В Стране восходящего солнца – Японии, – расположенной на островах в Восточной Азии, существуют специальные районы, известные под названием карюкаи. Районы эти предназначены для развлечения и получения эстетических удовольствий. Фактически это сообщества, где живут и работают профессионально обученные женщины, известные во всем мире как гейши.
      Слово «карюкаи» обозначает «мир цветов и ив». Каждая гейша похожа на цветок; она по-своему красива и, как дерево ива, грациозна, сильна и гибка.
      Ни одна женщина за триста лет существования карюкаи никогда не рассказывала свою историю широкой публике. Мы связаны неписаными правилами не делать этого, чтобы не разрушить и не предать огласке традиции и святость нашего необычного призвания.
      Но я чувствую, что настало время говорить. Я хочу, чтобы вы знали, что на самом деле означает жить жизнью гейши – жизнью, заполненной поразительными профессиональными требованиями. Жизнью, богатой великолепными наградами. Многие говорят, что я была лучшей гейшей своего поколения, я же знаю лишь то, что точно была самой удачливой. И тем не менее это была жизнь, которая стала слишком тяжела для меня, чтобы я продолжала ею жить. Я просто обязана была уйти.
      Теперь та история, которую я так давно хотела рассказать.
      Меня зовут Минеко.
      Но это не то имя, которое дал мне отец при рождении. Это мое профессиональное имя. Я получила его, когда мне было пять лет, и сделано это было главой женской общины, которая растила меня согласно традиции гейш. Фамилия общины – Ивасаки. Я была законно утверждена преемницей этого имени и наследницей собственности, бизнеса и всего, что было с ним связано, когда мне было десять лет.
      Я очень рано начала свою карьеру. События, которые произошли, когда мне было три года, убедили меня в том, что именно для этого дела я и была предназначена изначально.
      Я переехала в дом гейш Ивасаки, когда мне было пять лет, и приступила к художественному обучению, когда мне исполнилось шесть. Я обожала танцы. Я была предана им, они были моей страстью. Мне было предназначено стать лучшей, и я стала ею.
      Танцы были единственным, что заставляло меня идти по назначенному пути, в то время как другие требования моей профессии оказались слишком тяжелой ношей. Причем в буквальном смысле. Я весила девяносто фунтов. Полное одеяние – кимоно вместе с украшениями для волос – вполне могло весить сорок. Нужно было слишком много носить на себе. Я была бы счастлива только танцевать, однако острая непримиримость системы заставила меня дебютировать как гейшу-подростка, майко, когда мне было пятнадцать лет.
      Дом гейш Ивасаки располагался в Гион Кобу, районе Киото, наиболее известном и традиционном карюкаи из всех. Это была община, в которой я провела всю свою профессиональную жизнь.
      В Гион Кобу мы не называем себя «гейшами» (что означает «искусница», «актриса»), но используем гораздо более специфический термин гейко – «женщина искусства». Один тип гейко, который известен во всем мире как символ Киото, это молодая танцовщица, называемая майко, или «женщина танца». Согласно этому, я буду использовать термины «гейко» и «майко» на протяжении всей своей книги.
      Когда мне исполнилось двадцать, я «завернула воротник», то есть прошла обряд перехода, символизирующий превращение майко во взрослую гейко. Чем больше я росла в профессиональном плане, тем все больше и больше разочаровывалась в непримиримой архаичной системе и пыталась провести реформы, которые помогли улучшить образование, финансовую независимость и профессиональные права женщин, работающих в этой области. Однако я столкнулась с таким количеством препятствий и невозможностью хоть как-то повлиять на ситуацию и внести в нее изменения, что в конце концов решила отказаться от попыток и отступить, что и сделала, к ужасу окружающих. Я ушла на пике своего успеха, когда мне было двадцать девять лет. Я закрыла дом гейш Ивасаки, потом упаковала бесценные кимоно и драгоценные орнаменты и покинула Гион Кобу. Я вышла замуж, и теперь у меня есть семья.
      Я жила в карюкаи в 1960-1970-е годы, в то время, когда Япония претерпевала радикальную трансформацию – переход от постфеодального государства к современному обществу. Но я существовала в отрыве от внешнего мира, в обособленном царстве, чья миссия и существование зависели от славных традиций прошлого. И я полностью осознавала это.
      Манко и гейко начинали свою профессиональную жизнь и обучение в особом заведении, называющемся окия (дом для жилья), обычно переводящемся как «дом гейш». Они подчинялись очень строгому режиму, включающему в себя обучение и всяческие репетиции, похожие по интенсивности на занятия прима-балерин, концертных пианистов или оперных певцов на Западе. Владелица окия полностью поддерживала гейко в их стремлении стать профессионалами и помогала делать карьеру от первого до последнего выхода. От дебюта до бенефиса. Молодые гейко жили в окия в период времени, обусловленный контрактом, обычно от пяти до семи лет, на протяжении которых они возмещали свое пребывание в нем. После этого они становились самостоятельными и уходили жить собственной жизнью, однако не теряли связи с поддерживающим их окия. Как сказали бы на Западе, окия теперь выступали в роли агентов.
      Исключением были те гейко, которые назывались атотори – наследница дома, его преемница. Такая девушка принимала фамилию окия, неважно при рождении или при удочерении, и жила там на протяжении всей своей карьеры.
      Майко и гейко организовывали неповторимые банкетные церемонии, известные как очая, обычно переводимые как «чайные дома» или «чайные церемонии».
      Там мы регулярно развлекали приглашенных важных персон на закрытых частных вечеринках. Также мы появлялись на публике в сериях ежегодных праздничных ритуалов. Наиболее известный из них – это Мияко Одори («танец вишни»). Танцевальные программы похожи на представления и привлекают публику со всех концов света. Мияко Одори проходит в апреле в нашем собственном театре Кабурэндзё.
      Слишком много тайн окутывает понятие гейша, слишком многие не понимают, что значит «быть гейшей», или, как в моем случае, гейко. Надеюсь, моя история объяснит, чем в действительности является эта профессия, и, кроме того, познакомит читателей со многими уникальными моментами культурного наследия и национальными традициями Японии.
      Итак, прошу вас следовать за мной, совершим путешествие в поразительный мир Гион Кобу.

      Мне кажется, что в моем выборе профессии присутствовала большая доля иронии.
      Первоклассная гейко всегда находится в ярком свете рампы, в то время как я провела бблыпую часть детства, прячась в темном шкафу. Первоклассная гейко использует свои навыки и искусство, чтобы угодить аудитории, позволяя каждому человеку, с которым она общается, чувствовать себя прекрасно. Я же всегда предпочитала одиночество. Первоклассная гейко – это изящная ива, склоняющаяся к другим, чтобы исполнить их желания, в то время как я всегда была упрямой и шла наперекор природе. Кроме того, я была очень и очень гордой.
      В то время как первоклассная гейко – мастерица в создании атмосферы расслабленности и развлечения, я никогда особо не любила находиться в компании других людей.
      Гейко-звезда никогда не может быть одна, а я всегда хотела принадлежать только самой себе.
      Забавно, не правда ли? Такое чувство, будто я преднамеренно выбрала для себя самый тяжелый путь, чтобы день за днем преодолевать себя и свои собственные внутренние противоречия.
      Вообще-то, если бы мне не пришлось жить в карюкаи, думаю, я стала бы буддийской монахиней. Или женщиной-полицейским.
      Это тяжело объяснить, почему я все-таки приняла решение переселиться в карюкаи, когда была всего лишь маленькой девочкой.
      Почему маленькая девочка, которая любит своих родителей, сама решает вдруг бросить их? Да, я сама выбрала для себя такой путь – изменить родителям и вступить на профессиональную дорожку.
      Позвольте мне рассказать вам, как это случилось и, возможно, причины этого прояснятся по мере моего рассказа.
      Оглядываясь назад на свою жизнь, я понимаю, что единственное время, когда я была действительно счастлива, это те дни, когда жила со своими родителями. Я чувствовала себя защищенной и свободной, несмотря на то что я была еще очень мала. Меня оставляли одну, и я могла заниматься всем, чем хотела. После того как в пятилетнем возрасте я покинула дом, мне больше никогда не удавалось остаться наедине с собой, и все свое время я посвящала тому, чтобы ублажать других людей. Все мои последующие радости и триумфы были испорчены двойственным отношением и мрачными, даже трагическими событиями, которые, к сожалению, стали частью меня.
      Мои родители были сильно влюблены друг в друга. Это была интересная пара. Мой отец вырос в семье древних аристократов – феодалов, которые переживали тяжелые времена. Моя мать происходила из семьи пиратов, впоследствии ставших врачами и очень богатыми людьми. Отец был высокий и худой. Он был остроумным, активным и умным человеком, кроме того, очень строгим. Мать была полной его противоположностью: маленькая и пухлая, с симпатичным круглым личиком и большой грудью. Там, где мой отец проявлял твердость, мать была мягкой. Однако оба они умели утешать, объяснять и примирять. Его звали Шинезо Танакаминамото (Танакаминамото но Шинезо, если говорить по-японски), а ее звали Чие Акаматцу. Японские имена пишутся так же, как и западные (сначала имя, потом фамилия), за исключением исторических персонажей, у которых фамилия и имя пишутся в обратном порядке. Также, следуя японским нормам, существительные в японском языке не имеют формы множественного числа.
      Наша династия была основана Фудзиварой но Каматари, человеком, заслужившим дворянский титул.
      Династия Танакаминамото существовала на протяжении пятидесяти двух поколений.
      Семья аристократов Фудзивара исторически имела позицию регентов императора. Во время царствования императора Сага, Фудзивара но Мотоми был присвоен титул дайтоку (высший титул министра суда при дворе, как было утверждено Сётоку Тайши). Он умер в 782 году. Его дочь, принцесса Танака, вышла замуж за императора Сага и родила принца, который был назван Сумеру и который стал восьмым в династии императорских наследников. Как наследник императора он получил имя Танакаминамото и стал независимым аристократом.
      Минамото – это имя, которое и в наши дни могут носить исключительно аристократы. Итак, семья эта занимала различные высокие должности, включая судебных заседателей и официальных хранителей святынь и храмов. Танакаминамото служили императору более тысячи лет.
      В середине XIX века в Японии произошли большие перемены. Военная диктатура, которая правила страной около шестисот пятидесяти лет, была свергнута, и император Мэйдзи стал главой правительства. Феодальная система была уничтожена, и Япония стала развиваться как современное государство. Возглавляемые императором, аристократы и интеллектуалы живо приступили к обсуждению будущего страны, и реформы посыпались одна за другой.
      В это же время мой прадед, Танакаминамото но Сукейоши, тоже собрался изменить свою жизнь. Он устал от бесконечной междоусобной борьбы аристократии и хотел избавиться от тягостных обязательств, которые требовал от него занимаемый пост.
      Император решил перенести столицу из Киото, где она была более тысячи лет, в Токио. Но моя семья пустила глубокие корни в том месте, где жила, и мой прадед не хотел уезжать. Как глава семьи он принял моментальное и категоричное решение отказаться от титула и присоединиться к разряду простых людей.
      Император давил на него, чтобы тот оставил себе дворянское звание, но прадед гордо провозгласил, что он человек народа. Император настаивал, чтобы он оставил семье хотя бы имя. Это было единственным, что прадед согласился сделать. Сейчас в повседневной жизни семья использует укороченную форму фамилии – Танака.
      Помимо потери официального статуса, решение моего прадеда стало катастрофой для финансового положения семьи. Отказ от титула, естественно, обозначал и потерю собственности, которая владельцам этого титула принадлежала. Семейная собственность охватывала обширную территорию северо-восточного Киото, от святыни Танака на юге до башни Ичидзёдзи на севере, площадью в тысячи акров.
      Мой прадед и его потомки так никогда и не оправились от потери. Они не смогли обрести точку опоры в современной экономике и пребывали в благородной бедности, проживая накопленные запасы и культивируя свое выходящее из моды чувство превосходства над остальными. Некоторые из них стали настоящими экспертами в искусстве керамики.
      Моя мать – член семьи Акаматцу. Когда-то ее предки были легендарными пиратами, промышлявшими в Японском море на торговом пути в Корею и Китай. Они накопили нечестным путем весьма приличное состояние и, к тому времени, когда родилась моя мать, были весьма богаты. Семья Акаматцу никогда не служила никакому даймё, они сами имели власть и собственность в Западной Японии. Имя Акаматцу было присвоено семье императором Готоба (1180-1239).
      Во время своих странствий и приключений, вместе с приобретением различных иностранных предметов быта, семья получила обширные звания о медицинских травах и их приготовлении. Они стали целителями и доросли до того, что сделались врачами в клане Икеда, феодального барона Окаямы. Моя мать унаследовала способности к исцелению от своих предков и передала знания моему отцу.
      Родители были людьми искусства. Отец получил диплом художественной школы и стал профессиональным художником по росписи текстиля для первоклассных кимоно и, кроме того, оценщиком фарфора.
      Моя мать очень любила кимоно. Однажды, зайдя в магазин кимоно, она наткнулась на моего отца, который влюбился в нее с первого взгляда. Он настойчиво преследовал ее, но их социальное положение было настолько различным, что она считала их отношения невозможными. Трижды юноша просил ее руки, и трижды девушка ему отказывала. В конце концов она забеременела и, естественно, после этого вынуждена была принять предложение. Они поженились, родилась моя старшая сестра.
      В это время дела моего отца шли превосходно, и он выручал большие деньги. Его производство получило высочайшую оценку, и каждый месяц он приносил домой хороший заработок. Однако большую часть он отдавал своим родителям, у которых было слишком мало средств для жизни. Мои дедушка и бабушка жили со всей своей семьей в огромном доме в части города под Названием Танаки, с внушительным штатом прислуги. В тридцатых годах семья растратила большую часть своих сбережений. Некоторые мужчины пытались работать констеблями или еще на каких-нибудь других должностях, но никто не мог долго продержаться на месте. У них просто не было навыков работы для обеспечения собственного существования. Мой отец полностью содержал всю огромную семью. Так что, несмотря на то что отец не был старшим сыном, мои дедушка и бабушка настаивали на том, чтобы родители жили с ними, когда те поженились. Все объяснялось просто: им всего лишь нужны были деньги.
      Обстановка в семье была не слишком хорошей. Моя бабушка, которую звали Томико, обладала очень властным характером, была деспотичной и крайне несдержанной, то есть полной противоположностью моей послушной и нежной матери. Моя мать росла и воспитывалась, как принцесса. Однако бабушка терроризировала ее, словно та была одной из служанок. С самого начала бабушка всячески оскорбляла мою мать и постоянно ругала за все, что только можно было придумать. По линии Акаматцу мама происходила из печально известного рода, и бабушка вела себя так, словно невестка была грязной и запятнанной. Свекровь считала, что моя мать недостаточно хороша для ее сына.
      Хобби моей бабушки Томико было фехтование, и она мастерски владела нагината, или японской алебардой. То, что моя мать была тихой, выводило бабушку из себя, и частенько она в открытую колола ее копьем или гоняла по дому. Это было не только ненормально, но и очень страшно. Однажды бабушка зашла слишком далеко. Она разрезала оби (часть кимоно) моей матери, при этом довольно сильно поранив ее. Это стало последней каплей.
      В то время у моих родителей было уже трое детей, две девочки и мальчик. Девочек звали Яэко и Кикуко. Яэко было десять, а Кикуко восемь. Мой отец оказался в затруднительном положении, ведь у него не было достаточно денег, чтобы содержать своих родителей как отдельную семью. Он поделился своей проблемой с одним из партнеров по бизнесу, дилером фабрики кимоно. Тот рассказал моему отцу о карюкаи и предложил попробовать и хотя бы один раз поговорить с владелицей подобного дома.
      Мой отец встретился с одной из владелиц гейко окия, Ивасаки, в Гион Кобу, одном из лучших домов гейко в Японии, а также с еще одной из Понточо, другого района гейко в Киото. Он нашел место для обеих дочерей – и Яэко и Кикуко – и заплатил деньги за их обучение. Они должны были учиться традиционному искусству, этикету, различным наукам, чтобы полностью обеспечивать себя в последующей карьере. После того как они станут вполне самостоятельными гейко, они обретут независимость, все их долги будут ликвидированы и все, что они заработают, будет принадлежать только им самим. Будучи их представителем, окия будет получать определенный процент с их доходов.
      Решение моего отца втянуло нашу семью в Длительные отношения с карюкаи, которые сильно влияли на наши жизни на протяжении многих лет. Мои сестры были огорчены тем, что им предстоит покинуть привычное место в доме своей бабушки. Яэко так никогда и не оправилась от ощущения брошенности. Она осталась злой и опустошенной.
      Родители вместе со старшим братом переехали в дом в Ямашине, районе Киото. В последующие годы мать родила еще восьмерых детей. В 1939 году, находясь, как всегда, в финансово неустойчивом положении, они отправили еще одну из своих дочерей, мою сестру Кунико, в Ивасаки-окия в качестве помощницы хозяйки.
      Я родилась в 1949 году, когда моему отцу исполнилось пятьдесят три, а матери сорок четыре. Я была последним ребенком в семье и родилась второго ноября, под знаком Скорпиона, в год Быка. Родители назвали меня Масако.
      Насколько мне известно, в семье нас насчитывалось десять человек. У меня было четверо братьев (Сейичиро, Риозо, Козо и Фумио) и три старшие сестры (Йошико, Томико и Юкико). Я не знала тогда о существовании еще трех сестер.
      Наш дом был просторным и уютным. Он располагался недалеко от берега канала, на большом земельном участке, и рядом с нами не было никаких соседей. Дом окружали роща и заросли бамбука. Позади дома высилась гора. Единственным путем для подхода к дому был пешеходный мостик через канал. Напротив дома имелся водоем, по берегам которого рос кустарник под названием космос. Снаружи у нас был садик с фиговыми и перечными деревьями, а позади дома – большой задний двор, с курятником, полным кур, прудом с карпами, будкой нашей собаки Коро и овощными грядками.
      На первом этаже дома располагались гостиная, алтарная комната, комната с очагом для еды, кухня, две задние комнаты, кабинет моего отца и ванная. Наверху, над кухней, были еще две комнаты. Все дети спали там. Я спала вместе с родителями внизу.
      Вот одно из самых отчетливых веселых воспоминаний детства. Кажется, это было вчера. Случилось это в сезон дождей. Напротив нашего дома был большой круглый водоем. Рядом с ним цвела гортензия, и светло-синий цвет воды очень гармонировал с зеленью.
      Стоял прекрасный ясный день. И вдруг, откуда ни возьмись, с неба посыпались большие капли дождя. Я быстренько собрала свои игрушки из-под перечного дерева, забежала в дом и положила их на полку рядом с сундуком из красного дерева.
      Как только все вернулись в дом, хлынул дождь. Для сбора дождевой воды стояло ведро, но дождь хлынул с такой силой, что ведро наполнилось буквально в считанные секунды и вода полилась в дом. Мы, как безумные, кинулись поднимать татами (соломенные матрасы). Все происходящее казалось мне очень забавным.
      После того как мы спасли все татами, которые смогли, дети получили по кусочку клубничного леденца, у которого на обертке была картинка с клубничкой. Мы все бегали по дому и ели леденцы. Несколько татами плавали в воде. Родители сели на них и, делая вид, что это лодки, плавали из комнаты в комнату. Казалось, им было даже веселее, чем остальным.
      На следующий день отец собрал нас всех вместе и сказал:
      – Итак, слушайте. Мы должны убрать дом внутри и снаружи. Сейичиро, возьми сестру и иди на задний двор. Риозо, вы с сестрой пойдете и займетесь бамбуком. Козо, вы с сестрой будете чистить татами, а ты, Фумио, возьми маленькую Масако и иди к матери, она скажет, что надо делать. Поняли? Так идите и хорошенько поработайте.
      – А ты, папа, что ты будешь делать? – мы все хотели это знать.
      – Кто-то должен остаться сторожить дворец, – ответил он.
      Его боевое настроение придало нам энергии, но была одна проблема. Все мы ели последний раз прошлой ночью, и весь наш ужин состоял из клубничного леденца, так что мы были слишком голодными, чтобы уснуть. Да, мы были голодными. Все наше пропитание погибло при наводнении.
      Когда мы пожаловались отцу, он сказал:
      – Армия не может сражаться на голодный желудок. Так что лучше идите и поищите еду. Принесите ее обратно в башню и готовьтесь к осаде.
      После получения приказов мои старшие братья и сестры пошли на улицу и вскоре вернулись с рисовыми шариками и дровами. В тот момент я была страшно рада тому, что у меня есть братья и сестры, и очень благодарна за рисовые шарики, которые мне дали съесть.
      В этот день все дети остались дома и не пошли в школу. Мы спали так, как будто завтра могло и не наступить.
      На следующий день я, как обычно, пошла в курятник собрать яйца. Несушку звали Никки. Она разозлилась и преследовала меня до самого дома, где все-таки догнала и больно клюнула в ногу. Отец сильно рассердился и поймал курицу.
      Он поднял ее вверх и сказал:
      – За это я тебя убью.
      Он свернул курице шею прямо на месте, а потом подвесил ее мертвую тушку за шею под карнизом дома (обычно он вешал кур за лапы) и оставил ее так до тех пор, пока все не вернулись домой из школы.
      Когда дети увидели Никки, все подумали: «Ура! Вкуснятина, мы сегодня будем есть курицу!» Но отец сказал им серьезно:
      – Посмотрите хорошенько на это и извлеките для себя урок. Это немое животное клюнуло нашу славную Масако. И заплатило за это жизнью. Помните: никогда не смейте причинять боль другим людям или вредить им. Я этого не позволю. Понятно?
      Мы сделали вид, что все поняли. Этим же вечером мы ели вкусную курятину из несчастной Никки. Я не могла ее есть.
      – Масако, ты должна простить Никки, – сказал мне отец, – большую часть времени она была хорошей курицей. Ты должна есть, чтобы Никки могла попасть к Будде.
      – Но у меня болит животик. Почему ты и мама вместо меня не поможете Никки попасть к Будде? – сказала я и помолилась. – Это ты ловко придумала. Давайте сделаем так, как говорит Масако, и все покушаем курицу, чтобы Никки могла попасть к Будде.
      Все помолились за несчастную птицу и, насладившись мясом, помогли Никки попасть к Будде.
      В другой раз, в то редкое время, которое я проводила в компании, я играла вместе со всеми. Вырыв большую яму, мы принесли с кухни всю посуду: горшки, тарелки – и закопали. Мы играли рядом с секретной крепостью моего брата. Все было прекрасно до того, как мой старший брат зачем-то заставил меня забраться на сосну. Ветка обломилась, и я упала в водоем перед нашим домом. Окна кабинета моего отца выходили как раз на него. Он услышал громкий всплеск, когда я упала. Его это удивило, но он не слишком быстро отреагировал. Посмотрев на меня, он спокойно спросил:
      – Что ты делаешь?
      – Я в воде, – ответила я.
      – Сейчас слишком холодно, чтобы купаться, а если ты заболеешь? Думаю, тебе лучше выйти на берег.
      – Я выйду через пару минут.
      В это время показалась моя мать.
      – Прекрати издеваться над девочкой, – сказала она, – лучше вытащи ее оттуда.
      Отец неохотно вытащил меня из водоема и отнес в ванную.
      На этом бы все должно было закончиться, но мать пошла в кухню готовить еду. Однако посуды там не было. Она позвала отца, который в это время купал меня.
      – Дорогой, кажется, возникла проблема. Я не смогу приготовить ужин. Что мне делать?
      – О чем ты говоришь? Почему ты не сможешь приготовить еду?
      – Потому что здесь ничего нет. Вся посуда исчезла.
      Я слышала всю эту беседу и, решив, что пора подумать об остальных и предупредить их, начала украдкой продвигаться к двери. Но отец быстренько схватил меня и не дал выйти.
      Вскоре все вернулись домой (лучше бы они не приходили). Отец серьезно подготовился к этой встрече. Наказание заключалось в том, что мы должны были построиться в ряд, а он бил нас по голове бамбуковой палкой. Обычно я стояла в сторонке, пока проходила эта процедура, думая о том, что наверняка это больно. Но не на этот раз. В тот день он крикнул мне:
      – Ты тоже, Масако. Ты тоже участвовала в этом.
      Я начала хныкать, когда он поставил меня ко всем остальным, помню, как сказала: «Папочка», но он не обратил внимания.
      – Ты тоже это делала.
      Он не бил меня так сильно, как остальных, но все равно для меня это было огромным шоком. Никогда раньше папа этого не делал.
      Мы не получили ужина, и мои братья и сестры плакали, когда принимали ванну, потом мы пошли спать. Мой брат жаловался, что он настолько голоден, что будет плавать в ванной, как надутый шар.
      Благодаря тому что мои родители были людьми искусства, весь наш дом был наполнен прекрасными вещицами: кварцевые кристаллы, блестящие на солнце, ароматные сосновые и бамбуковые декорации, которые вывешивались на Новый год, экзотического вида орудия труда, используемые матерью для приготовления травяных лекарств, блестящие музыкальные инструменты (например, бамбуковая шакуначи – флейта отца и однострунный кото матери), коллекция керамических изделий ручной работы.
      Отец был правителем нашего маленького королевства. У него был дома свой кабинет, и он работал там вместе с несколькими из множества своих учеников. Мать тоже научилась традиционному способу японского окрашивания полотна, известного как рокецузомэ, от отца и стала профессионалом в этом деле. Кроме того, родители были известны своими целебными травяными средствами. К ним постоянно приходили люди с просьбой приготовить для них то или иное лекарство.
      Мама не была сильной женщиной. Она страдала от малярии, и это ослабило ее сердце. Однако она была сильна духом, раз уж смогла родить одиннадцать детей.
      Когда я не могла находиться с одним из родителей, то всегда предпочитала собственную компанию любой другой. Я не любила играть даже со своими сестрами, любила тишину и не могла переносить шум, который создавали другие дети. Когда они приходили из школы, я либо где-нибудь пряталась, либо просто игнорировала их.
      Много времени я проводила, прячась. Японские дома обычно маленькие и редко заставлены мебелью по западным стандартам, но в них всегда есть огромные шкафы, где хранят много предметов домашнего обихода, редко используемых. Всегда, когда я чувствовала дискомфорт, или мне что-то не нравилось, или хотела отдохнуть, я пряталась в шкаф.
      Мои родители понимали, что дочери надо побыть одной, и никогда не заставляли меня играть с другими детьми. Они, конечно, присматривали за мной, но всегда давали мне возможность иметь свое личное пространство.
      До сих пор я помню, как прекрасно мы проводили время в семье. Больше всего я любила красивые лунные ночи, когда родители играли дуэтом – папа на шакуначи, а мама на кото. Мы всегда собирались вокруг, чтобы послушать их. Я не знала, как скоро закончится эта идиллия.
      Но вскоре это случилось.

      Я могу точно назвать время, когда все начало меняться.
      Мне как раз исполнилось три года.
      Стоял холодный зимний день. У моих родителей была гостья. Очень старая женщина. Я стеснялась чужих и пряталась в шкаф, как только они переступали порог. Вот и тогда я сидела в темноте шкафа и прислушивалась к разговору. Чувствовалось что-то неуловимо настораживающее в этой женщине, и еще я была заворожена манерой ее разговора. Гостью звали мадам Оима. Она была владелицей Ивасаки окия в Гион Кобу и пришла спросить, не хочет ли моя сестра Томико стать гейко. Томико посещала Ивасаки окия много раз, так что мадам Оима давно могла оценить ее возможности.
      Томико была самой хрупкой и нежной из моих сестер. Она любила кимоно, традиционную музыку, керамику и всегда задавала родителям вопросы об этих вещах. Ей было четырнадцать лет. Я понимала далеко не все из того, что они говорили, но осознавала, что эта старая леди предлагает Томико работу.
      Конечно же, я не понимала, что Ивасаки окия переживает финансовые трудности. Все, что я знала, – это то, что мои родители с огромным вниманием и уважением относились к этой женщине. И еще то, что она излучала наибольшую властность, чем кто-либо другой, кого я встречала раньше. Я чувствовала отношение к гостье своих родителей.
      Завороженная ее голосом, я приоткрыла дверь шкафа на три сантиметра и попыталась посмотреть в ту сторону, откуда раздавался голос.
      Женщина заметила, что я открыла дверь.
      – Чие-сан, а кто прячется в шкафу? – спросила она.
      Мать засмеялась и ответила:
      – Это моя младшая, Масако.
      Услышав свое имя, я вылезла из шкафа и вошла в комнату.
      Гостья смотрела на меня всего лишь секунду. Ее спина была очень прямой, но я увидела, как расширились ее глаза.
      – О господи, – сказала она, – какие черные волосы и черные глаза! И такие крошечные розовые губки! Какой чудесный ребенок!
      Мой отец представил нас друг другу. Женщина продолжала смотреть на меня, но слова ее были адресованы моему отцу:
      – Знаете, господин Танака, я ищу атотори («тот, кто приходит после», то есть наследница) очень долгое время, сейчас у меня возникло ощущение, что я только что нашла ее.
      Я не представляла, о чем вообще она говорит. Мне было неизвестно, что такое атотори и зачем ей это нужно, но я почувствовала, как изменилась энергетика этой женщины.
      Это говорит о том, что человек, у которого есть глаза, чтобы видеть, проникает в глубь человеческого характера, вне зависимости от того, насколько он стар или молод.