«А у них самих ты спросил, нужен или нет?.. Кроме того, ты выполнил только треть порученного тебе, справившись с демонами в душе юного мага… А как же остальные? Вряд ли их демоны слабее и безобиднее… Хочешь бросить детей?..»

Да уж, дети! Сами скоро детьми обзаведутся. Пора переставать их учить.

«И это говорит тот, кто не прекращает собственного обучения ни на минуту…»

Я все время учусь? Ерунда! Я лентяй, не страдающий прилежанием.

«Поэтому уроки судьбы и становятся такими трудными: чтобы усваивались лучше…» – съехидничала Мантия.

Ну и чему я научился сейчас?

«Тому, что не всегда нужно решать за других, но всегда следует предлагать решения: вдруг придутся ко двору?..»

Хм… Верно. Но это не все.

«Тебе виднее… Так что ты усвоил еще?..»

Что иную мечту можно исполнить и безо всякого чуда, а от иной отказываешься, потому что понимаешь: не столь уж она прекрасна и необходима.

«Вот видишь, сколько всего ты узнал! Но если никому не расскажешь о своих открытиях, они могут пропасть зря. К тому же… Позволь тебя поздравить!..»

С чем?

«С первым сотворенным собственными руками tah’very[2]!..»

И правда. Сотворил… Или натворил? А, какая разница! Важно, что обезопасил мир от кровожадного райга, а взамен получил грозное оружие. Правда, как и всякое оружие, оно может быть применено не только во вред, но и во благо, попался бы разумный хозяин.

«У тебя есть такой на примете?..»

Вообще-то я обещал лук Бэру. Но как ты правильно напомнила, в душе у этого парня еще есть занозы, которые нужно было бы вытащить, прежде чем вручать подарок. Следовательно…

«В путь!..»

Согласен!

Оглядываюсь. Пройденное за время болтовни с Мантией расстояние увело меня за пределы маленького поселения, на рейде которого останавливалась для расставания с одним из пассажиров шекка. Туман скрадывает очертания деревьев и топит в грязно-белой пелене далекие силуэты домов. Никого и ничего. Тихо, как всегда перед рассветом, пока солнце еще не оторвалось от горизонта и не начало бодро карабкаться вверх, в прозрачную синеву. Что ж, самое время для вознесения молитвы. Правда, надеюсь, она недолго будет оставаться таковой, предпочтя превратиться в беседу…

Кругляшек серебряной монеты, отрытый на дне сумки, приятно похолодил ладонь. Кажется, у меня завалялось несколько его товарищей, но их прискорбно мало для продолжительного путешествия. Зато для намеченной забавы довольно и одного «орла».

Щелкаю пальцами, отправляя монету в полет. Серебро тускло сверкнуло, описало дугу и упало в дорожную пыль, звякнув о камешки. Задерживаю дыхание. Прикрываю глаза. Прислушиваюсь. Так и есть: неторопливые шаги и стук посоха. Сзади. За моей спиной.

– Доброй дороги!

– Которой именно? – Спрашивают меня из тени капюшона.

– Какой сами пожелаете. К примеру, той, куда заглянули сейчас.

– Это твоя дорога, – возражает бог. – Тебе и решать, доброй она будет или нет.

– Ничего, что я вас позвал? Не нарушил планы? Не отвлек? Не досадил?

– Я же пришел, значит, все правильно. Да и кому попало я даже на горсть монет не откликнусь… Есть просьбы?

– Как и всегда. Поворожить над дорогой, чтобы стала короче.

– Что так? – насмешливо спрашивает Хозяин Дорог. – Устал шагать?

– Хочу поскорее вернуться и закончить дела.

– Освобождаешь место для новых?

– Можно и так сказать. Поможете?

Бог перекладывает посох из руки в руку:

– Не могу отказать, ведь ты мне здорово удружил.

Искренне удивляюсь:

– Это чем же?

– Вывел сразу две души на перекрестки, с которых начинаются новые пути. А значит, у меня прибавится забот.

– И что же хорошего в заботах?

– Пока по миру протянуты струны дорог, нужен и тот, кто за ними присматривает. А уж когда прокладываются новые… Тут впору петь и плясать! Я вот, когда домой загляну, обязательно отпраздную твой дар.

Еще немного, и меня вгонят в краску. Пунцовую.

– Да не такой уж он и большой.

– Для тебя пусть вовсе невеликий, люди, которым ты его вручил, тоже не сразу поймут, насколько он драгоценен, зато скромному Хозяину Дорог все ясно как на ладони… Потому я и пришел по первому зову, хотя Пресветлая строго-настрого запретила кому-то кроме нее с тобой разговаривать.

– Это еще почему?

– Ревнует, наверное! – хохотнул бог. – Женщина все-таки, да к тому же вечно юная и вспыльчивая. Но на сей раз возразить нечего: все заслужено и оплачено с лихвой. Хотя ты и отнял хлеб у нее, проложив тропинки для заблудившихся душ.

– Отнял хлеб? Не понимаю…

– Знаешь ее имя?

– Откуда? Она не представилась согласно правилам.

Хозяин Дорог удрученно кивнул:

– Да, вместо того, чтобы запросто поговорить, по-дружески, вечно требует называть себя то Пресветлой Владычицей, то Всеблагой Матерью. Ничего не хочу сказать против: если кто-то и имеет право на пышные титулы, так это она. Но строгость не всегда уместна… А когда-то озорницу называли просто Эн-наатари.

Я покопался в памяти, извлекая познания о Старшем Языке.

– «Та, что рисует узоры»?

– Или «Та, что чертит», – поправили меня.

Точно! У гройгов в их излюбленном приветствии есть слово ahenna, как раз и означающее «начертанный».

– Значит, Эна? Красивое имя. Почему же она им не пользуется?

– Спроси сам, когда повстречаешь, – с ехидцей предложил бог. – Ну и куда тебе нужно попасть?

– Есть одно местечко, на запад отсюда. Южнее Вайарды миль эдак на полторы сотни, неподалеку от селения, именующегося Малые Холмы, в предгорьях эльфийских ланов. Как скоро я смогу туда попасть?

– А как скоро хочешь?

– Ну, меня бы устроило…

– Так насколько скоро?

Фигура бога задрожала маревом, тая в утреннем тумане, а вместе с ее исчезновением и дорога начала плавиться свечным воском прямо у меня под ногами.

– А, чего время тянуть? – Махнул я рукой, свободной от ноши. – Прямо сейчас!

– Как пожелаешь…

Земля стала совсем жидкой, мягче воды, но не потащила меня на дно, а напротив, вздыбилась волной, подняла над белой кисеей, под которой не было видно ничего – ни деревьев, ни дороги, ни близлежащих домов, а потом так же стремительно и не утруждая себя заблаговременными предупреждениями, упала вниз. Вместе со мной. Я не удержался на ногах, коленями проехался по острым камешкам, но зато уберег от повреждений притихшую в корзинке кошку. Закинутый за спину лук злобно двинул меня по затылку, но именно этот удар и вернул ощущение реальности.

Я сидел посреди проселочной дороги и восторженно пялился в небо, на котором мерцали звезды, потому что здесь, гораздо западнее от того места, где ко мне пришел Хозяин Дорог, еще не успела закончиться ночь.

И как у него это получается?

«Только не вздумай спрашивать – не ответит…»

Почему?

«А не знает, вот почему! Он же бог, существо необъяснимое и непонятное… В том числе и себе самому…»

Ладно, примем, как данность.

«Давно пора… И нечего рассиживаться! Рассвет близок, а перед ним всегда холодает. Будет лучше, если ты возьмешь ноги в руки и поспешишь добраться до поместья…»

Знать бы еще, в какую сторону двигаться.

«Только вперед, любовь моя, позади мы уже завершили дела…»

Отправление естественных надобностей – удобный повод и наилучшее время, чтобы предаться размышлениям. Особенно если вы сами не испытываете телесных нужд. Поэтому, как только Шани начала ожесточенно скрести дно корзинки, я сошел с дороги и выпустил кошку на волю. Мокрая от росы трава не обрадовала моего зверя, но дела есть дела, и серая мохнатка начала изучать обстановку с целью обнаружения подходящего местечка. Имея неоднократное удовольствие и раньше наблюдать описанное действо, я прикинул, что у меня есть время на передышку. Ноги гудели хоть и не слишком назойливо, но все же ощутимо, значит, можно с чистой совестью отложить свое прибытие на четверть часа, с поместья не убудет. С его обитателей тоже. А уж с меня и подавно…

Робкая надежда достичь места назначения с восходом солнца не оправдалась: развилку, на которой полагалось свернуть налево, я благополучно пропустил, в итоге доплелся до околицы Малых Холмов, где местная ранняя пташка – малолетний пастух, выгонявший на луг дюжину пятнистых коров – немного удивившись, все же пояснил, как отыскать Кер-Эллид. Правда, показать дорогу даже за пару монет мальчишка отказался: мол, стадо без присмотра оставить нельзя и с собой не взять, потому что коровок в то место и силой не загонишь. Возвращение заняло столько же времени, как и путь «туда», посему на дорогу, ведущую в поместье, мои ноги ступили вместе с первыми лучами солнца. Собственно, возражений на сей счет у меня не возникло: через густую рощу веселее было идти при свете дня, а не ночью. К тому же расстеленный впереди путь не выглядел проезжим настолько, чтобы не вызывать беспокойства. И я имею в виду не только тенистую аллею: происшествие на шекке заставляло серьезно задуматься.

На кого все же была расставлена ловушка? На меня? Было бы приятнее верить, что кто-то из особ, осведомленных о призвании моей попутчицы, желал избавиться от лицедея, несущего опасную весточку. Но такое объяснение появления райга все же следовало отклонить, Хельмери не могла исполнять заказы, явно чреватые опасностью для жизни, поскольку не обладала надежной защитой. Значит, основной жертвой был назначен я. Но кто посчитал мою персону достойной огненной смерти?

Райг говорил о женщине. Если принять во внимание, что любые переговоры живой души с бродячим духом обречены на неудачу, но есть возможность «поговорить» с водой, посредством которой дух меняет места обитания, к гадалке ходить не нужно: бесплотного убийцу направила та же дама, что угрожала безопасности Антреи. Вот только почему она это сделала?

Обиделась на меня за то, что встреваю в чужие дела? Более чем вероятно. И не стала откладывать дело в долгий ящик: едва узнав, каким образом собираюсь покинуть город, нанесла удар. Да еще как изящно все исполнила! Ворона спрятала бы косточку среди тюков с товарами или уронила на решетку трюмного люка, райг вошел бы в силу позже, чем позволила пролитая кровь, и опасность была бы обнаружена как раз в той части реки, где на сутки вокруг не наблюдалось мало-мальски крупного поселения, в котором можно найти спасителя. Атака была рассчитана мастерски, ничего не скажешь… И должна была увенчаться полным успехом, поскольку лишь больному воображению мог пригрезиться Проводник, готовый пойти на жертвы ради собственного успокоения. Тонкий расчет, грациозное исполнение, великолепная ирония: сгореть заживо посреди воды. Все это подозрительно напоминает мне другого шутника. Некроманта, едва не уничтожившего Вэлэссу.

Впрочем, почему именно некроманта а не некромантку? Да, из письма, полученного мэнсьером, вытекала принадлежность злоумышленника к мужскому роду, но кто поручится, что я не попался на хитрую уловку? По бумаге невозможно было определить ничего, кроме должной степени умения наемного писца. Диктовать мог кто угодно: мужчина, женщина, ребенок любого пола… Один и тот же враг? Или все-таки два разных?

Смущает удаленность друг от друга мест атаки: с одной стороны, город на западном побережье, с другой – дельта Лавуолы. Слишком далеко, чтобы следить за ходом событий одновременно и каждый день перемещаться туда и обратно… Слишком сложно. Пользоваться Потоком люди неспособны, уговаривать духов моря – занятие не из легких, а многократное открытие Портала такой силы и протяженности не прошло бы мимо моих ощущений: злоумышленница не могла находиться вблизи Вэлэссы, а потом в мгновение ока перенестись в Антрею.

В том, что неизвестная магичка наблюдала за своим детищем, я уверен: судя по свидетельству Рэйдена, его воинственно настроенная родственница должна неистово желать уничтожить город на берегах сереброструйной реки. Или, что куда привлекательнее и выгоднее, подчинить себе. А если результат важен, нельзя ни на мгновение отвлекаться от управления событиями, потому что даже самые надежные и вышколенные исполнители могут совершать ошибки, не свойственные своему нанимателю, то бишь не предусмотренные им. Как говорится, хочешь, чтобы все было сделано правильно, берись за дело сам.

Итак, женщина была связана необходимостью присматривать за Антреей и происходящими в ней чудесами, в то время как некромант занимался жителями Вэлэссы. Все же злоумышленников двое… Хорошо это или плохо? С одной стороны, несомненный плюс – разделение врагов по качествам и способностям. Но есть и огромный минус: сразу два направления, с которых могут атаковать. Кого? Меня, конечно же. И если тот, кто потерпел неудачу с западным городом, пока сидит тихо, то на юге ждать у Радужного моря погоды не стали. Должно быть, я сильно разозлил наследницу рода Ра-Гро по женской линии, если получил удар в спину почти сразу же по выезде из Антреи. Возможно, мне не следовало вмешиваться, но… Не жалею. Ни капельки.

Кстати, в случае с некромантом у меня есть небольшое преимущество: я всего лишь был одним из участников спасения, но не самым заметным и не самым главным. Конечно, горожане слышали, что обязаны жизнью некоему Мастеру, но как он выглядит, знают считанные единицы. Что же касается сражения за жизнь Рэйдена, тут уйти в тень не удалось – вляпался по самые уши. Ладно, придется оставить в памяти зарубку… Сколько у меня есть времени? Допустим, сама женщина не стала ждать гибели шекки, следуя за нами по берегу, а вообще предпочла убраться прочь, подальше от места преступления. Но в Антрее у нее, скорее всего, имеются осведомители, следовательно, как только «Сонья» снова бросит якоря в тамошнем речном порту, тайное станет явным. Дней десять-двенадцать про запас у меня есть, и на том спасибо. К тому же мало шансов, что в этом захолустье мои следы можно будет легко отыскать…

– Ты что здесь выхаживаешь?

А может быть, и крайне легко – вон, кто-то уже нашел.

Окликнувший и тем самым бесцеремонно прервавший мои размышления голос не был насыщен любезностью, но все равно следовало повернуться и взглянуть на его обладателя хотя бы для того, чтобы обезопасить себя от нападения с тыла. И разумеется, чтобы удовлетворить любопытство.

Правая ладонь незнакомца лежит на широкой ленте ремня в той близости от рукояти длинного охотничьего ножа, которая не оставляет ни малейшего сомнения: до оружия парень доберется быстро и ловко. Лоснящаяся на коленях и бедрах замша штанов усыпана следами поцелуев мокрых веток подлеска, расстегнутый ворот рубашки обнажает грудь с темными колечками волос на смуглой от загара коже и позволяет увидеть странноватое шейное украшение: кожаный шнурок, повязанный на манер удавки со скользящим узлом. Впрочем, содержимое моей поклажи вызвало бы не меньшее удивление и еще больше вопросов, так что придержу замечания и удивление при себе.

Рослый, поджарый, слишком молодой, чтобы вызывать серьезные опасения как противник, но недостаточно взрослый, чтобы надеяться на умиротворяющую беседу: лет девятнадцать-двадцать, самый не любимый мной возраст. Помнится, я именно в канун совершеннолетия совершил глупость, за которую в дальнейшем поплатился многими ценными вещами, так что, вспоминая собственную юность, невольно содрогаюсь, видя ее отсветы в других.

Волосу, густые, темные, с кончиками, словно припорошенными серой пылью, коротко острижены на висках и челке, зато упругой волной спадают на спину. Черты еще не начали обретать тяжеловесность, темно-желтые глаза по-детски ярки, но вот выражение лица… О таком говорят: сосредоточенное. Брови сдвинуты вместе как раз настолько, чтобы между ними пролегли две вертикальные морщинки, губы и крылья носа напряжены, словно парень занят решением весьма важной задачи каждый вдох своего существования.

Хм, а ведь так и есть! Он же задал мне вопрос, но ответа пока не получил. Не люблю зря заставлять людей беспокоиться:

– Выхаживаю? Если вы ставите вопрос подобным образом, то для точного следования правилам должны были бы спросить не «что», а «кого», ибо всем известно: «выхаживать» – означает помогать живому существу восстановить здоровье, расшатанное душевным или телесным недугом. Не могу сказать, что моя подопечная в данное время чувствует себя дурно, но в самом общем случае…

Парень нахмурился еще грознее:

– Сильно ученый, так, что ли? За какой харцой[3] ты здесь траву топчешь?

Ах вот, в чем дело! Воистину, речи народа намного образнее и ярче, чем придворные экивоки. А главное, короче и доходчивее: надо было так сразу и спрашивать, а не путать.

– Меня ждут в Кер-Эллиде.

Хотя мой ответ и был ясно расслышан, прошло не менее вдоха, прежде чем незнакомец продолжил беседу, сделав закономерный и ожидаемый ход следующим вопросом:

– Кто ждет?

И как прикажете отвечать? Правду и ничего кроме правды? Ох, если бы таковая политика всегда приносила необходимые плоды… Но врать тоже не стоит:

– По меньшей мере четыре человека.

Прищуренные желтые глаза потребовали уточнений, к которым я, не тратя времени, и приступил:

– Трое молодых людей, прибывших из столицы по приказанию ректора Академии, дабы осмотреть поместье и доложить о его пригодности для приема высоких гостей. А также и сам хозяин Кер-Эллида, саньер[4] Лигмун, несомненно, желает познакомиться со мной.

Парень снова смерил меня взглядом, в котором было что угодно, только не вера полученным сведениям, повернулся и быстрым шагом направился прочь, но, как мне почудилось, в сторону, не совсем совпадающую с той, откуда появился.

Занятные манеры. Хотя, вполне возможно, здесь так принято встречать гостей. Но пока я удивлялся, незнакомец резко остановился и рыкнул, не поворачивая головы:

– Ты идешь?

– Куда?

– К дому. Или соврал насчет саньера и остального?

– Нет, нисколько. Просто… Я должен дождаться, пока моя спутница завершит прогулку.

– Спутница? – Теперь он все же обернулся. – Что еще за спутница?

Но слава богам, Шани, выбравшись из кустов, избавила меня от необходимости пускаться в очередной странноватый рассказ. Парень не проронил ни слова, глядя, как кошка занимает привычное место в корзинке, и очнулся от бесстрастного созерцания, только когда я задал живо интересующий меня и вовремя пришедший в голову вопрос:

– В поместье много собак?

Крылья тонкого носа дрогнули, обозначив презрительные складки:

– Ни одной.

Не знаю, у кого как (не было возможности и желания узнавать), но лично у меня необходимость следовать за поводырем способна вызвать всего два чувства, правда, совершенно противоположных: облегчение и злость. Первое возникает, если нет сил и особой надобности запоминать дорогу: просто не теряешь из виду спину своего проводника, а всю мощь разума можешь направлять на более полезные занятия, чем подсчет поворотов, сломанных веток, покрытых мхом то слева, то справа деревьев и тщетные попытки заучить наизусть расположение звезд в небе над головой и в той стороне, куда стремишься попасть. А вот второе…

Ненавижу, когда меня волокут силком, не давая сосредоточиться на дороге. И боги с ней, как таковой: возможно ведь, никогда сюда не вернусь, но мне хотелось неспешным шагом пройтись по тенистой аллее, подышать воздухом предгорий, собраться с мыслями, чтобы подготовиться к встрече. А что заняло место моих радужных планов? Тупая беготня за незнакомцем, который не способен вызвать доверие даже у во сто крат более наивного чудака, чем я.

И какого фрэлла меня потянуло за этим парнем? Подозрительно хмурый, не понимающий шуток и не принимающий дружеского отношения, да еще вооруженный ножом, с помощью которого легко доставить множество хлопот беспечному путнику. А уж этот сосредоточенный желтый взгляд… Такое остервенение я видел только в исполнении Киана, когда тот занимался поручениями своего хозяина и моего кузена. Допускаю, приказы Ксо стоят и большего, но зачем выставлять рвение напоказ? К тому же парень не мог нарочно искать меня в лесу, потому что никто во всем мире не смог бы предсказать день и час моего прибытия в Кер-Эллид. Стало быть, желтоглазый одержим иными проблемами. И то радует…

Тропинка, тропинка, тропинка, еще одна… Охотно верю: так получается короче. Только это не повод обтирать себя мокрыми листьями рогозника от колен до подбородка! Дорога заняла несколько минут, но их вполне хватило, чтобы я накопил в душе негодование, торопящееся вырваться наружу самой скверной руганью, и нежданному проводнику грозила участь узнать о себе много любопытного, но… Лес закончился, а вместе с ним и наш путь.

Нельзя было сказать, что деревья расступились, – ветки самых молодых и отчаянных из них касались глухих стен, недвусмысленно заявляющих о причине, по которой хозяин поместья решился приютить в своих владениях высокопоставленных гостей. Основание было сложено из камней, но на большее средств не хватило, и сразу поверх базальтовой кладки располагались венцы обтесанных бревен. Ворота оказались закрыты, но не заперты: парень легонько толкнул одну из створок, отворяя подобие калитки, пропустившей нас в пределы обитаемой части поместья.

Головное строение почти ничем не отличалось от своих богатых «родичей»: узкие и низкие окна, массивные балки, водоскатные желоба, устроенные на глухих стенах подальше от отверстий, через которые в дом мог бы проникнуть враг, никаких вычурных выступов, позволяющих зодчим показать все грани таланта, но прискорбно затрудняющих обзор. И как господина окружает свита, так вокруг родового гнезда Эллидов копошились дворовые постройки не менее мрачного, зато столь же надежного вида.

Мой проводник двинулся через двор по хрустящему под ногами ковру каменной крошки, а мне через плечо велел ждать и никуда не уходить. Последнее было добавлено тоном, не допускающим и мысли о том, что у меня вообще возникнет желание удалиться. Что ж, подожду. И наверняка дождусь. Еще бы знать, чего именно…

Странно, наступило утро, солнце светит в полную силу, а в поместье незаметно ни малейшего шевеления. Допустим, псарей, выгуливающих питомцев, и быть не должно, если верить словам парня. А остальные? Никто не гремит ведрами, не стучит топором, не слышно мычания коров, требующих утренней дойки… Постойте-ка. Пастушонок говорил, что сюда его буренки и шагу не сделают. Почему? В лесу водятся дикие звери? Но желтоглазого парня предрассветные прогулки, судя по всему, не пугают. А, ладно! Может быть, в окрестностях есть алтарь какого-нибудь проклятого божка, следы демона или тому подобная дребедень, как правило, не представляющая никакой опасности, но уверенно наделяемая людской молвой самыми грозными и ужасающими воображение качествами. Впрочем, если даже о безобиднейшей вещи пустить злые сплетни, рано или поздно она станет таковой[5], потому есть крохотный повод насторожиться и задуматься. А думать мне всегда было удобнее на ходу.

Я прошелся по двору, попутно отмечая, что в некоторых местах смешанная с глиной крошка застыла подобно настоящему камню, но лишь до первого дождя: вот тогда нужно будет пересекать пространство перед крыльцом как болото, прыгая с кочки на кочку. Участки, поросшие травой, тоже не внушают доверия, но их хотя бы не должно сильно размывать… Ступеньки, конечно же, деревянные: на гранит денег не хватило, а известняк сносится быстрее, чем проморенный насквозь дуб. Канава для отвода стекающей с крыши воды напоминает внебрачного отпрыска замкового рва, но свою службу, скорее всего, несет исправно. Узкая терраса вдоль всего дома обнесена загородкой, зашитой досками в противовес ажурным перилам околостоличных усадеб. Ничего не имею против: не слишком изящно, зато можно устроиться сверху и не опасаться скорого разрушения резного узора под твоей тяжестью. Да, наверное, так и стоит поступить, потому что скамеек на пути не попалось…

Но моя пятая точка никуда не успела примоститься. Впрочем, и к лучшему: если бы я сидя встречал старых знакомых, воплотил бы в жизнь шанс еще больше распалить и так обитающее на их лицах недовольство.

Возможно, мрачный укор был вызван слишком ранним подъемом, но мог бы поклясться: при виде меня во взглядах всех троих учеников Рогара недобрые чувства ощутимо усилились, нисколько не меняя своей окраски. Мэтт, скрестив руки на груди и скучающе позевывая, всем видом показывал, что нисколько не счастлив меня видеть, а совсем наоборот. Хок смотрел чуть исподлобья, время от времени прикусывая верхнюю губу. Только во взгляде Бэра, рассеянно скользнувшему по свертку у меня за плечами, можно было разглядеть отблеск надежды, но и та поспешила спрятаться за тучами обиды. Та-а-а-к, и что у нас стряслось?

Желтоглазый, вернувшись на террасу вместе с троицей, равнодушно спросил:

– Знаете его?

Быстрого ответа не последовало: маг, лучник и фехтовальщик не проронили ни слова, словно боялись, будто движения языка нарушат сосредоточенность взглядов, призванных внушить мне чувство вины. Мой проводник слабо разбирался в состязаниях характеров, зато свято почитал главное пограничное правило: «Неизвестный чужак – плохой чужак», потому снова потянулся к рукояти ножа, однако все же предпринимая еще одну попытку не доводить дело до греха:

– Так знаете? Или…

Коротенькое словечко, отделенное паузой от своих предшественников, нарушило оцепенение Мэтта. Маг скривил губы в подобии улыбки и процедил:

– Еще бы. Конечно знаем.

– И кто он?

Надо же, никогда не подумал бы, что желтоглазый хоть изредка страдает любопытством. Лично я на его месте не стал бы переспрашивать всякие глупости, получив подтверждение касательно неизвестной личности. И уж тем более я бы не лез с расспросами к человеку, в каждой черточке лица которого явственно читалось желание съязвить, потому что…

– Любимый шут нашего учителя.

Получил бы в ответ сведения, задевающие истину лишь кончиком хвоста. Шут, значит? Пусть будет шут. Как мне советовала Мантия? Нужно позволять людям хоть изредка делать то, что они хотят? Позволю, и с превеликим удовольствием: неприятностей парни получат куда больше, чем я. А мне светят сплошные развлечения, особенно когда увижу на лицах самодеятельных насмешников отчаянное осознание неверно сделанного шага.

Мой проводник еще раз осмотрел меня с ног до головы и утвердительно кивнул сам себе:

– То-то он всякую чушь нес… А раз шут, так ему и положено.

Ни прощания, ни извинения, ни предупреждения о необходимости уйти не последовало: парень просто развернулся, легким шагом прошел по террасе и скрылся за одной из боковых дверей. Но если от встреченного в лесу незнакомца я вполне ожидал простонародной грубости, то точно такое же поведение парней, вверенных моему присмотру, несколько удивляло: сначала Мэтт, а за ним и Бэр, не говоря ни слова, вернулись в дом. Хок упустил момент общего отступления, нерешительно переступив с ноги на ногу, и я счел своевременным и полезным поинтересоваться:

– Мне не рады?

Рыжик, не меняя наклона головы, грозно и, как ему казалось, с ехидцей спросил:

– А что?

Я лучезарно улыбнулся:

– Ничего, ровным счетом! Но раз уж мое появление вызвало на ваших лицах кислую мину, поспешу удалиться: и вам будет веселее, и мне спокойнее.

Поворачиваюсь на каблуках, подставляя под взгляд Хока свою спину. Так, теперь нужно успеть сделать шаг прочь, прежде чем парень поймет, что это всего лишь игра…

Успел! Мне вслед несется расстроенное:

– Ты сейчас снова уйдешь?

– Если немедленно не прогонишь со своей физиономии скорбь, уйду. И больше не появлюсь.

Ровно два с половиной вдоха понадобилось рыжику, чтобы согласиться на мои условия:

– Не сердись, ладно? Мы… нам тоже было несладко.

Занятная деталь. На пути в поместье с парнями что-то произошло? Ох, не нужно было поручать их заботам Хигила… Хотя капитан Егерей – человек, исполняющий просьбы и приказы одинаково точно и споро.

– Несладко, говоришь? – Присаживаюсь на ступеньки крыльца, отставляю корзинку в сторону и хлопаю ладонью рядом с собой: – Ну-ка, рассказывай! Я раздобыл вам самый лучший эскорт, о таком даже короли мечтают, а вы чем-то недовольны!

Хок фыркнул, присаживаясь:

– Да уж, эскорт… Вставать до зари, ложиться затемно и проходить в день пешком не менее полусотни миль – мечта, да и только! Сам бы так мечтал, если нравится.

– Зато жир порастрясли и щеки заимели румяные на зависть придворным красоткам! Причина недовольства только в рвении Хигила? Мне думается, Егерь тут ни при чем. Так в ком же дело?

С минуту рыжик скорбно сопел, почти как Шани, когда я подолгу отказываюсь брать ее на руки, потом сухо бросил:

– В тебе.

И почему этот ответ меня не удивляет? Вечно оказываюсь виноват не в одном, так в другом.

– Расплывчато.

Хок оскорбленно повернул голову:

– Да куда точнее-то?

– Видишь ли, любезный мой попутчик…

Нет, мудрствований он не поймет, нужно придумать способ объяснения попроще. Ага!

Я покопался в сумке, нащупывая монеты, извлек один из попавшихся в пальцы кругляшков и сунул под нос рыжику:

– Что перед тобой?

– «Орел».

– А что изображено на повернутой к тебе стороне?

Хок пожал плечами:

– Орел и изображен.

– А на другой?

Простейший вопрос вызвал у парня замешательство, на которое я и рассчитывал. В самом деле, часто ли мы обращаем внимание на вещи, неизменно окружающие нас с раннего детства до глубокой старости? Замечаем ли их малейшие черты? Задумываемся ли над их происхождением и судьбой? Никогда. Иначе я бы получил быстрый и спокойный ответ.

– Вообще-то неважно, что там. Важно другое: мы видим монету с разных сторон, и если плохо помним, как она вообще выглядит, не узнаем, что именно видит каждый из нас, пока… не обменяемся впечатлениями. Теперь понятно?

– Пока я не расскажу, почему мы на тебя злимся, ты не догадаешься, так, что ли? – неуверенно предположил Хок.