Он с замком.- Принял портфель, положил в него карту и отдал капитан- лейтенанту.- Отнеси, голубчик, в нашу комнату да постереги. Я возьму его перед заседанием, а то, не дай бог, опять откроют...- Распорядившись, Александр Михайлович пошёл навстречу Развозовской и Ахончевой:- И как всегда, очаровательные, прямо подсудные туалеты! Несомненно, Нина Юлиановна, конгресс, увидя вашу пушистую шляпку, забудет о Бессарабии и станет думать о вас. А ваше платье просто певуче, Ирина Ивановна. Ах, зачем я сделался дипломатом, мне б надо было стать портным! Кроить шёлк куда приятнее, чем перекраивать Европу!
      Ирина Ивановна тревожно поинтересовалась:
      - А платье моё не чересчур ли радостно, ваша светлость? Не слишком ли много розового?
      - Если вы принесли документ, то как раз в пору, Ирина Ивановна.
      Ему ответила Развозовская:
      - Мы принесли точную копию документа, ваша светлость.
      - А оригинал?
      - В последний момент граф Андраши почувствовал что-то неладное и начал носить документ с собой...
      - Несчастный граф! - засмеялся Горчаков.- Вам не совсем удобно сказать, где граф носит этот документ?
      - Кажется, во внутреннем жилетном кармане мундира, ваша светлость.Горчаков всё продолжал хохотать, слушая Развозовскую.- Но это совсем не смешно, ваша светлость. Оттуда не легко добыть документ!
      - В таких случаях самое важное узнать, где документ хранится, а всё остальное пустяки. Надеюсь во время заседания получить от вас подлинник документа. Иначе вам придется нарядиться в самые мрачные, чёрные, платья. И вам, Нина Юлиановна, не вернуться в Петербург вместе с капитан-лейтенантом Ахончевым...
      Теперь смеялась Развозовская:
      - Наши весёлые платья натолкнули вас, ваша светлость, на весёлые мысли.
      Александр Михайлович произнёс серьёзно:
      - Платье более, чем что-либо, наталкивает на истину, сударыня.- И к Ирине Ивановне:- Вам тогда тоже не заботиться больше, вполне матерински, о названном вашем сыне капитан-лейтенанте. Короче говоря, капитан-лейтенант обнаружит Наталию Тайсич в Берлине, а вы направитесь в Париж, чтобы познакомиться с салоном Гамбетты.
      Развозовская сделала шутливый реверанс:
      - О, документ будет у вас, ваша светлость!
      Ирина Ивановна также подтвердила:
      - Мы постараемся помочь уснуть графу Андраши, а перед сном он расстегнёт жилет, ваша светлость. Он такой неосторожный, этот граф Андраши!
      Горчаков думал, глядя им вслед: "Бедные мои труженицы. Вы и не понимаете, как вы неосторожны, вы играете с любовью. Это наитруднейшая игра в жизни, мои дорогие пчёлки. В ней даже боги проигрывали".
      В зал вошли Бисмарк и Ваддингтон, они встали возле окна, распахнутого на улицу.
      - Какой красавец! И какое великолепное седло! - восторгался Бисмарк, глядя вниз.
      - Скульптурный конь,- отозвался Ваддинггон.- Так вы, ваша светлость, говорите, что речь идёт...
      - Речь идёт о заключении между державами Средней Европы союза дружбы, который далеко бы оставил за собою по искренности и значению все дотоле известные союзы и начал бы новую эру в жизни Европы. Пора нам подумать о мире!
      - О, и как пора!
      - В продолжение целых двух столетий государства Средней Европы ведут ожесточенные войны.
      - Поводы: ничтожные предметы, лоскутки земли.
      - Я рад, что вы, дорогой министр, понимаете меня. Ведь, невзирая на одержанные победы или на претерплённые поражения, пропорция сил между главными бойцами - Германией, Австрией и Францией - остается без изменений. Зрелище это невольно напоминает длившиеся сорок лет междоусобия афинян и спартанцев...
      - Известное под названием Пелопоннесской войны! - подхватил Ваддинггон.
      - О, вы прекрасный археолог и знаете это лучше меня! Не мне напоминать вам, дорогой министр, что Пелопоннесские войны погубили Элладу и впоследствии самими греками признаны были актом безумия. Точно таким же образом ни Франция, ни Австрия, ни Германия не извлекали из междоусобных войн ни малейшей выгоды. Оставался один ущерб. Этот ущерб заключался в том, что, пока они боролись между собою, Россия и Англия воспользовались случаем, чтобы воздвигнуть свою чудовищную мысль. С несравненно меньшим напряжением сил Россия и Англия поделили мир, тогда как Германия, Франция и Австрия, представляющие на земле высшую сумму образования, культуры и вещественных сил, лишились своей доли господства над морями и сообща были стеснены в развитии своего влияния и владычества.
      - Однако, ваша светлость...
      Бисмарк продолжал горячо:
      - Ныне настало время для держав Средней Европы либо смело и мужественно вмешаться в судьбы Вселенной, либо окончательно снизойти на степень второстепенных государств! Иначе продолжение поединка между Францией и Германией и в каждой стычке - выигрыш на стороне Англии и России, потому что, как я теперь отчётливо вижу, безумно рассчитывать на антагонизм между англичанами и русскими, которые не преминут поделить между собою мир!
      - Что же вы предлагаете, ваша светлость?
      - Вы уже слышали моё предложение, дорогой министр. Союз! Только Франция, Германия и Австрия предотвратят опасность, грозящую миру от России, и облагодетельствуют все народы, алчущие благ цивилизации. Основанием соглашения трёх держав будет решение не дозволять России присвоить себе ни пяди земли на Балканах, а в частности Бессарабию...- Говорил он всё горячее и горячее, глаза Бисмарка пылали.- Когда вся нынешняя европейская Турция достанется немцам, французам и австрийцам, которые не замедлят проложить себе путь и в Малую Азию, и на острова архипелага, где вы сколько вам угодно сможете заниматься археологическими изысканиями, дорогой академик, потому что мы возбудим эти местности к новой жизни и пожнём в них обильные и богатые плоды.
      - Но Эльзас-Лотарингия...
      - Ввиду подобных интересов, имеющих всемирно-историческое значение, спор из-за Эльзас-Лотарингии представляется жалким и ничтожным. Германия найдёт меры, чтобы залечить раны самолюбия своих союзников, будь то французы или кто другой. Сейчас главное - Бессарабия, дорогой министр... Я уверен, что вы не отдадите её русским. Извините, меня ждут.
      Ваддингтон постоял в задумчивости, потом повернулся и двинулся к выходу, в дверях он столкнулся с Биконсфильдом. Тот спросил загадочно:
      - Прекрасный конь, не правда ли? - И Биконсфильд указал в сторону распахнутого окна.- Бисмарк говорил вам о тунисских полях?
      - О, и о тройке, которая должна везти Европу!
      - Русский конь отпряжён?
      - Так же, как и английский, сэр.
      - По плодам судят о дереве. Территориальная бескорыстность Бисмарка слова, слова, а социалисты уничтожаются им для того, чтобы бесцеремонно требовать от рейхстага кредиты. А кредиты - это орудия, орудия, орудия! Я вижу отчётливо, что из орудий сооружает Бисмарк железные объятия для этой несчастной Австрии и что обе страны задохнутся в этих объятиях.
      - Ваши мысли заметно изменились, дорогой сэр?
      - Да, и вам не очень хочется заниматься археологией совместно с Бисмарком, дорогой академик?
      - Разумеется, многое зависит от того, что скажет князь Горчаков на заседании.
      - А того более перед заседанием.- Биконсфильд наклонился к своему собеседнику и сказал тихо, чтобы только тот услышал его:- Мои офицеры видели карту русских уступок... Пойдёмте отсюда куда-нибудь в более тихое место...
      Уходя, они видели, как с разных сторон в зал вошли граф Андраши и князь Горчаков, они успели услышать, что Александр Михайлович воскликнул, обращаясь к Андраши:
      - Чудесный конь! Оказывается, я не умею обращаться с такими конями, граф. Вы на меня не обиделись, что я уступил его турецкому министру? Он такой великолепный наездник и так любит коней!
      - Если б не вам, то лишь паше Кара-Теодори я мог бы уступить с радостью этого коня, ваша светлость.
      Горчаков в тон Андраши принялся расхваливать уступленный подарок:
      - А круп! Такой круп только бы печатать на ассигнациях, Ах, милый граф! Я долго думал, чем бы мне отблагодарить вас за этот бесценный подарок, за этого коня. Оружие? Драгоценности? Картины? Борзые собаки? Всё это у вас в избытке, всем этим вы пресыщены в вашей необычайно богатой и счастливой стране.
      - Весьма тронут вашими словами, ваша светлость. Ваши слова - полное мне вознаграждение, ваша светлость.
      - А я скажу вам откровенно, прямо - замучался. Но наконец я придумал. Я решил вам оказать драгоценную услугу, которая дороже любых алмазов, картин, оружия.
      - Что же это за услуга, ваша светлость?
      - Ах, в Европе сейчас так развилась идея политического убийства, она принимает эпидемический характер. За короткий срок, например перед нашим конгрессом, были два покушения на германского императора, одно - против итальянского, одно - против испанского. У нас Вера Засулич стреляет в генерала Трепова. В Берлине малое осадное положение, в Петербурге - большое. Даже меня славянофилы за уступки на Берлинском конгрессе обещают убить...
      - Всё это крайне прискорбно, ваша светлость, но?..
      - И вот в это время вы носите в жилетном кармане вашего мундира необыкновенно ценный документ.
      - Какой документ?
      - Планы "молодых германцев", изложенные рукою Бисмарка для императора Франца-Иосифа.
      - Ваша светлость! Вы введены в заблуждение?
      - Такой документ опасно носить с собой. А вдруг в вас выстрелят? Вы убиты. Вас раздевают. Здесь присутствуют репортеры... Нет, вам надо бы посоветоваться по этому поводу с кем-нибудь! Вы молоды ещё, неопытны ещё. Не хотите со мной, посоветуйтесь с лордом Биконсфильдом, покажите ему документ, Уверяю вас, что это лучший способ спасти не только свою жизнь или министерский портфель, но и жизнь своей страны...
      - Ваша светлость! - воскликнул Андраши, осенённый мыслью.- Князь! Я лишь сейчас понял. Бисмарк, предлагая вам союз против Австрии, ссылался на этот документ, как на махинацию, благодаря которой внимание австрийского кабинета им усыплено?
      - Вы столь сообразительны, граф, что вам не нужно подсказывать разгадку.
      - Я буду размышлять. Но почти с уверенностью скажу, что свой голос сегодня отдам вам, ваша светлость.
      "Оказывается, в кузов лезут не одни грузди",- Горчаков видел перед собой спину уходящего Андраши, потом её заслонила представительная фигура Кара-Теодори-паши.
      - Рад вас приветствовать, ваше превосходительство. И у вас и у вашего коня удивительно свежий и бодрый вид сегодня,- сказал Александр Михайлович.
      Турок низко наклонил голову:
      - Этот конь уже не принадлежит мне, ваша светлость.
      - Вот как? Удивительно легкий ход у этого коня, Вы его переуступили кому-нибудь?
      - Только вам, ваша светлость, только вам! После того, как я получил ваше неслыханно любезное письмо, я решил, что сердце моё не способно вынести радости от двух таких удивительных подарков. Я решил: слова, начертанные вашим драгоценным пером, останутся у меня, а мою признательность отвезёт вам ваш конь Август, Преклоняясь, прошу принять обратно коня, и это седло, и этот чепрак, и эту уздечку...
      - Вы, дорогой паша, лучше меня знаете восточные обычаи, и мне ли говорить вам, что подарки не возвращаются обратно?
      - Подарки не возвращаются, но этот конь - почти родное существо вам, почти сын! Не обижайте меня, ваша светлость! - засмеялся Кара-Теодори-паша.В случае отказа у меня будет единственный повод голосовать против возвращения вам Бессарабии.- Сладкая, восточная улыбка ещё более расплылась по его лицу, турок снова поклонился и отошёл.
      "Умница. Почему это у нас с Германией дружба не выходит, а с Турцией хоть и выходит, но всегда быстро кончается? Я думаю, потому, что скверные сигары скоро тухнут, а хорошие - скоро выкуриваются",- Горчаков сел на своё место за столом конференции.
      Уселись и уполномоченные европейских держав.
      - Открываю дневное заседание конгресса,- торжественно и мрачно провозгласил Бисмарк.- Введите румынских делегатов.- И обратился к ним, когда двое румынских уполномоченных вошли:- Конгресс просит вас, господа, высказать мнение правительства Румынии о касающихся вас пунктах Сан-Стефанского договора, которые конгресс обсуждает, считая их со стороны России чрезмерными.
      Горчаков шепнул англичанам:
      - Князь Бисмарк хочет сказать, что на конгрессе пожнёшь и то, чего не посеял.
      Ответом был тихий смех.
      Бисмарк возразил, не глядя на Горчакова, но повернув лицо в его сторону:
      - Главная привилегия гениальных людей та, что случайные бессмыслицы, сказанные ими, и те считаются мудростью.
      - Вы правы, князь.- Александр Михайлович также не глядел на Бисмарка.Талант есть способность верно передавать то, чего не чувствуешь.
      Ваддингтон склонился к соседу:
      - Будет буря.
      - И большая,- поёжился итальянский уполномоченный.
      Биконсфильд обратился к Андраши:
      - Ветер крепчает, поверьте мне, мы, мореплаватели, это знаем.
      - Некоторые, которые умеют тонуть на суше, тоже знают это превосходно.Андраши покачал головой,
      - Тсс, господа! - Бисмарк затем обратился к румынским уполномоченным:Что же вы? Прошу.
      - Господа, высокоуполномоченные Европы! Прежде всего мы душевно благодарим вас за желание надлежащим образом выслушать румынских делегатов в ту минуту, когда конгресс совещается о Рум:ынии. Мы видим в этом счастливое предзнаменование успеху нашего дела. Мы ограничимся изложением прав и желаний Румынии. Парижский договор 1856 года справедливо возвратил нам Бессарабию. Нынешнее же стремление России получить обратно Бессарабию мы рассматриваем как прискорбное потрясение для Румынии, как испытание её веры в Европу, в будущее. Мы принимаем на себя почтительную смелость повергнуть это рассуждение высокому вниманию великого европейского совета справедливости и благоволению великих держав, коих вы, господа, именитые представители.
      - Господа уполномоченные держав желают задать вопросы? - Обращение Бисмарка было встречено молчанием.- Господа уполномоченные держав так горячо интересовались этим делом... Нет вопросов? - Опять молчание.- Конгресс добросовестно рассмотрит замечания, представленные румынскими делегатами. До свидания, господа.
      Когда румынские делегаты ушли, Бисмарк продолжил:
      - Атмосфера несколько накалена, вы не находите, господа?
      И приказал секретарям:
      - Не заносите этого в протокол.
      Он сказал почти непринужденно:
      - Однажды на охоте в Финляндии...
      Горчаков встал.
      - Румыны совершенно не правы.
      - Простите, ваша светлость, но я не давал вам слова.
      - Я подумал, что вы уехали на охоту, вот и заговорил. Но уж если Россия заговорила, то потрудитесь послушать, господа! Румынский делегат повергнул вашему вниманию, господа, свои рассуждения по поводу того, что отторжение русских земель от России помешает мирному развитию Румынии. И, как ни странно это говорить, румынский делегат прав. Так научили его понимать слово "мир" все те, кто понимает его так благодаря господству в них чувств эгоизма и людоедства. Да, господа уполномоченные Европы, времена людоедства приближаются, Посмотрите! Что такое мир? Понятие мира предполагает понятие спокойствия. А в Европе всё неспокойно. Понятие мира предполагает чувство доверия и безопасности. А в Европе все всех опасаются и все всех подозревают. Понятие мира, наконец, предполагает порядок. А европейские народы, как древние иудеи при постройке своего храма, работают с мечом в одной руке и с инструментом своего труда в другой. Даже вот это священное место, место, куда мы собрались говорить искренне о деле мира, превращается порой не в конгресс, а в шарлатанство...
      - Осторожней, ваша светлость! Перед вами не татары, а представители Европы,- предупредил Бисмарк.
      - Мы, русские,- возразил Горчаков,- чрезвычайно осторожны, и свою осторожность мы показали здесь, сделав вам такие уступки, которые показались бы даже, может быть, признаком нашей неосторожности в обращении с понятием "Россия". В таком случае разрешите мне развить это понятие, как я выше развил понятие мира. Уполномоченные нашей страны заявляют вам, господин председатель, и вам, господа делегаты, что ныне волею и сердцем России вызваны к жизни славянские народы, которые вместе с Россией будут бороться за мир и жизнь, изменять ради того свою жизнь и, если понадобится, жизнь Европы. Вот почему мы приехали сюда, не боясь ничего, потому что, какие б нам здесь трактаты ни навязывали, славянские народы пробуждены к творчеству и жизни и творчески изменят жизнь Европы, повторяю, если понадобится. Такой конгресс, как этот, возможен лишь в том случае, если у победителя есть желание творчества. Ведь не было конгресса, когда вы, господин председатель, в 1866 году разгромили Австрию или в 1870 - 1871 годах разрушали города и села Франции...- В зале поднялся шум. Александр Михайлович не возвышал голоса, но его было хорошо слышно.- Не было потому, что вы знали- штык не изменит лица Европы, а только вызовет войны...
      Шум ещё более усилился, будто в зале взлетели сразу многие сотни птиц, чем-то спугнутые, и теперь бьют крыльями, кружатся под высоким, державным потолком.
      Андраши приказал секретарям:
      - Не занесите этого в протокол!
      Ваддинггон услышал его слова и воскликнул:
      - Заносите это в протокол!
      Биконсфильд кивал головой, все повторяя:
      - Очень красиво, очень смело. Браво, браво!
      - Дайте ему говорить, браво! - снова воскликнул Ваддингтон. Голоса присоединились к его голосу:
      - Просим, просим!
      И снова говорил Горчаков:
      - Поэтому только в видах мира Россия после короткой и победоносной войны прибыла на этот конгресс, без которого, повторяю, как в 1866-м...Опять шум и крики попытались прервать его речь.- Господа, я вижу, мною потревожены ваши больные воспоминания? Тогда я перейду к нашей Бессарабии. Да, к нашей! Эту страну мы взяли пустыней и сделали цветущим краем. Мы, господа, не отдадим Бессарабии, хотя б для этого пришлось ещё воевать. Для нас Бессарабия не вопрос выгоды, а вопрос чести. Возвращаясь к выступлению здесь румынских делегатов, я напомню, что в действительности все права и привилегии румын, о которых они здесь заявляли, были упрочены за ними ценою русской крови. В течение целого века нет ни одного заключённого между Россией и Турцией договора, который бы не заключал постановлений, благоприятных для румын. Мне хочется прибавить и психологическое замечание. Я сожалею о необходимости заявить, что если в частной жизни иногда случается, что, оказывая услугу приятелю, превращаешь через это друга в противника себе, то эта истина приложима ещё более в политике...
      - В конце концов, князь, на кого вы намекаете? - Бисмарк негодовал.
      - О, не беспокойтесь, глубокоуважаемый председатель. Я не предполагаю распространять только что высказанное наблюдение на все среднеевропейские страны...
      - Напрасно, просим распространить! - обратился к Горчакову Биконсфильд.
      - Просим, просим,- поддержал его Ваддингтон.
      Бисмарк, иронически улыбаясь, передвигал каску, стоящую перед ним на столе:
      - Любопытно было б узнать, какие у вас на этот счет наблюдения?
      - Если любопытно, я скажу. Представитель одного среднеевропейского государства предлагает другому Тунис. А через нас предлагает этот же Тунис третьему государству...
      - Кто - кому? - поинтересовался Ваддингтон.
      - Кто, кто, скажите? - итальянский представитель был взволнован.
      Бисмарк приказал секретарям:
      - Не заносите это в протокол!
      - Нет, прошу занести! - настаивал Ваддингтон.
      Шум поднялся необыкновенный, который, кажется, никак не мог случиться на таком представительном собрании. Бисмарку пришлось перекрывать шум громким голосом:
      - Радовиц! Пора, дайте мне материалы следствия!..
      Горчаков откликнулся:
      - Секретарь, дайте мне материалы Клейнгауза!
      Услышав слова, произнесённые Александром Михайловичем, Бисмарк оттолкнул Радовица и снова упал в кресло. Он смотрел на Горчакова, потрясённый. А между тем дверь позади Горчакова открылась и вошёл с газетой в руке граф Развозовский. Он наклонился к Александру Михайловичу и почтительно передал ему газету.
      Уполномоченные утихли, они глядели на пораженное изумлением и даже испугом лицо Бисмарка, а с него переводили взгляд на Горчакова и обратно на Бисмарка. Развозовский их не интересовал.
      Александр Михайлович встал и сказал в полном безмолвии:
      - Материалы о Тунисе напечатаны во французских газетах неким Клейнгаузом, бывшим чиновником Имперской канцелярии, бежавшим в Париж из Берлина. Это не мои слова, господа. Извините, господа, что отвлёк ваше внимание в сторону.- Горчаков обратился к Бисмарку.- Вы глядите на графа Развозовского, ваша светлость? Мой секретарь заболел. Граф Развозовский любезно взялся выполнить некоторые мои поручения. Благодарю вас, граф. Вы можете уйти, конгресс будет продолжать свою нормальную работу, не правда ли, господин председатель?
      Бисмарк сказал с усилием:
      - Согласно дневному порядку заседания... Да отстаньте вы от меня, скотина! - выкрикнул он, обращаясь к стоящему поблизости от него Радовицу, всё ещё держащему материалы.- Я сегодня же разгоню всю полицию!..
      Горчаков приказал секретарям:
      - Не заносите этого в протокол.
      Бисмарк вытер вспотевший лоб:
      - Согласно дневному порядку занятий члены конгресса приступают к продолжению обсуждения первой части пятой статьи Сан-Стефанского договора. Я обращаю внимание высоких уполномоченных на оговорку, приведённую русскими делегатами, ввиду которой признание румынской независимости получило бы единственное согласие конгресса только при условии, если Румыния признает законным присоединение Бессарабии к России. Что скажет по поводу этой оговорки достопочтенный друг, министр иностранных дел Франции, господин Ваддингтон?
      - Со времени собрания конгресса Франция намекала румынам на необходимость удовлетворения бессарабского вопроса в духе русских пожеланий. Сейчас, видя дружелюбие и мирные чувства России, французские уполномоченные прямо предлагают Румынии согласиться на законное требование России.
      Бисмарк удивился:
      - Вы признаете это требование России законным? Вы - победители 1856 года, продиктовавшие Парижский договор?!
      - Да, законным, господин председатель.
      - Позвольте? Но для чего ж тогда мы созывали конгресс?
      - Для того, чтоб признать это требование законным!
      - Благородный лорд! Я вижу, вы совершенно не согласны со странным мнением господина Ваддингтона?
      - Так как, видимо,- Биконсфильд говорил спокойно,- прочие державы, подписавшие Парижский договор 1856 года и передавшие Бессарабию Румынии, ныне отклоняют от себя всякое вмешательство в пересмотр этого договора, приведённый Россией, то я могу посоветовать кабинету Её Величества моей королевы не употреблять силу для поддержки вышеназванного договора.
      - Говоря яснее, благородный лорд поддерживает предложения французского уполномочен-ного и отказывается от славы, завоёванной под Севастополем?
      - Да, я пришёл к заключению, что с меня хватит и одного Севастополя.
      - Здесь происходит что-то поразительное. Неделю назад, господа, вы говорили здесь же совершенно противоположное.
      Горчаков улыбнулся:
      - Если Солнечная система перемещается в мировом пространстве, то людям ли держаться за свои ошибочные мнения, господин председатель?
      - Немецкое солнце недвижно! - Бисмарк сказал твёрдо.- Граф Андраши! Конгресс с напряженным вниманием ждёт вашего суждения по вопросу о Бессарабии.
      - Австро-Венгерское правительство в деле мирного договора Турции с Россией имеет главным образом 0000,намерение изыскать такое решение, которое было б способно устранить настоящие осложнения и предупредить будущие. Поэтому я согласен с мнением лорда Биконсфильда и господина министра Ваддингтона.
      После паузы Бисмарк спросил:
      - Италия?
      - Я присоединяю воззвание Италии к выслушанному воззванию австро-венгерского уполномоченного.
      - Турция? - председательствующий возглашал отрывисто и зло.
      - Оттоманские уполномоченные не предъявляют никакого возражения против начал, предложенных французскими уполномоченными,- сладко улыбаясь, сказал Кара-Теодори-паша.
      - Все? Предлагаю огласить резолюцию.
      - Простите, господин председатель,- прервал Бисмарка Горчаков.- Нам хотелось бы услышать мнение Германии.
      - Вам, я вижу, князь, страстно хочется оставить Германию в одиночестве? Нет! - Сколько стоило Бисмарку это усилие, даже трудно себе представить.- Я присоединяюсь. Читайте резолюцию.
      Ваддингтон принялся читать:
      - Вследствие всех этих переговоров на Берлинском конгрессе, вышеупомянутая статья Сан-Стефанского договора читается так: "Княжество Румынии уступает обратно Его Величеству, императору Всероссийскому, отошедшую от России по Парижскому договору 1856 года территорию Бессарабии".
      - Возражений нет? Высокое собрание приняло предложение французского уполномоченного. Дневное заседание закрыто,- буркнул Бисмарк и ушёл.
      Все стали расходиться. Минуя Горчакова, уполномоченные повторяли любезно, расплываясь в улыбках:
      - Поздравляем, поздравляем...
      В пустом зале остались только Ахончев, который собирал бумаги со стола, и Горчаков. Александр Михайлович был спокоен:
      - Праздник Бисмарка у Бисмарка испорчен. Но это ещё не всё. Надо проводить гостей до лестницы, чтобы убедиться, что они действительно ушли.
      - Ваша светлость, как быть с графом Развозовским?
      - Он получил наказание. Он отвез ружьё Шасспо и этого мошенника Клейнгауза в Париж. Он доказал, что исправился. Я считаю его свободным и прощённым. В конце концов, я сам толкнул его ко всему этому. Мундир я ему носить не позволю, пусть он наденет штатское платье и едет в Россию. Мне его жалко. Здесь его убьют. Второй раз холостым выстрелом в парке и берлинскими полицейскими, от испуга перед Бисмарком выдавшими труп какого-то самоубийцы за тело Развозовского, никого не проведёшь. Нет, пусть он едет домой, так и скажи. А ты всё грустный, голубчик?
      - Теперь более, чем когда-либо. Я сам разбил свою жизнь, ваша светлость. Я не нашёл слов тогда в вашем доме, и Наталия убежала...
      - Ты обращался к настоятелям церквей?
      - К католическим, православным, лютеранским...
      - А надо было обращаться к звонарям. Звонари все пьяницы, их легко подкупить. Кроме того, девушка, скучающая по горам, неизбежно должна стремиться на колокольню. Вот она и прячется где-нибудь на колокольне со своей служанкой, выбирают, в какой бы им монастырь уйти. Перед заседанием я велел Лаврентию пойти к самому пьющему из звонарей Берлина. Лаврентий, Лаврушка!
      - Здесь мы, ваша светлость! - откликнулся слуга.
      - Пьян?
      - Пьян, ваша светлость. Нельзя иначе, какой иначе разговор со звонарем?
      - Нашёл?
      - А как же не найти? - Покачиваясь, Лаврушка повернулся к двери и позвал:- Входите, барышня. Не плачьте. Они, ваша светлость, на колокольне плохо спали, голуби их тревожили. Играются, а их там тучи, и все крылами то да сё, то да сё...
      - Сказано - пьяным на глаза не показываться! Уходи,- прогнал его Горчаков.
      Вместо слуги перед глазами Александра Михайловича возникла Наталия Тайсич. Горчаков поманил:
      - Идите ко мне, Наталия, идите ко мне. Капитан-лейтенант вас не интересует. Он для вас как бы умер. Идите сюда, к окну. Видите во дворе, у колонны?
      - Конь? Мой Гордый? И мой слуга рядом? Что это значит, ваша светлость?
      Горчаков указал на Ахончева и произнёс тихо, однако так, чтобы капитан-лейтенант услышал:
      - Это он выкрал для вас Гордого. Мне кажется, вы теперь уравнялись в доблести?
      - О, теперь про нас обоих будут петь песни, проговорила Наталия грустно.- Ах, ваша светлость! Я сидела на колокольне три дня со своей служанкой. Подо мной был огромный город, а вокруг шумели голуби. И я думала, какая я была глупая...
      - И как вы поумнели за эти три дня, не так ли, ваша светлость? обратился к ним Ахончев.
      Александр Михайлович тихо улыбнулся:
      - Да, вы оба поумнели, а я, глядя на вас, поглупел.- И Горчаков вдруг всхлипнул.- Плачу. А вы идите к своему отцу.- Наталия пошла было.- Да не одна, а с женихом,- остановил её Горчаков.- Отец вас ждёт.
      - Где, ваша милость?
      - В посольской церкви. Хор там, правда, отвратительный, но вы всё равно так заполнены друг другом, что вам не до пения. Как всегда, буду мучиться за всех я один. Идите, идите, я верю, что вы поумнели оба, и не надо мне никаких объяснений! - Однако Ахончев и Наталия не двигались. - Что вы?
      - Мне, ваша светлость, нужны посаженые отец и мать,- обратился к Александру Михайловичу капитан-лейтенант.- Я хотел попросить вас и Ирину Ивановну.
      - Не думаю, чтоб ей доставила ваша просьба такое уж острое удовольствие, но попробую. Кстати, они должны прийти сюда. Да вот! - Указал на входящих.- Достали документ? - строго поинтересовался у Развозовский.
      - Только сейчас, ваша светлость. Граф уснул от усталости, камердинер...
      - Не надо подробностей. Там, где много подробностей, мало правды. Давайте документ.- Горчаков посмотрел бумагу.- Он мне ещё сгодится. Спасибо. Я хочу вас отблагодарить, сударыня. Вас, Ирина Ивановна, капитан-лейтенант Ахончев приглашает быть посаженой матерью на его свадьбе. Вот его невеста. Вы, конечно, согласны?
      Ирина Ивановна произнесла с усилием:
      - К сожалению, ваша светлость, я через час уезжаю в Париж. Мне нужно показаться врачам. Берлинские не помогают, ваша светлость. У меня жар в сердце и необыкновенная тяжесть в теле...- Она с усилием оперлась на спинку кресла.- Разрешите мне присесть?
      Горчаков кивнул. Повернулся к Развозовской:
      - Тогда позвольте обратиться с такой же просьбой к Нине Юлиановне!
      Развозовская быстро заговорила:
      - Мы лечились у одного и того же врача, ваша светлость. И он не помог нам. Мне тоже надо уехать в Париж. Сердце у меня, правда, не горит. У меня другое. Мне кажется, что сердце у меня превратилось в камень, холодный, неподвижный. Я всегда стремилась иметь величественные манеры, ваша светлость, но теперь поняла, что изваяние из камня, идеал, величественные манеры - это очень тяжёлое состояние. Разрешите мне отказаться от чести, предлагаемой вами, Аполлоний Андреич?