. А еще я училась вместе со своими детьми, словно вместе с ними росла заново, ведь у меня не было настоящего светлого детства. Я была таким ребенком, что все вокруг ловила глазами, в чем не могла участвовать. Дети подросли, и у нас появились пианино, баян, аккордеон, и я вместе с детьми училась играть на инструментах. Семья наша была словно ласточкино гнездо. Каждый год мы ездили к морю всей семьей, чтобы дети стали здоровее, а зимой они обязательно занимались зимними видами спорта, поэтому имели лыжи, коньки. Сын Георгий занимался серьезно дзюдо, самбо и в различных соревнованиях занимал призовые места. Как и отец, он выбрал военную карьеру, однако пришлось из армии уйти в период очередного сокращения. А Светочка семь лет училась в музыкальной школе, окончила Волжский инженерно-строительный институт.
      Тамара Алексеевна считает, что на ее пути было больше хороших людей, чем плохих, потому и сама по-доброму относится к людям, смотрит на мир светлыми восторженными глазами. Она практически выросла в коллективе - детдом, строительное училище. Коллектив ее и замуж выдал - свадьбу играли в общежитии в Камышине, где она жила после завершения учебы в училище. И началось долгое путешествие по стране, ведь военных часто переводили с места на место, вместе с ними, конечно, переезжала и семья. Так что Тамаре Алексеевне пришлось поездить по стране очень много. И всякий раз - новая школа для детей, новая работа для нее. Была и военнослужащей - командир одной из частей, где служил муж, предложил женам офицеров пойти на службу в армию, потому что в маленьких гарнизонах не было работы для гражданских лиц, зато женщины могли работать связистками, в клубе, в столовой. Вот она и работала, и за свою работу имеет немало поощрительных записей в трудовой книжке и множество Почетных грамот.