Соколову было радостно и покойно рядом с Настей. Он не уставал открывать в ней новые и новые достоинства: тонкий вкус, разумную сдержанность, с какой Анастасия собиралась заводить свой дом. Ему нравилось ее искреннее и доброжелательное отношение к окружающим, стремление сделать им что-то хорошее, уделить частичку душевной теплоты.
      Эти качества Анастасии сразу заметила и горячо расхвалила племяннику Мария Алексеевна. Анастасии тетушка тоже очень понравилась. Ей особенно импонировали народнические взгляды Марии Алексеевны, оставшиеся с молодых лет. Старая, сухая и казавшаяся чопорной дама немедленно оживилась, уронила с носа пенсне и горячо заговорила о справедливости и равенстве, когда они случайно коснулись в разговоре благотворительного концерта в пользу голодающих крестьян, в котором принимала участие и Настя.
      Дома все было хорошо. Согласие и лад царили за первым совместным завтраком новой семьи, никаких признаков мировой катастрофы не ощущалось и в утренних газетах, которые вестовой Иван успел принести как раз к кофе. Алексея насторожили только сообщения из Берлина, в которых говорилось, что высшие руководители германской армии считают положение настолько спокойным, что собираются в отпуск.
      "Германские генералы могут уехать от своей армии только в том случае, если полностью готов мобилизационный приказ и дело завертится и без них", пришло в голову Алексею. Он счел этот признак угрожающим и достойным немедленного обсуждения с Сухопаровым, который замещал его по делопроизводству.
      В час пополудни Соколов входил в свой подъезд на Дворцовой площади. Часовые отсалютовали ему, он не торопясь поднялся по мраморной лестнице до площадки, где стоял бюст Петра и на двух мраморных досках пообочь его были выбиты золотом названия славных побед российской армии. На секунду Алексей задержался, окинув взглядом внушительный список, и заспешил на третий этаж, где в бывшем кабинете Данилова восседал теперь новый обер-квартирмейстер главного управления Генерального штаба генерал Николай Августович Монкевиц.
      Монкевиц ничуть не удивился, увидев полковника, который уже целую неделю был в отпуске. Он знал, что Соколов - настоящий офицер и в чрезвычайных обстоятельствах никогда не оставит своих обязанностей. Генерал готовил доклад на высочайшее имя об убийстве эрцгерцога, и появление начальника австро-венгерского производства было очень кстати.
      - Ваше превосходительство! - обратился Соколов к генералу после взаимных приветствий. - Каковы виды на войну у Сергея Дмитриевича?
      Полковник знал о тесной дружбе генерала с министром иностранных дел Сазоновым и о том, что министр о всех европейских делах непременно советуется с Монкевицем.
      - Его высокопревосходительство Сергей Дмитрич стоит на том, что война на этот раз почти неизбежна... - потер свои седины генерал. - Наши союзники в Париже, как сообщает посол Извольский, весьма и весьма настроены воевать! Если они начнут самостоятельно, мы неизбежно примкнем к ним в силу союзнической конвенции.
      - Но успеет ли получить наша агентура в Срединных державах сигнал о необходимости перехода на вариант работы по военному времени? - озабоченно спросил полковник, который давно уже, со времен Балканских войн, ждал, что Франция будет втягивать Россию в большую европейскую войну с Германией.
      - Сомневаюсь... - раздумчиво протянул Монкевиц.
      - Но ведь это может грозить им арестами и расстрелами, если мы заранее не обусловим связь с агентами, когда прямые почтовые отношения между нами будут прерваны, - забеспокоился Алексей. Он живо представил себе чешскую группу - Стечишина, Гавличека, Младу, их друзей и помощников.
      - В нынешних условиях я не могу приказать вам прервать отпуск! - с нажимом вымолвил генерал. - Неизвестна окончательная позиция его величества. Может быть, государь еще сумеет уладить миром конфликт на Балканах, как не захотел он ввязывать Россию в Балканские войны...
      - Стало быть, есть еще надежда? - обрадовался было полковник.
      - Сазонов говорит, что очень мало... - важно передал слова министра Монкевиц и, закосив глазами, повернул разговор в русло, выгодное ему. - А как ваши агентурные организации в Австро-Венгрии, Алексей Алексеевич? Они снабжены инструкциями и адресами на случай войны?
      - В принципе да, Николай Августович, - уверенно ответил Соколов, но тут же добавил: - Меня только очень беспокоит организация Стечишина. После провала Редля* я ее законсервировал на некоторое время. Но очень ценный агент - вы помните, это он быстро прислал нам записи бесед Конрада фон Гетцендорфа и фон Мольтке в Карлсбаде - находится сейчас под угрозой провала из-за своей активности. Я, кстати, собирался его вызвать под удобным предлогом в Италию, где сам намеревался провести с женой отпуск. Но теперь, полагаю, с ним невозможно будет встретиться нигде, кроме Вены или Праги, куда он может выехать к родственникам.
      ______________
      * Полковник австрийского генерального штаба, создатель службы контрразведки Дунайской монархии, Редль в 1913 году был разоблачен как агент русской разведки.
      Монкевиц отвел косящие глаза в сторону и забарабанил, по зеленому сукну стола кончиками пальцев. Он явно задумался о чем-то своем, не служебном. За окном белесое небо источало жар.
      Соколов размышлял. Тревога за Гавличека, Филимона и Младу все больше охватывала его. Инструкции на случай чрезвычайных обстоятельств были направлены группе уже давно - накануне первой Балканской войны. Прошло почти два года, какое-то из звеньев могло устареть и подставить под удар всю организацию.
      Надо ехать самому - напрашивалось решение. А это значит, что Настя останется в одиночестве бог знает на сколько недель, а может быть, и месяцев! И это теперь, когда так счастливо началась жизнь...
      Голос сердца подсказывал один за другим аргументы против поездки, но голос разума сурово напомнил: могут погибнуть замечательные люди, братья. Надо ехать!
      Соколов решительно вторгся в отрешенное молчание генерала.
      - Ваше превосходительство! - официально обратился он к начальнику. Прошу отдать приказ о прекращении моего увольнения в отпуск, а также срочно подготовить необходимые документы для поездки в Прагу и Вену...
      Монкевиц встрепенулся.
      - С богом! Я знал, что ты решишь именно так... - повернул просветлевшее лицо к Соколову генерал. - Когда думаешь отъезжать?
      - Надо немедленно дать через Вену сигнал Стечишину о встрече со связным и с агентом "В-8", предпочтительно в Праге... Послезавтра "Нордэкспрессом" выезжаю в Берлин и Лейпциг, оттуда через Швейцарию достигну Австрии... На пути через Германию надеюсь провести рекогносцировку германской мобилизации: если приказ уже отдан, немцы будут удлинять посадочные платформы, готовя их для войск, да и многое другое спрятать никак нельзя...
      - Алексей Алексеевич! - вздохнул Монкевиц. - Большая надежда на тебя. Не подведи, голубчик!
      - Диспозицию поездки представлю завтра, - четко ответил полковник и поднялся уходить. Генерал еще раз вздохнул и пошел провожать подчиненного до дверей кабинета, что он делал в исключительных случаях.
      ...В полном смятении чувств подъезжал Алексей к своему дому. Его ждала самая прекрасная женщина мира - его жена, а он везет ей известие о своем спешном отъезде! Как объяснить Насте невозможность ехать вместе, как сообщить ей о полной неопределенности сроков возвращения? Как, наконец, устроить ее жизнь на то время, пока он будет в отсутствии? Эти и десятки других вопросов терзали Соколова до тех пор, пока он не поднялся к себе в квартиру.
      Настя встретила его в прихожей. Она, наверное, выглядывала из окна, ожидая, догадался Алексей. По виду мужа Анастасия все поняла и решила быть ему поддержкой и опорой.
      - Милый, наша поездка откладывается? - стараясь быть как можно спокойней, спросила Настя.
      Алексей молча кивнул головой. Настя подошла и обняла его. Они простояли так несколько минут, и Алексей никак не мог начать свое печальное сообщение.
      - Тебе очень плохо? - спросила Настя.
      - Да, очень! - вздохнул он. - Я должен послезавтра уехать...
      - Надолго? - словно выдохнула Анастасия, и у нее внутри все оборвалось. Но тут же она вновь взяла себя в руки и усилием воли подавила готовую вспыхнуть панику.
      - Вероятно, да!
      - Поездка для тебя опасна? - подняла Настя на Алексея глаза, полные слез. Он решил слукавить.
      - Что ты, родная! Это вроде путешествия на воды, когда болен: скучно, глотаешь какую-то гадость и ждешь не дождешься отхода обратного поезда...
      Он поцеловал глаза Насти и ощутил на губах солоноватый вкус ее слез.
      - Начнем готовиться к твоему путешествию, - поддержала Настя его нарочито веселый тон и повлекла мужа в гостиную, чтобы составить список вещей, которые он должен взять в дорогу. До отъезда оставалось 48 часов.
      Две ночи, остающиеся до среды, Соколов не сомкнул глаз. Виною был совсем не полуночный свет, разлитый в природе. Слились воедино заботы о Насте, волнение о предстоящей сложной операции, предчувствие огромных событий, надвигающихся на Европу...
      Когда, сморенная сном, жена засыпала, разметав по подушке густые и длинные пепельно-платиновые волосы, Алексей без сна лежал часами, боясь пошевелиться, не сводя глаз с дорогого лица.
      Алексей старался насмотреться впрок. Иногда ему казалось, что еще можно отменить поездку, как-нибудь списаться со Стечишиным и Гавличеком, передать им уточненные инструкции через кого-нибудь из консульских или посольских чинов. Но он представлял, как австрийская контрразведка идет по следу его друзей и соратников, а он хочет отсидеться в тепле и уюте своего гнезда, и волна стыда окатывала его.
      В среду, в 6 часов вечера "Нордэкспресс" уносил от Варшавского вокзала полковника Соколова. В глазах Насти, без сил оставшейся стоять на дебаркадере, сквозь слезы расплывались контуры исчезающих зеленых вагонов.
      21. Чекерc, июль 1914 года
      Милях в двадцати на северо-запад от Лондона, среди пологих холмов Бекингемхэмпшайра, покрытых лоскутьями полей, огражденными каменными изгородями, чуть в стороне от больших дорог, уютно расположилось поместье лорда Ли Фэйрхэмского. Небольшой дворец готической архитектуры времен Тюдоров окружен флигелями различных хозяйственных назначений и стоит на том самом месте, где в тринадцатом веке находился дом основателя усадьбы сэра Генри Скаккарио Эксчекерского.
      Последний хозяин дворца, лорд Ли, подарил свое поместье государству, дабы оно стало загородной резиденцией премьер-министра кабинета его величества. Богатый лорд хотел хоть таким способом войти в историю своей страны, но в первые десятилетия после своего щедрого акта не много преуспел в этом, ибо местопребывание премьера вне Лондона было известно до конца пятидесятых годов нашего века только узкому кругу посвященных лиц...
      Первый июльский уик-энд* принес Британии великолепную погоду. Мягкое солнце задолго до полудня просушило ровно подстриженные лужайки для гольфа в четверти мили от старого чекерского дома. Кое-где газонокосилка прошлась только несколько часов назад. В неподвижном воздухе стоял еще резкий и свежий аромат травы.
      ______________
      * Буквально: конец недели, суббота, воскресенье.
      Три джентльмена в костюмах для гольфа и в сопровождении мальчиков, несущих сумки с клюшками, приблизились к лужайке. Впереди всех шел прямой и поджарый лорд Асквит, своей характерной загребающей походкой словно плыл министр иностранных дел сэр Эдуард Грей, чуть сзади энергично ступал сутулый рыжеватый первый лорд Адмиралтейства сэр Уинстон Черчилль.
      Джентльмены недавно окончили первый завтрак, их щеки румянились от чудесной погоды и старого портвейна. Достигли старта, и, пока кэди* устанавливали мячи, спортсмены принялись выбирать клюшки, каждый из своей сумки.
      ______________
      * Мальчики, помогающие игрокам в гольф.
      Сэр Герберт, как и полагается премьеру, сделал первый удар. Его мячик не долетел несколько ярдов до лунки, что свидетельствовало о хорошей спортивной форме Аксвита.
      Сэр Эдуард выбрал не ту клюшку, и его мяч плюхнулся где-то посредине между стартом и лункой.
      Энергичный и молодой сэр Уинстон, недавно влюбившийся в гольф, от избытка сил метнул свой мячик далеко в сторону от лунки.
      Партия началась. Теперь можно было и поговорить.
      - Господин премьер-министр! - нетерпеливо начал Черчилль. - Вчера шеф Интеллидженс сервис* закончил доклад для членов кабинета об обстоятельствах покушения в Сараеве...
      ______________
      * Британская разведка.
      - Я знаком с этим документом... - вклинился сэр Эдуард. Однако по присущей ему привычке говорить и ничего не сказать продолжать не захотел.
      Напористый сэр Уинстон не стал огрызаться на министра иностранных дел, хотя ему очень хотелось задать тому трепку.
      - Боюсь, что директор Ай-Си приготовил в своем докладе сюрприз для слишком широкого круга людей, - изрек он.
      - Что вы имеете в виду? - насторожился Асквит.
      - Из его доклада можно сделать вывод, сэр, что агенты британского правительства принимали участие в организации покушения на наследника престола Австро-Венгрии! - четко сформулировал свой ответ Черчилль и добавил: - Заседание кабинета министров - не та аудитория, где можно открывать самые сокровенные тайны имперской политики!
      - Не находите ли вы, сэр Эдуард, что это опрометчиво? - повернулся Асквит к Грею.
      В это время джентльмены приблизились к мячу министра иностранных дел. Теперь Грей оказался более удачлив. Его мяч запрыгал поблизости от первой лунки. Игроки все вместе направились к деревьям, под которыми покоился мяч сэра Уинстона.
      - Я бы сказал, сэр, - ответствовал Грэй, - что достопочтенный директор Ай-Си несколько перестарался...
      - В каком смысле? - бросил вопрос Асквит, хорошо зная манеру разговора министра иностранных дел.
      - В смысле откровенности, сэр! - уточнил Грей. - К тому же, как нам хорошо известно, решающую роль сыграли в этой драме господа, находящиеся на германской службе...
      - Кто еще знает об этом? - решил уточнить премьер-министр, обращаясь к Черчиллю.
      - О существовании заговора против эрцгерцога знали некоторые члены кабинета Сербии, - обнаружил свою осведомленность сэр Уинстон. - Премьер Пашич еще в середине мая, то есть за полтора месяца до выстрелов, приказал усилить пограничный контроль между Сербией и Австрией и по неофициальным каналам информировал Вену об опасных антиавстрийских замыслах в Сараеве.
      - И какие меры приняли в Шенбрунне? - с удивлением спросил британский премьер.
      - Как ни странно, никаких! - ответил министр.
      - Чем вы это объясните, сэр Уинстон?
      - Очевидно, кто-то доставил престарелому императору Францу-Иосифу успокоительную информацию. Похоже на то, что в окружении монарха имелись люди, заинтересованные в трагической неожиданности. Под их влиянием были спешно назначены маневры в Боснии. А ведь известно, что в Сербии эти маневры расценивали как прелюдию к нападению. Более того, сама дата прибытия Франца-Фердинанда в Сараево была выбрана явно не случайно. В этот день сербы отмечают годовщину трагического события в своей истории - битву на Косовом поле. Их разбил тогда турецкий султан Мурад, и Сербия на много веков попала под турецкое иго... - демонстрировал сэр Уинстон недюжинные познания в истории. - Кстати, сэр! Султан Мурад был убит сербским воином Милошем Обиличем, который стал национальным героем своего народа. Экзальтированные юноши, участвовавшие в покушении на австро-венгерского наследника, хотели стать современными Обиличами...
      В разговор вмешался Грей.
      - Нашим дипломатическим агентам на Балканах также показалось весьма странным, что не было принято никаких дополнительных мер предосторожности и после того, как в автомобиль эрцгерцога была брошена бомба. Программа продолжалась, как было объявлено ранее... Судьбе явно кто-то помогал из Вены.
      - И вы не знаете кто? - неожиданно язвительно спросил Асквит, посмотрев на Черчилля остро и почти недружелюбно.
      В этот момент, повинуясь логике игры, Черчилль полез в канаву под деревьями, куда закатился его мяч. Резким ударом Черчилль выбил мяч к ногам премьера.
      Когда по траве запрыгал мяч сэра Уинстона, сэр Герберт молча повернулся и направился к своему мячу. Спокойно и неторопливо он прицелился и легким толчком послал белый шарик в лунку. Затем с видом триумфатора премьер оперся на свою клюшку и стал поджидать партнеров, мячи которых также были подогнаны почти к цели.
      Когда Грей и Черчилль приблизились, Асквит продолжил деловой разговор.
      - Джентльмены! Примите меры, чтобы с докладом Ай-Си были ознакомлены, кроме вас, только мистер Ллойд Джордж и, разумеется, его величество. Упаси бог, если кому-либо еще станет известно, что какие-то чиновники британского правительства причастны к сараевскому убийству или знали о нем и не предотвратили злодеяние! - лицемерно изрек премьер-министр. - Лично я не желаю более ничего слышать об этом коварном преступлении, да вознесет господь души эрцгерцога и его супруги...
      - Мы позаботимся об этом, сэр! - пообещал министр иностранных дел, и было непонятно, что именно он имеет в виду - молчание разведки или вознесение душ. - Полагаю, милорд, что в связи с трагическим инцидентом следовало бы наметить основные линии британской политики. Ближайшие недели обещают быть весьма бурными...
      - Полагаю, что на Балканах начнется схватка, которая будет нам весьма кстати! - прямолинейно брякнул Черчилль. Ему удалось загнать мячик в лунку, и он победоносно смотрел теперь на Грея. Министр подогнал свой мяч к самому краю лунки и изогнулся для решающего толчка.
      - Сэр Уинстон прав - это выгодный момент для начала войны! - убежденно высказался сэр Герберт. - Германия жаждет утвердиться на Балканах и вытеснить нас и французов из Турции и с Ближнего Востока. Она готова к войне с Францией и Россией. Вместе с тем ее большая морская программа еще не завершена и кайзер надеется на наш нейтралитет...
      Сэр Эдуард выпрямился, так и не сделав удара.
      - Мы не можем позволить себе отсрочку войны, джентльмены! - решительно произнес он. - В противном случае Россия слишком утвердится в Персии, укрепится в Средней Азии, приблизившись к Афганистану и Индии... К тому же, если при русском дворе одержит верх немецкая партия и Россия забудет про свои союзнические обязательства Франции, Британская империя окажется на грани больших неприятностей. Как можно скорее мы должны столкнуть Россию и Францию с Германией и Австрией.
      - Вы глубоко правы, достопочтенный сэр! - с чувством изрек морской министр. - Пока Россия и Франция будут обескровливать себя на полях сражений с Германией, мы должны стоять в стороне и помогать союзникам только нашим флотом, ведя морские операции по истощению центральных держав. Когда же все стороны настолько ослабеют, что не смогут протестовать, мы продиктуем им свои условия!..
      Между тем кэди приготовили мячи для продолжения игры. Джентльмены прервали на несколько минут обсуждение политических задач. Но вот белые твердые комочки резины со свистом улетели к следующей лунке. Спортсмены мгновенно превратились в членов кабинета.
      - Боюсь, однако, что кайзер не захочет начинать большую войну, если узнает о непременном нашем участии в ней! - вернулся к теме министр иностранных дел.
      - Морская разведка также располагает подобными сведениями, - лаконично добавил Черчилль.
      - Джентльмены! Я мог бы предложить следующую тактику, которая была бы весьма действенна для втягивания Германии в большую войну, - сообщил лорд Асквит, равномерно вышагивая по газону. - Правительству и дипломатическим представителям следует до последнего момента - пока Германия и Франция, Австрия и Россия не войдут в необратимый конфликт - производить впечатление, что Британия останется в любом случае нейтральной, что мы стоим выше всей этой ссоры... Когда же война разгорится вовсю, мы начнем воевать на море, направив во Францию лишь такой экспедиционный корпус, какой не позволит французам лишить нас плодов победы.
      - Мистер премьер-министр глубоко прав! - поддержал Асквита Черчилль. Более того. Наш экспедиционный корпус можно отправлять во Францию только тогда, когда боши уже несколько обескровят ее.
      - Вы забыли русский "паровой каток", который способен достичь Берлина за две-три недели! - вмешался в разговор Эдуард Грей. - И вообще, примите во внимание неисчислимые людские резервы этого колосса на Востоке. Иногда мне становится дурно при мысли о всех этих массах пушечного мяса, которое может в один прекрасный момент прозреть и повернуть штыки против нас!..
      От досады сэр Эдуард так сильно ударил свой мяч, что он улетел за каменную изгородь. Кэди побежал разыскивать белый шарик в некошеной траве. Упрямый спортсмен-министр отправился туда же своей характерной походкой.
      - Из русского "парового катка" нужно выпустить пар вместе с кровью! - с неожиданной ненавистью крикнул вслед Грею морской министр. Сэр Герберт, прицеливаясь к своему мячу, с одобрением подумал о молодом первом лорде Адмиралтейства. Премьер предрекал, что с таким темпераментом и имперской страстью он далеко пойдет в политике, где напористость иногда заменяет ум и талант. А здесь явно имелся и ум.
      - Не нужно так волноваться, мой друг! - покровительственно изрек Асквит. - Вы правы в том отношении, что если Россия выйдет победительницей из этой войны, то перспективы Британии в Европе и Азии будут весьма мрачными. Балканы практически превратятся в вассальную провинцию Российской империи: за счет Богемии, Моравии, Словакии и других славянских областей, находящихся ныне под короной Габсбургов, славянская махина еще больше увеличится; захватив Босфор и Дарданеллы, Петербург выведет русский военный флот в колыбель европейской цивилизации - Средиземное море.
      - Еще опаснее, если Россия осуществит эти цели без войны, - перебил довольно невежливо своего премьера морской министр, - в результате дворцовых переворотов во всех этих мелких и диких балканских княжествах, сговорившись с Вильгельмом за наш счет. Русский царь станет диктовать свою волю Европе, как когда-то это делал Александр I. А потом - России вовсе необязательно овладевать Персией. Сделает она ее своим прочным союзником - великая и могучая Британская империя со всеми нашими жемчужинами превратится в разрезанный надвое организм! Нет! Любой ценой мы должны именно сейчас столкнуть Россию с центральными державами, ослабить их до такой степени, чтобы они и подумать не могли о каком-то ущемлении британских интересов!..
      Над головами игроков просвистел, словно пуля, мяч.
      - Итак, джентльмены! Мы все - за немедленную и спасительную для Британии европейскую войну! - резюмировал появившийся вслед за своим мячом сэр Эдуард Грей. - Ну что ж! Наша дипломатия готова приложить к этому все усилия...
      - Что касается британского флота, то я отменяю ежегодные маневры и приказываю провести пробную мобилизацию, в ходе которой Гран-Флит придет в боевую готовность!..
      - А я, джентльмены, буду молить бога простить мне мои прегрешения, если они есть! - с постной миной завершил политическую часть беседы премьер.
      Партнеры перешли на более легкомысленные темы, энергичнее заработали ногами и клюшками. Белые мячи полетели к лункам. Чисто английский уик-энд принял обычные традиционные формы. С войной было решено.
      22. Северное море, июль 1914 года
      Повелитель Германской империи кайзер Вильгельм при всей немецкой личной экономности и бережливости тратил большие государственные деньги на придание особого блеска своему двору. Двор должен был потрясать правителей и министров чужих стран могуществом и величием императора, многочисленностью челяди и роскошью дворцов.
      600 комплектов парадных ливрей хранилось в кладовых дворца. Самих же слуг было столько, что частенько они болтались без дела по Берлину. Принадлежности дворцового стола оценивались в два миллиона марок. Около 200 экипажей ежедневно обслуживали придворных - обер-гофмейстерину, придворных дам, генерал- и флигель-адъютантов, директоров департаментов, обер-гофмаршала и прочих.
      Каждый день двора был похож на праздник, наполненный яркими красками и пышными представлениями. Но великому кайзеру все быстро надоедало. Он утолял свою жажду внешних эффектов и популярности путешествиями или торжественными выездами, когда толпы народа глазели на него, как на циркового слона. Лучше всего он чувствовал себя на борту любимой яхты "Гогенцоллерн". Ритмичный стук судового двигателя словно баюкал императора, плеск воды о борта успокаивал нервную систему, а морской ветер, напоенный солью и свежестью, немного кружил голову. Курсы плаваний "Гогенцоллерна" под штандартом отдыхающего императора были довольно однообразны - норвежские фиорды Северного моря или солнечная весенняя Адриатика, где Вильгельм приобрел остров Корфу и выстроил на вершине горы дворец с просторными солнечными залами.
      Июльский маршрут 1914 года не должен был отличаться от обычного и вызывать чьи-либо подозрения. Нельзя было также далеко уходить от главных сил германского флота. "Гогенцоллерн" готовился крейсировать в Северное море.
      Днем 6 июля императорский поезд из 12 вагонов медленно втягивался в лабиринт путей военной гавани Вильгельмсгафена. Состав подали на пирс, где перед строем почетного караула в полной парадной форме замерли пятидесятилетний командующий Флотом открытого моря адмирал Ингеноль и его помощник контр-адмирал Хиппер.
      В лучах яркого солнца купались надстройки, скошенные трубы и мачты императорской яхты, на которой уже приготовились поднять личный штандарт императора рядом с военно-морским флагом империи. Опытный машинист остановил вагон монарха напротив ковра, на котором Вильгельм должен был принять рапорт адмирала. Поодаль, прижатые оцеплением моряков к кормовым трапам пришвартованных миноносцев, почтительно обнажили головы горожане, пришедшие приветствовать обожаемую особу его величества.
      Оркестр грянул императорский марш, толпа заорала "Хох!", когда на ступеньках площадки показался Вильгельм. Его сопровождали начальник морского генерального штаба адмирал Поль и начальник морского кабинета кайзера адмирал Мюллер. Командующий флотом не удивился, когда не увидел всегда сопровождавшего императора морского министра. Ему уже сообщили, что его высокопревосходительство адмирал фон Тирпиц убыл "на охоту" в Тюрингский лес.
      Рапорт и приветствие не заняли много времени. По красной ковровой дорожке Вильгельм приблизился к трапу "Гогенцоллерна", пригласив адмиралов следовать за собой.
      Хозяин и гости прошли на императорскую палубу, и пока ее величество в сопровождении двух любимых фрейлин переходила из вагона на корабль, император провел небольшой военный совет.
      - Господа, в силу важной дипломатической необходимости я отправляюсь в путешествие по фиордам Норвегии. Однако прошу иметь в виду, что вскоре в империи будет объявлен кригсгефарцуштанд*. Мы должны быть готовы начать борьбу с легкомысленными французами и коварной нацией обманщиков - Англией. Привести в боевую готовность Флот открытого моря и вспомогательные эскадры... - Кайзер повернулся к адмиралу Полю и продолжал отдавать команды: - Предупредите адмиралов Сушона в Средиземном море и Шпее в Китае, что обстановка внушает тревогу. Однако в их распоряжении остается примерно три недели, и они смогут принять меры предосторожности... Вам всем, господа, надлежит проверить готовность секретных баз в уединенных пунктах нейтральных стран по приему наших крейсеров и снабжению их топливом и боезапасом, Вильгельм был в экстазе, волнение не оставляло его уже несколько дней. Слушатели это чувствовали. Нервность императора понемногу передавалась морякам, они начинали осознавать важность предстоящих дней, ради которых император и фон Тирпиц работали долгие годы, терпя критику левых в рейхстаге, добиваясь новых ассигнований на военно-морской флот, форсируя строительство его боевых сил и военно-морских баз...
      ______________
      * Состояние военной опасности.
      Император между тем продолжал набрасывать основы стратегии германского флота, построенные на том факте, что для разгрома Франции потребуется всего три-четыре недели. Вслед за падением Парижа сухопутная армия должна будет передислоцироваться против России и разгромить этого союзника Франции. Тогда военно-морская сила Германии будет значительно увеличена за счет первоклассных кораблей русского флота, взятых в контрибуцию, и обрушится со всей тевтонской мощью на этих британских мерзавцев! Теперь или никогда!..
      Адмиралы молчали, потрясенные приближением момента, который должен был увенчать их славой. Вильгельм поднялся с кресла, закрывая военный совет.
      - Эскадры вывести в Северное море для последнего мирного учения! "Гогенцоллерн", как всегда, сопровождают два миноносца для поручений. Связь шифром по искровому телеграфу! С нами бог! Он покарает Англию!
      Адмиралы покинули борт яхты и, стоя на пирсе, ждали, когда "Гогенцоллерн" отвалит. Вильгельм подошел к леерам. Его душа вибрировала в унисон с палубой, под которой тысячесильная машина набирала мощь и проворачивала винты. "Скоро начнется наш марш к триумфу!" - ликовал кайзер. Били литавры, и пронзительно свистели дудки оркестра, трещали барабаны, возбужденно ревела толпа.
      Кайзер опирался правой рукой о поручень, его усы грозно топорщились; он представил себя на боевом мостике флагманского линкора, добивавшего огнем орудий главного калибра жалкие остатки британского Гранд-Флита. Необыкновенное воодушевление, воцарившееся в его душе после получения известия об убийстве эрцгерцога, несло его, словно по воздуху.
      "Гогенцоллерн" проходил мимо дредноутов и крейсеров с выстроенными на палубах четкими линейками матросов. Над рейдом неслись звуки оркестров, грозные крупповские орудия подняли свои жерла. Скоро они пошлют тонны металла и взрывчатки не против дощатых мишеней, а в живую плоть британского флота.
      Долго, пока мог видеть, кайзер не отводил взора от стройной линии боевых кораблей Флота открытого моря, его любимого детища и честолюбивой надежды.