Нить первая.

Кубики игральных костей с веселым цокотом совершили последний круг по деревянным стенкам и упали на суконный ковер. Творец последнего броска в партии – еще молодой, но уже успевший пустить на лицо отметины хищных морщин азарта русоволосый мужчина – накрыл кости стаканчиком, победоносно оглядывая своих противников. От результата зависело все. Или ничего, если считать, что на кону был всего десяток симов: в заведении под скромным названием «Тихая застава» по крупному не играли. Впрочем, для кого-то и одна мелкая монета – сокровище. Если поможет прожить день или… Многократно увеличить состояние. Осталось только узнать, насколько удачлив был игрок, но это произойдет не раньше, чем деревянный склеп, временно воздвигнутый над костями, будет снесен. А впрочем…

– Ну? – Нетерпеливо дернула меня за рукав ее недалекое императорское величество, принцесса Мииссар. – Сколько выпало?

Люди любопытны. Особенно, когда речь заходит о такой непредсказуемой игре, как кости. Хотя, непредсказуемой ли? Весь мир вокруг нас живет в соответствии с законами, людскими и божьими, и разницы между ними немного. Следовательно, исход любого события можно предугадать. Если быть прилежным учеником и не сбегать с лекций по правоведению. Я учился добросовестно. Не скажу, что стал настоящим «законником», но грубые основы превзошел. Может быть, именно поэтому мне интереснее наблюдать за игрой, нежели самому принимать в ней участие. А может быть, просто лень.

– Ну что ты тянешь?

Хм, оказывается, Сари всерьез увлеклась игрой, но вовсе не той что ведут трое мужчин за столом, покрытым туго натянутой темно-зеленой тканью. Настоящая игра происходит чуть поодаль, у стенки, там, где находимся мы: девица шестнадцати лет, нарочито некрасивая и временами несносная, скорп – боевой маг, приставленный к своей госпоже любящим папочкой-императором, и я. А я-то кто в этой компании? Просто хозяин дома. Просто верноподданный будущей императрицы. Просто…

– Ну?!

Дерганье сменилось чувствительным даже через пуховую куртку щипком. Ладно, не буду больше томить девушку ожиданием:

– Красный и синий.

Насколько помню ход партии, для безоговорочной победы бросок слабенький. Потребуется еще один круг.

– Точно?

Вместо ответа кивком предлагаю назойливой вопрошайке взглянуть на стол, где игрок уже приподнимает стаканчик над сукном.

– «Огонь небес»! – Сообщает добровольный глашатай игры, избранный из числа зрителей.

Сари восторженно переводит взгляд со стола на меня и обратно:

– Ух ты!

Делаю глоток из кружки эля, пряча улыбку. Заслуженно гордую или неоправданно самодовольную? Об этом стоит задуматься…

Никогда не ввязался бы в высокую политику, ни за какие блага и почести. Но судьба поступила по-своему, перво-наперво решив избавить меня от средств к существованию. То есть, попыталась лишить службы, на которую я ходил вот уже несколько лет кряду, и которую худо-бедно, но умел исполнять. Кому пришло в голову захватить власть в скромной управе, составляющей описания средоточений магических ортисов, все еще неизвестно. Собственно, и не станет известно, пока принцесса не соблаговолит лично отбыть в столицу и принять участие в расследовании, потому что отсутствие главного властьпредержателя губительно сказывается на работе подчиненных – по себе знаю. Стало быть, пока Сари будет прохлаждаться в Нейвосе (под предлогом необходимого для будущей императрицы участия в народном праздновании Зимника), можно даже не думать об установлении личностей врагов. Хотя… Каких врагов? Тот единственный, которому я комом встал в горле, благополучно покинул суетный мир, а его приспешники вряд ли решатся на скорую месть. Можно перевести дыхание. Чуть-чуть. К тому же, у меня появился надежный защитник, которого, правда, не возьмешь с собой куда угодно. К примеру, в игровой дом собак уж точно не пускают. Даже за немалую мзду управляющему. Поэтому Хис остался в мэноре. И не он один.

Я наивно полагал, что вспышка недовольства со стороны Ливин, моей, можно сказать, почти жены, уляжется сама собой, как только прояснится цель появления в мэноре Келлос странной и весьма почетной иноплеменной гостьи. Но эльфийка, источавшая мед любезности, ничего не смогла поделать: в течение двух часов, которые пришлось потратить на приведение в порядок гостевых апартаментов, все звуки, раздававшиеся со стороны моей невесты (словами эти фырканья, хмыканья и сопение назвать не возьмусь), несли в себе только одно чувство. Полное и непререкаемое осуждение. Что именно осуждалось? Мои действия. И я целиком. Причем, все мои попытки (ровно три штуки) завести с Ливин осмысленную беседу, успеха не имели: девушка делала вид, что меня попросту не существует. Повода для ревности, как мне казалось, не было ни малейшего, но, честно говоря, по прошествии некоторого времени я понял, что вместе с недоумением ощущаю и несомненное удовольствие: меня ревнуют, в кои-то веки! Приятно, аглис побери! Собственно, именно поэтому я счел самым правильным решением ненадолго оставить очаг страстей без своего общества и… Совершил очередную судьбоносную ошибку, на вопрос матушки: «Куда собрался?», ответив: «Пойду, постучу костями». Вездесущая Сари мгновенно уцепилась за слово «кости», тут же заявив, что ей настоятельно необходимо посмотреть на одну из народных забав живьем: пришлось тащить принцессу за собой, в одно из знакомых и самых мирных заведений, где мне посчастливилось изредка бывать. И, разумеется, скорп составил нам компанию. После получения недвусмысленного приказа от своей госпожи. Первой реакцией на очередное сумасбродное желание Сари у любого здравомыслящего человека будет короткое и емкое слово «нет», но, мы, увы, лишены возможности отказать. И потому, что в скором времени длинноносая девица взойдет на престол, и потому, что являемся торжественными обладателями медальонов с изображением латной перчатки с одной стороны, и имперского герба – с другой. Потому что ее высочество сподобилось наречь нас своими Дланями…

А голова медленно, но верно тупеет. Точнее, все слабее и слабее ощущается связь сознания с телом. Впрочем, я ведь этого и добивался, разве нет? Целенаправленно вливал в себя темный густой эль, по глотку-двум, со строго выверенными перерывами, потребными на растворение горячительного в крови. Да, зрение все еще четкое, но язык скоро начнет ощутимо заплетаться, а легкое пошатывание уже присутствует. Конечно, это не опьянение, так, детские игрушки: стоит выйти на кусачий морозец, которым природа решила предварить наступление Зимника, и все пройдет. Улетучится, оставляя после себя только головную боль и уныние от зря потраченных времени и сил. Но принцесса желала развлечения? Желала. Получила? Без сомнения: глаза горят, щеки раскраснелись, только что сама ставки на игроков не делает… И не будет делать, потому что запрещено. Мной. Строго-настрого. Смотреть – пожалуйста. Участвовать – ни-ни! Вообще не следовало ее сюда приводить, но скорп туманно намекнул, что некоторые потребности принцессы следует удовлетворять без промедления. В целях безопасности. Своей собственной. Я ничего не понял, но поскольку маг был знаком с Сари гораздо большее время, чем выпало на мою долю, пожал плечами и согласился ознакомить будущую императрицу с народной забавой. Если уступить означает остаться живым и невредимым, лучше уйти с дороги. Трусливо? Разумеется. Но бывают случаи, когда трусость и мудрость сливаются в единое целое.

Хм, а эль закончился. Надо бы повторить. Или не надо? За стенами игрового дома давно уже стемнело: вступает в права самая настоящая зимняя ночь, суровая и беспроглядная, а стало быть, нам пора расходиться. Пора по теплым постелькам, в одной из которых, как мне хочется верить, сегодня окажутся сразу два человека…

– Heve, не уделите немного времени?

Рука тронула мое плечо не раньше первого произнесенного слова, но и не позже последнего, а ровно в тот момент, когда смятение неожиданности плавно перетекло в любопытство: кому это я понадобился? Да еще такое торжественное обращение… Мои здешние знакомцы не утруждают себя вежливыми экивоками, сразу переходя к делу: например, без лишних слов занимают пару монет на выпивку.

Оборачиваюсь. Мужчина, очень молодой, но, по всей видимости, занимающий почтенную должность, потому что выглядит донельзя суровым и важным. А еще – не слишком довольным порученным ему делом: об этом ясно говорят складочки в уголках губ. Одет добротно, и все же не по-господски. Блестящих цацек не носит ни на шее, хотя в последнее время среди обеспеченных молодых людей в моду вошли тонкие золотые цепочки, ни на… Постойте-ка!

Все еще не отпускающие мое плечо пальцы характерно сухие и длинные, а на одном из них предательски темнеет хорошо знакомое мне пятнышко. Чернила, причем высокого сорта: такие отмываются, только если сразу доберешься до мыльного раствора, а если промедлишь, придется воспользоваться песком и ожиданием, пока испачканная кожа сама отшелушится.

Писарь? Очень возможно. Но скорее, кьел[1]. И не из самого бедного места. Впрочем, невежливо таращиться на незнакомца, столь любезного и терпеливого:

– Что вам угодно?

Молодой человек, сообразивший по моему изучающему взгляду, что все еще держится за рукав куртки и этим вызывает некоторое недовольство, убрал руку.

– Мой господин желает с вами поговорить.

– Весьма польщен, но… Дело в том, что я не расположен сейчас к беседам. Каким бы то ни было. Сами понимаете: поздно, да и голова не слишком ясная.

Посланник, которому, видимо, было приказано принудить меня к разговору любым способом, начал атаку первую. Льстивую:

– Это совершенно не помешает! Дело, о котором пойдет речь, не настолько серьезно, чтобы…

Глупый ход. Да, он еще слишком молод: ловится на ерунду. Ничего, с течением лет научится вести переговоры. А первый урок получит прямо сейчас:

– Чтобы обсуждать его в трезвом виде? Тогда оно вообще не стоит траты времени.

М-да, немного переиграл: молодой человек если поначалу и мог считать меня подвыпившим, то теперь темные глаза твердо уверены в обратном. А значит, следует переходить к атаке второй. Угрожающей:

– От бесед с моим господином не принято отказываться.

О, вот это уже серьезно! Можно, конечно, поводить парня за нос еще пару минут, но если за его словами имеется хоть половина той уверенной силы, которая звучит в голосе, не стоит заставлять ждать того, кто желает поговорить. Потому что это желание может поменяться местами с другим, более неприятным для меня.

– Что ж, если так… Надеюсь, ваш господин находится поблизости, а не на другом конце города?

– Извольте следовать за мной.

Он повернулся и направился через неплотные ряды слоняющихся между игровыми столами зевак к комнатам, предназначенным для людей, не желающих делать ход своей игры достоянием любопытства окружающих. Я последовал за посланником, на вопросительный взгляд скорпа махнув рукой: мол, ничего страшного, просто дела. Маг не поверил моей беспечности, но попыток прояснить ситуацию делать не стал, потому что Сари увлеченно следила за очередными бросками, то бишь, нам обоим предстояло несколько свободных и спокойных минут.

В частных игровых кабинетах я никогда не бывал – не было необходимости, но, признаться, удивился, увидев в «Тихой заставе», заведении, в общем-то, низкого пошиба, настоящую роскошь: толстоворсые ковры на стенах и на полу, массивный стол, обитый дорогим бархатом глубоко-синего, почти до черноты, цвета, широкие кресла с мягкими подушками и светильники, расставленные таким образом, чтобы пламя свечей разгоняло темноту безоконной комнаты только над игровым полем и играющими, а все прочие присутствующие (если таковые имеются) тонули в тенях и не мешали игре. Сколько человек находилось в просторной комнате кроме меня, кьела и мужчины, сидящего за столом, представлялось невозможным определить, но кто-то, несомненно, был: его чуть свистящее дыхание слышалось вполне отчетливо. Впрочем, мне-то что? Пусть в темноте за спиной пригласившего меня к разговору господина прячется хоть целая армия: я пришел говорить, а не сражаться. А о чем будем трепать языком, сейчас узнаю.

– Чем обязан вашему вниманию, heve…

Сделанная мной многозначительная пауза не привела к ожидаемому результату: мне не поспешили представиться. С другой стороны, мое имя тоже никто не стремился узнавать, поэтому можно было даже порадоваться возможности остаться безымянными собеседниками.

– Присядьте.

Приподнимаю бровь:

– Предстоит долгий разговор?

Мне отвечают небрежно, но тоном, не терпящим возражений:

– Я не люблю задирать голову.

Пришлось опускаться в подставленное кьелом кресло. Вдохом спустя, когда оное поддало мне под коленки и задвинулось до того предела, который не позволяет быстро оказаться на ногах, а молодой человек занял место за моей спиной, стало понятно: меня в любом случае не отпустят, пока… А собственно, что «пока»?

Устраиваю локти на столе.

– Час поздний, heve, поэтому прошу поставить меня в известность о теме беседы: я очень устал и хочу поскорее отправиться спать.

– Как пожелаете. Мне самому нравится скорый подход к делу.

Ой-ой-ой, вот только не надо этой снисходительности! Знаю, какой я замечательный, умный, деловой и прочая. Лестью переболел давно и успешно, так что не стоит ловить меня в подобные сети: ячейки слишком велики для такой мелкой рыбки. Но пока собеседник собирается с мыслями, появляются возможность и время хотя бы его рассмотреть.

Немолодой. Но и не старый: так, серединка на половинку, лет сорок с небольшим. Лицо удлиненное, черты, пожалуй, излишне мягкие для мужчины, зато взгляд круглых светлых глаз цепкий, выдающий человека, умеющего брать от жизни все, что понадобится. Забавно курчавящиеся тонкие светлые волосы, коротко остриженные и облегающие голову, словно шапочка. Кисти лежащих на столе рук говорят о том, что их владелец не мастеровой и не ремесленник, даже не человек искусства: холеные, пухлые, мало развитые и никоим образом не натруженные. Кафтан, виднеющийся из-под накинутого на плечи плаща с меховым воротником, глухо застегнут под самым подбородком, оставляя для обозрения только тоненькую полоску кружева нижней рубашки. В целом, вид вполне себе купеческий, вот только купцы всегда выставляют свой достаток напоказ (что неудивительно, ведь богатство торгового человека говорит прежде всего об умении вести дела), а этот даже перстень на левой руке – единственное украшение – повернул камнем внутрь. Не хочет привлекать внимание? Странно. Кто же он такой?

– Закончили осмотр?

– Осмотр? Ах, осмотр… Пожалуй. Вы тоже справились?

Он чуть сузил глаза, но посчитал оскорбляться преждевременным, тем более что и сам разглядывал меня не менее пристально. Любопытно было бы знать, с каким успехом. Внешность у меня не самая выразительная, можно даже сказать, неприметная: волосы бурые, не ярче древесной коры, глаза мутно-зеленые, лицо бледное от недосыпа последних дней, одежда полу-деревенская, полу-городская. Единственное, что роднит меня с незнакомцем – невозможность угадать род избранных для пропитания занятий. Хотя именно это его как раз и не волнует, если снизошел до разговора.

– Хочу задать вам вопрос.

– Задавайте.

Мужчина любовно погладил пальцами бархат столешницы.

– Вы пришли сюда, чтобы играть?

– Нет.

– Тогда зачем?

– Это имеет значение?

Ослепительная улыбка:

– Только для моего любопытства.

Темнит. Ведет светскую беседу? Возможно, хотя и сомнительно: не то место, не то время и не тот, хм, человек, чтобы разговаривать о всякой ерунде.

– Я должен ответить?

– Это было бы желательно.

С таким нажимом в голосе обычно произносят не «желательно», а «обязательно». Что ж, не буду устраивать тайну:

– Моя юная знакомая очень хотела посмотреть на игру и попросила о сопровождении.

Правда хороша всегда: можно не верить, можно пропускать мимо ушей, но значения она не теряет. Мужчина кивнул, словно услышал подтверждение собственным догадкам, и продолжил:

– Но ведь вы не только сопровождали вашу знакомую, верно?

Интересный поворот. Куда он меня выведет?

– Простите, не совсем понимаю.

– Вы посвящали ее в тонкости игры.

Ах, вот он о чем!

– Конечно, нужно было рассказать кое-какие правила и традиции, иначе происходящее оказалось бы для нее непонятным и, без сомнения, куда менее интересным.

– Да-да, – пухлые пальцы переплелись в замок. – Правила, традиции, результаты бросков…

– Это противозаконно?

– Нет, разумеется, нет! Но обычно положение костей становится известным по завершению хода, а не до того.

Светлые глаза не смотрели на меня, задумчиво изучая полировку ногтей, но уверен, от курчавого допросчика не укрылось ничего: ни одеревеневшие скулы, ни задержанное мной дольше, чем следовало бы, дыхание.

За нами шпионили? Плохо. Очень плохо. Остается надеяться, что это был случайный интерес, возникший, когда до слуха лазутчика долетел наш с принцессой разговор, а не нечто более серьезное. Впрочем, пока еще не все потеряно:

– Вы что-то путаете, heve.

– Разве? – Вот теперь взгляд медленно и значительно переведен на меня. – На трех кругах игры вы предсказали результаты всех бросков, ни разу не допустив ошибки.

Уф-ф-ф! Можно успокоиться: слежка велась только последние полчаса, не более.

Невинно улыбаюсь:

– Просто угадал.

– Вы либо невероятно везучи, либо…

– Я не преступал закон.

Он помолчал, забавно шевеля губами, словно жуя.

Возразить нечего: всем известно, что узнать, как легли кости, можно только прибегнув к магическим ухищрениям, но именно поэтому магия запрещена в игровых заведениях под страхом смерти. Причем неизвестно, каковой исход лучше: быть прирезанным тут же на месте менее удачливыми игроками или же попасть в покойную управу, а оттуда прямиком на каторжные работы, с которых, как это ни печально, не возвращаются. Попросту не выживают. Конечно, есть еще провидцы и гадальщики всех мастей, но их дар очень мало помогает собственно за игровым столом. Туманно предсказать удачу или предвидеть, в какой единственный момент и где нужно подстелить соломку, они могут, но поскольку свои прорицания делают вдали от места разворачивания основных событий, это не считается нарушением закона, а носит гордое имя «судьба». Или «рок» – кому как приятнее.

Я тоже не пользовался магией, да она мне и ни к чему в подобных делах: помимо чар существуют другие полезные штуки. Например, наследственность, хоть дурная, хоть хорошая. И мой собеседник медлит с выводами именно потому, что не знает истинной причины удачливости:

– Верно, не преступали. Но ваши действия требуют объяснения.

– Я всего лишь хотел развлечь hevary.

– И вам это удалось. Но выбор средства развлечения… несколько странен.

– Почему же? Вы считаете, что угадать бросок невозможно?

Он улыбнулся, обнажая тонкую полоску зубов:

– Возможно. Если кости крапленые.

О, это уже почти обвинение, и совершенно неважно, как все обстоит на самом деле: если я знаю, каков будет результат, значит, нахожусь в сговоре с шулером, и сие даже предосудительнее, чем собственно мошенничество.

– Мне неизвестно, краплены те кости или нет.

– Они совершенно «чистые», – услужливо сообщил кьел из-за моей спины.

Значит, успели все проверить и выяснить? Хорошо работают. Впрочем, а что проверять-то: кости местные, и хозяин заведения строго следит за их «чистотой». Но для меня отмеченное обстоятельство чуть ли не хуже, чем выявленный крап. Чем теперь оправдаю свою «догадливость»?

– Хотелось бы услышать, что помогает вам узнавать результат броска до его завершения, – наконец-то изложил суть своего интереса курчавый.

– Зачем?

Легкий нажим в по-прежнему спокойном голосе:

– Вы не в том положении, чтобы задавать вопросы.

– А в каком я положении? Вызовете патруль и сдадите меня в управу? У вас нет оснований: везение не является преступлением.

– Если оно естественно, да.

– О, мое везение – самое естественное на свете!

Ситуация становится все напряженнее. В самом деле, на обвинение все имеющиеся факты не потянут: недаром же в народе говорят, что везет дуракам и пьяницам! А я легко могу сойти и за того, и за другого. Но странный человек на другом конце стола твердо убежден, что напал на след секрета, способного принести выгоду, следовательно, меня не отпустят. Просто так, уж точно. Нужно попытаться решить проблему поскорее и как можно более мирным пу…

– Вот ты где!

С одной стороны хорошо, что сижу спиной к двери: если бы видел лицо юного чудовища, не удержался бы от нелестных выражений в адрес принцессы, а с другой… Моя-то физиономия курчавому мужчине видна слишком хорошо, и образовавшаяся отчасти недовольная, отчасти испуганная гримаса – тоже. Как не воспользоваться удобным случаем?

– А это и есть ваша знакомая?

Я бы ответил, но Сари опередит кого угодно:

– Да! И требую объяснить, по какому праву вы его задерживаете!

С трудом удерживаюсь от того, чтобы спрятать лицо в ладонях. Ну куда ты лезешь, девочка, со своей тягой помочь? Это же не императорский дворец, где любой твой вздох ловят с почтением, а любое пожелание бросаются исполнять. Нельзя так себя вести с незнакомыми людьми в незнакомом месте. Опасно для жизни. Но одергивать ее высочество с целью заставить умолкнуть… Хм. Не хочется вызывать к жизни очередную обиду, за которую мне снова напророчат смертный приговор.

– Мы просто разговариваем, – сладко улыбнулся мой собеседник. – Не так ли, heve?

А вот ему я поддакивать не буду. Хотя бы потому, что разговор у нас не сложился, да теперь уже и не сложится.

– Больше похоже, что вы его похитили, – с вызовом заявила Сари.

– Право, откуда такие тревожные мысли в столь юной головке?

Мужчина попробовал смягчить положение, но только раззадорил принцессу:

– Если с ним что-нибудь случится, будете иметь дело с его госпожой!

– Поистине, страшная угроза… – курчавый уже еле сдерживал умиленный смех. – И кто же его госпожа?

А вот мне не хотелось не то, что улыбаться, а даже жить. Если сейчас эта дурочка ляпнет, что я служу ее императорскому высочеству, положение не исправится, зато возникнут лишние хлопоты. Гора лишних хлопот. И для меня, и для нее. К тому же…

– Заклинательница!

В первое мгновение я облегченно выдохнул, услышав слово, отличное от «принцесса», но потом с ужасом понял, что сделать вдох и снова наполнить легкие воздухом не получается. Лучше бы одернул. Наверное. Может быть.

– Заклинательница?

Он переспросил медленно, почти выговаривая по слогам, и каждый из этих слогов был гвоздем, забиваемым в крышку моего гроба.

Сари же победоносно закончила:

– Да, у него даже печать есть!

Мой собеседник не был ни дураком, ни пьяницей, но сегодня ему несказанно везло в затеянной игре. И все же, последовало уточнение:

– У него или на нем?

Принцесса помедлила с ответом, видимо, начиная ощущать в происходящем неладное, но в силу отсутствия опыта промолчать или солгать все же не смогла:

– На нем…

Честное слово, проще было повеситься. Или утопиться, хотя для этого пришлось бы долбить прорубь в замерзшей реке. А еще можно отравиться или перерезать себе горло, но по крайней мере, во всех перечисленных случаях право выбора принадлежало бы мне и только мне, а теперь… Теперь моя дальнейшая судьба в руках неизвестного мне, но несомненно, корыстного и не особенно чистоплотного человека. Ну, ваше высочество, удружили!

– Это совершенно меняет дело.

Спокойная уверенность голоса не претерпела существенных изменений, даже окрашенная торжеством. Да, он опасен. Очень. И принцесса, похоже, наконец, заметила эту опасность, потому что… Воздух комнаты пришел в движение, и ничтожные доли мгновения эхо происходящего находило отклик где-то внутри меня, глубоко-глубоко, и казалось, только один крохотный шажок отделяет меня от того, прежнего. От Тэллора, который по порыву ветра мог узнать, с отрогов каких далеких гор в долину собирается прибыть ненастье… Но прошлое лишь жестоко поманило и тут же бросило, снова оставив в моем распоряжении слух, зрение и прочие инструменты тела, не обладающего никакими особыми достоинствами.

Могу только предполагать, что происходило за моей спиной. Наверняка, Сари позвала своего охранника и наставника, причем позвала отчаянно, испуганно, то бишь, неправильно, потому что связь между телохранителем и его подопечным, основанная на крови, независимо от желания того и другого переплетается с эмоциями, передавая волнение с одного конца ниточки на другой. Скорп не замедлил появиться, но мгновением раньше я услышал свистящее: «Враг!», темнота за креслом курчавого мужчины ожила, плотным щупальцем рванулась к свету, обрела свободу и оказалась… Человеком. Способным остановить и остановившим легендарного боевого мага.

Пока главное действо разворачивалось где-то позади, я решил покинуть кресло, чтобы обзавестись хоть каким-то путем к отступлению. Времени как раз хватило, чтобы встать, повернуться и увидеть, чем закончилась маленькая потасовка в частном кабинете игрового дома «Тихая застава», который отныне и до скончания веков в моей памяти останется под именем «Тихая подстава».

Сари стояла столбом, округлившимися глазами уставившись на прислонившегося к стене скорпа, причем хоть черноволосый охранник принцессы и силился придать своей позе прежнюю изящную небрежность, но выходило плохо: больше всего было похоже, что упадет в тот же миг, как лишится опоры. Кьел, благоразумно отступивший в сторону, остался почти безучастным к происходящему: наверное, подобное не было ему в диковинку. А вот я, признаться, несколько опешил, когда повнимательнее рассмотрел противника скорпа.

Женщина. Не особенно высокая и довольно костлявая, но настолько длинноногая и длиннорукая, что кажется внушительнее всех присутствующих. Маленький аккуратный нос, чуть выдвинутые вперед челюсти, узкие губы приоткрыты и между ними виднеется кончик языка. Занятная гримаса… Глаза прищурены, веки лишены ресниц, и от того взгляд напоминает капризных южных ящериц, которых держат в богатых домах для ловли насекомых и мышей. Короткие пряди тонких волос почти прозрачны и создается впечатление, что череп гол. А это что, татуировка? Сеточка еле заметных сиреневых линий на шее и скулах… Нет, показалось: стоило лишь моргнуть, как странный рисунок исчез, словно его и не было. Но не слишком ли легко для разгара зимы незнакомка одета? Понимаю, тонкое вязаное полотно меньше всего сковывает движения, и все же…

– Кэр?

Кто это? А, Сари обращается к замершему у стены скорпу. Его так зовут?

– Кэр, что с тобой?

– Все хорошо, моя госпожа. Не волнуйтесь и… Вам лучше выйти за дверь.

– Но…

– Прошу вас.

Наверное, принцесса нечасто слышала от своего наставника просьбы, да еще подкрепленные таким выразительным взглядом: ее высочество хлопнула ресницами, обиженно сжала губы, но исполнила требуемое. Вышла. А дверь поспешил прикрыть кьел, снова вернувшийся к исполнению своих обязанностей и занявший место по правую руку от хозяина.

– Так-так-так… – Курчавый уже устал улыбаться и, вместо того, чтобы торжествующе кривить губы, позволил себе удовлетворенно погладить пальцами подбородок. – Какое любопытное общество подбирается: юная девушка, телохранителем которой служит боевой маг, и парень с печатью Заклинательницы. Грех не использовать столь удачный расклад!

– Что вам нужно?

– Э нет, милейший, вот теперь вы будете открывать рот только по моему приказу, а в остальное время слушать. Внимательно слушать! Иначе отправитесь доказывать кому-нибудь из надзорных, что не мошенничали посредством имеющейся у вас печати, а ваш знакомый… – Он презрительно посмотрел на скорпа. – Тихо скончается не позднее, чем через ювеку[2].

Блеф? Но на мой вопросительный взгляд маг коротко, еле заметно кивает. Совсем все плохо. И я еще не узнал, чем могу оказаться полезным. Хорошо бы, это было в моих силах, иначе…

– Каким образом вы узнаете результат броска?

– Это не имеет отношения к магии.

– Понимаю, что не имеет: моя девочка очень тонко чувствует любые магические проявления.

Девочка? Жутенький ребеночек, ничего не скажешь.

– Это… врожденное умение. В определенном состоянии мне удается узнать результат, но скорее предположить, опираясь на опыт, чем угадать.

– Подробности меня не интересуют! Вы можете проделать такое с любыми костями?

– Не знаю.

– Как это?! – Он взволнованно повысил голос, как и любой на его месте, оказавшийся в шаге от клада, но пока не дотянувшийся до ларца с сокровищами.

– Я очень редко этим занимаюсь, потому что требуются силы и время, чтобы привыкнуть к костям.

– Привыкнуть?

– Да, мне нужно сначала посмотреть на игру и игроков, что не менее важно, и только потом, возможно…

Он глухо хлопнул ладонью по столу:

– Никаких «возможно»! Вы, верно, не совсем поняли условия?

Не понял? Увы, понял и слишком хорошо. Но предпочитаю сначала услышать версию заказчика, и только потом делать собственные выводы. Есть печальный опыт: сколько раз таким образом накалывались на описаниях средоточений, и не сосчитать.

– Я пока еще их не слышал, heve.

– Так вот, слушайте! Вы кое-что сделаете для меня. То, что вам, похоже, по силам. Отказ не принимается, но, уверен, его и не последует: даже если жизнь этого мага вас не волнует, покойной управе будет небезынтересно узнать о ваших… забавах. Надеюсь, вы понимаете, к чему это приведет?

Я-то понимаю, и лучше всех, кто находится в этой комнате, вместе взятых. Но ты ошибся в одном, дяденька: жизнь скорпа значит для меня гораздо больше, чем моя собственная. И слава богам, что ты не догадываешься, почему!

– Что я должен делать?

– Узнаете в свой черед. Завтра, в полдень. Вас встретят.

На бархат столешницы упала полупрозрачная пластинка размером в пол-ладони. Курчавый мужчина степенно поднялся на ноги и, сопровождаемый кьелом и странной женщиной, покинул кабинет. Скорп проводил их взглядом, потом тяжело выдохнул, медленно сползая по стене на пол.

– Кэр! – Принцесса, не замедлившая вернуться, как только появилась такая возможность, шлепнулась на колени рядом с магом. – Что с тобой?

Он не ответил, как будто не мог собрать для шевеления губ достаточно сил. Сари гневно обернулась ко мне:

– Ну что ты стоишь?! Ему надо помочь! Поднять и…

Я задумчиво предположил:

– А вдруг, это заразно? Что-то не очень хочется его трогать.

– «Заразно»?! – Возопила ее высочество, теряя остатки терпения, и я уже приготовился пострадать от дальнейших проявлений венценосного гнева, но скорп издал звук, похожий на смешок, только совсем неразборчивый, потом судорожно тряхнул головой и опроверг мои основные опасения:

– Ты не заразишься: простым прикосновением ЭТО не передается.

Хороший ответ. Обожаю подобные фразы: вроде бы должны успокаивать, а вместо того вызывают еще больше тревоги. Значит, все-таки болезнь. Точнее, больше всего похоже на отравление. Но кто и когда успел его отравить, а главное, каким чудом? Скорость реакции скорпа намного выше, чем даже у самого тренированного и талантливого наемного убийцы, и опередить боевого мага можно лишь в одном-единственном случае. Если точно знать, в какой точке пространства он окажется в следующее мгновение.

Нить вторая.

– Мы тебя подставили? – Спросил Кэр, стараясь усесться в кресле с наибольшим удобством, что и само по себе (если принять во внимание довольно плачевное состояние обивки сиденья) было занятием непростым, требующим выдумки и сноровки, а учитывая слабость, которую скорп испытывал (но довольно ловко скрывал от принцессы, всю дорогу опираясь в основном на меня), превращалось и вовсе в нечто невыполнимое.

– Ну…

Что можно ответить в сложившейся ситуации, тем более, человеку, находящемуся фактически на смертном одре? Правильно, только правду:

– Да.

Маг вздохнул, но взгляда не отвел, хотя, наверное, следовало бы. Например, чтобы сохранить лицо уверенного и опытного вояки, а не давать волю виноватому сожалению.

– Сильно?

Хм. Вопрос, спору нет, важный. Для истории. Но по моему скромному мнению, здесь и сейчас не имеющий ровным счетом никакого значения.

– Я что-нибудь придумаю.

– Не сомневаюсь. И все же… Что произошло?

– Ах да, тебе же было не до вникания в подробности…

Воспользовавшись тем, что принцесса посредством моего не слишком упитанного кошелька отправилась улаживать разногласия с хозяином гостевого дома, до которого удалось с нашей помощью доплестись скорпу (идти в мой дом маг, разумеется, отказался наотрез), я описал явление ее высочества в кабинет. Красок нарочно не сгущал, но Кэр разочарованно покачал головой:

– Как неосмотрительно.

– Гораздо хуже! Надеюсь, ты-то хоть представляешь, во что она меня втравила?

– Осудят за шулерство? – Высказал предположение скорп.

– И это тоже, но есть вещи пострашнее. Если магия запрещена к использованию в игре, как таковая, а маги в этом смысле находятся вне закона, то впутать в скандал Заклинателей, значит, дать повод к введению новых ограничений и запретов.

Глубина темных глаз Кэра наполнилась неподдельным удивлением:

– Тебя это волнует?

– Да, а что такого?

– Никогда бы не заподозрил тебя в заботе о благе Заклинателей. Впрочем, ты ведь с детства прислуживаешь…

Я навис над скорпом, упираясь ладонями в подлокотники.

– Запомни хорошенько: я не прислуживаю. Я служу. Чувствуешь разницу?

– А она имеется?

– Имеется, поверь, и очень даже большая. Но дело не в том, к какому лагерю я принадлежу или хотел бы принадлежать. Подумай сам: кто такие Заклинатели прежде всего? Не по силе, не по возможностям, а по природной принадлежности? Кто они?

Кэр долго смотрел мне в глаза, словно стараясь прочесть в них правильный ответ, потом беспечно выдохнул:

– Маги.

– Вот! И ты считаешь, что если прижмут одних представителей магического сословия, то других оставят в покое? Как же! Под колеса попадут все, не сомневайся! Начнут, конечно, с малого: скажем, с увеличения подушной платы, а вот на чем остановятся и остановятся ли вообще… Даже представлять не буду. Ты хочешь закончить жизнь в новой Войне Туманов[3]? На здоровье! А я не хочу. И раз уж ключи от дверей беды доверены мне, постараюсь сохранить их в неприкосновенности.

– Не преувеличиваешь?

– Нисколько. Конечно, меня вряд ли сдадут в покойную управу: скорее, полоснут по горлу да столкнут в реку, но чем аглис не шутит? Если этот любопытный дяденька захочет принять участие в играх политических, в моем лице у него на руках неслабые козыри.

Скорп расслабился и совсем оплыл в кресле, став похожим на брошенную и забытую хозяйкой куклу.

– Пожалуй, ты прав. Война не нужна ни императору, ни народу империи.

– Но она может начаться.

– Ты же только что обещал уладить все миром? – В голосе Кэра послышалось ехидство.

– Обещал – сделаю. Но даже способный закончить сражение, не начиная его, полководец все же должен составить план боевых действий. А для этого мне нужны сведения.

– Какого рода?

– Твое состояние: причина, развитие, последствия?

Скорп позволил себе потратить немного сил на то, чтобы пошире распахнуть веки:

– Зачем тебе все это?

– Затем! От любого недуга есть лекарство.

– Кроме одного. Смерти.

Удивительная осведомленность! Я выпрямился и скрестил руки на груди, принимая позу недовольного нерадивостью школяров учителя:

– Твои личные впечатления меня не интересуют.

– Что так? – Кэр прикрыл один глаз, от чего выражение бледного лица приобрело насмешливый вид.

– Я не шучу. Каким ядом тебя отравили?

– Откуда ты знаешь, что это был именно яд?

– Оттуда! Или отсюда, какая разница?! Хватит играть в прятки! Или скажешь, или…

Искренний интерес:

– Или?

– Ее высочество будет предоставлена самой себе. С сегодняшнего же вечера.

Некрасиво шантажировать больного человека? Весьма некрасиво. Непременно буду себя стыдиться, но несколько позже. Когда этот самый больной человек перестанет придуриваться и начнет отвечать на вопросы.

Я угадал: возможность того, что принцесса останется без присмотра, оказалась достаточной причиной для откровенности.

– Хорошо. Все равно, ничего не изменится… Видел ту девицу, с прической, словно кисель? Хорошенько рассмотрел?

– Не слишком.

– А жаль, потому что до сегодняшнего дня считалось, что их больше нет.

– Кого «их»?

– Гаккаров.

Гаккар… Такое впечатление, что я уже мельком слышал это слово. Но где и когда?

– Кто это такие?

Скорп качнул головой:

– Я и сам мало, что знаю. Но эти существа использовались для борьбы с магами. Очень давно, несколько сотен лет назад. И считалось, что они полностью вымерли.

– Конечно, не собственной смертью?

– Конечно, – он попытался улыбнуться, но гримаса получилась грустная. – Их уничтожили после подписания мирного договора. Собственно, уничтожение было одним из условий мира.

– Понятно. Оставим в покое прошлое и вернемся к настоящему: раз уж сие чудо оказалось рядом с нами, объясни, что именно оно с тобой проделало.

– Я не знаю.

– Как это, не знаешь?!

– Именно, что не знаю, – скорп прижался затылком к спинке кресла. – Все, что могу сказать: она дохнула в меня.

– Дохнула?

– Ну да. А как только ее дыхание достигло меня… Я умер.

– Постой! Умер? Насколько я могу судить, мертвецы не двигаются и не разговаривают, если, конечно, над ними усердно не поработает некромант, но дяденьки с костяным посохом и кровавыми жертвоприношениями ни в кабинете, ни за его пределами не наблюдалось. Это шутка? На мой взгляд, неудачная.

– Нет. Я, в самом деле, умер. Почти. Точнее, любой другой маг на моем месте был бы уже трупом, а мне… Можно сказать, повезло.

Начинаю понимать, куда он клонит: цеховые секреты и все прочее. Не горю желанием их узнавать, но придется.

– В чем заключается везение?

Кэр с минуту смотрел на меня, словно раздумывая, стоит ли доверять непосвященному знания, не подлежащие разглашению, но потом, видимо, окончательно осознал значение собственных слов о смерти (как известно, покойники вправе не хранить тайны, доверенные им при жизни) и пояснил:

– В том, что мое тело способно запасать Силу впрок.

Занятно. До сих пор думал: живому существу подобное осуществить невозможно. Но разве дело только в этом?

– Допустим. И?

Но скорп вместо того, чтобы продолжить рассказ, распахнул глаза:

– Тебя не удивляют мои слова?

Начинается… Да мне плевать, что, как и где ты копишь! Откуда такая любовь к нагнетанию напряженности?

– Это замечательно. Это чудесно. Это восхитительно, наконец. Но, аглис меня задери, я все еще ничего не понимаю! И не пойму, пока ты не перестанешь ходить вокруг да около!

– О, прости… Все время забываю, что ты не маг.

– Вспомнил еще раз? Хорошо. И что дальше?

– В отличие от полуодаренных маги постоянно поддерживают связь с Потоком, понимаешь? Поддерживают собственным телом, а не иными ухищрениями. Поэтому мы всегда и назывались «одаренными». Получившими в пользование драгоценный дар. Если связь разрывается, маг умирает. Такова плата за могущество.

– Умирает? Но как маги тогда вообще появляются на свет? Или ты хочешь сказать, даже младенцы умеют обращаться с Потоком?

– Конечно, нет. Мы учимся. Трудимся. Совершенствуемся. Но когда достигаем назначенного нам уровня, уже не можем повернуть назад. Это как…

– Сарса?

– Вроде того. Только еще хуже: от дурмана можно избавиться, пусть и путем великих жертв, но тело мага, лишенное доступа к Силе, не способно жить.

Вот как? И скажите мне тогда, почему неодаренные завидуют одаренным? Знали бы они… Стойте! Из всего сказанного следует, что…

– Сейчас ты отрезан от Потока?

Скорп смежил веки:

– Да.

– Но как это стало возможным?

– Я же сказал: не знаю. Помню, старый наставник говорил мне, что единственный способ справиться с гаккаром, убийцей магов, это не подходить к нему близко. Большего он не рассказывал.

– Наверное, потому что сам большего не знал.

– Наверное.

Я потер нижнюю губу костяшками пальцев.

– Значит, этот самый гаккар каким-то образом может разрывать связь мага с Потоком… Что, собственно, и было проделано. Но поскольку в твоем теле было накоплено некоторое количество Силы, ты остался жив. И как долго будешь оставаться?

Кэр улыбнулся:

– Это неважно.

– Это очень важно! Чем больше времени в запасе, тем вероятнее найти способ тебя спасти.

– Такого способа нет. Я уже мертв. Прими это и пообещай…

– Ну уж нет! Никаких обещаний, пока есть хоть малейший шанс!

– Пообещай!

О, он пока еще способен повышать голос? Отрадно, но… Ни к чему хорошему не приведет.

– Что пообещать?

– Не бросай ее.

Новый умоляющий взгляд. Надо признать, в сочетании с мертвенной бледностью лица и испариной, заставившей черные волосы плотно прильнуть к голове, производит впечатление. На юных оруженосцев и седых ветеранов. Но поскольку из возраста первых я давно уже вышел, а до лет последних, в силу сорвавшихся с привязи событий, могу и не добраться, то старания скорпа пропали впустую. Нет такой силы, которая способна заставить меня что-то делать. Нет вовне, разумеется, а вот внутри моей упрямой черепушки… Но Кэру совсем не обязательно знать подробности.

– Вот это как раз не имеет значения. Никакого. Забудь о принцессе: сейчас тебе нужно думать только и исключительно о своем собственном благополучии.

Долгая скорбная пауза.

– Не могу.

– Дурак!

Он не отвечает: бережет силы, а заодно позволяет разоряться мне.

– Повторить, раз уж не понял? Думай только о себе. ТОЛЬКО. О. СЕБЕ. Сколько времени ты еще сможешь оставаться между жизнью и смертью?

Тихое:

– Не больше ювеки.

– Вот всю эту ювеку будь добр не вспоминать ни имя, ни лицо, ни голос… Да вообще ничего не вспоминай! Представь, что снаружи ничего нет. Сможешь? Есть только ты и твое желание жить.

Скорп усмехнулся – уже не голосом, не губами, не взглядом, а одним только выдохом, чуть более шумным, чем предыдущие:

– Хочешь, чтобы я спрятался в ментальном коконе?

– Да.

– Откуда тебе знакома эта практика?

Я закинул голову, озирая усталым взглядом потолок: кривые балки с выпавшими сучками, свежие нити паутины, протянувшиеся из угла в угол -привычно и знакомо… Как и все прочее.

– Я много всякого знаю. И когда дела пойдут на лад, так и быть, расскажу, откуда. Наверное. Может быть.

– Когда пойдут на лад? Все еще веришь?

– Другого не остается.

Прислушиваюсь к быстрым легким шагам на лестнице. Кто-то поднимается. И этот «кто-то» не должен сюда входить.

Уже с порога прошу:

– Постарайся дожить до завтра.

Но в ответ слышу все то же упрямое:

– Не бросай ее.

– Завтра поговорим!

Думай, Тэйлен, думай! Хоть раз за истекший год воспользуйся тем незамысловатым предметом, который находится у тебя на плечах! Не получается? Мозги заржавели? Ну да, скрипят хуже несмазанных петель. Мне бы самому ментальный кокон не помешал, вот только в отличие от скорпа не могу выделить одной-единственной задачи, на исполнении которой следует сосредоточиться. Да еще эти его печально-отчаянные «не бросай»… Сари не игральная кость: не вытряхнешь из стаканчика на сукно стола и не сгребешь обратно, когда придет черед следующего броска. Хотя при большом желании и достаточном умении можно и будущую императрицу повернуть к себе нужной стороной. Если делать нечего. А у меня забот – по горлышко.

Чего жаждет курчавый хозяин гаккара, гадать не нужно: завтра узнаю. Но вот сможет ли он купить мои услуги? Цена будет только одна. Жизнь скорпа. Все остальное меня волнует несколько меньше. И вовсе не из человеколюбия и прочих благородных глупостей! Дела обстоят гораздо проще: если Кэр умрет, принцесса со своим дурным характером, отягощенным потерей наставника, свалится на мое попечение. А зачем мне в расцвете лет такая ноша? Я, можно сказать, только-только начинаю жить. Жениться вот собрался, семью завести, детишек настрогать, на радость матушке. Обеим матушкам. И надо же, все мечты о тихом семейном счастье могут в одночасье развеяться туманом из-за дурацкого происшествия, виновником которого является…

Собственно, я и являюсь. Что возьмешь с Сари? Девчонка. Азартная, горячая, порывистая. К тому же, скорп намекал, что если ей попадает вожжа под хвост, лучше отойти в сторону. Любопытно, почему? А, ладно: потом выясню. Не это сейчас главное, вовсе не это.

Жаль, что Валлор остался в поместье: он бы мог помочь, с его-то умениями… Послать весточку Сэйдисс? Нет, сначала нужно намылить шею и перекинуть веревку с петлей через сук самого толстого дуба в саду мэнора. Если вспомнить, как неодобрительно мать и повелительница относится к моим невинным визитам в игровые дома, и речи быть не может о признании. Тем более, своим необдуманным поведением и стремлением лишний раз покрасоваться я поставил под удар хрупкое мирное сосуществование Заклинателей и всего прочего люда, магического и не слишком. Теперь-то понимаю в полной мере причину вражды моих бывших родичей с магами, точнее, магов с ними…

Итак, одаренные не способны существовать, не имея связи с Потоком: потому и рвутся поближе к широким руслам, чтобы ни в чем себе не отказывать. Что ж, достойная плата за возможность магичить. Какой коварный бог придумал подобным образом уравновесить чаши весов? Легенды молчат. Как молчат и о других, не менее интересных вещах.

Маги не имеют права вмешиваться туда, где правит бал его величество Случай. Запрет установлен хоть и не божественным провидением, а волей императора, но свою разумность оправдал многократно: в игре должны быть равны все участники. И каждый должен иметь шанс на победу, пусть призрачный и почти неосуществимый, но непременный. Говорят, Таккор, первый император Сааксана, именно в игре выбирал себе полководцев и министров, наблюдая за тем, как кому везет. И ведь хорошо выбирал! По крайней мере, во времена его правления дела у Империи шли легко и гладко, чего не скажешь о сегодняшнем дне: вроде жизнь вокруг тихая и смирная, но больше всего похожа на болото, в котором мы все постепенно увязаем, не замечая топкой жижи, уже добравшейся до щиколоток. А впрочем, что мне за дело до государственных тягот? У меня свои имеются. В превеликом множестве.

Если применять магию в игровых домах просто запрещено, то Заклинатели не должны и на милю приближаться к местам, где раздается стук костей, потому что считается: одним своим присутствием могут повернуть игру в нужную сторону. Вообще-то, так оно и есть, и даже хуже, но простым смертным не дозволено знать большего. И так пуганы донельзя… Стоит возникнуть малейшему подозрению, в народе начнется гул: мол, совсем Заклинатели распоясались, пора приструнять. А за давностью лет из памяти выветрилось, насколько могущественны дети Хаоса, значит, начнется драка, из которой живыми выйдут далеко не все. И Заклинателям снова придется воздвигать между собой и остальными стену, которую они только-только разобрали до невысокого заборчика… По моей вине? Не хочу оказаться предателем. Что угодно, лишь бы не это!

– Тэйлен!

Знакомый голосок звучит откуда-то сзади. Звучит обиженно и нетерпеливо, а еще – досадливо. Причем досада возникает с моей стороны, мгновенно и непреклонно.

– Ты можешь идти помедленнее?

Помедленнее? Я и так еле плетусь обратно в мэнор. Я должен бежать. Мчаться. Лететь. Я должен успеть. Успеть что-то сделать, пока не стало слишком поздно.

– Да остановись ты!

Рывок ухватившимися за полу куртки руками. Не слишком сильный, но ощутимый. Главное, заставляющий остановиться и обернуться, чтобы оказаться лицом к лицу с принцессой.

Зеленые глаза под снова выкрашенной в черный цвет челкой мрачны, как океан в преддверии бури. Нос, и без того длинный, торчит вперед настоящим клювом. Хищная такая птичка… Ворона. Сейчас взмахнет руками, как крыльями, и вспорхнет.

– Ты меня слышишь?

Продолжаю осмотр раскрасневшегося принцессиного личика. На подбородке намечается прыщик: красное припухлое пятнышко. И в правом уголке рта что-то похожее. Неужели простуда? Не хватало еще уморить ее высочество прогулками по морозу.

– Я с тобой разговариваю!

– Орать совершенно незачем: всю округу перебудите.

Сари возражает:

– Здесь никого нет, кроме нас, так что могу делать все, что захочу!

В самом деле? Оглядываюсь вокруг.

Действительно, никого: улочка, по которой мы идем домой, сплошь застроена каретными сараями, по причине давно и основательно наступившей зимы, закрытыми за ненадобностью. Да, пожалуй, будить здесь некого. Но и повода кричать тоже нет:

– К сожалению, ваше высочество, желания не имеют ничего общего с возможностями.

– Ты о чем? – Непонимающе хмурится принцесса.

– Вам ли не знать? Мы никогда не делаем то, чего искренне желаем. Мы делаем лишь то, к чему нас вынуждают обстоятельства.

В самом деле, я ведь решил показать свои умения только ради (и, разумеется, после) получения одобрения принцессы. Если бы девчонка скучно сморщилась или заявила, что ей совсем не хочется ничего знать об игре в кости, у меня даже в мыслях не возникло бы… Наверно. Может быть.

– Неправда! – Топнула ногой Сари. – Ты шел быстро, потому что хотел этого. А я кричу, потому что…

– Потому что испытываете страх.

– Вот еще! Я не боюсь!

– Боитесь. До дрожи в коленках. И могу спорить, сейчас по вашей спине вверх-вниз бегают мурашки.

– Ничего я не боюсь!

– А следовало бы: пережитый страх надолго отвращает от совершения глупостей.

– Каких еще глупостей?

– К примеру, тех, что вы успешно явили миру в игровом доме.

– Ты… – Она поперхнулась гневом. – Да как у тебя язык поворачивается?! Я хотела помочь тебе!

Верно, хотела. Но благие намерения настолько редко приводят к столь же благому результату, что пожалуй, надежнее и уместнее действовать «во зло».

– И трогательное участие в моей судьбе едва не свело в могилу вашего наставника.

– Он не умрет!

– Кто знает? Пока в деле разрушения вы продвигаетесь успешнее, чем в деле созидания.

Зеленые глаза темнеют:

– Ты обвиняешь меня?

– Обвиняю? Всего лишь ставлю оценку. Неудовлетворительную.

– Да по какому праву?!

– По праву человека, которому вы подписали приговор. А вот каким будет наказание, даже думать боюсь.

– Приговор, значит? – Сари раздула ноздри, став еще некрасивее, хотя казалось, дальше уже некуда. – Я подпишу. Я подпишу тебе такой приговор, что ты будешь валяться у меня в ногах и молить о пощаде!

А вот это вряд ли. Если не придумаю, как действовать, не доживу до обещанной плахи.

– Это все, на что вы способны? Угрожать? Как мало…

Поворачиваюсь к принцессе спиной. Шагаю вперед.

– Куда собрался? Я еще не закончила!

– Мне не о чем разговаривать с распалившейся по пустяку глупой девчонкой.

– Глупой девчонкой?!

Шурх. Шурх. Ш-ш-ш-ш-ш… Кристаллики снега, не примятые ногами прохожих, покатились по утоптанной грязно-серой мостовой. Ветер? Ему неоткуда взяться на этой улице, потому что она проходит с северо-востока на юг, а ветра в Нэйвос приходят преимущественно с северо-запада.

Печать закипела в груди жидким железом – тяжелая, чужая, ненавистная и… такая полезная. В отдельных случаях. Например, при встрече с Заклинателем. Но кто бы мог подумать?!

– В длани твои, на волю твою… – шепчу скороговоркой, больше для самого себя, нежели для печати, потому что она раньше меня догадалась о происходящем и приняла бразды правления моим телом. Но не произнести эти несколько скомканных слов кажется кощунственным. Хотя бы потому, что правила должны оставаться правилами. Всегда.

Первая волна приходит спустя вдох после вступления печати в права. Метит в спину, но натыкается на непреодолимое препятствие и разочарованно откатывается назад, к своей родительнице. К ее императорскому высочеству, принцессе Мииссар.

Пальцы сгибаются птичьими когтями, готовые поймать любую, самую юркую прядь Потока, рожденного не природой и не капризом богов, а человеком. Его собственной волей. Повернуться? Остаться стоять спиной к противнику? Не мне решать: печать уверенно и резко заставляет крутнуться на каблуках и оказаться лицом к лицу с Сари, которая…

Да, что я могу сейчас делать самостоятельно, так это смотреть. Во все глаза. И жалеть, что девчонка не может наблюдать себя со стороны, потому что зрелище восхитительное. Волшебное. Почти божественное.

Фонарей на Каретной улице не зажжено, но света луны, перешагнувшей через середину цикла, вполне достаточно, чтобы был виден тонкий силуэт, окруженный взбесившимся воздухом. Марево сгущающихся и от того постепенно теряющих прозрачность лент плетет вокруг принцессы щит, способный стать вполне осязаемым и совершенно непробиваемым. Для любого оружия. Но мне не важно, сколько слоев воздуха, сменившего хаос на упорядоченность, окажется на моем пути: я жду атаки, и только ее. Точнее, жду не я, а печать.

И атака не медлит: одна из лент, приобретая на лету молочно-белое мерцание и остроту бритвы, срывается с кромки «щита», направляясь ко мне – врагу, замершему в десятке шагов от девчонки. Врагу, в распоряжении которого нет ни щитов, ни клинков. Врагу, который сам по себе сейчас вообще не человек, а всего лишь… Контур. Всего лишь русло, по которому может течь любой поток, и слабый, и сильный. Я не способен победить мощь Заклинателя. Я могу только отразить ее. Отправить обратно. Но для этого…

Большой и указательный пальцы правой руки кольцом смыкаются на «древке», цепко захватывая и заставляя гибкое воздушное «копье» изменить направление полета, скользнуть «острием» по подставленной ладони. Большой и средний пальцы левой руки перехватывают, разворачивают, бросают обратно, но не наобум, не наугад, а точно в то же место, откуда начиналась атака. Лента воздуха, усилиями печати еще более упорядоченная и уверенная, врывается в стык между своими единокровными сестрами, проникая за оборонительные порядки и готовя удар с тыла. Принцесса не замечает угрозы, атакуя еще раз, бездумно и яростно, но мои пальцы капканами смыкаются вокруг струй воздуха еще быстрее, потому что печать уже уяснила возможности противника и выбрала изо всех доступных способов самый простой и безопасный. Для всех нас.

Второй прорыв в тылы врага оказался ощутимее: Сари вздрогнула, покачнулась, и на бледном личике появилось сомнение в успехе, а это верный признак победы. Моей. Потому что, ведя сражение, ни в коем случае нельзя сомневаться в своих силах – проиграешь. Третьей атаки не последовало вовсе: девчонка сдавленно вскрикнула, пойманная в ловушку «щита», сотканного внутри ее собственного из воздуха, предавшего свою госпожу.

– Пусти!

Печать успокаивается, значит, дело сделано, и мне больше ничего не угрожает. Какое-то время.

– Пусти, слышишь?!

Это мне говорят? О, простите: кричат. Вот только крик получается больше похожим на хрип. Разумеется, если грудная клетка сдавлена воздушным панцирем, громкие звуки издавать несколько затруднительно.

– Пусти!

Одергиваю куртку, скособочившуюся от несвойственных для меня в обычной жизни телодвижений. Мышцы и связки пока еще не болят, а вот суставы начинает ломить, как у старика в осеннюю непогоду. Хорошо еще, схватка продлилась менее минуты: вот когда Сэйдисс посвящала меня в очередную особенность использования печати (просто так, чтобы имел в виду), покрутиться пришлось изрядно, и ювека постельного режима оказалась самым меньшим из зол.

– Я вас не держу.

– Пусти…

Она почти плачет. Нет, точно, плачет: на щеках заметны влажные дорожки.

– Вы сами виноваты.

– Я… Тебе это нравится, да?

– Что именно?

– Издеваться!

Кто бы говорил об издевательствах! Скорее, принцессу можно заподозрить в желании… Стойте. Она что, не знает, как действовать? Ну и дела… Кажется, все гораздо серьезнее, чем я предполагал. То есть, мир не просто падает в пропасть, а еще и машет крыльями, стараясь скорее добраться до дна.

– Успокойтесь.

– Сначала отпусти!

Делаю глубокий вдох. Медленно выдыхаю. Повторяю упражнение. Хаос, Вечный и Нетленный, где мне взять терпения? Хоть чуточку?

– Я не имею никакого отношения к вашим затруднениям.

– Лжец!

– Можете верить, можете не верить моим словам, но… Вместо препирательств взгляните, скажем, вот туда, на крышу. Видите водосточный желоб? Он не цельный, а состоит из наборных колен. Сосчитайте их количество, а еще скажите мне, на скольких стоит клеймо мастера. Если справитесь, так и быть, отпущу.

Принцесса смерила меня взглядом, обещающим смерть не менее, чем в котле с кипящим маслом, но все же подняла взгляд. И честно начала считать. А я, с трудом справляясь с улыбкой, наблюдал, как марево воздуха становится все прозрачнее, а ленты теряют свои очертания. И когда Сари торжествующе открыла рот, чтобы сообщить о своих достижениях, вместо выслушивания никому не нужного ответа спросил:

– Теперь все хорошо?

Девчонка дернула бровями, раздула ноздри, собираясь познакомить меня с новыми угрозами, но в следующее мгновение поняла, что дыхание, да и движения больше не затруднены, следовательно…

– Мерзавец!

Ну вот, получил. А за что, спрашивается? За то, что постарался быстро привести юную и неопытную Заклинательницу в чувство? Честное слово, было бы у меня больше сил, не посмотрел бы на титулы, надрал бы задницу венценосной особе так, чтобы сидеть трое суток не могла! Впрочем, свое наказание принцесса еще получит. Когда будет хоронить скорпа. Если будет хоронить.

– Только с начала не начинайте, прошу: еще одно незапланированное пробуждение печати подорвет мое и так не великое здоровье.

– Еще одно? Хочешь сказать… – Кажется, Сари начала догадываться.

– А вы думали, что заслуга целиком и только моя? Спешу разочаровать: я совершенно ни при чем. Все сделано за меня, без моего желания и уж конечно, без спроса.

– Ты…

– Прежде чем продолжать выяснять, кто прав, а кто виноват, предлагаю переместиться в более приемлемое для переговоров место, а именно, домой. И чем скорее, тем лучше!

До мэнора мы добрались уже заполночь, и к нашему счастью, все домочадцы спали. На стук входной двери и шлепанье выглянула только матушка, но узрев меня и принцессу в добром здравии (а это самое важное, не так ли?), вернулась к себе, позевывая и на ходу переплетая косу. Пока Сари скидывала верхнюю одежду и приводила в порядок мысли, я нагрел молока, размешал в нем пару ложек привезенного Каулой горного меда, и с кружкой напитка, который все матери почитают единственно возможным для хорошего сна своих детей, отправился в комнату принцессы.

Девчонка сидела на кровати, хмуро уставившись на пальцы собственных босых ног, словно видела их впервые и неприятно поражена открывшимся зрелищем. Я протянул питье:

– Согрейтесь.

– Мне не холодно.

Так, продолжаем дуться? Ну, по этой части Тайрисс в юности была куда искуснее, и все же мне удавалось справиться с ее обидами. Точнее, не мне, а Тэллору, который обладал всеми качествами, необходимыми для завоевания симпатий юных красоток, но кое-что я сохранил. А кое-что и преумножил:

– Тогда просто сделайте мне приятное.

Зеленые глаза подозрительно сузились:

– Зачем это я буду делать тебе приятное?

– Потому что неприятного я сегодня получил с излишком.

Своевременное напоминание о вине (только не укор ни в коем случае!) способно сделать больше, чем прямой приказ: принцесса вздохнула, но сомкнула ладони на кружке. И сделала глоток.

– Вкусно.

– Конечно, вкусно. Мне незачем вас травить.

– А мог бы.

Это верно. Отравить, расчленить, сжечь, смешать золу с землей, разбить клумбу и посадить на ней весной, скажем, пион: говорят, этот цветок любит расти на останках. Может, и следовало так поступить? В любом случае, момент упущен.

– Оставить имперский престол без законного наследника? Я не настолько самонадеян.

– А что такого? Подумаешь, нашлось бы много желающих.

– Задумайтесь над своими словами. Точнее, над одним из них.

Принцесса криво усмехнулась:

– Это над каким же? Над «желающими»?

– Нет. Над словом «много».

– Так хорошо же: будет, из кого выбирать! Или нет? – Добавила она, заметив в моем взгляде грустную улыбку.

– С одной стороны, хорошо, с другой… Позвольте сделать небольшое отступление. У любого события всегда есть две стороны, хорошая и плохая. Это как две горсти песка на весах: довольно нескольких крупинок, чтобы одна из чаш перевесила. Но песок, как ни странно, насыпается из одного и того же мешка, только разными руками. Так и с вашим предположением о претендентах на престол. Большое количество полезно, но не в борьбе за власть. Собственно говоря, даже два лагеря способны ввергнуть страну в бурю гражданской войны. А я еще надеюсь прожить свою жизнь в мирной стране. С вашего позволения.

Сари слушала внимательно, не перебивая, хотя подозреваю: знала все рассказанное так же хорошо, как и я. Точнее, наверняка уже слышала от наставников, только предпочитала не задумываться раньше времени.

– Значит, по твоему мнению, лучше, если я стану императрицей, чем кто-то еще?

– Несомненно.

– Даже если я не гожусь для этого?

– Даже если…

Осекаюсь, потому что зеленые глаза снова начинают подозрительно блестеть. Только слез и не хватало. Для полного счастья.

– Почему вы так говорите?

– Потому! – Отвечено с вызовом, но непонятно, кому и зачем брошенным. – Сам не видишь?

– Что я должен видеть?

– Ты или дурак, или сволочь, – устало резюмирует Сари.

Вообще-то, и то, и другое, но девчонка об этом не догадывается. Не хочет догадываться.

– И все же?

– Кэр… Он умирает, да?

Честно признаюсь:

– Не могу сказать.

– Вот! – Новый обвинительный выпад. – Самая настоящая сволочь.

Беседа становится занимательной, но неконкретной, а у меня еще слишком много дел до рассвета, поэтому надо вернуться к теме:

– Я в самом деле не могу этого сказать. Потому что не знаю. Возможно, к завтрашнему вечеру кое-что прояснится, тогда и сделаю доклад. По полной форме. А пока важные детали не известны, предпочитаю обходиться без окончательных выводов.

Она отвернулась, прихлебывая молоко. Требуется продолжение? Извольте:

– Единственное, что могу обещать, так это постараться воспользоваться всеми подвернувшимися шансами, чтобы спасти ему жизнь.

– Зачем? Он же тебе не друг.

– Не друг. И вряд ли когда им станет. Но мы служим одному делу. Одной стране. И одному человеку. Вам. А любой груз легче нести вместе, чем порознь.

– Значит, только поэтому? Только чтобы тебе самому не надо было за все отвечать?

Хорошая причина. Наверное, лучшая из всех. Но беда в другом. Беда в том, что она лишь второстепенная и стала таковой совершенно неожиданно. Неожиданно для меня. Я не просился в наперсники будущей императрице, но став таковым, вдруг осознал: детство кончилось. Не может больше быть ни беспечных и бессмысленных игр, ни бесконечных проб и ошибок. На каждый шаг осталось ровно по одной попытке, причем шаги-то не мои. Шаги будет делать ее императорское величество. Но если она поступит дурно, виновато будет ее окружение, верно? Конечно, можно спрятаться, можно даже убедить всех в том, что сделал все возможное, но как справиться с собой? Пусть я ошибаюсь, пусть мои представления о том, какой должна стать Сари, в корне неверны, но как раз на этот случай и существуют РАЗНЫЕ взгляды. Взгляды с разных сторон, которых пока всего две, и которые могут вскорости стать одной… Нет. Этого нельзя допускать. Я и не допущу. Наверное. Может быть.

Беспечно улыбаюсь и отвечаю:

– Конечно.

Принцесса снова вперила в меня тяжелый взгляд.

– Все вы одинаковые…

– Разумеется.

– Думаете только о себе…

– Каждый миг.

– Заботитесь только о своем благе…

– Со всем тщанием и прилежанием.

– Клянетесь в верности и вечно обманываете…

– Чтобы освободить место для новых клятв.

Задумчивое сопение прерывается тихим вопросом:

– Ты тоже меня бросишь?

Кажется, я уже слышал что-то подобное сегодня. Только меня не спрашивали, а просили. Не бросать. И если тому, кто начал эту тему, я не стал говорить ни «да», ни «нет», то сейчас придется ответить. Четко и ясно.

– Нет.

Принцесса тратит целый вдох на внимательное изучение выражения моего лица прежде, чем переспросить:

– Правда?

Киваю. Следовало бы, конечно, ответить «правда», но это слово имеет столько оттенков для каждого из нас, что молчаливое признание будет честнее. Во сто крат.

Она вскочила с кровати, прижалась ко мне, к счастью, не выпуская из рук кружку, а то ковер оказался бы залит медовым молоком. Я провел ладонью по глянцево-черным крашеным волосам.

– Вам пора спать.

– Но ты обещаешь? – Зеленые глаза смотрят умоляюще, и это вовсе не случайное впечатление от взгляда, направленного снизу вверх.

– Да.

Она снова прижимается щекой к моей груди. На долгих три вдоха, после чего упрямо напоминает:

– Но приговор я все же подпишу.

Хорошая память – немаловажное качество для императрицы. Хотя бы память на собственные, в запале сказанные глупости. А непременная уверенность в необходимости их осуществления – совсем замечательно.

Что остается ответить?

– Как пожелаете.

Самое лучшее время в доме, это ночные часы. Тихо, покойно, мирно. Никто не шлепает по отстающим друг от друга половицам, извлекая из паркета мелодии, временами достойные гениального музыканта. Никто не гремит посудой, в поисках съестного углубляясь в недра кастрюль, сковород, кринок, чашек и прочей утвари. Никто не вздыхает над ухом в самый неподходящий момент. Только ночью и можно работать – наедине с самим собой и книгами.

Уложив ее высочество спать, я прихватил с кухни кувшин с клюквенным морсом, любезно приготовленным матушкой сразу по приезду (то бишь, почти ювеку назад, а потому настоявшимся и приобретшим тот самый горьковатый привкус, который чудно освежает и глотку, и соображение), и отправился в библиотеку. На промысел. Точнее, на охоту за сведениями, жизненно необходимыми и интригующе загадочными. Честно говоря, при своем возникновении замысел полистать имеющиеся в доме книги показался вполне разумным и весьма полезным, но взглянув на поднимающиеся к потолку шкафы, я немного приуныл. Больше половины этих томов мне не доводилось не то, что открывать, а даже брать в руки. Как найти именно необходимое и достаточное, не тратя лишнего? Плести заклинание? Да, пожалуй, так и следует поступить: другого выхода из временного тупика не вижу. Сейчас схожу за «каплями» и…

Если мне позволят пройти: сдвинуть с места эту тушку будет непросто даже тому, кто вдвое сильнее меня, потому что короткие мускулистые ноги словно составляют единое целое с полом. Лобастая голова, вечно текущие слюни, обрубок хвоста и складки короткошерстной кожи на загривке – это моя собака. То есть, пес. Красавцем его не назовешь, но за зверя с такой родословной любой богач отдал бы все свое состояние и состояние своих потомков на поколения вперед, потому что Хис не обычный пес. И капли слюны, вытекая из приоткрытого рта, добираются до пола поблескивающими песчинками…

– Привет!

Сажусь на корточки, чтобы погладить пса по смешно нахмуренным бровям.

– Хорошо провел день?

Конечно, я не получу ответа. Но чем такой разговор хуже обычного? Уверен, каждое мое слово понимают. А если молчат, что ж… Значит, не заслужил.

Бусины глаз смотрят с выражением, напоминающим укор.

– Осуждаешь за то, что не взял тебя с собой в город? Извини. Собак в приличное игровое общество не допускают. Да и был ли прок в твоем присутствии? Моей жизни ничто не угрожало, а защищать кого-то другого ты бы не стал. Верно?

Горячий и шершавый язык нагревшимся на солнце песком скользнул по моей щеке. Значит, верно. Если бы я заранее попросил присматривать за всеми моими спутниками, возможно, удалось бы избежать атаки гаккара, но… Задним умом все сильны, и я – не исключение.

Почесываю ногтями подрагивающее от довольного порыкивания горло.

– Ничего, в следующий раз о тебе не забуду. Честно. А пока мне нужно полистать кое-какие книжки… Если не хочу, чтобы один хороший человек умер. Впрочем, может быть, он вовсе не хороший, но полезный. А полезные люди тем более не должны умирать, верно?

Пес умильно щурится, подставляя все новые и новые участки горла для почесывания. Каждое существо любит ласку, иногда соглашаясь даже на не слишком искреннюю. А иногда прилагая все возможные усилия, чтобы ее заслужить… Замечательная мысль!

Берусь за отвисающие щеки и строго смотрю псу в глаза:

– Раз ты собака, значит должен уметь искать. Умеешь?

Хис щурится, но не отводит взгляд, а я продолжаю:

– Должен уметь. Так вот, хочу поручить тебе дело. Важное-преважное. Найти одну книгу. А может, не одну, точно не скажу… Но в ней должно быть не только упоминание о неких гаккарах – людях, способных обезоруживать и убивать магов, но и о том, что они из себя представляют. Задание ясно?

Обрубок хвоста шевельнулся: еле уловимое движение слева направо. Согласие или отрицание? Сейчас узнаем:

– А если ясно, приступай к выполнению!

Пес шумно фыркнул, дернул головой, стряхивая мои руки. А на следующем вдохе очертания коренастой фигуры смягчились, поплыли и… осели на пол кучкой песка. Самого настоящего речного песка, золотисто-серого, с редкими белоснежными и красно-бурыми крапинками. Кучка превратилась в лужицу, распластавшись по паркету, а потом песчинки порскнули в стороны, как будто кто-то сильно дунул на них. Порскнули, взмыли в воздух, закружились по комнате, облепили корешки книг и… Проскользнули внутрь, сквозь поры кожаных переплетов и пергаментных листов. Наверняка, для этого им пришлось распасться на совсем незаметные глазу крупинки, но за целость и сохранность книг можно было быть совершенно спокойным. Потому что Хаос всегда прибирает за собой, не оставляя следов. Если, разумеется, не нужен прямо противоположный эффект…

Шурх. Корешок одной из книг на второй сверху полке углового шкафа выдвинулся из плотного ряда. Легкая муть песчаной метели оседает, и с пола на меня снова выжидательно смотрит мордатый пес.

– Спасибо за помощь.

Вместо ответа мне снова подставляют горло. Не могу отказать: энергично чешу и его, и массивный подбородок. Только потом мне позволяют подвинуть складную лестницу и подняться на искомую высоту.

Так, что тут у нас? О, знаменитый бестиарий heve Лотиса, можно сказать, бесценное издание, потому что создано автором собственноручно, в единственном экземпляре. Кажется, кто-то и когда-то делал с него списки, но сейчас, за давностью лет и относительно малым количеством шатающегося по дорогам магических существ, пожалуй, и в столичной Королевской библиотеке он не пользуется спросом. Том первый, «Создания Жизни». Насколько помню лекции в Академии, том второй носит название «Создания Смерти». А вот то, чего даже академики не знают, так это наличие третьего тома, под созвучным названием «Создания Хаоса». Могу поклясться, чем угодно, в моей личной библиотеке он имеется. Только не буду искать. Не сегодня.

Устраиваюсь за столом, придвигая поближе подсвечник. Дело за малым: в добрых шести сотнях страниц отыскать единственно нужную. Лотис если и пользовался логикой при составлении сего труда, то известной лишь ему одному (а скорее, вообще никакой не пользовался: знаю я, как пишутся справочные пособия… как боги на душу положат). До утра работы хватит.

Под кипой листов начал вспухать бугорок, все выше и выше, пока не опрокинул «крышку», раскрыв книгу на той странице, которая и была мне нужна. Песчаной змейкой юркнул по пергаменту на стол, с него – на пол и, бодро доскользив до Хиса, рассыпался по шкуре короткими волосками. Сам пес и ухом не повел, делая вид, что просто ожидает, пока хозяину надоест посреди ночи копаться в книгах, и придет пора отправляться спать.

– Спасибо еще раз.

Благодарность снова тает в тишине.

О чем мне поведает мудрая книга? Через четверть часа продирания сквозь высокопарный слог Лотиса выяснилось: о многом.

В частности, полностью подтвердились слова скорпа. Он в самом деле умер. Примерно спустя три вдоха после того, как на его кожу попала влага выдоха гаккара. Собственно, она могла попасть не только на кожу, а куда угодно: на волосы, в глаза – итог один. Секреция особой железы, напоминающей змеиную, мгновенно всасывается и проникает в кровь, следует по первому попавшемуся сосуду к сердцу, через него – на новый круг, по пути поражая всю алую жидкость. Два биения сердца вполне достаточно, чтобы вся кровь оказалась отравленной и неспособной захватывать, удерживать и переносить поступающую извне Силу. Так что, маг вовсе не «отрезан» от Потока, а всего лишь лишен возможности им пользоваться. Возвращен к первородному состоянию, что означает… Очень любопытно. Вернуть прежнее, значит, упорядочить хаос, возникший вольно или невольно, а этим обычно занимается кто? Правильно. Заклинатели. Другие маги попросту не способны на такие подвиги. Следовательно, гаккары имеют какое-то отношение к моей бывшей родне. Забавно…

Ладно, речь о другом. Единственный способ остаться живым – остановить биение сердца, то есть, прекратить ток крови и изъять отравленные струи. В принципе, нет ничего невозможного, но сомневаюсь, что такое по плечу даже каждому десятому магу. Скорп, наверное, мог бы, но не знал о подобной тактике борьбы с гаккаром, а сейчас эти знания запоздали. Впрочем… Есть одна идея насчет выигрыша во времени. Надо ее обдумать хорошенько, а пока почитаю дальше.

Ага, нашел! Поскольку сам гаккар в некотором роде также является магом, ему не менее прочих необходима связь с Потоком, которая была бы невозможна, если бы… Если бы одновременно с ядом в соседней паре желез не вырабатывалось противоядие. Значит, все просто: нужно всего лишь напоить скорпа искомой секрецией. Но сначала придется найти и уговорить женщину, а это удается далеко не всегда…

– Почему ты до сих пор не спишь?

О, легка на помине! Женщина. Ливин. Лив.

Светлые пряди распущенных по плечам волос, прозрачно-зеленые, как нежная весенняя зелень, глаза, полянки веснушек по обе стороны от небольшого прямого носа, пухлые губы. Ну и пусть девушка ростом повыше меня, а в плечах лишь чуть уже: зато она живет в моем доме и согласна стать моей женой. Почти согласна.

Поверх ночной рубашки наброшен пушистый платок, наверняка, из пожиток Каулы: большой, шерсть некрашеная и не слишком ровно спрядена. Что поделать, моя матушка рукодельница еще та. Если взглянуть, в чем обычно щеголяю я… Нет, не буду вспоминать о грустном. Хотя бы потому, что появление в библиотеке Ливин заставило меня улыбнуться. Растерянно и довольно одновременно:

– У меня есть дела.

– Дышишь пылью?

Она проводит кончиками пальцев по пергаментному листу. Я слежу за движением ее руки, как зачарованный.

– Уже поздно.

– Я знаю. Поэтому тоже хочу спросить. Можно?

Лив кивает, продолжая дарить ласку книжной странице и заставляя меня ревновать. Но мне нравится испытывать ревность.

– Почему не спишь ты?

– Я спала. А потом проснулась, вышла за стаканом воды в кухню, увидела свет в библиотеке… Ты выглядишь очень усталым.

Наконец-то ее пальчики коснулись моей щеки! Как приятно…

– Что-то случилось, зайчик?

Зайчик? Это еще кто? А, вспомнил. Зверь. С длинными ушами. Нет, милая, я, скорее, ослик. Точнее, осел. Ослище.

– Я должен кое-что сделать. А потом сразу пойду спать, обещаю!

– Сразу?

Приоткрытые губы усмехаются. Это предложение? Могу спорить, да. Но я не могу его принять. Только не сейчас. Не сегодня. Мне нужен прилив крови совсем к другому месту, нежели…

– Да. Возвращайся в постель.

Кажется, Лив обижается: поворачивается и делает шаг к дверям. Эй, да ведь она же пришла, чтобы помириться! Какой же я олух!

– Подожди минутку!

Вскакиваю из кресла и нашариваю во внутреннем нагрудном кармане куртки заготовленный и совершенно забытый подарок. Застегиваю цепочку кулона под любезно приподнятыми светлыми локонами.

– Нравится?

– Очень красиво. Наверное, и очень дорого?

– Мне по карману.

Слышится смешок, тихий и ни капельки не обидный. Ливин поворачивается, ловко и незаметно для меня оказываясь в моих объятиях.

– Спасибо.

Она придвигается ближе, так, что я чувствую аромат молока и душистых трав, исходящий от нежной кожи. Щурится, словно тщательно рассчитывает дальнейшие действия, и берет в плен мою верхнюю губу. Отвечаю тем же, но сосредотачиваюсь на нижней и возвращаюсь к реальности, лишь когда мои пальцы начинают нетерпеливо путаться в складках ночной рубашки, стараясь проникнуть за полотняную завесу.

– Иди спать.

Ливин хмурится, как мне хочется верить, разочарованно. Но не уходит.

– Что-то хочешь спросить?

– Может быть, ты меня отпустишь?

М-м-м? Ах да, я же все еще держусь за крепкую талию.

Убираю руки:

– Извини.

– Вообще-то, твой поступок любая приличная женщина сочла бы несмываемым оскорблением, – сообщают мне, насмешливо и интригующе улыбаясь.

– Несмываемым? Совсем-совсем?

– Ну, возможно, имеются способы искупления подобной вины… – Задумчиво тянет Ливин. – Я подумаю.

– Надеюсь, наказание не окажется слишком суровым?

– Как знать.

Она уходит, на прощание подарив мне еще одну улыбку, после которой по-хорошему нужно было бы отправиться следом и…

Но я возвращаюсь к столу и к делам. Завтра мне предстоит большой день. Большой и трудный. Но к нему нужно еще подготовиться, чем и стану сейчас заниматься. А на личное счастье у меня еще найдется прорва времени. Наверное. Может быть.

Нить третья.

– Соден, прекрати ковырять ножом стол: кромку испортишь!

Старший из младших братьев поднял на меня растерянный взгляд:

– Ты же говорил, сталь хорошая и…

– Слышал поговорку: «Терпение и труд все перетрут»? Так вот, не выплавили еще ту сталь, которая с честью выдержала бы твой энтузиазм.

– А стола, значит, не жалко? – Уточнил юный хитрец, свято веря, что любой из возможных ответов будет ему на руку.

Угу. Размечтался!

– Если мне чего-то и жаль, то времени, которое тебе придется потратить, чтобы соорудить новый стол взамен поцарапанного.

Светлые глаза, опушенные ресницами вдвое гуще, чем у Сари, обиженно моргнули:

– Как это?

– А так. Получишь домашнее задание и поплотничаешь маленько. Если, конечно, не внимешь моим отчаянным мольбам. Все ясно?

Соден вздохнул, опуская голову:

– Ясно.

– И нечего дуться!

Ответом послужило молчание, не слишком покорное, но и не протестующее, а нож был убран. Куда-то под стол. Чтобы не раздражать старшего брата, поутру покинувшего постель в настроении… Точнее, в полном отсутствии настроения.

Начнем с того, что я проснулся позже всех домочадцев (принцесса не в счет: ей даже после пробуждения полезно было оставаться в лежачем положении подольше, потому что опыты по управлению стихиями даром для неокрепшего тела и духа не проходят, уж что-что, а сия непреложная истина была мне хорошо известна). Так вот, я проснулся последним. Встал, соответственно, еще позже, и к моменту появления на кухне оказался на волосок от того, чтобы остаться без завтрака. Голодный желудок – не самое приятное и полезное ощущение, но… Аглис меня задери! Придется поголодать. Сегодня, завтра, послезавтра и сколько понадобится. Потому что хмель быстрее одерживает победу над сознанием натощак. Стало быть, остается лишь хмуро следить за скоростью исчезновения свежевыпеченных пирожков в пастях младших братцев.

– Малыш, ты заболел?

Моя заботливая матушка – хрупкая и безобидная с виду сорокалетняя женщина с лицом селянки-простушки. На самом деле она выносливее быка и упрямее ослицы, но пожалуй, только обладание упомянутыми качествами и помогло Кауле пережить то, что она пережила, не в последнюю очередь – по моей вине.

Когда она перестанет называть меня «малышом»?!

– Нет, матушка, все хорошо.

Прохладная ладонь Каулы дотронулась до моего лба.

– Жара вроде нет… Но какой-то ты бледненький.

– Я плохо спал.

Матушка всплеснула руками:

– Так сказал бы: заварила бы травок! Только… не рано ли?

Действительно, рановато. Полнолуние ожидается аккурат через ювеку, считая от сегодняшнего дня, и по всем канонам меня еще не должны мучить кошмары. Да и не мучили, но рассказывать, чем занимался полночи, не буду. Ни матушке, ни братьям, ни Ливин, которая вопросительно поглядывает на меня с другой стороны стола.

Обидел девушку… Нехорошо. Узнала бы Локка, прибила бы: рука у толстушки тяжелая, особенно, когда требуется вступиться за женскую честь.

– Почему ты ничего не ешь? – Продолжила волноваться матушка.

По необъяснимой причине прием пищи в утренние часы почитается самым необходимым действом в жизни, а я, признаться, крайне редко способен затолкать в себя с утра хоть что-то: так и ухожу на службу, не жравши. Зато потом, после часовой прогулки пешком, чувствую зверский голод, требующий немедленного поступления еды в желудок. Замкнутый круг получается, но разорвать его – не в моих силах. Лениво, хотя и сознаю всю глупость собственного поведения. Ладно, вот женюсь, возьмусь за ум и тогда…

– Не хочется.

Каула насмешливо прищурилась:

– Голова болит?

О, удобная причина развеять подозрения!

– Не без того.

– Ты слишком много выпил.

Не обвинение, но и не одобрение. Правда, дальше ничего не последует: матушка, в глубине души считая меня несмышленым ребенком, все же не вмешивается в мою жизнь по таким пустякам, как принятие горячительного. Наверное, пример отца отбил у нее охоту упрекать мужчин в желании крепко выпить…

Он был ветераном Болотной войны, заработавшим кровавым трудом почет и уважение односельчан, пенсию от имперского казначейства, глубокий надрывный кашель и приступы судорог, сводившие конечности. Спасение было только одно: крепкий темный эль по вечерам. Поначалу Каула пробовала мягко бороться с сей «пагубной страстью», но потом признала, что лучше позволить мужу напиться, чем слышать в ночи его стоны и бессильно кусать губы. А еще матушка опасается, что болезнь отца всегда жила в его крови, и сыновья могли унаследовать склонность к подобным припадкам. Честно говоря, я тоже этого опасаюсь: с моим владением телом не хватало еще время от времени корчиться в судорогах…

Что это? Кажется, Ливин собирается возразить? Верно, она же видела меня вчера и прекрасно знает, что если хмель и был, то совсем незаметный. Нет, нельзя позволить раскрыть обман:

– Да, матушка. Слишком много.

Взгляд прозрачных зеленых глаз становится растерянно-осуждающим. Мол, зачем берешь на себя несуществующую вину?

Улыбаюсь в ответ, стараясь вложить в беззвучное движение губ одновременно просьбу о прощении и благодарность за попытку выступить в мою защиту. Девушка перестает хмуриться, но понимание не приходит, и ее глаза обещают: ты все расскажешь. Расскажу. Наверное. Может быть.

– Все равно кушать надо! – Не унимается Каула.

– Я поем, матушка. Попозже, хорошо?

– Только не забудь разогреть, – напоминают мне основной закон здорового питания: «Горячая пища жизненно необходима».

Нет, пора менять тему, иначе я не удержусь и набью-таки желудок едой!

Спрашиваю у всех присутствующих за столом:

– Чем займетесь сегодня?

– Посмотрим, как город готовится к празднику, – ответила за всех Каула.

Ага, это означает: прочешем мелким бреднем еще не посещенные лавки. Ну и чудно!

– Только все деньги сразу не тратьте.

– Почему?

В некоторые моменты я забываю, что моя матушка – взрослая женщина, потому что она обожает вести себя, как маленький ребенок. Вот сейчас, к примеру, обиженно распахнув глаза.

– Потому что до начала Зимника целых три дня, и главные события еще впереди. Как и главные траты. Поверьте, в праздничную ювеку будет, куда девать монеты!

Говорю так потому, что родственники первый раз гостят у меня в середине зимы: обычно заскакивали на несколько дней, но задолго до праздников, чтобы успеть вернуться в поместье – одарить всех знакомых и выполнить долг перед повелительницей. Мне, кстати, тоже полагалось свидетельствовать свое почтение Сэйдисс, но по молчаливому соглашению я припадаю к ее стопам преимущественно летом. Вообще, странно, что Заклинательница отпустила мою семью в город… Хотела сделать мне подарок? Хлопот прибавила, уж точно!

– Тебе виднее, – согласилась матушка. – Но раз уж заботишься о наших кошельках, то…

– Э нет! – Я мотнул головой. – С вами не пойду. У меня есть другие дела.

– Откуда могут взяться дела в канун праздника? – Изумилась Каула, и правильно сделала, потому что нормальные люди стараются решить все проблемы заблаговременно, а не в трехдневье отдохновения, предшествующее бесшабашному Зимнику.

– Да так… В сущности, ниоткуда, но взялись. Ничего серьезного. Обещаю: как только с ними справлюсь, сразу же поступлю в ваше распоряжение.

– Полное? – Уточнила Ливин.

– И безоговорочное!

Она недоверчиво выпятила нижнюю губу. Ну и зря сомневается: больше всего на свете я люблю, когда красивая девушка решает за меня, как мне следует поступать. И я это докажу. Непременно.

– Ну раз уж ты отговорился от прогулки, сделай милость, возьми на себя мытье посуды, – подмигнула Каула и встала из-за стола. – Мальчики, оставьте в покое пирожки, утрите рты и собирайтесь: утро уже позднее, и никто не станет ради таких сонь, как мы, придерживать хороший товар! Ливин, девочка моя, ты тоже поторопись.

Шумное семейство покинуло кухню, причем Соден ухитрился зловещим шепотом сообщить мне, что я – предатель. Конечно, предатель: поход в город с моим участием оставлял шанс на посещение заведений, заманчивых для мальчишек, а теперь братьям предстояло таскать за матушкой сумки из одной «девчачьей» лавки в другую.

Ливин задержалась:

– Я помогу?

– Не нужно.

– Но ты же сказал, у тебя дела?

– И что?

– Разве ты не хочешь сделать их побыстрее?

А, понятно! Девушка желает заполучить меня, как можно раньше. К сожалению, не выйдет:

– У меня встреча назначена на полдень. Время есть.

– Ум-м-м.

Снова обиделась. Или расстроилась, что ничуть не лучше.

Подхожу и провожу тыльной стороной ладони по нежной щеке.

– Потерпи немножко. Сможешь?

– Ну, если ты…

Ее губы приоткрываются, суля одну из самых приятных в мире вещей, но поцелую не суждено сбыться, потому что с порога кухни громогласно звучит:

– Утро доброе!

Кайрен, первый постоялец моего мэнора. Здоровенный детина двадцати пяти лет от роду, светловолосый, кареглазый и веселый. Когда не допечен службой и вьером. А служит парень в покойной управе, но, слава богам, не в Плече надзора, а в Плече дознания, потому что жить под одной крышей с кем-то из надзорных не сможет ни один человек. Если хочет сохранить здравый ум, разумеется.

Явление нежелательного зрителя не прибавило Ливин хорошего настроения, а уж отложенное в связи с этим намерение слиться со мной губами и вовсе привело девушку в состояние, близкое к злобе. Но будучи воспитанной hevary, моя невеста удержала недовольство при себе, коротко кивнула, отвечая на приветствие, повернулась и ушла – не слишком скорым шагом, но таким, который не предлагал отправиться вдогонку.

Кайрен проводил девушку взглядом, улыбнулся, видимо, вспомнив о чем-то своем, потом плюхнулся на лавку и потянулся за миской с оставшимися пирожками. Потянулся, но не достиг цели: поскольку я находился куда ближе к искомой посудине, мне удалось опередить налетчика и придвинуть ее к себе.

Карие глаза наполнились недоумением:

– Ты чего? Жалко, что ли?

– Представь себе, нет. Я вообще не собираюсь завтракать.

– Тогда зачем отнимаешь еду у голодающего?

– Это кто здесь голодающий? Щеки шире плеч!

Преувеличиваю, конечно. Нагло вру. Но если мое настроение испорчено, почему я должен заботиться о сохранении чужой безоблачности?

Кайрен возражает:

– И вовсе не шире!

А длинные руки снова тянутся к миске… Впрочем, сегодня старший тоймен Плеча дознания и вправду выглядит немного изможденным. Даже несмотря на раскрасневшиеся на морозе щеки. Стойте! Он пришел с улицы? В такую рань? А ночевал ли он вообще в мэноре? Не помню. Вчера он ушел на службу утром, как обычно, а вечером мне и в голову не пришло проверять, все ли дома. Хотя бы потому, что у меня «дома» явно были не все.

Минутная заминка позволила захватчику завладеть миской: Кайрен довольно запустил лапы в пирожки, схватил сразу два и начал попеременно откусывать от обоих, причем делал это с таким удовольствием на лице, что напрочь прогонял у зрителей желание продолжать дуться. То есть, у одного зрителя. У меня.

– Ты только вернулся?

– Угу.

– Со службы? Разве вам положено сутками торчать в управе?

– Фафофено, не фафофено… Тьфу! Дай прожевать, будь человеком!

Пока Кайрен справлялся с едой и питьем, я атаковал ряды грязной посуды. Всегда поражался умению некоторых людей в процессе готовки пачкать все доступные тарелки, миски, кастрюли и прочая, не говоря уже о столовых приборах. Лично мне нужно немного: плюхнуть что-нибудь на сковороду, разогреть, а потом, минуя тарелку, оттуда же и поесть. Нет, в приличном обществе, разумеется, все делаю по правилам, но не вижу в их соблюдении никакого смысла, если остаюсь один.

– Я до конца Зимника теперь буду занят. С утра до вечера и с вечера до утра каждые сутки, – пояснил Кайрен, сыто отдуваясь и отваливаясь от стола.

– Что так? Много работы?

– Ха! По самое горлышко и выше. Нэйвос почтут визитом шишки Пастушьих подворий.

Ого-го. Ну и новость… Не скажу, что судьбоносная для меня или кого-то из моих близких, но радости в ней маловато. В город прибывают главные «пастухи», а значит, патрулей на улицах будет втрое больше, и по наступлению темноты каждого подозрительного прохожего будут забирать в квартальные отделения покойной управы с целью выяснения личности и намерений. Впрочем, преступлений против жизни и достатка горожан благодаря этому заметно поубавится, и не только стараниями городской стражи, а и неизбывным страхом мелкой шушеры перед теми, кто вершит разбой на высшем уровне. Перед Пастушьими подворьями.

Всего Подворий три, насколько мне известно. Стригали, забойщики и погонщики. Первые собирают дань с торговцев и ремесленников всех мастей и достатков, вторые за немалую плату распоряжаются жизнями, третьи ссужают деньгами и прочими благами, а потом получают во владение души влиятельных людей и вершат их посредством политику. Быть участником Подворья уважаемо, почетно и прибыльно, но попасть туда не очень-то просто. Берут не каждого, да не каждый и рвется, потому что дисциплина у «пастухов» не слабее, чем в императорской гвардии, а мало кто добровольно откажется от звания «вольного охотника» и присягнет на верность хозяину. Впрочем, мне почему-то кажется, что с течением времени Пастушьи подворья поделят между собой весь Сааксан и станут влиятельнее, чем императорская власть. Будет ли это злом или окажется благом? Кто знает…

– Сочувствую.

– А, не говори! – Кайрен махнул рукой. – Дознавателям-то после того, как патрули усилили до невозможности, делать совсем нечего, но приказ есть приказ: велено присутствовать в управе, дабы в случае надобности и прочая, прочая, прочая. Пропали праздники.

– А в честь чего «пастухи» приезжают?

– Так они мне и рассказали! Видно, что-то нужно. Наверное, будет сходка, на которой решат, кого срочно прирезать, а кого погодить. Да какая разница?

В самом деле, никакой. Для меня уж точно. Но иметь в доме осведомленного представителя государственной службы выгодно, без сомнения.

Вытираю руки полотенцем и лезу в карман за вчерашней пластинкой – напоминанием о необходимости встречи с курчавым незнакомцем. Рамка черненого серебра, в которую заключен опал, полупрозрачный, с размытым узором, напоминающим горный пейзаж. По краю рамки выгравирован адрес: улица Пьяного фонарщика, Дом с кривой кровлей. Положим, место я найду, но что там находится?

– Послушай, Кай, ты случайно не знаешь…

Карие глаза мгновенно заметили пластинку, которую я верчу в руках и азартно вспыхнули:

– Где взял?

– Где взял, больше нет. Я серьезно! Ты знаешь, что это такое?

– Мечта игрока, – Кайрен в два шага оказался рядом и начал канючить: – Дай подержаться, а?

– Не раньше, чем узнаю, что это за штука.

– Пропуск в «Перевал».

– Куда?

Воспользовавшись моей растерянностью, блондин завладел пластинкой и любовно погладил серебряную рамку пальцами:

– Не знаешь? Ну, темнота!

– По-твоему, я должен наизусть знать все злачные места города?

– Оно не злачное. Оно чинно-благородное, самое знаменитое и самое труднодоступное.

– То есть?

– В игровой дом heve Майса пускают только приличных людей.

– А именно? Ты так вздыхаешь, будто…

– Ну да, таким, как я, вход туда заказан, – признал Кайрен. – Вот лет через десяток, если выслужусь до высокого чина и приобрету уважение, или женюсь на наследнице старинного титула, тогда смогу бывать в «Перевале». Пока даже не мечтаю. А сколько полезных знакомств можно было бы завести, окажись я там…

– Хочешь сказать, тамошние игроки – влиятельные люди?

– Влиятельные – не то слово! Правда, днем «Перевал» открыт для всех желающих, но днем и игра идет мелкая: все самое интересное начинается только пополуночи, для счастливых обладателей такой вот красоты, – он щелкнул ногтем по пластинке.

– Азарт до добра не доводит.

– Экий ты скучный! И как только разжился входным жетоном? Может, мне тоже удастся?

– Не думаю.

Я забрал у Кайрена свой пропуск в странный, но заманчивый, как оказывается, для многих, игровой дом. Вгляделся в мохнатые линии узора. «Перевал», говорите? Что ж, попробуем его перейти.

Скорп выглядел ничуть не лучше, чем вчерашним вечером, но и не особо хуже. Хотя, хуже было уже некуда: кожа казалась совсем бледной и даже на взгляд хрупкой, как пересушенная бумага, глаза запали, а косточки стали пробиваться все ближе и ближе к поверхности. Последние дни изнурительной болезни. Или часы? Хотелось бы знать точнее, но если и врач в растерянности, и больной давно сдался перед недугом, остается только молиться.

– Как самочувствие? Уж извини, но придется тебя немного побеспокоить. Напоследок, так сказать.

– Что-то случилось?

Нет, это уже не голос, а шелест опавших листьев на песке осенней аллеи: или маг меня обманул, или запасов Силы у него было совсем немного.

– Можно сказать и так. Есть вопрос. Серьезный.

Кэр попытался улыбнуться:

– Собираешься меня допрашивать?

– Именно. С пристрастием и превеликим тщанием. Но вовсе не о том, о чем ты думаешь… Откуда в принцессе взялась кровь Заклинателей?

Он не ответил, но вовсе не из желания сохранить сведения в тайне: в темных глазах мелькнул испуг, сменившийся отчаянием.

– Ты уверен?

– Более чем.

– Значит, это правда…

Маг отвернулся, щекой прижимаясь к подушке.

– Правда, самая настоящая и весьма тревожная! Как такое можно было допустить?

Тихое:

– Но ты никому не расскажешь?

Расскажу, не расскажу… Рано или поздно тайна все равно раскроется. Если принцесса не научится справляться со своими возможностями, не раскрывая их разрушительную мощь миру. А она не научится, если у нее не будет подходящего наставника. А подходящим наставником может быть только Заклинатель, но одно намерение назначить кого-то из детей Хаоса учителем наследницы престола вызовет в народе волнения и опасения. Граждане Сааксана и так косо смотрят на Заклинателей, в силу давней традиции и подтверждения мирных намерений стоящего у трона, не говоря уже о том, что подпустить кого-то подобного к юной принцессе будет прямым нарушением правил и приличий. Но все это ерунда, меркнущая перед настоящей бедой. Властитель империи не может быть магом! Никогда и ни за что! Совет крови строго следит за тем, чтобы на престоле не оказался кто-то из одаренных, потому что это означало бы конец всему.

И дело не только в малом количестве магов и в том, что они получили бы поддержку власти. Хотя и в этом тоже. Хуже другое. Маги в силу своей природы являются существами чрезмерно себялюбивыми, неспособными близко к сердцу принимать заботы окружающих, а такие качества правителя любую страну быстро и уверенно приведут к гибели. Можно пытаться вытравить эгоизм из одаренного, но при этом происходит ломка характера, вот, к примеру, как у скорпа, вся жизнь которого подчинена служению своей госпоже. Хороший вариант? Не думаю. Император не может быть одновременно господином и рабом, к тому же, единожды сломанный, в дальнейшем человек легче поддается новым влияниям, а это совсем никуда не годится. Одаренного не пустят на престол, значит, династия Таккора прервется и будет заменена. На какую? На ту, которая победит своих противников в борьбе за власть. В борьбе кровопролитной и беспощадной. Так что, магическая наследственность юной принцессы сама по себе уже великая опасность. Но то, что Мииссар – Заклинательница…

Это крах, полный и окончательный. Стоит кому-то узнать, и дети Хаоса немедленно будут обвинены в попытке захватить власть (как будто она им нужна?), а далее… Начнется война. На истребление. Причем, истребление ни в чем не повинного народа. Заклинатели одержат верх, не сомневаюсь. Но я не хочу, чтобы кто-то из них пятнал руки и души убийством. Даже Валлор, по долгу службы, уверен, не гнушающийся кровопролитием. А уж Тайрисс… Нет, ни в коем случае.

Значит, все опять замыкается на меня. За что, Вечный и Нетленный? У меня не так много сил, чтобы торить назначенный судьбой путь. Но если кроме меня некому, то жаловаться не имеет смысла: справлюсь. Только прежде чем заняться воспитанием принцессы, постараюсь сохранить жизнь ее защитника.

Я присел на кровать рядом со скорпом, закатал рукав рубашки на безвольной левой руке и достал из кармана две нити с нанизанными бусинами taites. Работал над ними почти всю ночь, подбирая из всех возможных последовательностей самые действенные. Надеюсь, получилось… То есть, получилось наверняка, но хотелось бы верить, что получилось наилучшим образом.

Маг скосил глаза на мои приготовления.

– Что это?

– Мелочишка тебе в помощь.

– А конкретнее?

– Я немного почитал вечером. О гаккарах и кое о чем еще. Так вот, судя по твоему виду, тебе не удалось погрузиться в ментальный кокон, следовательно, силы тратятся впустую, чего допускать никак нельзя. Поэтому придется учинить над тобой насилие.

Хриплый выдох, похожий на смешок.

– Насилие?

– Самое настоящее. Во-первых, замедлим ток твоей крови, – соединяю края браслета над локтем скорпа.

Нить из taites окончания, черной Sehn, входит в розовый бок Irh, и заклинание, замыкаясь, начинает свою работу, сгущая жидкости тела и приказывая им двигаться неторопливо и размеренно. По моим расчетам потребуется не более четверти часа, чтобы пульс мага снизился до десятка ударов в минуту, чего вполне хватит на продление сроков существования скорпа на этом свете раз эдак в семь. И это еще не все!

Вторые «бусы» нужно закрепить в другом месте. На голове. Что и собираюсь сделать, но меня останавливают вопросом:

– Ты сохранишь тайну?

– Сделаю все возможное. Но и ты пообещай быть хорошим мальчиком и постараться уснуть. А когда проснешься…

– Я не проснусь. И ты прекрасно это знаешь. Спасибо, что пытаешься помочь, но… Право, не стоит. Твои умения требуются вовсе не мне, а…

– Ты проснешься. Потому что я тебя разбужу. Понятно?

Он улыбнулся, словно говоря: обманываешь, конечно, но ложь во благо делает тебе честь. А я соединил бусины на его лбу наподобие шнурка, которым подвязывают волосы, чтобы те не лезли в глаза. Работа с кровью сама по себе дает небольшую выгоду, потому что неугомонный дух заставляет тело напрягаться еще сильнее, чем требуется для борьбы с болезнью. Иногда такое положение дел помогает, но в случае мага способно только помешать: пока он поглощен думами о принцессе (а отвязаться от них Кэр, судя по всему, не имеет возможности), большая часть сил уходит на ненужные переживания. Значит, нужно остановить не только ток крови, но и ток дум. А для этого…

Каюсь, пожульничал: вспомнил собственные недавние испытания и слегка ослабил связь души скорпа с угасающим телом. Ни той, ни другому проделанное не повредит, а выигрыш во времени удвоит, если не утроит. Но объясняться по пробуждении мага не буду. Незачем. Потому что, если пробуждение состоится, все предшествующие пробы и ошибки будут не важны.

Теперь осталось дождаться выхода пульса на заданную частоту. Можно посидеть и пораскинуть мыслишками. Например, о своих дальнейших действиях.

Выяснить, чего желает хозяин «Перевала» – раз.

Договориться об оплате услуг – два.

Выполнить то, что требуется – три.

Жестко поговорить с принцессой – четыре.

Вымолить прощение у Ливин – пять.

Вознести мольбу богам, чтобы Сэйдисс не стала выяснять раньше времени, почему печать в моей груди из стража и наблюдателя превращалась в воина, иначе все мои планы полетят в пропасть. Это – шесть? Наверное. Может быть.

Нить четвертая.

Улица Пьяного фонарщика начинается от Весенней площади и проходит через весь Свечной квартал, выписывая веселые зигзаги, и впрямь, похожие на путь человека, находящегося в подпитии. А ремесло фонарщика приплели к названию потому, что около семидесяти лет назад, когда в Нэйвосе жарким летом начались пожары, на этой улице дома вспыхивали именно как фонари, поочередно то на одной стороне, то на другой, словно кто-то следил за порядком поджига.

Миленький квартал, несмотря на свою печальную историю. Зажиточный, спокойный, улицы выметены и вычищены: нет опасности поскользнуться на ледяной лужице, притаившейся между колдобинами утоптанного снега. И далеко от тех мест, где располагаются игровые дома. Что ж, тем безопаснее. Охраняется усердно: только-только мимо прошел один патруль, старший офицер которого смерил меня взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, произойди наша встреча в ночное время, а у поворота улицы уже виднеется следующий. Впрочем, мне бояться нечего. Меня ведь ждут?

А кровля и правда, кривая: изгибается волнами, по всей длине. Наверное, чтобы и вода хорошо стекала, и снег не залеживался. Два высоких этажа и один поменьше под самой крышей. Окна плотно закрыты ставнями, но угрожающего впечатления не производят, напротив, дом кажется сонным и мирным. Но полдень уже наступил: на ближайшей башне двенадцать раз пробил колокол, а никакого шевеления не заметно. Как сказал курчавый? «Вас встретят»? Ну и где встречающие?

– Никогда не опаздываешь, да? – Свистяще осведомились у моей спины.

– И другим не советую.

Разумеется, это она. Давешний гаккар. Хоть я и слышал в ее исполнении только одно коротенькое слово, но голос запомнил сразу. Даже оборачиваться не надо, чтобы знать, кто стоит сзади.

– Смелый, да?

– Поздновато бояться, когда тебя загнали в угол.

Она хмыкнула и вышла вперед.

Складки наброшенного на плечи плаща не позволяют увидеть несуразную легкость одежды, равно как капюшон бросает тень на лицо, пряча характерные для убийцы магов черты, а таковые имеются в превеликом множестве. Труд Лотиса был сопровожден любопытными иллюстрациями, из которых я узнал примерное расположение ядовитых желез и другие особенности строения тела и поведения гаккара.

Например, кожа. В обычном состоянии лишь чуть более толстая, чем у человека, в минуты опасности она способна приобретать почти роговую прочность, но за счет распада на отдельные, хоть и плотно прилегающие друг к другу чешуйки. То бишь, добраться до внутренних органов гаккара довольно трудно. К тому же, почти все значимые кровеносные сосуды расположены глубоко под кожей, в плотном слое мышц, и хорошо защищены.

Кровь. Она течет в несколько раз быстрее, чем у человека, позволяя телу и жить, и двигаться на недоступной обычному смертному скорости. Правда, из-за этого она становится почти кипятком, по нашим меркам, но зато хорошо греет, и даже в самый лютый мороз не дает гаккару замерзнуть, а следовательно, сохраняет его способности в целости и сохранности.

Конечно, нет ничего хорошего в том, чтобы жить быстрее других: ведь и умирать приходится раньше. Поэтому, несмотря на всю брезгливость и страх, которые будила во мне женщина с прозрачными волосами, я вдруг почувствовал жалость. Непонятную, но острую до боли. А когда я начинаю кого-то жалеть, перестаю видеть в нем врага. Очень досадное, но, к сожалению, неистребимое качество характера.

В ответ на мой задумчивый взгляд тонкие бескровные губы шипят:

– Считаешь меня чудовищем, да?

Как она произносит это «да-а-а»: с придыханием, одним движением воздуха, а не голосом…

– А разве ты не чудовище?

Широкие костлявые плечи под плащом совершают волнообразное движение. Если бы не приказ встретить меня и доставить к хозяину, могу поклясться: лежать бы мне сейчас на мостовой в луже собственной крови. Но раз уж так вышло, что я должен быть живым и здоровым, можно немного покуражиться. Чуть-чуть. Чтобы спрятать волнение. И похоже, женщина догадывается о ходе моих мыслей, потому что ее фигура снова становится обманчиво расслабленной.

– Умный, да?

– Не жалуюсь.

– Идем.

Она направляется к соседнему с кривокровельным дому.

Удивляюсь:

– Нам разве не туда?

– С парадного входа тебя никто не приглашал, – насмешливо огрызается гаккар.

Вот как. Значит, прилегающие строения тоже откуплены хозяином «Перевала»? Надо запомнить.

Привратника нет, да и вообще нет ни единой живой души: женщина сама отпирает входную дверь и пропускает меня внутрь. Потом захлопывает дверь, погружая прихожую в кромешную темноту. Не самые приятные ощущения, надо сказать: знал бы, взял бы с собой «светлячка»… Эй! Уверенные и бесцеремонные руки ощупывают меня с головы до ног, и только по окончании досмотра загорается свет – крохотный огонек на браслете гаккара.

– Ты ведь ничего не принес с собой, да?

Звучит угрожающе. И почему-то я начинаю злиться. Мало того, что хотят заставить, мягко говоря, преступить закон, так еще пугают, надо и не надо.

– Трясешься за хозяйскую шкурку?

Длинные пальцы ласково собирают воротник моей куртки и затягивают, существенно затрудняя дыхание.

– Умный… Но язык лучше держать за зубами, пока они на месте. Понятно, да?

Понятно. Чего уж тут непонятного? Но ответить не получается: сдавленное горло не позволяет. Приходится судорожно кивнуть.

Воротник отпускают на свободу, в отличие от меня: мне предложено следовать за провожатым, по темному коридору куда-то вглубь дома.

Курчавый хозяин «Перевала», heve Майс, если верить словам Кайрена, ожидал меня в самом настоящем рабочем кабинете. Честно говоря, мои представления о времяпрепровождении владельца и управителя игрового дома были совсем иными… Наивными не в меру. А собственно, чему удивляюсь? Работа, она и есть работа. Дело есть дело. Игорный дом ничуть в этом смысле не лучше и не хуже любой управы. Подозреваю, что и у Локки, моей давней и хорошей знакомой, владеющей домом свиданий, имеется точно такой же кабинет, в котором она, нацепив на нос оправу с увеличительными стеклами, ведет книги приходов и расходов и принимает деловых партнеров.

Майс сидел в глубоком кресле, чуть отодвинувшись от стола, словно приглашая к беседе. Безукоризненный костюм, снова застегнутый на все пуговицы, лицо выглядит свежим, хотя вряд ли сон длился больше нескольких часов. Если правильно понимаю ситуацию, хозяин «Перевала» следит за игровым домом большей частью не днем, а в ночные часы, следовательно, спать лег не раньше шести утра, а сейчас встречает меня, так сказать, во всеоружии и без тени дремоты. Хотя, есть на свете счастливые люди, которым достаточно только ненадолго прикорнуть на кушетке, чтобы чувствовать себя бодрыми сутки напролет…

Кьела рядом не видно. Означает ли это повышенную важность разговора? Гаккар, по крайней мере, остался в кабинете, но не за моей спиной, а устроился на широком подоконнике, вроде прислушиваясь к разговору и приглядываясь ко мне, но в то же время уделяя внимание чему-то, происходящему во внутреннем дворике, куда выходило окно.

А присесть мне не предложили… Ну и не надо. Либо мы сойдемся в цене и величине услуг, либо разбежимся. И для того, и для другого многие часы не понадобятся: пары минут хватит.

– Что вам нужно от меня?

Майс погладил пухлыми пальцами тщательно выбритый подбородок.

– То, что вы можете.

– Что именно?

И вот тут произошло нечто странное. Хозяин «Перевала» пожал плечами и улыбнулся:

– Вам виднее.

Непонимающе хмурюсь:

– То есть?

– Я ничего не знаю о ваших возможностях, поэтому не буду говорить, что вы должны сделать то-то и то-то. Я жду ваших предложений.

Ничего себе! Сам могилу выкопай, сам гроб сколоти, так еще и сам себя закапывай? Ни в какие ворота не лезет. Ну, знаете!..

Хотя, он, конечно, прав. Допустим, цель имеется, но путей ее достижения – неисчислимое множество, а вот как выбрать кратчайший и удобнейший? Случайная встреча со мной надоумила Майса. На что-то, но он и сам не может понять, на что. Придется помогать разбираться.

Я сделал глубокий вдох, выгнал взашей обиду, злорадство и уныние, сгоняющие мои мысли в суматошный хоровод. Надо работать – будем работать. Только бы не даром.

– Все, что будет сказано в этой комнате, в ее стенах и останется?

– Вне всяких сомнений.

Ответил охотно и без запинки, что вызывает нехорошие предположения… Нет, прочь, прочь, прочь! О плохом думать некогда.

– Как вы уже знаете, я могу узнать, каков результат броска, еще до открытия костей. Но это не все.

– На что вы еще способны? – Приподнял бровь Майс.

– Сам по себе результат вас не слишком интересует, верно? Только если вы не ставите на кого-то из игроков, но прием ставок, как правило, заканчивается либо с началом партии, либо с началом последнего круга, а стало быть, угадывать результат бессмысленно. Так вот, я могу предложить кое-что другое. С большой долей уверенности определить, кто из игроков имеет лучшие шансы победить.

– Разве это возможно?

– Вполне.

Хозяин «Перевала» подался вперед:

– С какой долей уверенности?

– Почти наверняка.

– «Почти» или «наверняка»?

– Второе ближе к истине.

Он снова осел в кресло, уперся локтями в подлокотники и начал сплетать и расплетать пальцы. Круглые глаза, уставившиеся в одну точку где-то на краю стола, дрожали, словно перед взглядом курчавого проносились неведомые мне картины.

Я попал в цель? Необходимо именно это мое умение?

– Что вам понадобится?

О, дяденька перестал считать в уме будущую прибыль и снизошел до продолжения разговора.

– Ничего особенного. Время и хороший эль.

– Сколько времени?

– Это будет зависеть от игроков. Я должен за ними понаблюдать.

– Не вопрос! Но все же? Сколько?

– На каждого не более полутора часов. В худшем случае.

– А потом? Потом вы сможете сказать, кто из них…

Майс проглотил окончание фразы. Так сильно волнуется? Странно.

– Я смогу сказать, кто из них выиграет.

Он снова сплел пальцы, расплел и хлопнул ладонями по подлокотникам.

– Замечательно!

– Но я не буду работать без платы.

Круглые глаза слегка сузились.

– Вы не в том положении, чтобы…

– Это вы не в том положении, чтобы скаредничать. Вам ведь нужны мои услуги?

Майс скрипнул зубами.

– Вижу: нужны. А взамен я прошу сущую безделицу. Жизнь мага, которого отравила ваша прислужница.

Женщина спокойно и размеренно выдохнула:

– Нет.

– Но, Риш…

– Я сказала.

Она снова отвернулась к окну.

– Мне отказывают?

Майс приподнялся:

– Не будем торопиться…

– Нам не о чем больше разговаривать. Велите проводить меня к выходу.

– Вы плохо поняли вчерашний разговор? – Хозяин «Перевала» решил побряцать оружием. – Мне стоит только шепнуть надзорным, что вы мошенничаете с помощью печати Заклинателя, и вас сотрут в порошок!

– Возможно. Но моя жизнь – это моя жизнь, и я могу распоряжаться ей, как вздумается. А вот жизнь другого человека, по моей вине близкая к завершению, волнует меня больше. Или ваша прислужница даст противоядие, или сделка не состоится. В любом случае, ваши планы не исполнятся. У вас ведь уже имеются планы, и большие, верно?

Губы Майса шевельнулись, беззвучно произнося что-то вроде «сволочь», а может быть, «мразь». Значит, сегодня я догадлив, как никогда. Но буду также удачлив или нет?

– Ришиан!

– Я сказала.

– Если ты не согласишься, я пересмотрю договоренность. И боюсь, нам придется расстаться.

Женщина медленно повернула голову и посмотрела на Майса. Долгим, полным отчаяния взглядом. Но хозяин «Перевала» остался непреклонен:

– Выбирай.

Представляю, насколько тяжело гаккару соглашаться вернуть поверженного врага к жизни: еще до рождения в кровь будущего убийцы закладывается ненависть к магам, но не простая всепоглощающая страсть приносить смерть одаренным, а невозможность существовать, не уничтожая. Гаккар живет тем, что убивает магов. Он живет лишь для убийства. Но, как выяснилось минуту спустя, встретившийся мне гаккар появился на свет еще для чего-то (а может быть, нашел причину несколько позже рождения?), потому что безресничные веки дрогнули, покорно и устало прикрывая пепельно-серые глаза.

– Хорошо. Я дам противоядие.

– Но только после исполнения! – Не преминул уточнить Майс.

Хоть об одном договорились. Славно! Буду надеяться, дела и дальше пойдут успешно.

– Как пожелаете. Я могу пройти посмотреть зал, в котором будет происходить игра?

– Конечно! Риш, проводи!

Женщина покинула подоконник текучим движением, болезненно напомнившим скорпа, и распахнула передо мной дверь кабинета:

– Извольте.

Я шагнул в коридор, Ришиан последовала за мной, нависла сзади и прошипела в самое ухо:

– Ты заплатишь за это. Понятно, да?

– Заплачу. Только не продешеви, когда будешь определять размер платы.

Игровой зал располагался на втором этаже особняка и больше всего походил на гостиную ллавана какой-нибудь управы, не особенно богатой, но и не прискорбно бедной, к тому же, претендующей на влияние в среде сильных мира сего. Впрочем, рассматривать убранство будущего поля боевых действий с помощью одного-единственного подсвечника – только напрягать зрение:

– Зажги свечи.

Моя бесстрастная просьба не возымела ничего, лишь всколыхнула воздух. Тогда я повернулся к гаккару и вопросительно приподнял брови.

Ришиан смежила веки, даря мне не менее удивленный ответный взгляд. Правда, удивление в ее глазах было скорее неприятным, а в моих – нетерпеливым. Не люблю работать в сжатые сроки. Ненавижу. А когда кто-то еще и нарочно мешает… Как бы мне ни было жаль эту женщину, себя жаль гораздо больше.

– Ты разучилась понимать речь?

– Еще скажешь, «человеческую», да?

Не разучилась. Просто вредничает. Разумеется, имеет право после выслушанных от меня стороны дерзостей. Но ведь пикировка давно закончилась, как она этого не понимает? Я уже РАБОТАЮ. А значит, все распри оставлены за порогом комнаты:

– Мне нужен свет.

– Нужен – делай.

Тяжелый случай. Но не для меня: мозолить руки – дело привычное. Беда, что не смогу правильно оценить тепловые потоки, потому что буду стоять у их истоков, а не наблюдать со стороны… Ладно, справлюсь. Имеется здесь огниво?

Нашел. И ящик с новыми, ни разу не зажженными свечами. То, что надо! Пройтись по всем светильникам, меняя огарки на свежие восковые палочки, потом запалить одну из пользованных свечей и с ее помощью водрузить лепестки пламени на кончики фитилей, было не особенно долго и совсем не трудно: для Тайрисс я когда-то зажигал и больше огней. Ришиан смотрела на мои действия без какого-либо чувства, но в самом конце, когда в комнате стало светло, как днем, ехидно прошипела:

– Хозяин будет недоволен… Ты нарочно, да?

– Мне так нужно. А недовольство хозяина – его проблема, да?

Невольное, но вполне уместное передразнивание породило на губах гаккара зловещую ухмылку, из чего стало окончательно ясно: отношения между нанимателем и работником не самые теплые и дружеские. Плохая новость. Если женщина предана господину, исполнит его приказ, но если ненавидит… Воспользуется первым попавшимся случаем, чтобы нанести урон. И похоже, в накладе останусь я, а не heve Майс. Следовательно, необходимы обходные пути… Только где их искать? А может быть, прокладывать самому? Вопрос, требующий ответа, но чуть позже.

При свете картина заиграла новыми красками. Зал оказался весьма уютным, а расстановка столов ровно на таком удалении друг от друга, чтобы не мешать игрокам-соседям, говорила о большом опыте хозяина заведения, потому что теоретические расчеты лишь способны намекнуть, в каком направлении двигаться, чтобы добраться до заветного результата, а все же практический опыт – есть практический опыт.

Что ж, попробую определить, в каком углу комнаты мне предстоит делать свое «темное» дело. А может, вовсе и не в углу, а, скажем, в середине: отражаясь от стен, потоки воздуха имеют дурную привычку складываться, причем место сложения избирают произвольно. Людей за столами нет, их дыхание придется учитывать уже «на ходу», но свечи буду гореть примерно так, как горят сейчас. На сколько хватит восковой палочки? О чем нам скажет клеймо, выведенное краской у основания свечи? Полусуточные. Двенадцать часов? Вполне достаточно. Если зажгут свежие и зажгут перед началом игры, до рассвета фитиль выгорит чуть больше, чем наполовину. Впрочем, я не собираюсь задерживаться до рассвета.

Обвожу ладонью вокруг ближайшего огонька, прислушиваясь к теплому воздуху, мягко скользящему по коже. Повторяю опыт с другой свечой, потом с третьей, четвертой… На втором десятке успокаиваюсь: свечной мастер работал безукоризненно, и серьезных изъянов не допустил. Так, теперь выясним, куда и откуда текут потоки.

Двери, как таковой нет: проем занавешен толстой бархатной портьерой, на окнах – ее родные сестры. Легкое колыхание присутствует, но основной воздух уходит вверх, под потолок, где явственно заметны решетчатые оконца для проветривания. Стало быть, здесь курят. Ой, как плохо! Не терплю трубочный дым. А единственный способ борьбы с упомянутым отвращением – лишнее горячительное, принятое на грудь. Упьюсь ведь до безобразия… Грустно.

Влияние дверного проема незначительно, потоки поднимаются вверх, даже не слишком вихрясь. Колец не образуется… Мелочь, а приятно. Источники света мне не помешают. А как насчет остального?

Идем дальше. За каким столом будет удобнее всего? Только не у двери: там будут постоянно сновать подавальщики с напитками и закусками, сбивая настрой. Значит, ближе к окнам. Если не ошибаюсь, они расположены на северной стороне дома, а сам зал тянется с запада на восток. По логике вещей, привитой мне обучением в Академии, западные участки пространства больше подвержены случайным либо направленным влияниям, нежели восточные, даже на такой крохотной территории. Мне «случайности» не нужны, значит, выбираем восточную часть зала, тем более, там имеется весьма симпатичный столик…

М-да, столик: чудовище из темно-красного деревянного массива, установленное на внушающих ужас ножках. Причем, внушающих ужас своим исполнением – фигурками то ли драконов, то ли других легендарных тварей, чей внешний вид, видимо, полностью сообразовывался с больной фантазией мебельщика. Я бы за такое не сел. И вовсе не из излишней придирчивости, нет! Просто, когда залезаешь немытыми руками в давно забытое или никогда не знаемое, будь готов к тому, что оно тоже запустит лапы. В твою душу. А мне, к примеру, становиться жертвой древнего проклятия, не хочется. Совсем. Мне своих бед хватает.

Покрыт сукном. Ворс очень короткий, почти не ощущается. Провожу ладонью по ткани, туго обтягивающей столешницу, легонько похлопываю… Хорошее место для игры. Сукно не ущипнуть, поверхность стола удивительно ровная, цельноточеный кант образовывает бортик, невысокий, но достаточный, чтобы кости остановили свой бег, наткнувшись на него. Да, пожалуй, место для игроков я выбрал. А где лучше находиться мне? Дома, в теплой постели, конечно же, но сейчас не до шуток…

Закрываю глаза, подставляя лицо течению воздуха, несущего в себе тепло от свечных огоньков. Нет, слишком все непонятно. Надо внести ясность.

– В этом доме подают выпивку?

Гаккар откликается не сразу, хотя прекрасно понимает: вопрос предназначен лишь одному из нас, и вовсе не мне.

– Горло пересохло, да?

– Угадала. Будь так любезна, принеси мне… Эля. Светлого, но покрепче. И не слишком пенящегося. Не меньше двух тил[4].

– Смеешься, да?

– Ни капельки. Можешь послать кого-нибудь, если сама должна находиться при мне неотрывно. Только передай мои пожелания в точности. Понятно, да?

Она хотела что-то сказать, но передумала и выскользнула за дверь, чем поставила меня в тупик. Уверен, heve Майс приказал следить за мной в оба, но гаккар нарушил приказ. Почему? Конечно, бежать мне некуда и незачем, но кто поручится, что не подгажу в игровом зале, чтобы мелко и подло отомстить хозяину «Перевала»? Я бы и сам не поручился. Тогда в чем причина неожиданного доверия? Любопытно… Спросить? А что, и спрошу!

– Держи.

Ого, стеклянный бокал! Наверное, чтобы было виден цвет эля. Красивый, кстати: светло-золотистый, но по прозрачным стенкам скатывается густо, почти масляно. Делаю глоток на пробу. Хм… Крепкий. С легким привкусом меда. Голова будет раскалываться.

Залпом выпиваю содержимое бокала. Ришиан смотрит с насмешливым уважением, и я даже могу предположить, о чем она думает. О том, что ловкий прохвост сейчас за счет заведения крепко выпьет, плотно поест и всласть покуражится над хозяином, благо тот попался на крючок собственного азарта.

– Можно спросить?

– Нужно разрешение, да?

Предлагает новый словесный поединок? Я бы с удовольствием: как противник, гаккар очень даже интересен, но не хочу растрачиваться по пустякам, хоть и приятным.

– Это серьезный вопрос. И я хочу услышать на него серьезный ответ. Так как, согласна?

– Сначала спроси, потом увидим. Да?

Я поставил бокал на стол, прислушиваясь к начинающему разгораться в сознании костру хмеля.

– Почему ты сама пошла за выпивкой? Неужели под рукой не нашлось ни одного бездельника? Ты ведь должна быть здесь, со мной?

Она улыбнулась, сложив губы в тонкую линию:

– Соскучился без присмотра, да?

– Можно и так сказать. А все же? Я ведь мог стянуть отсюда что-нибудь ценное или…

– Ничего бы ты не стянул.

– Имеешь в виду, что обыскала бы? Знаешь, есть способы прятать вещи от досмотрщиков!

– Знаю, – Равнодушно кивнула Ришиан. – Только ты и не думал о краже. Ты был в плену другой страсти.

– И какой же?

– Тебе нужно решить задачу, да? И ты не видишь ничего и никого, кроме нее!

Последние слова она почти выплюнула мне в лицо, выплюнула с неожиданным жаром, будто своим рвением я смертельно ее оскорбил. Или напомнил о чем-то оскорбительном, а быть может, болезненном.

Глаза, почти такие же прозрачные, как тонкий шелк волос, оказались совсем рядом, и мне впервые удалось увидеть, насколько они красивы: радужка вдруг заискрилась хрустальными брызгами, отразив пламя свечей, а зрачок сузился до тонкой вертикальной полоски. Нечеловеческие глаза. Совсем нечеловеческие. Но чувства, которые пылают в них, ничем не отличаются от чувств любого из жителей Нэйвоса. Нет, она не чудовище. Она всего лишь другая сторона листа, сквозь которую просвечивает чернильная надпись, но разобрать, из каких букв состоит, не получается. Сразу не получается…

– Загляденье, да?

– Да.

Она отвернулась и шагнула в сторону. А я начал выписывать круги. Медленные. Очень медленные, потому что шел с закрытыми глазами и на каждом шаге останавливался, чтобы сложить в копилку сознания очередное ощущение. Когда она наполнится, буду делать выводы, но не раньше: поскольку не могу быть уверенным, буду усердным и дотошным.

Огоньки слабо колышутся в такт моим движениям – мне не нужно видеть. Я чувствую. Теплый ветер, каждая из струй которого приносит весточки от одной-единственной свечи. В обычном состоянии мне трудно отделить их друг от друга, но в подпитии, особенно резком, когда между душой и телом расширяются существующие каверны, множество пустот, жаждущих заполнения… Остается только пустить в них внешний мир и послушать эхо, отражающееся от стен пещеры сознания.

Не слишком приятное занятие, и я не люблю это делать. Почти никогда не делаю, потому что без позволения ветер мира не поднимет волны внутри меня, и довольно только построже быть с самим собой, чтобы не оказаться в ловушке горьких сожалений о потерянном могуществе. Зачем я сглупил? Чтобы развлечь принцессу? Стоил ли мимолетный восторг травяной зелени глаз последующих бед? Почему мне кажется, что стоил?..

О, совсем забыл! Свечи горят на уровне моей груди и выше, а что творится внизу? Надо выяснить.

Опускаюсь на пол, сажусь, скрестив ноги. Останавливаю ладони в нескольких волосках от начищенного паркета. Выжидаю минуты две, потом соединяю руки в жесте, напоминающем молитвенный. Кому? Хозяину «Перевала», который, наконец-то, соизволил посмотреть, чем я занимаюсь:

– Разговариваете с богами? Они не откликнутся. Разве вам не известно, что боги никогда не вмешиваются в игру?

– В отличие от людей.

Опираясь о близстоящий стул, встаю. Heve Майс, подойдя ближе и уловив мое дыхание, морщится:

– Вы пьяны?

– Еще нет. Но сегодня ночью буду пьяным. Вы против? Жаль нескольких кружек эля?

– Да хоть бочонок высосите, если… Это поможет?

– Должно помочь. Я выбрал место для игры. Вон тот стол. Не имеете возражений?

Курчавый поджал нижнюю губу:

– Тот, так тот. Он ничем не хуже прочих.

– Он лучше прочих… Сколько будет игроков?

Он помедлил прежде, чем ответить.

– Трое.

– Мужчины? Женщины?

Кажется, вполне невинный вопрос заставил хозяина «Перевала» напрячься:

– Какое это имеет значение?

– Никакого. Или огромное. На ваш выбор. Мне необходимы все возможные сведения, которыми вы располагаете. Чтобы не терять время зря. Ну так?

– Одна женщина и двое мужчин.

– Возраст?

– Вы еще будете спрашивать их родословную?

О, он почти готов взвиться под потолок. Грозным коршуном.

– Будете смеяться, но история поколений и смешение линий крови весьма важны… Впрочем, сейчас обойдусь малой толикой знаний. Скажите хоть, они старше двадцати одного года или нет?

– Дурацкий вопрос! – фыркнул Майс, но ответил: – Насколько мне известно, старше. Это все, что вы хотели услышать?

Положим, вопрос отнюдь не дурацкий, хоть и задан человеком, зачастую оказывающимся в дураках. Совершеннолетие имеет огромное значение для тела и духа, а соответственно, и для их положения в Потоке. Но мне нужно знать кое-что еще. Самое важное:

– Скажите, heve, ведь в этом зале играют только те люди, которые обладают пропуском?

– Разумеется.

– Влиятельные, богатые, знатные?

– Да, вне всякого сомнения. К чему вы клоните?

– Сейчас поясню. Для того чтобы изучить шансы игроков, мне необходимо находиться к ним как можно ближе, то бишь, присутствовать здесь во время игры.

Майс поморщился, недовольный пережевыванием всем понятных вещей:

– Вы и будете присутствовать!

– А на каком основании?

– Основании? Я же дал вам жетон!

– Дали. Но кто знает об этом кроме вас, вашего кьела и вашей прислужницы?

Он слегка насторожился, уловив в моих словах тень подвоха:

– На что вы намекаете?

– Все жетоны «Перевала», насколько могу судить, у вас наперечет, и их обладатели – тоже. Более того, все они знают друг друга в лицо и по игровому столу. А вы хотите, чтобы в зале появился совершенно неизвестный человек, который вызовет недоверие, беспокойство и прочие подобные чувства… Да меня и на шаг не подпустят к нужной компании!

Майс коснулся пальцами подбородка.

– Вы правы. И как я не подумал? Значит, все впустую…

– Почему же? Просто придумайте законный и простой способ, которым мне заполучить жетон. Справитесь?

– Законный и простой… – Он скрестил руки на груди и отправился гулять по залу. – Законный, значит, не вызывающий сомнений и вопросов, а простой, значит, легкий в исполнении… Законный… Простой…

Мы с гаккаром смотрели на мельтешащего и бормочущего хозяина «Перевала», получая, признаться, удовольствие от созерцания неприятной нам персоны, поставленной в затруднительное положение. Но heve Майс не был бы владельцем и успешным управителем игрового дома, если бы не умел выпутываться из силков. Менее чем через четверть часа он остановился посреди зала, развернулся к нам и победно провозгласил:

– Законный и простой способ получения жетона? Извольте. Вы его выиграете!

Пока на плите грелось ведро с водой, мое сознание попеременно восхищалось находчивостью курчавой головы хозяина «Перевала» и… Посылало на ту же самую голову проклятия, которые, буде услышаны блюстителями кротости духа из общины жрецов Марроса, непременно привели бы меня к крупным денежным потерям: последние лет эдак пятьдесят служители культов предпочитают воспитывать почтение к небожителям исключительно путем облегчения кошельков богохульников, а не кровавыми походами в защиту истинной веры. И слава богам! Как мне представляется, самим Хозяевам Неба по большей части плевать на людские слова и мысли, впрочем, не осмелюсь открыто заявить о своих логических построениях. От греха подальше.

Ее императорское высочество хмуро покопалось пальцами с неровно остриженными ногтями в миске с пирожками – остатками утренней трапезы, плюхнулось на лавку и вопросило:

– Где был?

Тон голоса мне не понравился. Совершенно. Но вовсе не приказными нотками, а эхом мрачных сомнений, звучащим достаточно отчетливо, чтобы быть заметным даже для столь увлеченного собственными раздумьями человека, как я.

– Где был, там сейчас нет. Я должен предоставить вашему высочеству полный отчет о своих перемещениях за истекшие часы?

Сари уныло склонила голову набок, придав взгляду помимо упрека немного снисходительности.

– Нет, чтобы по-человечески поговорить…

– Позвольте напомнить: вчера вы тоже вели себя не вполне обычным образом, но я не ставлю вам это в вину.

Принцесса чуть оживилась:

– А хочешь поставить?

– Нет, не хочу.

Задор, едва наметившийся в травяной зелени глаз, снова потух, и Сари разочарованно вздохнула, впиваясь зубами в заметно увядший пирожок.

Все понятно: девушка скучает. Но к сожалению, я сегодня призван развлекать других особ, вдали от стен мэнора.

– Я была совсем одна.

– Не вижу в этом ничего страшного.

– Мне было скучно. И грустно.

– Иногда полезно немного погрустить.

– Я даже не могла выйти из дома! – Принцесса нанесла сокрушительный удар. Предположительно, по моей совести.

– Вам и не нужно было выходить.

– Нужно, не нужно… – Пробормотала Сари. – Твоя жуткая собака меня не пускала!

– Хис не «жуткая» собака, а очень понятливая и рассудительная.

Принцесса угрожающе сузила глаза:

– Это ты ее надоумил?

Я присел на край кухонного стола.

– Признаться, даже не собирался. Но если бы нашел время, непременно оставил бы подобное распоряжение.

– Это еще почему?

– Потому что сейчас вы уязвимы, как никогда.

Сари оскорбленно мотнула головой:

– И вовсе я не уязвима!

– Шаткое равновесие духа вкупе с отягчающими внешними обстоятельствами… Вам, и в самом деле, не следует выходить из дома.

– Но почему? Только из-за того, что Кэр болен?

– Кстати, о Кэре. Как его имя звучит полностью?

– Лакэрен. А зачем тебе знать?

– Чтобы не ошибиться в надписи на надгробной плите.

Принцесса дернулась было (наверное, собиралась вскочить и залепить мне пощечину), но застыла на месте, а в следующее мгновение по бледным щекам потекли слезы. Целые реки слез в сочетании с совершенно неподвижными чертами лица и невидящим взглядом.

Я зачерпнул кружкой воды и со всего размаха плеснул прямо в зареванную мордашку. Холодные брызги обожгли лицо Сари и, предложив в качестве источника раздражения другого кандидата, то бишь, меня, слегка умерили горе ее высочества:

– У тебя совсем нет сердца!

– По крайней мере, рыдать над вашим наставником не собираюсь.

– Скажи еще, что хочешь поскорее его похоронить!

– В ближайшую ювеку он не умрет.

Мои слова должны были бы внушить надежду, но вместо того вызвали к жизни закономерный для расчетливого правителя вопрос:

– А потом?

– А до «потом» мы еще не дожили! У меня есть кое-какие идеи на счет возвращения мага в строй, но твердо обещать не буду, потому что не все зависит от меня.

– От кого еще зависит? – В голосе Сари появился нехороший азарт.

– Вам знать не нужно.

– Нужно!

– А есть ли смысл? Допустим, я назову имена. И что вы сделаете? Отправитесь требовать и угрожать? А по какому праву?

– Если ты забыл, я – наследница…

– И кто об этом знает?

Принцесса угрюмо сдвинула брови.

– Правильно, никто. И не следует никого ставить в известность. Поэтому вы несколько дней побудете в мэноре.

– Несколько дней? – Девушка быстро произвела в уме несложные подсчеты. – Но ведь это будет как раз праздник!

– Придется поскучать.

– Да как ты…

– Я не допущу, чтобы ваша жизнь подвергалась опасности. И не допущу, чтобы кто-то случайно смог узнать о принадлежности будущей императрицы к числу одаренных.

Сари испуганно округлила глаза:

– Что ты сказал? Одаренных?

– Да, ваше высочество.

– Это неправда!

Я подошел к ней, положил ладони на тощие плечи и начал мягко разминать напряженные мышцы.

– Правда.

– Нет! Мне бы сказали…

– Если я правильно понял, то кроме вашего наставника и защитника никто не сталкивался с вашими попытками управления стихиями, а все прочие проявления вполне могли остаться незамеченными. И останутся. До вашего совершеннолетия.

Отчаянная попытка вернуть все вспять:

– Какими стихиями? О чем ты говоришь?

– Вы – маг, ваше высочество. Но не простой маг. Заклинательница.

Кажется, она перестала дышать. На очень долгое мгновение.

– Ты… Нет, ты бы не стал нарочно придумывать ТАКОЕ…

– Я и не придумываю. Вчера вечером вы были в шаге от начала Танца.

А вот теперь лгу, и безбожно. Сари уже танцевала. Неуклюжий, скованный, нелепый, но самый настоящий Танец. И, сама того не подозревая, бросила мне вызов по всем правилам. А я ответил. Только не по собственной воле и не собственным разумом, а холодным и бесчувственным пробуждением печати, на несколько вдохов взявшей власть над моим телом в свои незримые руки. Кукла на ниточках, вот кем я был вчера. Моя душа была отставлена в сторону и могла только с горечью наблюдать за поединком, в котором у Сари не было ни единого шанса выстоять, потому что… Сэйдисс усовершенствовала печать в моей груди. Если обычному человеку нельзя доверять могущества больше, чем он способен вынести, то мне, чьи дух и тело так и не смогли срастись заново, было вполне по силам справляться не только со стражем и наблюдателем, но и с воином.

Теоретически тело любого человека способно взаимодействовать с потоками Силы, но только одаренные могут сделать этот процесс постоянным, а все прочие вынуждены довольствоваться краткими вспышками под руководством внешнего управителя. Такого к примеру, как печать Заклинателя. Неверно полагать, что она всего лишь клеймо раба. Она больше. Неизмеримо больше, и в первую очередь потому, что ее власть над телом – лишь побочное проявление. Печать следит за равновесием здоровья, душевного и физического. Печать позволяет повелительнице чувствовать беду, постигшую ее подопечного и приходить на помощь. А еще печать способна защищать, на короткое время даря телу возможность осязать потоки Силы, то бишь, управлять ими.

Конечно, основная задача печати – предотвратить посягательство Заклинателя со стороны на чужое имущество, но если бы я столкнулся с магической атакой обычного одаренного, подозреваю, итог был бы тем же самым. В чем мне повезло, так это в неопытности Сари и неразвитости ее дара: во время обучения под руководством Сэйдисс приходилось отражать самые разные атаки, и опытным путем были установлены мои пределы, совсем невеликие, чего уж скрывать. Против Заклинателя уровня Валлора я продержался бы не дольше минуты, а потом лег бы костьми, не успев провести даже мало-мальски пристойную контратаку. А если учесть, что Валлор – отнюдь не самый умелый Заклинатель…

– Т-т-танца? – Еле выдавила Сари.

– Да, ваше высочество. И я непременно расскажу вам все, что знаю об этом, но прежде хочу попросить: посидите эти дни дома. В пределах мэнора и вам ничто не угрожает, и ваши… способности не вызовут разрушительных последствий. Согласны?

– Я… С этим можно что-нибудь сделать?

Она повернула голову и умоляюще посмотрела мне в глаза.

– «Что-нибудь»?

– Ну… избавиться?

Я смахнул слезинку, сползшую на скулу принцессы.

– Нет.

– Что же мне теперь делать?

– Успокоиться и набраться терпения.

– Терпения? Зачем?

– Хотя бы подождать появления у меня свободного времени.

Нить пятая.

Полотенце промокло насквозь, а волосы все не желали подсыхать. Я взъерошил мокрые пряди пальцами и уже начал подумывать о том, чтобы переместиться обратно в кухню, но тогда пришлось бы не только заново затапливать плиту, а и тащить с собой из кабинета «капли» и прочие принадлежности для магических упражнений. Во дни моего одинокого пребывания в мэноре так обычно и происходило, но матушка никогда не одобряла смешивания дел служебных и семейных, а возвращение ее и братьев должно было произойти с минуты на минуту: за окнами дома уверенно темнело. Принимая во внимание возможность возникновения склоки под хорошо знакомым девизом «опять раскидал повсюду свои мудреные штуковины», я сгреб угли из плиты в жаровню и отправился туда, где ученым занятиям ничто не должно было помешать – к себе в кабинет, по совместительству бывший и спальней.