...Она уходит стирать мою рубашку. Я сплю.
      ...Лида сидит в кресле, подтянув ноги к подбородку.
      Ждет, когда я проснусь. Я просыпаюсь, и уже утро. На спинку стула накинута моя рубашка. Чистая и выглаженная.
      Я забываю себя контролировать и резво выпрыгиваю из одеяла. Инстинктивно накрываю голову руками, сразу вспомнив, что потолок в комнате у Лиды лепной.
      И будет очень больно.
      Я стою, зажмурив глаза. Жду, когда треснусь головой об потолок. Но потом открываю глаза и вижу: где стоял, там и стою. И не взлетел никуда!
      Лида вздыхает и говорит:
      - Нервотрепыш ты мой!.. Безвоздушный. Пей кофе и собирайся. Опоздаешь.
      Я начинаю понимать, что адаптация кончилась.
      А если кончилась, то, значит, все в полном порядке! Не подкачала доминанта! И с такой доминантой меня на Луну пустят! И я действительно опоздаю, если мне не поторопиться. Только Лиде-то откуда опять все известно?! И я спрашиваю:
      - Куда опоздаю?
      Лида отвечает:
      - Как куда? На работу. Или ты хочешь такой случай упустить... как на работу сходить?.. Да и мне пора собираться.
      Я снова спрашиваю:
      - Куда собираться?
      Лида снова отвечает, что на работу. Я думаю, что на работу - значит, она опять в рейс уходит. И могла бы хоть вчера сказать. Но я ведь сам ей ничего не сказал про Луну. А если бы она вчера и сказала, то что бы изменилось?
      И я начинаю ей завидовать. Хотя я-на Луну, а она - если кусочек заграницы захватит, то в лучшем случае - на сутки. Ночь в порту, и снова вода.
      А с другой стороны, что я на этой Луне не видел?!
      Камни лунные видел. На выставке. Пейзажи лунные видел. По телевизору и в кинохронике. Светку, Кузова, Целоватова, Пирайненов тем более видел. Век бы их не видеть!
      А с другой стороны, камней на память можно собрать. В кинохронике покажут. И по телевизору. Светка, Кузов, Целоватов, Пирайнены - рядом. Все-таки свои. Знакомые... А с другой стороны, здесь Лида и друг Петя Зудиков, а этих всех не будет. А с другой стороны, здесь Лида в рейс уходит и вернется бог знает когда. А друг Петя Зудиков ко мне до зимы не выберется...
      И Лида говорит, что если еще десять минут буду раздумывать, то и на такси не успею.
      Я смотрю в зеркало и говорю:
      - Ну и физия!.. Там в пиджаке, в кармане. Достань гребешок.
      Лида достает гребешок. А в нем между зубьями застрял мой билет. На Луну. Лида выпутывает билет из зубьев, смотрит:
      - Три-два-три. Три-два-три.
      Я говорю:
      - Счастливый. Давай, съедим?
      Я говорю как будто в шутку. А сам думаю, почему бы на самом деле не съесть? Что мы, счастливых билетов не ели? Счастья от них, правда, мало. Но тут билет особенный. Все-таки на Луну.
      Лида усмехается. А я решаю окончательно. И говорю, что давай рви. Она снова усмехается. И медленно, аккуратно разрывает билет на две части. И мы осторожно жуем каждый свою половинку. И запиваем кофе. И я думаю, что все, все, все, все...
      И на работу, так сказать, я опоздал уже бесповоротно. Поэтому помогаю Лиде собрать сумку.
      Мы еще долго гуляем. Кормим голубей у Исаакиевского. И пешком идем до Гавани. Я все горжусь своим самоотверженным поступком. В смысле съедания уникального билета. И жду, когда Лида оценит. Но она молчит. И уже берет у меня сумку и поднимается на палубу. Только говорит: "СЧАСТЛИВО ОСТАВАТЬСЯ". И смотрит на меня с палубы, как первый раз у Целоватова.
      А я все жду. И достаю носовой платок. И начинаю им махать. Шучу так. И сначала орет гудок. Потом мегафон. Потом я. Я ору:
      - Скажи мне, ну?!!
      И ничего мне золотая рыбка Лида не отвечает.
      Только хвостом своим рыжим взмахивает. И уплывает в синее море.
      И я еще стою на причале. И как принято - смотрю вслед. Но романтично не получается. Потому что меня облаивают портовые собаки. А я в сердцах облаиваю их. Тогда меня облаивают здоровенные портовые грузчики. Которые этих собак кормят и любят.
      Я иду домой. Дома никого нет. Я звоню из дома Кузову, Целоватову, Пирайненам. И никого нет.
      Я включаю радио.
      -...ратура!.. работает!.. нормально!.. Впервые совершен беспримерный успешный эксперимент групповой ноль-транспортировки! Настроение хорошее! Аппетит отличный! Перспективы радужные! Через несколько минут - репортаж нашего специального корреспондента Светланы Ашибаевой с поверхности Луны!
      И радио разражается маршами и джазовыми обработками "У нас еще до старта четырнадцать минут".
      Я выключаю радио. Настроение у меня как на улице после духового оркестра. Который только что прошел, и все "ура!" кричали, в ногу пытались попасть, руками размахивали. А оркестр прошел, еще играет вдалеке - и на улице бумажки какие-то остались, букетики затоптанные, пусто, пыль...
      И тут звонят. Бросаюсь к двери. А это пацанка Катя и пацан Григорий. Они решительно удаляют меня от дверей и энергично идут на кухню. Лезут в холодильник и начинают есть.
      Я иду следом и между прочим говорю:
      - Между прочим, добрый день.
      И они говорят:
      - Шветлана Аркадьжьевна шкоро вернетшя ш работы?
      Тут я распрягаюсь и внушительно произношу, воплотив мечту:
      - В-вон-н отсюда! Очень вас об этом прошу. Чтобы духу вашего здесь не было никогда! Б-богадельня!..Я очень спокойно говорю. Даже ласково. Но вид у меня солидного мафиозо, за спиной которого ждет не дождется целый синдикат убийц, готовых за меня головы сложить. Тем более не свои, а чужие. И я могу позволить себе говорить ласково.
      Пацанка Катя и пацан Григорий пропихивают внутрь прожеванный салат, потом полученную информацию. Встают и на цыпочках уходят.
      А я начинаю чувствовать, что пусть даже духовой оркестр прошел - ну и что?! И начинаю мурлыкать и разгребать вчерашний мусор. И думаю, что наконецто буду писать кандидатскую, а не выслушивать исповеди недоростков. Что наконец-то буду в одиннадцать вечера выключать проигрыватель, а не включать. А то все эти раньше одиннадцати вечера в гости не приходили. А когда приходили, то еще нахально спрашивали:
      "Мы не рано?" Что наконец-то верхний сосед перестанет капать, что мы ночью курим, а ему дым идет. А нижний сосед перестанет капать, что мы ночью громко смеемся, а у него штукатурка сыплется. Что наконец-то если друг Петя Зудиков приедет, то можно будет по душам поговорить.
      А то народу по ночам много было. И никак по душам не поговорить. И в прошлый приезд друга Пети Зудикова мы с ним вышли на лестницу, забрались в лифт, чтобы никто не мешал. Только там и поговорили. Изредка на кнопки лифта нажимая. Только неловко получилось, когда я промахнулся и на первый этаж нажал. А там уже толпа небольшая собралась. И мы деловито с Петей Зудиковым из лифта вышли. И нет бы - для правдоподобия на улицу выскочить... Но мы все так же деловито обогнули толпу и по лестнице вверх пошли. Очень логично поступили, в общем...
      Я довожу квартиру до паркетного блеска, до -музейной чистоты. Я покупаю "Вечерку" и читаю то, что по радио слышал. И еще читаю, как директор института такого-то интеллигентно, изящно закапывает скептиков из института сякого-то...
      И у меня все есть. У меня есть пустая квартира, полный чайник, свежая газета, свежие впечатления.
      И мне чего-то не хватает. Сначала совсем немного не хватает. А потом не хватает все больше и больше.
      И у меня хватает ума проанализировать, чего же мне не хватает. И я прихожу к выводу, что мне просто не с кем поделиться впечатлениями...
      Конечно, снова изобильно стало. Но зато снова плохо стало. И я на всякий случай выхожу на свежий воздух. И направляюсь в Парк культурного отдыха.
      Все аттракционы на месте. Я иду дальше. Вижу, что будочка та - КПП, одним словом,- тоже на месте.
      Я подхожу к окошку и вижу, что плаката над окошком про зону высокого перенапряжения уже нет.
      И окошка нет. А есть дверь. Дверь как дверь. Закрытая.
      Я еще дергаю эту самую дверь, но она не поддается.
      Я понимаю, что на Луну мне теперь никак не улететь. Что с Кузовым теперь за дамами не поухаживать.
      Что с Целоватовым за политику не поговорить. Что Пирайненов под их индийский индийский чай не попрезирать. Что с женой-Светой не поскандалить, чтобы потом помириться. И никакой радости от такой перспективы я не испытываю. А наоборот - понимаю, чего мне не хватает. Понимаю, что чацкизм мой - дело нужное, даже необходимое. Но внутри своей средыгруппы, где необходим кто-то витающий в облаках.
      Понимаю, что всем этим будет чего-то не хватать на Луне. И это что-то - я... Но я - только часть от целого. А целое без части запросто обойдется. А часть без целого - никак.
      И я очень даже радуюсь, когда еще встречающиеся в Парке культурного отдыха и вот встретившиеся хулиганы спрашивают у меня: есть ли мелочь? Я говорю, что есть. Достаю из кармана медяшки и откладываю их в одну сторону, а в другую - "белые" денежки, так сказать. Потом "белые" денежки кладу обратно в карман, а медяшки протягиваю хулиганам. И говорю, что вы же просили мелочь? Хулиганы оскорбляются и в свою очередь хотят нанести мне оскорбление действием. Я зажимаю мелочь в кулаке, вспоминаю Целоватова с его исчезателями и очень удачно начинаю своими кулаками махать.
      Хулиганы кричат "Шухер!" и бегут от меня в разные стороны. А ко мне бегут два милиционера. Они прибегают и спрашивают, что это я здесь делаю. А я резонно им отвечаю, что культурно отдыхаю. Что еще можно делать в Парке культурного отдыха?!
      Милиционеры на всякий случай просят предъявить документы. Я им отдаю паспорт. Они читают: "Виктор Ашибаев". И говорят, добрея на глазах: "А вы не родственник?"
      Я говорю, что родственник. И даже муж. И в паспорте по этому поводу даже печать есть. Они сами могут посмотреть. Они смотрят. И говорят:
      - Что же мы здесь стоим?! Может, вас до дома подвезти?
      И мы едем до дома... Потом я им говорю, что особенного ничего предложить не могу, но чаем или кофе - могу. Они нехотя отнекиваются, хотя им очень хочется поглядеть, как это живут семьи, где жена аж на Луну укатала. Вот и спрашивают, как же это вот так - жена на Луну?
      Я отвечаю, что так вот как-то получилось.
      Они восхищаются. Говорят, что подвиг-то какой!
      И я говорю, что да. Что она у меня на подвиги горазда.
      И еще они спрашивают про Кузова, Целоватова, Пирайненов. Не знаю ли я?..
      Я знаю. Рассказываю. Им интересно. Одно дело - по радио, в газете. Другое дело - живой очевидец, который вот буквально вчера вместе сидел, ел, спал.
      А когда они наконец уходят, я думаю: "Да-а, подвиг!"
      Только совершают его не эти все на Луне. А я один, оставшись тут без них. И с ужасом думаю: а что, если эта длительность будет год?! Или два?! А если этим всем там понравится и они вообще останутся. На Луне.
      Я смотрю через форточку на Луну и начинаю тихонько на эту Луну выть. И она через секунду заслоняется лохматой образиной. Образина эта - забытый Трюльник. Он бросается мне на шею и облизывает.
      И начинает меня наконец-то уважать. И мне очень жалко себя. А Трюльнику очень жалко себя.
      И я говорю:
      - Трюша, хочешь ням-ням?
      Трюша не хочет ням-ням. И я не хочу. У нас аппетита нет.
      Мы садимся рядышком перед форточкой и завываем на Луну.
      Верхне-нижние соседи звучат чем-то по батареям парового отопления.
      Но мы не обращаем внимания и под это звучание продолжаем наш вокализ.
      И получается здорово! Как на одной пластинке.
      "Обратная сторона Луны"...