Терские казаки (№1) - Разбойничий тракт

Потянувшись как в далеком детстве на бархатном диване, Софи поднялась и твердой походкой направилась в кабинет к родственнику. Она застала его сидящим за массивным ореховым столом, обложенного множеством бумаг. С правой стороны возвышалась чернильница в виде медной мортиры на огромных колесах с воткнутым в нее гусиным пером, рядом красовалась на подставке голова Людовика Четырнадцатого, самого честолюбивого из французских монархов. Слева от дяди на тонких ножках стояла шкатулка, предназначенная для разной мелочи, в том числе для перьев и маленьких ножичков для их очинки. Софи не раз баловалась за этим столом, опрокидывая чернильницу на листы, за что получала вполне заслуженный нагоняй.

– Присаживайся, Софи, я уже заканчиваю, – заметив вошедшую племянницу, указал на кресло хозяин кабинета.

Гостья привычным взглядом прошлась по стенам комнаты, все здесь оставалось по-прежнему, подчиняясь незыблемым правилам, продиктованным роскошным стилем барокко. С потолка спускалась огромная хрустальная люстра, в нишах топорщились медными рогами канделябры, в углу уставилась перед собой узким железным забралом сумрачная фигура рыцаря с мечом. На стенах висели величественные картины фламандских и итальянских художников, Рембрандта, представителя Высокого Возрождения итальянца Рафаэля Санти, его соотечественника Леонардо да Винчи, фландрийцев Рубенса, Ван Дейка. Даже пол был выложен паркетом из альпийского бука. Точно такую же картину можно было наблюдать и в родовом гнезде самой посетительницы – ее семья с древними корнями не собиралась менять принципы ни при каких строях и катаклизмах. Но о матери, об остальных родных и о надежном семейном уюте сейчас думать не хотелось. Дядя чиркнул последнюю закорючку, закрыл документ и вскинул поседевшую голову.

– Что ж, Софи, теперь я к вашим услугам, – немного уставшим баритоном произнес он. – Кстати, на нынешний вечер приглашены весьма знатные персоны. Конечно, это не Париж, но мы постараемся не ударить в грязь лицом, несмотря на грязь на улице.

Со значением ухмыльнувшись, хозяин кабинета кивнул в сторону окна, за которым слышалось непрерывное цоканье подков строевых лошадей.

– Спасибо, дядя, я благодарна тебе за все. – Женщина собралась с духом, открыто взглянула в глаза влиятельного родственника. – Но у меня к тебе весьма серьезное и одновременно деликатное дело. Даже не знаю, с чего начать.

– Такое серьезное и деликатное? Тогда тебя следует хотя бы выслушать, – ободряюще улыбнулся вальяжный господин. – Кстати, мой совет на будущее: любое дело всегда следует начинать со звука. С любого.

– А-а-а, – протянула Софи и рассмеялась. – Честное слово, я включу этот совет в свои правила.

– Отлично, а теперь к делу.

– У меня есть весьма ценные вещи, которые принадлежат Франции. – Софи набрала в грудь побольше воздуха и продолжила: – Я хотела бы, чтобы эти раритеты заняли свое достойное место в нашей стране и больше никогда не попадали бы в чужие руки.

– О чем ты говоришь, дорогая Софи? – дядя посерьезнел, со вниманием посмотрел на сидевшую напротив племянницу. – Ты не заболела? Вид у тебя весьма усталый.

– Эти раритеты находятся у меня, – с нажимом повторила она. – Я могу показать их прямо сейчас.

– Ну… хорошо, я согласен. И что же это за вещи?

– Прикажи Жану принести мою сумку.

Хозяин кабинета взял колокольчик и позвонил. Передав пожелание племянницы лакею, он сложил руки перед собой и продолжил разговор:

– О семье в целом ты рассказала, но о своем избраннике упомянула лишь вскользь. Мы поняли, что он русский, и даже не дворянин, а казак…

– Дядя, прошу тебя, об этом потом.

– Как прикажешь.

Тяжелая дверь приоткрылась, лакей поставил сумку возле стола и молча вышел. Развязав тесемки, Софи вытащила два кожаных свертка, неторопливо развернула их на столе. Глаза дяди полезли наверх, он гулко сглотнул слюну.

– Откуда это у тебя? – охрипшим голосом спросил он.

– Я не знаю, откуда эти изделия, но они принадлежат Франции, – с пафосом повторила она. – У меня лишь одна просьба, помоги вернуть их настоящим владельцам.

– Софи, девочка моя, ты меня поразила. Ты не только выросла, похорошела и поумнела, но еще приблизилась к делам государственной важности настолько, что по спине у меня забегали мурашки, – дядя не мог успокоиться, он долго разглаживал пальцами лоб, стянутый напряжением. – Вернуть кардинальские знаки отличия будет очень сложно, возникнет масса вопросов, которые могут затронуть честь нашей семьи.

– Но ты ведь не хочешь, чтобы цепь с медальоном попали в другую страну или вообще исчезли навсегда?

– Это было бы кощунством.

– Тогда привлеки все силы для благого дела, связей у тебя достаточно.

– Софи, ты задала мне почти неразрешимую задачу. Я, конечно, постараюсь предпринять все, чтобы святыни остались у людей, достойных их, но, повторяю, задача эта не из простых.

Забрав драгоценные вещи, хозяин кабинета с нескрываемым благоговением обследовал их, осторожно перебирая звенья цепи и поводя подушечками пальцев по краю медальона. Затем он снова закрутил их в кожу, открыл тяжелый сейф, стоящий в углу комнаты, и положил на одну из полок. Вернувшись за стол, дядя снова изучающе посмотрел на племянницу. Софи и не думала отводить взгляда, она решила исполнить задуманное до конца.

– Заранее прошу прощения, дядя, но ты должен меня выслушать, потому что идти мне больше не к кому.

– Теперь я вижу, что все намного серьезнее, нежели предполагал вначале, – собеседник откинул голову назад. – Я слушаю тебя со вниманием.

Коротко пересказав события последних дней, Софи постаралась с достоинством принять молчаливое неодобрение ее поступков ближайшим родственником. На некоторое время в кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь сопением дяди и упрямым постукиванием пальцами по столу его племянницы. Удостоверившись, что нравоучений не последует, она вытащила из сумки прочее содержимое и разложила его на столе. Женщина принялась по очереди разворачивать кожаные свертки, начав с добычи, захваченной ее мужем у драгун, и закончив менее опасными, по ее мнению, драгоценностями и монетами, происхождения которых она так и не знала. По мере того как сокровища постепенно заполняли комнату золотым сиянием и яркими всполохами, исходящими от россыпи больших и малых камней, лицо хозяина кабинета все сильнее вытягивалось.

– Это все? – подождав, пока племянница, так же как перед этим он, не сложит руки на животе, с надеждой спросил дядя.

– Здесь весь наш капитал, если не считать русских сокровищ, которые мой избранник решил вернуть на родину.

– Но такого количества золота нет даже в казне нашего городка! Огромное количество изделий с драгоценными камнями, – родственник воздел руки к потолку, прошептал короткую молитву. – Девочка моя, я снова не в силах удержаться от вопроса: откуда у вас эти богатства? И почему ты решилась принести их ко мне?

Выдержав паузу и дождавшись, когда дядя снова пришел в себя, его собеседница откинула с лица светлую прядь волос и упрямо сомкнула брови.

– Могу сказать только одно, что мой супруг никого не ограбил, во всяком случае лично я при этом не присутствовала. Часть драгоценностей у него уже была, а вторую он добыл в честном бою с бандой, состоящей из французских драгун, превратившихся в обыкновенных преступников, – она перевела дыхание.

Говорить о том, что за ними организована погоня и что вряд ли они довезут до границы целыми все эти богатства, сейчас было бы смерти подобно. Влиятельный родственник немедленно принял бы меры, чтобы оградить ее от всего ужасного, он пошел бы даже на то, чтобы сдать властям ее возлюбленного. Поэтому Софи решила сказать лишь самое главное:

– Эти сокровища я принесла к тебе потому, что мы уезжаем в Россию…

– Если они принадлежат твоему мужу, то это его право, как ими распорядиться, – попытался было перебить хозяин кабинета.

– Здесь несколько причин, дядя, – как можно спокойнее принялась объяснять племянница. – Во-первых, мы едем в глухой угол России, в казачью станицу, где не знают цены изделиям из благородных металлов. Мой избранник, союз с которым благословили Его Величество император всероссийский и Его Величество король Франции, в драгоценностях совершенно не разбирается. Он воин, его стихии – оружие и лошади. Я знаю, что ждет меня на окраине необъятной империи, и сама приняла решение стать супругой простого казака.

– Но зачем тебе абсолютно нелогичные уступки светским правилам?

– Любовь границ не ведает, – опустила глаза Софи. – Но у нас будут дети, и все мои заботы в первую очередь о них. Я хочу, чтобы они выросли людьми обеспеченными и образованными.

Господин Месмезон сложил руки перед лицом, поднял глаза кверху.

– Храни тебя Господь, моя дорогая племянница, на подобные подвиги решаются лишь единицы из нас, смертных.

– Поэтому я решила вложить богатства в покупку поместья или приличной усадьбы во Франции, чтобы не оставлять детей нищими и голодными в чужой стороне.

– Здесь хватит на целый городской квартал и еще останется.

– Дядя, ты шутишь!

– Вот эти крупные бриллианты в перстнях и диадеме по стоимости равны королевским украшениям, уж я-то это знаю.

– Значит, я могу на тебя рассчитывать?

– Без сомнения!… Кстати, у меня на примете есть замок невдалеке от Обревиля с отличными виноградниками и полями, предназначенными под другие культуры. Замок выставлен на аукцион дальними родственниками владельцев, он принадлежал древнему рыцарскому роду Сердан, последний из которых погиб в войне с русскими. Сейчас там живет одна смотрительница.

– Я так благодарна тебе, дядя, даже не представляю, какими словами выразить признательность.

– Но возникает вопрос, Софи, – хозяин кабинета пристально посмотрел в глаза собеседнице. – Как отнесется к исчезновению сокровищ твой возлюбленный?

– Ты сказал, что драгоценностей здесь довольно много, – женщина пощипала кончик носа. – Если это так, то за остальное ты рассчитаешься русскими деньгами, они послужат доказательством того, что изделия были проданы, – она виновато сморгнула. – Милый дядя, правду я постараюсь рассказать супругу потом, сейчас он ничего не поймет, потому что несколько лет занимался одним – он воевал.

– Ты, как всегда, дальновидна, – задумчиво кивнул в знак согласия хозяин кабинета. – Ну что же, сегодня я устраиваю большой прием, по ходу действия попытаюсь выяснить кое-какие детали нашего с тобой сговора. Если все будет так, как мы с тобой наметили, то завтра я вызову нотариуса и мы оформим сделку с подписанием надлежащих документов.

– Если сделка состоится, то нельзя ли будет оставить у тебя на хранение документы?

– Конечно, не тащить же их в эту варварскую Россию. Они будут лежать в сейфе до тех пор, пока их не затребуешь ты или твои дети с внуками.

– Как это было бы прекрасно, – невольно воскликнула Софи. – Лишь бы этим мечтам не помешали сбыться какие-нибудь непредвиденные обстоятельства.

– А вот здесь ты, кажется, права. Окружающий нас мир все больше опускается в безумие, а ты уезжаешь не на один год и даже не на десятилетие. Мы скоро перестанем друг другу доверять, а за это время случиться может буквально все. – Собеседник призадумался, покусал нижнюю губу. – Давай сделаем так, документы на куплю-продажу мы оформим в двух экземплярах, один из них ты заберешь с собой, а второй я положу в семейный сейф.

– Ты придумал идеальное решение нелегкой задачи, дядя, тем более что и сам ты не одинок, – горько усмехнувшись, воскликнула Софи, намекая на семейство Месмезонов.

– На этот счет не беспокойся, – опытный человек прекрасно понял, о чем именно хотела предупредить его родственница. – Заверяю тебя, что здесь все будет хорошо. Даю слово дворянина.

– Спасибо, дядя, ты заставляешь меня верить в свою звезду.

– А теперь иди готовиться к приему гостей, – хозяин кабинета посмотрел в окно. – Кстати, они скоро прибудут.

– Да, но мне нужно уезжать, – с мольбой подняла она глаза. – Меня ждет мой избранник.

– За один вечер и одну ночь ничего плохого с ним не случится. Я настаиваю, – решительно поднялся из-за стола родственник. – Тем более что завтра необходимо будет поставить подпись под документами, потом я дам тебе деньги, свадебные подарки от семьи Месмезон и уж после всего, так и быть, отправлю к возлюбленному.

Ясный солнечный день был уже в полном разгаре, когда Софи отъехала от дома своего великодушного родственника. Дончак, привыкший возить одного хозяина, прогнулся под тяжестью двух мешков с подарками, перекинутых через его спину, и, мелко переступая, зарысил по дороге, выходящей за город. Рядом на кауром коне гарцевал дядя в охотничьем костюме с воткнутым в шляпу ястребиным пером, на кожаном поясе у него позвякивала серебряной рукояткой тонкая шпага, за плечами чернело старинное кремневое ружье искусной работы. У подъезда дома в окружении пестрой челяди махала белым платком его жена, чуть поодаль придерживал резвого скакуна друг детства, превратившийся в стройного молодого человека. На лице его отражалось откровенное разочарование.

Но Софи не замечала его, она хорошо выспалась, вкусно пообедала и теперь была готова к новым испытаниям. В том месте, где улица выбегала на перекресток, она обернулась, вскинула свой платок, заметила, как едва не сорвался в галоп молодой воздыхатель, и сразу отвернулась, не давая ему лишнего повода поспешить за ней, а своим чувствам завладеть собой.

Городок был маленький, скоро за спиной остались окраинные домики из серого камня. Впереди зеленела равнина с лесными массивами по краям.

– Дальше я поеду сама. – Софи остановила коня у небольшой часовни с раскрашенной скульптурой святого. – Спасибо за все, дядя, я всю жизнь буду просить Господа нашего Иисуса Христа о благости к тебе.

– Жаль, что твой отец не увидел, какою ты стала, он погиб на бескрайних просторах России, – с чувством отозвался родственник.

Видно было, что он специально назвал место гибели отца, но Софи даже бровью не повела.

– Я не знаю, одобрил бы он твой поступок или нет, но знай, что мы всегда придем тебе на помощь.

– Я в этом не сомневаюсь, ведь мы одна семья, – пряча повлажневшие глаза, отозвалась всадница.

Дав себя обнять и перекрестить, она пришпорила дончака и крикнула на прощание:

– Я буду за вас молиться. За всех.

Если бы она знала, что видится со своим родным дядей в последний раз, что по прошествии всего нескольких недель на него и на его семью обрушится настоящее несчастье в виде идущей по их следам банды разбойников, она не стала бы прощаться с ним так прохладно, а раритет предпочла бы забрать с собой в Россию. В этой стране сокровище перележало бы смутное время в дубовом сундуке. Но случилось так, что бандиты взломали фамильный сейф мэра небольшого французского городка господина Месмезона и выгребли из него все, заодно дочиста ограбив и все его поместье. Цепь же с медальоном превратилась в очередную призрачную драгоценность, которая будоражила воображение людей, и они пытались найти ее, как ищут и другие богатства в течение целых столетий. Иногда бывает, что искомое находится, но чаще оно покрывается зыбучими песками веков, непрерывно надвигающихся друг на друга. И тогда из реального оно превращается в легенду.

Глава шестая

В роще, в которой Софи оставила возлюбленного, не оказалось никого. Сбросив на землю мешки с подарками, она несколько раз объехала вокруг березового островка, но не обнаружила никаких следов. Чувство отчаяния начало заполнять грудь женщины, она не знала, что делать дальше, вдруг поняла, что без любимого человека сама ничего из себя не представляет. Соскочив с лошади у черного пятачка золы, оставшейся от костра, она упала на траву и закрыла голову руками, из глаз побежали злые слезы. Ей было досадно, что послушала дядю и надумала заночевать, ведь он мог совершить сделку и без нее. Он знал все и вся, а она лишь поставила подпись под документом, хотя особой роли это не играло – ведь они были родственниками, дядя мог бы оформить все и на себя, она ему полностью доверяла. Было обидно, что Дарган не дождался, значит, он не верил в ее любовь. А может, этот казак действительно согласился встать под благословение лишь потому, что хотел избежать сурового наказания? Вопросы затолпились в голове Софи, мешая найти разумный выход из положения. В конце концов она укрылась накидкой и провалилась в тревожное забытье.

Очнулась Софи оттого, что кто-то ломал сухие сучья. Приподняв край накидки, она выглянула наружу. Вокруг было темно, лишь позади нее потрескивал огонь костра, возле которого чернел силуэт человека. Она присмотрелась, разглядела лохматую папаху, широкие рукава черкески, чуть поодаль щипал траву строевой конь, освещенный всполохами. Вытерев лицо краем платка, Софи вскочила, бросилась сзади на сидящего мужа и принялась тискать его, как тряпичную куклу.

– О, д'Арган, о, мон шер… – она целовала шею мужа, пропитанную соленым потом, старалась губами достать до шершавых губ возлюбленного. – Экскюзе муа, мон херос.

– Тихо, тихо, у меня рана еще не зажила, – как умел, отбивался Дарган. Он тоже едва сдерживал просившиеся наружу чувства. – Я весь городок успел обнюхать, думал, патрули забрали тебя в комендатуру.

– Мон рой, мон д'Арган…

– А когда возле дворца выследил дончака да прождал под стенами до самого утра, решил, что ты, Софьюшка, больше не вернешься. Уж больно хорош был на тебе наряд, прямо царский.

Но жена не слушала его, она продолжала упорно добираться до твердых губ мужа, и он, уступая ее настойчивости, наконец повернул к ней лицо.

– Сколько верст успели бы проскакать. Давно бы на границе были, – пробурчал он, сдаваясь окончательно.

Звезды усеяли небо крупными блестками, которые сверкали сквозь ветви деревьев маленькими светлячками, где-то рядом стрекотали цикады, Софи, опрокинувшаяся на спину, продолжала обрывать губы партнера тягучими поцелуями, и ничего ей на этой земле больше не было нужно.

Кони мягко касались копытами проселочной дороги, густо присыпанной пылью, в стороне остался городок Обревиль, освещенный кострами, горящими на площадях, и факелами, сжатыми в руках конных патрулей, впереди простерлась бесконечная тьма, подсвеченная месяцем, проеденным ночью до арбузной корки. Два всадника врезались во мглу, протыкали ее насквозь и растворялись в ней словно призраки, решившие устроить бешеные скачки вдали от человеческого жилья. Отдохнувшие за день и часть ночи лошади лишь екали селезенками, каждая несла на спине мешок с «приданым» Софи. Так решил ее возлюбленный.

Этот размеренный бег продолжался бы до самой утренней зари, если бы на пути коней не выросла преграда в виде моста, перекинутого через едва различимую речку. Дарган натянул поводья, свернул с дороги в поле, ни слова не говоря передал поводья жене, а сам бесшумно заторопился к переправе, у которой еще издали заметил пламя небольшого костра. Он подобрался так близко, что рассмотрел трех мужчин, сидящих вокруг огня, услышал их голоса. По виду это были настоящие разбойники с заросшими щеками, в рваных зипунах, с кривыми саблями, поставленными между ног. Они говорили на французском языке, то и дело энергично взмахивая руками. Лицо одного показалось казаку знакомым, кажется, именно этот тип вертелся на постоялом дворе, оставленном пару дней назад. Еще тогда Дарган решил, что этот человек лихой, он то и дело терся возле двери, ведущей в их комнату, но особого значения всему этому хорунжий не придал ввиду спрессованности событий и быстрого отъезда из гостиницы. И вот новая встреча. Дарган пытался вслушаться в иноземную речь, различить хотя бы одно знакомое слово, но это оказалось невозможным.

Он уже решил возвратиться к лошадям, чтобы объехать опасное место стороной, когда вдруг сзади донеслось громкое фырканье. Может быть, кони почуяли воду и потянулись к ней, или один из них наткнулся губами на колючку. Сидящие у костра люди насторожились, худощавый мужчина опрокинул на огонь котелок с водой, и все вокруг погрузилось во тьму. Теперь отступать было уже поздно.

Фырканье повторилось еще раз, будто кто-то решил пощекотать лошадь в носу. Почти рядом послышалось шуршание травы, тихонько позвякивая по камням концом ножен, мимо прополз худощавый разбойник, он упорно двигался туда, откуда пришел Дарган. Допустить, чтобы он застал жену врасплох, было нельзя, как стало невозможным и уйти незамеченными.

Казак надавил на повязку, стягивающую предплечье, проверяя, хорошо ли поджила рана и не помешает ли боль в неподходящий момент. Недавняя рана давала о себе знать лишь легким зудом, и это было хорошо. В одно мгновение Дарган настиг разбойника и беззвучно воткнул ему кинжал между лопатками. Затем он вернулся к погасшему костру и притаился в траве, выжидая удобный момент для броска на людей, сидящих у него. Двое оставшихся бандитов готовили ружья для стрельбы.

И снова конское ржание заставило Даргана вздрогнуть и одновременно удивленно прислушаться. Он давно наизусть изучил повадки кабардинца с дончаком, мог за версту опознать их по голосу, но в этот раз ржание принадлежало незнакомой лошади. Или разбойники забыли присматривать за своими конями, и те приблизились к Софи, или, пока Дарган отсутствовал, к их коням приблудилась кобыла. Скорее всего, что-то в таком же духе подумали и противники, с той лишь разницей, что не взяли в расчет незаметно подобравшегося к ним чужака. Расплывчатая тень поднялась во весь рост и басовито крикнула:

– Пьер, аппле!…

Равнина перед речкой ответила молчанием. Вслед за первым ловцом удачи на ноги вскочил второй, густо откашлявшись, он повторил призыв. Никто не откликнулся и на этот раз. Дарган понял, что через мгновение они поймут жуткий смысл этой тишины, царившей вокруг, с силой метнул кинжал в первого разбойника, весьма кстати раскрывшего грудь, затем прыгнул и концом шашки рубанул по шее его товарища, так и не успевшего оказать сопротивление.

Хорунжий вложил шашку в ножны, унимая привычный зуд в теле, присел на корточки перед костром, внутри которого еще теплились живые светлячки. Он наклонился, раздул брызнувшие искрами огоньки, сверху подбросил сухих веточек. Пламя заплясало, освещая место привала с двумя трупами и тремя тощими сумками у их ног. Он дернул за веревку на одной из сумок и неспешно выудил из нее узелок, закутанный тряпками, а когда размотал его, долго не сводил глаз с того, что ему открылось. Это были те самые сокровища, которые он добыл в бою с драгунами и которые они с женой перепродали хозяину постоялого двора. Софи тогда специально отбирала изделия с именными печатями, чтобы поскорее от них избавиться.

Дарган торопливо направился к тому месту, где оставил жену с лошадьми. Еще издали он различил не двух, а трех коней, и сообразил, что мысли его текли в правильном направлении.

– Софьюшка, иди сюда, – ласково позвал он.

– Месье, – как бы проверяясь, откликнулась та.

– Иди, иди, милая, больше бояться некого, – Дарган обнял за плечи поравнявшуюся с ним женщину, легко зашагал рядом. – Что я сейчас тебе покажу, вовек не угадаешь.

– О, д'Арган, аллюр труа кгреста, – подтягивая коней за уздечки, с юмором произнесла она.

– Где ты такого наслушалась? – коротко хохотнул он. – Ай да молодец, пока доберемся домой, глядишь, казачкой станешь.

– Ви, аллюр труа кгреста…

Костерок стал догорать, Дарган захватил хвороста из лежавшей сбоку охапки, подбросил его в угли. Пламя потянулось вверх, освещая место недавнего побоища, спутница зябко поежилась, но и вида не подала, что испугалась. Она присела на корточки, подставила ладони под искорки. Дарган взял сумку, вытряхнул содержимое, вместе с разбойничьими пожитками на землю выкатились два тряпичных узелка. Он подтащил еще две сумки, перевернул вверх дном, в них оказались такие же узелки, оттягивающие руки. Казак развязал концы тряпок, подтолкнул сокровища поближе к пламени, и от камней во все стороны принялись отскакивать разноцветные всполохи, подсвеченные сиянием золотых изделий. Женщина глядела на это чудо, и в глазах у нее заплясал завораживающий блеск, видно было, что она узнала драгоценности.

– Вот так, моя дорогая Софьюшка. Разбойники следили заодно и за хозяином гостиницы, – он кивнул на мертвых противников. – Думаю, толстяка они порешили, а после припустили в погоню за нами. Тут мы их и поймали.

– Ви, мон копии, – словно понимая, о чем говорит спутник, с сожалением поджала губы Софи. – Превенир месье… там, отель.

– Вот тебе и все разъяснение по поводу наших тревог, но это только цветочки, ягодки гонятся за нами по пятам. – Дарган поднялся, машинально тронул рукоятку шашки. – Я посмотрю, что там у разбойников в карманах, и пора пускаться в путь. А ты золото пока прибери, негоже ему на земле валяться.

Но в одежде убитых ничего ценного не оказалось, Дарган оттащил трупы к берегу реки, спустил их в воду, туда же бросил сумки с пожитками, затем присоединил к своим скакунам трех коней разбойников. Его спутница укладывала в мешки с подарками нежданно-негаданно вернувшиеся сокровища, она шуршала платьями, кофточками, обшитыми кружевами чепчиками, шелковыми панталонами, стараясь запихнуть узелки в середину. Вокруг были разбросаны пачки денег, выплаченные дядей за ценности, оставшиеся от покупки замка. Казак выдернул из торбы сверток с богатствами рода Скаргиных из вольного города Новгорода и тоже положил его перед женой. Ему показалось, что вряд ли можно сыскать более надежное место для сохранения русских драгоценностей, чем этот мешок с пышными нарядами, так отдающими духами и нюхательным табаком, спасающим ткань от моли, что даже лошади воротили морды. Когда с укладкой было покончено, он нагрузил мешки на спины животным, с гиком взлетел на кабардинца, спутница последовала его примеру. Впереди их ждал неблизкий путь.

Дарган заприметил контуры постоялого двора еще издали и подумал, что в этот раз лишних лошадей продавать не стоит. Случись что с этими, так в Германии, Польше да и на необозримых просторах Российской империи новых приобрести будет ой как трудно. Война повымела в этих местах хороших коней, реквизируемых представителями всех воюющих армий. Иногда за них платили хозяевам, иногда забирали и так. Да и спутница еще в первый раз намекнула, что расставаться с подаренным ей дончаком, которого он и так ни за что бы не продал, как и своего кабардинца, она бы не желала, хотя в тот момент повела себя странновато.

До сих пор в голове у Даргана вертелась мысль о том, почему жена так испугалась пропажи дончака, когда на руках были пачки денег, привезенные ею после продажи части драгоценностей в городке недалеко от Парижа. На них они имели возможность купить хоть табун. Не давал покоя и замеченный им в драгунской сумке сверток из кожи, показавшийся знакомым. Жаль, что он не нашел тогда силы обследовать содержимое той переметной сумы, на душе было бы спокойнее. И еще одно обстоятельство теребило душу Даргана, заставляя изредка бросать на спутницу недоверчивые взгляды. Из последней отлучки она вернулась не только с богатым приданым и деньгами, но и с какими-то бумагами с сургучными печатями. Сначала он подумал, что женских тряпок она накупила на деньги, вырученные от продажи золотых изделий, и отнесся к этому с пониманием, достойным мужчины, но когда увидел бумаги, то здорово насторожился. Казак, естественно, ничего не смыслил во французской письменности, но знал, что подобные грамоты выдавались писарями и на его родине, когда требовалось что-либо оформить в частную собственность или, наоборот, продать. Из этого следовало, что супружница проворачивает за его спиной какие-то дела.

Но жена качалась в седле рядом, она сама выбрала его, а этими непонятными пока бумагами и приданым имели полное право одарить женщину ее родственники, ведь она выросла в благородной семье. Недаром сам император Александр Первый вместе с королем Людовиком Восемнадцатым сошли с коней и поцеловали ей руку. При этом казак заметил, с каким презрением окинул его взглядом король в буклях из пакли, который держал себя так, словно впервые встретился с говорящим животным. Впрочем, этот похожий на бабу король и на других людей смотрел точно так же. Русский император тоже заметно удивился выбору девушки, ее необдуманному поступку, недаром со значением спросил, сколько ей лет, а потом покосился на Даргана и поджал губы.

Вот такие мысли занимали казака в пути, но теперь они вылетели из его головы и уступили место другим, более подходящим в данной ситуации. Дарган снова решил остановиться на отдых в гостинице. Он решил, что бояться теперь особо нечего, от большинства драгоценностей они избавились, а деньги вместе с остатком просыпавшегося на них золотого дождя жена запрятала между своими тряпками так, что пока кто-нибудь до них докопается, сто раз чихнет. Улик больше не существовало, а значит, и преступлений никаких не было.

Высокий забор вокруг строений загораживал видимость, но каким-то десятым чутьем Дарган догадался, что на дворе полно народа. Он уже решил было повернуть вспять, когда вдруг его внимание привлекла притулившаяся к стене фигура кубанского казака. Надвинув папаху с синим курпеем на ружейный ствол, тот отдыхал в тени, закинув за ухо длинный хохол на обритом наголо черепе. Черкеска была расстегнута до пояса, за которым рядом с кинжалом и походным ножом торчал причудливый пистоль с длинным дулом, скорее всего французский, сбоку концом в землю упиралась изогнутая турецкая сабля, к стене была прислонена деревянная пика с крашенным конским хвостом, прикрепленным возле наконечника. Лицо у служивого было широкое, с толстыми губами, ноздрястым носом, большая серебряная серьга в ухе качалась в такт мощном храпу. С первого взгляда стало понятно, что гостиницу занял отряд кубанских казаков, отправленный в тыл нести патрульную службу.