Чтобы не возвращаться к этому же, напомню, что первоначально сроки контрнаступления были назначены на 9 ноября для нашего и Донского фронтов и на 10-е - для Сталинградского, но уже на описываемых совещаниях выяснилось, что они не реальны. Об этом, как видно, Г. К. Жуков сразу же, но весьма лаконично доложил И. В. Сталину. Более полно он проинформировал Верховного 11 ноября, после совещания на Сталинградском фронте, особо выделив довод о неготовности авиации.
      Для наращивания ВВС под Сталинградом были приняты все меры. В частности, 2-я воздушная армия генерала К. Н. Смирнова, входившая в состав Воронежского фронта, была подчинена в оперативном отношении Н. Ф. Ватутину. Активно подключилась к решению задач контрнаступления в районе Сталинграда авиация дальнего действия, возглавляемая генералом А. Е. Головановым. Ей было разрешено не проводить бомбардировок на других направлениях. Сталинградцы получили 1100 зенитных орудий для прикрытия войск и важнейших тыловых объектов. Тем не менее превосходство над врагом было достигнуто минимальное: у Рихтгофена- 1216 боевых самолетов, у нас- 1350 (соотношение 1:1,1).
      ...А на совещании 4 ноября 1942 года слово после А. А. Новикова получили С. А. Красовский и С. И. Руденко. Они посвятили свои выступления выполнению личным составом армий приказа Наркома обороны No 325 и особенно подготовке к надежному взаимодействию авиации с танковыми и механизированными соединениями.
      Краткой, но содержательной была информация начальников инженерных войск полковника А. И. Прошлякова (Донской фронт) и генерала Л. 3. Котляра, приехавшего вместе с Н. Ф. Ватутиным с Воронежского фронта и удивительно быстро вошедшего в курс всех фронтовых дел. Он сообщил, что во фронт прибыли и продолжают прибывать многочисленные и, за редким исключением, хорошо укомплектованные соединения и части.
      Генерал Л. 3. Котляр сообщил, что для сосредоточения ударной группировки фронта через Дон будет наведено 17 мостовых и 18 паромных переправ{246}; в исходном районе для контрнаступления прокладывается свыше 800 километров различных дорог. В целях скрытия перегруппировки войск на пунктах переправ осуществляются маскировочные мероприятия.
      Г. К. Жуков смотрел на Л. 3. Котляра с нескрываемым одобрением и прервал его словами:
      - Сам ездил и видел: и мосты, и паромы, и гати - все в надлежащем порядке. Саперы работают сноровисто и споро.
      По предложению Н. Ф. Ватутина сообщение фронтового инженера дополнил начальник инженерной службы армии мой недавний соратник по 38-й и 1-й танковой армиям полковник Е. И. Кулинич. Емельян Иванович, отличавшийся весьма массивным телосложением и неожиданной при этом подвижностью, очень толково рассказал о разнообразных мерах маскировки войск, которым предстояло сосредоточиться на задонском плацдарме. Очень конкретным был и доклад главного инженера Донского фронта полковника А. И. Прошлякова.
      Затем Н. Ф. Ватутин перешел к постановке задач 21-й армии. Он сказал, что этой армии в составе шести стрелковых дивизий (63, 76, 96, 277, 293 и 333-й), 4-го танкового и 3-го гвардейского кавалерийского корпусов, двадцати пяти артиллерийских и минометных полков РВГК предстоит прорвать оборону врага на 12-километровом участке (высота с отметкой 163,0, Клетская). Затем, развивая главный удар в направлении Малоосиновка, Манойлин, выйти в тыл противника и во взаимодействии с 5-й танковой армией окружить и уничтожить основные силы 3-й румынской армии. На направлении главного удара армии развертывалось 5 стрелковых дивизий из б, танковый и кавалерийский корпуса, 3 танковых полка, 11 артиллерийских, 3 минометных и 3 полка реактивной артиллерии{247}.
      - Товарищ Чистяков, задача вам ясна? - спросил Г. К. Жуков.- Как и когда сосредоточите такую массу войск на пятачке вашего задонского плацдарма? Идеальным было бы сделать это за одни сутки, непосредственно перед началом контрнаступления.
      - Мы уже скрупулезно взвешивали с генералом Пеньковским наши возможности в этом отношении и пришли к твердому выводу, что менее трех суток на это никак не уйдет. Пока мы весьма осторожно перебрасываем на плацдарм зенитную дивизию, в лесу по берегу старого русла Дона закапываем танки. По моей просьбе Степан Акимович Красовский ежедневно выделяет самолеты-разведчики, которые производят тщательную аэрофотосъемку местности, засекают малейшие признаки демаскировки, и мы тотчас же устраняем их.
      Г. К. Жуков на это сказал:
      - Вы взяли Клетскую. Это значительно облегчает выполнение крупномасштабного замысла Ставки. Честь вам за это и хвала. Еще больше чести будет, если выполните только что поставленную вам боевую задачу. Обещаю, что ваша армия станет гвардейской. Но если вы затяжной перегруппировкой демаскируете свои войска и тем выдадите врагу наш замысел, то с вас спросим по всей строгости закона.
      - В этом случае, товарищ генерал армии, Рихтгофен опрокинет на нас всю мощь своего воздушного флота и мы поплатимся первыми. Заверяю Ставку, что будет сделано все возможное, чтобы избежать этого.
      - Нет, сделайте невозможное, а возможное каждый сделает,- отрезал Г. К. Жуков.- Главное, самое решающее - маскировка. Прежде всего строжайший режим в использовании средств радиосвязи и связи в целом. Рации всех вновь прибывших частей должны онеметь. Никаких привлекающих внимание телефонных переговоров штаба армии с соединениями, частями и внутри самих соединений и частей. Строжайший режим передвижения по переправам днем, а ночью - режим света. Максимум осторожности при переброске через Дон танков и автотранспорта. Предупреждаю еще раз: хотя вы и молодой командарм - скидки не будет. Доверие вам оказано большое, оправдайте его.- И почти без паузы, но другим тоном Георгий Константинович сказал: - Давайте послушаем сообщение начальника оперотдела вашего штаба. Он, по-моему, дока в разведке.
      Поднялся полковник Э. С. Рыбко и, подойдя к карте, показал точное расположение 5, б, 13 и 15-й пехотных дивизий 4-го и 5-го румынских армейских корпусов. Мало того, он выделил участки всех пехотных полков противника, действовавших на 40-километровом фронте перед 21-й армией, а также огневые позиции и секторы обстрела наиболее опасных артиллерийско-минометных группировок, насчитывавших до 500 единиц разных калибров.
      Он обратил также внимание на оборону 3-й румынской армии по линии Базковская, Распопинская, Мело-Клетская, опирающуюся на систему опорных пунктов и узлов сопротивления на господствующих высотах и в населенных пунктах.
      - Первая полоса обороны противника состоит из двух позиций глубиной до 8 километров,- сообщил Э. С. Рыбко.- Здесь сосредоточены его основные силы и огневые средства. На первой и второй позициях оборудованы дзоты, отрыты окопы полного профиля, соединенные ходами сообщения. Подступы к переднему краю, рокадные дороги, ведущие к Распопинской и Клетской, прикрыты минновзрывными и проволочными заграждениями. Вторая полоса обороны проходит по рубежу Перелазовский, Евстратовский, Платонов, но в инженерном отношении она не подготовлена.
      Сделав паузу, Эварист Сергеевич очертил район Перелазовского. В этот момент Г. К. Жуков спросил его:
      - Каково ваше мнение о возможностях врага сорвать наше контрнаступление?
      На широком лице полковника заиграла свойственная ему подкупающая улыбка, которую он, однако, тут же согнал и продолжал доклад четко, с полной серьезностью:
      - Как раз об этом я намеревался сейчас доложить. Полагаю, что при скрупулезном соблюдении мер маскировки непосредственно противостоящий нам враг не разгадает нашего замысла. Из попавших нам в руки штабных документов явствует, что разведка оперативного масштаба изъята из компетенции румын. Командование вермахта на всех уровнях считает их паникерами и фактически запрещает им серьезно заниматься разведкой. Нет у них для этого и современных технических средств. Другое дело - штаб Паулюса и особенно штаб фон Вейхса. Они, видимо, признают этот участок своей обороны небезопасным. Здесь,- обвел Эварист Сергеевич район Перелазовского, Большой Донщинки и Петровки,сосредоточены недавно сформированная 1-я танковая румынская дивизия и переброшенная из района расположения 8-й итальянской армии 22-я немецкая танковая дивизия. Несколько дней назад в Перелазовском, этом важнейшем в оперативном отношении пункте - узле шоссейных и грунтовых дорог, кроме ранее обнаруженного нами штаба 5-го армейского корпуса румын появился еще один корпусной штаб, возглавляет который генерал-лейтенант Фердинанд Гейм.
      - Гейм - это важная птица,- прервал полковника Г. К. Жуков.- Он был начальником штаба 6-й армии у Рейхенау и Паулюса, затем его сменил Артур Шмидт. Не знаю, правда, что он делал потом.
      - Командовал 48-м танковым корпусом, который наносил удар по Сталинграду с юга в составе 4-й танковой армии генерала Гота,- уточнил я.
      - Вполне возможно,- отозвался полковник Э. С. Рыбко.- Но теперь его штаб объединяет две вновь появившиеся в этом районе танковые дивизии. Какое наименование будет носить этот смешанный немецко-румынский танковый корпус, нам установить не удалось. Зато мы выяснили, что Гейм имеет прямую связь с фон Вейхсом, минуя Паулюса. Логично предположить, что вновь сформированный корпус находится в резерве группы армий "Б".
      - И что же,- вновь обратился Г. К Жуков к Эваристу Сергеевичу,- вы считаете его опасным?
      - Сейчас не особенно,- ответил главный армейский оператор,- поскольку обе дивизии насчитывают примерно сто шестьдесят танков. Причем в румынской дивизии - до ста трофейных чешских машин, в 22-й же - немецкие, но преимущественно легкие. У румын это единственное танковое соединение. Личный состав в нем, безусловно, отборный, но сколоченности и боевого опыта наверняка недостает.
      - Следите пристально за пополнением корпуса Гейма,- обратился заместитель Верховного к Н. Ф. Ватутину.- В любом случае фон Вейхс нанесет его силами контрудар по 21-й армии, но в теперешнем его составе это обернется для него, вернее всего, плохо, а вот при полной укомплектованности может стоить нам немалых жертв.
      - В связи с этим, Георгий Константинович,- ответил Н. Ф. Ватутин,- я особо ориентирую Романенко и Родина на необходимость в предельно возможный срок прорваться в район Перелазовского и разгромить танкистов Гейма, прежде чем они сообразят, в чем дело.
      - Правильная мысль, но срок надо назначить точный: не позднее второго дня операции,- сказал Г. К. Жуков.
      После этого речь пошла об организации взаимодействия между армиями И. М. Чистякова и П. И. Батова. Был заслушан Павел Иванович. Меня удивило, что Г. К. Жуков отнесся к нему с каким-то предубеждением, хотя доклад его был очень толковым, а сведения о противнике представляли несомненную ценность. Позднее Л. Ф. Минюк рассказал, что это объясняется неудовольствием Георгия Константиновича по поводу смены командующих в бывшей 4-й танковой, а теперь 65-й армии. В. Д. Крюченкина Г. К. Жуков давно знал и высоко ценил.
      Конкретно вопросами организации взаимодействия двух армий занялись генералы М. С. Малинин, В. А. Пеньковский и полковник И. С. Глебов. Мы с Г. С. Родиным в это время помогали решать проблемы моим старым знакомым - А. Г. Кравченко и И. А. Плиеву. В этом участвовал и полковник Э. С. Рыбко. Кстати, я поинтересовался у него, каким образом удалось добыть столь ценные сведения о корпусе Гейма, ведь Перелазовский находился довольно далеко в тылу врага.
      - Нам повезло,- ответил собеседник.- Наши разведчики из 293-й стрелковой дивизии генерала Лагутина вели поиск в полосе 15-й румынской пехотной дивизии и приволокли двух крепко подвыпивших братьев - рядового и офицера-связиста. Вот этот-то второй и оказался подлинным кладезем информации. Он дал массу косвенных, так сказать, наводящих сведений, благодаря которым мы смогли целенаправленно организовать разведку района Перелазовского, в частности, наладили прослушивание вражеских телефонных переговоров. Так выявились штабы 22-й немецкой танковой дивизии и самого Гейма.
      Из Орликовского мы вместе с генералом Л. 3. Котляром выехали в Серафимович, куда было намечено перебазировать КП фронта. Туда уже должны были прибыть 32-я и 33-я отдельные маскировочные роты под командованием старшего лейтенанта Н. Г. Николаева и лейтенанта Я. А. Жарова. По дороге Леонтий Захарович с восхищением отозвался о работе инженерных войск 21-й армии. Так, в 76-й стрелковой дивизии полковника Н. Т. Таварткиладзе при появлении немецкой "рамы" - самолета "Фокке-Вульф-189" саперы имитировали стрельбу ложной батареи вспышками зарядов дымного пороха. Это имело успех. Артиллерия врага, используя данные самолета-корректировщика, неоднократно обстреливала эту "батарею". В полосе той же дивизии около Клетской ложный паром с макетом орудия не раз подвергался групповым (5-7 самолетов) налетам авиации. Ложные переправы и районы сосредоточения войск бомбардировались значительно чаще, чем действительные.
      Чтобы с наступлением темноты не заблудиться, все дороги к переправам были обозначены и обеспечены проводниками, регулировщиками. Представители переправляемых войск под руководством корпусных и дивизионных инженеров предварительно знакомились с местностью, тщательно разведывали переправы и подходы к ним, выбирая наиболее скрытые пути.
      Всего инженерные войска фронта построили 22 моста, из них 5 ложных. Подъезды и подходы к мостам скрывались от наземного наблюдения вертикальными масками. Вражеские самолеты-разведчики, не раз появлявшиеся над Доном, приняли ложный мост у станицы Еланская за действительный. Немецкая авиация сбросила на него более 200 бомб, но ни одна не попала в цель. А действующий мост, расположенный ниже ложного, ударам с воздуха вовсе не подвергался.
      Умело был замаскирован 4-й танковый корпус генерала А. Г. Кравченко. Прижавшись в балках и кустарниках к отвесному правому берегу Дона, он, несмотря на действия авиации противника, не был обнаружен. Танки маскировались под местность: забрасывались ветками, обсыпались песком, а в районе меловых холмов - кусками мела.
      Но вот мы переехали бревенчатый мост через реку Медведица, миновали дубовую рощу и вскоре увидели серо-голубую полосу Дона с многочисленными островками и отмелями. На другом его берегу как на ладони виднелся Серафимович с массивной церковью, разбегавшимися по холмистой местности белеными хатами с синими и коричневыми прямоугольниками ставен и более редкими зданиями из темно-бордового кирпича.
      Проехав мост через Дон, повернули на центральную улицу города, замощенную крупным булыжником. По бокам ее тянулись деревянные тротуары, правда сильно изношенные. От такой "роскоши" за последние месяцы мы отвыкли и оглядывали все это с удовлетворением и радостью.
      По приезде на место мы застали маскировщиков за работой. Они камуфлировали несколько капитальных кирпичных зданий, резко выделявшихся на фоне многочисленных беленых построек. В них и было решено разместить штаб и основные службы.
      Отыскивая дом для Военного совета и штаба фронта, мы, как сговорившись, остановили свой выбор на здании школы дореволюционной постройки.
      Само собой пришло решение разместить оперативный отдел в актовом зале, оборудовать в просторной учительской кабинет командующего, а в квартире директора - жилые комнаты для руководства. Н. Ф. Ватутин особо просил подыскать большой стол, на котором помещалась бы, не свешиваясь, любая оперативная карта. После настойчивых поисков остановили свой выбор на бильярдном столе из местного клуба. Подчиненные Котляра ловко, не повредив ничего, отсоединили от него все, что мешало делу. Этот командный пункт, куда мы перебрались 15 ноября, сослужил фронту хорошую службу, отсюда удобно было управлять войсками в ходе развернувшегося грандиозного контрнаступления. ...Когда мы вернулись в Филоново, то обратили внимание, что обстановка в штабе, фронтовых управлениях и службах стала спокойней. Работа, не потеряв своей напряженности, шла ритмичней и планомерней. Причина этого заключалась в том, что высокое московское начальство уехало на Сталинградский фронт, где на 10 ноября было запланировано совещание, подобное тем двум, что состоялись у нас. Представители центра конечно же оказали нам огромную помощь, но теперь следовало в нормальном рабочем ритме воплотить в жизнь все полученные нами полезные советы и указания.
      В те дни произошло преобразование 63-й армии в 1-ю гвардейскую. Этот акт достойно венчал стойкость в обороне и дерзкий наступательный порыв ее воинов. Ведь они не только устояли под мощными ударами превосходящих сил врага, но и захватили плацдарм в районе Серафимовича, который вскоре послужил прекрасным трамплином для нашего контрнаступления.
      Сменилось и командование армии. 14 ноября ее принял Герой Советского Союза генерал-лейтенант Д. Д. Лелюшенко. Прибыв на наш КП в Филонове накануне переезда в Серафимович, он не застал там Н. Ф. Вагутина. В общий курс боевых дел в масштабе фронта ввел его Г. Д. Стельмах, а я рассказал ему о конкретных задачах 1-й гвардейской. Д. Д. Лелюшенко схватывал обстановку с полуслова. Опыт у него был обширный. В начале Великой Отечественной он возглавил 21-й механизированный корпус, задержавший продвижение немцев из Прибалтики к Ленинграду. Затем Дмитрий Данилович принял командование 1-м гвардейским стрелковым корпусом, который не допустил прорыва врага через Мценск в направлении на Москву. Внешне он являл собой сгусток энергии и весь был в порыве - с pезкими движениями и отрывистой речью.
      В тот же день в наше фронтовое управление вошел генерал-лейтенант В. И. Кузнецов. Ему было тогда 48 лет. Небольшого роста, с седеющими усиками щеточкой, неторопливый в движениях и речи - внешне полная противоположность Дмитрию Даниловичу. Однако его уравновешенность и спокойная уверенность также очень импонировали мне. У этого опытнейшего военачальника я многому научился, перенимая его стиль неспешной основательности, осмотрительности до принятия решения и кипучей энергии, напористости при его осуществлении. От него никто не слышал ни преувеличенных похвал, ни грозных разносов.
      Хотя представители Ставки временно покинули нас, мы со дня на день ждали их возвращения. Правда, не без некоторого волнения, опасаясь, что вдруг сделанные в их отсутствие наши наметки не получат одобрения и нам в считанные часы придется переигрывать свои разработки, наскоро оповещать об этом командующих и командиров. Велико же было наше удивление, когда оказалось, что посланцы центра вызваны на какое-то новое важное совещание и смогут вернуться к нам скорее всего лишь к самому началу контрнаступления. Эта неожиданная весть вызвала далеко не однозначную реакцию. Авиаторы, например, предлагали даже просить Ставку перенести наступление до возвращения начальства. Военный совет был, однако, един во мнении начинать операцию в установленный срок. На это было дано "добро". К слову сказать, А. М. Василевский, Н. Н. Воронов и А. А. Новиков вернулись к нам во второй половине дня 19 ноября, когда контрнаступление было уже в полном разгаре, а Г. К. Жуков вообще больше совсем не приезжал.
      И вот наступил долгожданный день 19 ноября. Командующий накануне ночью уехал в 5-ю танковую армию, поручив генералу Стельмаху в 7 часов 20 минут утра подать по телефону сигнал "Сирена". Это означало, что артиллеристы и минометчики, сосредоточенные на трех узких участках общим протяжением 28 километров, должны закончить все приготовления к открытию огня. Так и было. А в 7. 30 разнеслась команда: "Огонь!"
      Артподготовка представляла собой очень эффектное зрелище. Вслед за залпом гвардейских минометных частей началась артиллерийская обработка оборонительных позиций противника. 3500 орудий и минометов громили неприятельскую оборону. Один час велся огонь на разрушение и двадцать минут - на подавление. Мощная канонада нанесла врагу немалый урон и произвела на него сильное моральное воздействие. Однако из-за плохой видимости далеко не везде оборона была сокрушена, особенно на фланговых участках прорыва.
      В 8 часов 48 минут отзвучало эхо последнего огневого налета. В 8 часов 50 минут мы подали сигнал на атаку стрелковым частям и танкам непосредственной поддержки пехоты. В первом эшелоне 5-й танковой армии действовали 47-я гвардейская, 119-я и 124-я стрелковые дивизии. Во втором эшелоне армии П. Л. Романенко находилась 159-я стрелковая дивизия, в эшелоне развития успеха - 1-й и 26-й танковые корпуса, 8-й кавалерийский корпус и 8-й мотоциклетный полк, в сковывающей группе - 14-я гвардейская стрелковая дивизия и 1166-й стрелковый полк 346-й стрелковой дивизии. В резерве оставались два полка 346-й стрелковой дивизии{248}. Части первого эшелона под прикрытием артогня подошли на 200-300 метров к переднему краю вражеской обороны. Как только артиллеристы перенесли огонь в глубину расположения противника, пехотинцы и поддерживающие их танкисты устремились вперед. Им пришлось в ряде случаев преодолевать не нарушенные артиллерией участки обороны - минные поля, проволочные заграждения, а местами и глубокие рвы.
      21-я армия, наступавшая с клетского плацдарма, главный удар наносила на 14-километровом участке от Клетской до высоты 163,3, что восточнее Распопинской. В первом ее эшелоне действовали 96, 63, 293 и 76-я стрелковые дивизии. Противник упорно сопротивлялся, но это не обескуражило наших воинов. Особо впечатляющей была атака 76-й стрелковой дивизии полковника Н. Т. Таварткиладзе. Здесь сводный духовой оркестр сразу после окончания артподготовки мощно грянул мелодию песни "Смело, товарищи, в ногу", и это вдохновило наступающих. Не случайно в полосе 21-й армии дивизия имела наибольший успех.
      Я потом спрашивал Николая Тариэловича, кто подсказал ему эту идею? Он, не задумываясь, с характерным грузинским акцентом ответил:
      - Как "кто"? Ясно - мой земляк, товарищ Маяковский. Это он сказал:
      Все совдепы не двинут армий,
      Если марш не дадут музыканты!
      Но от того знаменательного дня 19 ноября память сохранила не только радостные, но и весьма драматические события. Начать с того, что наш расчет на быстрое преодоление всей глубины вражеской обороны силами стрелковых частей не оправдывался. Несмотря на героизм и. самоотверженность воинов, они смогли овладеть лишь первой позицией и продвинуться на 4-5 километров. Встал вопрос, что делать дальше: продолжить медленно вгрызаться в румынские укрепления или возложить "допрорыв" обороны на танкистов и конников? Оба эти варианта имели свои плюсы и минусы. Нашу задержку на второй и третьей позициях фон Вейхс и Паулюс могли использовать для переброски к месту обозначившегося прорыва своих оперативных резервов. Кроме того, преждевременное введение танков чревато было значительными потерями боевых машин, что затруднило бы в дальнейшем выполнение основной задачи - в предельно короткий срок замкнуть кольцо окружения.
      Быстрой выработке правильного решения помогло единство мнений наших танкистов, прежде всего П. Л. Романенко, Г. С. Родина и В. И. Кузнецова в том, что танки успешно справятся с тем делом, которое оказалось не под силу пехоте. Они считали, что этому будут содействовать не только специфические боевые качества своего рода войск, но и весьма благоприятные условия местности. Однако последнее слово было, конечно, за командующим фронтом. Он смело взял на себя ответственность, отдал приказ, и командиры танковых корпусов начали вводить в сражения свои бригады.
      Все корпуса вводились в двухэшелонном построении по нескольким маршрутам: 1-й и 26-й танковые - по четырем, а 4-й танковый - по двум, что позволяло наращивать силу их удара и справляться с внезапно возникавшими задачами. Решение двигаться двум корпусам по четырем маршрутам объяснялось, как, видимо, помнит читатель, условиями местности - наличием рек и глубоких оврагов. Организованным действиям корпусов , способствовало то, что перед наступлением мы много занимались подготовкой выжидательных районов и рубежей ввода (исходный район удалось подготовить только для 26-го танкового корпуса). Удаление выжидательных районов от переднего края для корпусов В. В. Буткова и А. Г. Родина составляло 15-20 километров, а для корпуса А. Г. Кравченко 1,5-3 километра. Последнее обстоятельство объяснялось малой площадью клетского плацдарма, но мы гордились тем, что нам удалось на столь ограниченной территории надежно скрыть танковые соединения от вражеской разведки.
      Вот, думалось мне, когда-нибудь в военных академиях будут приводить этот факт в качестве примера нешаблонного подхода к делу. Каково же было мое удивление, когда, будучи начальником Военной академии Генерального штаба и присутствуя на одном из занятий, я из уст преподавателя оперативного цикла услышал следующую тираду:
      - Очень близкое удаление выжидательного района 4-го танкового корпуса от переднего края нельзя признать нормальным, так как в данном случае усложнялись условия подготовки корпуса к операции и не сохранялась внезапность действий. Рациональным следовало признать ввод танковых корпусов по двум. маршрутам, так как это позволило бы в наибольшей степени сохранить управление, маневр и силу удара, а движение по четырем маршрутам требовало больше средств связи (а их как раз недоставало) и значительно усложняло управление.
      Я, конечно, на занятиях ничего не сказал уважаемому преподавателю, но на другой день, найдя фронтовую карту, пригласил его к себе, попросил внимательно изучить обстановку и подумать, прав ли был он, критикуя "ошибки" штаба Юго-Западного фронта. К чести моего коллеги, он признал, что составил лекцию, имея, как он выразился, лишь текстуальные данные и схему, на которой не было ни рельефа местности, ни точной оперативной обстановки. На следующем занятии преподаватель объяснил слушателям свою оплошность.
      Принеся извинение читателю за частые отступления, продолжу последовательный рассказ. Как только было отдано распоряжение о вводе танковых корпусов, командующий приказал выехать: мне - в 1-й танковый корпус, Г. С. Родину - к своему однофамильцу, а полковнику А. О. Ахманову - к А. Г. Кравченко. Причем мне было сказано, что у В. В. Буткова что-то не ладится.
      Прибыл я на КП корпуса примерно в 13 часов и застал там начальника штаба полковника И. М. Харчевникова. От него узнал, что корпус выходил к рубежу ввода в сражение (как и другие соединения) в колоннах по заранее подготовленным маршрутам. Однако разведдозоры, высланные к боевым порядкам стрелковых частей, не смогли в густом тумане быстро сориентироваться на ровной, заснеженной местности и установить местонахождение пехоты. Из-за этого танковые бригады, вышедшие к 10 часам на южную и юго-восточную окраины хутора Калмыковский, вынуждены были основательно подзадержаться здесь.
      Тем временем выяснилось, что враг готовится к отходу в полосе 119-й стрелковой дивизии полковника М. М. Данилова. В связи с этим П. Л. Романенко приказал вводить 159-ю танковую бригаду несколько восточное ранее намеченного маршрута. Командовавший бригадой подполковник С. П. Хайдуков в спешке не выслал разведки и не назначил отряда обеспечения движения. Шедшие впереди два танка непосредственного охранения наскочили на минное поле и подорвались. При попытке головного батальона на большой скорости преодолеть этот участок было повреждено еще 5 танков. Следовавшие позади батальоны пошли в обход минного поля, но у них также вышли из строя 5 танков. С разрешения командира корпуса В. В. Буткова бригада вынуждена была вернуться, чтобы возобновить выдвижение по первоначально намеченному маршруту.
      В тот момент, когда я прибыл на КП корпуса, Бутков приказал своему начальнику штаба доложить обстановку командарму. Посоветовавшись, мы попросили Прокофия Логвиновича разрешить готовить к вводу в сражение второй эшелон корпуса, так как бригаде Хайдукова, потерявшей 12 танков, требовалось время, чтобы привести себя в порядок. Этот горький опыт научил нас многому. В дальнейшем при вынужденном отклонении танковых частей от проверенных маршрутов мы старались всеми средствами избегать подобных казусов.
      Так или иначе, к 14 часам 117-я и 89-я танковые бригады подполковников Д. М. Федорова и А. В. Жукова, обогнав пехоту, продвинулись на 4 километра и вышли в район хутора Клиновый и фермы No 2. Здесь находились огневые позиции двух артиллерийских полков и до батальона пехоты противника. Было решено уничтожить их ударом танкистов Федорова с северо-запада, а с фронта сковать врага силами 159-й танковой бригады. Нам повезло в том смысле, что к началу атаки к восточной и северо-восточной окраинам фермы No 2 подошла еще 157-я танковая бригада подполковника А. С. Шевцова из 26-го танкового корпуса. Организовав взаимодействие, все четыре танковые бригады энергично атаковали противника с различных направлений. При этом настолько стремительно, что румынские артиллеристы не успели сделать ни одного выстрела. Почти все они сдались в плен, как и взаимодействовавшие с ними пехотинцы. Я получил возможность допросить командира пехотного батальона и одного из командиров батарей. Этот последний был достаточно осведомлен, и на мой вопрос, где мы можем встретить оперативные резервы, в частности немецкие соединения, он, не колеблясь, показал на рубеж Перелазовский, Большая Донщинка, Петровка и пояснил:
      - Ранее этого рубежа вы едва ли встретите кого-либо, но здесь вы можете столкнуться с двумя танковыми дивизиями - 22-й немецкой и нашей 1-й румынской.
      Показания пленного не вызывали сомнений - говорил он уверенно и отнюдь не стремился создать впечатление, будто знает больше, чем в действительности. К тому же его данные совпадали с теми, что ранее добыли разведчики полковника Рыбко. И в самом деле: далее продвижение шло беспрепятственно, организованного сопротивления бригады не встретили. Это означало, что в данном направлении прорыв главной полосы обороны противника был завершен.
      Когда я доложил об этом Н. Ф. Ватутину, он сказал, что можно вернуться в Серафимович. Я, однако, попросил разрешения остаться в корпусе до выхода его передовых частей к центральной усадьбе совхоза "Усть-Медведицкий", где вполне мог быть вражеский тыловой опорный пункт обороны. Николай Федорович согласился.
      Мы послали вперед 8-й мотоциклетный полк полковника П. А. Велика. Он пытался дерзкой ночной атакой ворваться в совхозный поселок, но заблаговременно изготовившиеся к бою немецкие танки отбросили мотоциклистов обратно. В результате выяснилось, что в районе совхоза располагается 22-я танковая дивизия, а в самом поселке - штаб 48-го танкового корпуса, который усиленно, пренебрегая элементарной маскировкой, разыскивает по радио 1-ю танковую дивизию румын. Она, как следовало из многочисленных радиоперехватов, тоже покинула Перелазовский и была на марше, но, видимо, в тумане сбилась с маршрута. Хорошо разбираться в радиопереговорах нам помогло то, что в танковых корпусах находились наши немецкие товарищи, антифашисты, которые быстро понимали суть дела.