Полемика шла и за рубежом. Главным предметом споров между буржуазными военными теоретиками был вопрос, могут ли танки действовать самостоятельно при более или менее большом отрыве от пехоты или их удел - неотрывно сопровождать ее. Обсуждались и проблемы механизации войск. Я регулярно следил за соответствующими публикациями в нашей печати.
      К сожалению, время нормальной учебы было прервано разгулом массовых репрессий и сопровождавшей их постоянной нервотрепкой. Жертвами беззаконий стали высокопочитаемый мною маршал М. Н. Тухачевский и начальник нашей академии А. И. Корк. Это событие потрясло меня до глубины души, я переживал его так, как потерю самых близких мне людей. Это были те маяки, на которые мы, молодые командиры, ориентировались в своем движении к вершинам военной мысли и боевой практики. За ними последовали мудрейший из мудрых, как мы называли его, И. И. Вацетис и пламенный проповедник танкового дела В. С. Тамручи.
      Каждую ночь исчезал кто-то новый. Так случилось с моим близким другом подполковником М. Л. Дударенко, затем - с И. П. Беловым. Непрерывно шли заседания, собрания, митинги, на которых клеймились позором мнимые враги народа, перечеркивалась их самоотверженная деятельность, изгонялись из партии честнейшие люди со стандартной мотивировкой пособничества врагам, потери классовой бдительности. Академию лихорадило, как и всю страну. Верил ли я, что эти люди стали предателями? Ни одной минуты. Наслышанный от своих деревенских родственников о перегибах в коллективизации, я понял, что Сталин идет к своей цели, не считаясь с жертвами и горем народным. У меня закрадывалось предположение, что, быть может, эти верные ленинским идеалам военачальники, которые в моем сознании как-то ассоциировались с декабристами, дерзнули сменить "вождя народов" другим, более лояльным и человечным лидером, не более того. Но эти мысли приходилось глубоко затаить, ибо высказывать их даже самым близким друзьям было опасно. Вместе с тем не возникло у меня и колебаний в правильности исторического выбора, сделанного нашим народом в пользу социализма, хотя с годами на опыте все больше и больше приходилось убеждаться в том, что массовые репрессии нанесли и еще долгое время будут наносить нам огромный нравственный и материальный ущерб, ослаблять обороноспособность государства. В этом я убедился воочию, участвуя в советско-финляндской войне.
      Когда я работал над этой книгой, то в памяти моей прошли многие сотни военнослужащих, безвинно погибших, ставших лагерной пылью. Большинство из них были отличные командиры и военачальники, люди компетентные и достойные подражания. Боль этих утрат не изгладится из сердец тех, кто пережил те трагические дни. Но ограничиться лишь этим я не смог и проследил по источникам всю полосу массовых репрессий. Сейчас часто приводят подсчеты генерал-лейтенанта А. И. Тодорского. Я знал этого человека, его подсчеты отнюдь не являются исчерпывающими, он имел в виду лишь тех, кто первым был удостоен персональных воинских званий, упустив при этом ряд категорий репрессированных. Мне удалось полнее восстановить эти скорбные цифры. Думаю, нелишне еще раз напомнить их и перечислить хотя бы некоторых из безвинно погибших.
      Армия была фактически обезглавлена. Судите сами. 22 сентября 1935 года было обнародовано постановление ЦИК и СНК СССР о введении в Красной Армии персональных воинских званий. Через два месяца состоялось присвоение этих званий наиболее достойным военачальникам. Вопрос о каждом из них рассматривался в ЦК ВКП(б). Это были действительно лучшие из лучших. Звание Маршала Советского Союза получили 5 полководцев, командарма 1 ранга - тоже 5, командарма 2 ранга - 10. Звания комкора было удостоено 67 человек, комдива-186, комбрига-397. Звание полковника получили 456 командиров. Лучшие представители политсостава удостоились званий армейских комиссаров 1 и 2 ранга (16 человек), а также корпусного, дивизионного и бригадного комиссара - 128 политработников. 8 высших военно-морских начальников удостоились звания флагманов флота 1 и 2 ранга.
      А в 1937-1938 и последующих годах большинство этих лучших из лучших военачальников были объявлены врагами народа. Среди них - 3 Маршала Советского Союза, прославленные герои гражданской войны В. К. Блюхер, А. И. Егоров и М. Н. Тухачевский; командармы 1 ранга И. П. Белов, И. П. Уборевич, И. Ф. Федько и И. Э. Якир (С. С. Каменев умер в 1936 году). Были репрессированы все 10 командармов 2 ранга. Это были трижды и дважды краснознаменцы: Я. И. Алкснис, И. И. Вацетис, М. Д. Великанов, И. Н. Дубовой, П. Е. Дыбенко, Н. Д. Каширин, А. И. Корк, М. К. Левандовский, А. И. Седякин, И. А. Халейский. Такая же участь постигла 60 комкоров, среди них таких замечательных военачальников, как С. Н. Богомолов, П. А. Брянских, М. И. Василенко, Г. Д. Гай, Я. П. Гайлит, И. И. Гарькавый, А. И. Геккер, М. Я. Германович, В. М. Гиттис, Б. С. Горбачев, Е. И. Горячев, С. Е. Грибов, И. К. Грязнов, М. В. Калмыков, Е. И. Ковтюх, Н. Н. Криворучко, Н. В. Куйбышев, И. С. Кутяков, А. Я. Лапин, Я. Я. Лацис, Р. В. Лонгва, С. А. Меженинов, К. А. Нейман, Н. Н. Петин, В. М. Примаков, С. А. Пугачев, В. К. Путна, Э. А. Рахья, Д. Ф. Сердич, Н. В. Соллогуб, С. П. Урицкий, Т. Д. Хаханьян, Р. П. Эйдеман.
      Среди 154 безвременно погибших комдивов были герои гражданской войны И. Ф. Блажевич, Е. С. Казанский, Ф. К. Калнин, К. Ф. Квятек, П. Е. Княгницкий, А. Ф. Козицкий, А. В. Павлов, К. К. Пашковский, Я. 3. Покус, Ю. В. Саблин, А. М. Савицкий, М. С. Свечников, Е. Н. Сергеев, И. А. Томашевич, К. П. Ушаков и другие.
      Из числа комбригов был репрессирован 221, а полковников - 401 человек. Из политработников были объявлены врагами народа все 16 армейских комиссаров 1 и 2 ранга. Среди них - М. П. Амелин, Л. Н. Аронштам, Я. К. Берзин,. А. С. Булин, Г. И. Векличев, Я. Б. Гамарник, Г. И. Гугин, Б. М. Иппо, С. Н. Кожевников, М. М. Ланда, А. И. Мезис, Г. А. Осепян, П. А. Смирнов, А. Л. Шифрес. Из 92 корпусных и дивизионных комиссаров было оклеветано 83 человека.
      Из представителей ВМС незаконным репрессиям подверглись флагманы флота 1 и 2 ранга М. В. Викторов, К. И. Душенов, Г. П. Киреев, И. К. Кожанов, И. М. Лудри, В. И. Орлов, Э. С. Панцержанский, П. И. Смирнов-Светловский.
      Таким образом, из примерно 1300 человек высшего и старшего начсостава осталось не более 350 человек. А всего репрессиям только с мая 1937 по октябрь 1938 года подверглось около 40 тысяч кадровых военачальников всех рангов. Это значило, что без командующих и командиров остались все 20 военных округов и 4 флота, все 27 стрелковых корпусов, 96 стрелковых дивизий, 184 стрелковых полка. Были репрессированы 11 командующих ВВС военных округов и 12 командиров авиадивизий. По политсоставу были оклеветаны и арестованы 20 членов военных советов округов, 20 начальников политуправлений округов, 14 комиссаров корпусов, 65 комиссаров дивизий, 102 начальника политотделов соединений, 92 комиссара полков, 68 работников военной печати, многие преподаватели военно-учебных заведений. Оказалось, что командных кадров не хватало настолько, что даже призыв их из запаса не покрыл и половины потребностей армии. Для восполнения потерь от репрессий пришлось выдвигать на руководящие командные должности малоподготовленных командиров. К началу войны только 7 процентов командиров имели высшее военное образование, а более трети не прошло полного курса и в средних военно-учебных заведениях. К лету 1941 года примерно лишь четверть командиров и треть политработников имели более годичного стажа службы на занимаемых должностях{6}. К концу 1938 года дело дошло до того, что в Закавказском военном округе тремя дивизиями на протяжении порядочного времени командовали капитаны. Мало этого, капитан несколько месяцев замещал командующего войсками Сибирского военного округа.
      Репрессии расшатывали дисциплину в войсках, подрывали авторитет и тех командиров, которые остались в строю или пришли в армию из запаса. Подчиненные зачастую и в них видели потенциальных "врагов народа", а обычную требовательность начальников в соблюдении уставных положений порой трактовали как "вредительство".
      Тяжесть потерь усугублялась тем, что многие из репрессированных командиров были участниками первой мировой войны и воочию знакомы с немецкой школой военного искусства. Можно добавить, что начальник генерального штаба германских сухопутных войск генерал Гальдер, выслушав вернувшегося из Москвы заместителя военного атташе полковника Кребса, сделал по его сообщению в мае 1941 года следующую запись в дневнике: "Русский офицерский корпус исключительно плох... гораздо хуже, чем в 1933 году. России потребуется 20 лет, чтобы офицерский корпус достиг прежнего уровня..."{7}
      Еще раньше первые сражения на советско-финляндском фронте показали гитлеровцам, насколько снизилась боеспособность наших войск из-за репрессий и связанного с ними забвения основополагающих принципов оперативного использования видов Вооруженных Сил и родов войск.
      В мае 1940 года К. Е. Ворошилов, сам повинный в избиении военных кадров, был смещен с поста Наркома обороны. Его место занял С. К. Тимошенко бесспорно, высокоодаренный военачальник, однако его теоретическая подготовленность и практический опыт в значительной степени уступали всесторонней эрудиции М. Н. Тухачевского, А. И. Егорова, И. П. Уборевича и других представителей этой славной плеяды советских полководцев.
      Для передачи дел военного ведомства ЦК ВКП(б) назначил комиссию, которая вынуждена была констатировать: "Наркомат отстает в разработке вопросов оперативного использования войск в современной войне. Твердо установленных взглядов на использование танков, авиации и авиадесантов нет... Удельный вес механизированных войск является низким".
      Я проследил также, сколь болезненно отозвались исчезновение или временная изоляция тех, кто готовил войска и боевую технику, из-за чего мы оказались отброшенными почти на исходные позиции в деле использования воздушных десантов, в массировании авиации, в ракетной технике. Дело ведь в том, что новые подходы и заделы в важнейших областях военной теории и практики были объявлены вредительскими, мы пережили определенный регресс, попятное движение. О танках в этой связи я скажу дальше особо. К сожалению, объем книги не позволил включить в нее материал по другим родам войск.
      Мне думается, что, если бы не деформации, явившиеся следствием культа личности Сталина, мы достигли бы поистине грандиозных успехов во всех областях военной техники, а возможно, даже избежали бы войны.
      Однако вернусь к последовательному изложению событий. В академии мы учились, когда было неспокойно не только в нашей стране, но и за ее рубежами, когда пожар войны распространялся по земле все шире и шире. Как известно, в Испании в феврале 1936 года пришло к власти правительство Народного фронта. Германские и итальянские фашисты через несколько месяцев инспирировали в стране военно-фашистский мятеж под руководством генерала Франко. Вскоре Германия и Италия непосредственно ввязались в боевые действия. По всему миру росло добровольческое движение, имевшее целью оказать прямую помощь республиканской армии. Многие советские военнослужащие изъявили желание поехать в Испанию. Среди них был и я, однако моя просьба была удовлетворена лишь в конце 1938 года.
      Отправка добровольцев происходила небольшими группами. В частности, из числа слушателей нашей академии в декабре 1938 года была сформирована группа в 10 человек. Мы выехали в Ленинград, отсюда на теплоходе "Смольный" путь лежал во Францию. В Северном море нас крепко отштормило, как выражаются моряки. Вскоре, однако, мы прибыли в Гавр. Здесь группу встретил советский военный атташе во Франции В. Е. Горев, который сказал, что сухопутный маршрут в Испанию закрыт - мятежникам удалось блокировать границу. Правда, плывшие с нами на теплоходе 20 испанцев, проходившие военную подготовку в СССР, невзирая на это, решили пробираться на родину поодиночке. Нам же после недолгой прогулки по Гавру приказали вернуться на теплоход. Вскоре выяснилось, что группу везут обратно. Мы вошли в Лондонский порт. К нам прибыл посол СССР в Великобритании И. М. Майский. Он разъяснил, что ситуация резко изменилась, наша переброска в Испанию отменена и даже обратный путь не безопасен немецкие подводные лодки стремились топить советские корабли.
      Положение в мире тем временем продолжало накаляться: в 1937 году Гитлер ввел войска в Австрию, затем последовал Мюнхенский сговор, и германский фашизм поглотил Чехословакию. Империалистическая Япония разожгла очаг войны на Востоке. Сначала она захватила Маньчжурию, затем вторглась в Китай, а в 1938 и 1939 годах попробовала прощупать прочность границ Советского Союза и дружественной нам Монгольской Народной Республики.
      В локальных войнах и военных конфликтах использовалось уже новое оружие. Каждое из этих столкновений давало определенный боевой опыт, правильная оценка которого позволяла развить или уточнить отдельные положения советской военной науки. С целью уяснения характера боевых действий с применением новой техники в академию приглашались некоторые участники войн и конфликтов. Осенью 1937 года доклад о действиях бронетанковых войск в Испании сделал начальник Автобронетанкового управления Красной Армии комкор Д. Г. Павлов. Его выступлением я, как и многие слушатели, к сожалению, удовлетворен не был. Положения, высказанные им, были шагом назад по сравнению с принципами глубокой операции - в докладе со всей очевидностью просматривалось желание абсолютизировать опыт гражданской войны в Испании. О боях в районе озера Хасан доклад в конце 1938 года сделал комкор Г. М. Штерн, который командовал действовавшими там нашими войсками. Состоялась в академии и военно-научная конференция на тему "Основы современного боя".
      Все эти мероприятия свидетельствовали о стремлении внедрить боевой опыт в учебный процесс. Мы получили в академии определенную теоретическую и практическую подготовку, которая явилась основой нашей будущей деятельности в боевых условиях. Но надо прямо сказать, что война с фашистской Германией поставила перед нами много таких вопросов, ответы на которые мы не могли найти в своем теоретическом багаже, приобретенном в стенах академии.
      Группу слушателей нашего курса, в том числе и меня, выпустили из академии досрочно - в январе 1939 года. В мае нас вызвали на государственные экзамены. Я успешно сдал их и был удостоен диплома с отличием. Незаметно прошли годы напряженной учебы в академии, оставившие противоречивые переживания. Они никогда не изгладятся из памяти. Об этом же при встречах говорили мне мои однокурсники, и среди них будущие Маршал Советского Союза П. К. Кошевой, генерал армии А. Т. Стученко, генерал-полковник А. И. Родимцев.
      После окончания академии моя служебная карьера круто изменилась: я оказался на штабной работе. Имея командный опыт и призвание именно к этого рода службе, я не думал, что мне предстоит руководить штабами почти в течение всей дальнейшей деятельности. Но если бы я и предвидел это, то, думаю, едва ли стал бы возражать, ибо коммунист всегда должен быть готов выполнять свой долг там, где он нужнее. Тем более что в связи с развертыванием армии и большим некомплектом личного состава в штабах почти всех выпускников академии назначили на штабные должности.
      Я, имея звание подполковника, был определен в штаб Уральского военного округа помощником начальника оперативного отдела. Фактически же пришлось возглавлять отдел, так как руководивший им генерал-майор Аким Маркович Марков на протяжении почти всей моей службы здесь исполнял обязанности начальника штаба округа. Командовал войсками округа командарм 2 ранга Филипп Афанасьевич Ершаков, а членом Военного совета был дивизионный комиссар Дмитрий Сергеевич Леонов. Оба хорошо зарекомендовали себя в годы Великой Отечественной войны: Ф. А. Ершаков - на посту командарма, а Д. С. Леонов - на посту члена Военного совета армии и фронта. Под их руководством я приобретал опыт работы в крупном штабе и навыки управления соединениями и объединениями.
      В 1939 году был принят Закон о всеобщей воинской обязанности. В связи с этим началась перестройка местных органов военного управления. Как и везде, на Урале вместо мобилизационных округов образовывались республиканские и областные военные комиссариаты, расширялась сеть районных военкоматов. Одновременно в УрВО помимо имевшихся четырех стрелковых дивизий были сформированы еще семь. Их развертывание потребовало напряженной работы всего окружного аппарата, особенно штаба и нашего оперативного отдела. Трудной проблемой было обеспечение создаваемых соединений командирами среднего звена. В армию призвали сотни командиров запаса. Для укомплектования частей политработниками уральские областные партийные организации совместно с сотрудниками политического управления нашего военного округа в соответствии с Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) отобрали 316 коммунистов из народного хозяйства. Мне пришлось также участвовать в подготовке и проведении дивизионных учений и двух армейских игр, в инспектировании и проверке войск. Задач перед оперативным отделом ставилось много, и чтобы успешно решать их, приходилось трудиться днем и ночью.
      Приехали мы с женой и детьми в Свердловск в январе 1939 года. На Урале я стал свидетелем грандиозного строительства, которое развернулось широким фронтом в соответствии с решениями XVIII съезда партии. Леса новостроек, металлические каркасы будущих индустриальных гигантов возвышались повсюду, где бы ни доводилось бывать по долгу службы. А мне в многочисленных командировках посчастливилось посетить Челябинск, Чебаркуль, Уфу, Пермь, Тюмень, Вятку, Ижевск и ряд других городов и районов. Нельзя было не признать дальновидность решений нашей партии о создании мощной промышленной базы в восточных районах страны, явившейся в годы войны главной кузницей оружия и 6оевой техники Вооруженных Сил.
      Международная обстановка становилась все более напряженной. 1 сентября гитлеровская Германия напала на Польшу. Пожар второй мировой войны, развязанной империалистическими агрессорами, охватил многие страны. Мы хотя и находились на Урале, вдали от границ, но тоже чувствовали, что война стучится и в нашу, советскую дверь. Указания, поступавшие из Наркомата обороны и Генерального штаба, вызывали все большую тревогу. Выполняя их, мы, как я уже упоминал, развернули новые стрелковые дивизии и составили план оперативных перевозок войск округа на случай войны. Опережая немного события, скажу, что этот план с небольшими коррективами был реализован в начале Великой Отечественной. Тогда из войск округа сформировалась 22-я армия. Ее передислоцировали в Белоруссию и с 1 июля 1941 года включили в состав Западного фронта. Войска армии под командованием генерал-лейтенанта Ф. А. Ершакова героически сражались с врагом в Себежском и Полоцком укрепленных районах, а затем - под Великими Луками. Но мне не довелось, к сожалению, служить в этом объединении, в боеготовность которого внес определенную лепту и я.
      После событий на Хасане и Халхин-Голе опасность исподволь подкрадывалась к нашим границам на северо-западе. Обострившаяся здесь обстановка вылилась в конце концов в вооруженный конфликт между СССР и Финляндией. Мы вынуждены были вступить в него, увы, недостаточно подготовленными. Об общих причинах этого сказано выше. Конкретно же они раскрыты, например, в послевоенной книге Маршала Советского Союза А. М. Василевского "Дело всей жизни". Мне об этом он рассказывал раньше, еще когда мы с ним тесно сблизились во время войны с Японией на Дальнем Востоке.
      4 декабря 1939 года штаб Уральского военного округа получил телеграфное распоряжение о моем откомандировании в Петрозаводск. Я получил назначение в 8-ю армию, участвовавшую в военных действиях, на должность начальника штаба 1-го стрелкового корпуса, то есть того самого, в который входила уже известная читателю из моего рассказа 16-я стрелковая дивизия. Однако в связи с тем что корпус претерпел реорганизацию, а также вследствие репрессий я не встретил здесь почти никого из своих прежних сослуживцев. Правда, накоротке был принят генералом В. Н. Курдюмовым, который после командования нашим корпусом стал начальником управления боевой подготовки РККА и в это время замещал командующего 8-й армией комдива И. Н. Хабарова{8}. Командарм был отозван, так как вместо него назначался Г. М. Штерн.
      Прибыв на КП корпуса, я представился заместителю командира по политчасти бригадному комиссару Д. А. Лестеву{9}. Он сообщил мне, что комкор выбыл, как и начальник штаба корпуса комдив П. Г. Понеделин, который исполняет обязанности командира одной из стрелковых дивизий, оказавшейся в критической ситуации.
      - Так что вам придется временно возглавить соединение. Я, по правде сказать, сначала растерялся, но Лестев твердо заверил, что во всем поможет. И действительно помог. Это был человек с большим военным и жизненным опытом, он знал толк не только в политработе, но и в командной деятельности. Дмитрий Александрович оказал мне всестороннюю поддержку, а главное - вдохнул веру в мои собственные силы, личным примером показал, что не надо теряться ни в какой обстановке. А момент был и впрямь невообразимо тяжелый: наши части, контратакованные превосходящими силами белофиннов (две свежие, полностью укомплектованные дивизии), отходили, и подчас неорганизованно. Работники штаба, в том числе и я, все время находились в войсках, помогая наводить порядок.
      Надо сказать, что внезапное появление из леса лыжных отрядов противника, их яростный автоматный огонь (а у нас автоматов в то время не было) не раз вынуждали наших стрелков к отходу. С большим трудом изживали мы эту "автоматобоязнь". С прибытием нового командующего армией Г. М. Штерна и нового командира корпуса Д. Т. Козлова - эрудированных, опытных, боевых военачальников - части стали пополняться и сколачиваться, росла их боеспособность, упорядочилась разведка. Наши воины научились бороться с автоматчиками, проявляя бдительность и быструю реакцию на их действия.
      Мне очень повезло в том, что свою боевую закалку я прошел под непосредственным руководством таких испытанных наставников, как Д. А. Лестев, о котором рассказывалось выше, и Д. Т. Козлов. У горьковчанина Дмитрия Тимофеевича Козлова, отличавшегося невозмутимостью и упорством в достижении цели, были отличная теоретическая подготовка и богатейший по тому времени боевой опыт. Он был призван в царскую армию еще в 1915 году, окончил школу прапорщиков. В первую мировую войну принимал активное участие в боях, командуя взводом. В гражданскую сражался на Восточном фронте против колчаковцев и на Туркестанском - с басмачами в должности командира батальона, а затем - полка. С 1918 года Д. Т. Козлов навсегда связал свою жизнь с Коммунистической партией. За плечами у него были также курсы "Выстрел" и Военная академия имени М. В. Фрунзе. Незадолго до назначения командиром нашего корпуса генерал Козлов преподавал общую тактику в академии, а перед этим в 1925-1938 годах последовательно занимал должности начальника штаба стрелковой дивизии, начальника Киевской пехотной школы, командира корпуса.
      От Дмитрия Тимофеевича я перенял практические навыки руководства боем. Он собственным примером учил, как командир должен вести себя на поле боя и исполнять свои обязанности, словно бы не замечая ежеминутно угрожающей ему смертельной опасности. Я не только глубоко уважал, но и полюбил этого первого моего боевого командира.
      ...В феврале 1940 года войска Северо-Западного фронта во главе с командармом 1 ранга С. К. Тимошенко после тщательной подготовки перешли в решительное наступление. Основные усилия сосредоточивались на Карельском перешейке. Главный удар на выборгском направлении наносила 7-я армия командарма 2 ранга К. А. Мерецкова, а на кексгольмском - 13-я, которой командовал бывший начальник кафедры артиллерии Военной академии имени М. В. Фрунзе комкор В. Д. Грендаль. Назначение артиллериста командармом (что, кстати, в старой армии не было редкостью) свидетельствовало о решающей роли, отводившейся артиллерии при прорыве обороны противника. И действительно, в результате нашего мощного огневого удара сильно укрепленная линия Маннергейма, пересекавшая Карельский перешеек, в короткий срок была прорвана.
      Наступление войск 7-й и 13-й армий на Карельском перешейке поддерживалось 15, 8, 9 и 14-й армиями на фронте от Ладожского озера до Баренцева моря. Участь наших войск, действовавших севернее главного удара, оказалась нелегкой. Мы убедились, что воевать в лесах можно преимущественно вдоль дорог, где пройдут артиллерия и танки, а поэтому взялись за постройку дорог, валили лес, добывали камень, мостили гати и по ним шли вперед не скоро, но надежно. Инженерные войска, которым помогали все остальные, сыграли большую роль. Среди их командного состава был такой непревзойденный военный инженер, как Д. М. Карбышев.
      Заключительная операция, в которой участвовал корпус, была проведена под Лоймолой. В состав нашего соединения входили четыре стрелковые дивизии и одна кавалерийская, личный состав которой поставили на лыжи. Мы прорвали оборону только со второй попытки. В первый день была проведена мощная артиллерийская подготовка. Войска заняли исходное положение для атаки еще в темное время. При этом в каждой роте находился кто-либо из старшего и высшего комсостава. На НП оставались лишь командиры полков, дивизий и корпуса, все остальные были в ротах, в том числе я - начальник штаба корпуса и Лестев - замполит. По рекомендации свыше перед атакой была поставлена дымовая завеса, однако лесной ландшафт и полное безветрие лишили видимости не только противника, но и нас самих{10}. Не достигла цели и посылка старших начальников в роты - управление боем со стороны командиров подразделений оказалось скованным.
      На следующий день артподготовку повторили, но уже без дымовой завесы и послав в части лишь необходимый минимум командного и политического состава из дивизий и корпуса. Воины смело двинулись в атаку и вынудили врага к отходу. Войска вышли на оперативный простор, но вскоре боевые действия прекратились, поскольку правительство Финляндии запросило мира. Финская сторона вынуждена была принять условия, выдвинутые правительством СССР, и 12 марта в Москве состоялось подписание мирного договора.
      За отличия в боях на Карельском перешейке в числе большой группы командиров и политработников я был награжден первым орденом Красного Знамени.
      Из опыта боевых действий были сделаны серьезные выводы. Как известно, в марте 1940 года прошел Пленум ЦК ВКП(б) по данному вопросу. Центральный Комитет обратил самое серьезное внимание на необходимость совершенствования боевой и политической подготовки войск, их организации и технической оснащенности. В основу обучения и воспитания личного состава был положен суворовский принцип учить войска тому, что необходимо на войне. Пересматривались штаты, усовершенствовались образцы боевой и специальной техники, состоявшей на вооружении, улучшалось снабжение войск.
      После окончания советско-финляндской войны я в течение месяца со штабом корпуса находился в Петрозаводске, руководя отправкой войск в места их постоянной дислокации. Затем штаб и корпусные части передислоцировались в Псков. Здесь мы приняли в свой состав вместо прежних три другие стрелковые дивизии, которые вскоре же выдвинулись к государственной границе.
      Мы находились на границе с Эстонией, и это, естественно, обязывало нас постоянно быть в курсе происходивших там событий. В тот период усилилась угроза порабощения этого прибалтийского государства фашистской Германией. Советский Союз предложил Эстонии заключить Пакт о взаимопомощи на случай агрессии извне. Под давлением обстоятельств правительство Эстонии 28 сентября 1939 года подписало его. В соответствии с Пактом предусматривалось размещение ограниченного контингента советских войск в Эстонии. В составе его был и наш 1-й стрелковый корпус. Мы двинулись в Тарту.
      Наши воины оказались свидетелями бурных революционных событий. 21 июня 1940 года под руководством Коммунистической партии Эстонии прошли массовые политические выступления рабочих в Таллинне, Тарту, Нарве и других городах. В тот же день реакционное правительство было свергнуто. К власти пришло Народное правительство. Вскоре вновь избранная Государственная дума провозгласила восстановление Советской власти, а 6 августа Эстонская Советская Социалистическая Республика по ее просьбе была принята в состав СССР. Аналогичный путь прошли Латвия и Литва.
      ...Вскоре мы тепло простились с нашим комкором. Он пошел на повышение был назначен заместителем командующего войсками Одесского военного округа. Дмитрий Тимофеевич дал мне и другим соратникам по недавней войне немало добрых советов.
      - Прежде всего,- говорил он,- необходимо тщательно разобраться в полученном боевом опыте, выделить специфику боевых действий именно в данном случае. Она едва ли, тем более в полном виде, повторится в других условиях, в вооруженной борьбе с иным противником. Другое дело - увидеть общие черты современной войны: маневренность, широкое применение автоматического оружия, прочность оборонительных сооружений, сложную систему и взаимодополняемость всех видов огня. Короче, не абсолютизируйте приобретенный опыт. Я в свое время убедился, насколько особенности боевых действий против Колчака на зауральских и сибирских просторах отличались от характера борьбы с басмачеством в Туркестане.
      Эти мудрые слова я не раз вспоминал впоследствии. За службой же генерала Козлова внимательно следил и радовался его успешному продвижению. Через некоторое время Дмитрий Тимофеевич стал начальником Главного управления ПВО Красной Армии, а затем командующим войсками Закавказского военного округа. В этой должности он и встретил Великую Отечественную войну.
      Вместо Д. Т. Козлова к нам прибыл генерал-майор Ф. Д. Рубцов, тоже опытный военачальник. Будучи старше меня на 11 лет, он успел повоевать в гражданскую войну, добровольно вступив в Красную гвардию еще в 1917 году. Хорошо образованный в военном отношении, он отличался распорядительностью, высокой воинской культурой.
      Я только что перевез семью из Свердловска в Псков, как нам пришлось переехать в Тарту. Но и там мы пробыли очень недолго - последовал приказ о передислокации управления нашего корпуса и корпусных частей в Белорусский Особый военный округ, в город Белосток. Разместившись здесь, мы приняли три дивизии (2, 86 и 113-ю), расположенные вдоль государственной границы от Августова до Замбрува через Осовец и Ломжу. Возглавляли их способные и достаточно подготовленные командиры - полковники М. Д. Гришин, М. А. Зашибалов и X. Н. Алавердов.