"Как мы знаем, Сталин был ненормально подозрительный и в то же время здравый и разумный человек... Он был разумен, но обезличенно беспощаден, убеждён, что его режим /и, разумеется, его личное положение/ должны оставаться неприкосновенными. Сталин знал об опасностях автократического правления, в заговорах разбирался как никто: извне ему грозила отнюдь не вероятная, а весьма определённая перспектива неизбежной войны, заговоры были вероятны - в партии, в армии. За тридцать лет до того он возглавлял тайные революционные организации, секретнейшие из секретных, и знал: единственный противовес тайным организациям - тайная полиция. Сталин готов был использовать и использовал тайную полицию, как никто прежде её не использовал. Ему нужно было уничтожить и он уничтожил самоё возможность альтернативного правительства: не только оппозицию, но и тень оппозиции в самых отдалённых закоулках, откуда могла бы выйти другая администрация. С помощью таких мер он, режим, страна выстояли в войне. После войны времени на передышку не было вовсе. Ему приходилось приглядывать за Америкой, вооружённой атомными бомбами. Вновь, в который раз, режим нуждался в защите. Те же самые меры. Та же секретность. Такие же, если потребуется, жертвы невинных. И так - до тех пор, пока не останется никого, кто мог бы стать средоточием опасности. Кое-что в этом аналитическом конструировании со счетов не сбросишь. Не так уж и невероятно, что Тухачевский и другие высшие армейские чины составили заговор с целью устранить Сталина. Фактически это априори вероятно. При такой концентрации власти и при отсутствии какого бы то ни было законного инструмента её замены /тут одновременно трагедия и знамение сталинской эры, это было предсказуемо и предсказывалось/ единственной альтернативой становилась армия. Такого рода урок усвоен римскими автократами задолго до наших дней, им пользовались люди, насколько мы можем судить, сравнительно уравновешенные, такие, как императоры Септимий Север и Константин". /Чарльз П. Стоун/
      "Я должен сознаться, что для меня Сталин остаётся самой непостижимой, загадочной и противоречивой личностью, которую я знал. Последнее суждение должна вынести история, и я оставляю за нею право". /А. Гарриман/
      "...Один мой знакомый писатель привёз из Парижа книжку А. Авторханова "Загадка смерти Сталина" и дал мне почитать. Я, в свою очередь, дал её Молотову, а через несколько дней пришёл послушать его мнение. - Она такая грязная, - говорит Молотов. - Он всех рисует в каком-то разбойничьем виде! Доля правды, конечно, тут есть. Берия - это человек, так сказать, не столько прошлого, сколько будущего... Из реакционных элементов он активный, поэтому он старался проложить дорогу для частной собственности. А вне этого он не видит. Он социализма не признаёт. Он думает, что идёт впереди, а на самом деле тянет назад, к худшему... - Хрущёв - он, безусловно, реакционного типа человек, он только примазался к коммунистической партии. Он не верит ни в какой коммунизм, конечно. Булганин действительно ничего не представляет - ни за, ни против, куда ветер подует, туда он и идёт. Берия - это, я считаю, чужой человек. Залез в партию с плохими целями. Маленков - способный аппаратчик. Почитаешь немножко жутко становится... - Могло быть, что эти четверо сплели заговор против Сталина? - как пишет Авторханов. - Тройка, тройка. Без Булганина, да, она могла иметь всякие планы. Роль Берии не выяснена... По-моему, в последние годы Сталин не вполне владел собой. Не верил кругом. Я по себе сужу. А Хрущёва пододвинул. Тут он немножко запутался. - По этой книжке получается, что он перестал доверять Берии. - Я думаю, да. Он знал, что Берия пойдёт на любое, чтобы себя спасти. Тот же Берия подбирал охрану фактически, а Сталин выбирал из того, что ему давали, думал, что сам всё делает. А Берия подсовывал. - Могло быть, что они отравили Сталина, когда выпивали с ним в последний день перед болезнью? - Могло быть. Могло быть. Берия и Маленков были тесно связаны. Хрущёв и примыкал к ним и имел свои цели. Он всех перехитрил! У Хрущёва была почва более крепкая, потому что мещанство было везде. А он на мещан ориентировался, Хрущёв, не интересуясь идеями. Как одно с другим слепить. А идеями построения коммунизма он не интересовался." /В. Молотов - Ф. Чуев/ "- Я был у Поскрёбышевых, разговаривал с дочерью Власика, она рассказала, что когда арестовали её отца, незадолго до смерти Сталина, он произнёс: "Дни Сталина сочтены. Ему мало жить осталось." Он понял: Берия убирает всех преданных Сталину людей, - рассказываю я. - Правильно. Тогда говорили, что разложился Власик. Разложились ещё кто-то из окружения Сталина, с бабами путались чужими. Но я уже тогда мало был в курсе дела. - Авторханов пишет: "...единственный, кто искренне относился к Сталину, был Молотов"... - Да, во время похорон из трёх выступавших, дескать, искренне, один... Я тоже допускаю, что так и есть. - Я не думаю, что Хрущёв горевал о смерти Сталина. - Нет, он был очень зол на Сталина. А Берия тем более, конечно, Сталин иногда выражал пренебрежительное отношение к Берии. Убрать хотел. А кому доверял - трудно сказать. Кажется, никому. Хрущёву? Никак уж не мог, конечно, доверять. Булганин никак не подходил. Сказать, что Маленков был близок к Сталину, по-моему, нельзя. Молодых заметных не было. Ленинградцев он отшил. - Авторханов пишет, что Сталин придумал "дело врачей", чтобы свалить Берию. А что, он без этого не мог? - Так тоже не бывает. Надо, чтоб для других было убедительно. Промолчат, но не поверят... - В сообщении о врачах было о небдительности наших органов Госбезопасности - сильный намёк на Берию. - Да, правильно. Видел, что Берия старается, но не вполне искренне... Что Берия причастен к этому делу, я допускаю. Он откровенно сыграл очень коварную роль". /Молотов - Чуев/
      "Сталин лежал на диване. Глаза закрыты. Иногда он открывал их и пытался что-то говорить, но сознание к нему так и не вернулось. Когда он пытался говорить, к нему подбегал Берия и целовал его руку. - Не отравили ли Сталина? - Возможно. Но кто сейчас это докажет? Лечили хорошие врачи. Лукомский хороший терапевт, Тареев... ... - Говорят, его убил сам Берия? - Зачем же Берия? Мог чекист или врач, - ответил Молотов, - Когда он умирал, были моменты, когда он приходил в сознание... Вот тогда Берия держался Сталина! У-у! Готов был... Не исключаю, что он приложил руку к его смерти. Из того, что он говорил, да и я чувствовал... На трибуне мавзолея 1 мая 1953 года делал такие намёки... Хотел, видимо, сочувствие моё вызвать. Сказал: "Я его убрал". Вроде, посодействовал мне. Он, конечно, хотел сделать моё отношение более благоприятным: "Я вас всех спас!" Хрущёв едва ли помог. Он мог догадываться. А возможно... Они всё-таки близко... Маленков больше знает. Больше, больше... - Сам Сталин, помнится, сказал во время войны: "Я знаю, что после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора. Но ветер истории безжалостно развеет её!" - И ещё одна деталь. Он пишет, что 17 февраля 1953-года Сталин принял посла Индии К. Менона. Рисовал на листках блокнота волков: "Крестьяне поступают мудро, убивая бешеных волков!" Вроде бы он имел в виду некоторых членов Политбюро. - Рисовал для забавы, - ответил Молотов". /Молотов - Чуев/ Люди, люди развращённые, То рабы, то палачи, Бросьте, злобы изощрённые, Ваши копья и мечи. Не тревожьте сталь холодную, Лютой ярости кумир Вашу внутренность голодную Не насытит целый мир. Ваши зубы плотоядные Блещут лезвием косы. Так грызитесь, кровожадные, До последнего, как псы.
      /А. Полежаев - современник Пушкина/
      "Что с нами сделалось, братья? Почему лукавые и велеречивые властители, умные и хитрые отступники, жадные и богатые стяжатели, издеваясь над нами, глумясь над нашими верованиями, пользуясь нашей наивностью, захватили власть, растаскивают богатства, отнимают у народа дома, заводы и земли, режут на части страну, ссорят нас и морочат, отлучают от прошлого, отстраняют от будущего - обрекают на жалкое прозябание в рабстве и подчинении у всесильных соседей?.." / Из "Слова к народу". Страница Истории, 1991 год/
      СЛОВО АХА В ЗАЩИТУ ИОСИФА:
      Он максималистски признавал только "спасающийся" народ, только "верных", служащих Делу. Он интуитивно выбирал, выращивал в своём царстве лишь пригодных для "светлого будущего" самоотверженных сподвижников высокой божественной мечты. Тайны, а не пресловутой "бочки варенья", отвергая слуг царства тьмы и Мамоны. Он строил страну "героев, мечтателей и учёных", "готовых на подвиг и на труд", искал "крылатых" и часто разочаровывался, когда "крылатые" оказывались упырями и демонами. А бескрылые - ползали на брюхе. Но Иосиф упорно продолжал непосильную свою селекционную и инкубаторскую работу, свою реанимацию "мёртвых душ", не щадя ни себя, ни других, следуя проштудированным в семинарии понятиям о вселенском зле, от которого он как "пастырь добрый" должен увести своих овец согласно повелению Неба: "Выйди от неё, народ Мой..." "Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов..." "Отречёмся от старого мира, отряхнём его прах с наших ног..." Он пытался "отделить зерно от плевел", понимая, что "кадры решают всё". В фильме тех лет "Золотой ключик" куклы свирепого жадного Карабаса-Барабаса улетают в сказочную страну Спасения на странном диковинного вида летательном аппарате, очень похожем на библейский Ковчег. Иосиф построил для своего народа такой летающий Ковчег - нелепого вида, громоздкий, варварскими методами - но аппарат летал! Там "дружба помогала делать настоящие чудеса!", а конструкция была очень близка к Замыслу. Каждая часть должна была служить Целому, быть на своём месте, то есть исполнять предназначение. У Иосифа "пастыря" не было "родни" - лишь сподвижники - "матерь и братья". Он не менял "солдат на генералов", даже собственного сына. Кесарь-пастырь Иосиф часто использует библейскую лексику, запрещает религиозные секты, убийство детей во чреве, вводит цензуру на нравственность - построже, чем при царе, вводит раздельное воспитание мальчиков и девочек. Считает "святым делом" защиту социалистического отечества, избавившего народ от "служения Мамоне". Он был "хранителем виноградника" в отсутствие Господина - восстанавливал, взращивал, охранял, защищал... Он старался заставить их отречься от сидящего в душе алчного зверя, первородного греха. Он убивал зверя порой звериным способом и считал, что это лучше, чем соблюдать "права зверя".
      * * *
      Великий граф с его религиозно-нравственными исканиями, ремонтировавший крышу бедной вдове, граф пахарь и сапожник был ей теперь понятен и близок, хоть отец Тихон и считал, что граф пал жертвой собственной гордыни. "В безумии дерзнул Евангелие переписывать! А гордыня - стена, отделяющая от Бога" Иоанна понемногу "воцерковлялась". Ходила по воскресеньям и по праздникам в храм, старалась соблюдать посты, регулярно читала утренние и вечерние молитвенные правила, бывала на исповеди и причащалась. Привыкла к долгим службам, к тычкам бесноватых бабок, которые тоже к ней привыкли и даже разрешали подежурить у подсвечника перед иконой Спасителя. Ей это нравилось - менять догоревшие свечи, гасить подушечками пальцев, почему-то не обжигаясь, принимать новые, перекрестившись с поклоном, расставлять полукругом по росту, снимать с подсвечника ещё тёплые подтёки воска - так она, казалось, могла стоять часами, испытывая странно-блаженное состояние умиротворения. И ещё ей нравилось, что теперь она хоть отчасти могла оградить впервые или случайно пришедших на службу, на которых накидывались бабки: не так стоишь, не так крестишься, чего без платка, чего губы накрасила, чего в брюках - ну и так далее - с явной целью навсегда отвадить от храма. Она тут же брала жертву под защиту, ставила её свечку на лучшее место, и улыбалась, и ободряла и шепотом просила простить старух, которым во времена богоборчества приходилось защищать храм от беснующихся хулиганов едва ли не клюками... Вот и бдят по привычке, охраняют святыню, как умеют. Так что надо нам всем приходить в храм почаще, становиться хозяевами и исправлять грехи отцов и дедов. Вот в хор нам голоса нужны... Самой Иоанне петь в церковном хоре тоже нравилось - подвязавшись под подбородок платком, тоненько выводить со старухами: "Бога человекам невозможно видети, на Него же не смеют чины ангельские взирати..." Но в общем-то ей, наверное, так и не удалось воцерковиться по-настоящему, как, например, лужинской общине, Глебу и Варе... Они жили этим. Не говоря уж о Гане. Бог и церковь для неё всё ещё не слились в одно, но её уже тянуло в храм, к подсвечнику, к бабкам из хора, к отцу Тихону, который считал её своим духовным чадом. И она, выросшая без отца, по-детски безропотно исповедывала ему то, в чём никому другому ни за что бы не призналась. - Мне кажется, я никого не люблю, - опять сокрушалась она, - Вот родные, семья... Я, конечно, исполняю что надо, но это так, поневоле... Отношения поддерживаю только с нужными людьми, от которых что-то могу получить, друзей у меня нет. Для меня что люди, что вещи - захотела, теперь имею. Они требуют внимания, иногда это приятно, иногда тяготит. Матери писала неохотно и редко, открытки в день рождения и на новый год. Она мне сначала писала длинные письма, всё жаловалась на тоску и одиночество... Потом, наверное, поняла, что кричит в пустоту, писала всё реже. И я не знала, что она тяжело больна. Даже на похороны не приехала, не стала прерывать заграничную поездку. "Возлюби ближнего"... - Но как возлюбить, батюшка, если не получается? - А ты хочешь, чтоб получилось? "Возлюбить", Иоанна, значит пожертвовать. Самостью пожертвовать, то есть собой. Ближний съест твоё время, покой, жизненные силы, сядет на шею. И отплатит порой самой чёрной неблагодарностью... Человек лукав и грешен. Это великий подвиг - отдать себя на распятие ради других. И опять же человек лукав. Как совместить слова: "Возлюби ближнего, как самого себя" и "Кто ради Меня не оставит мать, мужа, детей, тот не достоин Меня"? Надо отличать любовь к ближнему от идолопоклонства и человекоугодия - это всё грехи тяжкие, а грань иной раз едва различима... Увидеть в каждом Образ Божий и Образу этому служить, очищать от скверны - вот к чему призывает Господь. Или милосердие. Накорми, приюти, перевяжи раны, утешь, посети в тюрьме. Но и тут можно запутаться. На днях вот ко мне парень пришёл, сын одной прихожанки. Руки дрожат, сам весь трясётся. "Дай, говорит, батюшка, трёшку опохмелиться, сил нету, а то грех будет, украду или повешусь". Ну что с ним сделаешь - дал. Прав или не прав - сам не ведаю. А если бы и впрямь что сотворил? А так вроде пронесло. Потом трезвый приходил, лечиться пообещал... Лишь на Господа упование наше, сами мы и добра от зла порой отличить не можем, своих грехов не видим. Это большой дар - видеть свои грехи, это уже полдела. Благодари за то Господа. Но и спрос с тебя строже, коли ведаешь, что творишь. Молись так: Господи, у меня холодное сердце, и я даже не хочу, чтобы Ты его растопил, ведь так? Я как тот отрок из сказки, у которого сердце превратилось в кусок льда и он ничего не чувствовал. А ведь сказано: даже если чудеса творишь, а любви не имеешь - не войдёшь в Царствие. Как же нам, немощным, быть? Только молиться смиренно молитвой мытаря: "Буди, Боже, милостив Мне грешному". Верю, Господь услышит, ибо "жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит". Предай свою жизнь Господу, Иоанна, и устроит Он всё чудесным образом. И сердце оживёт для добра, и душа расправит крылья. "Отвергнет прах земных сует", как Пушкин писал, и полетит, полетит... - Батюшка, вы же сами благословили зарабатывать трудом на земле, и цветы продавать благословили. Сами говорили: "Побудь, Иоанна, Марфой..." - Благословил. А несвежие цветы продавать - грех, сама поняла. Убыток понесёшь материальный, а так - душа пострадает, куда хуже. Покупатель букет принесёт жене на именины, а цветы облетят - стыд-то какой! И выскажутся в твой адрес, а Господь слушает... Кладёшь в карман, а крадёшь-то у души, у вечности! Об этом мы, безумные, не думаем. Рубля нам жалко, а души не жалко... - Я больше не буду, батюшка... - Будешь, Иоанна. Господь сказал Никодиму: "должно вам родиться свыше". То есть от духа. Вон даже апостолы после распятия Господа... Поначалу испуганные, растерянные, а как сошли на них в день Пятидесятницы огненные языки, так исполнились все Духа Святого и заговорили на незнакомых языках, и все их понимали... И не колебались боле, шли на смерть, ибо почувствовали, что бессмертны, как боги. "И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать,.. - читал из Евангелия отец Тихон, - Солнце превратится во тьму, и луна в кровь, прежде нежели наступит день Господень великий и славный; И будет: всякий, кто призовёт имя Господне, спасётся". Есть, Иоанна, хорошие сказки, мудрые. Вот лежит красавица и спит, и вокруг всё царство спит. В паутине все, во грехе. Но так сладко спать! И ждём вот явится принц и разбудит... Все мы до поры до времени спим, Иоанна. А спать нельзя - лес дремучий и волки вокруг. Когда осознаешь неправедность земного бытия и собственную немощь этой неправедности противостоять, и невозможность жить во зле и тьме, тогда закричишь: Спаси, Господи, погибаю! Закричишь, как роженица в муках - к таким Он приходит. И преобразует, рождает свыше. Всякий плод должен созреть, а иные так и висят до зимы, пока не сгниют или замёрзнут. Теплохладностью надо переболеть, как коклюшем или ветрянкой, и молить о выздоровлении. И кто записан в Книге Жизни, обязательно родится свыше. "А я? - со страхом думала Иоанна, - Записана ли я? Вроде слышу Зов, и иду, но так медленно. И опять играю..." - Не горюй, - будто читая её невесёлые мысли, ободрял отец Тихон, сказано нам в утешение: "Ты никогда бы не искал Меня, если б Я уже не нашёл тебя"... Это я насчёт Книги Жизни. Будь ревностна - "Много званых, но мало избранных". Господь любит и зовёт всех, но мало кто избирает Царство, оставаясь теплохладным. Тогда приходят скорби, лишения, страдания - чтоб через них смягчилось сердце, пришло отвращение к греху. Господь кого любит, того наказует. Господь всех призывает, но знает, чем всё кончится, ибо для Него нет времени. Нет настоящего, прошлого, будущего Он и изначально всё знает. Время течёт для нас, и в нём мы свободны выбирать между добром и злом. Вот Пушкин знал, что Татьяна не станет прелюбодейкой, и за то любил её, так?.. Тебе даны разум и Образ Божий. И закон в сердце, и свобода выбирать - свет или тьму. Всякий грех, помни, кража у себя самой. Тот же букет с изъяном - кладёшь в карман, отнимаешь у души. Искушение - брань, то есть сражение, бой. Выиграл-проиграл. Проиграл, согрешил - значит, ранен. Много ранений - возможная смерть. Никто бы не спасся, но мы искуплены Божественной Кровью, Господь победил смерть. Веруй и моли о милости. "И, по молитве их, поколебалось место, где они были собраны, и исполнились все Духа Святого и говорили слово Божие с дерзновением. У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее. Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного. И полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чём кто имел нужду". /Деян.4:31, 32, 34, 35/ Вот он где, настоящий коммунизм... А она думала о Гане, которому было даровано рождение свыше. И о том, что у избранников и искушения бывают огненные. Никогда она не заговаривала с отцом Тихоном о Гане, ни так, ни на исповеди, и снова и снова благодарила Господа, что тут ей не в чем было каяться... Всё лето они не виделись - она вкалывала по-чёрному - на стройке, на участке, на рынке, отрабатывая долги. И ещё ухитрялась по вечерам со слипающимися глазами сочинить несколько страничек. Спать удавалось по пять-шесть часов, она себе изумлялась, что выдерживает, и выдерживала. И вот, наконец, в октябре дом был, в основном, готов, цветочный сезон окончен, сценарий сдан, долги почти все выплачены. И тогда остро захотелось увидеть Ганю, которого она целую вечность видела лишь во сне один и тот же сон: они бредут рука об руку среди закатных лужинских сосен, и рыжий дух Альмы невесомо, как и их похожая на полёт поступь, едва касается в бесконечно длинных прыжках росистой травы. Он куда-то исчез, этот дух, с тех пор как началась суета со стройкой, торговлей и долгами. С тех пор как появился в Лужине привезённый Денисом "немец" Анчар - от медалистов Антея и Чары, которого купил Филипп. Но когда из пушистого трогательного комочка вымахал здоровенный волкодав, которого нужно было не просто выгуливать регулярно, но "с нагрузкой", который в квартире грыз с тоски всё подряд, и поскольку дома сидела, в основном, свекровь, перед ней стала трагическая дилемма: или ходить целыми дня ми по комнатам с валидолом и тряпкой, или спускаться во двор и там гоняться за Анчаром. Который, в свою очередь, гонялся за всеми движущимися предметами - другими собаками, кошками, машинами и мотоциклами. Денис приходил только ночевать, Филипп с невесткой Лизой укатили в Пицунду, и свекровь торжественно заявила, что хоть и очень любит собак и вообще мухи не обидит, и Анчар красавец и умница, но вопрос стоит о её жизни и смерти. И раз уж у них теперь есть дача, а она лично освободила Иоанну от забот по дому, воспитания внука и стирки Денисовых рубашек, то пусть она, невестка, хоть в чём-то поступится личным комфортом ради семьи и возьмёт Анчара хотя бы на лето. Напрасно Денис втолковывал, что лужинский "личный комфорт" напоминает скорее полевой стан и стройплощадку - свекровь лишь твердила, что они все сговорились сжить её со свету. В Лужине Денис появлялся редко, в основном, чтобы обговорить тот или иной сценарный эпизод. Стройка и связанная с ней разруха, горы мусора, досок и щебня внушали ему ужас, как и новый облик жены - отощавшей, дочерна загорелой, в драном спортивном костюме, стоящем на ней колом от подтёков клейстера, раствора и краски. Яна, одна среди всего этого апокалипсиса, непостижимым образом с ним управляющаяся, не требующая ни Денисовых мужских рук, ни денег, чего тот ужасно боялся, ибо ни того, ни другого не было... Яна, перескакивающая с высокой духовной тематики на строительно-торговый жаргон, а то и срывающаяся в выяснении отношений с "работничками" на площадную брань. Он не понимал, что происходит, каким образом из скромной запущенной дачи, на которую они весной кое-как наскребли деньжат, вырастает нечто масштабно-фундаментальное. И откуда в литературной даме, с которой он прожил уже четверть века, проснулся вдруг эдакий многопрограммный строительно-огородный (он ещё не знал, что и торговый) суперробот, квалифицированно ныряющий то с пассатижами в забарахливший газовый котёл, то с кистью на стремянку под потолок, то корчующий ломом старый смородиновый куст... - Погоди, я сейчас! - орала она, продираясь мимоходом через тысячу неотложных дел. Когда можно будет, наконец, умывшись и переодевшись, приложиться к его щеке и вернуться на несколько часов в обычную жизнь. Помирая со смеху - такое у него было лицо! Он боялся, что она его попросит помочь и одновременно боялся её новую - супербабу с отбойным молотком, всезнающую и всесильную, ни о чём не просящую. И когда она, наконец, становилась прежней и они работали бок о бок, как всегда, и он сидел за дяди Жениным столом, потягивая любимый свой жасминовый чай /"твой барин", как говорил дед/ - он постепенно успокаивался и заговаривал о том, о сём, а Яна делала вид, что ей интересно. И он понимал, что она лишь делает вид, но предпочитал не докапываться. "Докапываться", будить спящую собаку он терпеть не мог. Да и что она могла ему рассказать? Про неведомую силу, которая так властно и настойчиво уводит её от знакомого, привычного, а она, страшась Огня, играет в чужие игры, порой самозабвенно до изнеможения, сама не очень-то понимая, зачем этот дом ей, жаждущей полёта, свободы от суеты, а ставшей батрачкой, рабой дома и куска земли, прикованной к этим строительно-садовым делам и долгам... Теперь вот Анчар, в восторге носящийся за птицами и бабочками, с которым надо было не только регулярно гулять, но и ухаживать за ним, как за младенцем - больше чем на несколько часов не отлучишься. И которого всё же пришлось взять, потому что свекровь была права - Иоанна действительно ей подкинула, вольно или невольно, свою семью, жила своей жизнью. Надо было хоть как-то её уважить. Да и вообще на даче собака нужна. Иоанна стряхивала, сдирала с себя прежнюю жизнь, привычки, связи, как пловчиха тину, выбравшаяся наконец-то на желанный, но незнакомый берег из какого-то опостылевшего замкнутого водоёма. Новое рабство принёс этот берег или это какой-то неизвестный покуда, непроявленный вид свободы? Она не знала. Просто неведомая сила, которой она своей волей подчинилась, распорядилась так, а не иначе: И возможно, это добровольное подчинение и являлось свободой, как осознанной необходимостью, подчиниться этой Воле... Послушание воле? Наверное, - думала она, - весь вопрос в том, чья она, эта воля. Два, казалось, бы взаимоисключающих начала заложены Творцом в человеке: свобода и послушание. Рабство и бунт - вот история человечества, особенно России. И путь каждого конкретного человека. Мы жаждем свободы, а наша злая, греховная, разрушительная воля разрушает и нас, и всё вокруг, и тогда... мы жаждем рабства. Подчиниться чьей-то иной воле - мудрой, справедливой, очищающей, благой. И мы творим себе кумиров, не находим таковых в лице грешных земных правителей, тоже рабов кого-то и чего-то, разочаровываемся во всяких "измах", в собственных рабских страстях, похотях и кумирах, и вновь жаждем призрака свободы. Заколдованный круг. Свобода не как противодействие, противостояние, а как единение, слияние такое возможно лишь в Боге. Святая Троица, триединство, свободно соединённое любовью. Трое в Одном. Лишь Истина абсолютно свободна. Добровольное подчинение самой Свободе - только здесь могут примириться две бездны. Слившись свободно, свободно подчинившись абсолютно свободному, я сама становлюсь свободной. Дух свят и свободен и, слившись добровольно с Духом, я становлюсь свободной. "Я сказал, вы - боги", т. е. Дух Божий присутствует в нас, животворит и "ходит, где хочет", это - наша суть, тоскующая по родной стихии. Свобода - освобождение от всего, мешающего соединиться со Свободой. Две бездны, по Достоевскому, - они необходимы. Без них не было бы свободы, была бы бессмысленная история. Их совмещение - конец всемирной истории. И в этом совмещении, примирении свободы и послушания - глубинный смысл истории, путь от грехопадения и распятия до воскресения, дорога "к солнцу от червя"... Но если без выбора нет свободы - Он, Творец... Имеет ли выбор Сама Истина? Да, конечно, - разъяснит впоследствии отец Тихон, - Уничтожить падшее ослушавшееся человечество или спасти? Искупить собственной мукой на кресте... Бог стал человеком, чтобы падший человек вновь обожился. Искупленное Божественной Кровью возвращение каждого человека к первичному богоподобию /по образу и подобию/ - смысл земного пути. И горе тому, кто крадёт у Бога. То есть, соблазняя других, заставляет их отдавать своё время, здоровье, способности не делу спасения и просветления бесценной человеческой души, а собственной неограниченной похоти. На чём и основано все общество потребления. То есть она в корне порочна и противна Богу. Ты воруешь не только у своей души, у её судьбы в вечности, но и других заставляешь служить своему греху. "Вы куплены дорогой ценой"... Христос свободно и добровольно избрал крестную муку, чтобы нас спасти. "Да минует Меня чаша сия... Впрочем, не как Я, а как Ты хочешь". Вот он, выбор, вот где сомкнулись две бездны. Свобода и послушание. Свободное послушание делу несения общей муки, твари и божества, делу великой жертвенной любви во имя восстановления единства мира. Бога и человека... "Твоя от Твоих Тебе приносящих о всех и за вся"... Вот указанный нам путь. Свобода - осознанная необходимость послушания Творцу, Который есть Путь, Истина и Жизнь. Ну а как её узнать, эту Божественную Волю? Вручить свою жизнь, единственную и неповторимую, простому деревенскому священнику - миру это показалось бы безумием. Миру, из которого она ушла. Иоанна осознала окончательно, что сбежала, как и благословил отец Тихон. Кто же она теперь? Помещица? Цветочница? Наступит осень, она заколотит окна, вернётся в Москву и надо будет жить, как прежде. Играть себя прежнюю, Иоанну умершую, но не родившуюся свыше. Кто она теперь? Как жить дальше? - Господь укажет, - отвечал отец Тихон, будто предвидя, что Денису удастся, как заслуженному деятелю искусств, выхлопотать разрешение на первоочередное подключение газа - этой осенью, а не будущим летом, как планировалось. Пришли на разведку шустрые ребята и, поскольку она на радостях не стала торговаться насчёт щедрых "премиальных", сходу притащили ацетилен-кислород, трубы, шланги. И работа закипела. А через несколько дней на кухне неиссякаемая дальняя огненная речка прорвалась четырьмя горячими трепещущими голубыми гейзерами. И ожил, зашумел натужно нагревательный котёл, что-то там завоздушило, долго не пробивало, котёл постукивал, гудел, распалялся, ребята колдовали с ключами и вёдрами, что-то сливали, подливали, подкручивали, матерились. И вот, наконец, пробило, котёл загудел ровно и умиротворённо, одна за другой теплели, оживали под рукой Иоанны ледяные радиаторы, и всё это здесь, в Лужине, казалось чудом. "Чудо" тут же обмыли под солёные огурцы и сваренную на плите картошку в мундире, ребята ушли, весьма довольные, получив, кроме денег, по экземпляру детской книжки Кравченко-Кольчугина с фото и автографом /украла у Дениса - счастливый новоявленный писатель отвалил пачку для группы/. Ребята почему-то никак не хотели верить, что Кравченко - тот самый Кольчугин, так и эдак вертели фото, мол, "не похож". Кравченко был похож. Просто он старел, старел и их сериал, Иоанна подумала, что печальный факт "ничто не вечно под луною", в том числе и бесконечные сериалы, может обернуться для неё счастливым освобождением. Когда не надо будет ездить ни на Мосфильм, ни в Останкино, ни на съёмки, и ничего не надо будет сочинять, и никаких тебе поправок и замечаний, никаких худсоветов... При этой мысли она испытала невыразимое блаженство и вознесла к Небу молитву, чтобы сбылось это как можно скорее и давнишние мечты Дениса о совместных зарубежных постановках всяких столь Любимых дядей Женей "ихних" детективов, наконец, осуществились. Вскоре в доме воцарилась африканская жара. Иоанна открыла на ночь окна, но котёл не отключила, так ей нравилась эта новая игрушка. Весь следующий день она будет красить окна и батареи, печь в духовке картошку, без конца кипятить чайник... Лужинский дом всё более подгонялся под неё, её привычки, вкусы, становясь таким же увесисто-необходимым и удобно-защитным, как панцирь для черепахи.