— На какое количество людей вы рассчитываете?

— Около полутора тысяч, — сразу отозвался Valle, неплохо зная обстановку.

Гном кивнул, — В любом случае не более двух.

Фон Дравен покивал головой.

— Вполне. После того морового поветрия мне пришлось из двух изрядно поредевших деревень сделать одну, и то худую. Так что целая деревня на хорошем месте стоит пустая. Дома заколочены, за порядком там мои люди посматривают. Заселить можно хоть завтра, а припасов на зиму у нас в этом году, сами понимаете, некоторый избыток.

Баронет зябко запахнулся в свой примечательный плащ, словно ему стало холодно.

— Очень хорошо, господин барон. Остался вопрос цены. Как предпочитаете — услугой или наличными?

Барон откинулся на спинку трона. «Давно надо бы обновить или новый заказать», — подумал он некстати, — «Это жёсткое сиденье и прямая спинка меня когда-нибудь до мигрени доведут…»

— В другое время я бы крепко подумал, но сейчас мне не на что даже дружину снарядить, — жёлчно заметил он, — Так что я бы предпочёл золото.

Баронет мрачно кивнул.

— Понятно. У меня тоже с наличными не густо, но я даю вам слово, что у вас будет самая лучшая дружина изо всех центральных баронств. Какие предпочитаете монеты — старинные дукаты из кладов, или новые — с чеканкой Царства Света?

Фриц фон Дравен хохотнул.

— Снарядить свою дружину на золото, реквизированное у святош? Да, у вас интересное чувство юмора, молодой человек, но оно мне нравится. Давайте портреты старого Хенрика.

Valle посмотрел на барона, и еле заметно улыбнулся из вежливости в ответ.

— Сколько?

Барон посмотрел на своего капитана. Тот пожал плечами, — По хорошему, ваша светлость, тысячи три надо. А то и четыре.

— Пять, — веско произнёс барон с высоты резного трона.

Valle пожал плечами. Какой аппетит, однако! А впрочем…

— Округлим до десяти, барон Дравен? Но чтобы мои люди потом вас добрым словом поминали!

Барон на пару мигов лишился дара речи. За половину предложенной суммы и впрямь можно было снарядить небольшую армию, причём самым что ни на есть лучшим образом. Да ещё и коней прикупить новых. Теперь и свадьбу сына можно с размахом справить, и останется немало…

— Вы серьёзно, баронет? — тут он опомнился, — Впрочем, я согласен на ваше неслыханно щедрое предложение.

Молодой маг учтиво поклонился, и вслед за ним его капитан.

— Не сумлевайтесь, ваша светлость, — прогудел гном, — Золото будет!

— И я думаю, оно попадёт в нужные руки, — кивнул баронет.

Барон встал.

— Будем составлять договор, или обойдёмся без ненужных формальностей?

Баронет немного подумал, а затем негромко произнёс, красноречиво проведя ладонью по своему чёрному плащу.

— Давайте без излишних свидетелей — я не хочу, чтобы у вас в случае чего были неприятности.

— Разумно, — подтвердил капитан дружины фон Дравена в ответ на немой вопрос своего сюзерена.

И оба барона — старый и молодой — ударили по рукам.

Коленопреклонённый Valle, чуть напрягшись и изобразив пальцами некую фигуру, с третьей попытки всё-таки разжёг костерок, пользуясь своими новыми открытиями в области ортогональной магии.

Трент, заново полируя свою излюбленную секиру, одобрительно кивнул и поинтересовался.

— Не в обиду будь сказано, вашсветлость — а где ж вы такие деньжищи-то возьмёте?

— А подумай сам, — вытирая со лба пот, невозмутимо ответил баронет, — Где такие деньги есть?

Гном задумался, и лоб его наморщился от непривычной работы.

— Не собирать же понемногу у святош… Да ну — разве только в банке!

Valle подбросил в занявшийся, весело потрескивающий костерок сучьев потолще, и подвесил над огнём котелок. В походе или в бою сословные различия изрядно сглаживались, и это было в порядке вещей. А посему он посмотрел, как разгорается пламя и заинтересованно глянул на своего капитана.

— Хорошая мысль, Трент. Как сказал тот барон — это мне нравится.

Добродушная физиономия гнома, любовно осматривающего зеркально блистающее лезвие, сразу вытянулась.

— Да что ж вы такое говорите, вашсветлость? Как можно? Ведь ежели банк грабить, без крови тут не обойдётся. А в подземных укрывищах банковских, по традиции наши гномы стражу-то несут!

И, обиженно засопев, Трент дёрнул себя за бороду.

Молодой маг вздохнул. Эти гномы — ну иногда как дети малые…

— Да ведь банк-то будет в Царстве Света. Сам подумай — откуда там ваши?

Трент немного посветлел лицом.

— И то правда, вашсветлость. Этиж церковники нас за людей не считают — демоны, исчадия Падшего, и всё.

И, досадуя сам на себя за недогадливость, стал крошить в котелок всякую снедь, ароматные корешки с травами и изрядный ломоть закаменевшей на морозе грудинки.

— И всё равно, — недовольно проворчал он, — Что мы, каторжане какие — банк грабить? Даже если и у святош…

Высыпав в булькающий котелок всё необходимое для крепкого, густого походного супа, он с интересом стал наблюдать, как молодой волшебник аккуратно, с осторожностью пытается зажечь свою трубку.

Хотя в двух шагах горел костёр и прикурить можно было без проблем, Valle предпочёл лишний раз попрактиковаться. Огонёк на кончике пальца то получался слишком маленьким и гас, едва его подносили к трубке, то полыхал так, что один раз чуть не припалил нос.

Справившись наконец, он удовлетворённо пыхнул дымком, и ещё раз огляделся вокруг. Зимний, засыпанный снегом лес во всей его первозданной красе был просто-таки великолепен. Смущало только одно — последние дни молодого чернокнижника просто преследовал слабо, но ошутимо просачивающийся откуда-то запах тухлятины. Что только он не предпринимал — и одежду сменил, и в бане попарился всласть, завернув в один городишко подальше. И заклинаниями всё обшарил — ничего. Может, это расплата за ремесло некроманта?

Расслабленно наблюдая, как гном несуетливо пробует на вкус свою стряпню, и вдыхая прямо-таки одуряющие на свежем воздухе ароматы пищи, он как-то потянулся рукой, и неожиданно сам для себя достал из воздуха полуразложившийся трупик дохлой крысы.

— Ах вот ты где, голубушка. Так это ты мне настроение портишь? — задумчиво пробормотал он, разглядывая свою спасительницу, — А я даже как-то запамятовал, куда тебя дел после того…

Трент, разом повернувшийся от костра, недовольно поморщился и демонстративно зажал нос.

— Вашсветлость, добро бы чего хорошего наколдовали, — заворчал он, настороженно, издали разглядывая предмет в руках Valle, — А то гадость какую-то, мышу дохлую…

Не обращая внимания на ворчание гнома, молодой маг снова расслабился, спрятал обратно крысу, ещё и свой кинжал, вынутый из ножен на поясе. Прошептал Заклятье Поиска — безрезультатно. Затем, с какой-то холодной отстранённостью наблюдая сам за собой со стороны, извлёк обратно оружие и неароматно попахивающий трупик.

Исходящая паром поварёжка выпала из рук гнома, разом утонув в сугробе, но он не заметил этого, с выпученными глазами и открытым от изумления ртом наблюдая за манипуляциями своего барона.

— Во дела, вашсветлость, — наконец опомнился он, — Такого даже лицедеи на ярмарке проделывать не могут! Уж я-то на них смотреть любил в своё время…

— Дай рюкзак, — деловито ответил Valle.

Трент, не без сожаления вспоминая, что на дне лежит совсем новая заготовка для топора и пять цехинов, покорно подал требуемое. Яростно и с сомнением теребя себя за бороду, он наблюдал, как его барон спрятал в воздух тяжеленный, туго напханный барахлом гномий рюкзак. Затем встал, поколдовал чего-то, даже попрыгал на месте зачем-то. А потом, к немалому облегчению гнома, вытащил рюкзак обратно.

— А ведь вес-то не чувствуется, — заметил Valle, усаживаясь обратно на ствол поваленной сосны, — И никакими заклинаниями не обнаруживается.

— И много вы так могёте в свой волшебный карман спрятать, вашсветлость? — сразу смекнул башковитый, как и все гномы, Трент.

— Проверим, попробуем, — покивал молодой маг, вновь задумчиво вертя на ладони иссохшийся трупик.

— Да выкиньте вы эту гадость, вашсветлость! — возмутился гном, — Тем более — обедать пора уж!

И, поковырявшись в сугробе, достал свою поварёжку.

— Дай лопату! — распорядился хозяин.

Трент молча поковырялся в своём обожаемом рюкзаке и извлёк на свет складную лопату хитрой гномьей конструкции. С некоторым недоумением он наблюдал, как молодой волшебник расчистил место, заклинанием взрыхлил смёрзшуюся землю, и незнамо зачем похоронил крысу честь по чести. Подивившись причудам волшебников, гном здраво рассудил, что тут есть какой-то секрет, и лезть с расспросами к чернокнижнику, пожалуй, не стоит.

А посему достал тарелки, нарезал хлеба и, воровато оглянувшись на занятого своим делом Valle, сделал солидный глоток из своей фляжки.

Однако тот учуял запах, и протянул руку.

— Пусть посмертие твоё будет куда более радостным, чем жизнь, — пробормотал Valle стандартную фразу на похоронах, и запил свои слова хорошим глотком из фляжки, словно поминая усопшего.

«А вино-то целый цехин стоило!» — яростно подумал гном, поболтав ёмкость, в которой, впрочем, ещё оставалось почти треть, и они наконец принялись за еду.

Леди Бру только виновато развёла руками.

— Видите ли, ожог на лице вашего солдата причинён Святой Магией, и так просто не лечится. Даже не уверена, что возможно спасти пострадавший левый глаз.

Valle мрачно молчал, глядя на подавленно сникшего Гуго и чувствуя, как в душе вскипает какая-то бесшабашная ярость.

— А кто может помочь? — резко, пожалуй даже чересчур, спросил он.

Пожилая целительница крепко задумалась.

— Бард, — коротко ответила она, — Или сами святые братья. Впрочем, от них помощи вряд ли дождёшься. Тут даже эльфы вряд ли справились бы…

Бардами называли чрезвычайно редкую разновидность волшебников, которым была доступна магия музыки. Капризная, неустойчивая, всецело зависящая от настроения хозяина и тысячи разных причин, она всё-таки существовала, и порой способна была творить чудеса.

— Где-нибудь поблизости есть такой? — сразу оживился чернокнижник.

— Есть, как не быть, — степенно кивнула леди Бру, вытирая руки от мази, — Только не думаю, что вы с ним столкуетесь. Цвет плащика-то вашего ему очень уж не по вкусу.

— Посмотрим, — коротко ответил Valle, кивком головы отправляя Гуго наружу из приёмного покоя целительницы.

Бардом оказалась совсем молодая девчушка, смутно знакомая баронету. Рассказывая, в чём суть дела и предъявив недовольно ворчащего Гуго, Valle всё ломал голову, пытаясь припомнить, где же он её видел.

— Не признали таки? — озорно спросила та, — Да Жанеттой кличут — летом вы через наши Хлопотушки проезжали с супругой. Как здоровье её, кстати?

Заметив сделавшиеся чужими лица, девчушка всплеснула руками.

— Что?

Заметно побледневший баронет ответил.

— Слыхали вы про нападение Царства Света?

Жанетта кивнула, и её глазищи постепенно расширились в понимании.

— Так… так это ваше баронство сожгли святые братья?

Слёзы брызнули из глаз девушки, и она в отчаянии упала на тахту.

— А я мечтала, что полностью выучусь музыке в Императорском театре, да приеду потом, и в ноги поклонюсь леди Изабелле, что заметила меня да в столицу направила… ох, какие ужасы… — речь её постепенно стала бессвязной, а потом и вовсе утонула в рыданиях.

Гуго с каменным лицом, как мог, успокаивал её — ведь она была ненамного взрослее его старшенькой. Баронет принёс воды, и кое-как, совместными усилиями, Жанетту удалось привести в чувство.

Извинившись, девушка вышла в соседнюю комнату. Было слышно, как она умывалась там, чем-то загремела. Потом дверь растворилась, и она вернулась уже с дойрой в руках. Покрасневшие глаза Жанетты обвели взглядом пришедших к ней, словно заново узнавая их.

Девушка вздохнула.

— Я сделаю это. Но пусть ваша светлость уйдёт. Сила ваша могучая, не в пример моей. Только недобрая она…

— Представьте — ничегошеньки не помню, — только и ответил Гуго, разглядывая свою безукоризненную физиономию в полированном лезвии гномьего топора.

— Ну вот, — заворчал гном, отнимая своё оружие у хуманса, — Зря волновались только.

— Так, всё? — спросил Valle, когда городские ворота столицы скрылись за спинами.

— Послушайте, ваша светлость, — неожиданно как-то даже вежливо обратился Трент, — Я тут со своими гномами погутарил, из клана Хьюрта, пока вы морду этому обормоту ходили латать. Так вот говорят они, что лучше не банк у святош брать, а прямо в кладовые Святейшего Синода залезть. Там, говорят, золота не в пример больше, да и вещички занятные попадаются…

Молодой маг задумался, а затем хлопнул себя по лбу.

— А ведь и правда — в Семилетней войне святоши вас крепко пощипали, — заметил он, и впервые за несколько дней несмело улыбнулся, — Стало быть, если что из гномьих святынь там попадётся, то придётся гномам и отдать?

Трент насупился, что его так легко раскусили, а затем упал в ноги.

— Ваша светлость, не прогневайтесь, да ведь как вы говорили — доброе дело сделать и заработать немного? Когда ж ещё такой случай представится — реликвии нашего народа у святош забрать и обратно вернуть?

Баронет сурово посмотрел на распластанного перед ним здоровяка-гнома, а затем приказал встать.

— Ладно, Трент, будет тебе, будет! Не знаю, чем ваши старейшины выкупать будут у меня ваши, как ты говоришь, реликвии. Но золота у меня тогда едва ли не больше будет, чем у всего вашего народа, так что не им. Подумай на досуге.

Луч света, падающий из крохотного, зарешёченного оконца, проделанного почти под самым заплесневелым сводом, медленно опускался всё ниже и ниже.

— Совсем скоро уж, — пробормотала избитая женщина, что сидела скрючившись на охапке стылой, сырой соломы в углу камеры, дабы сохранить хоть какие-то крохи тепла.

Сегодня её должны были сжечь на площади. Допрашивать или заставлять её признаваться в каких-то грехах смысла не было, а потому женщину просто попинали малость, и бросили до утра в подвал. Уж как ни измывался над ней этот проклятый инквизитор, а нет-нет, да и поглядывал с вожделением на её роскошную грудь.

«Все вы, мужики, одинаковы», — тоскливо подумала она, сплёвывая кровь, до сих пор сочащуюся из выбитого зуба, — «Чуть что — сразу по лицу. Да больно-то как, аж мозги встряхиваются да искры из глаз летят. Все вы таковы, что из моего племени, что у барона, что эти якобы святые братья. Только мои от роду чёрными были, при нашем солнце-то, как и я, а здешние под белой кожей ещё чернее душой. И чем белее снаружи, тем темнее внутри…»

Неизвестно, куда бы завели несчастную женщину подобные размышления, но её внимание привлекла густая тень под оконцем, которая как-то странно замерцала, потекла. Из сгустившегося почти до осязаемой плотности пятна темноты донёсся чей-то чих, а потом оттуда выступила донельзя знакомая фигура в знаменитом плаще, навевающем подспудную дрожь в коленях.

— А-апчхи! — баронет снова прочистил нос от пыли, попавшейся на неведомых дорогах, и огляделся, — Ага! Привет, Нгава!

Бедная повариха так удивилась, что не нашла в себе сил даже обрадоваться. Забыв о том, что прикована к вмурованному в камень кольцу, попыталась встать, но ноги не держали её и груз массивных оков. Сползя по стене обратно на солому, она только заплакала от непонятного облегчения.

Valle пренебрежительно оглядел цепи и хмыкнул. С его губ совалось какое-то заклинание, вызвавшее дикую чесотку и пупырышки на руках, но кандалы осыпались, тихо позвякивая, и тут рыдающая Нгава бросилась на шею своему спасителю.

— Ой, что делается, — женщина ещё продолжала всхлипывать. Но выплакавшись немного, она почувствовала непонятное облегчение. Баронет грустно гладил её грязные, спутанные волосы, и виновато хмурился.

Нгава подняла зарёванное лицо. Всмотрелась в такие знакомые, покрасневшие от усталости и бессонницы глаза, и с надеждой на чудо спросила.

— Правду ли говорили монахи, что весь замок пожгли, и никто не спасся?

— Да, — вздохнул Valle, горько кивнув головой, — И от города одно пепелище осталось.

Повариха опустила голову.

— Значит, правда… Выходит, ваши боги — злые боги. И нет им прощения, если они допустили такое.

Она вновь посмотрела прямо и чуть вверх.

— Ой, — подпрыгнула Нгава, — А Трент наладился с Гуго на Дальние озёра. Я святошам ничего об этом не сказала! А как вы нашли меня?

— А вот так и нашёл, — с непонятной интонацией объяснил Valle, а затем всё-таки сжалился, между разговором избавляя женщину от ножных оков и от тюремных вшей, — Только сейчас я и догадался, кто была та девица, что в потёмках тихонько прыгнула ко мне в постель сразу после моего пятнадцатилетия. И то с помощью уж очень чёрной магии…

Нгава гордо подбоченилась, и глаза её задорно блеснули в полутьме камеры.

— Ох и давно ж это было, почти семь лет. Я тогда дура была, молодая да глупая. Думала, что… а впрочем — неважно. Между прочим, наши девки в замке самым натуральным образом передрались за право вашей, баронет, первой ночи, — наябедничала она, — Только я их всех половником отдубасила. А через неделю они меня, всем скопом.

Молодой маг грустно улыбнулся, осторожно избавляя собеседницу от другой, невидимой привязи, которую навесили дотошные инквизиторы.

— Но я ни о чём не жалею, хоть и три дня пластом пролежала, — мечтательно вспоминала Нгава, чувствуя как по шее лоскочут неведомые заклинания, — Быть первой женщиной у мужчины — это великая честь…

— Странный вы народ, женщины, — проворковал Valle, нежно и осторожно распутывая колючий клубок враждебной магии, — Подержи вот тут пальцем.

Он выдернул какой-то кончик, брезгливо швырнул на сердито зашипевший пол.

— Давно уж отчаялся вас понять, — проворчал он, развеивая в воздухе какие-то серо мельтешащие ленты, — Вроде и люди, но иной раз вас понять труднее, чем эльфов или гномов. Чем думаете, не знаю. Но только не головой, хотя иной раз у вас и неплохо выходит…

— Вот и всё, объявил он наконец, закончив что-то ломать, — Пошли?

— Погодите, — Нгава всплеснула руками, — Да ведь где-то в городе Ласло ещё! Ну который сын портного. Святые отцы хотели его своему королю подарить.

— Там Гуго и егеря должны сами справиться, — кивнул Valle, и повёл женщину за собой. Однако тень, охотно принявшая в свои объятия некроманта, напрочь отказалась пропустить повариху.

— Что такое? — пробормотал он, Истинным Зрением изучая камень, из которого была сложена темница, — Ах вот оно что… славно строили святые братья…

— Послушай, — обратился баронет к поникшей Нгаве, — Здесь тебя не смогу провести даже я. Нам надо будет пробраться немного повыше и выйти в коридор. Там не может быть такой защиты.

С этими словами он вытащил и протянул ей свой острый, заточенный с обеих сторон кинжал, кои так обожают моряки, да и уголовный люд тоже, — На кухню живность всякую резала? Если что — прикрой мне спину.

— А то как же, — проворчала Нгава, поудобнее перехватывая оружие, — И кабанчиков, и телят приходилось, а уж птицы да кролей — не счесть.

Волшебник кивнул, доставая из-за спины свой длинный, хищно блеснувший меч, — Значит, крови не убоишься, и куда бить, знаешь? Представь, что это те же кабаны, только личину людскую надели…

— Не оскорбляли бы вы животных таким сравнением, — сердито буркнула женщина, — Бешеные они, все до единого, и убивать таких — значит проявлять к ним милосердие! Они ж вчера вечером целителя нашего живьём сожгли, да монашку из храма Хенноры заодно. Дескать, ложным богам служили, да Падшего призывали.

— Готова? — спросил сосредоточенный, сжатый как арбалетная пружина маг. Получив неуверенный кивок в ответ, он страшным ударом заклинания выбил неподъёмной тяжести, окованную железом и серебром дверь…

Нгаву ощутимо трясло. Хмельная сила, направлявшая её и раздававшая налево и направо точные и беспощадные удары, схлынула. И теперь, как говорят воины, её «плющил отходняк». Глядя на забрызганные кровью руки и остатки одежды, женщина с отвращением отшвырнула от себя кинжал и наконец-то разрыдалась.

Выходя из камеры, парочка нос к носу столкнулась с отрядом святых братьев и солдат, посланных за узницей. Баронет с ходу прорубил в их рядах страшную просеку, а неотступно следующая за ним Нгава не давала зайти озверевшим от крови и потерь солдатам сзади. После выхода на лестницу в верхний коридор сверху посыпались головы и дёргающиеся руки-ноги, заполнив воздух сладковато-кислым запахом.

Баронет работал мечом как отрегулированный на полные обороты ветряк, вдобавок иногда посылая вперёд то остро-блестящие, то туманно-морозные заклинания. Иногда ревел проклятия яростным голосом, спотыкаясь об обрубки тел. Ещё было слышно, как кто-то наверху командует, направляя в подвал ещё подкрепления, и дорогу по скользким, залитым кровью и внутренностями ступеням приходилось брать штурмом.

Нгава не помнила, в какой момент, её «настигла волна». Дикая, пьянящая, какая-то животная сила заполнила её. Всё вокруг вдруг стало неестественно чётким и сильно — раз в пять-семь — замедленным. Женщина усмехнулась, чёрной пантерой подныривая под неуклюжие, по-черепашьи двигающиеся клинки поджимающей сзади солдатни. Она ещё удивилась, когда её кинжал легко перерубил закованную в броню руку, словно цыплячью шейку. Перетекая меж волшебно замедлившихся солдат, она каждый раз успевала подумать, выбрать место, прицелиться.

И ударить. Разгорячённый клинок играючи кромсал доспехи и плоть, будто растаявшее масло в бумажной обёртке. Тенью порхая меж почти застывших болванов со знаками Единого на броне и одеждах, Нгава произвела среди них настоящее опустошение, походя удивляясь своей силе и скорости.

Видимо, что-то передалось и тяжко дышащему чернокнижнику, ибо он тоже стал рубить наступавших вместе с их оружием и доспехами. Шинковал, как хорошая хозяйка капусту, разбрызгивая во все стороны алые брызги. Подъём наверх показался бесконечным, но вот закончился и он. Выскочив в большую, светлую комнату, словно пара тигров, устроили и здесь самую настоящую резню среди еле двигающихся, словно осенние мухи, святых братьев в рясах и кольчугах.

— Хватит! — рявкнул баронет с бешеными, блестящими от возбуждения глазами. Одной рукой вращая мечом и не давая прохода ломящимся в дверь солдатам, он другой вытащил откуда-то пузырёк. Зубами вытащил пробку, поморщившись от вони, и щедро плеснул на пол. Сразу же повалили густые клубы дымчато-туманного пара, с каким-то морозным запахом.

Valle ухватил за руку Нгаву, радостно и возбуждённо приплясывающую от пронизывающей её Силы, и потянул в появившийся невесть откуда длинный, серо-жёлтый коридор без стен и потолка. Да и без конца, если вдуматься…

Молчаливый как обычно Гуго отмывал всё ещё дрожащую, всхлипывающую женщину в большой бадье, отчего мыльная пена сразу окрасилась в розовый цвет, а Трент с хмурым лицом, вполголоса, докладывал баронету о своей части работы, когда они вызволяли Ласло под прикрытием шума, поднятого в тюрьме.

— Снасильничали мальчишку… всю задницу порвали, мерзавцы…

Valle грустно почесал заросший подбородок и мрачно кивнул.

— Не забудь напомнить, чтобы сразу к целителю.

В это время Нгава, выйдя из бадьи на домотканый половичок, завернулась в простыню. Пристально посмотрела в глаза Гуго и, ухватив его за пояс, увлекла за собой в соседнюю комнату. Обычно её занимал только баронет, ибо все остальные помещения в двухэтажном охотничьем домике уже были битком забиты вызволенными из неволи людьми.

— Чего это она? — гном озадаченно почесал бороду, глядя им вослед.

Через несколько мигов, когда из-за двери донёсся низкий, гортанный, полный животной страсти стон, баронет ответил.

— Надо ей сейчас, понимаешь?

Трент недоумённо пожал плечами.

— Ну, я замечал, что эта чернышка на передок слаба, но чтобы так…

Valle глянул на него эдак снисходительно, и вполголоса объяснил, смущённо теребя свой кинжал.

— Видать, в роду у неё были женщины-воины. Те самые, из легенд. Как пошла она кромсать святош — глазом не уследить. Не хотел бы я против неё с оружием выйти…

— Впрочем, и с магией не рискнул бы, — доверительно добавил он.

Гном, вполне представляющий себе уровень фехтовального мастерства молодого барона, с опаской глянул на дверь, за которой события вновь покатились по тысячелетиями накатанному пути.

— Надо же — а с виду простая повариха. Ну, ежели её после такого дела отходняк плющит, то тогда дело простительное. Я, помнится, тоже, когда перевал у орков отбивали, сам не свой был. В одиночку на толпу бросался — и ничё. Зато потом…

Баронет промолчал, ожидая продолжения, но Трент не счёл нужным распространяться, что после горячки боя вытворял с орковскими женщинами. Только вздохнул, и отправился проверять посты.

— Сто двадцать семь, — закончил считать барон Дравен, вглядываясь в грязные, исхудавшие лица людей, втягивающихся в ворота его замка. Некоторые были ещё совсем детьми, но суровая печаль, исходящая от них, просто поражала.

— Да, барон, — угрюмо ответил изорванный, уставший чернокнижник, стоя рядом с ним, — Вся первая партия. Принимайте, устраивайте. А я, как мы и договаривались, отправляюсь за золотом…