Весенние ветви души,
      Побеги от древнего древа,
      О чем зашептались в тиши?
      Не снова ль извечная Ева,
      Нагая, встает из ребра
      Дремотного первенца мира,
      Невинное чадо эфира,
      Моя золотая сестра?
      Выходит и плещет в ладони,
      Дивясь многозвездной красе,
      Впивая вселенских гармоний
      Все звуки, отзвучия все;
      Лепечет, резвясь, гесперидам:
      «Кидайте мне мяч золотой»,
      И кличет морским нереидам:
      «Плещитесь лазурью со мной».

      «Нас в гости плыть к богам зовет Заря
      За синие, широкие моря,
      Но прочные нас держат якоря.
      Мы, вольные когда-то корабли,
      Как паруса созвездий тех вдали,
      Вкоренены недвижно в глубь Земли.
      И влажную мы помним пелену,
      Что в ласковом лелеет нас плену,
      Как тонкую воздушную волну.
      Отяжелел небесный океан,
      Где, изнутри когда-то просиян,
      Плыл сонмом звезд наш самоцветный стан…»
      Так пленные тоскуют Острова…
      Вы ту же быль запомнили, Слова,
      Под игом дней живые божества,
      Сошедшие на грудь Земли сырой
      С небес, где встарь вы тешились игрой
      Живых лучей, как звезд крылатый рой.

      В сердце, помнить и любить усталом,
      Мать Изида, как я сберегу
      Встречи все с тобой под покрывалом,
      Все в цветах росинки на лугу?
      Все ко мне склонявшиеся лики
      Нежных душ, улыбчивых теней,
      В розовом и белом повилики
      На стеблях моих зыбучих дней?
      Или всё, что пело сердцу: «Помни»,—
      Отымает чуждый небосклон
      У тебя, родной каменоломни
      Изваянный выходец, Мемнон?
      И когда заря твой глыбный холод
      Растворит в певучие мольбы,
      Ты не вспомнишь, как, подъемля молот,
      Гимном Солнце славили рабы?
      Иль должно, что пало в недра духа,
      Вдовствовать в хранительной тиши
      Как те звоны, что всплывают глухо
      Из летейских омутов души?—
      Чтоб тоской по музыке забвенной
      Возле рек иного бытия
      По любимой, в чьих-то чарах пленной,
      Вечно болен был — и волен я.

      Всё может обручить
      С эфирным строем Лира
      И светом лики мира,
      Как ризой, облачить.
           Почто же сизой тучей
           Плыву я, тень влача,
           Над радугой зыбучей
           Беспечного ключа?
      В горниле воспаленном
      Расплавится ль слеза —
      Лобзает дол гроза
      Наитьем исступленным.
           Дай ливню не сразить,
           Господь, лилеи хрупкой,
           Дракону просквозить
           Лазурью и голубкой.

          Я мелос медленно пою,
          И звезды вечной яви тают…
          Улыбки сонные летают —
         И розы юные вплетают
          В кифару томную мою.
          Смолкают струны золотые
          Под розами. Сверкают спицы
      Авророю зажженной колесницы —
             Из трепетов литые
              Беззвучного огня.
      Слепительное марево… Звеня,
      Ожившая разбудит лира гимны,
          Когда поникнет в пурпур дымный
              Виденье дня.

      Ночь! В твоей амброзийной волне
      Отдаюсь я глубокой Весне;
      Но грустны, как забытые сны,
      Мне явленные лики Весны,
      Отлучающей светами дня
      От сосцов твоих темных меня,
      Чуть к дымящимся персям твоим
      Я приник и поник в этот дым —
      Благовонный ливана крохой
      На жаровне истаять глухой,
      Где душа с божествами в огне
      Сочетается тайной Весне.

       Певец
      Если солнце в Лабиринте
      Небу жаль похоронить,
      Боги солнечные, киньте
      Мне спасительную нить!
      Сопровождение флейты
      Вы вотще ли, музы, пели;
      «В ночь пещер, в земные щели
      Луч ты должен уронить?»
      Я в могильном Лабиринте.
      Иль из уст мне душу выньте,
      Или киньте, боги, нить.
       Эхо сводов
      Над младенцем в колыбели
      Парки пряли, музы пели;
      Уронили в колыбель
      Парки — золото кудели,
      Музы — сладкую свирель.
      Если небо колыбели
      Мог ты в сердце сохранить —
      Из божественной кудели
      Свей водительную нить.
      Если солнце в ствол свирели
      Мог ты гимном полонить —
      Ей верна, к родимой цели
      Поведет, потянет нить.
      Вы же, в темном Лабиринте
      Обитающие боги,
      Стерегущие пороги,
      Солнце алчные пленить,
      Умолений не отриньте;
      Дал певец, чего хотели
      Души тьмы, Вам — луч свирели,
      Гостю — солнечная нить.
       Ариадна
       (пробуждаясь в лунном луче)
      Что звучало так нaпевнo,
      Что молило так узывно,
      Что забилось вновь прерывно,
      Что опять встомилось жадно
      Сердце в персях дивно-сонных,
      Успокоенных усладно?
      Где я? В недрах темнолонных
      Подземельная царевна,
      Ариадна?.. Ариадна.
      — Он ушел, а ты — забылась
      (Ах, забвенье лишь отрадно!),
      Руку положив на темя:
      Пурпуром лазурь затмилась,
      Остров поплыл, стало время…
      Вот, я дома пробудилась…
      Милый, вновь ты, вновь мне ведом!
      Лев, ревнующий к победам
      Солнца,— бог, весенний дождь
      Иль Орфей, певучий вождь,—
      Ты — один, как я едина,
      Солнцева невеста сына.
      Дочь Миноса, на покой
      Я усталого склоняю,
      Темя тонкою рукой,
      Чаровница, осеняю.
      Сонный мой разымчив хмель;
      Я, как мать, приникну к сыну
      И из груди тихо выну
      Колыбельную кудель.
      Озарятся своды ярко,
      Буду солнце прясть, как Парка,
      Выпряду златую нить.
      Лишь взыграет на свирели
      Милый странник, вспыхнет нить.
      Он спасен… и вновь, у цели,
      Должен в солнечном пределе
      Деве ночи — изменить.

1

      Слепец, в тебя я верую,
          О, солнечная Лира,
          Чей рокот глубь эфира,
          Под пенье аонид,
      Колеблет правой мерою
          И мир мятежный строит,
          Меж тем как море воет
          И меч о меч звенит.
      Ты скована из золота,
          И падают, как пчелы,
          Журчащие Пактолы
          На жаркие рога…
      Удары слышу молота
          По наковальне Рока;
          Но славят свет с востока
          Верховные снега,
      За осью ось ломается
          У поворотной меты;
          Не буйные ль кометы
          Ристают средь полей?..
      А где-то разымается
          Застава золотая
          И кличет в небе стая
          Родимых лебедей,

2

      Есть Зевс над твердью — и в Эребе.
      Отвес греха в пучину брось,—
      От Бога в сердце к Богу в небе
      Струной протянутая Ось
      Поет «да будет» Отчей воле
      В кромешной тьме и в небеси:
      На Отчем стебле — колос в поле,
      И солнца — на Его оси.
      О, дай мне плыть, святая Лира,
      Средь мусикийского эфира
      Одною из согласных лун.
      Лишь на мгновенье, беззаконный,
      Слепой кометы бег уклонный
      Касается вселенских струн.
      Ристатель! Коль у нижней меты
      Квадриги звучной дрогнет ось,
      Твори спасения обеты,
      Бразды руби и путы сбрось.
      И у Пелопса ли возницы,
      У Ономая ли проси
      Для новых игрищ колесницы
      На адамантовой оси.
      О Ты, Кто в солнца нас поставил!
      Коль сын Твой прямо к полдню правил
      Пылающую четверню,
      Вдали блужданий Фаэтона
      Дай в розах млеющего лона
      Истаять медленному дню.

      Хмурый молчальник, опять бормочу втихомолку
                                              стихами:
      Хочет и каменный дуб майской листвой
                                           прозвенеть.
      Дремлет в чеканной броне под бореями бурными
                                                 зиму;
      Зеленью свежей весна в пологах темных сквозит.
      Черную ветвь разгляди: под металлом скорченных
                                               листьев
      Ржавой смеется тюрьме нежный и детский побег.

      Ласточки вьют свой уют под окошком;
      Зяблик слетает к рассыпанным крошкам
      В трапезной нашей. За дверью горят
      В садике розы: давно ль еще, вешний,
      Весь он белел алычой и черешней?
      Лишь кипарисы все тот же обряд,
      Смуглые, мерно склоняясь, творят.
      Что там, в оправе лиловых гликиний,
      Гладью сверкает алмазисто-синей?
      Смотрит Евксин сквозь ресницы чинар,
      Пестун лазурный Медеиных чар.
      Я под окрайнюю сяду чинару —
      Сонной мечтой убегающий парус
      В миф провожать, в розовеющий пар.

      Душно в комнате; не спится;
      Думы праздно бьют тревогу.
      Сонной влагой окропиться
      Вежды жаркие не могут.
      Сумраком не усыпленный,
      Взор вперяется во мглу.
      Что забрезжило в углу
      Зорькой трепетно-зеленой?
      Дух-волшебник ночи южной,
      Светлячок к окну прильнул,
      Словно в дом из тьмы наружной
      Гость с лампадой заглянул;
      Словно спутник снов бесплотный,
      Миг свиданья упреждая,
      Подал знак душе дремотной
      Упорхнуть в дубравы рая.

      Гнет и ломит ноша снега
           Кипарисы нежные,
      И корчует вал с разбега
           Грабы побережные.
      Все смесилось в тусклой хляби —
          Твердь и зыби вьюжные.
      Кто вас губит, кто вас грабит,
           Вертограды южные?
      И сквозь лязги волн и визги
           Племени Эолова
      Зевс гремит и плещет брызги
           Плавленного олова.
      Смертью ль мутные зеницы
           Водит над пучинами
      Ветхий Кронос, бледнолицый,
           Треплющий сединами?

      Ветер, пахнущий снегом и цветами,
      Налетел, засвистел в снастях и реях,
      Вырываясь из узкого ущелья
      На раздолье лазоревой равнины.
           Как Тритон, протрубил он клич веселья,
           Вздох весенний кавказского Борея,
           Вам, курносые, скользкие дельфины,
           Плясуны с крутогорбыми хребтами.
      На гостины скликал вас, на веснины,
      Стеклоокого табуны Нерея,
      С силой рвущийся в устье из ущелья
      Ветер, пахнущий снегом и цветами.

      В озера сходят небеса.
      По бирюзе однообразной
      Струятся россыпью алмазной
      Развязанные пояса.
      И мглятся зыбкой мглой леса,
      Как тлеет пепл в жаровне праздной.
      Колдует зной, котел кипит —
      Двоится марево природы.
      В гробу хрустальном дева спит,
      Над нею латник держит щит:
      Светилу дня так снятся воды,
      Водам — полуденные своды,—
      И дважды солнца лик слепит.

      На Зыхе нет ни виноградной
      В кистях лозы, ни инжиря:
      Все выжег зной, все выпил жадный;
      И в сакле я дремал прохладной
      До половины сентября.
      А перед саклею, горя
      Сафирами восточной славы,
      Текли Хвалынские струи.
      И милы стали мне твои,
      О Зых, возгорий плоских главы,
      Твой остов высохшей змеи
      Меж двух морей живой оправы,
      И солнцем пахнущие травы,
      И в белом камне колеи.

      Плоской чашей, розовой по краю,
      Лотос белый зыблется над Нилом,
      И чертят фламинго в синем небе
      Дуги света розовей Авроры.
      Этих красок юность помнят взоры,
      Мать-Земля себя подобной Гебе
      Видит в них, как в зеркале застылом,
      Обрученной суженому Раю.

      Два суженных зрачка — два темных обелиска,
      Рассекших золото пылающего диска,—
      В меня вперив, мой кот, как на заре Мемнон,
      Из недр рокочущих изводит сладкий стон.
      И сон, что семени в нем память сохранила,
      Мне снится: отмели медлительного Нила
      И в солнечном костре слепых от блеска дней
      Священная чреда идущих в шаг теней
      С повернутым ко мне и станом, и оплечьем,
      И с профилем зверей на теле человечьем,
      Подобья ястребов, шакалов, львиц, коров,
      Какими в дол глядит полдневный мрак богов…
      Очнись! Не Нил плескал, не сонный кот мурлыкал:
      Размерно бормоча, ты чары сам накликал.
      Ни пальм ленивых нет, ни друга мирных нег —
      А печи жаркий глаз да за окошком снег.

      Голых веток оснежен излом.
          Круглый месяц на дне
              Голубом.
      Ворон на ветке во сне
      Снег отряхает крылом.

      Ропот воли в сумраке полей
      Мусикийских темных чар милей.
      Пес провыл, и поезд прогремел.
      Ветр вздохнул,и воздух онемел.
      Лишь вода текучая журчит.
      Тайна звездоустая молчит.
      В черных складках ночи сладко мне
      Невидимкой реять в тишине,
      Не своей тоскою тосковать,
      Трепет сердца с дрожью звезд сливать.

      Повсюду гость и чужанин,
      И с Музой века безземелен,
      Скворешниц вольных гражданин,
      Беспочвенно я запределен,
      И по-иному луг мне зелен,
      Журчит иначе студенец
      Под сенницей лесных молелен,
      Чем жнице ль, пастушку ль овец,
      Микулам, сельским уроженцам,
      Поднявшим ралами поля…
      Но и скитальцам, отщепенцам
      Ты мать родимая, Земля.
      И в одиночестве, в пустыне,
      В смарагдовой твоей раине,
      Едва склонюсь к тебе, дремля,—
      Ты шепчешь, сонный мох стеля,
      О колыбеле, о святыне.

Запев

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

Прощальная

      Поля порожнего
      Вдовое пожниво;
      Раменье ржавое;
      Гроздье кровавое;
      Бурые ворохи;
      Шепоты, шорохи;
      В ветошах осени
      Царственной — просини,
      В нищенских — яркие;
      Синью сквозь жаркие
      Клены сходящий хлад —
         Смерти возврат.

      Пел «Свете тихий»,— длясь,— в парчах осенних
                                               день.
      По рыжим пожнивам тянулась наша тень,
      Когда из смуглых рощ отзвучием металла
      Убийца звонкая далече прозвучала.
      И вскоре нас покрыл сквозной зеленый кров
      Огнистым проливнем закапанных дубов,
      Узорчатый шатер ветвей перекрученных,
      Наитье пращуров, секире обреченных;
      Радушно старые кивали нам челом,
      Из вещих шелестов слагая свой псалом;
      Но стыд нам запрещал с доверием взаимным
      Возлечь на мягкий мох к столам гостеприимным,
      Где незапамятных струился мед гостин
      В ковши червонные из солнечных братин.

      Какой прозрачный блеск! Печаль и тишина…
      Как будто над землей незримая жена,
      Весы хрустальные склоняя с поднебесья,
      Лелеет хрупкое мгновенье равновесья;
      Но каждый желтый лист, слетающий с древес,
      На чашу золота слагая легкий вес,
      Грозит перекачнуть к могиле хладной света
      Дары Прощальные исполненного лета.

      О том, как светят нивы,
      Дымясь при ветерке,
      И лунные извивы
      Колышатся в реке,
      О том, как в слезном блеске
      В сквозистый никнут пар
      Алмазные подвески
      Полуночных тиар,—
      Я мог бы петь, и Муза
      Из слитных голосов
      Вселенского союза
      Доносит хрупкий зов
      То шороха и треска
      И вздоха в тростниках,
      То шелеста и плеска
      На блещущих песках.
      Я мог бы петь, как в прятки
      Играет с Ночью Бог,
      Свои звездам загадки
      Загадывать бы мог.
      Но тем ли сердце живо,
      Пока обречено
      Отдельного порыва,
      Стуча, ковать звено?
      К чему с душой ночною
      Шептаться стал бы я,
      Пока дремлю дневною
      Дремотой бытия?
      Сонливца смерть разбудит
      И с ночью день сольет,
      И, песней став, забудет
      Душа, о чем поет.
      Уйми же, Муза, трепет
      Восторженной души,
      Настойчивый свой лепет
      Забвеньем заглуши!
      И не зови к слиянью
      Отторженную грудь;
      Дай смертному сознанью
      Кольцо свое сомкнуть.

      Я вёсел подолгу не трогаю:
          Под смутный лепет забытья
      Скользит единою дорогою
          Моя попутная ладья
      Со всею медленно влачащейся
          Громадой усыпленных вод;
      А там — с Медведицей лучащейся
          Плывет огромный небосвод.
      Но лишь на бреге померещится
          Родная тень заветных стран
      И птицей сердце затрепещется,
          Чтоб вновь упасть, узнав обман,—
      Что с плачем у кормы расплещется?..
          Поодаль, отмелью пологою,
      Влачась, кивает мне туман.

      Тот вправе говорить: «Я жил»,
      Кто знает милую могилу;
      Он в землю верную вложил
      Любви нерасточенной силу.
      Не оскудеет в нем печаль,
      Зато и жизнь не оскудеет;
      И чем он дольше сиротеет,
      Тем видит явственнее даль.
      Бессмертие ль? О том ни слова.
      Но чувствует его тоска,
      Что реет к родникам былого
      Времен возвратная река.

      По опавшим листьям шелестит
      Чей-то шаг… Кто медлит и грустит
      Надо мной, таясь в безлюдном парке?
      Суеверным ухом я ловлю
      В шуме ветра бледное «люблю»…
      Долу мрак; а звезды гневно-ярки.
      Жутко мне биенье жарких жил
      И застылость зоркая светил…
      Словно я лежу, смертельно ранен,
      В темном поле; бой вдали кипит;
      На меня ленивый дождь кропит;
      И не бой, а дождь ленивый странен.

      Не оттепель смутой унылой
      Безлистые ветви трепала:
      С отчаяньем бурным упала
      Весна на погост белокрылый.
      Рвалась в усыпальницы плена
      И саваны с плит разметала,
      Глашатаем черным летала:
      «Проснитесь до нового тлена!»
      К поблеклой, пониклой могиле
      Прильнул я в смятенье пугливом,
      С призывом противоречивым:
      «Не верь возмущающей силе!
      Живая в жилище бесплотных,
      Спи в гробе — иль встань на мгновенье,
      Чтоб этого сердца биенье
      Укрыть на истлевших полотнах!»
      И вдруг укрепительным чудом
      Дохнуло из гробных преддверий:
      Как будто железо артерий
      Магнитным откликнулось рудам.
      И дух окольчужился сталью,
      И страх обернулся весельем;
      Предстала земля новосельем,
      И миг опоясался далью:
      Как будто на горном отвесе
      Завидел я с низменной мели
      Любимую в огненном теле
      И слышал: «Христос Воскресе!»

1 СОМНЕНИЕ

2 РАЗМОЛВКА

3 MADONNA DELLA NEVE

4 ДИТЯ ВЕРШИН

5 РУЧЕЙ

1 «Когда колышет хвою…»

2 «Злак высох. Молкнул гром желанный…»

3 «Темнело. Мимо шли. Привалом…»

4 «Я видел сон в то лето пред войной…»

1

2

      Старина, еще мы дюжи мыкать
      По свету скитальцев русских долю,
      В рубище всечеловеков кликать
      Духов День, Финиста-птицу, Волю.
      На Руси ты знал тюрьму, поместье,
      Мысли рукоплещущую младость;
      Бранником — отечества бесчестье;
      Беженцем — ученых бдений сладость.
      Все в тебе, чем в недрах Русь богата,
      Буйствовало; ты мотал богатство,
      Как во мне, ином, узнал ты брата?
      Освятила Муза наше братство.
      Странствие разводит нас и сводит;
      Встреча — длинной сказки продолженье;
      Свидимся — в нас древний хмель забродит
      И кипит ключом воображенье.

      В глухой стене проломанная дверь,
      И груды развороченных камней,
      И брошенный на них железный лом,
      И глубина, разверстая за ней,
      И белый прах, развеянный кругом,—
      Всё — голос Бога: «Воскресенью верь».

      Ночь златокрылая! Тебе вослед пытает
      Мой дух упругость крыл, но вскоре прилетает
      На край своей души, как голубь к чаше вод,
      И видит: тот же в ней, далече, небосвод
      Переливается Голкондою жемчужин…
      И не доклюнет он до дна, и — безоружен —
      Тайноязычное следит в звездах и в ней,
      Двоенье знамений и переклик огней,
      Как бы взаимный лад и некий сговор женский
      Молчальницы-души с Молчальницей вселенской.

      Личину обветшалую,
          Притворствуя, ношу:
      Весною небывалою
          Предчувственно дышу.
      Растет во мне крылатое,
          И юное растет;
      А прежнее, распятое,
          Спадает и спадет.
      Тебе письмо разводное,
          Моя старуха-плоть,
      Мне — странствие свободное,
          Наследнику — милоть.
      Кого вы помнить будете,
          Навек забуду я.
      Бежал, кого осудите,
          В безвестные края.
      Чье имя с крыш вострубите,
          Укрылся под чужим.
      Кого и ныне любите,
          Уж мною не любим.

      Всё прошло далеким сном;
      В беспредельном и ночном
      Утонул, измлел, как снег,
          Прежний брег…
      Или наши корабли
      Тихомолком вдаль ушли,
      Вверя ветру вольный бег?
          Поплыл брег,
      Где — в тумане, за кормой,—
      Ариадниной дремой
      Усыпленная, жива
          Жизнь-вдова,
      Где — за мглистою каймой,—
      Обуянная дремой,
      Жизнь былая ждет, тиха,
          Жениха…
      Не из наших ли измен
      Мы себе сковали плен,
      Тот, что Временем зовет
          Смертный род?
      Время нас, как ветер, мчит,
      Разлучая, разлучит,—
      Хвост змеиный в пасть вберет
          И умрет.

      Любовь не знает страха,
      И Бог наш — Бог живых.
      Бетховена и Баха
      В гармониях родных
      Залетные отзвучья
      Иных миров лови
      И в снах благополучья
      Другого не зови.
      Игрою мусикийской
      Над жизнью поднята,
      Как пальма над Ливийской
      Пустыней, ты — свята,
      Поет родник гремучий
      У жаждущих корней,
      И шепчется летучий
      О небе ветер с ней.
      И птица не свивает
      Птенцам уютных гнезд,
      Где тяжкий созревает
      Небесным хлебом грозд.
      Но, Феникс, слыша шорох
      Воздушного шатра,
      На древо сложит ворох
      Горючего костра.

      На ткани жизни повседневной
      Пробьется золотая нить,
      Чтоб озарить весь строй душевный
      И дальнее соединить.
      Мелькнет — и вновь челнок выводит
      Событий медленный узор,
      И вновь концы с началом сводит
      Судеб и воли договор.
      И ткется доля роковая
      В согласьи следствий и причин…
      И гостья та, та весть живая,
      Как дикий колос, чужанин.
      Она безродна и случайна;
      Как дар нечаянный — нежна,
      Знать, сердце, — солнечная тайна
      В основу ткани вплетена.
      И, может быть, блеснет изнанка,
      Как заревые облака,
      Когда художница-беглянка
      Прервет снованье челнока.

      Солнце, сияя, теплом излучается:
      Счастливо сердце, когда расточается.
          Счастлив, кто так даровит
      Щедрой любовью, что светлому чается,
      Будто со всем он живым обручается,
          Счастлив, кто жив и живит.
      Счастье не то, что годиной случается
      И с мимолетной годиной кончается:
          Счастья не жди, не лови.
      Дух, как на царство, на счастье венчается,
      В счастье, как в солнце, навек облачается:
          Счастье — победа любви.

      Стоят пред очами сгоревшие лета.
      Была моя жизнь благодатно согрета
      Дыханием близким живого тепла,
      Невидимым светом из глуби светла.
      И счастлив я был иль щадим и лелеем,
      Как тот, что помазан священным елеем,
      Но должен таиться и слыть пастухом,
      Слагающим песни в ущельи глухом.
      Лишь ныне я понял, святая Пощада,
      Что каждая лет миновавших услада
      В устах была мед, а во чреве — полынь
      И в кущу глядело безумье пустынь.
      Я вижу с порога высоких святилищ,
      Что вел меня путь лабиринтом чистилищ,
      И знаю впервые, каким палачам
      В бесчувственном теле был отдан я сам;
      Каким причастился я огненным пыткам,
      Чья память смывалась волшебным напитком,—
      Затем, чтобы в тихом горении дней
      Богач становился бедней и бедней.

      И твой гиметский мед ужель меня пресытил?
      Из рощи миртовой кто твой кумир похитил?
      Иль в вещем ужасе я сам его разбил?
      Ужели я тебя, Эллада, разлюбил?
      Но, духом обнищав, твоей не знал я ласки,
      И жутки стали мне души недвижной маски,
      И тел надменных свет, и дум Эвклидов строй.
      Когда ж, подземных флейт разымчивой игрой
      В урочный час ожив, личины полой очи
      Мятежною тоской неукротимой Ночи,
      Как встарь, исполнились — я слышал с неба зов:
      «Покинь, служитель, храм украшенный бесов».
      И я бежал, и ем в предгорьях Фиваиды
      Молчанья дикий мед и жесткие акриды.

      В ночи звучащей и горящей,
      Бесшумно рухнув, мой затвор,
      Пронизан славой тверди зрящей,
      В сквозной сливается шатер.
      Лохмотья ветерок колышет;
      Спят овцы; слушает пастух,
      Глядит на звезды; небо дышит,—
      И слышит, и не слышит слух…
      Воскресло ль зримое когда-то
      Пред тем, как я родился слеп:
      И ребра каменного ската
      В мерцаньи звездном, и вертеп?..
      Земля несет под сердцем бремя
      Девятый месяц — днесь, как встарь,—
      Пещерою зияет время…
      Поют рождественский тропарь.

ЯВНАЯ ТАЙНА

СОН

ПОРОГ СОЗНАНИЯ

ПАМЯТИ СКРЯБИНА

НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ

ПАРИЖ

ЯЗЫК

1 «Скрипят полозья. Светел мертвый снег…»

2 «Незримый вождь глухих моих дорог…»

3 «Зима души. Косым издалека…»

4 «Преполовилась темная зима…»

5 «Рыскучий волхв, вор лютый, серый волк…»

6 «Ночь новолунья, А мороз, лютей…»

7 «Как месячно и бело на дорогах…»

8 «Худую кровлю треплет ветр, и гулок…»

9 «Твое именованье — Сиротство…»

10 «Бездомных, Боже, приюти! Нора…»

11 «Далече ухнет в поле ветр ночной…»

12 «То жизнь — иль сон предутренний, когда…»

1 «Вновь, арок древних верный пилигрим…»

2 «Держа коней строптивых под уздцы…»

3 «Пел Пиндар, лебедь: „Нет под солнцем блага…“»

4 «Окаменев под чарами журчанья…»

5 «Двустворку на хвостах клубок дельфиний…»

6 «Через плечо слагая черепах…»

7 «Спит водоем осенний, окроплен…»

8 «Весть мощных вод и в веяньи прохлады…»

9 «Пью медленно медвяный солнца свет…»

1 СТАРОСЕЛЬЕ

2 «И вдруг умолкли… Рушит лом…»

1 «Великое бессмертья хочет…»

2 «Мне в осень сон приснился странный…»

3 «Тебе завет, потомок мой…»

4 «Как древний рай покрыла схима…»

5 «В стенах, ограде римской славы…»

6 «Всё бес назойливый хлопочет…»

7 «Густой, пахучий вешний клей…»

8 «Земля белее полотна…»

9 «У лукоморья дуб зеленый…»

10 «Любовью сердце в нас живимо…»

11 «Когда б лучами, не речами…»

12 «Понесшая под сердцем плод…»

1 «Опушилися мимозы…»

2 «Милы сретенские свечи…»

3 «И поэт чему-то учит…»

4 «Даром жизни скоротечной…»

5 «К неофитам у порога…»

6 «Подмывает волна…»

7 ВЕЛИСАРИЙ-СЛЕПЕЦ

8 «Nudus salta! Цель искусства…»

9 «Не мне, надвинув на седины…»

10 «Хирурги белые, склонясь к долине слез…»

11 ДВА ВОРОНА

12 «Поэзия, ты — слова день седьмой…»

13 «Я посох мой доверил Богу…»

1 «Март, купель моих крестин…»

2 «Налет, подобный трус…»

3 «Себя надменно не кори…»

4 «Тебе, заоблачный Пегас…»

5 «Жизнь, грешница святая…»

6 «Детству снящиеся смутно…»

7 «Поздние Зимы отместки…»

8 «Зачем, о Просперо волшебный…»

1 «За ветром, в первый день Апреля…»

2 LETHAEA

3 «Ясмины дышат, белые левкои…»

4 «Когда б не развязались чресла…»

5 «Рассеян скудно по вселенной…»

6 «Если белый цвет и черный…»

7 «Зверь щетинится с испугу…»

8 «Различны прежде были меры…»

9 «Тебя, кого всю жизнь я славил…»

10 «Твоих мелодий и созвучий…»

11 «Гляжу с любовию на Вас…»

12 «Как быстрых мыслью ионян…»

1 «В розах Май Тебе, Мария…»

2 «Так, вся на полосе подвижной…»

3 «Оракул муз который век…»

4 «Зачем, о дали, голубея…»

5 «Есть в жизни крестные мгновенья…»

6 «Широкие реки текут…»

7 «Кому речь эллинов темна…»

8 «Ты жив ли, друг? Зачем во сне…»

9 «Европа — утра хмурый холод…»

10 «Затем ли в полумрак древесный…»

1 «Нисходят в душу лики чуждых сил…»

2 НЕМЦЫ УШЛИ

3 «Затаеннее Природа…»

4 «Аль и впрямь вернулись лета…»

5 «События массивные, из тех…»

6 «И правоверный Кальдерон…»

7 «Вечный город! Снова танки…»

8 «Звезды, тайные магниты…»

1 «Чу, жаркий рык… Созвездье Льва…»

2 «Я зябок, хил: переживу ль…»

3 «Укромной кельи домосед…»

4 «Слепительный срезает серп…»

5 «Разрушил в бегстве Гот злорадный…»

6 «Титан, распятый в колесе…»

7 «Глубь воды меня во сне манила…»

8 «Жил царь в далекой Фуле…»

9 «Четыредесять и четыре…»

10 «Каникула… Голубизной…»

11 «Каникула, иль песья бесь…»

1 «В ночь звездопад днем солнце парит…»

2 «Едва медовый справлен Спас…»

3 «С тех пор как путник у креста…»

4 «Все никнут — ропщут на широкко…»

5 «Коль правда, что душа, пред тем…»

6 «У темной Знаменья иконы, в ночь, елей…»

7 «Идти куда глядят глаза…»

8 «Рубиться ныне бы, Денис…»

9 «Не медлит солнце в небесах…»

10 TODO NADA

11 «И я был чадо многих слез…»

1 «Ликуя, топчет спелый грозд…»

2 «Как паутина истонченных…»

3 «Лютый век! Убийством Каин…»

4 «Слышу в церкви: „Кто не любит Бога…“»

5 «Ты на пути к вратам Дамаска…»

6 «Став пред врагом, лицом к лицу…»

7 «Языков правду, христиане…»

1 «Скорпий жалит с небосклона…»

2 «Жди, пожди зари неспешной…»

3 «Таинник Ночи, Тютчев нежный…»

4 «Как в дни октябрьские прекрасен…»

5 «Рассказать — так не поверишь…»

6 «Шепчет: „Светом повеяло…“»

1 «Усопших день, всех душ поминки…»

2 «Станет шар земной теснее…»

3 КИПАРИСЫ
диптих

4 «Лесов мутнеющий свинец…»

5 «Три брата есть; Благоговенье…»

6 VIA APPIA

7 «Бегут навстречу дни…»

8 «Некто смерти так боялся (слушал…»

9 «Аллеи сфинксов созидал…»

1 «Жизнь и дыханье сада…»

2 НА ВЫСТАВКЕ КАРТИН СТАРИННЫХ МАСТЕРОВ

3 «И снова ты пред взором видящим…»

4 «Любви доколе…»

5 «Вы, чьи резец, палитра, лира…»

6 «Порывистый, простосердечный…»

7 «Прощай, лирический мой Год…»