Часть первая. Семья.

Под кроватью было тоскливо. А еще – грязно. По крайней мере, огрызок яблока, давно ставший мумией, и не менее жалкие останки чего-то, не поддающегося опознанию ввиду преклонного возраста, не улучшали открывшийся взгляду вид.

Некогда оторванные, да так и не вернувшиеся на место пуговицы, погребенные под пылевыми надгробиями. Ложка, утерянная и оплаканная мной примерно семнадцать лет назад. Комок ткани в дальнем углу, скорее всего, некогда был платком или предметом одежды… Не хочу думать, каким именно, равно как не хочу строить предположения на счет «свежести» оного предмета до попадания в подкроватное царство.

Между прочим, чистота того участка пола, над которым устроено ваше спальное ложе, может очень много о вас рассказать. Если знать, как спрашивать, разумеется. Пожалуй, стоило бы подкинуть кузену идейку для включения в связку испытаний, коим подвергаются претенденты на обучение нелегкому, мало почетному и весьма рискованному (зато соблазнительно высокооплачиваемому) ремеслу наемных убийц. Самое приятное, не требуется никаких лишний усилий по определению степени соответствия кандидата избираемому жизненному пути: достаточно с неделю или месяц понаблюдать за состоянием комнаты, предоставленной в его полное распоряжение.

Что главное в деле насильственного разлучения тела с душой? Правильно, не оставлять следов, по которым можно найти исполнителя. Правда, это не значит, что заказчик будет счастлив, если обстоятельства убийства, личность убитого и вероятные последствия недвусмысленно укажут на того, кому преждевременная смерть приносила выгоду. Нет, счастлив, определенно, не будет. Более того: предпримет все возможные и невозможные усилия по строгому наказанию нерадивого наемника. Если успеет, конечно, до того момента, пока сам не окажется на плахе. Кстати, тоже вариант: либо вы хорошенько подчищаете за собой, либо, наоборот – мусорите сверх меры. «Чужим» мусором, разумеется. Правда, чтобы грамотно подставить под удар другого, нужно прежде всего самому уметь наносить удары подобного рода. А начинать следует с тщательной уборки под собственной кроватью. Чем раньше привыкнешь к чистоте и порядку, тем легче и безопаснее будет складываться дальнейшая жизнь…

Так вот, чтобы определить, имеет ли юное создание шансы быть зачисленным (после успешного завершения учебного процесса) в крайне малочисленное и безумно засекреченное подразделение Орлиного Гнезда[1], именуемое «Жало», нужно просто заглянуть под кровать. Грязно? Пошел вон, неряха! Ленишься прибирать за собой? Кто же поручится, что ты сможешь прибрать за хозяевами?

Кстати, есть еще одна компания, для пополнения которой собственной персоной необходима чистота. Нет, не мыслей, а все того же участка пола. Как мне думается. Можно самому принимать участие в уборке, а можно… Правильно! Гонять слуг. И это ничуть не легче, чем первое, потому что заставить подчиненных действовать вопреки их желаниям и склонностям, к тому же, действовать эффективно и слаженно – для этого таки требуется особый талант. Способность, которая очень высоко ценится представителями «Ока».

Нет, меня туда не примут. Ни в «Жало», ни в «Око». Стоит только заглянуть под мою кровать.

А зачем я вообще сюда полез? Ах да, за клубком. Вон он, зараза, весь облепленный клочьями пыли, в самом дальнем углу. Придется еще немного продвинуться вперед. И постараться не дышать, иначе… Буду чихать без остановки весь оставшийся день. Пожалуй, стоит отодвинуть кровать от стены: и подобраться тогда можно будет с любой стороны, и подметать удобнее. Точно! Отодвину. Но не собственноручно, а воспользовавшись услугами тех, кто, в сущности, и обязан оказывать мне таковые услуги. М-да… Обязан. А когда доходит до дела, выясняется, что все совсем наоборот. Неприятное открытие, между прочим: обнаружить, что количество и весомость Прав не идут ни в какое сравнение с сонмом Обязанностей всех размеров и мастей. Например…

Количество живых душ под кроватью увеличилось в три раза: по обеим сторонам от меня, взметнув облака пыли, условно-свободное пространство заняли кошки. Очень большие кошки. Точнее, кошками они являлись только сегодня и только с завтрака по обед, поскольку потом намеревались принять облик, более удобный для изысканного поглощения кушаний. То есть, стать людьми. Внешне, разумеется, ведь найо[2], как ни крути, к человеческому роду имеют очень и очень призрачное отношение.

– На кой фрэлл вы полезли за мной?

Не то, чтобы раздражаюсь, но…

Собственно, под кроватью я оказался именно по вине мохнатых тварей, которые затеяли игру с клубками. А вежливая просьба достать тот, что укатился дальше других, успеха не имела: меня удостоили лишь недоуменного взгляда круглых кошачьих глаз. В количестве двух пар. Настаивать было бессмысленно, и я свел с полом более близкое знакомство, чем рассчитывал. А теперь они пихают меня и сопят на ухо. Что же заставило найо прекратить игру и…

– Джерон!

Голос, раздавшийся откуда-то сверху и чуть со стороны, прояснил ситуацию.

Мою скромную обитель почтила своим присутствием сестренка. Впрочем, Магрит несказанно обиделась бы, если бы узнала, что в мыслях я именую ее недостаточно уважительно. Обиделась и непременно прочитала бы лекцию на тему: «В каких случаях уместны снисходительность и легкомыслие».

Магрит – моя сестра. Очень старшая, очень умная и очень красивая. И не только по моему мнению, потому что ее руку и сердце мечтали бы заполучить многие (а открывает список кузен Ксо). Но с какой целью она нанесла мне сегодня визит? Не хочется думать, что причина – серьезная.

– Джерон, твое огорчительное нежелание сменить позу и явить миру свой лик вместо иной части тела, заставляет меня думать, что все труды наставников прошли даром, и хорошие манеры так же далеки от тебя, как…

– Как и этот клубок! – Буркнул я, отчаянным рывком добираясь до беглеца и вцепляясь в него пальцами. Уф-ф-ф-ф! Теперь можно и вылезать.

Миру мой лик и все остальное явилось не в самом потребном виде, но Магрит, окинув взглядом основательно испачканную одежду, удовлетворенно кивнула:

– Вот еще один повод, и очень веский.

– Повод для чего, драгоценная?

– Для того чтобы выставить тебя из Дома.

Она шутит? Нет, смешинок в синих глазах не наблюдается. Ни одной. Зато там много других чувств. Например, негодования, которое можно (при изрядной доле воображения) найти даже в строго выпрямленных прядях белоснежных волос, сегодня ради разнообразия усыпанных не белыми или голубыми, а розовыми – в тон недовольно сжатым губам – жемчужинами.

– Выставить?

– Но сначала нам нужно поговорить.

– Серьезно?

– Серьезнее некуда.

Согласно пожимаю плечами:

– Поговорим. Я – весь внимание.

– До каких пор это будет продолжаться? – С дрожью в голосе вопрошает Магрит, и лиф платья с видимым трудом удерживает в своем шелковом плену грудь сестры.

Боги, как же она хороша, когда гневается! А я обожаю злоупотреблять своим талантом расстраивать сестричку, дабы насладиться великолепным зрелищем рассерженной красавицы…

Хм. Не удержал восхищение при себе, и Магрит подозрительно нахмурилась:

– Создается впечатление, что тебе нравится меня злить. Я права?

– Ну что вы, драгоценная, я ни в коем разе не…

– Выражение твоего лица свидетельствует об обратном, – чуть успокаиваясь, заметила сестра. – Ты снова смотришь на меня, как на… Впрочем, оставим эту тему для будущих споров. Сейчас я хочу поговорить совсем о другом.

Недовольный взгляд зацепился за клубок, который я держал в руке, и последовала новая волна возмущения:

– Ты не хочешь остановиться?

Все еще не понимаю, о чем идет речь.

– Остановиться?

– Весь Дом завален обрывками ниток, клубками и недовязанными…

Кажется, у сестры не хватает слов, чтобы меня отчитать. Помочь, что ли?

– Вас удручает именно состояние результатов моих занятий? То, что они недовязанные? А если я возьму и…

Синие глаза полыхнули нешуточным гневом:

– И думать забудь!

– Но…

– А что ты скажешь на ЭТО?

Магрит щелкнула пальцами. То есть, на самом деле, она просто нащупала одну из Нитей и, потянув ее на себя, произвела перемещение объекта из одного места Пространства в другое. В мою комнату. А вот откуда?

Я посмотрел на мьюра[3], зависшего передо мной в воздухе.

Наверное, библиотечный. Честно говоря, никогда не ставил себе целью запоминать мордочки всех слуг в Доме, однако, судя по кармашкам фартука, из которых торчат приборы для письма, и лоснящимся нарукавникам, сестра сорвала этого домового с рабочего места за одним из столов Малой Библиотеки. И причем здесь?..

Понял. Как всегда, с опозданием.

Под фартуком мьюр щеголял жилеткой, составленной из квадратов, представляющих собой мои опыты в сфере вязания. Очень миленько смотрится, кстати. Правда, сочетание цветов немного режет глаз, но, в общем и целом…

– Право, не вижу ничего предосудительного… – Пробую подавить спор в зародыше. Магрит, не согласная на скорое примирение, снова щелкает пальцами. Раз, другой, третий.

Спустя минуту комната оказывается переполненной. По крайней мере, так кажется мне, потому что в воздухе на уровне глаз барахтаются мьюры и мьюри, собранные если и не со всего Дома, то с большей его части. И все они в той или иной мере несут (или носят?) на себе результаты моих трудов.

Синие, зеленые, красные, желтые, белые, разнообразных форм и габаритов – так вот, куда делись образцы вязания, которые я забросил в дальний угол за ненадобностью! Что ж, отрадно сознавать: мои старания не пропали втуне. Юбочки, штанишки, жилетки, платки и, боги знают, что еще красовалось на дергающих лапками домовых.

Гордо улыбаюсь:

– А что? Очень симпатично.

– Симпатично?! Это еще не все!

Магрит начинает складывать пальцы щепотью, и я умоляюще взмахиваю руками:

– Достаточно!

Мой жест, сопровожденный кратковременной потерей контроля над изголодавшейся Пустотой, рушит магические построения, удерживающие в плену мьюров: со звуком рвущейся струны домовые шлепаются на пол и, бодро семеня, кто на двух, а кто и на четырех лапах, спешат вернуться к исполнению непосредственных обязанностей. И как я догадываюсь по тихому ворчанию, некоторые весьма недовольны тем, что госпожа оторвала их от дел. В частности, кухонная мьюри (благодаря мне обзаведшаяся пестрой вязаной юбкой), перекатываясь через порог комнаты, пробурчала: «Ну вот, овощи в маринаде перележали, и теперь сгодятся только на корм скотине!». Под скотиной мог пониматься, кто угодно, кроме меня, разве что. По той простой причине, что не умею изменять свой облик, а, следовательно, животным стать не могу.

Тем временем сестра продолжила излагать обвинения:

– Я уже не говорю о той жуткой рыбацкой сети, которую повсюду таскает на себе Тилирит!

– Рыбацкая сеть? – Настало время обижаться по-настоящему. – Во-первых, это шаль, и довольно красивая. Во-вторых, узоры, которыми она связана, повторяют фрагменты заклинаний, о которых мне рассказывала тетушка. А в-третьих…

– В-третьих, тебе пора менять сферу приложения усилий! – Категорично заявила Магрит.

Недоуменно хмурюсь:

– То есть?

– Пойти подышать свежим воздухом, например.

– Уверяю вас, драгоценная: как только распогодится, я буду сутки напролет проводить на этом самом воздухе, но пока зима не сменилась весной…

Сестра устало вздохнула:

– Если занятия с Тилирит тебя чему и научили, то уходить от ответа самым поспешным образом.

– Это плохо?

– Замечательно. Но прежде чем убегать от опасности, нужно хотя бы получить представление о ней, не так ли?

– Вы хотите сказать…

– Что мое предложение имело под собой серьезные основания. У нас ожидаются гости, а Дом не прибран.

– О!

Наконец-то, настойчивость Магрит стала понятна: в моем непосредственном присутствии наведение чистоты можно было осуществить только примитивными средствами, то есть, с помощью метел и тряпок. А такая перспектива, по всей видимости, мьюров не устраивала, и они имели наглость обратиться к госпоже за содействием в их нелегком труде.

Можно, конечно, встать в позу, но зачем? В лучшем случае испорчу настроение и себе, и сестре, а в худшем… Сам буду натирать полы восковой мастикой. В качестве наказания за беспочвенную гордыню. Ладно, так и быть, освобожу Дом от себя. На некоторое время.

Я отряхнулся, подняв осевшую на моей одежде пыль в воздух, и направился к шкафу. Магрит оценила мою «добрую волю» и поощряюще улыбнулась:

– Это ненадолго. И потом, уже вовсе не так холодно, как кажется.

– Угу, – согласился я, накидывая на плечи полушубок.

– Не дуйся, Джерон, тебе это не идет. Я лишь попросила временно приостановить твои… вязальные опыты.

– Пока Дом не завален ими доверху? Вы это имели в виду?

– Гости нас засмеют, – сие предположение излагается таким тоном, будто прецеденты уже имеются.

– Вот как… Что ж, если кому-то будет смешно, позовите меня. И мы посмеемся. Вместе. Если к тому моменту еще останется причина для веселья.

В тишине, нарушаемой только сопением кошек под кроватью, мои слова прозвучали слегка угрожающе. Магрит на мгновение опустила ресницы, потом вновь посмотрела на меня тем самым взглядом, смысл которого всегда было трудно определить.

– Какой ты у меня смелый.

– Неправда. Я – жуткий трус.

– В отношении себя? Возможно. Но когда речь заходит о других…

– Что-то происходит?

– Нет, как ни странно, – признала сестра. – И ситуация, и ты остаетесь прежними. Но выход почему-то меняет свое местоположение.

– Это, наверное, очень мудрое замечание?

Синие глаза лучатся смехом:

– Наверное.

– Пожалуй, я поищу его потаенный смысл, гуляя в саду, хорошо?

– Хорошо.

Теплые губы легко коснулись моего лба.

– И все-таки, я люблю своего брата, – задумчиво подводит итог беседы Магрит.

– Приложу все силы, чтобы излечить вас от этого недуга, – даже не шучу, но улыбка сама собой поднимает уголки рта.

– Гулять! – Командует сестра, и я, коротко поклонившись и щелкнув каблуками, приступаю к исполнению приказа, то бишь, удаляюсь по коридору в направлении парадного выхода.

Шаге на пятнадцатом слышу где-то за спиной:

– А вам нужно особое приглашение? Брысь отсюда!

И две кошки, смешно подпрыгивая вверх на всех четырех лапах сразу, проносятся мимо, едва не сбивая меня с ног. Или мне кажется, или прямо на ходу они обзаводятся крыльями. Умельцы фрэлловы… Жаль, что я не могу летать.

Полет. Это слово может означать все или ничего. Для меня верен второй вариант, для моих родственников первый. Потому что они – драконы. Следует ли из этого, что я тоже дракон? Увы. Мне было бы легче родиться кем-нибудь другим. Или вообще не рождаться, потому что свое главное преступление против мира я совершил, появившись на свет.

Правда, самый первый раз в памяти не удержался. И последующие – тоже. Собственно говоря, лишь совсем недавно я на несколько минут встретился в странной грезе с тем, кто был ДО МЕНЯ, но был МНОЙ. Или таким же, как я, хотя Мантия утверждает, что мы с ним совершенно непохожи друг на друга. И Мин так говорила. Мин…

Как все запуталось и закрутилось! Дикий танец теней, разметавшихся по стенам, когда пламя свечи задрожало на сквозняке: как заманчиво раз и навсегда войти в этот призрачный хоровод, оставив вне его пределов иглу Памяти, отравленную ядом Надежды… Заманчиво. Но даже такое маленькое удовольствие не могу получить. Не позволено. Кем? Тем, кто осведомлен. Сначала Владыка Круга Теней не согласился взять меня под свое покровительство, а потом я и сам понял: нельзя. Не время и не место. А наступит ли когда-нибудь срок? Сомневаюсь: ребенок всегда неохотно расстается с любимой игрушкой. Дай волю, истреплет всю, от кончиков спутанных шерстяных или шелковых волосиков до выцветшего полотна тряпичного тельца. И будет горевать, когда кукла рассыплется на кусочки. Да, только это и утешает: толика прощальных слов мне обеспечена. Правда, в них будет больше обиды на то, что я все-таки ушел, чем искренней печали, потому что рано или поздно мир найдет себе новую игрушку. Более красивую. Более прочную. Более занятную. И забудет о ворохе лоскутков… Не смею просить большего. Недостоин, и об этом мне так часто твердили, что вера переросла в непоколебимую уверенность.

Все началось довольно давно. Нет, не тридцать с небольшим лет назад. И даже не триста. Возможно, имеет смысл говорить о трех тысячах, но и за это не поручусь. Да и не так важно, КОГДА, важно, что однажды ЭТО произошло…

Облеченные могуществом существа очень часто забывают о том, что всегда найдется кто-то могущественнее их самих, хотя в глубинах душ живет страх повстречаться с daeni – с «тем, кто имеет право приказывать». И не понимают, глупые, что такая встреча принесла бы обеим сторонам лишь пользу, уберегая слабых от смертоносных ошибок, а сильным помогая стать еще сильнее, справившись с соблазном отдать приказ. Не понимают и боятся все больше, нагромождая одну нелепость на другую и окончательно запутываясь в оценках и суждениях. А что происходит, когда в детскую нагрянет с проверкой суровый воспитатель? Правильно, дети будут наказаны за все свои шалости: и за сломанные игрушки, и за порванную и испачканную одежду, и за больное сердце старой няни. А мера наказания, как правило, определяется незамедлительно… Драконы тоже были наказаны, и весьма сурово.

За что? Слишком горячо уверовали в собственные силы, пожалуй. Вознамерились нарушить один из основных законов бытия: «Каждое живое существо наделено волей и не может быть ее лишено без своего на то согласия». Просто? Да. Понятно? Еще бы! Но Покорившим Небеса все запреты и предостережения казались никчемными и глупыми, а раз так, значит, следует их преступить, верно? Цель была благая, спору нет: создать совершенное оружие против магии любого вида и рода, потому что шаткое равновесие мира находится под угрозой нарушения, пока из Источников черпают все, кому не лень. И, что особенно тягостно, не спешат вернуть заимствованное обратно.

Оружие было необходимо. В первую очередь потому, что любой другой способ борьбы с чарами требовал, опять-таки, обращения к Силе, а следовательно, «кражи» не только не прекращались, но и возрастали вдвое. Поиски решения проблемы не заняли много времени, куда больше усилий потребовалось, чтобы воплотить теорию в жизнь. И вот тут в изящные построения вкралась главная ошибка: для расплетения заклинаний и возвращения Силы в Источники оружие не просто должно быть плотью от плоти мира, но самое страшное: оно должно быть ЖИВЫМ. Почему именно так, а не иначе, выяснять было не с руки, и драконы резво взялись за поиск кандидатов на почетную должность уничтожителя магии. Не знаю, кто и в какой мере подвергся изменениям, но ничего не получилось. Мир не захотел принимать такую «игрушку», о чем недвусмысленно и жестоко сообщили боги, наславшие на Драконьи Дома мор, выкосивший добрых три четверти их обитателей. А чтобы у непослушных учеников не возникло нового желания приняться за опыты, Пресветлая Владычица оставила вечное напоминание об ошибке. Разрушителя. Сущность, которая, попадая в готовящееся к появлению на свет тело, открывает путь в мир голодным пастям Пустоты.

В новом поколении проклятье пало на Дом Драконов, Дремлющих В Пепле Истины. Мой Дом. Хотя имею ли я право называть своим то, что никогда мне не принадлежало и принадлежать не будет? Наверное, не имею. Но наедине с самим собой можно многое себе позволить, не правда ли? Если бы я еще мог оставаться по-настоящему один! И эта роскошь мне недоступна, потому что у меня есть Мантия. Не-живое и не-мертвое нечто, впитавшее память и боль моей матери, тем самым лишая Элрит возможности вновь вернуться в этот мир в следующем рождении. Нелегко жить в сумерках неведения, но лучи знания тоже способны убивать: это я очень хорошо знаю. Особенно после бесед с моей тетушкой…

Вяло ругая неуклюжие пальцы, пытаюсь посредством крючка превратить толстую шерстяную нить в вязаный квадратик. Получается плохо, и это меня огорчает хотя бы потому, что…

– Приятно видеть, что ты не сидишь без дела, – с легким оттенком ехидства в голосе замечает от дверей Тилирит.

Растерянно поворачиваю голову и встречаю взгляд темных и глубоких, как лесные озера, глаз, по обыкновению не позволяющих понять, о чем думает мать кузена Ксо. Тетушка переступает порог комнаты, шуршит шлейфом платья по паркету и задумчиво останавливается у окна. Длинный темно-рыжий локон снова выбился из прически, но хозяйку занимает не этот, а другой питомец, тоже отбившийся от рук.

– Тебе что-то нужно от меня?

– Скоротать время в ожидании десерта.

Если она и шутит, то совершенно незаметно: слова звучат ровно, спокойно и даже чуть равнодушно. Раньше подобная фраза могла вызвать мою обиду, а сейчас, скорее, льстит:

– Чем же я заслужил честь развлечь тебя своим обществом, тетя?

– Уверен, что это честь, а не… Скажем, суровая кара?

И опять Тилирит остается совершенно серьезной. Впрочем, со мной она всегда так разговаривает. С недавних пор.

– Из твоих справедливых рук я с радостью приму любое наказание, драгоценная!

– Шут, – короткая и нелестная оценка скромного желания выглядеть кавалером.

– А если и так? Улыбка больше идет твоему лицу, чем сурово сдвинутые брови.

– Неужели? – Чуточка кокетства все-таки пробивает себе дорогу наружу.

– И я скорблю о том, что не могу в полной мере насладиться светом твоей радости.

– Не переусердствуй, – грозит пальцем тетушка, настроение которой явно претерпело изменение от «обычной скуки» к «предвкушению развлечения».

– Как пожелаешь.

Возвращаюсь к вязанию.

Тилирит некоторое время смотрит, как я путаюсь в нитках, потом небрежно бросает:

– Перерывы нужно делать чаще, пусть и непродолжительные. То же относится и к прочим твоим занятиям, если не стремишься, конечно, набить лишних шишек. Или основательно порезаться.

Не смею поднять глаза, продолжая теребить шерстяной клочок. Ну почему она знает всегда, все и про всех, а сама остается неразгаданной? Это несправедливо!

Положим, шишки можно заметить без посторонней помощи и допросов с пристрастием. Но насчет «порезаться»… В кабинете никого не было и быть не могло, потому что я закрыл дверь. И подпер стулом. А подглядывать за мной магическими способами невозможно. И все же, Тилирит известны печальные результаты моих попыток вернуть правой руке былую подвижность.

После того, как Зеркало Сути разлетелось осколками от знакомства с моим кулаком, прошло уже более месяца, но состояние руки осталось прежним: время от времени вся кисть отказывается подчиняться. Очень неуютное ощущение, кстати, одновременные судорога и полное онемение. Хорошо еще, что длится оно считанные вдохи, но вреда способно принести изрядно. Именно поэтому я и отказался от частых фехтовальных упражнений: нет ничего хорошего в том, чтобы разжимать зубами пальцы, скрючившиеся вокруг рукояти, или напротив, уворачиваться от клинка, летящего прямо в ноги, потому что ладонь вдруг решила разжаться, не ставя о том в известность своего хозяина. Да и отжимания делать было затруднительно: в первый же раз, когда приступ настиг меня на середине движения, я воткнулся лбом прямо в пол. Но откуда тетушка все это знает?

«Чтобы сложить два и два, не нужно быть великим математиком…» – подсказывает Мантия.

Это не «два и два»!

«О да… Это гораздо проще…» – по степени ехидства бывшие сестры друг другу не уступают. Не желают уступать.

Сколько же я еще буду мучиться?

«Пока Обретение не состоится…» – туманное прорицание.

Обретение? Кто и что должен обрести?

«Обретают двое… Один приносит дар, второй принимает и в свою очередь становится дарителем…»

Хочешь меня запутать?

«Если бы и хотела, то любые усилия будут напрасными, потому что окажутся лишними…» – снисходительный смешок.

То есть?

«Ты запутался донельзя, любовь моя, зачем же еще и мне вносить свою скромную лепту?… Приберегу ее на потом… Когда ты найдешь выход из лабиринта…»

Поганка.

Вот уж, действительно, суровая кара! Причем, двойная: добро бы, нотации мне читала только одна из сестер, так нет же, получаю оплеухи от обеих. Полезные, конечно, но уж очень болезненные! Правда, говорят, что только через боль можно научить уму-разуму… Если так, я, наверное, должен быть им благодарен. И буду, конечно же. Когда перестану дуться.

– Я постараюсь, драгоценная.

– Не набивать шишки? – усмехается Тилирит. – Позволь усомниться в том, что тебе это удастся.

– Хочешь сказать, я слишком туп?

– Слишком упрям. Но это скорее достоинство, нежели недостаток. Не обладай ты достаточным упрямством, всем нам пришлось бы снова попрощаться с надеждой.

– Надеждой на что?

Темно-зеленые глаза недовольно сузились:

– Просто, с надеждой.

– Не хочешь быть откровеннее?

– Не сейчас.

– А когда?

– Когда ты чуть повзрослеешь.

– Вот, значит, как? Для всего прочего я уже достаточно взрослый, а для того, чтобы узнать чуть больше о самом себе, еще мал? Я так не играю!

– А нужно ли знать больше, вот в чем вопрос, – вздыхает тетушка.

– Нужно!

– Категоричное заявление. Что ж, если ты настроен столь решительно… О чем желаешь узнать в первую очередь?

– Почему меня оставили в живых?

Тилирит хмурится, отмечая нелепость и неуместность моего интереса:

– Это скучно, Джерон. Тебе известен ответ.

– Только его часть.

Тетушка терпеливо поправляет:

– Существенная часть.

– Пусть так! Но что мешало вам еще много лет назад прибегнуть к услугам «алмазной росы»? Только завещание моей матери или что-то еще?

– Ты жуткий лентяй, знаешь об этом? Особенно по части размышлений.

– Какой есть, – тщательно загоняю обиду подальше.

– Да уж… – соглашается Тилирит. – Был, есть и будешь.

– Есть?

– Скорее, пить.

Растерянно расширяю глаза. Никак не могу привыкнуть к тому, что тетя не только ужасающе похожа на кузена Ксо содержанием и направленностью шуток, но и существенно превосходит его в науке острословия ввиду огромного опыта.

И как прикажете ответить? Пропустить мимо ушей? Невежливо по отношению к собеседнице. Огрызнуться? Невежливо стократ. Но пока я думал, как поступить, Тилирит сжалилась и продолжила разговор, пряча в уголках губ улыбку:

– Ты понимаешь основное предназначение Мантии?

– Защищать? Думаю, да.

– И уже неоднократно бывал в Саване. Так почему же ты не допускаешь мысли, что Мантия может отправить тебя туда без твоего соизволения, если сочтет, что опасность слишком велика?

– Такое возможно?

– Вполне.

– Но раньше она всегда спрашивала…

– И что? Из любого правила есть исключения, – пожимает плечами тетушка. – Однако не буду лукавить: сейчас решения принимаешь ты, а не она.

– Почему? И значит ли это, что мы снова можем поменяться ролями?

Тилирит внимательно вглядывается в мое лицо, выдерживая многозначительную паузу и заставляя меня смущаться. Потом опускает ресницы:

– Все же, кое чему ты научился. Хорошо. Нет, не бойся: никто не станет навязывать тебе чужую волю, потому что ты обрел свою.

Обрел свою. Как просто. И как неочевидно.

– То есть, пока я не умел принимать решения, вы считали себя не вправе что-то решать за меня?

Легкий кивок:

– Примерно так.

– И вам обязательно нужно было меня вырастить и выучить, а потом заставить сделать правильный выбор?

– Разве тебя вообще заставляли что-то делать?

– Но…

– Мы изложили факты и дали ряд поверхностных оценок. Набросков, так сказать. Ты мог выбирать, а мог еще многие и многие годы избегать выбора. Разве мы настаивали на скором решении?

– Тогда зачем найо и все остальное?

– Многоликие – всего лишь еще один кусочек мозаики, Джерон. Еще один завиток узора. Почему ты решил, что они опасны для тебя?

– Потому, что ты сказала…

– М-м-м-м-м! – Тетушка принюхалась к ароматам, доносящимся с кухни. – Пирог, похоже, готов, и я не могу отказаться от удовольствия первой вскрыть его чрево… У тебя будет еще возможность все вспомнить и взглянуть на прошлое свежим взглядом. После поговорим.

Пирога, кстати, мне тогда не досталось. Потому что я всерьез углубился в воспоминания и размышления, следуя совету Тилирит.