Здесь же части Буткова вновь встретились со 157-й танковой бригадой корпуса А. Г. Родина, которая также сбилась с маршрута. Мотоциклисты вывели ее на правильный путь в сторону высоты 204,6, куда ей надлежало двигаться.
      Обо всем этом я подробно проинформировал Г. Д. Стельмаха, а он, в свою очередь, Н. Ф. Ватутина. Немедленно были приняты самые решительные меры для ускорения движения корпуса А. Г. Родина на Перелазовский, где оставался теперь лишь штаб 5-го армейского корпуса румын. Появилась возможность с ходу пленить его и окончательно нарушить управление вражескими войсками в этом районе. Одновременно В. В. Бутков получил приказание сковать 22-ю танковую дивизию немцев непрерывными атаками до подхода 8-го кавалерийского корпуса. Меня отозвали на КП фронта в Серафимович, где я узнал, как развивались действия двух других наших танковых корпусов.
      ...26-й танковый корпус атаковал противника двигавшимися в первом эшелоне 157-й и 19-й танковыми бригадами подполковника А. С. Шевцова и полковника Н. М. Филиппенко. 157-я танковая бригада на этом этапе действовала успешно. Она быстро завершила прорыв вражеской обороны, затем вышла к хутору Клиновый, где, как говорилось выше, оказала содействие танкистам В. В. Буткова в овладении этим хутором и фермой No 2.
      К исходу дня бригада, продвинувшись на 22 километра, выполнила свою ближайшую задачу. Однако за день ожесточенных боев и непрерывного маневрирования танкисты 157-й сильно устали. Если к тому же учесть, что часть командиров не имела опыта управления войсками при действиях ночью в глубине обороны противника, то нет ничего удивительного, что бригада сбилась с маршрута и отклонилась от своего направления на 8 километров.
      157-я танковая бригада подполковника А. С. Шевцова в 2.00 20 ноября вышла на свой маршрут и, сбивая небольшие заслоны отходивших румынских войск, стала стремительно развивать наступление в южном направлении.
      Командир корпуса, узнав об отсутствии у врага танков, решил овладеть Перелазовским с ходу. Эту задачу он возложил на 157-ю танковую и 14-ю мотострелковую бригады. Танки 157-й на большой скорости подошли к северной окраине Перелазовского и открыли огонь, отвлекая внимание обороняющихся на себя. В это же время 14-я мотострелковая, совершив бросок на машинах, приблизилась к населенному пункту на дистанцию ружейно-пулеметного огня. Пехота спешилась и начала обходить Перелазовский с запада и востока. Удар наших войск был настолько внезапным и стремительным, что противник не смог оказать серьезного сопротивления и стал большими группами сдаваться в плен. В этом районе корпус разгромил тыловые части 1-й танковой дивизии и штаб 5-го армейского корпуса румын. Вслед за Перелазовским 157-я танковая бригада в 18.00 20 ноября овладела Ефремовским.
      Таков был официальный доклад Г. С. Родина, вернувшегося от своего однофамильца. Генерал А. С. Рогов побывал в Перелазовском и убедился лично, насколько внезапно был атакован и захвачен этот важный в оперативном отношении пункт. В помещении штаба румынского корпуса на столах лежали раскрытые папки с секретными документами. Ящики столов были выдвинуты, сейфы раскрыты, и ключи торчали в дверцах. На ходу были узел связи, типография и другие службы. Александр Семенович привез с собой несколько мешков документации, из которой, кстати, выяснилось, что у румынского командования не было сколько-нибудь достоверных данных о подготовке нашего контрнаступления.
      День 20 ноября танкистам А. Г. Родина пришлось потратить на очищение от разрозненных подразделений противника района Перелазовского и Зотовского, ведение боев с частями 1-й румынской танковой дивизии, пытавшимися соединиться с 22-й немецкой танковой дивизией, а также на уничтожение отходивших тыловых формирований 4-го и 5-го румынских армейских корпусов. Всем этим танкисты содействовали войскам И. М. Чистякова в блокировании и последующей ликвидации распопинской группировки врага. Одновременно совершенствовалась связь, упорядочивалось управление войсками корпуса, поскольку он оказался рассредоточенным на площади около 100 квадратных километров. Свое дальнейшее продвижение корпус сумел возобновить в 13.00 21 ноября. Не встречая организованного сопротивления, он к исходу дня преодолел 60-70 километров, захватил крупные опорные пункты в Плесистовском и Острове, куда в спешном порядке выдвигалась 3-я моторизованная дивизия противника, получившая задачу во что бы то ни стало задержать выход наших войск к Дону. У реки Лиска завязались встречные бои. На этот раз роли переменились по сравнению с тем, что происходило тут в последних числах июля. Под ударами танкистов А. Г. Родина 3-я моторизованная дивизия вынуждена была отходить к Дону.
      Порадовал всех нас и корпус А. Г. Кравченко. Это соединение, стремительно завершив прорыв главной полосы вражеской обороны, вышло к сильно укрепленным опорным пунктам противника в Евстратовском, Захарове, Власове примерно в 10-12 километрах от переднего края. Двигавшаяся по левому маршруту 102-я танковая бригада полковника Н. В. Кошелева вместе с мотострелками 4-й бригады подполковника А. М. Щекала блокировала эти тыловые опорные пункты румын, а 69-я и 45-я танковые бригады полковника В. С. Агафонова и полковника П. К. Жидкова обошли Евстратовский справа и с ходу овладели Манойлином. Вскоре была взята и ферма No 1 совхоза "Первомайский". Таким образом, танкисты А. Г. Кравченко за первый день наступления продвинулись с боями на 30-35 километров.
      На следующий день, 20 ноября, танкистам Кравченко пришлось действовать в условиях ожесточенного сопротивления врага. 102-я танковая и 4-я мотострелковая бригады вели тяжелые бои за овладение противотанковыми узлами обороны южнее хутора Власова. Особенно отличились танкисты Н. В. Кошелева.
      Ночь тоже прошла в сильных боях, а в 7.00 21 ноября корпус продолжил свое стремительное продвижение. В районе Майоровского он уничтожил 18 вражеских танков и к исходу дня вышел к Дону юго-восточнее хутора Липологовский и севернее хутора Рубежный. В результате пути отхода противника из излучины реки на юг оказались отрезанными.
      Поздно ночью 21 ноября мы подвели предварительные итоги действий танковых корпусов фронта. Констатировали, что соединения вводились не в чистый прорыв. Танкисты вынуждены были совместно со стрелковыми частями "допрорывать" вражескую оборону, что поначалу лишило их возможности широкого маневра, однако на третий день корпуса достигли весьма обнадеживающих успехов. Штаб фронта, командующие родами войск и их подчиненные, все наши службы своевременно реагировали на запросы танкистов, помогали советом и делом. Командование уверенно держало нити управления в своих руках. Мы смогли перевести дух и сказать, что операция развивается успешно. Но самокритично, думаю, следует признать, что фронтовое управление в какой-то мере подменяло командование 5-й танковой армии. В порядке объяснения, а не оправдания можно отметить, что так происходило потому, что слишком многое зависело тогда от успешных действий этой армии.
      Бесспорна решающая роль в незабываемых боях тех дней дорогих моему сердцу танковых войск. Но нельзя умолчать и о подвиге пехотинцев, кавалеристов. Их действия, правда, не были столь эффективны, но без черновой работы пехоты и кавалерии по ликвидации многочисленных опорных пунктов врага, остававшихся в тылу наступающих, не был бы закреплен и упрочен успех танкистов. В. И. Кузнецов неоднократно выезжал в 3-й гвардейский кавалерийский корпус, в полосе которого обстановка складывалась особенно напряженно. Он с восхищением рассказывал о подвигах конников и взаимодействовавших с ними пехотинцев. Об этом же слышал я и от комкора генерала Иссы Александровича Плиева, с которым мы неоднократно встречались и подолгу беседовали. Высокого роста, поистине классического телосложения, с чуть насмешливым взглядом миндалевидных темно-синих глаз, он сразу привлекал всеобщее внимание. Это был замечательный человек и военачальник. Осетин по национальности, рабочий по социальному положению, он прошел суровую жизненную школу. Его хорошо знали по Московской битве как соратника легендарного Доватора. Это был прирожденный кавалерист, в седле он как бы сливался с конем.
      В прорыв корпус начал входить на участке 76-й стрелковой дивизии. Головные части миновали хутор Громки рядом с атакующей пехотой. Командир 18-го кавполка 5-й гвардейской кавдивизии И. Ф. Наконечный, получив от Н. Т. Таварткиладзе данные об обстановке, повел свои эскадроны на хутор Платонов. Конники ворвались на его северную окраину и захватили первых пленных. В это время показалась артиллерийская колонна противника. На нее устремился 1-й эскадрон лейтенанта Богоутдинова. Атака была внезапной, и вражеские артиллеристы, бросив свои орудия, пустились наутек. 2-й эскадрон капитана Леонтьева прорвался на противоположную окраину хутора, пленил там несколько десятков румын и взял богатые трофеи.
      20-й кавполк подполковника В. И. Буйвицкого завязал бой с пехотой противника западнее Цимловского у высоты 187,5. А еще один полк замешкался. Кавалеристы этой части посчитали, что их задача - входить только в чистый прорыв.
      - Я не успел, что называется, глазом моргнуть,- рассказывал Василий Иванович Кузнецов,- как генерал Плиев лично повел этот полк вперед и быстро добился прорыва второй линии вражеской обороны.
      Уже эти первые действия кавкорпуса создали угрозу окружения 15-й румынской пехотной дивизии, которая находилась между конниками и ударной группировкой 65-й армии. Подразделениям этой дивизии совместно с другими группами противника, оказавшимися в нашем тылу, удалось вновь захватить хутор Громки незадолго до того, как к нему стала выходить следовавшая во втором эшелоне 32-я кавалерийская дивизия полковника А. П. Москаленко. По приказу комкора ее головной полк развернулся и лавиной ринулся на Громки. Занимавшие оборону подразделения 15-й румынской пехотной дивизии, увидев стремительно мчавшихся на них всадников, попрятались в окопах и никакого сопротивления не оказали. Хутор был взят, кавалеристы двинулись дальше, а примерно через полчаса к Громкам подошла 293-я стрелковая дивизия. К этому времени вражеский опорный пункт вновь обрел боеспособность, ибо сюда стеклись многочисленные разрозненные группы румын и немцев. Поэтому командиру 293-й дивизии генералу П. Ф. Лагутину пришлось в третий раз штурмовать Громки, соблюдая все требования тактики. 1034-й полк стремительно ударил с фронта, а два других (1036-й и 1032-й) обошли узел сопротивления с флангов. Слаженным натиском с трех сторон противник опять был выбит из Громков, и на этот раз окончательно.
      Из сказанного видно, что в полосе наступления 21-й армии сложилась крайне тяжелая, противоречивая ситуация, какую в нашем военном обиходе называют "слоеным пирогом". К исходу дня 102-я танковая и 4-я мотострелковая бригады корпуса А. Г. Кравченко подошли к Майоровскому{249}. Завязав бой с контратакующим противником, они одновременно вынуждены были отбиваться от вражеских частей, которых теснил 3-й гвардейский кавкорпус. Конникам же в свою очередь приходилось отбиваться от румынских частей, сбитых с позиций у Громков полками 293-й и 76-й стрелковых дивизий.
      В этих условиях управление сверху порой ослабевало, и тогда в полную силу проявлялось самостоятельное боевое творчество командиров соединений и частей. Надо, однако, отметить, что благодаря изобретательности В. А. Пеньковского командарм 21, как правило, всякий раз довольно быстро восстанавливал управление.
      Очень существенную роль в упорядочении управления сыграло и то, что В. И. Кузнецов почти постоянно находился в полосе действий армии И. М. Чистякова. Василий Иванович был неразлучен с радиостанцией, смонтированной на "виллисе", поэтому, несмотря на всю запутанность оперативной обстановки, командующий фронтом через наш штаб был всегда в курсе наиболее значительных событий и с присущей ему энергией влиял на их развитие.
      Ночью бои продолжались: 5-я кавдивизия выкуривала врага из Селиванова и Власова. К 18 часам 20 ноября противник покинул эти опорные пункты. Тем временем 20-й кавполк Буйницкого вышел к Майоровскому, который блокировался одним танковым батальоном из корпуса Кравченко. Схватка здесь была жестокая, враг бросался в яростные контратаки. Отбивая одну из них, конники Буйницкого в лихой сабельной атаке овладели этим районом.
      Дивизии Чепуркина, понесшей потери и сильно утомленной в первые сутки, Исса Александрович Плиев дал возможность отдохнуть и привести себя в порядок в просторной балке Чечерова. Отсюда она к утру 21 ноября выдвинулась к Нижней Бузиновке, где подверглась удару с воздуха, к счастью довольно слабому. В 8 часов 20-й гвардейский кавполк стремительной атакой при поддержке нескольких танков выбил из станицы до двух рот пехоты и ворвался в нее, захватив 7 танков, 17 автомашин, склады продовольствия и десятки повозок с награбленным у советских людей имуществом. В 11.30 враг предпринял попытку вернуть Нижнюю Бузиновку атакой нескольких пехотных батальонов с легкими танками с высоты 184,8 и из Сухановского. Отбив этот наскок, конники Чепуркина на плечах отступающих ворвались в Сухановский и после упорного боя в 18.00 овладели им.
      Эти успехи, казалось, должны были облегчить нашу борьбу за основной тыловой рубеж обороны врага, пролегавший между Нижней и Верхней Бузиновками. Но он был слишком важен в оперативном отношении, и Паулюс делал все, чтобы сохранить его в своих руках. По свидетельству Адама, Паулюс считал, что с потерей Верхней Бузиновки будут отрезаны пути отхода на юг 11-му армейскому корпусу генерала Штреккера, что могло привести к его изоляции от главных сил 6-й армии. Выход советских войск к Верхней Бузиновке, по мнению немецкого командования, создавал угрозу и для важного отрезка железной дороги Морозовская - Чир.
      В связи с этим к Верхней Бузиновке на подмогу румынам перебрасывались немецкие войска, в том числе 14-я танковая дивизия генерала Беснера. Бои там затягивались. Николай Федорович Ватутин позвонил И. М. Чистякову и сказал, что необходимо прочно блокировать этот узел сопротивления и развить удар на Осиновский. Иван Михайлович ответил, что он сейчас вместе с Н. Н. Вороновым организует достаточно мощный артиллерийский кулак и врагу не поздоровится. Вскоре 5-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада полковника П. И. Зубкова нанесла свои чувствительные удары противнику. Так, только 1250 иптап майора В. А. Котеловского вывел из строя более 30 танков и 40 автомашин с мотопехотой{250}.
      Одновременно с этим 86-й и 121-й полки 32-й кавалерийской дивизии обошли Верхнюю Бузиновку с севера и выдвинулись к Осиновскому. Однако командир 14-й немецкой танковой дивизии генерал Беснер довольно искусно сманеврировал, и с высоты 164,6, что восточное Верхней Бузиновки, а также с других выгодных позиций его артиллерия и танки открыли огонь. Но к этому моменту наши конники тоже подтянули сюда свою артиллерию и 4-й тяжелый танковый полк. Корпусная артиллерия под командованием полковника П. Ф. Нефедова уничтожила батареи врага. За этот и другие успешные бои П. Ф. Нефедов в числе немногих артиллеристов по представлению Н. Н. Воронова был удостоен ордена Суворова II степени.
      Сразу же после мощного и меткого артналета последовала внезапная и стремительная атака 4-го тяжелого танкового полка. Это вынудило противника отойти на северо-восток. Осиновский был обойден с обоих флангов, и его гарнизон по большей части сдался в плен. Под совместными ударами кавалеристов и подошедших стрелков 76-й дивизии пал опорный пункт и в Верхней Бузиновке, откуда поспешно ушли остатки дивизии Беснера. Наши конники увидели на обочинах дорог нечто с первого взгляда непонятное - лес рук и ряды длинных овчинных папах. Оказалось, что это румынские солдаты, покинутые своими немецкими союзниками, стояли на коленях с поднятыми вверх руками. Они просили пощады, отказавшись повиноваться ставленникам Гитлера.
      - В этих и последующих ожесточенных боях под Голубинским, Большенабатовским, Евлампиевским, Песковаткой,- говорил мне потом Исса Александрович Плиев,- мы понесли тяжелые потери. Особенно невосполнимой утратой была гибель командира 18-го гвардейского кавполка подполковника И. Ф. Наконечного и замполита 24-го гвардейского кавполка И. В. Шеремета.
      Заключая разговор о действиях нашей пехоты и кавалерии, напомню: основную задачу по окружению сталинградской группировки противника решали танковые корпуса, в частности соединение А. Г. Родина. Главным в достижении этой цели теперь становилось быстрое и внезапное овладение Калачом. Дело осложнялось тем, что он находился на противоположном берегу Дона. Мы с Г. С. Родиным из опыта июльских боев 1-й танковой армии хорошо знали, как важно захватить врага врасплох при форсировании реки. Идеальным было бы овладение мостом непосредственно против Калача. Именно по нему в конце июля проходил 28-й танковый корпус Г. С. Родина. По имевшимся у нас данным, мост пока действовал. Но гитлеровцы в любой момент могли его взорвать. Кроме этой были еще две переправы: одна - севернее города, в районе хутора Березовский; другая нестационарная, на понтонах - южнее, близ хутора Черкасов.
      Узнав от А. М. Василевского, что мы с Георгием Семеновичем Родиным являемся ветеранами июльских боев под Калачом, Н. Ф. Ватутин приказал нам совместно с А. Г. Родиным и его начальником штаба полковником А. М. Павловым продумать до мелочей план и подготовить все необходимое для захвата переправы. Прежде всего предстояло подобрать командиров и подразделения, способных успешно выполнить эту нелегкую задачу. После короткого, но острого обсуждения пришли к выводу, что более всего подходят мотострелки, танкисты и разведчики. Выбор был остановлен на двух ротах 14-й мотострелковой бригады, пяти лучших экипажах Т-34 из 157-й танковой бригады и взводе разведчиков 15-го отдельного разведбатальона, посаженных на бронемашины. Относительно того, кому возглавить отряд, колебались недолго. Это - подполковник Георгий Николаевич Филиппов, так как основную массу воинов в отряде составляли мотострелки, которых он отлично знал. Естественно, учли его личные качества и боевой опыт по характеристике А. Г. Родина.
      Свой боевой путь Г. Н. Филиппов начал еще с двадцатых годов, как чекист, сражаясь с бандитами в Закавказье. Тогда же окончил пехотную школу в Тбилиси, а в 1933 году - Военную академию имени М. В. Фрунзе. Потом успешно командовал стрелковым полком на Дальнем Востоке, с ним и прибыл на фронт с началом Великой Отечественной. 14-ю мотострелковую бригаду возглавлял с момента ее формирования в первые месяцы 1942 года. Под его руководством она стала 1-й гвардейской мотострелковой бригадой, и командовал ею Георгий Николаевич до сентября 1944 года. За это время она неоднократно отмечалась в сводках Совинформбюро, в приказах Верховного Главнокомандующего. Затем Г. Н. Филиппов был заместителем командира 4-го механизированного и 1-го танкового корпусов. После войны генерал-лейтенант Г. Н. Филиппов стал заместителем командующего войсками Ленинградского военного округа по боевой подготовке. В 1959 году он вышел в отставку. Скончался этот прославленный герой Сталинграда в 1978 году. Мне навсегда запомнилось его простое русское лицо и особенно - умные, чуть грустноватые, все понимающие глаза.
      ...Ясно было, что вслед за передовым отрядом надлежало идти соединению, способному самоотверженно и умело закрепить и развить его успех или, при неблагоприятных обстоятельствах, выручить из беды. Таким соединением мы посчитали 19-ю танковую бригаду во главе с ее командиром полковником Н. М. Филиппенко.
      Отряду Г. Н. Филиппова предстояло пройти около 20 километров по маршруту Остров - Калач. Сделать это можно было только ночью, в надежде, что в тылах врага после прорыва нами фронта нет уже прежнего порядка. В этих условиях, полагали мы, только дерзкие, рискованные действия сулят быстрый успех, в противном случае операция может затянуться.
      В 3 часа ночи 22 ноября, сразу взяв предельно возможную скорость, с включенными фарами бронемашин и грузовиков, отряд Г. Н. Филиппова устремился из Острова на Калач. Наш расчет оказался правильным: уверенно двигавшаяся мотоколонна была принята немцами и румынами за свою. Она преодолела наиболее опасные первые километры без единого выстрела. Примерно на полдороге отряд встретил повозку. Ее возчик, назвавшись местным жителем Гусевым, сообщил, что основная переправа напротив Калача недавно взорвана, но хороший, надежно, с немецкой скрупулезностью укрепленный мост у хутора Березовский остался в сохранности и обороняется сравнительно небольшими силами. Гусев брался провести отряд к Березовскому по хорошей дороге. В пути он рассказал Филиппову о примерном расположении немецкой охраны моста.
      В 6 часов утра, по-прежнему в темноте, отряд беспрепятственно подошел к переправе. Три танка, две бронемашины и три грузовика с мотопехотой проскочили через мост на левый берег, не вызвав у охраны ни малейшей тревоги. Тогда оставшаяся на правом берегу часть отряда по сигналу Филиппова в скоротечном ожесточенном бою расправилась со столь "бдительно" охранявшим мост подразделением гитлеровцев. После этого она быстро разминировала мост и сама заняла оборону, использовав хорошо подготовленные позиции противника. Головная же часть отряда сделала попытку с ходу ворваться в Калач. Это ей первоначально удалось, но затем она была выбита оттуда превосходящими силами гитлеровцев. Г. Н. Филиппову пришлось организовать круговою оборону переправы по обе стороны Дона.
      Трудно передать словами то нетерпеливое чувство, с каким мы на КП фронта ждали известий о рейде отряда. Наконец поступила радиограмма, что мост захвачен. Теперь начались волнения по поводу того, удастся ли его удержать до подхода 19-й танковой бригады Н. М. Филиппенко. Ждать пришлось до 17.00 22 ноября, когда танкисты вышли к Дону. Они соединились с передовым отрядом и к 20 часам сосредоточились в лесу северо-западнее Калача. Утром 23 ноября этого района достигли и остальные силы 14-й мотострелковой бригады, а 157-я танковая бригада вышла к реке непосредственно против западной окраины Калача.
      Здесь я позволю себе небольшое "лирическое отступление". Надо сказать, что в успехе этой операции, в которой первоначально участвовало всего-то каких-нибудь 300 штыков, как выражались раньше, и которая равнялась по значению действиям целого корпуса, громадную роль сыграло довольно редкое сочетание в характере ее главного героя смелости, доходившей порой до бесшабашности, с дотошностью при исполнении всех деталей уставных положений. Это сказалось, в частности, в создании им за кратчайший срок неприступной для врага круговой обороны. Можно было лишь поражаться, как удалось ему предусмотреть все мелочи в организации огня и маневра крайне малочисленными средствами и удерживать переправу минимальными силами в течение 12 часов против многократно превосходящего во всех отношениях противника.
      Необычайную смелость и я сказал бы подлинный профессионализм проявил и полковник Н. М. Филиппенко, сумевший провести свою бригаду с жестокими боями, но почти без потерь. Ведь вражеское командование, прошляпив рейд Г. Н. Филиппова, всполошилось не на шутку и делало все, чтобы не допустить выхода дополнительных сил к единственной переправе через Дон в данном районе.
      В этой связи хочу сказать, что пестовать, поощрять и прославлять надобно не только тех, кто вершит большие дела, занимая высокие посты, но и в не меньшей мере тех, кто на скромной должности трудится профессионально, с инициативой, самозабвенно, самоотверженно. Ведь два этих офицера почти с одинаковыми фамилиями - русский и украинец - своими действиями сохранили жизни сотен, а может быть и тысяч, своих соратников, которым пришлось бы пожертвовать собой, если бы овладение переправой вылилось в затяжное сражение. На мой взгляд, эти два побратима заслуживают памятников в Калаче или Волгограде. Филиппов и Филиппенко долго затем командовали бригадами (Филиппенко так до конца службы и остался на подобной же должности), но пользы армии и Отечеству они принесли несравненно больше, чем некоторые скороспелые выдвиженцы, заваливавшие дело на крутых служебных высотах.
      ...22 ноября танковые бригады корпуса А. Г. Кравченко и передовые кавалерийские части корпуса И. А. Плиева вышли к Дону около Голубинского, где был расположен штаб Паулюса. В этот момент даже небольшая, но дерзко действующая группа танков или кавалерии могла бы серьезно нарушить управление войсками в стане противника. Но этого не произошло, и отнюдь не по вине отважных танкистов и конников. Все их внимание, естественно, было сосредоточено на поисках удобной переправы через Дон. Ошиблись армейские и фронтовые разведчики. Возглавивший эту службу перед началом операции генерал А. С. Рогов, большой знаток Китая, как-то неторопливо входил в курс придонских событий. В то же время полковник В. Г. Романов оказался оттесненным на задний план, что не позволяло этому прекрасному разведчику в полную силу проявлять свою завидную инициативность. А. С. Рогов увлекся допросами румынских военнопленных, которых было в изобилии. Он составил подробный документ, глубоко анализирующий тогдашнее состояние 3-й румынской армии, но так как в дальнейшем против румын приходилось действовать лишь эпизодически, то этот материал смог иметь только военно-историческое значение, а другого в достатке не собрали.
      Возвращаясь к выходу наших войск к Голубинскому и прорыву к Калачу, подчеркну, что эти события вызвали растерянность у такого умевшего сохранять самообладание немецкого военачальника, каким, несомненно, был Паулюс. Хотя окружения еще не было, тем не менее он доносил фон Вейхсу в 18 часов 22 ноября: "Армия окружена. Вся долина р. Донская Царица, железная дорога от Советского до Калача, мост через Дон в этом районе, высоты на западном берегу реки до Голубинского, Оськинского и Крайнего, несмотря на героическое сопротивление, перешли в руки русских. Другие их силы продвигаются с юго-востока через Бузиновку на север и особенно крупные силы - на запад:
      Обстановка в районе Суровикино и на р. Чир неизвестна. В Сталинграде и на северном участке фронта отмечается усиленная деятельность разведывательных подразделений... Южный участок фронта восточное Дона после прорыва еще не восстановлен. Стоит ли за счет значительного ослабления северного участка организовать оборону на узкой полосе на рубеже Карповка, Мариновка, Голубинский - сомнительно... Запасы горючего скоро кончатся, танки и тяжелое оружие в этом случае будут неподвижны. Положение с боеприпасами критическое. Продовольствия хватит на 6 дней. Командование армии предполагает удерживать оставшееся в его распоряжении пространство от Сталинграда до Дона и уже принимает необходимые меры... Прошу предоставить свободу действий на случай, если не удастся создать круговую оборону. Обстановка может заставить тогда оставить Сталинград и северный участок фронта, чтобы обрушить удары на противника всеми силами на южном участке фронта между Доном и Волгой и соединиться здесь с 4-й танковой армией. Наступление в западном направлении не обещает успеха в связи со сложными условиями местности и наличием здесь крупных сил противника"{251}.
      Однако читатель может поставить вопрос: почему ни танкисты А. Г. Кравченко, ни кавалеристы И. А, Плиева хотя бы ненароком не натолкнулись на штаб Паулюса? Дело в том, что все их внимание было сосредоточено на поисках наиболее удобного створа для переправы, а также ее подготовкой, ибо штатные инженерные переправочные средства не могли не отстать при таком темпе продвижения. Главное же - Дон был покрыт тонкой ледовой коркой, что до крайности затрудняло переправу танков и артиллерии. Находившийся в 4-м танковом корпусе полковник А. О. Ахманов сообщил Н. Ф. Ватутину о создавшейся ситуации. Потребовав к телефону самого Кравченко, командующий фронтом приказал ему:
      - Поставьте в голову колонны лучшую из танковых бригад и, повернув на юг, переправляйтесь через реку по мосту, захваченному орлами Родина. И пока они расправляются с гарнизоном Калача, двигайтесь на восток к Советскому и Кривомузгинской. Там установите связь с 4-м мехкорпусом Вольского из 51-й армии Сталинградского фронта.
      На это Андрей Григорьевич вместо ожидаемого "Есть!" вдруг попросил:
      - Товарищ командующий! Разрешите нашему корпусу разделаться с гитлеровцами в Калаче, а Родин пусть идет на соединение с Вольским.
      - Это еще почему?-удивился Ватутин.
      - Не хочу чужую славу присваивать. Ведь вся страна узнает о тех, кто замкнул кольцо окружения.
      Не сумев сдержать одобрения в голосе и перейдя с "вы" на "ты", Николай Федорович сказал:
      - Уж больно ты щепетилен, Андрей Григорьевич, но в твоих словах есть резон. Я сегодня же представлю Родина, Филиппова и Филиппенко к присвоению звания Героя Советского Союза, а всех отличившихся при захвате переправы награжу орденами, включая и колхозника, который показал дорогу. Но терять время на вывод из боя за Калач 26-го корпуса не имею права, ибо мы можем упустить драгоценный шанс. Так что - действуй! Скажи только, кто пойдет во главе корпуса.
      А. Г. Кравченко назвал командира 45-й бригады полковника П. К. Жидкова.
      Немного спустя Ватутину позвонил Прокофий Логвинович. Разговор был не из легких. Командующий 5-й танковой был обижен тем, что фронт, по существу, отобрал у него руководство танковыми корпусами. Он считал также, что кольцо окружения по праву должны замкнуть танкисты Филиппенко и мотострелки Филиппова.
      Н. Ф. Ватутин при молчаливой поддержке А. М. Василевского ответил неожиданно для нас в самых резких тонах. Он обвинил командарма в том, что его нельзя застать на армейском КП, что он непрерывно "прыгает" из соединения в соединение, поэтому его штаб предоставлен сам себе. Прокофию Логвиновичу был высказан также упрек в потере управления 1-м танковым и 3-м кавалерийским корпусами. На это обычно молчаливый Г. Д. Стельмах заметил, что армия в целом неплохо выполняет свою трудную задачу, а огрехи в управлении войсками при столь маневренных действиях неизбежны. Николай Федорович, однако, судя по его хмурому виду, остался при своем мнении.
      Так отношения командующего фронтом, да и представителя Ставки, с генералом П. Л. Романенко обострились до предела, хотя и до этого между ними довольно часто возникали трения. А вскоре произошел полный разрыв, и Прокофий Логвинович убыл от нас. Это случилось 25 ноября, когда Н. Ф. Ватутин передал 26-й танковый корпус в армию И. М. Чистякова.