Всё было просто, мирно. Нет, плохие люди здесь не жили.
      Держа бутылку с горящей свечою в руке, Саша открыла дверцу шкафа., Там стояло несколько стеклянных банок, плотно закрытых крышками: крупа, грубо набитые куски сахару, сероватая крупная соль. Что в четвёртой банке, Саша понять не могла. Она открыла крышку, понюхала, догадалась: махорка. Ещё тут было три стакана, алюминиевые ложки, вилки и довольно большой холщовый мешочек. Саша тронула его рукой - твёрдое, неровное. Понюхала - пахло ржаными сухарями! Сразу есть захотелось ужасно!
      Однако брать без спросу стыдно... "Чьё это всё может быть? - подумала Саша.- И дом, чей он?" Девочка ещё раз внимательно осмотрелась. Всё в избушке было чистое, всё стояло в порядке. Но и было понятно, что здесь давно уже никто не жил: может, месяца два, а может, и больше. Как-то не пахло здесь живым жильём. И на столе, на табуретках тонким-тонким слоем лежала пыль, которая всегда появляется в домах, где долго никого нет... И ещё валенки. Они аккуратно стояли в уголке у двери. Кому сейчас, среди лета, нужны валенки?
      Саша знала, что в здешних огромных лесах нет-нет да и попадаются такие избушки, неизвестно кем и когда построенные. Деревенские называли их "зимовье". Здесь всегда есть припасы на несколько дней. Охотники, лесники, собиратели трав-каждый, кто забредёт сюда, старается оставить что-нибудь из съестного, отсыпать соли, спичек, нарубить немного дров. Для кого? Для какого-нибудь путника, который окажется тут с пустым рюкзаком, усталый, промёрзший. Такие уж обычаи у лесных людей. Хорошие обычаи!..
      Между тем Жучка, обшарив все углы и не найдя ничего интересного, сидела теперь у стола и с любопытством глядела на хозяйку.
      - Ну что, Хвостик? Кушать хочется? - спросила Саша и сама засмеялась, что сказала собаке "кушать".
      Она достала сахар, мешочек с сухарями. Вынула один сухарь, а он крепкий, как каменный. Не укусишь. "Чайку бы,- подумала Саша,- или хоть водички!.." И тут она догадалась: да ведь воды-то полная река рядом!
      У печи стояло два ведра. Она подумала, взяла то, которое поменьше, толкнула дверь и вышла на улицу...
      Да нет, не улица то была - тёмная лесная поляна! Саша остановилась на крыльце, сердце её сильно билось. Кругом огромными чёрными деревьями стояла ночь. В серо-синей полынье над поляной между косматыми вершинами редко горели звёзды. Ручей тихо точил берега. Было очень страшно!..
      И вдруг рядом с нею глубоко и по-домашнему вздохнула Жучка. Саша посмотрела на доверчивую и вопрошающую собачью морду. Жучка была младшей в их дружбе, а Саша - старшей. Но ведь старшие о младших должны заботиться, помогать им... Уж по крайней мере не дрожать при них от страха. Виду не подавать!
      - Ты, Хвостик, здесь посиди,- шёпотом, но как можно уверенней сказала Саша,- а я за водой.
      Она постояла ещё минутку, собираясь с духом, и потом пошла... А Жучка вот умница, вот милая какая! - тоже сбежала с крыльца - и за Сашей. Вдвоём-то всё же веселей!..
      Они прошли всего несколько шагов, и вот она, речка. В ледяной воде её плавала, дрожала жёлтая звезда. Тихо, чтобы поменьше плескать и шуметь, Саша положила ведро на воду. Оно слабо звякнуло и тут же потяжелело, начало тонуть. Саша скорее подвела ведро к берегу, схватилась за дужку двумя руками, кое-как вытянула его на берег.
      Воды оказалось не так уж много - до половины, но тащить всё равно тяжело. Однако они мигом добрались до избушки. По трём горбатым ступенькам крыльца Саша чуть не бегом вбежала. И скорее дверь захлопнула и большой железный крючок накинула, словно боялась, что ночь вбежит за ними следом.
      * * *
      А в избушке хорошо, спокойно. И свеча на столе горит. И сухари, есть, и колотый сахар!.. Они поужинали на славу. Саша съела три сухаря, а Жучка целых пять! Зато сахару они взяли только по два средних кусочка - всё- таки стыдно чужой сахар таскать!..
      Потом они стали укладываться спать. Саша перенесла с печи старый тулуп, постелила его на лавке. Нашлась и подушка. В брюхе у неё шуршало сено. Всё было готово. Да только Саша никак не могла решиться свечку задуть. Однако же в доме огонь не оставишь! Саша вздохнула поглубже и дунула на гибкий язычок пламени...
      Сразу наступила темнота. И только перед глазами ползали жёлтые пятна глаза ещё помнили огонь свечи.
      В темноте Саша сняла тапочки, легла на лавку, закуталась в тулуп, потолкала кулаками подушку, чтоб хоть немного разворошить сено. А Жучка забралась под лавку, повозилась там немного, повздыхала и уснула.
      В доме больше не осталось ни звука.
      Саша лежала с открытыми глазами. Темнота в избушке уже не казалась такой непроходимой. Хорошо виден стал синеватый квадрат окна, перечёркнутый рамой. Напротив слабо белела печка... Саша стала думать о сегодняшнем необыкновенном дне. О потерянных грибах, малиннике и медведе... Ужас, как было тогда страшно! А теперь вроде и ничего... В общем-то, она вела себя молодцом. Только вот медведя... но его всякий испугался бы. А так молодцом. И Хвостику помогла. Вечером накормила собаку, напоила. Как настоящая взрослая. Теперь только надо её из лесу вывести. Но где кончается этот огромный лес, где дом?
      Саша опять перебрала всё виденное за день: грибные поляны, малинник, медведь, ельник, река...
      Вот реке хорошо - бежит себе и бежит, петляет меж деревьев: куда неизвестно и неизвестно откуда... Вообще-то известно: все маленькие речки впадают в реки побольше, а те в ещё большие, а те совсем в большие. А большие реки текут в моря... Но никакого моря тут поблизости не было! Куда же девается эта лесная речка?.. И вдруг Саша сообразила: в озеро! В то самое северное огромное озеро, на котором стоит их деревня!
      "Мне б только до берега, а там уж разберёмся!" - обрадованно думала Саша.
      Она прямо сейчас была готова отправиться в путь. Но в окно упиралась всё та же безмолвная темнота. Ночь только ещё начиналась, долгая ночь... И чтобы она скорее прошла, Саша повернулась на правый бок, носом к стенке, и у снула...
      * * *
      Вы, конечно, знаете, как оно бывает, когда девочка, пропадавшая в лесу целые сутки, возвращается домой: слезы, радость, и строгие слова, и ласковые всё получается вместе. Саша и Жучка отведали этого удивительного винегрета вдосталь! Но ведь, в конце концов, несчастья-то никакого не случилось, поэтому скоро всё улеглось, и они стали, как говорится, жить да поживать... Давайте-ка перелистнём несколько страниц нашей истории, где рассказывается о днях простых и обычных, во время которых ни с девочкой, ни с собакой ничего особенного не происходило. Скажем только, что Рыбак - наш третий герой - в деревне появлялся редко. Жучка его почти не видела. А когда видела, старалась быть поближе к хозяйке...
      * * *
      Но вот настал день Сашиного отъезда. Саша знала об этом дне за неделю или даже раньше. А Жучка не знала ничего. Потому что сборы были бабушкиной заботой. На неё Жучка обращала мало внимания. А Саша вела себя как и всегда.
      Только утром того дня Жучка почувствовала что-то. Они встали раньше обычного и больше обычного суетились. От бабушки Анны Ильиничны во все стороны разлетался колючий запах нафталина. Несмотря на тягучую августовскую жару, она была одета в чёрное суконное платье - выходное, надеваемое только на праздник. Анна Ильинична уезжала вместе с внучкой: погостить в городе.
      Саша бегала по дому, собирая вещи, которые всегда остаются неуложенными до последнего момента: зубную щётку, полотенце, ленты, ещё всякую мелочь... Жучка сперва бегала за ней, но потом устала от бестолковой этой суетни, легла у порога, высунув язык. Тут она впервые обратила внимание на то, что Саша почти ни разу не посмотрела на неё, не погладила. Жучке от этого стало грустно... А потом тревожно! И ещё было ей непривычно голодно: время завтрака давно прошло, а хозяйка и не думала её покормить.
      Наконец сели завтракать, выставив на стол необычно много еды оставлять-то всё равно было некому. Жучку всегда радовало, когда еды много. Значит, и ей много дадут!.. Хоть она за это время и откормилась прилично, однако вся прежняя жизнь научила её умению есть про запас. А Саша всё подбрасывала и подбрасывала ей вкусные кусочки.
      - Хватит, Саша, хватит,- недовольно сказала бабушка.- Сама-то поешь. Перед дорогой ведь!
      - Жалко её! - Саша вдруг заплакала и даже сама удивилась: так неожиданно ударили её слезы.
      - Вот так хорошо! - Бабушка через стол протянула руку, стала вытирать ей глаза.- Зарёванная вся поедешь!.. Знаешь же, не пропадёт твоя собака.
      Они заранее договорились с соседкой бабкой Клавдией, что та возьмёт Жучку себе. А что оставалось делать? Саша была уже достаточно взрослой девочкой и понимала: в город ей собаку взять не разрешат!..
      Жучка положила передние лапы Саше на колени, лизнула её мокрые солоноватые щёки и вдруг гавкнула прямо девочке в лицо. Саша так и отпрянула.
      - Ну тебя, Хвостик! - Она улыбнулась.- Ничегошеньки ты не знаешь!
      Но Жучка, неизвестно отчего, именно в эту минуту почуяла какую-то беду. Но какую? Её прежний хозяин, Рыбак, когда собирался в большую деревню, не суетился, не брал с собою ни сумок, ни чемоданов. Он только долго чистил свои сапоги звонко-вонючей ваксой. По этому запаху Жучка всегда и узнавала, что он уезжает...
      Анна Ильинична, Саша и Жучка вышли на Деревенскую улицу. Бабушка повесила на дверь большой замок, ключ спрятала в кошелёк, кошелёк в чемодан, а чемодан заперла ещё на маленький ключик, который обернула в платок и положила в карман. Из окон на них смотрела чуть не вся деревня.
      - Ну, присядем на дорожку! - Бабушка опустилась на чемодан, Саша притулилась рядом с нею.
      А Жучка смотрела на них, склонив голову, и в сердце её всё больше разгоралась тревога.
      - А ты что же, Хвостик? - сказала Саша.- А ну-ка, сидеть! Сидеть!
      - Перестань, Саша,- строго сказала бабушка.- Не время! Жучка села.
      - Вот ты какая собака! - сказала бабушка.- Понятливая.
      - Может, возьмём, бабусь?
      - Будет тебе... Сама ведь знаешь! - Бабушка встала.- Ну, пошли с богом!
      Они шагали под горку к маленькой деревенской пристани. Саша несла две сумки - было тяжело. Поэтому она почти не замечала Жучку, которая всё время бежала с нею рядом. Из каждого дома им опять и опять говорили: "До свидания!" и "Доброго пути!". Бабушка всем степенно отвечала, а сама тащила да тащила чемодан и большую сумку.
      У пристани уже слышалось тарахтение мотора. Сын бабки Клавдии Пётр Петрович взялся отвезти их к поезду. "Вот и всё,- подумала Саша,- кончилась деревня!" Но думать об этом было не очень грустно. Впереди её ожидал мамин отпуск и неведомое Чёрное море, которое почему-то всё равно представлялось синим... Наверное, синева была в самом слове "море"...
      Бабушка и Пётр Петрович укладывали в лодку вещи. Но Жучку всё это не очень пугало. Они иногда приходили сюда вместе с хозяйкой. Вот и сейчас пришли. Хозяйка гладила её и говорила какие-то слова, среди которых часто посверкивало её новое имя: Хвостик. А тревога всё сильнее жгла её изнутри. Лицо хозяйки было сейчас совсем близко. Жучке хотелось его лизнуть. Обычно ей это не разрешалось... Но в голосе хозяйки было что-то особенное, отчего сердце ныло больно и сладко. Она не удержалась и лизнула хозяйку в щёку, потом ещё и ещё раз. А хозяйка уже ничего не говорила, кроме её имени: "Хвостик, Хвостик, Хвостик". Вдруг что-то сказала строгая старуха. На мгновение лицо хозяйки стало совсем-совсем близко, а потом поднялось, словно луна из-за деревьев, и стало, как обычно, высоко вверху. Чтобы видеть его, Жучка села и задрала голову. И тут хозяйка шагнула в лодку. Пётр Петрович сильно оттолкнулся от пристани, будто собирался весь берег отодвинуть. Лодка выскользнула на середину заливчика у пристани. Сразу громче загремел мотор, ударил винт. Лодка быстро пошла к горизонту, оставляя за собой длинный хвост в три запаха. Пахло бензином, рыбой и Сашей. Жучка оттолкнула два запаха и стала любоваться третьим, своим любимым - запахом девочки...
      - До свидания, Хвостик! - крикнула Саша.
      - Сядь, упадёшь! - строго приказала бабушка.
      Жучка услышала своё имя, поняла, что хозяйку куда-то увозят без неё. С пристани она метнулась на влажный песок, вбежала в воду, поплыла, напряжённо вытянув морду... Но ведь она не была хорошим пловцом. Просто, как все собаки, умела плавать от рождения - и только!.. В жизни ей этот навык пригодился всего несколько раз.
      Жучка плыла медленно - куда ей было тягаться со стальным мотором. Лодка безжалостно удалялась. И когда вдруг она исчезла за лесистым мыском, Жучку охватил ужас. Она оказалась совсем одна среди враждебной воды. Впереди нигде берега не было, а усталость уже начинала тянуть её намокшее тело вниз, и мелкие волночки стали всё чаще ударять ей в нос.
      Она ещё плыла некоторое время вперёд, лихорадочно соображая, что делать. Наконец не ум её, а глухой звериный инстинкт, который заставляет повиноваться без раздумий, повернул Жучку к берегу. И она плыла, тянула из последних сил, хлебая воду, тяжелея и задыхаясь, пока наконец лапы её не достали дна.
      Дрожащая, ничтожная, со слипшейся шерстью, Жучка выползла на сухой берег. Переставляя неверные лапы, добрела она до травы, отряхнулась кое- как и легла. Только что пережитый страх и ещё не совсем ею понятая боль за хозяйку отняли все её силы. Жучка закрыла глаза. И неизвестно было, то ли она умерла, то ли забылась тяжёлым сном...
      * * *
      Началась самая ужасная пора в её жизни...
      Первые несколько дней она металась по деревне от избы Анны Ильиничны к пристани и обратно. Взбегала на крыльцо, нюхала под дверью. Лаяла на окна, надеясь вызвать Сашу.
      Однажды целый день она бегала по тем местам, где они бывали с хозяйкой. Но везде оказалось пусто. Только в полуразбитой церкви, где под потолком носились летучие мыши слабых шорохов, Жучка нашла старую конфетную бумажку, тихо пахнущую Сашей. Но Жучка знала, что это старая бумажка. Она тут же припомнила полосочку сладости на языке. Хозяйка тогда поделилась с нею конфетой... И Жучка ушла прочь из церкви. Больше она никогда не бывала здесь за всю свою жизнь.
      Что же было ей делать дальше? Оставалось последнее средство - идти в лес. И она пошла. Отчаяние, серая волчица, гналось за нею по пятам. А впереди белым зайцем мелькала надежда.
      Жучка обежала весь их маршрут часа за два. Дорогу она отыскивала легко и даже вообще не думала о ней. Сначала она домчалась до первой грибной поляны. Саши не было. Но Жучка почему-то и не особенно надеялась встретить здесь хозяйку. Сюда она забежала просто так, можно сказать, "для очистки совести".
      Следующей "станцией" был малинник. Сейчас он был в самой своей лучшей поре: весь созрел до последней ягоды, стоял на солнцепёке, сочась чуть уловимым сладким ароматом. Но Жучка ничего этого не заметила: она ведь не ела малины и вообще ей было сейчас не до еды. Небрежно расталкивая малинные кусты и осыпая на землю перезрелые ягоды, она отыскала то место, где когда-то стояла Саша. Слабый-слабый - едва ли громче мышиного писка - запах рассказал ей об этом. И всё-таки Жучка осталась довольна: лес помнил о хозяйке. А вот грозный запах лося совсем исчез. Это что-нибудь да значило!.. Она припустилась дальше - к ельнику, а потом по тропинке, по забытой лесной дороге. А в сердце её подпрыгивало одно и то же прекрасное слово: "Хвостик, Хвостик, Хвостик!" У поваленной берёзы - мостика через ручей - Жучка остановилась. Вот странно: сейчас - как и тот раз - у неё опять заныла лапа. Обычно всякая боль делает собаку подозрительной, хмурой, особо осторожной. Но сейчас Жучка испытывала даже некоторое удовольствие и радость: всё было как в прошлый раз!..
      Она опять боязливо потопталась у мостика, потом даже гавкнула раз- другой, чтобы хозяйка скорее появилась откуда-нибудь и взяла её на руки... Но лаять здесь оказалось страшно: слишком уж далеко разбегалось эхо, слишком пустынна и молчалива была поляна. Так и казалось, что за каждым кустом таятся враги.
      Жучка поскорее перебралась на ту сторону, влезла на горбатое крылечко, повернулась спиною к двери, мордой к лесу, чтоб каждому было понятно: она здесь хозяйка... Но пусто было в доме - ни звука, ни запаха...
      Она ещё посуетилась вокруг избушки, отыскивая остатки Сашиных следов. Но ей невозможно было обмануть свой нос. Запахи были такие дряхлые, будто их и совсем не было, будто она их просто придумала.
      И тут левая лапа разнылась. Боль и тоска залезли ей в самое сердце.
      Не глядя по сторонам, ни на что не надеясь больше, она заковыляла на трёх ногах вниз по ручью. И потом по берегу озера пришла в деревню - такую же пустую теперь, как лес, как всё на свете!
      Рыбак явился домой весёлый - солнце грело, рыба ловилась... У дома его перехватила бабка Клавдия:
      - Эй, Толя, знаешь, собака твоя совсем пропадает!
      - Здравствуйте, баба Кланя! - крикнул Рыбак.- Чтой-то она пропадать задумала?
      - Вот же ты какой твердокаменный! - рассердилась бабка Клавдия.
      Один день Жучку одолевала великая собачья обида. Но потом она исчезла без следа, потому что, какая б смышлёная ни была собака, хозяин, по её разумению, всегда прав. Так уж собаки устроены. И осталась Жучка наедине со своей печалью. Ни о чём больше не думала, запахов не искала. Только иногда в мелькании кустов ей чудилось Сашино платье. Она выскакивала в ту же секунду, но нет!.. Сердце тотчас падало, Жучка возвращалась обратно под крыльцо хозяйкиной избы. И тусклые глаза её смотрели в землю...
      Сердобольная бабка Клавдия не раз зазывала Жучку к себе. Но худая, растрёпанная собака глядела недоверчиво и всегда убегала, едва старуха хотела к ней подойти. Бабка Клавдия издали бросала ей хлеб и кости. Жучка ела, но без обычной весёлой собачьей жадности. "Пропадёт собака! - вздыхала про себя бабка Клавдия.- Нет, не жилец она на этом свете, не жилец... Вот же любовь собачья!.." И удивлённо и печально качала головой...
      * * *
      Рыбак явился домой веселый - солнце грело, рыба ловилась... У дома его перехватила бабка Клавдия.
      - Эй, Толя, знаешь, собака твоя совсем пропадает!
      - Здравствуйте, баба Кланя! - крикнул Рыбак. - Чтой-то она пропадать задумала?
      - Вот же ты какой твердокаменный! - рассердилась бабка Клавдия.
      - Да где она? - спросил Рыбак.
      - Вот, посмотри сам! У Ильиничны под крыльцом, бедная, лежит...
      Увидев Рыбака, Жучка молча отползла в самый дальний угол своего логова. Когда человек протянул руку, она зарычала. Рыбак замер в растерянности. "Вот те на! - думал он.- Вот так дожил!"
      Спроси его, он уж и не помнил толком, как эта собака досталась ему. Вроде кто-то из друзей предложил щенка симпатичного. А щенки ведь все на один фасон - симпатичные... Через полгода из этого щенка выросла Жучка.
      Сейчас Рыбак стоял, неудобно согнувшись, и смотрел в чёрную дыру под крыльцо, а сердце его никак не могло -понять: как же это случилось, чтобы Жучка, чтобы его собака смела рычать?
      "Ах ты неблагодарная! Тварь!" - хотел он крикнуть и не крикнул. Потом хотел пнуть её ногой и не пнул. Он только посмотрел ещё раз в угрюмые и жалкие Жучкины глаза, повернулся и пошёл к своей избе.
      - Толя! - крикнула опять бабка Клавдия.- Ну дак что ж ты? Как решил? Рыбак молчал.
      - Мне-то, видишь, она не даётся, собака. А пропадает!.. Пропадёт!.. Рыбак молчал.
      - А ты всё ж таки её хозяин...
      Рыбак хотел сказать, что мало ли собак пропадает и пропадало, он-то при чём? Он теперь не хозяин, пусть старуха Ильинична и городская девчонка... А то умеют только сманивать!
      И ещё он хотел сказать... нет, даже крикнуть зло, что пусть пропадает, раз неверная, раз неблагодарная такая. Да и не пропадёт она, эта собака: ещё к кому-нибудь присоседится!...
      Всё это быстро промчалось у него в голове, как узенькая лента телеграммы. Но ничего такого он почему-то не сказал, а только плечами пожал:
      - Рычит она...
      - А ты поласковей, Толя,- наседала бабка Клавдия.- Ты ещё ведь совсем молодой, а такой уж...- Она собиралась сказать "сердитый", но попридержала язык.
      - Какой? - спросил Рыбак без особого интереса.
      - Сурьёзный!
      - Так это ж хорошо, баба Кланя. Серьёзных-то все хвалят.
      - Ну вот и займись. Вот и займись с этой собакой-то!..
      Рыбаку стало ясно: что бы он ни сказал, бабка Клавдия опять сведёт на Жучку. Он усмехнулся, рукой махнул и пошёл к себе в избу, больше уже не оборачиваясь.
      Я не знаю, о чём думал Рыбак весь остаток дня и ночь. Наверное, уж не об отбившейся от людей собаке. И всё-таки память о Жучке крепко засела у него в душе. Потому что на следующее утро он поднял валявшуюся в сенях старую Жучкину миску, ополоснул её, налил из кастрюли щей, тех же самых, что ел сам. Подумал секунду, положил немного мясца, вышел на улицу и крикнул:
      - Эй, Жучка, Жучка! На-на-на!
      Жучка узнала голос Рыбака. В душе её не появилось ни радости, ни страха. Она так и осталась лежать; во всём теле была какая-то слабость и тоска,
      - Жучка! - Рыбак сделал несколько шагов к дому Ильиничны, остановился...
      И тут вдруг, неожиданно для себя самого, он крикнул:
      - Хвостик! Хвостик!
      Драгоценное это слово камнем ударило в собачье сердце. Радость и сладкая печаль хлынули из него одновременно. Что-то перевернулось в Жучке, мелькнуло разом во всех её мыслях... Будто Саша подошла к Рыбаку и отдала ему поводок, на конце которого была Жучка... Нет, не Жучка звали эту собаку, а Хвостик, Хвостик! Сейчас Рыбак потянул тот невидимый ремешок. И она поползла к выходу, прочь из своего подземелья, встала на ноги и, жмурясь от яркого солнца, пошла к Рыбаку.
      * * *
      Так у Рыбака снова появилась собака.
      Но ещё долгое время они были чужими. Хвостик помнила Сашу. День- два проходили вроде спокойно, и вдруг тоска проступала наружу. Собака начинала суетливо бегать и лаять протяжно в пустые окна Сашиного дома. Рыбак молча глядел на это и курил папиросу. Ему было обидно. "Неужели же я такой плохой хозяин? - думал он.- Ну и прогоню её к шутам, этого Хвостика... Тоже мне Хвостик!..."
      Однако не прогонял. Хотя и не был ласков. Только кормил.
      Так прошло недели полторы. Собака скучала, Рыбак хмурился. Сдружило их несчастье...
      Рыбак уехал в большую деревню. И Хвостик снова переселилась под крыльцо к Ильиничне. После того как она вроде бы опять стала Рыбаковой собакой, Хвостик чувствовала себя поуверенней. Первая, самая горячая боль прошла. Хвостик, пожалуй, даже повеселела немного. Но в душе её копился новый ком черноты.
      Как в человечьей душе, так же, я думаю, и в собачьей, лежит, лежит этот ком, словно мина с часовым механизмом... И однажды вдруг происходит взрыв. Хорошо, если всё обойдётся добром. Но часто такие моменты подстерегает беда.
      Ночью, на вторые сутки после отъезда Рыбака, Хвостику опять снилась девочка в светлом платье. Она то приближалась, то удалялась, словно её качали какие-то большие волны. А потом её стало уносить, уносить. Она крикнула: "Хвостик! Хвостик!"
      Собака вскочила. Сон и настоящая жизнь на секунду перемешались в ней! И она бросилась догонять свою прекрасную хозяйку. Из-под крыльца был удобный лаз, которым она всегда пользовалась. Но сейчас - в полусне, в полуяви - она совершенно забыла об этом. Метнулась в другую сторону, проломила трухлявую доску, полезла наружу... И тут же в голову её ужалила боль. Хвостик взвизгнула, рванулась. Тотчас боль обожгла шею, туловище вдоль хребта...
      Наконец Хвостику удалось вырваться наружу. Сон улетел прочь, как испуганная стая ворон. Собака закружила на месте, завыла. А по ушам, по морде, по лохматым бокам крохотными рыжими муравьями катилась кровь...
      Неизвестно, кем и когда были заколочены те два старых ржавых гвоздя. Много лет, много дождей и снегов, они торчали здесь, поджидая добычу, словно зубы змеи. И вот дождались!..
      Уже к утру Хвостику стало худо. Она потеряла много крови, но дело было не в том. Две рваные полосы на голове и туловище затянулись нехорошей жёлтой плёнкой. Хвостик не могла дотянуться до своих ран, зализать их. Это было самое скверное. Лихая болезнь стала гулять по её телу, как по собственному дому.
      К вечеру следующего дня Хвостик уже не вставала. Лапы её не слушались. Словно костыли, они валялись ни на что не годные. Да ей было и не до вставания! Она лежала на животе, вытянувшись в струнку, а едва только собиралась шевельнуться, боль стегала её вдоль спины двухвостой огненной плёткой.
      Прошли ещё сутки. Под крыльцом всегда было полутемно. А в глазах у Хвостика всё темнело, темнело. Она теперь всё время была со своей прекрасной хозяйкой. Куда они шли, откуда, было непонятно. Просто они шли и шли, как бывало. И Саша часто повторяла самое хорошее своё слово: "Хвостик, Хвостик, Хвостик!"
      А ещё через день всё на свете стало ей безразлично, потерялось куда-то, почернело, съёжилось. Короче говоря, собака умирала...
      * * *
      Такой её нашёл Рыбак.
      - Жучка, Жучка! - Он вытащил её наружу, взял на руки.- Что с тобой? Кто тебя?
      Собака едва дышала, ничего не чувствовала, не слышала. Но, правду сказать, сейчас это было даже к лучшему! Так думал Рыбак, промывая её раны, густо намазывая их йодом. Рыбак не очень-то много понимал в медицинской науке. Но твердо знал: всякая рана должна содержаться в чистоте. Вот он и старался сделать то, чего не мог Хвостиков язык. "А уж там заживёт,- думал Рыбак,как-нибудь заживёт. На собаках быстро заживает!"
      Но заживало медленно, неохотно как-то... Слишком много ушло у Хвостика сил на прошлый плохой месяц. Да и ела она кое-как.
      Наконец раны её вроде бы начали потихоньку подживать, но вдруг опять загноились.
      Рыбак поехал в большую деревню, купил в аптеке мази. Спросил у аптекарши:
      - А собакам если - поможет? Аптекарша пожала плечами:
      - Дороговато этим препаратом собак-то мазать!
      - Это уж моя печаль,- сказал Рыбак.- Так поможет или нет?
      Аптекарша опять пожала плечами:
      - Почему же?.. Конечно, поможет. А когда Рыбак ушёл, усмехнулась:
      - Чудной какой-то! Рыбак и правда казался чудным. Он быстрым шагом шёл к своему карбасу. Его вдруг окликнули:
      - Толя! Далёко собрался?
      - Домой.
      - Да ты что? Сегодня "Спартак" играет - по телевизору...
      Рыбак потоптался в нерешительности:
      - Нет, не могу.
      - Да ты что?.. Ну зайди хоть на минутку!
      - Собака у меня там, понимаешь...
      - Чего?
      Но Рыбак уже спешил к своему карбасу Еще месяц-два назад скажи ему, что человек летит домой как угорелый из-за какой-то собаки, он бы первый засмеялся
      "Что это со мной приключилось? - улыбаясь и качая головой, думал Рыбак Старею, что ли? Ну, Жучка и Жучка - ведь самая же простая собака, а жалко Жалко!" Карбас его в это время споро бежал по гладкому вечернему озеру И на сердце у Рыбака было тихо и хорошо
      Нет, не старел он, а добрел То хорошее, самое золотое, что я думаю, всегда было в его душе, но только как бы спало, теперь проснулось и стало главным
      Они как будто бы вместе выздоравливали - собака и человек, потихоньку выкарабкивались на хорошую простую дорогу счастья. Хвостик начала наконец вставать, ходить по избе. И в глазах появилась живинка... Она и есть стала хорошо - всё лучше и лучше с каждым днём.
      Во время смертельной своей болезни, сквозь тяжёлый её огонь и безразличие, собака чувствовала добрые руки Рыбака и слышала своё имя - Жучка.
      А другое имя отлетело, спряталось где-то - невидимое и почти неслышимое, как отдалённое эхо. И девочка в светлом платье стала незаметной в её памяти, словно бы прозрачной. К Жучке пришла новая любовь, у неё появился новый хозяин - добрый, сильный и спокойный человек. Рыбак.
      Они долго-долго жили вместе. Через некоторое время переехали в большую деревню. Потом у Рыбака появилась жена и двое мальчишек. А Жучка всё жила в их доме. Сначала одна, потом вместе со своим сыном Шариком. Каждый в этой новой большой семье был ей дорог. Но с Рыбаком её связывала особая тайная ниточка, о которой знали только они двое...
      * * *
      Первого сентября Саша пошла в школу. Её спрашивали:
      - Где ты так загорела, Саша? Она отвечала:
      - На юге!
      И сразу перед нею вспыхивал удивительный край, где горы и море стоят лицом к лицу, не в силах сдвинуть друг друга с места. А солнце горит ярко, словно на празднике...
      В первый день отметок, конечно, не ставили, а только рассказывали, что они будут изучать в этом году. Лишь на уроке русского языка учительница сказала:
      - Сейчас будем писать сочинение. Запишите название: "Как я провёл лето".
      И тут Саша вспомнила деревню, огромное северное озеро, лес, избушку, собаку Хвостик и Рыбака. На одну коротенькую секунду ей захотелось рассказать обо всём этом... А Хвостикова морда вспомнилась так близко - до слез!..
      - Саша, а ты почему не пишешь? - спросила учительница.
      Саша встала, опустила голову.
      - Садись, садись,- мягко сказала учительница.- Пиши.
      Саша села, и перо её медленно поползло по бумаге.
      Саша писала: "Лето я провела очень хорошо. Мы с моей мамой ездили на юг, в Крым..." Тут она подняла руку:
      - А "Крым" нужно с большой буквы писать?
      - С большой, с большой,- сказала учительница и потом громко: - Ребята! Все сомнительные слова можно спрашивать...
      * * *
      И Жучка тоже долго помнила Сашу - целую осень: сентябрь и октябрь. В начале ноября выпал снег. И всё летнее забылось.