Этой зимой мастера-судостроители получили немало заказов на новые драккары, и Оттар не напрасно начал платить за свои «Акулы» до начала постройки. Все ярлы, кроме Оттара, проявляли обдуманную требовательность лишь к формам украшений.

Что касается торговли, то ярлы вели свои дела с возможной для каждого расчетливостью и старались не продешевить. Взятые в добыче золото, серебро, бронза, оружие, ценные вещи, ткани легко распределялись по долям. Но продукты охоты на морских зверей, траллсов и другие тяжелые товары было не так-то просто немедленно раздать по рукам. Сначала следовало их продать, а потом разделить на доли между викингами-участниками и ярлами, владельцами драккаров.

По обычаю, по естественному праву торговля была делом ярла. Его нерасчетливость вела к уменьшению долей, заранее подсчитанных викингами, вызывала недовольство викингов и их переход к другим ярлам. В Скирингссале викинги проводили время в распутстве и кутежах, обогащая купцов и содержателей веселых домов. Спустив первую добычу, викинги требовали от ярлов остальные доли. И многие ярлы были вынуждены решать трудную задачу: и торговать без потерь, что требовало выдержки, и снабжать нетерпеливых викингов деньгами, для чего следовало иметь хорошие запасы денег и ценностей. Запас истощался, и начинались займы на тяжелых условиях.

К услугам Оттара прибегали и Мезанг, владетель Танангергамн-фиорда, и Агмунд, хуммербакенский ярл, и ярл Гардунг из Сельдбэ-фиорда. Займы были краткосрочные и под надежное обеспечение. Эрик Красноглазый уже лишился своей серебряной утвари. Это было обычно среди ярлов, и Эрик не сердился на Оттара.

Свое свободное время ярлы тратили на такие же развлечения, как викинги. Богатый нидаросский ярл не испытывал общих затруднений, его викинги всегда имели деньги, а Оттар все свое время тратил на «Акул».

Шла вторая четверть зимы, дни увеличивались. Остовы «Акул» уже были видны. Оттар и его кормчие неусыпно следили за работой. Стремясь к тайне, Оттар приказал не подпускать посторонних к верфи: недобрые люди могли произнести тайные слова и взглянуть черным глазом, что повредило бы «Акулам». В действительности ярл не боялся порчи – он не хотел появления подражателей.

Оттар уже не помнил о полученном на тинге в Сигтуне приглашении ярла Гольдульфа, – на обратном пути Гольдульф так и не сказал ничего ясного. Но семскиленский ярл не забыл нидаросского.

Ярл Гольдульф не имел своего горда в Скирингссале и прислал Оттару приглашение в горд ярла Ската, владельца Лангезунд-фиорда.

Сани Оттара катились легко, к Лангезунд-фиорду вела хорошо наезженная за зиму дорога вдоль берега. В сторону отходили тропы к усадьбам бондэров. Часто путь пролегал через поселения.

На берегу виднелись оставленные на зиму рыбачьи шалаши, шесты для развешивания сетей и припорошенные снегом днища лодок, перевернутых на катках.

Зима держалась теплая, стыли полыньи с тускло-маслянистой водой. Трещины рассекали лед, уходили так далеко, как только мог различить глаз. Вдали небо было густо-серое с зеленым оттенком. Там неутомимое морское течение вырыло широкие промоины.

Лангезундскому ярлу Скату принадлежала небольшая часть обширного фиорда. Около узкой, затянутой ноздреватым льдом бухты несколько человек лениво возились с вытащенными на берег двумя малыми, на восемь или девять румов, драккарами, заменяя доски попорченной обшивки. Третий драккар, больший, стоял на воде. Лед кругом него был разбит.

Общая проезжая дорога пересекала землю ярла Ската. Возвышенности мешали объезду, и посторонние, по праву обычая, возникшего, возможно, еще до того, как предки Ската утвердились в фиорде, ездили через его владения.

Если бы кто-нибудь чужой осмелился проехать Нидаросом!.. Оттар думал о времени, когда из Лангезунда вышел первый викинг на своем первом драккаре. Он был слишком слаб, чтобы заставить соседей проложить другую дорогу, и хотел жить мирно в своем горде. Потом он сделался сильнее, но усилились и они, бондэры. Так было и так продолжается до настоящего дня. Но что будет завтра?

Мысли о решившем судьбу свободных ярлов тинге и о короле бондэров Черном Гальфдане не оставляли Оттара.

В горде ярла Ската Оттар нашел большое общество. Энергичному Гольдульфу удалось собрать цвет князей фиордов. Короли открытых морей блистали роскошью костюмов и драгоценных украшений, награбленных во всех известных странах, куда ярлы сумели добраться.

Свободный владетель Харанс-фиорда ярл Альрик отличился своим последним набегом на Валланд. Он поднялся по Сене, испугал Париж и без боя взял хороший выкуп с города.

Завидовавшие всем и каждому владетели Беммель-фиорда братья Гаук и Гаенг утверждали, что выкуп был не так уж велик, как хвастался Альрик. Быть может братья были правы. Они вслед за Альриком вошли в устье Сены, но не поднимались до Парижа, ограничившись грабежами и ловлей траллсов по притокам Сены – Эптэ, Анделль и Моретти.

Зигфрид Неуязвимый, владетель Расваг-фиорда, носил эту кличку за то, что вышел без царапины из десятков сражений и сотен стычек. Он держался вместе с ярлом Брекснехольм-фиорда Гангуаром Молчальником и хуммербакенским ярлом Агмундом. Они истекшим летом втроем напали на южных саксов в устье реки Темзы, и каждый из них отверг подарки саксов, пытавшихся расстроить союз ярлов. После первых успехов викингов саксы собрались с большими силами и потеснили ярлов. Однако Зигфрид, Гангуар и Агмунд успели построить на берегу скользкий и крепкий вал из ободранных туш скота, захваченного у саксов, и сумели удержаться в кровавом укреплении, пока на драккары не была погружена вся захваченная добыча.

Владетель Ретэ-фиорда ярл Балдер по прозвищу Большой Топор, получивший эту кличку от излюбленного им оружия, обладал необычайной силой рук. Дикий среди диких, он был одет в кафтан из толстой кожи, обычно служившей для подкольчужных рубах, на котором были нашиты золотые и серебряные кресты, награбленные в валландских и саксонских храмах. Крестов было так много, и нашиты они были так густо, что кафтан Балдера мог заменить бахтерец.

Длиннобородый Балдер искоса поглядывал на владетеля Лаудсвиг-фиорда Гаральда, прозванного Прекрасным. Единственный из всех Гаральд брил усы и бороду, как римлянин. Он носил длинную красную одежду, в которой можно было узнать мантию римского епископа. А череп епископа, оправленный в золото и превращенный в чашу, висел на цепочке у пояса Гаральда.

Предприимчивый Эрик Красноглазый, который имел от рождения белые как снег волосы и глаза странного красного цвета, Мезанг, Эвилл, Ингуальд, Скиольд, Адиль, Гальфсен и Гунвар, о походах которых было бы слишком долго рассказывать, окружали ярла-скальда Свибрагера, владетеля Сноттегамн-фиорда. Свибрагер был знаменит своим даром слагать песни и памятью, хранившей сто тысяч строк воинственных и священных сказаний-саг о богах и героях.

Собрание не обошлось и без хаслумского ярла Фрея, который, дав слово датскому ярлу Рагнару, хотел узнать выгоды иного предприятия.

Самыми молодыми были владетели Норангер-фиорда Ролло и Ульвин-фиорда Ингольф. Каждому из них было лет по двадцати. Они особенно горячо приветствовали двадцатишестилетнего Оттара.

Двое суток старый Скат развлекал себя и гостей. В ненасытных желудках конское мясо смешивалось с новгородской икрой, с копченым лосем, с медвежатиной, олениной, репой, тетеревятиной, крепкосоленой говядиной, жирными дикими гусями, утиными потрохами, рубленными со стручковым перцем, жаворонками, засоленными с лета вместе с гвоздикой, мятой и луком.

Острые и соленые блюда сжигали рты и палили неутолимой жаждой. Ее заливали пивом, варенным на фризонском ячмене с саксонским хмелем, новгородским медом, винами, награбленными в Валланде и в еще более далеких странах. Все казалось пресным и, в попытке найти лучшую смесь, в один ковш лили ширазское янтарное вино, кислое валландское пиво и бросали горсть соли.

Викинги выбивали о доски столов мягкий желтоватый мозг берцовых костей; руками, привычными к веслу и черными от смолы, которая сделалась частью огрубелой кожи, ломали красные панцири раков, крабов и колючие латы омаров и лангустов. Рвали соленую и копченую рыбу, выхватывали пальцами устриц из раковин и поглощали подряд все, что без всякого порядка тащили на столы перепуганные траллсы.

В общей зале горда пылали два ряда очагов – и для тепла и для света. Под крышей стояло густое облако дыма, медленно вытягивающееся наружу через продух. Крики людей, научившихся разговаривать в открытом море, были бы нестерпимы для всех ушей, кроме их собственных.

Жир, сало и сок текли по бородам и рукам, заливали ожерелья, браслеты, перстни, пропитывали кафтаны из дорогих цветных сукон. Царило бешеное веселье, к гостям Ската спустилась Валгалла.

И желание есть и желание пить казались беспредельными. Особенно пить, как в море с пустыми бочонками для воды после нескольких дней гребли. Многие из участников пира умели утолить сухой жар глотки кровью взятого в набеге траллса, – напитком героя, по словам скальда.

Но здесь хватало всего и всем… Горькую кислоту разных сортов пива уже не отличали от острой шипучести меда, терпкости валландских вин и сладости греческих.

Гаральд Прекрасный освобождал место для новых кусков и новых чаш по способу утонченных римлян – с помощью гусиного пера. Ему подражали Эрик Красноглазый, Фрей, Ролло и Альрик.

Другие ярлы полагались на естественную бездонность своих могучих желудков. Когда же они оказывались переполненными, то вестфольдинги действовали с неописуемой непринужденностью. Пир был пиром «героев», праздником королей открытых морей, потомков Вотана.

Валгалла, Валгалла! Танангергамнский ярл Мезанг вскочил в восторге, сорвал меч с ближайшего столба и яростно притопывая ногой, вызывал молодого ярла Ролло на равный бой. «Не нужно щитов и броней! Изрубим друг друга на куски. А ну, несколько ударов в полную силу викинга, а потом опять есть и пить!..»

Хороший хозяин умеет предусмотреть также и общеизвестные опасности пира. Среди гостей были размещены викинги Ската. Хотя это было немалым подвигом но они лишь притворялись, что пьют. Их настоящей задачей было следить за порядком, охраняя гостей от них самих.

Перенесшийся живым в Валгаллу ярл Мезанг видел валькирий в дымном облаке под крышей зала, а его в это время валили на скамью и выворачивали рукоятку меча из ослабевших, но цепких пальцев. А потом насильно, через кожаную воронку, служившую для пытки водой, накачивали крепким вином, пока благородный ярл не заснул, как мирный морж на солнце.

В другом углу бдительные охранители пира успевали вовремя помешать владетелю Ретэ-фиорда Балдеру, который тянулся к топору с блеском менее героической и еще более опасной страсти к убийству в воспаленных глазах.

Сноттегамнский ярл-скальд Свибрагер воспевал свои подвиги в великолепных стихах, но едва слышал собственный голос.

Опьянев до предела, гости засыпали. Их оттаскивали, как туши медведей, и укладывали в стороне под присмотром, чтобы они не задохнулись или их случайно не задавили ногами или весом тела другие пирующие.

Харансфиордский ярл Альрик для шутки схватил траллса, наливавшего ему вина, прижал коленом и переломил спину.

В залу вбежали рабыни. Среди огней очагов, в дыму, они плясали с непонятными возгласами, которые протыкали как иглой общий гам. Смутные призраки для одних, соблазн для других, менее пьяных или более крепких… Рабыни были взяты Скатом под залог у арабских купцов, как обычно.

К плясуньям тянулись руки людей, привыкших к убийству, с желанием не то обнять, не то изувечить.

Возвращая рабынь, ярлы рассчитывались подневно, а когда одна из вещей бывала сломана, ее цена удерживалась из залога.

На третий день утомились самые сильные. Пир утихал, и общая зала горда превратилась в спальню.

Оттар пил меньше вина и пива, чем другие ярлы и викинги, поэтому он очнулся раньше многих и лучше помнил подробности пира. Он с удовольствием выпил холодного пива, поднесенного мажордомом Ската.

Старый викинг Хуг был Грамом в горде лангезундского ярла. Он проводил гостя из зала.

Пока ярлы пировали, погода успела измениться. Прояснело, похолодало, обильный иней усыпал деревья. По дороге двигалось несколько саней и бежали люди с высокими санками на лыжах-полозьях. Дорога проходила близко, и хруст снега доносился до слуха Оттара.

– Бондэры? – спросил ярл у мажордома.

Хуг принялся жаловаться на соседей. Да, не стало прежних хороших отношений между викингами и бондэрами. Прежде бондэры охотно давали викингам страндхуг в надежде, что и им что-либо перепадет после набега. И перепадало. А если ярл ничем не делился бондэры молчали, боялись. Нет, они не смели поднимать голоса.

– А теперь они во всем находят повод для недовольства. Им не нравится, что ярл обрабатывает поля траллсами, не нравятся мастерские горда, не говоря уже о страндхуге… – Хуг признался, что Скат уже много лет не берет с соседей страндхуг. И все же они кричат. Не страндхуг, так цены на хлеб и товары, которые, видите ли, сбивают ярлы!.. Хуг считал, что лучше было бы сильнее жать на бондэров. Он не одобрял Ската облегчившего соседей от страндхуга.

– Что же будет дальше? – спросил старика Оттар.

Хуг с недоумением посмотрел на нидаросского ярла.

– Как это, что будет дальше?

– Да, что будет через год, через два? Через десять? Что ты думаешь о будущем и что думает твой ярл? – втолковывал мажордому Оттар.

– Будет, как было, – ответил Хуг, наконец поняв вопрос. – Бондэры сами по себе, и ярлы сами по себе. Будут ссориться по-прежнему. Так было, так и будет.

Оттар глядел на фиорд, на дорогу. Фиорд был такой же, наверное, как в те времена, когда Отец Вотан ходил по этой земле. Нет. Берега фиорда поднимаются вместе со всей землей племени Вотана. Берег, на котором лежат два малых драккара Ската, был когда-то под водой. А вот дорога появилась недавно.

Хуг исчез и заботливо вернулся с новым ковшом пива. Оттар пил, думая о тупости стариков, которые всегда уверяют, что в дни их молодости все было лучше, чем теперь, но сохраняют глупую уверенность в неизменности окружающего их мира. Стоило видеть столько перемен!..

Семскиленский ярл Гольдульф подошел к Оттару и обнял, приветствуя брата-ярла, как хозяин гостя с хорошим пиром и отдыхом. Гольдульф был всегда искателен и любезен. В горде старого бездетного Ската он был своим человеком.

– Вскоре мы приступим к тому, для чего собрались, – сказал Гольдульф, предупреждая вопрос Оттара.

Ярл Скат, хозяин и старший возрастом, сообщил своим гостям: замышляемое предприятие требует тайны! Нужна клятва! Скат просил ярлов поклясться: священные слова не свяжут ярлов ничем, кроме молчания.

Участники пира подбодрились вином. Удобно разместившись в зале, они с интересом ожидали продолжения. Присутствовали двадцать три ярла со своими кормчими и телохранителями. Входы охранялись.

Нет сомнения, предстоит обсуждение выгодного, выдающегося похода. Ярлы поклялись хранить тайну своим оружием и Вотаном. Такие клятвы не раз давались и не раз нарушались. Как только вмешивались непосредственные соблазны выгоды, повторялась история предательства Рекина Грольфом. Однако просьба ярла Ската никому не показалась легкомысленной. И каждый свободный ярл дал клятву вполне искренне и думая сдержать ее.

Встал Гольдульф. Он унаследовал два драккара от брата своего отца, тоже Гольдульфа, который потерял сыновей в набегах и, не успев оставить мужского потомства, был сам убит в Хольмгарде.

Гольдульф начал с подсчета боевой силы собравшихся свободных ярлов. Столь же опытный купец, как воин, Гольдульф умел высчитать стоимость любого товара применительно к другому: «сложить лен с траллсом», по поговорке викингов. Семскиленский ярл обладал отличной памятью на цифры.

– Высокочтимый и могущественный, великолепный и непобедимый владетель фиорда Лангезунд, свободный ярл Скат, – говорил Гольдульф, начиная со старшего, – обладает тремя драккарами, и с ним в поход может выйти двести тридцать один викинг.

Гольдульф взглянул на Ската, и тот утвердительно ударил по столу кулаком.

– Высокочтимый и могущественный, великолепный и непобедимый владетель Харанс-фиорда, свободный ярл Альрик обладает четырьмя драккарами, и за ярлом идут почти четыреста викингов, – продолжал Гольдульф.

Он избегал изменять слова из опасения задеть раздражительное самолюбие ярлов. Величание одного следовало точно отнести к другому, во избежание иногда весьма опасных осложнений. Несмотря на однообразие речи Гольдульфа, все слушали его с вниманием: в боевой силе ярлов происходили изменения, и было интересно знать, кто и на каком месте находится сегодня.

Дойдя до Оттара, Гольдульф назвал шесть драккаров и семьсот тридцать викингов. Слова семскиленского ярла вызвали общее удивление и восклицания недоверия. Не говоря уже о таких ярлах, как Скат и Альрик, которые вдвоем были слабее одного Оттара, боевая сила нидаросского ярла выдвигала его на первое место среди сильнейших. И, кажется, никто, кроме Гольдульфа, не знал об этом. Владетель Расваг-фиорда Зигфрид Неуязвимый спросил:

– Не ошибся ли ярл Гольдульф? В Нидаросе было четыре драккара!

Оттар молчал, будто его это не касалось. Чутьем человека, который всегда настороже, он ощущал общее отчуждение. Зигфрид задал свой вопрос, не стараясь смягчить недоброжелательство тона.

– Нет, я нисколько не ошибся, – ответил Гольдульф. – Наш друг свободный ярл Оттар, почтение к которому равно его могуществу, а великолепие – его непобедимости, действительно обладает сегодня четырьмя пенителями морей. Но к весне он будет иметь еще два. Наш друг Оттар мужественно скромен и не говорит сам о новых драккарах. И число его викингов непрестанно увеличивается.

В пышных словах, как в брюшке осы, пряталось тонкое жало. Гольдульф намекал, что хотя посторонние и не допускаются в мастерские, но тайна Оттара не секрет для осведомленных людей.

По лицам ярлов было видно, что большинство завидует Оттару – и его драккарам и влечению к нему викингов. По-своему они были правы. Оттар все время умножал свою дружину за их счет.

Объявленный Гольдульфом итог сил двадцати трех собравшихся ярлов составил семьдесят восемь драккаров и десять с половиной тысяч викингов.

Повторив эти цифры несколько раз, Гольдульф снабжал их цветистыми сравнениями, чтобы они вошли в головы ярлов, как стрела между ребер. Затем семскиленский ярл начал красноречиво прославлять силу, способную совершить все. Перебирая все маршруты набегов, Гольдульф не сомневался, что на любом пути сообщество ярлов ожидал успех, полный успех.

Они могут легко взять даже знаменитый Рим, где изнеженные богачи купаются в лучших винах и живут в белых как снег каменных домах около незамерзающего моря, всегда теплого и удобного для мореплавания. Можно захватить и второй. Восточный Рим, – Константинополь, столицу греков, которая ничуть не хуже первого, но…

И Гольдульф начал оспаривать самого себя. В Константинополь можно попасть через Хольмгард, что удобнее. А вообще, чтобы добраться до всех этих южных стран, приходится грести месяцы и бороться с ветрами и течениями. Там бури, приближения которых не угадает ни один кормчий. Неизвестные воды полны опасных мелей и камней. А солнце в пути жжет все сильнее, от него нет спасения, как от холода и дождя под козьей шкурой. Мускулы викингов растают от пота, как сало на сковороде.

«К чему это? – думал Оттар. – Какая у него цель?»

На лицах ярлов Оттар читал успех красноречия Гольдульфа. А семскиленский ярл продолжал описания южных болезней, которые покрывают тело черными нарывами, и викинг, заболев утром, вечером уже мертв. Или – опухают суставы, кожа покрывается белой мукой, и у живого человека отваливаются пальцы. Или – из тела кровь вытекает сама собой, и викинг гибнет без одной раны на теле.

«Агмунд, Скат и Альрик слушают спокойно, а другим уже надоело, – отмечал про себя Оттар. – Очевидно, эти трое знают причину болтовни Гольдульфа».

После Гольдульфа встал Альрик.

– К чему нам Рим? – спросил он. – К чему искать так далеко богатство? Разве совсем вблизи нет богатых городов и стран? И таких, куда легко плыть?

– Да! – закричал Агмунд. – Я знаю такое место! Хольмгард.

– Хольмгарду конец! – закричал Скат и так ударил кулаком по столу, что разъехались грубо сколоченные доски.

«Так вот куда они клонили! Понятно и требование клятвы молчания, – думал Оттар. – О набегах на запад и на юг можно кричать всю зиму в веселых домах Скирингссала. Кто узнает и кто угадает, куда воткнется пущенная в небо стрела? А Новгород близок. Гнездо шершней накрывают сразу, и только дурак дразнит заранее его воинственных обитателей».

Не отвлекаясь криками ярлов, которые заговорили все сразу, Оттар мысленно взвешивал возможности. Русские привыкли видеть у себя драккары мирных для них вестфольдингов. Город богат. При единстве действий и достаточных силах можно суметь ограбить город и уйти спалив и город, и русские лодьи. Предложение понравилось нидаросскому ярлу. Но до весны еще далеко. После вспышки одобрения ярлы затихли. Начнется обсуждение подробностей похода и выборы конунга – временного короля сообщества.

– Но это еще не все, благородные ярлы, – неожиданно заявил Агмунд. – Мы дали клятву молчания, дабы не встревожить русских. Но первое увлечение славой пройдет, и вы подумаете, что все же Хольмгард очень силен. И это правда. Однако медведь, который встает на задние лапы, менее опасен для викинга чем тот, кто нападает вепрем. Но медведь, который неподвижно ждет охотника, открыв ему сердце, что вы скажете о такой охоте, ярлы?

Никто не понял Агмунда, но все насторожились. Встал Альрик. В общей тишине, не напрягая голоса владетель Харанс-фиорда сказал:

– Нас ждут там, ярлы. Мы имеем в Хольмгарде друзей, и это вторая тайна.

Альрик рассказал о знатном жителе Хольмгарда ярле Ставре и его друзьях. Они зовут ярлов, чтобы усмирить с их помощью своих бондэров.

– Ярл Ставр хочет, чтобы мы послужили ему. Он хочет с нашей помощью держать Хольмгард в повиновении, – говорил Альрик. – Имя Ставра – это третья тайна, ярлы.

Не смеялись только самые мрачные, как Зигфрид Неуязвимый – расвагский ярл, Гангуар Молчальник из Брекснехольм-фиорда и Балдер Большой Топор из Ретэ-фиорда, которые вообще не умели смеяться. Все остальные хохотали над хольмгардским сухопутным ярлом Ставром, который – ха-ха! – собирался оседлать их, свободных королей открытого моря.

Улыбался и Оттар. Сюда стоило приехать. Бесспорно, это правда, и Ставр с его намерениями существовал. Ни Агмунд, ни Альрик, ни даже Гольдульф, не говоря о тупом Скате, никогда не додумались бы сами до мысли не только ограбить, но и захватить Хольмгард. Под их толстые черепа эту мысль забили извне.

Захват Хольмгарда, это захват и Гардарики – страны богатых русских городов. Здесь ярлы могли бы выкроить себе громадные владения с состоятельными данниками, не лапонами-гвеннами. Помощь изнутри облегчит захват, даст возможность удержаться. А потом покоренный народ привыкнет.

Почему же ни Рекину, ни ему, Оттару, не пришла такая мысль? На мгновение Оттар почувствовал себя униженным. Но нет! Его намерения сделаться королем викингов и повелителем мира выше всех других замыслов, и эти ярлы никогда не поднимутся до него!

Ярлы обсуждали, кому быть конунгом. Для приличия назывались имена всех, кто присутствовал. Назвали и владетеля Нидароса. Каждого приветствовали криками одобрения. Для начала всегда происходил этот своеобразный обряд, перекличка, чтобы никого не обидеть.

В этом сообществе Оттар был сильнейшим, но он понимал, что у него нет надежды сделаться конунгом. После смерти Рекина нидаросский ярл не принимал участия в общих предприятиях, он воевал для себя и один. Ему еще предстояло пройти испытание общего дела. В сущности, это справедливо.

Перебрав все имена, ярлы как будто забыли о деле. Они перебрасывались замечаниями о предстоящем походе. Кто-то потребовал вина, некоторые зевали, как собаки перед выходом в поле. На самом деле волнующая игра лишь начиналась. Ждали, кто рискнет первым назвать настоящего кандидата. Решился чей-то кормчий:

– Гаук и Гаенг!

Никто не подхватил предложение. Хитрый Агмунд немного выждал и повторил имена братьев, но безуспешно. Гаук и Гаенг, владетели Беммель-фиорда, не будут конунгами.

Через минуту был назван ярл Альрик. Его как будто поддержали, но явным меньшинством. Потом закричал молодой ярл Норангер-фиорда Ролло:

– Оттар! Оттар!

Ролло вторил Ингольф, ярл Ульвин-фиорда. Самые молодые из всего сообщества, они тщетно пытались увлечь ярлов. Вновь наступила пауза. Рискнул Гольдульф:

– Скат – конунг!

Сначала никто не отозвался. Был ли это знак отказа? Ярлы переглядывались. Балдер Большой Топор, который глухо ворчал, когда назвали Оттара, одобрительно кивал. Владетель Танангергамн-фиорда ярл Мезанг выкрикнул:

– Скат, Скат! – И имя лангезундского ярла было подхвачено как эхом. Ярлы вставали, повторяя имя хозяина, и увлекали тех, кто еще не решился. Скат был избран.

Оттар предчувствовал подобный выбор, но не смог удержать гримасу презрения. Чтобы избежать розни, чтобы никого не обидеть, чтобы никому не дать настоящей власти, они выбрали своим конунгом старого, жадного, глупо-самонадеянного лангезундского ярла.

Скат с тремя медленными драккарами, из которых два были ровесниками нидаросского «Змея», но никогда как следует не чинились; Скат, вечно твердивший, что викинг должен решать во время боя, не обременяя себя предварительными размышлениями, проповедник мудрости кулака, а не головы, этот глупый Скат – конунг!

У него едва хватит ума и влияния, чтобы кое-как начать поход. Конунг, которого на следующий день после первой удачи или неудачи перестанут слушаться. Удобный конунг…

Оттар направился к выходу. Больше ему здесь делать нечего, он не пойдет на Хольмгард.

– Нидаросский ярл уже покидает нас? – спросил Гольдульф. – Нам придется еще выслушать конунга и ярлов, условиться.

– Ты известишь меня.

– Значит ли это, что ты отказываешься?

– Мне нужно обдумать.

– Нидаросский ярл всегда обдумывает, и никогда его нет, когда все собрались! – крикнул хаслумский ярл Фрей, который уже забыл свое обещание, данное датскому ярлу Рагнару.

У двери Оттару преградил дорогу викинг Овинд, брат крови и телохранитель владетеля Дротнингхольм-фиорда ярла Скиольда. Овинд дерзко сказал Оттару:

– Нидаросский ярл презрительно смеется, когда выбирают конунга. Он предпочитает сманивать викингов у других ярлов!

Ярл Скиольд был приятелем ярла Грольфа, чем и объяснилось оскорбление. Не отвечать Овинду значило признать себя нидингом, трусом.

Оттар сбросил плащ и выхватил меч, приглашая Овинда на поединок. Но викинг бросил на пол свой меч, не вынимая его из ножен. Стягивая кафтан, он заявил Оттару:

– Я предлагаю тебе «простой бой»!

– Круг! Круг! – кричали со всех сторон. Чтобы очистить место, отбрасывали столы и скамьи. «Простой бой» был одним из самых острых развлечений: противники имели право терзать и убивать один другого любыми приемами, но только голыми руками. Ярлы спешили объявить ставки и заклады.

Овинд ссутулился и вытянул обе руки, как клещи. Богатырь был на голову выше Оттара и рассчитывал на бесспорное преимущество длины рук и роста. Казалось, что взрослый ловит мальчишку. Ставки на Овинда сразу подскочили.

Противники выжидали к удовольствию присутствующих. Сам Овинд сейчас не был склонен легко оценить Оттара. Нидаросский ярл, конечно, уступал ему в росте и в весе, но его обнаженный торс оказался точно высеченным из камня…

А Оттар, для которого схватка была навязанной необходимостью, хотел раздразнить Овинда и лишить его самообладания. Овинд обильно опохмелился, это помешает ему быстро соображать и действовать.

Ярл метко плюнул в лицо Овинда, – правила «простого боя» разрешают все, – прыгнул, достал до лица викинга кулаком и отскочил, ловко увернувшись от опасных рук.

На белом, как молоко, плече молодого ярла выступили глубокие ссадины от когтей богатыря, а лицо Овинда сразу залилось кровью из рассеченной левой брови.

Разъяренный страшным оскорблением и первой неудачей Овинд пошатнулся, невольно схватившись за глаз, ослепленный кровью. Правой рукой он указал на ближайший столб.

– Об этот! – крикнул он, желая сказать, что разобьет Оттара об опору крыши, как только схватит его.

Но прежде чем он успел сообразить, нидаросский ярл вцепился в протянутую руку, рванул богатыря, вонзил большой палец своей руки в орбиту его здорового глаза, – сильный, но рискованный прием, – присел с ловкостью рыси и дернул Овинда за щиколотки. Богатырь упал навзничь. Оттар дважды ударил побежденного ногой в висок.